Бумеранги. Часть 1

15

6 лет назад

Чикаго, штат Иллинойс

Март

«Привет, Воробушек. У тебя всё хорошо? Не смог дозвониться. Переживаю…»

Следующие две недели прошли в бесконечных попытках избежать разговора. Джил не отвечала на звонки Рида, не оставалась с ним наедине и всячески отказывалась замечать немую просьбу в глазах, что с каждым днём становилась сильнее. Сцепив зубы, она цедила слова, когда это было необходимо, и предпочитала оставлять споры на Энн. Бен не получил ничего – ни попытки объясниться, ни хоть как-нибудь оправдаться. Однако, несмотря ни на что, он по-прежнему был настойчив в своей убийственной вежливости. Из каждого его жеста и взгляда сквозило столько нежности, что Джил до боли стискивала кулаки, пытаясь не попасться на крючок предусмотрительно подавших пальто рук… Или открывших перед ней дверь… Или едва заметно коснувшихся кончиков пальцев, когда они с Беном неожиданно оказывались рядом за студийными декорациями, в вагоне скорого поезда или на вечере у местечковых чинуш. Никто другой не замечал этих мелочей, видя лишь галантность воспитанного мужчины. А Джил считала прикосновения и куталась в тонкую ткань рубашки.

Она почти перестала спать. Утомлённая подготовкой к приёму и бесконечными переживаниями, Джил глотала снотворное пачками, но всё равно засыпала только под утро. А ещё умудрилась несколько раз расцарапать до крови руки и, похоже, разбила любимую чашку Бена. Руки тряслись всё чаще, и это пугало. На пол летела посуда, книги и вещи, доводя беспомощную Джил до истерики. Она сходила с ума. День за днём загоняла себя в ужасы амфетаминового психоза, орала на незнакомых людей, а потом в ближайшем туалете выворачивала наизнанку желудок. Джиллиан не могла есть, не могла спать, даже думать становилось сложнее, несмотря на стимуляторы. Поэтому, пряча перед приёмом под слоем тонального средства незажившие на коже кровоподтёки, она окончательно решила, что не даст Бену шанса. Он стал тем человеком, перед которым ей было стыдно за то, во что она превратилась.

«Ты так и не перезвонила. Похоже, дела совсем плохи? Да? Ничего, милая, я знаю, что ты справишься. Хотел сказать о новой командировке. Наверное, меня не будет месяца два… Может, чуть дольше. Сладких снов, любимая жена…»

Этот светский раут обещал стать испытанием. Застёгивая то самое, памятное ещё по Вашингтону и ставшее слишком свободным платье, Джиллиан мечтала хотя бы на несколько дней вырваться из бесконечного круговорота. Но до июня, когда вся политическая и общественная жизнь вымрет на три долгих месяца, надо было ещё дожить. А потом… Что потом?

Джил повернулась спиной к зеркалу и усмехнулась, разглядывая некрасиво торчавшие в глубоком вырезе лопатки. Так что потом? Вернуться к мужу? Приехать в пустой дом, чтобы в тишине нелюбимых стен попытаться собрать себя заново? Глупо. Джеймс писал каждый день, желал идиотского доброго утра или спокойных снов, несколько раз даже звонил. Но она, конечно же, была слишком занята, чтобы уделить мужу хотя бы пару минут. Джил казалось, что они напоминают друзей, которых держала ненужная и давно изжившая себя детская привязанность. У них не осталось ничего общего, за что стоило бы бороться, кроме воспоминаний, прожитых вместе лет, да пары колец. Но Джим упорно отказывался в это верить, не в силах смириться с крахом семейной жизни. В последний разговор, ещё в феврале, он снова был против развода. И боже, какое же забавное совпадение.

«Знаю, не стоит тебе докучать, но звонила твоя мать. Упомянула Клейна и сказала, что всегда готова оказать юридическую поддержку. Цена будет зависеть от выдвинутых обвинений. Может, объяснишь, что происходит?»

Огромный зал на четвёртом этаже «Палмер Хаус» был заполнен людьми. Они весело обсуждали последние события в жизни Большого Чикаго, и их голоса взлетали под своды белого потолка с золотой окантовкой, где отражались от трёх зеркал в виде перьев. Даже со своего места Джил слышала, как танцевали между нотами музыки смех и звон бокалов.

Она вздохнула, облокотилась на кованую решётку перил и расслабила сведённые напряжением плечи. Взгляд рассеянно заскользил по гостям этого вечера. Джил наблюдала за ними с небольшого балкона на втором этаже. Она не спускалась вниз. Её присутствие там показалось бы неуместным. В конце концов, Джиллиан здесь никто. Но историческое здание в самом центре Чикаго оказалось слишком прекрасно, чтобы не полюбоваться. Бог знает сколько времени она его искала. Изысканные мраморные лестницы, мягкое освещение, изящная классика с налётом роскоши. В воздухе сочился едва уловимый аромат изобретённого в этих стенах знаменитого брауни, что добавляло нотку уюта протокольному мероприятию.

За годы работы в Конгрессе Джиллиан знала, как расположить даже самую привередливую публику. А потому прямо сейчас в зале веселились почти четыре сотни смельчаков. Отчаянные сорвиголовы местной элиты, что открыто пошли следом за Ридом, а не запятнали себя стыдливыми анонимными пожертвованиями. Был среди них и крупнейший энергетический воротила. «Экселон» задавал тон празднику всеобщего непослушания, так что бунт на корабле Сандерса был в самом разгаре, а Бен отлично справлялся с ролью его предводителя.

