Бумеранги. Часть 1

10

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

Октябрь

18 дней до президентских выборов

Джиллиан мягко ступала по упругому ворсу ковра, который когда-то топтали ботинки самого Рузвельта, и крепко сжимала в руках телефон. Она собиралась вновь окунуться в прошлое, потому что если бумеранги настигли их через шесть лет, то и ответы стоит искать в том же времени и у тех же людей. В тех днях, когда она носила другую фамилию, глотала наркотики и наивно считала себя непобедимой. Постель политика неприкосновенна… Ах, если бы всё было именно так.

Щёлкнув дверным замком личного кабинета, Джил подошла к Баррету и сунула ему в руки смартфон.

– Я хочу, чтобы ты нашёл этих людей, – проговорила она и заправила за уши короткие пряди. Пять лет прошло, а она никак не привыкнет. – Мне неважно, из какой дыры ты их достанешь, но найди всех.

Баррет недоумённо посмотрел на экран, вчитываясь в пять незнакомых имён, а Джил отвернулась и уставилась на голые стены. Наверное, стоило повесить здесь хотя бы пару картин, но Джил нравилось так. Пусто, звонко… никак. Прямо-таки её отражение.

– Энн Кроули, Майкл Мельцер, Джонас Джоа… Джоу… Проклятье! – тем временем зачитывал Баррет.

– Джоуннопулус… – тихо поправила Джил.

– Кто они? – Элвин быстро переписывал в ежедневник фамилии, совершенно справедливо не доверяя ни конфиденциальности сотовой связи, ни собственному телефону.

– Те, кто помогут мне сыграть в обход сделки. И, если повезёт, сделают это до того, как снимки голой задницы моего мужа утекут во всемирную сеть. Слава порнозвезды не то, что я бы для него хотела. И не то, что хотел бы он сам.

– Но…

– Им можно доверять. – Баррет нахмурился, но Джиллиан спокойно пояснила: – Они когда-то работали на меня.

– Это лишние уши и глаза. Не думаю, что посвящать чужих людей в нашу непростую ситуацию мудро, – упорно не сдавался Элвин. Однако Джил усмехнулась и, переступив через собственное отвращение, осторожно дотронулась до его плеча.

– Видишь? – Джиллиан подняла руку и указала на равнодушно мелькавший под потолком огонёк видеокамеры. – Они видят и слышат всё, о чём мы сейчас говорим. Записывают каждое наше слово, анализируют действия.

– Тогда я тем более не понимаю.

Джил покачала головой.

– Можно сколь угодно долго предаваться страданиям, Элвин. Разбираться с последствиями, вести душеспасительные беседы на тему супружеской верности или клятв, но это не решит проблему. Один раз поддавшись на шантаж, мы рискуем навсегда ввязаться в бесконечный круг манипуляций. Сегодня они хотят спасти свои шкуры, завтра – взорвать парочку бомб. Отбрось эмоции в сторону. Бен виноват не в том, что сделал…

– А в том, что позволил себя поймать, – медленно закончил Баррет и прикрыл глаза.

– Верно. Я глава его предвыборной кампании. И только мне решать, что будет хорошо для моего кандидата. Поэтому найди их.

– Но разве наши действия не станут поводом выложить снимки? Вы пытаетесь сыграть на опережение, а это опасно для них.

– Опасно, – согласилась она, а в следующий момент улыбнулась прямо в камеру. – Но им очень нужны документы. Они будут ждать до последнего. Так что… найди их, Элвин.

Джил ткнула пальцем в список имён и вознесла молитву всем известным богам, чтобы Баррет успел. Похоже, догонять Сандерса становилось нездоровой традицией.

Джиллиан посмотрела на циферблат выглянувших из-под рукава часиков и втянула запах прелой листвы. Как бы она ни ворчала на дом, но официальная резиденция вице-президентов была красива и по-своему обжита. Белый с чередой колонн особняк, на чьём фасаде зеленели милые колониальные ставни, стоял на холме, окружённый рядами давно простреливших небо деревьев. Он возвышался круглым шпилем башенки хозяйской спальни, и его можно было бы смело назвать уютным, не принадлежи сердце Джил квартирке в далёком отсюда Чикаго. Они знали, что вряд ли вернутся туда. Но Бен лишь притворно хмурился, когда в очередной раз слишком легко поддавался на уговоры не продавать их настоящий дом. Возможно, когда-нибудь Эми пойдёт по стопам отца и решит посвятить себя врачебному делу. Вот тогда пригодятся протянувшиеся вдоль стен шкафы, где учебники чередовались со справочниками. Может быть, она даже выберет для жизни Чикаго…

Однако сейчас их место здесь. И Джиллиан старалась, чтобы дочь не чувствовала себя потерянной в увешанных потемневшими картинами коридорах да чопорных гостиных. Впрочем, Эмили не знала иного. Появившись на свет во время суматошной президентской кампании Грегори Ван Берга, она стала первой вехой в амбициозных планах родителей на политическую жизнь. Желанной, радостной, бесконечно любимой ими обоими, но в первые несколько лет невероятно тревожной и сложной.

