Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
Октябрь
17 дней до президентских выборов
В спальне под круглым шпилем, где в окно ласково шептали неопавшие листья клёнов, вместе с хозяйкой спали темнота и тишина. Только часы на стене да старый механический монстр, что доживал век в дальнем конце коридора, вели какой-то им одним ведомый диалог. Один уверенно скрежетал старыми шестерёнками, другой – осторожно тикал в такт, и этот шум доносился даже под крышу мансарды. Сквозь сон Джиллиан слышала знакомые перестукивания и чувствовала, как в соседней комнате ворочалась спящая в своей кровати Эми. Поэтому лёгкий шорох, что принёс за собой еле уловимое движение воздуха, показался ей странным. Выдрессированный годами инстинкт закричал проснуться, но мозг проигнорировал и подчинился неожиданной команде расслабиться. А затем Джиллиан почувствовала, как прогнулся матрас. Два щелчка секундной стрелки, и в сонный мир ворвались запахи морозной осенней ночи, сладковато-горького крема после бритья и сигарет. Бен…
Распахнув глаза, Джиллиан повернулась и с размаху уткнулась лицом в расстёгнутый ворот рубашки, вдыхая так глубоко, как позволили сжавшиеся от восторга лёгкие.
– Моя мартышка опять беспокойно спит? – раздался над ухом шёпот, и шеи коснулся кончик ледяного носа, заставив глупо хихикнуть. По спине заскользили большие, тёплые руки, что невольно сминали шелковистую ткань.
– Эми, – выдохнула Джиллиан, объясняя всё и сразу. Боже, как она скучала! – Когда ты прилетел?
– М-м-м… – Бен чуть отстранился и задумчиво посмотрел на тёмный циферблат, чем вызвал новую волну смешков. Не в силах сдержаться Джил покрывала поцелуями острый подбородок мужа. Сегодня она не будет думать. Ни о чём. – Где-то час назад.
– И сразу домой? Никаких срочных звонков, важных переговоров и толпы глав комитетов с самыми важными бумагами? Они меня удивляют, – пробормотала Джил и очертила пальцами изогнувшиеся в хитрой улыбке губы, ловя в ответ ласковый взгляд.
– Я очень скучал. А ещё… я закрыл дверь в детскую.
Джиллиан никогда не знала, в какой момент муж её поцелует. Это всегда было непредсказуемо и почти неуловимо. Вот его язык ещё танцует на сгибе локтя, а в следующий момент уже ласково проводит по нижней губе. Рисует узоры на нежной коже бедра, а затем вбирает в себя мягкий, чуть приоткрытый рот. Это был вызов – почувствовать тот самый момент, поймать и перехватить инициативу. Она пыталась из раза в раз, но проигрывала, подчиняясь рукам Бена. А те скользили по мягким изгибам тела, окунались в податливое тепло, заставляли сбиваться дыхание. Ласкали и утешали, поощряли и принуждали, брали и отдавали. В этот момент Бен мог попросить что угодно, Джил бы не отказала. Лишь бы не отпускал. Лишь бы в каждую секунду знать, что нужна, необходима, так отчаянно и навсегда… Но сегодня что-то было не так.
В эту ночь Джил могла бы собой гордиться. Её пальцы не дрожали, пока торопливо боролись с бесконечными пуговицами на рубашке. Как же она их ненавидела! Иногда ей казалось, что Бен насквозь состоял из этих коварных предательниц, ткани костюмов и глянца галстуков. Она разочарованно зарычала, ловя ускользающую пакость, и тут же тихо охнула, стоило мужу притянуть её ближе. Теперь она едва не облизывала бледную кожу, что открылась в призрачно-белой ткани, скользила языком и прикусывала мягкие мышцы. И резко перекатившись на спину, Бен позволил ей покрыть поцелуями лицо, оцарапавшись о щетину, а потом провести кончиком носа по истерично бившейся венке. Всё казалось привычным, до умопомрачения родным, но… что-то пошло не так.
