Бумажная клетка

Глава 3 Скелеты в шкафу

Александр Николаевич Гранидин в эпоху социализма был партийным функционером, в эпоху построения капитализма стал крупным бизнесменом. Пока большинство населения радовалось свалившемуся ему на голову халявному богатству в виде ваучера и решало мучительный вопрос: стоит ли приватизировать одну-единственную на всю семью квартиру в пятиэтажной хрущевке, Александр Николаевич занял место у трубы, газовой или нефтяной – не важно. Для большинства людей перестройка в нашей стране оказалась неожиданной, что-то вроде стихийного бедствия. И только избранные, вроде Александра Николаевича Гранидина, владели самым большим на те времена богатством – связями и информацией. К началу этой акции они заранее подготовились.

Сознаюсь своему читателю, когда в молодости я читала книги о гражданской войне, мне всегда было очень жалко белогвардейцев. Грубые, но справедливые красные симпатии почему-то не вызывали. Я всегда сочувствовала купцам или дворянам, лишившимся не только родины, но и всего нажитого ими имущества, экспроприированного коммуняками. И бальзамом на душу была вскользь оброненная автором фраза: «Незадолго до революционных событий он перевел за границу все свои капиталы».

Александру Николаевичу не надо было переводить капиталы. Их у него не было. Зато с перестройкой появилась реальная возможность заработать. Надо сказать, что в этом он весьма преуспел. Система рухнула, но друзья остались. Уголовный кодекс тоже остался, но на некоторые его статьи временно был объявлен мораторий, только это не афишировалось. Тот, кто об этом догадался да подсуетился, пошел в гору. Кто смел, тот и съел. Помните детский стишок: «Мистер Твистер, бывший министр, мистер Твистер миллионер, владелец заводов, газет, пароходов…»? Ключевыми, на мой взгляд, здесь являются два слова: «бывший министр». Бывший партийный работник, бывший комсомольский работник… Другое время, другие действующие лица, иное местоположение, но суть та же.

К началу нового тысячелетия Александр Николаевич Гранидин стал одним из самых богатых и влиятельных бизнесменов страны. При взгляде на его особняк на пресловутой Рублевке Пульхерия почему-то подумала: «Папуля не отличается особой оригинальностью: высокий забор, глухие ворота – все в стиле «что хочу, то и ворочу». Эту Рублевку следовало назвать Долларовкой». Бессмысленная роскошь обстановки произвела на нее удручающее впечатление: она свидетельствовала о полном отсутствии эстетического вкуса у хозяина. Чугунные лошади, фарфоровые собаки, картины в золоченых рамах, турецкие светильники, диваны из «Икеи», занавески из синтетики. Как только Пульхерия переступила порог, у нее тут же заболела голова и появилась безумная мысль повернуться и уйти прочь. Но к ним уже спешил сам хозяин. Невысокий, коренастый, скорее даже приземистый, Александр Николаевич имел широкие плечи, широкий рот и широко расставленные бесцветные глаза. Пульхерия подумала, что он похож на жабу, хитрую и опасную. Гранидин-старший широко улыбался, обнажая в улыбке шикарные фарфоровые зубы, а глаза его, серьезные и внимательные, настороженно осматривали гостью с головы до ног.

– Очень рад с вами познакомиться, – сказал он радушным тоном.

Пульхерия не была рада знакомству, но в ответ тоже улыбнулась.

– Очень хорошо, что вы не являетесь охотницей за чужими деньгами. – Александр Николаевич сразу взял быка за рога.

– С чего вы взяли? Вдруг я искусно маскируюсь?

– Вы?! – Хозяин дома громко рассмеялся. – Вы не охотница, обычно такие женщины, как вы, являются жертвами. Любители обилия женской плоти вам, вероятно, проходу не дают?

Пульхерия поморщилась – эта тема ей не нравилась.

– Ваш сын меня стережет.

– Мой сын? – Александр Николаевич опять громко рассмеялся.

Его смех отозвался в голове Пульхерии тупой болью. Она опять поморщилась.

– Что вы все время морщитесь? – На лице Гранидина не осталось и тени улыбки.

– Голова болит.

– Герман, принеси своей подружке таблетку от головной боли, – приказным тоном сказал хозяин.