Он приехал заранее, в сопровождении вцепившейся в его руку Алиши, которая бросила в сторону Джиллиан наглый взгляд и с уверенностью освоившейся среди акул пираньи нырнула в группу чикагских сплетниц. На этом миссис Рид сочла свои обязанности выполненными, предоставив мужу разбираться с поползшими шепотками. Удивительно, но в этот раз Джил не нашла ни одной похожей черты. Словно Алиша сдёрнула с лица маску или, наоборот, нацепила новую. Будто увиденное в кабинете оказалось плодом больного воображения или иллюзией в сдававшем от наркотиков мозге. Однако было что-то неуловимое. Нечто, что прогнало мысли об окончательном сумасшествии. Какая-то деталь, которая заставляла невольно сравнивать супругу Рида с увиденным в зеркале отражением. Джиллиан думала, она видела, как щурились гости, уловив эту схожесть. Но она слишком быстро покинула общий зал, а может, это и вовсе было игрой света.

«А здесь удивительно жарко, Воробушек. Прости за назойливость, слишком скучаю…»

Джил зябко повела плечами, поёжившись от хлынувшего из приоткрытого окна сквозняка, и стиснула в руке мигнувший сообщением телефон. Взгляд вновь упал на веселившуюся внизу толпу, скользнул по группке официантов и неожиданно наткнулся на нечто иное. Оно казалось таким инородным на фоне занятых собой и друг другом людей, что Джил замерла. Она застыла, позабыв обо всём, и не могла даже пошевелиться, боясь неловким движением разбить волшебство момента. Потребовался лишь миг, чтобы мир растворился и ничего не осталось. Только гудение крови в ушах, истошно стучавшее сердце и устремлённый на Джиллиан мужской взгляд. Тот самый, которому плевать на преграды и расстояния, на миллионы световых лет и тысячи сказанных «нет».

Рид стоял у самой стены и возвышался над пёстрой толпой чернотой волос и костюма. Его лицо казалось неожиданно бледным, покуда он смотрел на Джил снизу вверх. Резкие тени от одного из светильников скрывали выражение глаз и чуть приподнятых в лёгкой улыбке губ, но Джиллиан не нужен был свет. Нет – нет! Понадобилась только секунда, чтобы с размаху, с одного только вздоха она рухнула в его восхищение, в пронёсшееся ветром по залу и колыхнувшее завитки собранных в причёску волос упоение ею – Джил О’Конноли, что замерла в ярком проёме огромных зеркал.

А затем вселенная вздрогнула, когда Бен медленно поднял руку. В немой просьбе он распахнул ладонь, и Джиллиан знала – он почти умолял подарить ему танец. Ни к чему не обязывающий, невинный, полный исключительного уважения. Для кого угодно, но не для него. Господи! Больше всего на свете ей хотелось сбежать по лестнице вниз, наплевать на законы, запреты и прошлое. Коснуться всегда тёплых пальцев, ощутить обнажённой спиной, кожа к коже, его осторожное прикосновение. Но она не могла. До отчаяния, до искусанных губ не смела даже подумать о таком, ибо это неправильно. Никогда и ни за что на свете Бенджамин Рид не должен был восхищаться такой, как она, думать о ней или, не дай бог, желать.

И понимая это, ощущая во рту знакомый вкус горечи, Джил приняла единственно верное решение – отвернулась и шагнула прочь. Она убегала, лишь бы не видеть доверчиво протянутой ладони и не ловить витавшую в воздухе никому не нужную любовь. Но стоило Джиллиан коснуться скрывавшей двери портьеры, как чьи-то пальцы немедленно сомкнулись на локте и дёрнули в полумрак коридора. Ощутив мгновенный прилив тошноты, Джиллиан подняла голову и встретилась взглядом с желтоватыми глазами цепной собаки «Экселон» – Гилбертом Беллом.

– Миссис О’Конноли, – протянул он, и изогнутые в улыбке губы обнажили ряд идеально ровных зубов. – Такая внезапная встреча.

Внезапная? Ну-ну.

Между ними не было дружбы. О чём говорить. Они сцеплялись в кулуарах Конгресса, исходили на невероятные дозы сарказма, делили ядерные полигоны на теле американской демократии и устраивали бесконечные диверсии на презентациях соперника. Только потому, что у Гилберта был диплом физического факультета, Джиллиан вызубрила всю ядерную муть. Честное слово, она могла бы уже получить научную степень, реши представить комиссии хоть один из пролоббированных ею проектов. И хотя мордашка невысокого Белла привлекала многих, мало кто знал, каким он был на самом деле. Чудовищем. Настоящим ублюдком. Ходили слухи, что Белл как-то полгода трахал жену одного конгрессмена, лишь бы та уговорила супруга внести поправки в закон. Так что Джиллиан искренне его презирала, но была ли лучше сама? Вряд ли.

– Белл, – кивнула она и попыталась вырваться, но холёный ублюдок лишь ослабил свободной рукой бабочку и шагнул в сторону. Прочь от входа, где кто-нибудь мог их заметить. – Ожидала тебя здесь увидеть.

