Буреполомский дневник

ФЕВРАЛЬ 2009

1.2.09. 10–38

Воскресенье. Осталось ровно 111 недель. На улице с утра опять минус 20 с лишним, а окно напротив меня так и стоит приоткрытое. Вчера его опять открывали настежь, так что нижний край рамы обледенел, покрылся сосульками – и теперь закрыть его вообще почти невозможно, щель в ладонь шириной. Единственное – верхний жилец, над тем старым дауном, что вчера начал открывать, привязал форточку изнутри веревкой, чтобы снаружи больше не распахивали. По ногам дует весьма ощутимо, даже при закрытой двери; а уж как спали ночь на шконке под самой этой форточкой бедолаги–“обиженные” (в т.ч. вернувшийся из больницы Юра, мой бывший сосед) – даже представить страшно...

Вечером 30–го, в день моего возвращения со свиданки, выяснился и ответ на один из актуальных вопросов моего грядущего суда по УДО. :) На доске у кабинета отрядника был вывешен приказ Милютина (начальник зоны) № 1 от 11.1.2009 (первый рабочий день после Н.г.). Этим приказом раздавались новые благодарности и снимались “ранее наложенные взыскания”. Сняты они были в этом отряде у довольно многих – но меня в списке не оказалось. Таким образом, обещания Милютина моей матери и Майсуряну о том, что выговор от 15.9.2008 (полученный по вине этой мрази шимпанзе) будет в январе снят, оказались, как всегда, враньем. Что и требовалось доказать. Впрочем, это все равно ни на что не влияет, – подам ли я на УДО с выговором или без выговора, в 3–й раз или в 10–й, – результат известен заранее. Поговорил вчера с Пашей Л. – он полностью это подтвердил.

13–42

Скоро – вспомнилось тут вдруг – вернется Заводчиков со своей 2–хмесячной учебы, или где он там. Опять будет он ходить с ночными обходами по баракам, и раз в неделю, уже после отбоя, блатное начальство будет сообщать об этом и требовать снести опять все “сидорА” в каптерку, и все эти твари покорно, гуськом будут бросаться нести, и ко мне, к моим вещам любое чмо из них может в любой момент прицепиться и поднять скандал. Хоть этой напасти пока что нет... И вообще, чего там!! Ведь начался февраль, и мы ждем очередную комиссию!!! Если чутье меня не обманывает, она должна появиться уже на следующей неделе, – нынче ведь они ездят по 2, если не по 3 раза в месяц! “Мужики! СидорА убирайте в каптерку!” :)))))))))))))))))))))))))))) (Истерический смех.)

2.2.09. 9–14

Еще один – блатной “обиженный” в “петушатнике” – сейчас по телефону выговаривал своей матери, что она пьет и за 7 лет его срока даже ни разу к нему не приехала, хотя деньги на выпивку находит. До этого со своей матерью по поводу ее пьянства постоянно зло ругался мой полублатной сосед в захваченном проходняке. Вот они кто, это “поколение 80–х” – уголовная шпана, алкаши и дети алкашей, наследственная пьянь, генетически запрограммированная воспроизводить лишь такую же пьянь и ворье во всех коленах потомства. Впрочем, разве только в 80–х рождались такие?.. Лучше всего было бы травить их через водку или на худой конец стерилизовать, чтобы своим воровством, грабежами и “социальным” иждивенчеством не мешали жить нормальным людям...

Старый злобный подонок и даун, живущий под незакрывающейся теперь форточкой, все продолжает по–прежнему ее открывать. Старый подонок!.. Хотя его сосед сверху и привязал форточку веревкой, но все равно – на небольшое расстояние открыть дополнительно веревка позволяет. Он открывает и на это расстояние, хотя на улице по–прежнему 20–градусный мороз.

Другой старый подонок, алкаш в проходняке около меня, явно не испытывает ни малейших угрызений совести, что эту несчастную жилетку, начатую им в ноябре и обещанную мне твердо к Н.г., он не доделал и по сей день. Он дрыхнет целыми днями, а нет – идет смотреть телевизор. “Спать надо, спать! А чего еще делать?...” – говорит он вслух сам себе, заваливаясь опять на весь вечер дрыхнуть. При этом лежащее у него “чего делать” в виде недоделанной жилетки ему даже не приходит в голову. Я не напоминаю сознательно: до тошноты противно слушать сперва его лживые обещания и клянчение сигарет (уже сколько ему давал!..), а если чуть нажать на него – злобные крики, ругань и хамство.

Вообще, мерзко и противно с этими тварями до тошноты, до полного омерзения. Где их собрали, всю эту мразь и слизь?.. Людей, нормальных, не злобных, не тупых, не хитрых тварей, а просто людей – тут нет совсем... И командует всем этим парадом уродов сброд наглой блатной мрази.

10–35

Зарядки сегодня утром не было из–за мороза, но “мусора” в обычное время зарядки неожиданно активно шастали по баракам. Приперся один и к нам, но вскоре ушел. А когда об этом “пробили” и в захваченном проходняке возле меня воткнули на зарядку телефон, – вдруг, полностью прохлопанный стремом, явился “мусор” по кличке “Веселый” и стал, как они все делают, внезапно зайдя, срывать “шкерки” в проходняке блатных “обиженных” возле самого входа и будить их самих, тряся шконки. Затем он прошелся по секции, зашел к завхозу и в маленькую секцию, потом опять вернулся сюда и стал балагурить, расхаживая по секции и разговаривая с самым старым стариком в бараке о том, что тот украл и ждет ли его кто на воле. Действительно, “веселый”, черт б его подрал! Пообещал, что до завтрака никто (на 13–м бараке) у него спать не будет (до завтрака оставался еще почти час), но вскоре ушел на 10–й.

Принесли мою “трубу” наконец–то, которую я через мать отдал одному из здешних блатных. Вчера уже говорил с нее. Сложные чувства испытываешь, держа ее в руках: как будто кусок твоей прежней жизни, многие дни и ночи, дома, в гостях, на теплоходах, твои друзья и любимые – вернулись к тебе мимоходом, спрессованные в этот прямоугольник пластмассы... Все время вспоминается почему–то, как летом 2005 г. , на теплоходе в рейсе Москва–Пермь–Москва я все боялся, сойдя вдруг с ума, или просто потеряв над собой контроль – размахнуться сдуру и зашвырнуть телефон далеко в воду. Хотя в глубине души, конечно, понимал, что потерять над собой контроль до такой степени мне вряд ли удастся. И одновременно – горько, что теперь этот телефон, в котором спрессовано столько твоих – и только твоих! – воспоминаний, находится в чужих руках, в этом мерзком месте, и ты лишь на минуты в день можешь получать его из этих ненавистных чужих рук...

Горько, тошно, тоскливо. Жизнь здесь проходит попусту, кроме трепки нервов, ничего не давая и не оставляя в памяти. Осталось мне еще 776 дней, 2 года и полтора месяца.

13–20

Тот же самый злобный старикан, что открывал напротив меня форточку – сегодня перед проверкой влез на кучу снега под этим окном, счистил с форточки и рамы наледь и каким–то кирпичом буквально вбил ее на место. Осталась совсем маленькая щель. Слава богу, хоть капля мозгов у него все же осталась, – лучше поздно, чем никогда! Но вот сейчас, пока пишу это – двери в секцию и на улицу раскрыты, я это знаю и не видя – по ледяному холоду, тянущемуся по полу и морозящему мне ноги.

3.2.09. 8–50

“Великое дело знать заранее!” – как говорил кто–то из персонажей Дюма. Как только вчера днем я услышал разговор, что вот это самое суперпуперблатное чмо, из–за которого у меня в декабре забирали чайник, опять положили из БУРа на больницу, – я тут же понял, что они придут за чайником снова. И точно! Перед ужином явился сперва с уговорами новый владелец моей “трубы” – видимо, зная, как критически важна для меня связь, его теперь по всем вопросам посылают ко мне первым, для шантажа. Когда его обещания личной ответственности и восстановления в случае чего не помогли, явился самый агрессивный из блатных (правда, агрессии на этот раз не проявлял), а после него – самый наглый (которому под конец разговора я сказал это в лицо), домогавшийся получить чайник долго, хамски настырно. Видя явный отказ, под самый конец сказал, что с удовольствием ударил бы меня по лицу... :)) Я устоял на этот раз (чем страшно горжусь :), но эти мрази, конечно, могут за это отрезать мне связь, как было в конце 2007–го, когда они вымогали у меня камуфляжный рюкзак Е.С. – якобы, кому–то он нужен был везти жратву в ЕПКТ... Пока что (за вчерашний вечер) явного отказа в связи вроде бы не наблюдается (с матерью удалось поговорить с одного из местных запасных вариантов по просьбе владельца “трубы” – ему понадобился телефон канцелярии верховного суда). Но что уж там будет дальше – бог весть...

Дебильный стирмужик, между тем, оказался обучаемее, чем я думал. :)) Сегодня в начале 6–го утра (его будит в 5 другой хмырь, поумнее, с которым они вместе бегают кругами по двору каждое утро), заправляя свою постель, он уже кинул мне на ноги одеяло и простыни, хотел было кинуть и подушку – но не решился, бросил ее на шконку под собой, где спит малорослая старая вшивота и конец шконки свободен!!. :))) Ура!!! Подействовало!!! :))) Всего–то за 2 раза!.. :) Конечно, если со временем (м.б., уже и завтра) этот его полезный навык забудется – придется учить снова. Плохо другое – что тряпье свое он все равно кладет на меня, а скинуть его не так–то просто, особенно притворяясь спящим...

Последние данные стрема не так давно – на вахте собираются “мусора”, так что шмон возможен, увы. Однако ожидание шмонов было моим кошмаром той весны; кошмаром этой, видимо, будет ожидание комиссий. Шмон обычно хотя бы не трогает баулы, только разбрасывает все под матрасом. При комиссии же именно баулы могут пострадать в 1–ю очередь – и не от самой комиссии, конечно, а от тупорылых, наглых и привыкших командовать блатных животных (точнее, даже насекомых).

4.2.09. 9–56

“Шмон–бригада на большом!!! Шмон–бригада на тот продол!!!” – новость последних 15 минут. Какой именно барак там шмонают – пока неизвестно.

Вчера перед утренней проверкой вился отрядник 4–го, в кабинете у завхоза вскрыл, просмотрел и отдал мне ту самую бандероль с книгами от Е.С., которая, мы уж думали, пропала навеки. Нет, не пропала, оказывается; отрядник 4–го (Быня, как его тут называют) сказал, что она, мол, валялась в кабинете у отрядника 8–го, тот просто не успел отдать. Тоже в отпуск, что ли, ушел? Сказал он это не на мой вопрос, а на вопрос завхоза об оставшихся неполученными заказных письмах, – но, похоже, говорилось явно для меня. Когда же я взглянул на штемпеля на оберточной бумаге – там стояло: Буреполом 26.11.2008. Два с половиной месяца она валялась тут, на зоне, у этих подонков!!. Были же в ней книга стихов и переводов Бунина (вот уж можно было не посылать) и книга Светланы Алексиевич “Чернобыльская молитва”, с первых же страниц глубоко меня потрясшая. Я читал ее вчера весь день и вечер, почти не отрываясь. Я много слышал об Алексиевич, одной из крупнейших беларусских писателей, будучи в Беларуси, но вот читать ее до сих пор не приводилось. Только здесь, в зоне!.. “У войны не женское лицо”, “Цинковые мальчики”, – названия ее книг, перечисленные на обложке, стали крылатыми, а читать вот не доводилось. Книга – сборник монологов (записанных, видимо, на диктофон) очевидце, жертв, ликвидаторов Чернобыля, поселенцев в выселенной зоне на Беларуси, и т.д. И сразу вспомнилось их трепетное, мучительное, не передаваемое словами отношение к чернобыльской аварии: для беларусов это – национальная трагедия, именно Беларусь приняла на себя подавляющую часть радиоактивных осадков в первые же дни, загрязнено и непригодно для жизни 23% ее территории (в Украине, для сравнения, – 4%; цифры приводит Алексиевич). Короче, невместимый сознанием ужас... Книгу Алексиевич обо всем этом, совершенно документальную, – без слез читать просто невозможно.