Герман тут же исчез. Слово «подружка» покоробило Пулю. «Тем самым он хотел подчеркнуть несерьезность наших с его сыном отношений или намекает на то, что не позволит им стать более серьезными, – подумала она. – А может, он просто провоцирует меня, хочет завести? В таком случае постараюсь ему не отвечать».

Вернулся Герман с таблеткой аспирина.

Входная дверь открылась, и вошел его компаньон по бизнесу Павел Медведев. Он держал под руку очаровательную женщину с фигурой, как у статуэтки, кукольным лицом и белокурыми кудряшками. Ее фиалковые глаза взирали на мир с веселым любопытством. Это была жена Павла Даша. Она понравилась Пульхерии сразу и безоговорочно. Пуля простила ей даже чрезмерное обилие бриллиантов на хрупкой фигурке. Даша и Паша оказались очень красивой парой, правда, красота Павла была несколько женственной: стройная фигура, не отягощенная мускулами, волнистые каштановые волосы до плеч, томный взгляд из-под густых ресниц, полные чувственные губы – все это Пульхерия не относила к разряду мужских достоинств, но он был весел, остроумен, хотя и несколько циничен. Пульхерия заметила, что папаша Гранидин тоже откровенно любуется парочкой.

Даша тут же взяла над Пульхерией шефство. Она подхватила ее под руку и, мило улыбаясь, дружелюбно заявила:

– Я покажу Пульхерии Афанасьевне дом.

– Если можно, то просто Пульхерии, – смущенно попросила та.

– Он тебя совершенно не стоит, – горячо прошептала Даша, без церемоний переходя на «ты».

– Кто?

– Да Герман твой! – заявила Даша, с презрением оттопыривая нижнюю губу, и, схватив Пулю за локоть, решительно повела в другую комнату. – Ты действительно хочешь осмотреть этот гроб на колесиках?

– Какой гроб?

– Да дом этот гребаный! Папаша Гранде заставил дерьмом все комнаты, а мы должны восхищаться его «тонким» вкусом. Эта деревенская роскошь действует на меня, как красная тряпка на быка. Например, за эту лошадь с крыльями старый осел заплатил сумму, равную годовому бюджету небольшой больницы.

– Это не лошадь, а Пегас, – машинально поправила Пуля.

– Тот же самый хрен, только вид с боку! Давай лучше покурим. У меня травка есть. Хочешь?

Открыв изящный золотой портсигар, полностью набитый самодельными папиросками, она прикурила от красивой золотой зажигалки и протянула портсигар Пуле.

Пульхерия отрицательно покачала головой.

– Может, ты хочешь коксу?

– Чего?

– Кокаин, экстази или что-нибудь еще? – с невинным выражением лица поинтересовалась Даша.

Пульхерия с испугом взглянула на нее.

– Да я пошутила, – рассмеялась она. – Забей и не парься. Травка – это максимум, на что я способна. Надо же как-то расслабляться. Иначе в этом паноптикуме свихнешься.

Кукла Барби оказалась девочкой испорченной и циничной. Через десять минут Пуля знала почти обо всех здешних «скелетах».

Жена Александра Николаевича умерла семь лет назад от лейкемии. Младшего сына Григория папаша слепо обожал и внушал, что ему доступна любая женщина. Он чрезмерно баловал его, исполняя все прихоти и прощая любые шалости. Гриша учился в университете и, благодаря стараниям преподавателей, с трудом переполз на третий курс. Папаша щедро оплачивал эти старания: декан факультета уже достраивал дачу и горячо благодарил судьбу за такого замечательного студента. Все свободное время, которого было намного больше всего остального, Гриша проводил, тусуясь с такими же бездельниками, как и он. Впрочем, он по-своему был добр и бескорыстен – если его это не сильно напрягало.

Германа отец в душе презирал, хотя тот был полной противоположностью брату. Окончив университет, заявил отцу, что хотел бы заниматься семейным бизнесом. Александр Николаевич отнесся скептически к этому заявлению, но работу все же предоставил. Вскоре предприятие, которым управлял Герман, прогорело. Герман играл только по правилам и слышать не хотел о пресловутых «понятиях». Он платил работникам зарплату только по ведомости, честно выплачивал налоги государству. Развалив еще пару предприятий, начисто утратил все свои идеалы и в конечном итоге оказался управляющим салона эксклюзивных автомобилей. Заместителем его Александр Николаевич назначил Павла Медведева. Работа непыльная, если учесть, что за год продавалось не более двухсот автомобилей. Да и то зачастую покупали их люди, которые хотели Гранидину-старшему оказать какую-либо услугу. Иначе говоря, через этот салон давались в завуалированном виде взятки или отмывались деньги от незаконных операций.