– Разумеется, – процедил он и огляделся по сторонам в поисках ненужных свидетелей. – Но мне больше интересно, какого хрена здесь делаешь ты. Твоё место в Вашингтоне, у посольства очередной пародийной страны, что возомнила себя ядерной державой.

– У меня частное дело. – Джиллиан попыталась отодрать от себя чужую руку, но та лишь сильнее впивалась в уже ноющие мышцы. Стало дурно. – Сегодня я тебе не конкурент.

– Так значит, это правда. Старикан действительно нанял тебя. Ух, О’Конноли. И каково это – раздвигать ноги перед местным контингентом? Или они предпочитают раком?

– Они предпочитают мальчиков вроде тебя.

Тошнота накатывала волнами, а кожа под ладонью Белла горела и зудела, словно собиралась слезть вместе с ошмётками мяса. Тем временем Гилберт хмыкнул и дёрнул Джил в сторону, впечатав затылком в одну из стен.

– Слушай сюда. Мой большой босс весьма недоволен тем, что Клейн выбрал тебя. Но ещё больше ему не нравятся обвинения, которые выдвинули твоему наставнику. Ты ведь слышала – уклонение от налогов, подкупы. – Белл иронично хмыкнул. – Не новость, что этическая комиссия дышит Артуру в спину и потрясает «Вудстокскими принципами»… Но убийство, О’Конноли! Это слишком. Большой босс нервничает и просил передать – если облажаешься или Рид не гарантирует нам закон, ты пойдёшь вслед за Клейном.

Он замолчал, и его дыхание с отзвуком какого-то коктейля теперь влажно окутывало шею, пока Джил едва сдерживала отвращение. Мерзко! Как же мерзко!

– В искусстве укладывать максимум слов в самую короткую мысль тебе действительно никогда не было равных, – холодно произнесла она. Влажный язык коснулся бившейся на шее венки, и Джиллиан передёрнуло.

– О, цитируешь Линкольна?

– О, выучил, наконец, право? Хватит, Гилберт. Твои угрозы неуместны. Как только Рид попадёт в Конгресс, закон будет принят.

И снова неуловимым движением Белл вжал её в стену.

– Гарантируешь? Уже печать в вагине поставила, поди. М-м-м, знаешь, я тут заметил одну вещь…

Мужская рука нетерпеливо смяла на бёдрах ткань, невольно воскресив воспоминания о такой же сцене в собственном доме. Ну до чего же несчастливое платье! Джил знала, что Белл не позволит себе лишнего. Просто очередная игра в угрозы, только методы у каждого свои. Но услышав следующие слова, позабыла и о муже, и о невезучем куске ткани, и об этичности таких «переговоров».

– Если ты не справишься, О’Конноли, я с наслаждением выебу тебя прямо на глазах твоего мужа. Он ведь пока не знает маленький секрет…

– Что?!

– Жена нашего милейшего кандидата удивительно похожа на тебя. Скажи, ему так нравится тебя трахать? Или у парня просто фетиш на близняшек?

Чувствуя, как внутри всё сжалось от отвращения, Джиллиан прижалась губами к уху Гилберта и прошептала:

– Ты так настойчиво интересуешься. Хочешь подменить меня на одну ночь?

Ответить Белл не успел. Она врезала коленом по обнаглевшим лоббистским яйцам, оттолкнула скрючившегося мужчину и бросилась прочь, но едва не столкнулась с Ридом, который решил зачем-то присоединиться к столь изысканному обществу. Ну а для чудом сдерживавшей рвоту Джиллиан стало слишком людно. Так что, не обращая внимания на невольного свидетеля их обычных с Гилбертом разборок, она шагнула мимо и почувствовала, как начали неметь руки. Плохо. Очень плохо.

– Что произошло?

Голос Бена нагнал из-за спины, пока Джил стремительно летела в сторону ближайшей уборной. Не в силах открыть рот, чтобы послать к чёрту, она хлопнула дверью прямо перед губернаторским носом, отшвырнула вновь засветившийся телефон и в последний момент успела вывернуть вентиль.

«Четыре недели тишины, Воробушек. В этот раз ты превзошла сама себя. Но, должен заметить, твоё молчание очень красноречиво…»

Шум воды заглушил сухие спазмы рвоты, которыми скручивало дрожавшее с ног до головы тело. В желудке ничего не было, но сознание едва не трещало по швам, пока Джил, нагнувшись, цеплялась пальцами за холодные края столешницы. А когда всё наконец-то закончилось, когда мир снова стал чётким, пришёл черёд салфеток. Она истерично стирала с себя запах и ощущение Белла. Выдернув из ближайшей стопки несколько бумажных полотенец, Джиллиан смочила их, провела по горящей коже и почувствовала, что наконец успокаивается. Организм умолял прикрыть глаза и дать мозгу крошечный шанс отдохнуть, но осторожный стук в дверь заставил вздрогнуть.

– Джил? С вами всё в порядке?