Джил старалась не вспоминать те года, когда постепенно понимала, что дочь не в порядке. День за днём держала на руках ребёнка и проваливалась в осознание собственной вины. Потому что кто, если не она? Что причина, если не прошлое? Её прошлое. Да, Бен убеждал в обратном. Он говорил, что так просто случилось. Приводил сотни примеров, десяток научных статей… спорил до хрипоты, ругался, хлопал дверями, но мгновенно возвращался и снова доказывал, неизбежно пуская по кругу колесо своих аргументов. Так действительно случается. И Джиллиан соглашалась. Кивала, осторожно улыбалась, но в глубине души всё равно знала, что виновата. Причина в ней.

Им понадобилось два года, чтобы смириться. Принять диагноз, научиться с ним жить и попытаться найти тысячи плюсов на один слишком тяжёлый минус. Ибо пока с каждой картинки, фильма или книги, с улиц, парков и чужих фотографий на них смотрело олицетворение семьи, пока остальные наслаждались радостными метаморфозами детей, у них с Беном не было ничего. Ни улыбки, ни смеха, ни даже взгляда, только молчаливый ребёнок и набор однотипных действий. В их доме жила то неестественная, болезненная тишина, то слишком громкие визги.

Да, Эми оказалась… сложной. Почти непосильной для тонувшей в проблемах прошлого Джил. Дочь боялась людей, новых мест и шума, впадала в истерики от проклятой брокколи, а потом никак не могла успокоиться. Постепенно подобные взрывы вообще стали их буднями, плавно переходя в наполненные криками ночи. Последние, впрочем, до сих пор оставались проблемой. Их невозможно было ни остановить, ни предугадать.

Бен никогда не показывал усталости, но Джил знала, как ему бывало непросто. Порой, под десятью футами заботы и любви, ей мерещилось невольно прорвавшееся напряжение. За ласковыми улыбками да нежными поцелуями – разочарование, а под всегда неизменным спокойствием – досада. И она понимала, не оставляла иллюзий, что это тоже её вина. Ведь разве могло быть иначе? А потому она не появлялась с Эми на публике, не давала интервью, предпочитала молчать о трудностях и хранила свой шаткий мир от чужих взглядов… До этого момента, когда всё оказалось тщетно.

Неожиданно внимание Джил привлёк громкий скрежет, и она вздохнула. В этот час ей следовало бы лететь в Нью-Йорк или ехать в очередную больницу, отслеживать динамику рейтингов в предвыборном штабе или просто стоять рядом с Беном… Потому что это её работа. Добровольно взятая на себя обязанность, которую в двадцатый день января пять лет назад она пообещала достойно нести. Однако сегодня Джиллиан Рид здесь. В парке перед большим белым домом, где прямо на заасфальтированной дорожке произошла локальная железнодорожная катастрофа.

Подняв воротник пальто, Джил обернулась, когда вслед за противным скрипом раздался шум падающих деревянных кубиков. Трое детей озадаченно посмотрели на покорёженные вагоны, а рядом с ними угловатой кучей упокоилось разрушенное здание игрушечного вокзала. Закатив глаза, Джиллиан подумала, что одному восторженному психиатру следовало бы меньше потакать нездоровой страсти племянницы и не показывать Эмили фотографии крушения поезда на вокзале Монпарнас.

Еще раз вздохнув, она покачала головой, сделала было шаг в сторону уже непригодных для игры поездов, но тут же восторженно замерла. Застыла, счастливо зажмурившись, когда, отражаясь от оконных проёмов, зазвенел детский смех. Джил вслушивалась в него с отчаянным упоением, запоминала каждый перелив и полутон, чтобы потом постараться отложить в самом укромном уголке сердца. Это был восхитительный в своей естественности звук. Такой привычный для многих, но до сих пор слишком новый для их молчаливой семьи. Господи, неужели им с Беном повезло выкарабкаться в нормальную жизнь? Джил снова открыла глаза и с осторожной улыбкой взглянула на заходившихся весельем детей.

Погодки Баррета были единственными, кого Эми пустила в свою жизнь. Но радовала даже это. Затеянная Оливией терапия оказалась неожиданно удачной и будто порывом ветра смахнула налёт страхов и психопатий. Джиллиан боялась радоваться, страшилась мечтать, но вот уже полгода каждый вторник, под громкий хохот двух мальчишек и одной не по возрасту высокой девчонки в этом доме что-то падало или ломалось. Кто-то счёл бы это проблемой, причиной повысить голос или отчитать слишком развеселившихся детей, но для Джил так выглядело счастье. И, видит бог, она никому не даст его разрушить. Ни Бену, ни Сандерсу.

Джиллиан присела на корточки рядом с хихикавшей дочерью.