– Накануне дня рождения папаша Гранде намекает парочке воротил, что желал бы иметь в качестве подарка что-нибудь из новых поступлений. Иногда нам удается продать один и тот же автомобиль два, а то и три раза.

– Как это?

– Покупатели обычно не спрашивают документы. Герман и Паша заверяют их, что подарок будет вовремя доставлен по назначению. От Александра Николаевича только требуется поблагодарить дарителей, что он и делает.

– И он в курсе? – удивилась Пуля.

– Это была его идея. Папаша Гранде у нас большой затейник по части отъема денег у населения.

– Почему ты так его называешь?

– А кто же он? Папаша Гранде и есть. – Даша, понизив голос до шепота и округлив глаза, неожиданно заявила: – К твоему сведению, он уморил жену…

– Не может быть!

– Еще как может! Пожалел денег на пересадку костного мозга. «Я не могу взять деньги из оборота, мне предстоит серьезная сделка». Козел! А времени было в обрез. Но вообще-то после смерти жены он изменился в лучшую сторону. Во всяком случае, на себя любимого да на Гришеньку теперь денег не жалеет. Кстати, ты знаешь, что у твоего жениха есть шестилетняя дочь?

На этом самом интересном месте в комнату заглянул Герман и сказал, что всех зовут к столу.

В залитой светом столовой всего было слишком – еды, напитков, хрусталя, серебряных приборов. И очень досаждал Пульхерии Гриша. За ужином он сидел по правую руку и, не обращая внимания на брата, напропалую ухаживал за ней, пытаясь обольстить своим шармом. Пульхерия понимала, что он делает это лишь с одной целью: досадить Герману. Ее злила эта никчемная игра, а Германа она, похоже, совершенно не трогала. Владел всеобщим вниманием Павел Медведев. Как искушенный дипломат, он отпускал шуточки или рассказывал анекдоты. Александр Николаевич громко над ними смеялся, с умилением смотрел в сторону Гриши и совершенно не обращал внимания на старшего сына. Пульхерия понимала чувства Германа. Он наверняка ощущал себя неинтересным, нудным и скованным. Попытался рассказать анекдот, но никто, кроме Пульхерии, его не слушал. Пуля улыбалась ему, и он улыбался в ответ. Зная, что Герман чувствует себя несчастным, и желая его подбодрить, она прижалась бедром к его бедру, сжала рукой острое колено. В ответ волна дрожи прокатилась по телу Германа. С удивлением она отметила, что впервые у нее эта дрожь ответной реакции не вызвала.

После ужина мужчины закурили сигары и с пузатыми бокалами, наполненными коньяком, стоившим целое состояние, расселись по диванам. Мужской треп был совершенно неинтересен Пуле, к тому же она плохо переносила сигарный дым, но Герман посмотрел на нее умоляюще, и она вынуждена была присоединиться к мужской компании. Краем глаза Пульхерия заметила, что Даша уединилась с Гришей в углу огромной гостиной. Тот что-то самозабвенно говорил, а она с напряженным вниманием слушала, иногда кивая и хихикая. Павел с одним из гостей рассматривал гравюры на стенах гостиной. По версии Гранидина-старшего это были очень старые гравюры и он отвалил за них кучу бабок.

– Папа, ты уже решил, в каком ресторане будем отмечать твой день рождения? – спросил Герман.

Пульхерия с удивлением заметила, что голос его дрожит от волнения.

– Дорогой сынок, можешь не тратить свое красноречие, – со скептической усмешкой, искривившей лягушачий рот, – сказал Александр Николаевич, оставив без внимания вопрос. – Я прекрасно понимаю, почему ты сегодня здесь, но на этот раз я решил не помогать тебе. – Гранидин-старший с высокомерной усмешкой напомнил, что сам вырос в нищете, с невероятным упорством стремился к образованию, с таким же упорством сейчас сколачивает свое состояние. Повторяя избитые истины типа «похвально стоять на собственных ногах» или «в твоем возрасте Гайдар уже полком командовал», он напомнил Герману, что без его помощи даже такое мизерное дело, как автомобильный салон, давно бы уже развалилось. Пора понять, что нельзя бесконечно сидеть у отца на шее.