Джил провела губами по линии ключиц, спустилась ниже и со всей жадностью вдохнула терпкий аромат тёплой кожи, путаясь пальцами в дорожке жёстких волос. Скользнув ладонью себе между ног, она точно знала – Бен смотрит. Жадно ловит ртом ставший враз осязаемым воздух и изо всех сил сдерживается, чтобы не вдавить жену в упругий матрас. Джиллиан застонала, когда муж перехватил её руку и медленно попробовал на вкус тонкие, неприлично скользкие пальцы. Им нечего было стесняться, незачем строить из себя недотрог. Он видел её разной: в ломке, в слезах, в истерике… в исступлении кричащую его имя и распростёртую на родильном столе… Так к чему притворяться? Всё было естественно, но… но что-то ощущалось совсем не так.
Бен действительно скучал. Его тоска сквозила в торопливых ласках, в дёрганых рывках, в нетерпеливых укусах. Едва не до боли сжав бёдра жены, он рванул её к себе и свободной рукой расстегнул молнию, резко стянув брюки сразу вместе с нижним бельем. Возможно, костюм был уже напрочь испорчен, но какое им дело? Какая разница, если для Джил мир сосредоточился в ощущении под собой горячего, твёрдого тела, а для Бена – в инстинктивной, но изощрённой попытке прижаться. Он не давал такого нужного им единения и с незаметной улыбкой слушал, как тихо скулила нетерпеливая жена.
Им стоило бы вести себя тише. И, боги! Джиллиан должна была бы молчать, но не сдержалась и опять застонала, когда большие ладони огладили ягодицы и лёгким шлепком раздвинули ноги. Длинные, сильные пальцы скользнули вперёд по влажной промежности, чтобы принести лёгкое облегчение. Но Джил не купилась. Схватив руку Бена, она поднесла к лицу широкую мужскую ладонь, вдохнула их общий запах и медленно взяла в рот блестевшие в темноте пальцы. Это было так прекрасно, так интимно, так близко… но всем своим существом Джиллиан чувствовала неестественность. Что-то было не так…
Бен вошёл резко, почти жёстко, наплевав на неудобность их поз и содрав прочь ночную сорочку. Из плотно сжатых губ Джил невольно вырвалось болезненное шипение, и тут же последовали торопливые поцелуи.
– Прости… прости, – зашептал Бен, притянув жену ближе.
– Всё хорошо… – пробормотала она, медленно опустилась и замерла.
Да, так было всегда. Джиллиан застывала на пару мгновений, пока гладила пальцами шрамы на коже мужа. Она считала их полосы, зазубренные изломы и помнила каждый. Два коротких и один длинный, очерчивающий двуглавую мышцу плеча, а ещё бесконечное крошево на спине – созвездие её личного ангела-хранителя. И она хотела бы их забыть. Не видеть, не знать, не помнить того кошмара… Однако они были частью прошлого, которое Джил, увы, не могла изменить.
Но сейчас ей не дали этих мгновений, и она дрожала от напряжения, пока Бен толчок за толчком будто восстанавливал права на жену. В том не было пока любви, только инстинктивное, продиктованное эволюцией желание взять своё, вернуть принадлежащее ему по праву. И Джил была согласна. Всегда и на что угодно, лишь бы он никогда не останавливался, лишь бы двигался… двигался… двигался. Лишь бы вспарывал тишину и рассекал острым звуком соприкосновения кожи, пока не надоест. Или… пока новый протяжный, слишком громкий стон не вернёт их в реальность, вынудив заглушить улику их счастья языком и губами. Но сегодня… Господи! Сегодня что-то было не так, а она никак не могла разобраться…
Джиллиан знала, как мужу нравился миг, когда в своём удовольствии она оставалась на грани, не в силах сорваться. Бен любовался натянутым телом, благоговейно стирал искры пота, а потом одним резким толчком бросал безвольное тело в оглушительную эйфорию. И тогда Джил становилась податлива. Она была идеальна и абсолютно беспомощна, когда выгибалась навстречу губам и рукам. Однако сегодня Бен не стал её ждать. Он не искал ответа, не чувствовал отклика. И это было неправильно! Не так!