Сегодня с утра освободился наконец–то один из местных блатных подонков, причем из наиболее неприятных. Здоровенный, накачанный, наглый, – помню, первое время, как я стал ходить в ларек, все вымогал у меня там деньги “на колхоз”... Другое блатное чмо, куда моложе и меньше росточком, с первых же минут его ухода стало бегать в его спортивном костюме, ношенном тем года 2, не меньше. Умора...

Сегодня – среда, день шмонный и ларечный. Шмон нас миновал, а вот в ларьке – бандюга этот уже спрашивал не раз – сдуру обещанные 300 рублей придется отдать. Забавно будет, если оно прямо тут же, сразу и побежит их тратить – ведь по легенде, для меня сочиненной, этот чек надо будет отдать кому–то, кто готов отдать эти деньги на воле – не благо бедного “раскручиваемого” парня с 6–го барака... :)))) Конечно, модно потом тыкать данной ложью в нос и, по крайней мере, больше не давать, – но, увы, я завишу от их, в их лапах находящейся связи, и эта зависимость перевешивает все. Но, по крайней мере, можно попросить (потребовать бы, но бесполезно...) показать мне ту запись о моем “пожертвовании”, которую этот бандюга, по легенде, собирался показать “положенцу”. Интересно, как будет выкручиваться эта хитрая тварь...

А дебильное чмо в проходняке у меня все продолжает опять по утрам класть свою подушку и все тряпье мне на ноги! Вот сука!.. Подушка падает :), но эта мразь, ворча и ругаясь (я сплю :), пихает ее обратно. Сколько ни жило тут до него – и конченных ублюдков, и более–менее терпимых, – ни один не додумывался еще, заправляя кровать, класть свое барахло прямо на спящих людей. Идиот...

На улице стало потеплее. Дело уже потихоньку идет к весне. Еще 2 весны здесь, а на третью я пойду домой... Идет 111–я неделя с конца, осталось 774 дня...

16–37

Это чмо болотное само подошло ко мне еще до обеда с просьбой на мои 300 рублей купить одного чая и конфет. Я сказал: покупай сам. После обеда я сходил, там был только чай, хлеб и туалетная бумага. Да, перед обедом опять вырубили свет. Пришел, ничего для стирмужика не взяв – пошел он в жопу, тварь, животное тупое!.. Надавал мне заказов: чаю 2 пачки, конфеты (еще не знал что их не будет), хлеб... Понравилось, ни хрена не делая, жить за чужой счет... Вернулся – тут эта мразь блатная подлетает, пошли, мол, пошли!.. Хотя сразу сказал, что ничего там нет. Пошли. Кассирша очень удивилась, куда я буду тратить столько денег, на что. Эта мразь получила свои 2 пачки чаю (больше в одни руки не давали), блок паршивых сигарет, которые никто не берет, от хлеба отказалась – и все! Из моих 300–т рублей 162 пришлось вернуть в кассу. Но нет никакого сомнения, что оно, это чмо, будет требовать их и дальше, оно уже об этом 2–3 раза сказало, пока шли назад. Вообще, более хитрую, изворотливую и пройдошистую мразь трудно найти даже здесь. Как само собой разумеющееся шлет ребятам sms–ки от МОЕГО имени с требованиями положить немаленькие суммы ему на телефон!..

А чаю (и курева, так уж вышло) оно хотело взять, конечно же, я понял с первой же просьбы, не для одного себя, а на весь свой вонючий “колхоз”...

Лапши, по 2 пачки в день, мне хватит до понедельника, 9 февраля. Что я буду есть дальше, – точнее, с чем буду есть в ужин консервы, привезенные из дома, – неясно... Завоз, неопределенно сказала мне кассирша в ларьке, будет недели через полторы. Идя туда, отправил “Обращение” к Пономареву насчет переписки и книг.

5.2.09. 9–25

Шмон–бригада на 8–м – 7 “мусоров”, плюс 1 на 4–м. Только что, 5 минут не прошло. Все как той весной...

Сейчас, после завтрака, одна из этих блатных нечистей – другой обо мне, в ответ на упоминание тою и – громко, демонстративно, чтобы я, проходя мимо, слышал:

– Потому что он жид, б...!

Вчера вымогатель моих 300–т рублей докопался–таки до меня еще и вечером – переться опять в ларек, всей толпой покупать на мои оставшиеся 162 рубля по 2 пачки чая в руки. Собрал всю свою блатную и приблатненную кодлу, пошли. Но не дошли еще до ларька – возвращаются оттуда и несут весть: чай кончился. Дошли – то же подтвердил СДиПовец у ворот. Вернулись. Зазвал меня к себе в проходняк – пить кофе и беседовать (речь в основном шла о том, кто где и с кем сидел). В гробу я видал эти блатные любезности, явно рассчитанные на продолжение дойки в будущем...

Омерзительное, тошнотворное чувство: в понедельник кончатся запасы лапши, и со вторника уже нормально, как я тут привык за полтора года, размешанными в лапше консервами не поужинаешь. К хорошему ведь быстро привыкаешь... Черт знает, что придется делать – с хлебом их, что ли, жрать... То у этих бандитов в погонах, у этого мразотного государства вдруг кончаются дрова для бани, то лапша и вообще вся жратва в ларьке, то вырубают свет и воду, и не знаешь, сможешь ли ты эту лапшу себе на ужин залить кипятком... Страна воров и дураков...

А в рубашке и носках опять каждое утро полно вшей. Развел–таки опять этот старый хрыч... Давлю их...

21–43

Омерзительнейшая новость последнего часа: бешеное шимпанзе опять здесь! Вот тебе и 3 месяца, вот тебе и радость... Преждевременная, как оказалось. Теперь одна надежда: что скоро уже выйдет отрядник (хотя это тоже мерзко само по себе) и ликвидирует хотя бы эту пакость. Ну а пока – не приведи господь комиссию! Пронеси...

6.2.09. 9–09

С утра – совершенно неожиданно для меня – опять морозище 25 или 26 градусов. По такой холодине придется переться в баню и назад (пятница). Потом – традиционный их мерзкий обряд: “Мужики, зайдите в культяшку!..” Эта мразь здесь... Обезьяна... Лапша... Морозище... Вши... Тупой даун сосед (задолбал уже, когда дома – почти не лежит на шконке, постоянно трется в проходняке, сидит пьет свои чаи или жрет – на моей шконке. То ли дело был Сапог...), угроза комиссий, и т.д. и т.п. Отвращение, омерзение, депрессия и тоска такие, что совершено не хочется жить. Мать вчера еще дозвонилась, после отбоя уже: весь день эти местные ублюдки на разных номерах сбрасывали ее или молча клали трубку, когда она просила меня позвать...

18–05

В ларьке – только кофе, чай, “дальнячка”, подсолнечное масло, да – вдруг, с какого–то бодуна – мандарины и бананы. Жрать нечего, лапши нет, чем я буду без нее ужинать во вторник и дальше – ума не приложу. Не столько даже голод, сколько несоблюдение привычного за год с лишним уже ритуала ужина – вот что особенно противно... Отдал там, в ларьке, этим мразям 160 рублей, который “должен” (! :) им со среды. И с плеч долой; но уж больше, впредь – ни копейки!!

Подходит одна блатная мразь, нечисть, которую я бы по стене растер – и просит чайник, клянется сейчас лично принести. Я, как идиот, даю – через некоторое время он уже гуляет в руках шныря по чьим–то проходнякам. Больше – ни за что!!! Подходит другая мразь, полублатная, и просит “каких–нибудь конфетюшек на разлом” – это у них здесь такой жаргон. Третий раз уже за 3 дня подходит – а все потому, что я, идиот последний, имел в 1–й раз глупость дать ему кусочек хорошего шоколада, завалявшийся у меня в пакете с давних времен. Опытным путем подтверждается в точности все то, что я и так знал до этого теоретически: дашь что–нибудь один раз, уступишь их “просьбам” (домогательствам) – и они мгновенно сядут на шею, эта кодла халявщиков и уголовников, с малолетства привыкших еще на воле жить за чужой счет. Эх, своими бы руками вас всех до одного перестрелял бы, выродки!.. Но больше уж – ни куска и ни крошки вам, не просите даже!..

Эта нечисть в проходняке, тупой стирмужик, жрет и пьет целыми днями, когда не на своем складе, как сегодня. Уходишь, приходишь – он все сидит за своими кружками. Приходит он – тут же садится чаевничать, по 10 раз в день, или жрать. Не отлипает от столика, если я лежу – чуть не на голову мне плюхается, сука!..

9.2.09. 10–10

Полтора дня не было никаких особых событий, но вчера к вечеру, увы, они начались. Был обычный “мусорской” обход перед ужином (на час раньше, т.к. воскресенье), к нам “мусора” зашли в самом конце. Один прошел по большой секции и забрал мой телефон у того бандита, который теперь им владел. Прямо у него в проходняке, – тот рассказывал, что при крике стремщика: “Мусора к нам!” – он засунул телефон в трусы, и “мусор” сразу же полез к нему прямо туда. “Меня сдали”, – говорит. Все это, конечно, очевидное вранье, и теперь уже видно, что этот подонок опять пал жертвой собственного идиотизма. Идиот, без всякого сомнения. Одну “трубу” он “спалил” буквально, в смысле ее полной поломки, другую – “сдал” “мусорам”... Тем не менее, после ужина он подошел ко мне и стал просить 1000 рублей за “дорогу” для еще одной “трубы”, которая лежит у него в Нижнем. Это как–никак в моих интересах, это хоть какой–то вариант и надежда, что связь будет, – так что пришлось звонить и упрашивать мать, пробиваясь сквозь ее истерику и ругань. Будет она (“труба”) здесь только 12–го числа, а уж когда затянут – неизвестно. Так или иначе, если не начать опять бегать пользоваться “запасным вариантом” (тоже не испытывающим от этого никакого восторга), то со связью я опять завишу от этого скота–вымогателя, у которого у самого сейчас нет “трубы”, он сам должен будет ее у кого–то брать на время. Т.е., нормальной связи опять нет...

А зато есть и шимпанзе, и пустой ларек, и тупой сосед, и комиссии, и шмоны, ожидаемые в любой день (кроме выходных) и в любой момент... И со всем этим ужасом, со всем этим нервным перенапряжением годами приходится тут жить...

11.2.09. 10–10

Шмоны, шмоны каждый день... Сегодня – в ЛПУ (типа местного БУРа), вчера – на 8–м, видимо. Стрем “пробивал”: “мусора” 5–й, 8–й, 4–й; о шмоне именно на 8–м сказало одно местное блатное чмо, придя оттуда.

Самая гнусная новость вчерашнего дня – трое наглых ублюдков, захвативших соседний проходняк, вчера возились полдня, провели там опять провода, розетки, прицепили патрон – и опять, как осенью, суки этакие, взялись по ночам красть из близвисящей люстры единственную там лампочку и включать ее у себя. Давно этого не было, – вспомнили!.. Сегодня утром еще, положим, они вкрутили ее обратно, но если вскоре очередной шмон опять не выдерет все эти провода, то уже скоро я буду вынужден (тоже как осенью пару раз) утром готовить себе завтрак в полной темноте. Твари!.. Сегодня это было особенно неприятно: свет и так всегда пробивается из их проходняка, даже если он занавешен со всех сторон как следует; а тут они еще и сняли одеяло, отгораживающее их проходняк от нашего. Дело в том, что пару дней назад эти козлы докопались–таки опять до моего вшивого соседа. Но обошлось меньшим шумом и куда спокойнее, чем в тот раз. Заставили его опять выносить по утрам матрас, подушку и все тряпье, отдать одному из “обиженных” в стирку всю одежду (поэтому сейчас он лежит на матрасе и под одеялом голый, со вчерашнего вечера), да заодно сняли и это одеяло–“шкерку”, возле которого он лежал, чтобы гладить его и т.д. Повесили вместо него пока тюлевую занавеску, а в изголовье – еще и большое полотенце. Так что наш конец секции оказался сильно освещен из–за этих тварей – куда сильнее, чем необходимо для нормального сна.