Пульхерия слушала Александра Николаевича с нараставшим недовольством, что очевидно отразилось на ее лице.

– Вы кто по специальности, уважаемая Пульхерия Афанасьевна? – неожиданно переключил он свое внимание на нее.

– Бухгалтер.

– Вот, Герман, предлагаю взять Пульхерию Афанасьевну к себе главным бухгалтером. Может, она подскажет, как минимизировать расходы и максимизировать доходы.

– У меня уже есть работа, Александр Николаевич. Я сюда не за этим пришла.

– Интересно, зачем же вы пришли? – расплылся в ехидной улыбке Гранидин, но глаза его оставались холодными.

– Вопрос риторический, к тому же бестактный, – выдержав тяжелый взгляд хозяина, ответила Пуля. – Если хотите поупражняться в риторике, давайте выберем нейтральную тему, иначе мы наговорим друг другу колкостей. Если решили отказать своему сыну, так прямо и скажите, зачем же унижать его при мне? Если вы намекаете, чтобы я на ваши деньги не рассчитывала, так мне не двадцать лет, и я давно уже в своей жизни рассчитываю только на себя. А вам, уважаемый Александр Николаевич, стоит уяснить одну простую истину: у каждого человека своя система ценностей. То, что мило и дорого для вас, может быть безразлично кому-то другому.

Пульхерия замолчала и неожиданно заметила во взгляде Гранидина коварное злорадство. До нее дошло, что этот спектакль он устроил для того, чтобы спровоцировать ее, и она, как последняя дурочка, попалась. Его напыщенная речь и маска снисходительного папаши, якобы переживающего за своего сына, были только игрой, частью какого-то темного, извращенного юмора богача. На самом деле просьбу сына он уже выполнил, но ему хотелось на глазах у нее унизить Германа, а ее саму вывернуть наизнанку. И Пуля, сама того не замечая, попалась, сыграла свою роль в его гнусном сценарии.

– Что ж, один-ноль в вашу пользу, Александр Николаевич! – Она устало махнула рукой. – Я подумаю над вашим предложением.

– А я хорошим людям плохих предложений не делаю.

– Не сомневаюсь, – усмехнулась Пульхерия.

То, что он отнес ее к разряду хороших людей, настроение не улучшило. Она понимала, слово «хороший» для Гранидина могло означать все что угодно, только не его истинный смысл. Взглянув на него, она увидела – папаша Гранде от души веселится.

– Можешь не беспокоиться, Герман, я все уладил, – сказал он миролюбиво. – В твоем салоне три человека одновременно закажут «Порш Каррера». Гришенька успешно сдал сессию и перешел на другой курс. Я решил его немного побаловать.

– Извините, Александр Николаевич… – Пульхерия изобразила на лице фальшивую улыбку. – Герман, где в этом роскошном особняке ватерклозет? Я надеюсь, у вас удобства не во дворе?

На Германа было жалко смотреть. Она схватила его под руку и потащила прочь от папочки.

– Срочно покажи мне туалет! Быстрее, быстрее… – подгоняла она его.

Наконец они остались одни.

– Ты в состоянии соображать? – с тревогой спросила она.

– Нет.

– Ну еще бы! Такую тачку подарить этому лоботрясу! Пусть он на ней себе шею свернет!

– Ты с ума сошла! – Герман вышел из ступора. – Гришенька такой бесшабашный. Ему нельзя дарить скоростной автомобиль. Это очень опасно!

– Ты серьезно? – удивилась она. – Тебя совершенно не задело то, что сказал твой папочка?

– Ну, обидно немного. Гриша младший. Его всегда баловали больше, чем меня. Я уже привык.

– Мне кажется, к такому привыкнуть невозможно. Как хорошо, что я у мамы с папой одна.

– Это все зависть! Очень плохое чувство. Грех!

– Ты мне еще про десять заповедей расскажи. Сам-то чего после папиных слов побледнел?

– Тебе показалось. – Герман покачал головой. – Пуляша, я все понял: он перед тобой выпендривался! Хороший знак!

– Что же в нем хорошего?

– Это означает, что ты ему очень понравилась. Причем понравилась настолько, что он Гришке решил такую крутую тачку подарить. В виде компенсации.

– Он меня с машиной сравнил?

– Машина для него – символ высшего качества. Он тебя сравнил с символом высшего качества. Нет, ты ошибаешься, Пуляша! Один-ноль в нашу пользу! – торжествующе воскликнул Герман.