Но остановиться оказалось уже невозможно. Бен всё же перевернулся, распиная Джил на кровати, и она вынужденно обхватила его ногами в попытке хоть немного уменьшить болезненность. Он всегда был так осторожен, но не сегодня. И на миг ей почудилось, что она не перенесёт. Не справится. Попросит остановиться. Но тут муж чуть отстранился, и Джиллиан задохнулась.
– Посмотри на меня, – прошептал он, успев в самый последний момент, прежде чем её тело сдалось.
Распахнув глаза, она ловила нервную, отчаянную улыбку и понимала – не так! Всё в эту ночь пошло не так, как хотелось обоим. Но что-то двигало Беном, когда с последним толчком он с глухим стоном впился зубами в плечо. Что-то кричало Джил вопреки ноющей боли притянуть его ближе, опутать руками, скрыть от чего-то извне. Она задыхалась под ним, вдавленная в кровать тяжёлым телом, но не могла отпустить. Боялась разомкнуть объятия и навсегда потерять то немногое, что однажды заставило её жить. Джил было страшно.
Они лежали так долго, наплевав на перепачканные скомканные простыни и сквозивший из-под двери холод. Джиллиан привычно ласкала нити и впадины шрамов, пока муж медленно скользил рукой по её коже. И только когда он окончательно вышел и собрал под боком комочек замёрзшей жены, то наконец-то поцеловал. Едва коснулся прохладных губ и накрыл одеялом. Она чувствовала, как тонкой струйкой текло по бедру семя, пока Бен машинально вырисовывал забытый, но всё так же тревожный рисунок – дуга влево, дуга вправо, замкнуть… Влево, вправо, замкнуть.
Наверное, ей стоило рассказать. Спросить напрямую, устроив некрасивую сцену с брошенными в лицо фотографиями. Наплевать на последствия и предоставить Бену самому разбираться в скандале. В конце концов, он был виноват… Да. Но только для тех, кто не знал, каким трудом строилась их семья. А вот Джил прекрасно помнила, с чего всё началось, и имела полное право раз в жизни побыть эгоисткой, послать к чертям государство и постараться спасти мужа. Подобно его же поступку шесть лет назад, попробовать вытащить из того угла, куда он загнал сам себя. Потому что единственная или нет ошибка Бена простительнее того, что сделала Джил, и о чём он никогда не напоминал. Ни разу за все эти годы не упрекнул в том, что до сих пор иногда преследовало их обоих в тихих кошмарах. Это ли не любовь? Уж в этом она не могла сомневаться.
Монструозные часы в коридоре пробили два часа ночи, напомнив, что на сон осталось немного. Хотелось остаться под одеялом и спрятаться с головой, но не выйдет. Джиллиан смотрела, как медленно поднималась и опускалась грудь мужа, и боялась прервать его сон слишком резким движением. Скоро проснётся Эми, а Бен опять убежит на Капитолийский холм или на встречу, а может, запрётся в кабинете с секретными документами. Она даже знала с какими.
Лежавшая на бедре рука расслабилась, давя тяжестью спокойного сна уставшего человека. Джиллиан улыбнулась. Её всегда поражала эта способность засыпать в любой обстановке. Три минуты, десять, час – Бен урывал крохи отдыха среди бесконечного океана проблем, забот и нервотрёпок. Но в последние дни даже ему было сложно разрываться между сдававшим позиции Ван Бергом, страной и семьёй. Поднятый Сандерсом грязный вопрос вылился в интервью, где Бен до хрипоты объяснял всё и ничего сразу. Настало тревожное время.