Она всё же смежила веки. Чёртов рыцарь. Неужели у него не было других дел, кроме как стоять под дверью и вслушиваться в шум воды? Скатав в мокрый комок полотенце, Джиллиан отправила его доживать свой век в мусорном ведре и посмотрела в щербатое зеркало. Кажется, её бледность уже начинала граничить с болезненностью. Щёки ввалились и составляли компанию потускневшим глазам, приятное соседство завершалось чрезмерно заострившимся носом. Бесившие веснушки словно сговорились и горели ярче обычного. Не спасал даже макияж, что фарфоровой маской покрывал кожу. Он будто умолял подцепить его пальцем и сковырнуть. Джиллиан вздохнула и нашла взглядом улетевший в противоположный конец столешницы телефон. Подхватив чудом не разбившийся аппарат и даже не взглянув на экран, она небрежным жестом поправила испорченную специфическими угрозами Гилберта причёску, а потом уверенным движением стёрла пальцем чуть размазавшуюся тушь. Восхитительное зрелище!

«Прости. Люблю тебя…»

– Ваше поведение вряд ли можно назвать приличным, – спокойно проговорила она, выйдя под тусклый свет коридорных ламп. Прислонившийся к стене Рид немедленно выпрямился и в один гигантский шаг оказался рядом, обеспокоенно её разглядывая.

– Мне плевать. Что произошло?

– Ничего неожиданного. – Джиллиан направилась было в сторону зала, но Бен, подобно внезапно рухнувшей на голову горе, категорично преградил дорогу. Причём так, что проигнорировать или обойти было попросту невозможно. Господи, как Рид умудрялся казаться настолько… большим?

– Он вас домогался? – тем временем тихо спросил Бен и посмотрел на Джиллиан так, словно выискивал следы группового изнасилования. Она закатила глаза.

– Вовсе нет. Белл всего лишь решил напомнить о собственной ничтожности. Поверьте, это нормально. – Ей всё же удалось обогнуть воплощение Китайской стены, но Рид немедленно сломал план побега, когда обогнал рыжую ведьму и снова встал поперёк коридора.

– Нам стоит поговорить.

Взгляд вздрогнувшей Джиллиан упал на нервно сжатый большой рот, скользнул вверх и остановился на светившихся даже тусклой медью глазах. Зачем? Ну зачем он всё усложняет?

– Не стоит.

Она развернулась и направилась в противоположную сторону, хотя знала, что та заканчивается идиотским тупиком окна. Но выбора не было, ей стоило как можно громче показать ненужность объяснений. Однако, чем ближе было окно, тем дальше становилось спасение, потому что Рид не отставал. Он шёл следом, и поступь его казалась слишком уверенной. Похоже, что-то решив для себя в бальной зале, Бен собирался это исполнить и не оставил Джил ни единого шанса сбежать. А потому, когда руки упёрлись в холодный подоконник, то вместе с покрывшими кожу мурашками на неё налетел неизбежный разговор.

– Джил.

– Мы с вами общаемся едва ли не каждый день уже полтора месяца, не надоело? Разговоры подождут до понедельника.

Она слышала, как меньше, чем в шаге от окна остановился Рид, чувствовала обнажённой кожей тепло, различала дыхание, ощущала лёгкий запах сигарет и… Боже! Действительно нечто похожее на лакрицу.

– Нам нужно поговорить.

– Мне нет.

– А мне да.

– Ваш эгоизм не знает пределов, мистер Рид.

Джил не оборачивалась. Вместо этого она до цветных пятен вглядывалась в мерцавший огнями проспект.

– Бен.

– Идите к чёрту!

Эхо сорвавшегося голоса умерло в дали коридора, и на долгие минуты стало тихо. Рид молчал. Кажется, не дышал и думал то ли о выбранном для него направлении, то ли о чём-то ещё. Джиллиан не представляла. Она напряжённо считала сколько раз мигнёт на вывеске зелёный фонарь и из последних сил сдерживала порыв обернуться. Как долго они так простояли? Минуту или пять? День или вечность? Однако неожиданно тишину всколыхнул шелест одежды, вздох и тихий голос.

– Ты замёрзла.

Она всё-таки оглянулась, удивлённая неожиданной фамильярностью и несвязностью мысли. Но Рид, похоже, не видел никаких противоречий в своём поведении и, подавшись вперёд, накинул пиджак на бледные женские плечи. Нагретая теплом его тела ткань скользнула по обнажённой спине, и Джиллиан хотела возразить, сказать очередную едкую грубость или оттолкнуть прочь, но вдруг растеряла слова. Позабыла даже имя своё, когда мир внезапно сосредоточился до едва ощутимого, почти эфемерного прикосновения. Бен ужасающе медленно очертил под растрепавшимися волосами выступающий позвонок. И позабыв, что надо дышать, Джил почувствовала, как принёсшие с собой тепло пальцы нежно скользнули вниз. Следом кожи коснулось тёплое дыхание, а затем и губы Бена.

Это оказалось ошеломительно. Совершенно непохоже на то, что произошло часом ранее. Вместо привычной уже тошноты внутри Джиллиан поднялась метель бесшабашного, оглушающего восторга. Несчастливое! Чёртово несчастливое платье! И она вместе с ним, потому что не имела никакого права чувствовать что-то подобное и должна была вопреки всему своему существу сказать: «Нет!». Однако прикосновения скользили по коже, теснее прижимали к груди руки, а собственное тело вторило прикосновениям и отчаянно хотело больше. Ткань соскользнула с обнажённых плеч, которые тут же укрыли лихорадочными, ошалевшими от вседозволенности поцелуями. И всё, чего хотела в это мгновение Джил, – развернуться, поймать слишком самоуверенный рот и ощутить вкус своей кожи у Бена на языке.