Другая гадость вчера – ужинать без лапши, кончившейся позавчера. Еда есть, но ложился спать я уже голодный, – слава богу, все же заснул. Несытно без гарнира, как ни крути; а в проклятом этом ларьке, говорят, крупная недостача, ревизия и т.д. и т.п., так что когда все же наладится завоз и продажа жратвы– совершенно неизвестно. Все говорят, что очень нескоро. Мать советует, раз нет лапши, есть консервы с хлебом – и, видимо, придется.

Другие новости и впечатления вчерашнего дня тоже омерзительны. Одно из них – почти весь день хотел я записать все это еще вчера, но проклятые соседи весь день сидели и таращились на меня, чуть ли не следили за каждым моим движением. Один – мерзкий наглый стирмужик – не сходил с места у столика на моей шконке, весь день напролет пил свои чаи, молоко, что–то жрал и т.д. Буквально каждый час! Другой – вшивый – просто сидел, глазел на меня и курил. Не то чтобы я считал их обоих явными стукачами; но вид меня, постоянно что–то пишущего, поневоле вызовет подозрение у любого здешнего тупицы (типа уже бывших вопросов стирмужика “Что пишешь?”) и шикарный материал для начальства, стоит ему только этих соседушек расспросить... С заселением сюда стирмужика вся письменная работа вообще очень сильно осложнилась, – последний раз такие же подозрения были у меня в декабре того года насчет Сапога.

Сейчас, пока писал последние строчки, соседи в завешенном тюлем проходняке уже заметили, что я что–то пишу, и принялись обсуждать, задавать вопросы и перешучиваться. Скорей бы опять повесили одеяло! Писать тут что–либо становится все опаснее и опаснее, но бросить – т.е. потерять последний смысл пребывания здесь – я уже не в силах.

С матерью связь опять через пень–колоду, кое–как. Эта блатная животина берет чужие телефоны, они бывают заняты, она торопит меня, и т.д. Но вроде раз в день на 10–15 минут связь пока есть. Каждый день это нервы – ждать, будет она сегодня или нет...

Мерзкий старикашка напротив меня, под форточкой, оставшись один в проходняке (второй сбежал от него тотчас, как где–то еще освободилась шконка), продолжает постоянно открывать эту проклятую форточку. Старый идиот! В 6 утра, два только подъем, – уже все раскрыто настежь – и форточка, и все двери... Тупые, мерзкие, грязные скоты, среди которых просто находиться – мучение, даже если они тебя и не трогают. Хорошо еще, что на улице сейчас не очень холодно, да и вообще – дело идет к весне; утром, когда выходишь на завтрак, уже совсем светло. Но эти твари вокруг до того гнусны и омерзительны, особенно когда их много и они так и шныряют, так и снуют вокруг тебя, как крысы, – просто нет слов описать то чувство омерзения, тоски и острой досады, которое было вчера вечером от всех этих вместе вышеописанных обстоятельств (ужин, связь, лампочка, окно, хари соседей через тонкий тюль, бегающая и орущая (преимущественно матерщину) шимпанзятина, и т.д. Жаль, что не удалось описать это состояние вчера вечером, когда оно было острее всего, – пока не удалось поговорить с матерью, меня буквально трясло...

16–25

Маленькая, но все же радость. Перед обедом приперся Степышев – сегодня его смена, и он, как всегда, в обед обходит бараки – , – пошарил–пошарил – и в проходняке рядом со мной ликвидировал все это электрохозяйство, только вчера налаженное! :)) Хоть и редкая мразь этот Степышев, но тут и от него неожиданно вышла польза. :) Даже до шмона не дожила”, – грустно шутили они сейчас в своем проходняке про все это утраченное. Он вообще большой любитель искать и обрезать всякую тайную электропроводку, этот Степышев, вечно ходит с кусачками. По крайней мере, можно надеяться, что сегодня ночью они лампу уже не зажгут.

Сходил в ларек после обеда. Только хлеб, подсолнечное масло и туалетная бумага. Обещают, впрочем – я специально спросил еще раз, – что снабжение наладится уже на той неделе. Верится слабо... Купил 2 буханки себе и одну – стирмужику, совершенно одолевшему своими просьбами. Животное тупое...

Начинается очередная нервотрепка и ожидание на тему, удастся ли сегодня позвонить матери.

12.2.09. 10–08

Чистый анекдот: сейчас вдруг вызвал начальник санчасти Демин – спросил, есть ли у меня заявление на выдачу свитера со склада. Я сказал, что было, но забрали на шмоне еще в мае того года, – том самом шмоне, который устроил его однофамилец. Он дал лист, и я тут же под его диктовку написал новое. Возник вопрос, кому его отдавать, – отрядника еще нет, а в штабе – я не знаю, кому отдавать (да и не безопасно, с обеих сторон, туда ходить). Так что я попросил его отдать там самого, и он, хотя и удивился моей “простоте”, :)))) но заявление взял. Заодно поговорили с ним просто так – о жизни, о том, что я буду делать после освобождения, как у меня дела обстоят здесь, и т.д.

Вчера вечером вместо того, чтобы дать мне “трубу” – пригласили после проверки пить чай у них в проходняке. Пошел, попил, хотя, конечно, с людьми крайне мне неприятными, – удовольствия было мало, да еще и шимпанзе заскочило вдруг на полминуты... “Трубу” этому персонажу самому еле удается выпросить у кого–то, очень ненадолго, и с зарядкой постоянные проблемы, – короче, он тоже де–факто без связи, да еще и затянуть быстро вряд ли сможет, – узнал, что там уже ждут очереди 6 “труб”, и не все же сразу их понесут, и вряд ли его будет первой. От этого он был перед проверкой в бешенстве. После чая обещал, как пройдут “мусора” (как раз начался ночной обход), м.б., все же подойти ко мне с “трубой”, если удастся у кого–то ее взять. Но так и не подошел. Короче, хорошо, что послушался я внутреннего голоса и еще до всего этого, идя с ужина, воспользовался запасным вариантом (хотя тоже не хотелось и было противно, конечно, но пересилил себя...). М.б., так же придется сделать и сегодня (еще противнее...), если будет техническая возможность (т.е. там не будет закрыто).

Забавно будет, если к весне мне таки выдадут свитер со склада. :) Да еще эта тварь, сосед–алкаш, дошьет–таки теплую жилетку из телогрейки. Буду обеспечен теплыми вещами на следующую зиму, 2009/10 гг., если только ни при каком шмоне и ни при какой комиссии не пропадут эти вещи за лето и осень...

Сейчас на улице, слава богу, не холодно. Форточка открыта настежь, но я этого даже не чувствую. По утрам, когда выходим наг завтрак, уже совсем светло.

13.2.09. 12–35

Абсолютно ничтожное, плюгавое, омерзительное, ровным счетом ничего из себя не представляющее блатное чмо из захваченного соседнего проходняка, рожденное матерью–алкоголичкой, имеющее заведомо испорченную, дурную наследственность и недостойное никакого другого определения, кроме Untermensch, – командует тут как хочет всеми прочими, даже и старше его и (особенно!) не криминальной биографии! Пришли сегодня из бани (пятница) – и оно вдруг заявило моему соседу стирмужику, что тому придется перелечь со своего места на свободное с другой стороны от меня. На вопрос: “Почему?” – нервно заявило что–то вроде: “Ну я тебе еще причины должен объяснять, что ли?! Так надо!!!”. КОМУ надо – трусоватый и туповатый, с типично русским рабским (перед сильными и наглыми) характером стирмужик спросить не догадался. Пару раз пытался смиренно упрашивать новоявленного “повелителя”–соседа смилостивиться, упирая на то, что только обосновался здесь, будучи переброшен волевым решением с прежнего места (он прожил в моем проходняке, с 14 января, месяц без одного дня), но тот был неумолим. Максимум что может стирмужик – вместо этого свободного места лечь на другое свободное. А плюгавый, ничтожный “повелитель” настоящие причины своего решения объяснил соседу по проходняку: “Он (про стирмужика) ложится спать и сюда жало свое точит! Тут по телефону разговариваешь, а он жало точит, смотрит, кто заходит в проходняк, что здесь делается” и т.д. Можно подумать, что ежедневные скандалы этого чма по телефону с женой и пьющей матерью составляют государственную тайну! Или что когда оно орет в полный голос на жену, уличая ее в том, что она какое–то время не брала трубку или не пошла на работу, а была где–то еще под видом работы, – эти истерические, бешеные крики не слышны вполне ясно на другом конце секции! Или что когда опять прибавится в отряде народу и опять не станет хватать мест, – рядом с ним не положат просто по этой причине такого же “подозрительного”, который будет так же – или даже еще хуже – “точить жало”...

Так или иначе, стирмужик очень удручен и всячески пытается избежать переезда, спихнуть на не нравящееся ему новое место кого–то другого, и т.д. Во всяком случае, перестановки неизбежны. А это ничтожное плюгавое полублатное чмо уже решительным тоном заявляет своим друзьям про другого соседа – вшивого старичка: “Все равно я его куда–нибудь переложу или спишу!” – “Куда?” – “На 1–й барак” Уголовная нечисть в этой зоне чувствует себя в такой силе, что берется вместо и помимо официальной администрации рулить переводами людей из одного отряда в другой.

С одной стороны, этот уродец за месяц проживания запредельно достал меня своим бесконечным чаевничаньем, сидя чуть ли не у меня на голове, вытиранием ног и курением, сидя на моей шконке, раскладыванием мне на ноги своих подушек и одеял, вечным лазаньем в изголовье – пока я ем – то за полотенцем, то за куревом, и т.д. и т.п. Но, с другой стороны, как всегда, самое худшее – неизвестность: кого–то сюда в проходняк еще поселят на его место?..

Мириться лучше со знакомым злом,

Иль бегством к незнакомому стремиться?..

После обеда опять идти в пустой ларек за хлебом, – дай бог еще, чтобы был. Опять нервничать, будет ли сегодня связь с матерью (вчера принесли мне “трубу” даже раньше, чем я думал). И т.д. и т.п. Кончается в воскресенье 110–я неделя, осталось ровно 765 дней. Даже начальник санчасти Демин признал, что оставшиеся мне 2 года с хвостиком – это еще много...

16–40

Неожиданно оказалось. что в ларек привезли жратву! Моя “любимая” лапша в наличии, и даже не подорожала – 6 рублей, как и была! Но толпа в ларьке оказалась безумная – приперся именно сегодня почему–то чуть ли не весь 3–й отряд и в результате скупил почти весь товар. Продавщица в “нашем” окне наконец не выдержала и крикнула: “13–й отряд есть? Проходите без очереди!”. Передо мной “прямо”, т.е. непосредственно передо мной, стояло еще человек 5, да еще “сбоку”, где фактически стоит 2–я очередь параллельно с 1–й, еще большая толпа, когда я воспользовался приглашением и без очереди смог что–то купить. Было сливочное масло – ура!!! – но хлеб уже закончился. На завтра еще есть со среды, а с воскресенья по среду придется мазать этим маслом мерзкую и кислую столовскую “чернягу”.