– Мне казалось, поезда не прыгают из окошек, – задумчиво проговорила она, вернула тяжёлый игрушечный паровоз на положенное тому место, а потом удивлённо хмыкнула. – Кто из вас придумал использовать цветочный горшок вместо трамплина?

Чёрт возьми, она отвлеклась лишь на пару секунд, а хитрецы уже умудрились что-то стащить. Тем временем Кристофер, самый старший из троицы, попытался незаметно задвинуть в аккуратно подстриженные кусты ободранную доску, и Джил фыркнула. Похоже, они действительно инсценировали Монпарнас. Ох, Оливия…

Вот уже год Эмили любила поезда. Нет, пожалуй, это слово не до конца могло описать чувства маленького особенного человека. Она ими болела. Со скрупулёзностью ребёнка, что выживал в мире хаоса и сводящем с ума беспорядке, она часто коллекционировала странные, порой не совсем привычные вещи. Эми увлекалась сразу до фанатизма и нервничала, стоило дневной рутине отойти от привычного расписания. А потому холеричной, всегда ищущей чего-то нового матери приходилось стараться, чтобы получать удовольствие от однообразных игр и зацикленного поведения. Обманывать такого ребёнка было нельзя, и Джиллиан училась любить дотошность, находить красоту в трещинах на асфальте и внимательно слушать монотонные рассуждения о круглости колеса да квадратности вагона.

А вот Бен справлялся легко. Он умудрялся без труда придумывать цели и всегда давал новый смысл однотипной игре своей дочери. Когда позволяло время, они могли часами превращать обычный поезд в многовагонное чудовище, отстраивая станции, вереницы домов и составляя чёткое расписание рейсов. Оливия была в восторге и до нервного тика повторяла о важности подобных попыток организации. А Джиллиан иногда хотелось завыть, но ради Эми и Бена она была готова на что угодно.

– Вызывайте на помощь спасателей, – тем временем улыбнулась она и попыталась оценить масштаб трагедии. – Надо разобрать завалы и развезти пассажиров по домам до того, как стемнеет.

– Да, мэм, – восторженно завопил Кристофер, радуясь безнаказанности за мелкое безобидное воровство. Честное слово, это всего лишь горшок и игра, а не кошелёк и кредитная карта отца!

Но тут вздрогнула Эмили, исказив тонкие черты лица, и на мгновение будто выпала из реальности. А Джил мысленно сжалась и уже приготовилась успокаивать орущего ребёнка, однако на помощь неожиданно пришёл тихий Лео. Младший из сыновей Элвина пользовался безграничным доверием Эми. А потому он спокойно взял её за руку и осторожно потянул в сторону красной тележки, в которой дети перевозили свой «инвентарь». Пару раз моргнув, дочь бегом бросилась к уже выгружавшему коробки Кристоферу и на ходу затрещала что-то важное про зелёные леденцы. Джиллиан медленно выдохнула.

Эмили не знала условностей, не играла в слова или смыслы, не шутила и не понимала шуток в ответ, но как любой аутичный ребёнок интуитивно чувствовала скрытое в человеке нутро. Хорошее или плохое? Эми пока не могла разобрать, однако ещё ни разу не ошибалась. Именно поэтому Джил никак не могла поначалу найти с ней контакт. Слишком многое перемешалось в душе миссис Рид, вызывая внутри дочери взрыв непонятных эмоций. А потому она почти никогда не обнимала мать, но отца…

Наверное, Джил могла бы назвать Бена миром. Целой вселенной. Самой жизнью для маленькой, очень особенной девочки.

– Пожалуйста, не перепутайте: кубики в синий ящик, поезда в красный, а рельсы в полосатый, – крикнула она им вслед и снова посмотрела на часы.

Ребята давно не нуждались в уточнениях, но подобные проговорённые вслух действия по-прежнему оставались основой существования Эмили. Порядок, организация и контроль. Джиллиан долго приучала себя вот к таким мелочам. Привыкнув держать в голове сотни задач, она не могла принять медлительность и почти патологическую одержимость дочери, отчего каждый раз до крови кусала губу. Не торопить, не кричать, не обижать. И стать уже матерью. Той, кем до безумия хотелось бы быть, не вживись она так глубоко в давно опостылевшую роль.

Когда игрушки оказались сложены, а дети с трудом усажены в ставшую для них слишком тесной тележку, к компании присоединился Элвин. Увидев его бодро шагавшим вниз по склону, Джиллиан почувствовала, как расслабились скованные тревогой плечи. Не будь сегодня здесь Кристофера и Лео, Эми наверняка ощутила бы напряжение матери. Так случалось всегда. С тех пор как они впервые поняли друг друга.

Без труда потянув за длинную ручку, Элвин тронул импровизированный транспорт с места и шепнул:

– Я нашёл их, мэм. Послезавтра, два часа дня, в «Пит’с кафе».

И супруга вице-президента едва сдержала истерический смех. Право слово, однообразные шутки вселенной уже утомили.