Безумие! Они оба это знали. Но тем отчаяннее Рид целовал её шею, то чуть царапая едва заметно шершавым подбородком, то прижимаясь щекой к волосам. И Джил не понимала, как сумела открыть рот… Как нашла в себе силы выдернуть и выкинуть своё сердце. Но голос был сух, когда она негромко произнесла:

– Это неприемлемо, Рид.

И он остановился. Замер, сжав в объятиях задыхавшуюся в отчаянии женщину.

– Пожалуйста, – прошептал он. – Не делай этого со мной.

– Не инкриминировать домогательства? – хохотнула Джиллиан, круто развернулась и стряхнула с себя руки Бена, но тут же инстинктивно закуталась в пахнувшую им костюмную ткань. О, ну почему настолько сложно?

– Несколько минут назад тебя это не смущало.

Она видела, как сжались его кулаки и дёрнулся вверх подбородок в тщетной попытке собрать обратно остатки вверенной в её руки гордости.

– Мои рабочие отношения с коллегами не должны вас волновать, мистер Рид.

– Но волнуют.

– С чего вдруг? Подкрался кризис среднего возраста? Разрываетесь между походом в тренажёрный зал, бутылкой виски или новой любовницей?

– Нет.

– Тогда что? – хмыкнула она и осеклась. Ей не следовало спрашивать, если не желала получить ответ. Но Рид прикрыл глаза и с коротким смешком спрятал лицо в ладонях.

– Всё до банальности скучно, – тихо проговорил он, на секунду замер, а затем резким движением сцепил за спиной руки и удивительно спокойно посмотрел прямо в глаза Джиллиан. – Никакого кризиса. Всего лишь я, который влюбился второй раз в жизни. И, что самое интересное, в одну и ту же женщину.

– Какой кошмар.

Боже! Она почувствовала, как от такого простого искреннего признания задрожали колени. Бен говорил без вычурных слов и прочего хлама. Он хотел сказать, и он сказал:

– Давай поужинаем?

Джил задохнулась. Дикое и невозможное предложение выбило из колеи и вынудило поднять на Бена растерянный взгляд. А он смотрел с такой нежностью… Но всё, что могла сделать Джил, – это в лживом удивлении приподнять бровь, чувствуя, как губы просто не могут выговорить слова.

– Это абсурдно, Рид. Смею напомнить, меня дома ждёт муж, а вас – жена…

– Хватит! – Он не выдержал и шагнул вперёд, вжимая Джиллиан в подоконник. – Хватит, Джил. Никто тебя не ждёт. Как и меня. Не ври, я же знаю…

– Мои отношения с супругом не должны волновать вас также, – едва слышно процедила она и попыталась оттолкнуть Бена. Однако он лишь опёрся руками на стекло по обе стороны от неё, а потом, глядя в глаза, заговорил…

– Это безумие. Все эти годы! Все чёртовы годы я старался тебя забыть. Пытался не вспоминать голос, смех, глаза… И не смог.

– Не надо…

– Помолчи! Ради бога, хоть раз в жизни помолчи… – Рид на секунду сбился, прикрыл глаза, а потом болезненно улыбнулся. – Ты была не моя. Чья угодно – мужа, Лероя, идиотов в Конгрессе… Даже страна имела на тебя больше прав, но только не я. У меня не было ничего. Я собирал тебя по крупицам новостных сюжетов, чужих слов и своей памяти. И продал бы душу за воспоминания хоть кого-нибудь, за возможность увидеть тебя их глазами, быть рядом, слушать…

– Я не хочу… – Она снова попробовала его остановить. Это было неправильно и неуместно. Их могли услышать, увидеть или – страшно подумать! – узнать. И тогда одному богу известно, чем всё могло обернуться. Но Бен лишь упрямо мотнул головой.

– Ты стала моим наваждением, причиной, безумием, из-за которого я наделал столько ошибок. Но когда мне казалось, что уже слишком поздно, пришёл Клейн. И я не смог себе отказать. Не смог не использовать шанс, хотя тысячу раз понимал, что надеяться не на что.

Он замолчал, и в этот момент Джиллиан окончательно перестала существовать как человек. Наверное, её следовало сжечь на костре за все совершённые преступления, распять на кресте или просто забить камнями, потому что…

– Сочувствую вашей проблеме, Рид. Но вы сами всё сказали – надеяться не на что. Озвученное вами предложение неприемлемо ни с точки зрения этики, ни закона и может быть расценено в качестве преступления. Мне платят не за раздвинутые ноги, а за одно конкретное кресло.

Она роняла слова в тесное пространство между их губами, а сама мысленно просила прощения. Конечно, Бен не мог его слышать и даже не догадывался, но то был единственный шанс извиниться. Хотя бы перед собственной совестью, богом или кто там существовал в такой несправедливой вселенной. Потому что ответь она иначе, скажи правду, и кто-нибудь из них двоих точно не выдержит. Всё рухнет и погребёт скандалом карьеру, бизнес, репутацию, свободу и даже жизни. Это только в романтических фильмах герои годами живут где-нибудь у побережья, беззаботно скрываясь от расплаты. Они с Беном никогда так не смогут. Но Рид не сдавался. Его взгляд был упрям. Просто воплощение осла демократов.