Проходя без очереди, протискиваясь в этой толпе озверелых подонков к окошку, я допустил один глупый промах, от которого первое время меня просто трясло. Надо было развернуть большой пакет для покупок, а в руках у меня была палка, и некуда было деть ее, и у стола кто–то стоял, не давая поставить туда; а медлить с “отовариванием” в этой толпе и с этой продавщицей, вечно всех торопящей, было тоже нельзя. И я, как последний идиот, повернулся к одному старому (лет за 50, точнее не знаю) ублюдку с 13 отряда, который стоял за мной и первые минуты, как встал, даже пытался со мной о чем–то разговаривать. Повернулся, как дурак, и, будучи в отчаянном положении, попросил его подержать мою палку. Идиот! Кретин! Конечно же, эта тварь отказалась, да еще пыталась выразить то ли удивление, то ли возмущение моей просьбой, – вслушиваться было некогда. Правда, я не сразу сообразил, что это чмо однорукое, и в этой своей одной руке оно, кажется, держало чек. Но если захотеть – вполне можно было и прижать палку рукой к телу, и чек убрать в карман (как я), а палку взять, и т.д. Но, разумеется, данной твари все это было ни к чему, и я еще раз со стыдом и отвращением к самому себе убедился, как верна среди этих подонков формула: “Не верь, не бойся, не проси”.

Сегодня 13 февраля – 8 лет со дня первого шмона у меня дома, проводившегося ФСБ в этот день в 2001 году. Сколько воспоминаний!..

Совершенно слетевшее с тормозов бешеное шимпанзе весь день, с проверки, буянит в своем конце секции. Сразу после проверки оно долго орало, разносило и било (по лицу?) стремщика, проспавшего что–то, – видимо, как раз контролера, пришедшего на проверку. Орет и буянит до сих пор, и никто даже не выражает малейшего намерения, даже мысли о том, чтобы его успокоить...

Шел сегодня в баню – и вспоминал свои записи о ней в дневнике той зимой, тоже в феврале, кажись, – в той части, что попала на волю. О том мучительном унижении, которое испытываешь, буквально крадясь туда тайком , чтобы не встретить “мусоров”, не влететь за “незаконное” хождение без “общественника”, и т.д. Прошел год, и все–таки кое–что изменилось тут в лучшую сторону. Есть (пока что, могут и отменить) “свободный ход”, можно идти спокойно, а не пробираться, крадучись и оглядываясь. Зато и калитку 13–го стали (еще с прошлой весны) запирать, а тогда было открыто...

15.2.09. 14–50

Света нет весь день, с 9 часов утра, хотя воскресенье, а по выходным раньше не выключали. Воды нет даже в столовой, хотя раньше там бывала всегда. Связи нет уже 2–й день, – вчера пришлось воспользоваться запасным вариантом, а сегодня не будет и этого, т.к. все телефоны разряжены, как только дадут свет (когда еще это будет...), их поставят на зарядку. Та мразь, которая отдала “мусорам” мой телефон, а потом обещала, беря чужие, подходить сперва ко мне, т.к. я с матерью говорю минут 15, не больше, – сделала так, кажется, дня 2, после чего начисто забыла о своем обещании, как будто меня здесь и нет. Мать прозвониться вчера тоже не смогла – все эти подонки то сбрасывали ее, то просили “позвонить попозже”. Сегодня я не жду никакой возможности поговорить с ней вообще, – в лучшем случае это будет завтра вечером запасной вариант. А шимпанзе и прочие

Свет дали, пока писал. Без 3–х минут 3 часа.

...прочие мрази трещат по телефонам непрерывно. Но т.к. дали свет, – м.б., все же я зайду, воспользуюсь запасным вариантом, если получится, и сегодня.

Мерзко, тоскливо, тошно на душе. Жизнь среди нечисти, мрази, сброда отвратительных наглых ублюдков, возглавляемых совершено ненормальной тварью. То шмоны, то комиссии. Все эти твари трещат по телефонам круглосуточно со своими бабами, – я не могу позвонить матери на 15 минут в день, хожу, высматриваю, разведываю, предпринимаю хитрые маневры, чтобы подойти и посмотреть, есть ли телефон и можно ли его попросить... Жалкая, унизительная жизнь!.. Можно быть крупной величиной в мире людей – приличных, образованных, цивилизованных людей, – и одновременно жить последним, всеми презираемым объектом для глумления всех этих тупых уголовных ублюдков. Люди там, на воле, будут читать и обсуждать твои тексты, стихи и т.д. – а они здесь будут хитро виться вокруг, вымогая из тебя как можно больше денег, шоколадок и прочих материальных благ и злобно махать кулаками у тебя под носом, почувствовав в твоих словах хоть малейшее “неуважение” к ним – мразям, отродью, нечисти, достойной только плетей каждый день, а не уважения... Самое мерзкое, что тебе может сделать это проклятое государство – это не “лишить свободы”, а засунуть тебя в барак или камеру, жить годами посреди уголовного сброда, своей верной основы, преданного электората и верных прихожан своей церкви... Мрази, ублюдки, наглое хамье и быдло, будьте вы прокляты!..

Впрочем, если даже я и не позвоню сегодня матери, – ничего страшного, ибо ЧТО она может сказать мне нового? Жива, здорова (относительно) – и то хорошо.

Пришло письмецо от моей – точнее, теперь уже бывшей моей – Ленки. Зачем? Я так и подумал вдруг – в виде анекдота, не больше – что вдруг от нее будет письмо, увидев “общественника” с пачкой писем в руках. И точно! – тут же он мне его и вручает!.. Но зачем?.. Письмо полностью в ее стиле: поздравление и открытка с Новым годом, письмо датировано 28.12.2008, а московский штемпель на конверте, когда его вынули из ящика – 4.2.2009. Больше месяца оно у нее валялось, не могла отправить, хотя почта как раз напротив ее дома. Дерьмо!.. Я написал большой ответ, перечислил в нем все, что было – от памятной киевской истории до этого явного пренебрежения – месяц не мочь отправить письмо, – и, надеюсь, на этом исчерпавшее себя прошлое действительно будет закончено...

Завтра, скорее всего, припрется к зарядке эта мразь отрядник. Только бы он побыстрее закрыл другую мразь в ШИЗО, если придет, – терпеть их обоих вместе будет явно выше моих сил, ибо нервы и так истрепаны выше всякого предела...

16.2.09. 9–29

Ну да, зашел вчера к “запасному варианту”, превозмогая отвращение. Судя по встрече, скоро мне не будет ходу и туда. Денег, мол, нет, и все такое. Эта тварь стрясла опять с меня шоколадку и несколько пакетиков чая – хорошо еще, у меня остались старые запасы чая с бергамотом, который сам я не пью. Усиленно агитирует затянуть еще одну “трубу”, и, видимо, для постоянной связи иного выхода нет, я сам это понимаю. Но на это нужно 5 тысяч (одна – за “дорогу”), которые мать не хочет давать ну никак. Да и доверия особого к этим предложениям тоже нет, слишком уж заманчиво, быстро и легко все это обещается; а потом – ничего нет легче сказать, что телефон “спалился” по “дороге”, и никак это не опровергнешь, ничего не докажешь и денег не вернешь...

А та мразь, которой мать уже отдала тысячу – 2–й день вчера не подходила, ни с “трубой”, ни без нее. Вечером, когда оно (на сей раз даже раньше меня) вышло гулять перед вечерней проверкой, – когда вышел я, так оно даже повернулось и пошло наравне со мной, явно ожидая, что я сейчас что–нибудь скажу или спрошу. Но я промолчал – и оно тоже, и быстренько отошло от меня. Тварь... Развести на деньги – и все, больше не нужен, никакие недавние еще обязательства, обещания и клятвы – как будто и не было их!.. Мразь...

Ну что ж, началась новая неделя, 109–я от конца срока. 762 дня осталось. Уже завтра–послезавтра ждем новых комиссий и шмонов. :)))

А что еще остается, чего тут еще ждать? Хорошего ничего не будет, не стоит и рассчитывать; и со связью, несмотря на все усилия, в этом году будет хуже, чем в прошлом, а уж про 10–й год и думать не хочется. Если эти мои дневники и прочие бумаги как–нибудь сохранятся у меня до конца срока – вот и отлично, и ничего лучше для меня быть не может.

18.2.09. 9–50

Мать все же отдала вчера 5 тысяч за новый телефон, хотя накануне, позавчера, я так и не смог уговорить ее, она упиралась, что денег нет, а с книжки снимать она не будет, и я вынужден был, потеряв всякое терпение, сказать, что тогда я не буду ей и звонить, т.к. не с чего, не буду никуда ходить, никого просить, ждать, нервничать, переживать и т.д. Пусть сидит без связи со мной, как хочет. Это ли подействовало, или что другое – не знаю, но вчера вечером мне вдруг сообщают, что она уже отдала деньги, – все сделали даже без моего ведома.

Правда, неприятно очень то, что опять придется иметь дело с этими же блатными и полублатными тварями в этом же бараке, с которыми уже его имел почти весь тот год, когда у одной из них была “моя” “труба”. Мать они сбрасывали порой по 25 раз за 1 вечер!..

Оказывается, на свиданку (короткую) она поедет не 28–го, а 27–го, – дозвонилась, по моему совету, и ей, как я и думал, сказали, что 28–го, в последний день месяца, не проводятся не только длительные, но и короткие свидания. Только бы эти твари еще приняли бы передачу, не прицепились бы к тому, что прошлая была 29–го, а эта – 27–го, – раз 2–х дней не хватает, значит, “не положено”...

Среда. С минуты на минуту ждем–с “шмон–бригаду на большом”, но что–то пока нет, задерживается. :)

Ларечный день. Опять будут вымогать и вытрясать на общее, “на выход”, “на крест”, “на изолятор” и еще под десятками других предлогов. А тут

Пока писал, ровно в 10 утра опять вырубили свет. Суки! Мрази!!. Неизвестно, включат ли его до обеда, будет ли торговать ларек (точнее, будет–то будет, но только одно окно, и толпа, и товар не разглядишь, и т.п. “прелести”, как обычно). Задолбали уже эти постоянные отключения света. Вчера перед вечерней проверкой, пока я пил чай, тоже вырубали, но успели еще до проверки включить. Сейчас это, видимо, на более долгий срок.

А хотел до этого написать, что вот как раз вскоре опять буду связан теснее с этой блатной сволочью – по поводу нового телефона, а если ввиду этого дать им малейшее послабление по части ларька – то они мгновенно сядут на голову и выдоят все, что есть, до копейки...

Сегодня опять проснулся с жуткой тоской и отвращением. Снилась всякая чушь, как регулярно она снится мне под утро. Будь она проклята, такая жизнь, и на кой черт она мне нужна?! Скорей бы сдохнуть... Мысль о суициде возвращается снова и снова, как об избавлении разом от всех бед, – но, увы, я могу лишь презирать сам себя за неспособность на этот решительный шаг. Жить всю жизнь с сознанием полного своего ничтожества...

Тоска, усталость, отвращение ко всему, ко всем окружающим, к самой этой жизни. Глаза бы не видели всю эту двуногую слизь и слякоть вокруг!.. Нервы истрепаны до последнего предела, слова “шмон” и “комиссия” вызывают припадок истерического смеха, а ведь мне еще 2 года тут сидеть. Тут же, так же, и любое изменение всегда будет в худшую сторону. Осталось ровно 760 дней.

19.2.09. 9–47

Ситуация крайне неприятная: вопреки обыкновению, бешеное шимпанзе не спит сегодня с самого утра! Пол–утра оно шлялось по бараку, орало, буянило, материлось, пело, слушало музыку в “культяшке”, а сейчас там, в их конце секции, собрался целый сходняк “братвы” и поминутно доносится бешеный гогот. Этим животным все смешно. Видимо, приперлись с других бараков. Самое печальное, что нет покоя в единственный кусок дня, когда раньше он был: с завтрака до проверки. Остается надеяться, что завтра оно таки будет в это время спать, и традиция сохранится. Эх, скорей бы август!..