О’Конноли не соврал, когда говорил о слежке в собственном доме. Джиллиан знала, что дом увешан проводами «прослушки». И если бывшая команда согласится помочь, действовать придётся немедленно. Пока не донесли. Вариантов вообще было лишь два: либо она успеет ударить первой, либо придётся воровать документы и молиться богам, чтобы Бен простил. Вновь закрыл глаза на её преступление. Действительно, шпионы Сандерса не ошиблись – выкрасть папки из охраняемого наравне с Белым Домом особняка могла только она. Женщина, от которой у вице-президента не осталось секретов, кроме одного.
Джиллиан прижалась теснее, осторожно уткнулась носом куда-то меж рёбер и вдохнула до слёз родной запах, за что немедленно поплатилась.
– Ты будешь нужна мне сегодня вечером.
В голосе Бена не было и следа недавнего сна. Джил вздохнула – вот и всё. Сколько прошло? Час? Полтора? Вряд ли больше.
– Только сегодня? – Джил вытянула затёкшие ноги, закинула одну на бедро мужа и блаженно вздохнула.
– Приём у президента. Грегори сделает заявление.
– Ожидаемо… Миссис Ван Берг рассказывала, он плохо говорит, но всё ещё не отрывается от своих отвратительных фильмов.
– Что помогает ему держать язвительность на должном уровне.
– Там будет Сандерс, – задумчиво проговорила Джил. – Хочешь снова натравить меня на него? Как в старые добрые времена?
Она шутила, но внутри всё сжималось от страха. Джиллиан не сомневалась, кто стоял за шантажом. Один раз ублюдок уже сыграл против Бена, а теперь решил попробовать снова.
– Боже упаси, – простонал тем временем Бен, сжав пальцами переносицу. Видимо, тоже вспомнил знаковый для них день. Да уж, такое не забывается… – Мне просто нужна твоя поддержка.
Джиллиан приподнялась на локте, заглянула в усталые глаза мужа и прошептала:
– Всегда.
Бену нравилось смотреть, как она собиралась. Муж садился в кресло, закидывал ногу на ногу и следил за ней из-под полуприкрытых век. Иногда курил, иногда отвлекался на срочные бумаги, реже молча, едва заметно улыбался. Сложно было сказать, когда это стало традицией, но случайные наблюдения выросли до привычки, а потом и вовсе перешли в обязательный ритуал. Джил полагала, что это его успокаивало. Что считал сам Бен оставалось загадкой, но он не пропускал ни движения. Ни то, как медленно, немного игриво она натягивала бельё, ни то, как с заколками в зубах колдовала над причёской. Казалось бы, что в этом интересного? Однако это было для них настолько лично, что в их мирке не оставалось места для посторонних. Даже Эми на заветные три четверти часа уходила поиграть в детскую или гуляла под присмотром неизменного Баррета.
Конечно, они разговаривали. Обсуждали его рабочие будни или проект, взвешивали на весах политики принятые решения или слова. Случалось, ссорились. Но всегда в эти минуты они были только супругами. Мужем и женой. Двумя бесконечно влюблёнными друг в друга людьми. Впрочем, иногда Бен покидал своё кресло и вставал позади, наблюдая за женой в отражении. На немом языке его тела это значило, что сегодня она особо красива. И Джил берегла каждый подобный взгляд, бережно собирая из них ожерелье своего счастья.
Тем временем, застегнув на супруге последний крючок глухого, пожалуй, слишком строгого платья, Бен чуть склонил голову набок, точно оценивал результат. А Джиллиан подхватила со стола чёрную ткань.
– Ваша бабочка, доктор Рид.
Он наклонился, чтобы ей было удобнее, и хитро, совсем по-мальчишески подмигнул, чем вызвал у Джил фырканье. Её руки привычно поправили белый воротничок.
Игра началась.