– Дай мне хотя бы попробовать. Я видел твои глаза, как ты реагировала на прикосновения…

– Это нелепо!

– Джил, пожалуйста…

Лёгкое покашливание прервало очередную попытку унижения, и Джиллиан вздрогнула.

– Мистер Рид? – голос Майка гулким эхом прокатился по коридору.

Джил облегчённо выдохнула.

– Мистер Рид, там ваша супруга… В общем, вы лучше сами, – пробормотал смущённый Майк и нервно дёрнулся. Похоже, даже в полумраке коридора он уловил, как стремительно обернулся Рид, стоило только упомянуть Алишу.

О, в эту минуту Бен наверняка мог бы убить одним только взглядом. За то, что их столь грубо прервали. За то, что кто-то ещё мог увидеть его слабость. За то, что причиной стала жена. Но Рид промолчал, хотя наверняка хотел сказать многое, и лишь на секунду прикрыл глаза. А потом так же молча стремительным шагом направился прочь. Следом за ним посеменил Майк, бросив на замершую у окна фигуру пристальный взгляд.

Джиллиан осталась одна. Она в холодном коридоре, куталась в плотную костюмную ткань и отчаянно хотела заплакать. Но не смогла. Несчастливое платье… И несчастливая Джил.

Вибрация позабытого телефона прозвучала, как автоматная очередь, вынудив нервно дёрнуться. Джиллиан взглянула на экран, запрокинула голову и истерично, почти безумно рассмеялась. Стянув пиджак Бена, она аккуратно положила его на подоконник, нажала кнопку ответа и тихо произнесла:

– Привет.

Наверное, за проведённое в Чикаго время это был второй или третий звонок мужа, на который она ответила. Обычно Джил огрызалась короткими сообщениями, отговаривалась усталостью или попросту игнорировала. Каждый раз отмечала в ежедневнике перезвонить и, разумеется, забывала. А может, просто не хотела вспоминать. Однако столь поздно Джим ещё не звонил. Он всегда находился в строгом режиме военной базы, на которую его заносил истребитель.

– Не спишь, – муж не спрашивал.

Оглянувшись по сторонам, Джиллиан увидела тёмный провал декоративной ниши и через пару секунд уже сидела на полу, с мазохистским наслаждением ёжась от рыщущих по полу холодных ветров. Те прекрасно охлаждали пылающую воспоминаниями кожу. Сейчас это мешало. Сейчас Джил следовало поговорить с мужем и насильно вспомнить возложенные на собственные плечи обязанности. А мечты следовало оставить глупцам и наивным упрямцам. Кому-то вроде Бена.

– Нет. Работа. – Она пожала плечами, будто её мог кто-то видеть. – Дирижирую сборищем лицемеров и подхалимов, решивших провокационно потратить деньги.

– Вместе с Ридом.

– Нельзя создать короля для народа в отсутствии народа и без помощи народа, – прикрыв глаза, Джиллиан устало вздохнула.

– Ого, – саркастично откликнулся Джеймс. – Уже наметила ему дорожку в Белый Дом?

– Я лишь делаю работу…

– Разумеется. Но, надеюсь, Рид знает границы своей благодарности для моей жены.

Фраза прозвучала настолько двусмысленно, насколько вообще мог передать скрытый подтекст рваный телефонный разговор двух супругов. Но Джил не собиралась продолжать идиотскую тему ревности. То, что произошло, изменить невозможно, а новому она просто не даст случиться. Никогда.

– Зачем ты звонишь, Джим?

– Ты не отвечала ни на звонки, ни на сообщения. Не находишь своё поведение странным?

– Мне было некогда, а после я слишком уста…

– Да-да… Можешь не перечислять. Я отлично помню каждое из твоих оправданий, – хохотнул Джеймс и тягуче добавил: – Милая.

– Зачем ты звонишь? – повторила она, чувствуя, что теряет терпение. Бессмысленная трата времени. Пустые, глупые, навязанные обязательства, чёртов долг, от которого так отчаянно хотелось избавиться.

– Неужели я не могу просто поговорить с собственной женой?

– Во Флориде стало настолько скучно?

Боже! Им даже нечего обсудить. Никаких совместных интересов и дел. Формальное общение формальных людей, что периодически занимались сексом и спали в одной кровати. Фарс её брака неизбежно приблизился к абсурду женитьбы Рида.

– Зато тебе очень весело, я так посмотрю.

– Я устала, Джим, и не готова выяснять отношения в одиннадцатом часу ночи выходного дня. Через пару месяцев я вернусь ненадолго в Вашингтон, и мы нормально поговорим…

– Кстати, я не во Флориде, – спокойным голосом перебил Джеймс, а на том конце что-то неожиданно и глухо стукнуло. Джиллиан вымученно вздохнула.

– Где бы ты ни был, пожалуйста, давай не будем портить друг другу вечер сценами беспочвенной ревности.

– Как скажешь.

Повисло молчание, во время которого она бездумно смотрела на начавшийся за окном снег. Тот повалил неожиданно и влажной тяжестью ложился на её голову, в которой начиналась мигрень. Зябко передёрнув плечами, где вопреки всем ветрам ещё цвели воспоминания о поцелуях, Джиллиан обречённо скинула с уставших ног туфли и сжалась в тесный комок. Со стороны её убежище наверняка казалось пустым.