– Как все сложно! – тяжело вздохнула она.

– С моим папой всегда так. Привыкай.

Пульхерия скептически подняла брови:

– Я рада, что ты рад. Это главное.

Когда они вернулись в гостиную, к ней подошла Даша и с улыбкой триумфатора помахала стодолларовой купюрой.

– Мы с Гришкой поспорили, что папаша Гранде откажется помогать Герману. Я утверждала, что при тебе он ему не откажет. И выиграла.

– Да, изучила ты его хорошо.

– Всего лишь женская интуиция.

К ним подошел Гриша.

– Что вам подсказала женская интуиция? – с любопытством спросил он.

– Отвали, – пренебрежительно сказала Пуля.

Даша прищурила свои огромные глаза и с интересом взглянула на нее: даже она не позволяла себе грубить младшему сыну бизнесмена Гранидина. А Гриша лишь самодовольно ухмыльнулся.

– Предменструальный синдром? – проявил он свою осведомленность в женской физиологии.

– Климакс, – вяло огрызнулась Пульхерия.

– Что-то он у вас больно ранний, Пульхерия Афанасьевна.

– Спасибо за комплимент, хотя и весьма сомнительный. Забей. Будем считать, что у меня просто плохое настроение.

– Кто же вам его испортил?

– Твой папочка очень постарался.

– Неужели вас так легко вывести из равновесия?

– Вы с Александром Николаевичем способны вывести из равновесия даже бревно.

– Да, я весь в папочку, – снова самодовольно ухмыльнулся Гришенька, – тоже люблю экспериментировать.

– Смотри, однажды под это бревно попадешь и оно тебя раздавит.

– Лучше умереть под бревном, чем на бревне.

– Чем же лучше? Если исключить сексуальную составляющую, а эту сторону я с тобой принципиально не обсуждаю, ты мне в сыновья годишься, не вижу особой разницы, – усмехнулась Пульхерия.

– В нюансах, Пульхерия Афанасьевна, в нюансах. – Голос Гриши стал бархатным, а глазки как-то по-особенному заблестели. – Умереть под бревном означает стать жертвой обстоятельств, а на бревне… – Он запнулся, подыскивая подходящие случаю слова.

– Ну? Все? Словарный запас иссяк? – насмешливо спросила Пуля. – Малыш, в твоем возрасте надо книжки умные читать, а не глянец листать. Ты сам-то хоть понимаешь, что несешь околесицу?

– Понимаю, – неожиданно согласился Гриша и лучезарно улыбнулся. – Я больше не буду!

– Не зарекайся, – тяжело вздохнула Пульхерия, – будешь, еще как будешь.

Остаток вечера она провела в унынии. Пуля понимала, что если выйдет замуж за Германа, будет еще огромное количество таких вечеров, на которых ей придется чувствовать себя идиоткой. Это называется «ужин с придурком», придурку здесь отводится роль клоуна, над ним потешаются, без него всем скучно. Надо встать и уйти, пусть они сами друг над другом издеваются. Подошел Герман, взял руку и прижал к губам.

– Спасибо тебе, – с нежностью прошептал он, глядя ей в глаза.

Пульхерия не стала уточнять за что, но поняла – порвать с ним она не сможет. Из жалости. По крайней мере, сейчас. Подумала: «Что ж, посмотрим, на сколько меня хватит». Много раз потом, анализируя происходящее, она ругала себя за нерешительность: если бы тогда ушла, все сложилось бы иначе.

К счастью, Александр Николаевич рано ложился спать и вечер, показавшийся Пульхерии бесконечным, закончился в половине одиннадцатого. По дороге Герман держался молодцом. Даже виду не подал, что отец его обидел, фамильная гордость не позволила. Паша с Дашей собирались заехать к Герману, но Даша вдруг заявила, что у нее болит голова. Чтобы добиться своего, она была не слишком оригинальна. Зачем напрягать такую хорошенькую головку, придумывать что-то новое, если можно воспользоваться старым проверенным способом. Паша был с женой сама нежность.

– Бедняжка, надо срочно в постельку! Здоровье – дело святое.

– Павлик, не в этом дело. Папаша Гранде меня утомляет…

Высадив чету Медведевых, Герман с такой мольбой взглянул на Пулю, что у нее не осталось никакого сомнения в том, где ей предстоит провести ночь.