“Шмон–бригада на шушарку!” – “пробили” недавно стремщики. Шмон в столовой – это забавно само по себе. “Сейчас всю капусту отшмонают!” – тотчас же сострил кто–то.

Вчерашний день выдался бурным и безумным. Гнусное, омерзительное, прыщавое блатное чмо, взявшее на себя последнее время что–то вроде роли главного ларькового вымогателя (хотя сколько их там таких!..), вымогало и наседало так, что я еде сдерживал этот напор, чтобы не послать подальше и не привести дело до скандала, когда на меня навалилась бы разом вся блатная кодла. Идиотизма тоже хватало: сперва минут 15 стояли на “продоле”, ждали, когда “общественник” поведет на обед, а он все не вел почему–то. Больше половину ушло так, не дожидаясь его, как и обычно. (Потом оказалось, что почему–то гораздо позже пошел на обед 8–й, потому, видимо, не вели нас.) Надоело ждать, и я, плюнув, тоже пошел один, но не в столовку, хлебать их вонючую бурду, а сразу в ларек. И что же? Мог бы не торопиться: оказалось, что обеих продавщиц еще нет, никого в ларек не пускают, перед его калиткой стоит толпа. Вот в этой–то толпе прыщавое чмо насело на меня 1–й раз. Стояли 5–й, 13–й, кто–то и с 8–го, и с других отрядов. Я посмотрел на них, на эту толпу при дневном свете: сборище бандитов, подонков общества, отребья, которое не здесь шоколадками через ларек кормить, или перестрелять и засыпать негашеной известью в ямах! Боже, какие хари!.. На почти каждой – печать вырождения, хотя все они без исключения моложе меня. “Племя младое, незнакомое”... Зверье... Впрочем, я уже писал, что называть их животными – значит оскорблять животных. Нечисть, привыкшая жить на чужой счет и со злобой, с остервенением, под любыми предлогами добивающаяся для себя такого же положения на зоне.

Тетки–продавщицы пришли только около 3–х часов дня, и одна из них позже, уже в своем окошке, рассказала: они–то пришли на работу вовремя, но “мусора” почему–то отправили их назад (почему – я не понял, да и они сами, по–моему, тоже), и они гуляли по поселку, обошли там все магазины, пока, наконец, им не позвонили и не сказали возвращаться. А мы (я, во всяком случае) ждали их, – хоть было и не холодно, погода уже почти весенняя, но ноги у меня замерзли весьма основательно и, как бывает именно после хорошего зимнего замерзания, близкого к отмораживанию, – потом в тепле отчаянно чесались.

Но это уже потом. Не успел я, купив поест и выслушав злобное бормотание прыщавого чма, что я лишил их вожделенного чая с конфетами (которых, впрочем, и в продаже–то не было) и его назойливые, особо подчеркиваемые заверения, что оно требует не для себя, ты не думай, а исключительно для “мужиков”, чтобы в пятницу, как обычно, “заварить” и посидеть, пообщаться за чифиром (а сперва оно, еще на улице, клянчило “на выход” :) , – не успел я прийти в барак и снять обувь, как “козел” сообщил мне, что меня вызывают в 15–й кабинет!

Конечно, не столько неприятного могли сообщить мне там (знаменитый “Агроном”, мерзкий и вечно пьяный майор Степанов, зам. по какой–то там “безопасности”), сколько было опасно, что пронюхает об этом вызове шимпанзе и вся его “братва” – и эта тварь опять же полезет драться за то, что я их не “поставил в курс” и не взял от них провожатого–свидетеля, как они навязывают. Но я не мог и впредь не буду никогда этого делать – слишком уж глубокое, непреодолимое, до рвоты, омерзение они у меня вызывают, и слишком гнусно было бы безропотно признать их власть и подчиниться их требованиям.

Пока пишу – эти мрази там включили музыку, и опять, как осенью, эта бесхвостая обезьяна, вызвав туда самого работящего из “обиженных”, заставляет его под эту музыку танцевать, горланя на весь барак: “Давай, Анжелика, давай, танцуй! Давай, Анжелика, давай! О–па! О–па!!!”. Сцена сопровождается их общим гнусным гоготом и – время от времени – аплодисментами.

А в 15–м кабинете оказался вовсе не подонок Агроном, а какой–то другой, вовсе незнакомый мне “мусор”. Перед ним лежали какие–то бумаги, показавшиеся мне смутно знакомыми. Спрашивать он стал про свидания в ноябре и декабре, – и попросил подробно рассказать о том, как и почему прервали на час–полтора раньше короткую свиданку 29.12.2008. Спросил фамилии бывших там свиданщиц, но я их по фамилиям вообще не знаю ни одну. Спрашивал, на сколько именно раньше прервали свиданку. Распечатки же, как я сразу понял, были с “моего” сайта – “За Бориса”. Мне показалось очень забавным, что они, прочитав в инете, ЧТО у них произошло в зоне, спустя почти 2 месяца вызывают меня и начинают разбираться. Типа, вот какова она, сила СМИ, сила электронного слова!.. :) Но все оказалось проще. Вечером я рассказал об этом анекдоте матери, чтобы она передала и сообщение повесили на сайт – и она сказала, что начальство явно проверяет се пункты ее жалоб, переданной через Ганнушкину прямо Лукину, а тем направленной в Нижегородский УФСИН. В пришедшем матери от Лукина извещении о судьбе этой жалобы даже говорилось, что проверка ее будет контролироваться Москвой. Хотя, конечно, Лукин – не бог весть какая контролирующая инстанция. Но все равно – и про невыдачу теплого свитера, и про прерванное свидание шла речь именно там, и теперь как раз по всем этим вопросам меня и дергают.

Эти подонки в конце секции выключили музыку, отпустили несчастного танцора, шимпанзе орет: “А где чифир, .... (мат)?!”. Оно совершенно бешеное, ненормальное, жить приходится годами в одном помещении с опасным психом, бросающимся на людей не только в ярости, но и от хорошего настроения тоже. К тому же оно повадилось наведываться в захваченный проходняк около меня, а там тоже живут такие же бандиты и психопаты (если не все, то как минимум один точно). Жизнь в настоящем сумасшедшем доме, среди даунов и откровенно агрессивных психов...

Пока писал все это, прошел почти час, время уже 10–38. Только в это время, утром, позавтракав и выбрав всех вшей из рубахи и носков, удается взять ручку и что–то написать. Потом – просыпаются соседи и начинают пялиться, да и вокруг до поздней ночи бегают толпы любопытно–агрессивной мрази...

20.2.09. 10–58

Вчера после дневной проверки смотрю – блатота ходит по нашему концу секции, осматривает свободные места, спрашивает, кто где спит. Это всегда недобрый знак. Оказалось, “поднялись” двое “этапников” – один с виду старик, в очках, другой помоложе. Не знаю уж, кто и за что им дал такие срока, но оказалось, что сроку у них всего по 80 дней, и через месяц оба уходят (впрочем, насчет того, что оба, я не совсем уверен, но об очкастом это говорилось точно). И вот – в воздухе запахло паленым: это наглое блатное чмо, “замглавнокомандующее”, подошло к одному з/к, 44 лет, тоже ходящему с палкой и вечно болеющему, с кровати–то встающему не так часто – и заявило ему, что он должен перелечь на другое место, причем на верхнее. Аргумент был все тот же, универсальный: “Так надо!”. КОМУ надо, этот бедолага тоже почему–то спросить не догадался, но все же упрямство проявил (и то хорошо: из захваченного полублатными проходняка рядом со мной они осенью выселили именно его). Блатное чмо на его аргументы, что он весь срок лежит внизу, постоянно болеет, нагло заявило: “Ну что делать, настали перемены!”. Удивительно, фантастически наглая бесцеремонная мразь!.. Но, видя, что намеченная жертва все еще не покоряется, она заявила: “Ну, раз ты меня не хочешь слушать, сейчас тебе по–другому объяснят!” – и тут же привела шимпанзе. Но, вопреки моему ожиданию, обычного скандала с бешеными криками и пеной из пасти не произошло. Не знаю уж, почему, но шимпанзе спасовало, не стало беситься и орать, видя явную непокорность своей воле. Должно быть, явно проявляемая твердая готовность к сопротивлению парализует их волю к насилию. Сопротивляться, да даже просто быть твердым, неуступчивым с врагом оказывается полезно всегда. Тот намеченный к выселению и шимпанзятине повторил сразу то же самое: “Я болею. Постоянно болею. Лежу целыми днями.”. И эта животина куда–то еще пристроила нового старика (про которого зам. этой животины сперва аргументировал тем, что он слепой, не положу же я слепого наверх!” (комендант хренов), но тот оказался вовсе не слепой, судя по тому, что вполне свободно ходит и по бараку и на улицу), – то ли на одну шконку с другим стариканом–алкашом в том же проходняке, то ли еще куда, не знаю. Но выселение не состоялось.

К чему я все это описываю так подробно? К тому, что вместо того типа жребий “Так надо!” свободно мог бы выпасть на меня. Подошли бы эти наглые твари и стали заставлять “перелечь”, начать лазить наверх (куда мне и не залезть, и уж тем паче не слезть назад), животина подняла бы истошный матерный лай и крик, сала бы махать кулаками и норовить ударить, как в том сентябре, и, м.б., даже ударила бы. Что бы я стал делать? Хватило бы у меня воли и твердости для сопротивления, для того, чтобы в условиях этого обезьяньего питомника отстаивать и отстоять свое человеческое достоинство? Хочется думать, что да, но все же полностью в этом я не уверен. Интеллигентность и тонкий ум слишком часто в истории пасовали перед грубой силой, хамством и наглостью. Вся наша история – тому пример, и история всех наших революций ХХ века – в особенности. И в малом, в чисто личном, вроде эпизода матерной стычки в лагерном бараке – проявляются те же исторические, политические, психологические и пр. законы, что и в великих событиях...

Между тем, пришел я из бани (пятница). Предстоит: “мужики, зайдите в культяшку!”.

16–40

Отбился, отвязался от них в ларьке сегодня удачно. Ур–ра, победа! :)) Стояли опять у ворот долго, было солнце, но ноги очень мерзли, – продавщицы принимали и раскладывали товар, и было сказано: пока не закончат, пускать не будут. Многие уходили, уповая на приход “вечером” (18–00 – 20–00); то позавчерашнее главновымогающее чмо тоже ушло, строго наказав мне купить несколько пачек сигарет. :)) Но “хороших” для них сигарет (Saint George) как раз и не было. Зато, завидев меня в толпе у окошка, старое уже, хитрое и ушлое кавказское животное сразу же оживилось и настойчиво, несколько раз предложило мне купить рулет “для БУРа”. Не получая положительного ответа, оно возвращалось к этой теме несколько раз; стояло оно впереди меня и, выбирая товар в окошке и видя, что на что–то ему не хватает, очень резво, быстро и непринужденно предложило мне “добавить” ему эти 20 с чем–то рублей. Какие они все простые и быстрые, когда дело касается чужих денег!.. :))) Не хватает – я возьму у тебя, добавь мне; и на раздумья над ответом – считанные секунды. Однако, к глубокому разочарованию этой хитрой твари, я “добавить” отказался, сказав, что еще ничего не купил себе и даже товаров пока не вижу (стоял так, что еще не мог заглянуть в окно). Оно на прощание расстроенно посетовало, “что я за человек” и поинтересовалось, не думаю ли я, что оно это все для себя? :) Я сказал, как обычно в таких случаях, что ничего не думаю. Вообще ничего. :)

21.2.09. 9–23

С утра на улице опять было минус 18°. Морозище. Самая подходящая, блин, погода для начинающейся весны. Солнце сияет уже совсем по–весеннему, небо чистое–чистое, синее–синее, днем на солнце все капает... А я все сижу здесь, – уже 4–ю весну не дома...