– Знаешь, здесь безумно жарко, – неожиданно заговорил Джеймс. – Утром жара, ночью жара, а вокруг пустыня.

– М-м-м…

– Я почему-то думал, что они всегда жёлтые, как песок на побережье. Но эта блёкло-серая и не заканчивается даже в городских стенах. Одни камни. Везде. И среди этих развалин копошатся люди, представляешь? Укладывают детей прямо на обломки и роются в бесконечных кучах мусора. Они перебирают, перебирают, пока не найдут какую-нибудь тряпку…

Джиллиан ощутила, как в плохом предчувствии сжалось сердце, а потом резко забилось с удвоенной скоростью. Ногти больно впились в ладонь, и она открыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но не успела.

– На базе этого не видно, но я иногда выбираюсь в город, смотрю на них и думаю – а как бы поступил я, останься от моего ребёнка лишь обтянутый кожей скелет? А ты, Джиллиан? Что бы сделала? Пошла бы так же рыскать в обломках собственного или чужого дома в попытке найти хоть кого-нибудь? Кого-нибудь живого. – Голос Джеймса звучал так непривычно растерянно, почти беззащитно, что она ошеломлённо застыла. – Мы так привыкли к сраной безопасности… К грёбаной уверенности в собственной защищённости вот от такого…

– Господи, Джим, где ты?

– Тебе же всё равно, так какая разница?

– Где!

– Как тебе название «Страна кошмаров»?

– Твою мать, просто скажи! – Джил уставилась в черноту ниши, словно пыталась найти там червоточину и возможность заглянуть на другую половину земного шара.

– Зачем?

– Джим!

– Опять эта собачья кличка. Я же просил!

– Просто скажи, чёрт тебя возьми!

Ответ пришёл через долгие пять секунд.

– Я в Йемене. Помогаю убивать людей. Всё пытался тебя предупредить, да не вышло. Ты не хотела слушать.

Слова вспороли голову, отдаваясь в висках первой болью, и Джиллиан вцепилась в волосы. Она не задумывалась, что окончательно портит и без того пострадавшую причёску. Плевать! Потому что… Потому что можно ли стать ещё большей тварью? И если нет, то прямо сейчас она установила новый рекорд.

– Джим…

– Вот только не разыгрывай из себя убитую страхом супругу. Тебе не идёт эта роль. Ни жены, ни сопереживающего существа, – раздался ответ, и у неё не нашлось ни одного возражения.

Она эгоистичное лживое создание, неспособное хотя бы к зачаткам эмпатии, банальному состраданию или к чему-нибудь человеческому. Пустышка, которая по инерции старых амбиций ещё пыталась создать из дерьма Великое Светлое Будущее. Джиллиан прикрыла глаза, а Джеймс хмыкнул.

– Иногда мне кажется, что я начинаю тебя ненавидеть, но и перестать безумно любить не могу.

Джил промолчала. Она была не в силах ни успокоить, ни дать выговориться находившемуся на грани мужу. Она не могла даже ответить взаимностью, не испытывая ничего, кроме жуткого отвращения к самой себе. Но тут помехи взорвали динамик, и она снова услышала голос. Спокойный и собранный, каким всегда был её Джеймс.

– Сладких снов, Воробушек. Я вернусь в июле, и тогда же начнём процесс развода. Как ты хотела.

Последний раз что-то стукнуло, и связь оборвалась. Джиллиан с ужасом посмотрела на экран телефона, где беспечной заставкой белел купол Конгресса, и с неожиданным остервенением нажала кнопку вызова. И ещё раз. А затем опять. Она давила ту снова и снова, пытаясь прорваться сквозь обрывающуюся связь, тысячи миль и несколько лет непонимания и ошибок. Хотела снова услышать негромкий смех, оказаться в голубых хаббардских льдах, досмотреть, додумать, домечтать… И неожиданно нашлось так много вещей, которые надо было срочно сказать. Столько обсудить, спросить, выслушать! Но повторившиеся неимоверное количество раз короткие гудки разорванного соединения и окончательно севший телефон оставили Джил одну с осознанием совершенно неправильного конца.

Она не знала, сколько просидела на полу. Даже мысли покинули беспокойную голову. Основное освещение давно выключили, оставив лишь индикаторы экстренных выходов, а ноги заледенели так, что едва ощущались. Но Джиллиан не шевелилась и всё пыталась понять – зачем. Зачем это случилось именно так и именно с ними? Зачем они столько лет медленно убивали сами себя? Зачем решили распрощаться со всем столь бесславно и убого?

Дважды её пристанище нарушали шаги. В первый раз чуть шаркающие, тяжёлые, преследуемые лёгкой одышкой и запахом ужасного одеколона. Майк. Коллега наверняка искал их ведьму, чтобы рассказать об очередном выверте Алиши. Или, наоборот, хотел обрадовать успешно ликвидированным военным конфликтом с применением оружия массового поражения. Неважно. Это потом. Хотя само орудие она тоже слышала.