Вчера эта новоприбывшая блатная тварь дала мне “трубу” только в пол12–го ночи, когда мать уже спала, да и то всего на несколько минут. К запасному варианту я не пошел, – осточертело, надоело, и вечно там толпа народу, то денег на телефоне нет, то еще что–то, да и ждать, пока телефон освободится, там приходится слишком долго. В прошлый раз только–только успел оттуда выскочить, как на “продол” уже вперся Быня, отрядник 4–го. Но – знать бы все это заранее! – вчера “мусора” как раз совсем не шлялись по баракам, ни в обед, ни вечером, и можно было сходить.

Мать, между прочим, сказала, что звонила Люзакову, – вопреки своему обещанию, он в Москву на 23–е не приедет. Макет книжки обо мне, которую он взялся делать (год прошел, как от этой идеи отказалась Е.С.) он, скорее всего, тоже не сделал, но точно я этого из разговора не понял. Зато прямо и четко он сказал матери другое: деньги на эту книжку, которые они уже давно договорились собрать, так и не собраны! Подтверждается мое первоначальное мнение, инстинктивное и безошибочное, зная этих людей, их организационные способности, финансовые возможности: никакую книжку обо мне они, конечно же, не сделают, куда им!.. Эта задача им явно не по зубам; вот Санникова могла бы реально – но не захотела, скотина этакая. А эти – слишком мелко плавают, тираж газетки своей снизили с 500 до 300 (курам на смех!) и занимаются в ней сплошными перебранками друг с другом, да еще держат этого Старикова – как будто специально для создания эффекта “плюрализма в одной голове”. В 2000–м 2 или 3 месяца не могли съездить свою газету из типографии в Раменском забрать, пока ее ФСБ не нашло и не уничтожило. Теперь вот 15 тысяч собрать никак не могут. Ничтожества...

Суббота. Кончается неделя. Она обошлась без шмонов и комиссий. Осталось 757 дней.

16–05

Рано обрадовался, идиот!.. Написал с утра... Как и всегда – радость прежде времени...

Сразу после проверки пришли 2 “мусора”, быстро прошли по бараку. После их ухода шимпанзе тотчас собрало всю, без исключения, барачную шоблу в “культяшке” и грозно возвестило: 3 дня в лагере комиссия!!.

“По безопасности”. Приехали будто бы еще вчера (в ответ на уточняющий вопрос одного блатного: “С понедельника?”). Вчера была пятница, сегодня и завтра – выходные. Представить любое начальство тратящим свои выходные на такого рода рабочие поездки дико и нелепо; это едва ли может быть, да даже если и может – комиссия эта будет, скорее всего, сегодня уже пьяной и неопасной. Но бешеное–то шимпанзе опасно всегда, оно бешено орет матерщину и раздает оплеухи, ему ничего не объяснишь!.. Оно ничего не слушает, а если и услышит – неспособно понять... И вот эта тварь приказывает (именно так – тоном, не допускающим никаких возражений): все “лишние вещи” убрать в каптерку! И предупреждает: “Если я где у кого увижу “лишние вещи” – разговор будет другой”. И вот я сижу и жду – опять, в который уж раз – этого “другого разговора”, кулачного, расстелив свое красное одеяло, запихнув под свою шконку (убрав из–под соседней) баул со жратвой, сняв с крючков всю одежду, а телогрейку вынеся и повесив в раздевалке. Жду, но пока все спокойно. “Комиссия”, если она и есть, не подает признаков своего присутствия; бесхвостая тварь – тоже, разве что изредка громкими воплями из своего конца секции. Да, на сборище в “культяшке” она сказала, что о комиссии ей (или кому?) сообщили только что прошедшие “мусора”. Таким образом, “мусора”, как выясняется, де–факто настолько признают статус всяких “барачных”, “смотрящих”, “положенцев” и т.д., – что персонально им сообщают о приезде комиссий, с целью ИХ устами и руками (а не прямо от себя, от администрации), заставить зэков распихать “сидорА” по каптеркам и навести прочую показуху. Симбиоз...

Три “К” этой проклятой зоновской жизни, – сегодня пришло мне в голову. Комиссия, “культяшка”, каптерка. Все по одному и тому же замкнутому кругу, раз за разом повторяющемуся образцу. Своего рода блатной ку–клукс–клан уголовников, терроризирующих... меня.

23.2.09. 9–00

И вчера, и сегодня с утра на улице было минус 26°, по данным термометра на 4–м. С подъема снизу единственной входной двери в барак намерз уже снег; в распахнутые окна и двери – и внутрь, и наружу – валил густой пар. Сейчас стал закрывать эту дверь (все время открывается) – ручка опять оторвана с одного конца. Дохлопались... Днем уже достаточно тепло, солнце греет все больше по–весеннему, но вчера дул сильный ледяной ветер.

Страсти по 2комиссии” вроде бы улеглись. Сегодня с утра я свернул красное одеяло которым почти 2 дня была застелена шконка. Теперь на ней обычное, серое, казенное... Надеюсь, эта истерика не начнется сегодня снова, – очень не хотелось бы все скорей–скорей убирать и стелить заново и опять сидеть, ждать скандала и расправы, сжигая нервные клетки...

Кстати, в этот их хваленый “праздничек”, “день защитника отечества”, эти твари из зоновского начальства не дали с утра в столовке даже простого вареного яйца, которое часто теперь дают по выходным. Никакого даже отдаленно “праздничного” рациона не оказалось – обычная мерзкая перловка на завтрак.

Еще позавчера вечером шимпанзе вызывали на вахту. Вернувшись оттуда, оно буянило, орало, ревело, ржало, голосило: “По...уй!! Полгода осталось!”, а другое блатное чмо, тоже агрессивное, ходило по бараку со списком в лапах и пыталось вытрясти из прочих зэков носки, футболки, шампунь и т.п. Я подумал – не иначе, обезьяну наконец–то закрывают в БУР! Но – ничего подобного!.. Вчера вечером спросил мимоходом у другого блатного – того самого подонка и вымогателя, отдавшего “мусорам” мою “трубу” и вымогающего с меня теперь часть денег за новую, – ЧТО там случилось. Ответ был – шимпанзе хотят закрыть всего лишь в ШИЗО, но оно чует, что оттуда уже не выйдет до конца срока. Почему же не закрыли сразу, если хотели, – обычно ведь они не церемонятся? Нет, “в лагере комиссия”. Ну и что? Как будто комиссия будет вызывать к себе каждую бандитскую рожу со всей зоны и отдельно разбираться с ней...

Так что пока оно, увы, здесь. Вся надежда на отрядника, которого нет до сих пор. Но все ждут его буквально со дня на день, даже сегодня с утра. Мне, кстати, самому очень не нравится, что этой мерзкой бесхвостой животине я посвящаю теперь столько места в дневнике, – как будто из всей этой жизни, и без того гнусной, больше не о чем писать. Но увы – видимо, из всех местных…

9–17

Прервали на полуслове, пока писал: наконец–то случилось долгожданное! Эти ублюдки, захватившие осенью соседний проходняк и разгоняющие тут регулярно всех соседей, наконец–то добрались до меня! Приперлись с предложениями перелечь на место вшивого старичка–соседа, передвинуть куда–то мою шконку, и т.д. Т.е., иметь их в соседях еще ближе, чем теперь. Я, конечно, буду стоять насмерть, но, раз возникнув, этот план докопаться и до меня теперь уже вряд ли покинет их куриные мозги. Шимпанзе, его зам. и вся прочая мразь могут быть привлечены как тяжелая артиллерия...

13–06

Сейчас, перед проверкой, трое старых (от 50 до 55?) хрычей, двое из которых – мои соседи, в моем проходняке и в соседнем, отмечали чаем, карамельками и куревом “день защитника отечества”. Сидели, передавая чашку с чаем, одну на всех, прямо через меня, лежащего посреди них на своей шконке, с Маней на груди. Мерзостное, жалкое и одновременно поучительное зрелище!.. Алкаши, воришки, старые солдаты советской армии!.. Вот таких–то – пришло мне вдруг в голову – Ельцин в начале 90–х пытался превратить в граждан цивилизованного европейского государства, в приличных людей, называл “дорогими россиянами”... Зачем? Ведь они – старые, заскорузлые, неисправимые генетические рабы, совки, быдло, гордящееся своей рабской службой в этой карательной, изначально преступной, оккупировавшей столько стран на столько десятилетий армии как самым ярким – до седин, до пенсии! – событием в своей жизни. ЧТО они вспоминают, собравшись вместе в “застолье” хоть здесь, хоть на воле? Прежде всего – армию; следом – свои бесчисленные алкогольные похождения, как в армии, так и всю последующую жизнь, до последнего ареста. ЧТО они поют обычно за столом? “Ой, рябина кудрявая...” или (я встречал чаще) “Ой цветет калина...”. Жалкий и омерзительный совок, неисправимый, никчемный, несуразный – как и сама эта страна и этот народ на фоне нормальной, западной, цивилизованной жизни (хотя и та не вполне идеальна, конечно, – марихуана, эвтаназия и однополые браки легализованы еще далеко не везде). Но тут – такая глухая, советская, казенная (армейская, либо вот зоновская, как у меня) тоска, – сразу хочется умереть, как только почувствуешь ее, вдохнешь полной грудью... Один из этих соседушек – тот самый бедовый, запойный алкаш, который с ноября так и не доделал мне жилетку из телогрейки, – торжественно заявил: “Я служил в советской армии, а не в российской!” – и стал вспоминать сперва армейскую присягу, потом даже пионерскую припомнил, и т.д. Когда же мой сосед по проходняку стал мне (остальные увлеклись беседой и его не слушали) рассказывать какую–то очередную алкогольную историю своей молодости, как он у кого–то в гостях хватил чистого спирта, и я в ответ заметил, что все воспоминания юности сводятся к армии и алкоголю и на алкоголь переходят, о чем бы ни зашла речь, – другой сосед, тот самый пропойца, тут же (абсолютно не в тему этих бесед) рассказал анекдот с легким антисемитским душком...

Жалкие, ничтожные, никчемные, пьяные совки, старые и молодые, с коммунистической ли, православной ли дребеденью в голове... Вот такими и населена эта страна. Что делать с ними и со страной? Они безнадежны, их не исправить, но горсточке приличных–то людей как между ними жить, – между этой пьянью и ворьем, чей девиз (как у вот этого алкаша, недошившего мне жилетку, но исправно просившего под это шитье у меня сигареты) – “Как прожить да не работать”.

24.2.09. 17–33

Явился наконец–то отрядник после отпуска, – приперся перед дневной проверкой и сам ее и проводил. Непонятно, кой черт (осторожность? Перестраховка?) толкнул меня еще утром, в зарядку, надеть телогрейку и выйти “ждать” его – тусоваться в ледяной, темный фанерный предбанник. И еще пару раз до 23–го я тоже так делал, но он не приходил. Теперь до самого тепла, пока не откроют 2–й выход из барака, придется быть “на стреме” каждую зарядку...

Шимпанзе с появлением отрядника – точнее, с его физическими приходами в барак – стало аккуратно ходить в столовку и выходить на проверки... :)))

Еще три дня назад докопались блатные – купить им в Москве 100–рублевую карточку “Евросеть” или “Зебра”. В том ли дело, что именно в Москве ее можно купить, или же в том, что именно с меня им хотелось сорвать эти 100 руб.? Скорее, конечно, второе. :) Как бы там ни было, позавчера дали “трубу”, чтобы попросить мать об этом. Вчера – дали, чтобы еще раз напомнить утром, потом – чтобы узнать результаты вечером. Мать вчера карточку эту не нашла (на самом деле)обещала найти сегодня в магазине мобильников. Плохо, что ли? – 2 дня связь с домом за их счет и по их инициативе, ни ждать, ни ходить просить, унижаться не нужно?! :)) Но сегодня они, похоже, уже потеряли к этой карточке интерес – уже почти 6 вечера, а связь на предмет узнать о ее покупке так до сих пор и не предоставили. :) Правда, существенной помехой для этого является отрядник, – пред самым ужином он опять приперся в барак и сейчас здесь. Утром блатной главновымогающий по ларьку (с чьей “трубы” я и звонил) сказал мне, что мать звонила, но телефон был в то время выключен, он узнал только потом. И вот сейчас – уже начинаю волноваться, ждать, не так много времени осталось до ночи, а звонка все нет. Точнее, есть, но меня не зовут, конечно же.