Рид пришёл много позже. Стремительно и глухо ступая по ковру коридора, он неумолимо нёсся вперёд, а на полпути неожиданно замер и едва не споткнулся. Джиллиан знала – он искал. В безумной надежде хотел найти там же, около окна в глухом тупике, чтобы продолжить прерванный разговор. И снова – зачем? Зачем ему втаптывать гордость? Зачем рисковать? Джил не знала ответа, но, словно прикованная, смотрела, как медленно Бен подошёл к светившемуся уличными фонарями проёму. Как, стиснув кулаки, взглянул на аккуратно сложенный пиджак. И как с диким рыком сорвал его прочь, швырнув в темноту коридора. И эхо его перемешанной с гневом обиды ещё долго металось меж стен, пока не умерло где-то в фойе. А потом он просто стоял. Долго смотрел на проезжавшие по проспекту машины и упирался ладонями в холод стекла, будто там, в его объятиях, ещё стояла влюблённая Джил.

Бен пробовал ей позвонить, но телефон надёжно хранил секрет хозяйки, не выдав ту ни слабой вибрацией, ни блеском экрана. Бездушная электроника была мертва, как не жила в тот момент Джиллиан, пока вслушивалась в грохот брошенного в стену чужого смартфона.

А потом ушёл и Рид. В последний раз прижавшись лбом к пластику рамы, он покачал головой и повернулся на голос телохранителя. Так что Джиллиан снова осталась одна в темноте, горько улыбаясь истории четырёх заблудших людей.

В три часа ночи квартира на южном конце Петли была темна и молчалива. Бросив где-то в гостиной опостылевшие туфли с треснувшим в последний момент каблуком, Джиллиан грубо разрывала сонную тишину и хлопала дверцами шкафов в поисках нужного лекарства. Наплевав на созданный шум, она перевернула, наверное, весь дом, прежде чем отыскала бутылку и с усилием отвинтила крышку. Чистый резной стакан и вовсе обнаружился рядом, за очередным небоскрёбом из журналов Медицинской Ассоциации. Те, повинуясь неловкому взмаху руки, отправились на пол и больно ударили одним из корешков по босому мизинцу. Тихо выругавшись, Джил плеснула себе едко пахнувшую жидкость, поморщилась и сделала глоток, отсалютовав собственному мрачному отражению. За безумие!

Разумеется, она прекрасно знала, что не стоило мешать амфетамин и алкоголь. Понимала, что с её усталостью, стрессом и голодом, напиться выйдет до смешного быстро. Она даже этого не почувствует. И потому Джил понимала, что если завтра утром всё же проснётся – это будет почти библейское чудо. Но именно этого хотелось больше всего. А потому она сделала ещё глоток, закашлялась, снова пригубила и рухнула в удобное кресло. Дождавшись, пока оживёт телефон, и не обратив внимание на посыпавшиеся уведомления, она набрала по памяти номер. Конечно, звонить в Вашингтон, когда там едва миновало четыре утра – верх бестактности. Но больше было некуда и некому. Да и выбора, собственно, тоже. Или она не хотела его делать, предпочтя положиться на неоднозначность ситуации.

Прошло всего пять или шесть гудков, прежде чем слегка сонный, но приветливый голос медленно проговорил:

– Немного рановато для утренней чашечки чая. Не находите?

– Зато в самый раз для ночного виски, – пробормотала Джиллиан, сделала уже шестой глоток и с облегчением почувствовала головокружение и невероятную лёгкость.

– Всё настолько плохо?

– Я… у меня… мне нужно было кому-то позвонить, – неожиданно торопливо и сумбурно пробормотала Джил, допила остатки, наполнила стакан снова и опять пригубила слишком много. – Простите меня за наглость… И назойливость… И за то, что хочу нести пьяную чушь.

– Вам не за что извиняться. – На том конце связи повисла короткая пауза. – По крайней мере, не за это. Много вы выпили?

– Стакан виски, а потом ещё чуть-чуть… И было шампанское, но давно. – Джил чувствовала, как голову резко повело в сторону, и вцепилась рукой в подлокотник. Стоявший на коленях стакан едва не полетел на пол, заливая очень несчастливое платье. Послышалась тихая ругань. – Я знаю, что не должна была.

– Не должны. – Ван Берг вздохнула. – Как не должны были делать многое из того, что уже натворили. Но видимо, пока ещё не появился рядом тот человек, который заставит вас жить иначе. Как вы себя чувствуете?

Джиллиан знала, что это не дань вежливости и не вопрос о степени глупого опьянения. Это даже не об усталости. Да, они никогда не обсуждали её зависимость, избегая опасных для карьеры тем. Но Джил не сомневалась, что Эмили прекрасно понимала, в какое дерьмо вляпалась миссис О’Конноли. Так что она честно призналась:

– Паршиво. Но я звонила сказать, что меня ждёт развод… В июле, если всё пойдёт хорошо, и судебный процесс не затянется на пару галактических лет. А ещё…

Её прервал удивлённый возглас, и миссис Ван Берг попыталась что-то сказать, но Джил перебила. Неожиданно для самой себя громко всхлипнув, она заморгала сухими глазами и прошептала единственно важную вещь:

– Миссис Ван Берг, я безнадёжно влюблена в Бенджамина Рида…

Снова молчание, и грустный вздох:

– Знаю.

– А он до отчаяния болен мною…

– Я знаю, Джил…

– И всё это абсолютно… совершенно бессмысленно.

Ответ Эмили Ван Берг она уже не расслышала, давясь идиотскими, пьяными и безнадёжно непродуктивными всхлипами. Дура О’Конноли очень хотела заплакать, но не могла.