План соседей переложить меня, передвинуть мою шконку и т.д. вроде бы пока заглох, больше они об этом не говорили. Но все равно – расслабляться нельзя, надо быть постоянно начеку. В марте, по моим прикидкам, должно будет приехать никак не меньше 2–х комиссий. :))) Причем с самого начала месяца, с первой же недели. Таково предчувствие. Куда я при этом дену огромный, переполненный баул с передачей от глаз шимпанзе и вероятной гибели в каптерке – хрен знает...

18–18

“Трубу” все же принесли, и интерес к карточке проявили. Но все ограничилось банальщиной: если мать карточку не найдет (она не нашла), то просто пусть кинет те же 100 рублей на вот этот номер, с которого я ей звонил. Не то что карточка позарез нужна на какие–то их общелагерные и межлагерные воровские дела, как они часто подают это для понта; а просто – привыкли жить на чужой счет, под любым предлогом и любой ценой...

Опять одно и то же, постоянное, неизменное, вечное: дикая тоска, отвращение ко всему вокруг и к самой жизни. Особенно по утрам. Каждое утро просыпаться опять здесь, в этом опостылевшем бараке, среди этих мерзких, гнусных рож, только и ждущих поживиться за твой счет; каждый день втягивать голову в плечи в ожидании шмона, комиссии, поборов в ларьке, перекладывания на другую шконку или выбрасывания твоего матраса на улицу... Мерзкая, убогая, гнусная, отвратительная жизнь, недостойная и жизнью–то называться; унизительное прозябание... Когда же оно наконец кончится? Через 754 дня; по крайней мере, есть хоть надежда что уж тогда–то все–таки отпустят...

25.2.09. 15–38

День был тяжелый, да он еще и не закончился. В 10 утра “пробили” шмон–бригаду. Сперва все “мусора” пошли на 5–й, 1 – на 12–й; я, естественно, думал, что шмон будет на 5–м. Однако они вдруг по 1–2 человека двинулись дальше: 8–й, 4–й, 10–й, и, наконец, один зашел к нам. Зашел, велел всем одеться и выйти на улицу. То ли “проверка по карточкам”, то ли шмон, то ли еще что – хрен поймешь. Встретив меня на проходе в секции, лично меня обшмонал. Очень большая честь! :) Правда, ничего не нашел. :)) Я посмотрел: на выходе из барака не шмонают – значит, не шмон. Оделся, вышел. (Старую спортивную куртку предварительно снял и наизнанку сунул под матрас – при проверке “формы одежды” теоретически ее могут отобрать прямо в строю.) Народу было на дворе уже прилично, у открытой калитки стоял один “мусор” и смотрел на нас. Через некоторое время он вдруг ушел, и СДиПовец запер за ним калитку! Что за ерунда?! Чего же эти твари хотят?!. Народ стал заходить обратно в барак, раздеваться. Я снял все, кроме ботинок, опять натянул спортивную куртку (без телогрейки холодно), – как вдруг крик: “Один к нам!” (или как–то так). Зашел во двор 1 старый, гнусный, давно примеченный мною “мусор” с металлоискателем, но в барак не зашел, а стал бродить взад–вперед под окнами, как обычно бывает, когда в этом же бараке, но в помещении другого отряда шмон. По этому только признаку я и понял, что, видимо, шмон таки на 10–м, а нас сперва выгоняли на улицу просто для понта или чтоб помешать 10–му затащить что–либо к нам и тут спрятать. Где–то через час с небольшим, в районе начала 12–го, “мусора” ушли с 10–го и с “продола”.

Дозвонилась сразу после проверки мать, но в истерике швырнула трубку, когда я в очередной раз начал выражать изумление путаницей и неразберихой в ее голове по поводу моих дел (не помнит, на какой свиданке отдавала книги и прессу, на какой не отдавала, и т.д.). “Подняла мне нервы”, как здесь говорят. Перезвонить ей не было возможности: на счету этого телефона было 11 копеек. Но, в общем–то, не так уж и нужно было перезванивать. Главное – чтобы она дозвонилась завтра вечером, когда они с Фрумкиным уже будут ехать сюда.

В ларек я не пошел – уж полтора дня продержусь так, до передач. Наглое блатное чмо нагло пыталось вымогать опять 700 рублей за свою “трубу”, да еще другое, с другого барака, прислало просить что–то ему купить “на 2 сотки”. Так тут улетают тысячи в один миг...

26.2.09. 9–15

Опять нервы, опять психоз, до такой степени, что просто не могу... Мучительное ожидание несчастья... Вчера вечером вызвал отрядник – ознакомить с ответом на мое заявление о выдаче свитера, продиктованное Деминым. Резолюция чуть не на страницу: не положено, вольного образца, нательное белье, и т.д., все как обычно. Необычна подпись под этой резолюцией: Русинов! Он зам по кадрам и воспитательной работе, и совершенно это не его дело; это режимный вопрос, и я еще понимаю, если бы отказал Заводчиков, как в 2007–м... Но Русинов... Впрочем, ни малейшей загадки тут нет: только недавно его таки вызывали в какой–то там “следственный комитет”, по жалобе в прокуратуру Шаклеина, которого он лично не пустил ко мне в сентябре. Это просто мелкая, омерзительная месть со стороны этого чма в камуфляже. Мразь!.. С каким удовольствием – мечтал уже не раз за полтора года знакомства – я бы расстрелял этого карателя и палача чеченского народа собственными руками!

По поводу снятия с меня сентябрьского выговора отрядник сказал что не знает, надо посмотреть, а по поводу изъятия книг – что “они” имеют право забирать книги и прессу для цензуры. Ага, забирать – и не возвращать вообще никогда, до самого конца срока. В общем–то абсолютно ясно, что это – тоже всего лишь мелкая, жалкая месть со стороны всех этих ФСБ–шных и прочих государственных гнид за то, что я не хочу заткнуться даже здесь. Но, конечно, 2 года просидеть без свежей прессы и книг будет не очень–то приятно, поэтому я сказал отряднику: передайте Демину (начальнику оперчасти) и пр., что за книги у нас будет с ними война! Вопрос только, что мы можем сделать, даже соединенными усилиями всех правозащитников, вместе взятых.

А перед самой проверкой блатной “телефонист”, вымогающий с меня 700 р. за “дорогу”, в ответ на мой вопрос о судьбе его свежекупленной, еще не доставленной по этой “дороге” “трубы”вдруг сказал: да пока жду; там комиссия за комиссией; вот завтра опять комиссия приезжает, “мусора” говорят.

Как снег на голову! Только этой напасти еще мне не хватало; ведь всего 3 дня прошло после “отъезда” прошлой (скорее всего, и не приезжавшей, – на выходные–то!). Короче говоря, самые решительные меры я надумал принять уже с вечера: предупрежден – значит, вооружен. Сахар в кружку для утреннего чая наложил заранее; собрал всю еду на завтра (сегодня) в пакет и выложил из баула; а сам пищевой баул, уже почти пустой, запихнул под изголовье своей шконки; дальше за ним, к ногам, поставил черный с тряпьем. Вынул заранее пакет с бритвенными принадлежностями, чтобы сегодня с утра побриться. Ну, и нынче с самого подъема завесил все это опять своим большим красным одеялом – чтобы, если опять поднимется каптерочная тревога сегодня, не стелить его на глазах у всей швали и не распихивать баулы под шконкой.

Плохо то, что сегодня же может быть и шмон. Но при шмоне надо все лишнее, особо ценное и пр. прятать в баулы, чтобы не разбросали; а при комиссии – наоборот, вынимать и распихивать под матрас и в другие места, не пропало бы там, не попало в чужие руки и т.д. Если вдруг во время ожидания комиссии приходит шмон (вот как может быть сегодня, уже по времени вот–вот) – значит, надо все это успеть быстро распихать опять по баулам. Какой маразм, какое унижение человеческого достоинства – суетиться, разрабатывать целые алгоритмы, как спасти свое добро от подонков – что блатных, что в камуфляже, – нервничать из–за этого... Хочу успокоиться, отрешиться от всех этих мелочных забот, подняться над этой суетой сует – и не могу, до того расходились нервы...

А тут еще сам себя я стал доводить до истерики: пришла вдруг в голову мысль, ЧТО будет, если завтра мать и Фрумкин приедут на короткую свиданку – а тут опять вырубят свет, не будут работать переговорные трубки и свиданку отменят! Что тогда делать?! Назавтра – в последний день месяца, 28 февраля – ее тоже не бывает, значит, ждать 2 дня, до 1 марта? Догадаются ли они, согласится ли Фрумкин остаться, кто будет затаскивать 1–го баул с передачей, если он уедет, да и сама–то мать – согласится ли остаться? А у меня, как назло, почти вся жратва кончилась, и сахар, и сладкое на исходе... И вот что делать, если они не попадут на свиданку? А передачу можно отдать только на свиданке, иначе не берут. А мать, конечно же, не возьмет с собой зарядник, телефон у нее разрядится и связи с ней не будет, даже если она и дождется тут 1–го... От всех этих мыслей и дурных предчувствий тут можно сойти с ума...

Что ж, пока еще не сошли – сидим и ждем. Вот уже сейчас, минут через 10–20 – шмона, а потом, после 11–ти, или, скорее, после проверки, – комиссии. :))) Хотя, вполне возможно, не будет ни того, ни другого (исходя хотя бы из того, что блатные, выходит, уже вчера знали про грядущую комиссию, но не собрали весь барачный сброд и не сказали. Что ж, м.б., шимпанзе толкнет очередную пламенную речь об этом сегодня.).

15–20

Да!!! Шмон все–таки состоялся! Как и вчера: сперва – “шмон–бригада 12й–5й”, потом –“8й–4й”, и, наконец, к нам.

Вышли, погуляли по двору под мягким падающим снежком. Конец зимы, преддверие весны... Не холодно, идет легкий снежок, вдали чернеют верхушки леса... Романтика... Хочется дышать полной грудью, и всегда в это время, ранней весной, кажется, что вот–вот впереди ждет что–то захватывающее, что–то наконец самое главное в жизни. Но это – зона, увы, а до этого черные голые силуэты деревьев на фоне позднефевральского снега я видел из окна тюрьмы, из 509–й хаты в начале 2007 г. А самое главное предстоит только через 2 года...

Шмон оказался только для видимости, для понта. Даже не вытряхнули все пакеты, лежащие у меня за шконкой. Не разбросали книги под матрасом, и даже подняли, завернули мой матрас не с головы, а с ног! Да еще выдвинули с места тумбочку, служащую нам столиком, и сняли с нее верхнюю доску. Все!! Я поставил тумбочку на место, поправил матрас и лег отдыхать (не спать) до проверки.

Комиссии нет. По крайней мере, нет собраний в “культяшке” и грозных криков о ней с угрозами, как в тот раз. Разумеется, это не значит, что ее не будет завтра, но все же вероятность уже поменьше.

Дозвонилась после проверки мать, я сразу же сказал ей, что надо продумать и загодя договориться, что делать, если завтра вырубят свет и отменят свидание. Кроме как оставаться тут до 1 марта, других вариантов, собственно, и нет. Само мое предположение и требование просчитать ее действия мать, конечно же, сразу очень “расстроило”, о чем она и стала раздраженно орать на меня. Что ж, при ее беспечности и легкомыслии, только увеличивающихся с годами, это не удивительно...

27.2.09. 18–13

Прошла утром короткая свиданка, приезжали мать и Женя Фрумкин. В бараке все обошлось за это время нормально – ни шмонов, ни комиссий (хотя утром, перед завтраком, зайдя к запасному варианту позвонить матери, получил там подтверждение, что комиссия таки здесь. После завтрака опять пришлось срочно расстилать одеяло и убирать продуктовый баул.). На самой свиданке тоже все было нормально (относительно, конечно), – кончилась она (для нас троих, оставшихся там последними) аж в начале 2–го, в отличие от прекращения на полтора часа раньше в прошлый раз. Мать тоже не закатывала истерик, не ругалась и не скандалила, как бывало не раз. И даже – почти чудо!! – принимавшая передачу какая–то новая молодая контролерша в полной форме приняла 2 привезенные книги. Обе!!! :)) Фантастика! А я–то инструктировал мать: начнет забирать “Русинову” – ни в коем случае не отдавать, тут же забрать назад! И распечатки, и книги – все прошло, а газеты и журналы Фрумкин в этот раз захватить забыл (в прошлый раз он забыл фотографии...). Все вроде обошлось хорошо. Но вот после свиданки...

Забирать нас троих пришел “мусор” лет за 40, погоняло, по–моему, Рыжий. Действительно, волосы и сама рожа этакие светло–рыжие. Уже с первых шагов стал нас (тех двух, – я–то с тяжеленным баулом и так еле двигался) придерживать, тормозить, держать всех вместе, в кучку, – и сразу с этакой омерзительной глумливой ухмылочкой говорить, что вот, мол, мы провинились (или виноваты в чем–то, – не помню), надо с нами разобраться, наказать и т.д.

Я еле–еле волоком тащил свой баул вниз по лестнице, и, когда подошли к выходу, те двое, почти не нагруженные, взяли его за ручки, чтобы донести до вахты. Я поблагодарил и пошел сзади, но буквально через секунду, когда переносили через высоченный порог на улицу – баул сбоку лопнул, сразу по всей высоте, и оттуда посыпались консервные банки! Вот черт!... Не везет. Кое–как, втроем, я за порванный угол, дотащили до вахту – и тут эта рыжая мразь (как я уже внутренне и ждал) командует: “Идем к шмоналке!”. Отдельный маленький домик около вахту, где устраивают полные шмоны с раздеванием.

Нам его и устроили. Нарочито издевательски, глумливо, запредельно унизительно, – так же, как, по рассказам многих чеченцев, делали это выродки в форме с ними в Чечне, в своих “фильтрах” и других местах. Тех двух прошмонали быстро, и они ушли, я же, как всегда, остался последним. Сперва велели раздеться, как всегда, догола. Когда длительная свиданка – хоть есть с собой тапочки; а тут – прямо босиком пришлось стоять на голом, мокром, грязном полу, по которому эти ублюдки ходят своими сапогами. Прозвонили, поглумились вволю, поострили – стал одеваться, но не успел еще одеться, как потребовали все вынимать из баула (полчаса как все было тщательно просмотрено девчонкой–контролером, даже этикетки на всех консервных банках она надрывала). Глумливо, нарочито издевательски не давали мне как следует собирать в пакет уже ими просмотренное – мол, бросай все шоколадки прямо по одной в баул, пакет они еще не досмотрели, а убирать требуют быстрее (тоже как всегда при шмонах). Взял свой пакет из кармана, стал складывать туда, отвлекли (телагу, что ли, убрать, или еще что, не помню), поставил этот пакет туда, где лежало все еще не досмотренное, – взять уже не дают. “Ну и что, еще раз посмотрим!” По всему видно, что глумятся, издеваются нарочно, что этот шмон – просто месть за жалобы, ничего больше (излюбленный у них способ индивидуальной и коллективной мести, к которому формально не придерешься). Сказать им все, что я про них думаю (что расстрелять их обоих надо тут же, на месте; своими руками прошил бы очередью этих ублюдков!) – могут приписать неповиновение и законопатить в ШИЗО, эти твари на все способны... Да и что с ними разговаривать, слова на такую падаль тратить... Все равно, что бисер перед свиньями метать. И, должно быть, видя ненависть и отвращение, написанные на моем лице, – эта мерзкая рыжая тварь все повторяла мне этак глумливо: не нервничай, не надо нервничать...

Они забрали большие (Монахова зачем–то напечатала листами А–4) фотографии декабрьского пикета “Ватана” по поводу меня (те самые, что в тот раз забыл Фрумкин). Я успел увидеть их лишь мельком, пока рыжая мразь их перебирала и просматривала. Забрали и все распечатки, что принес Майсурян (мать сказала потом, что там были материалы планируемой ребятами книжки обо мне, но также и переведенный Банчик на украинский мой текст о Голодоморе. Не знаю уж – распечатка с “Майдана” или просто письмо от нее, но в любом случае – увидеть это мне было бы безумно приятно и интересно.).

Второй из этих выродков злобно зашипел, увидев книгу о Петлюре. Первый вопрос был – не с Украины ли я. Главная тема возмущения, – что это такое, из Петлюры героя делают!.. А почему нет? – ответил я. Животное в камуфляже не нашлось что ответить (или не захотело).

"Мышление” этих существ как было первобытно–примитивным, так и осталось. Увидят книгу о Петлюре – “Ты что, с Украины?”. Узнают, что я чеченцев поддерживал в русско–чеченских войнах – “Ты что, из Чечни?”, Нет, ребята, я–то из Москвы, просто чеченцы – единственные, кто отважно и решительно стрелял по МОИМ врагам (не только по своим). А мои враги – это вы!

Сказали эти свиньи все то же, традиционно–банальное, – заберешь все (распечатки и фотографии) у Русинова. Еще после шмона с папкой моих (ватановских) фотографий сходил в “дом свиданий” – видимо, выговорить новенькой свиданщице за то, что пропустила ТАКОЕ... Пропустила она – так были уже начеку, на стреме эти... В то же время их блеф по поводу Русинова подтвердился полностью и окончательно: идя на свиданку утром, мать видела Русинова и говорила с ним. Он четко сказал, что изъятых на длительной свиданке 29.1.2009 книг и прессы у него нет. Да и зачем бы они ему?.. Одновременно он сказал и то, что его “полностью оправдали” по жалобе Шаклеина, не допущенного им ко мне еще в сентябре. Разумеется, его никто не судил, а, видимо, прокуратура просто отказала Шаклеину в возбуждении уголовного дела. В чем, кстати, тоже я заранее почти не сомневался; было бы удивительно, если при таком режиме по заявлению правозащитника дело против подполковника из ФСИНа все же возбудили бы... Ни Милютина же, ни Демина (нач. оперчасти) матери после свидания застать уже не удалось. Сейчас они с Женей Фрумкиным, должно быть, тащатся электричкой (4 часа в пути) в Нижний, и только к 6–7 утра будут в Москве.

А я остался тут, в привычном этом ужасе и кошмаре, среди нечисти и мрази как блатной, так и “мусорской”, действующих в тесном симбиозе. Еще 751 день тут...

28.2.09. 9–32

Мой рваный баул с передачей вчера мы с “общественником” (а потом со стирмужиком, взявшимся помочь уже у самого барака) тащили на редкость неудачно: весь барак (вся шваль) был на “продоле” и во дворе, ждал выхода на обед. Хотя по тому, сколько времени я после шмона простоял еще возле вахты, ожидая этого “общественника”, можно было подумать, что все уже давно в столовой. Но нет – барак чуть не до полтретьего стоял на улице, в самом бараке опять что–то шмонали “мусора” (обычный их обеденный обход) – и тут премся мы с баулом. Разумеется, вся блатная и не блатная сволочь к вечеру сбежалась ко мне – клянчить и вымогать как на “общее” (ха–ха!), так и на свое личное. На “общее” таки пришлось отдать блок сигарет (но их хоть не жалко), да еще тому омерзительному блатному поросенку (чисто поросячье рыло уже в самой ранней юности) дать пригоршню сигарет, хотя настоящий презент для него – только пуля, как и для них для всех. Блатному “телефонисту”, про...вшему мой мобильник, – шоколадку, выклянчил–таки, сволочь. А сегодня с утра приперся и “запасной вариант” и выклянчил еще одну. Хороший, дорогой шоколад “Осенний вальс” (правда, жесткий, а не пористый, как я люблю), – можно подумать, моя мать специально для этих вонючих уголовников покупала его на последние гроши и везла сюда, за 900 км!..

А “телефонист” поведал, кстати, что комиссия нынешняя приехала именно из–за того, что на “промке” “спалилось” зараз 13 “труб”. То есть, она должна расследовать “коррупцию” среди “мусоров”, которые их носят, а уж никак не ходить по баракам. М.б., потому–то и нет в этот раз привычной уже культяшечно–каптерочной истерики...

Ну что ж, день только начался, – новый, сегодняшний день в этом плену и аду. Который уже по счету... Последний день зимы, между прочим. Что он готовит, что принесет мне, этот день? Ясно, что ничего хорошего. Дай бог, обошлось бы без истерик, без “культяшек”, каптерок, без речей и рукоприкладства шимпанзятины, без шмонов (нынче суббота, так что по–крупному, во всяком случае, не должны бы), и т.д. Но нервы напряжены, как всегда, как уже стало привычно, – напряжены мрачными предчувствиями и ожиданием любых возможных бед и проблем в любую секунду. Такой беспросветной, не дающей ни на миг расслабиться жизни (?) осталось мне еще ровно 750 дней...

18–56

В наглую подходят и вымогают, мрази этакие. Один – что–нибудь поесть, причем не для себя, а для шимпанзе! Эта тварь стесняется, видимо, подойти сама. :) Эх, жаль, яду нет у меня!.. Другой наглый блатной ублюдок, на эту сверхнаглейшую рожу меня тошнит даже смотреть, зам. обезьяны, – вспомнил о “долге” за телевизор –поборы по 500 рублей, которые они тут вымогали с меня еще в прошлом году. Тогда я как–то отвязался, но эти выродки ведь ничего не забывают, если можно сорвать хоть малейшую выгоду! Ух, наглые ублюдки, с каким наслаждением бы вас всех засунул в печь крематория, или газом перетравил бы!.. Хотя и речи нет на самом деле ни о каком моем “долге” за этот их гребаный телевизор, – просто у меня, как всегда, не хватило мужества отказаться сразу и решительно, когда они начали вешать это на меня. Проклятая нерешительность, проклятый страх, вызванный зависимостью от их связи, как всегда, победили. Итого получается: там 700 рублей, здесь 500, плюс на свое “общее”и т.п. фантомы они будут вымогать весь месяц... А на стенде у кабинета отрядника только что повесили здоровый список длительных свиданий на март, и я в нем – на 27–28–29 марта. Почему–то я с нетерпением жду этого свидания. Все было (точнее, обошлось, – почти до проверки не вызывали!) тогда так хорошо, прошло так удачно... Мне кажется, что удачно должно все пройти и в этот раз. Тем более – весна! Завтра начинается уже календарная весна, а 27 марта она будет уже в разгаре! Это время – романтическое, самое лучшее в году, – март, апрель... Оно притягивает, и волнует, и манит даже независимо от того, что ты в плену, на зоне, оно ощущается лаже в 4–х стенах тюремной камеры!.. Вот если бы еще освободиться этой весной, а не через 2 года... Впрочем, и в 11–м году освобождение именно в это время, ранней весной, будет особенно приятным. Апрельское пьянящее солнце по утрам в окно – я застану уже дома...

Пока я писал об этих вымогателях–подонках – дозвонился Тарасов, прервал меня, и мы говорили с ним, пока не разрядилась “труба”.Все–таки забавно, что вымогаемая ими карточка на 100 рублей обернулась – хотя бы временно – большим улучшением и упрощением дозвона и связи со мной. :)