1.1.10. 9–25
Вот и 2010–й. Пролетают года, проходит жизнь...
“Убожество” – вертелось почему–то у меня в голове весь вечер лейтмотивом этого их ночного “праздника”. Какое убожество!.. Стоило ли родиться и жить, делать что–то, писать, печатать, звать к чему–то людей, думать о жизни, формулировать цели, прокладывать пути – чтобы встречать теперь Новый год вот в этом убожестве, мерзости, бессмыслице, среди этих абсолютно чужих тебе – злобных, наглых, омерзительных тварей...
Отбой в 2 часа ночи, подъем – в 7 утра (а не в 6, как обычно). После проверки я сразу лег – не раздеваясь, не доставая одеяла – и пролежал до часу ночи. Не спал (при свете, да еще среди их беготни, гама, музыки и пр. – заснуть мудрено), м.б., только задремывал иногда на какие–то считанные минуты. Сонная одурь какая–то навалилась, как всегда, – не сплю, слышу все, что вокруг, но сил нет разлепить глаза. Я слышал, как били где–то (радио? Телевизор?) куранты в 12 часов, и как наряжали “обиженного” пацаненка, худенького и дохлого, Снегурочкой (открыл даже с трудом глаза – глянуть, когда он проходил мимо. Убожество, и не Снегурочки совсем это наряд – просто что–то типа платья, сверху нечто вроде кокошника, все это в мишуре и блестках); слышал, как один злобный, годам к 50–ти, полублатной хмырь начал орать на всех и угрожать (изнасилованием, как всегда, других мер он не знает, хотя на это едва ли способен), что, мол, нарядили инвалида, не надо его трогать, полно есть других, здоровых (ишь, жалостливый какой! А по кошкам стрелять из рогатки, да и мою Маню в октябре он пинком буквально скинул с крыльца... Подонок старый, одним словом.) – и они нарядили кого–то другого... Все это проходило мимо меня, как во сне, не волнуя и не задевая сознание. Будь это 1–й этаж, я, м.б., заслышав бой курантов, еще вышел бы на улицу – постоять, подышать, встретить лично для себя Новый год, как было в том году на 13–м. Но здесь – брать палку и опять сползать по ступенькам, 8–й раз за день (да еще в густой снег внизу) – совершенно не хотелось. Где–то к часу ночи проголодался, встал и начал грызть сухарики, привезенные матерью в передаче. Свет погасили даже раньше двух ночи – без четверти где–то, и предСДиПы, оба, еще погавкали немного, как обычно, заставляя всех улечься спать.
А днем тоже был небольшой, но все же, нервный напряг. С обеда сразу пошел в баню (в “свой” день наконец–то!) – ждать там долго не пришлось, но из моей и соседней “лек” вода еле–еле, тончайшей, еле живой струйкой, – так и не довели до ума, несмотря на вроде бы ремонт леек и общее некоторое обновление бани при Макаревиче. Смывать мыло под такой струйкой – занятие нудное и долгое... Пришел в барак – сперва “козел” (ночной) сказал мне, что звонила мать (но перезвонить не дал – трепался уже сам, да и круглосуточно телефон у него кем–то занят); через 5 минут с той же информацией прибежал “телефонист”.
Он стал звать к ним, но – “мусора” бегают, то и дело ходят туда–сюда, уйти с 7–го незаметно очень трудно. Я спросил его, не может ли он принести мне “трубу” сюда. Он был раздосадован, ответил что–то неопределенное и ушел, но минут через 15 вернулся и позвал вниз, во двор.
Спасибо ему, конечно, но разговор с матерью не получился. Она была еще под впечатлением – и кинулась мне живописать все ужасы их с Фрумкиным дороги со свиданки домой: как они едва не отстали от поезда, проводнику пришлось дергать стоп–кран; как она не могла влезть в вагон, проводник с Фрумкиным ее втаскивали; как еще в Буреполоме, сразу после свиданки, они с Фрумкиным опять разругались – из–за Карамьяна! Не много ли ему чести?.. :) – вплоть до взаимных заявлений, что они друг другу отвратительны, и больше мать с ним ко мне ездить не хочет ни за что... Мерзкие, глупые, пустые дрязги, которыми они живут и развлекаются там, пока я сижу здесь. Мне бы ваши проблемы, ребята... Под знаком этих вот скандалов, дрязг, жалоб и истерик матери и прошел для меня здесь этот Новый год.
3.1.10. 9–40
Тоска, пустота, бессмыслица... Пустые дни, и не о чем писать. 2010 год... “Мусора” бегают, носятся то и дело (в т.ч. в буквальном смысле) туда–сюда, – похоже, и впрямь стали каждые 2 часа, как им формально положено, ходить с обходами, если не чаще. Вчера утром обходом приперся “сам” Агроном, будил здесь, на 11–м, спящих, но никаких “оргмер” к ним вроде бы не принял. Вечером он, по данным стрема, ходил уже вместе с Макаревичем, а сегодня утром, после подъема – уже один Макаревич, по нашему “продолу”, на 7–й, потом на 6–й. Не сидится всей этой сволоте дома в праздники, в выходные, да еще и время – то 7–й час вечера, то утра...
Несмотря на беготню “мусоров”, пошел сейчас, в 10–м часу утра, на 8–й – к тамошнему парикмахеру, стричься. Вчера видел его по дороге с обеда, просил зайти, но он сказал, что, мол, лучше ты сам зайди – у нас, мол, там в “фойе” уже свет налажен (а в “фойе” 11–го вечно полумрак). Зайди, мол, в любое время. Ага, в любое!.. Пришел – везде погашен свет, все спят, его шконка – крайняя от двери в секцию, если не переехал – плотно задвинута занавеской. Когда теперь идти? Черт знает... После обеда разве что. Но активность “мусоров” тогда будет еще больше. А завтра наверняка уже припрется Палыч...
Связи для меня на этом бараке опять нет, вот уже 3–й день, похоже. Вчера и позавчера между ужином и проверкой ходил на 7–й к “телефонисту”. Помню, как год назад, в эти же дни, в январе 2009, я с той же целью после ужина заходил к “запасному варианту”, на 8–й. В темноте (но при мощном свете фонарей), идя медленно–медленно, надо было постараться пропустить вперед себя всю толпу, прущую с ужина, особенно всю эту блатную сволочь, – и не доходя до конца “продола”, до 13–го, свернуть на 8–й, посередине. Теперь – и я не там, и хожу не туда – “продол” другой, и мне, наоборот, надо в самый конец его, так что пропускаю я кого–то вперед или обгоняю – не так важно. Другое дело, что “локалка” 8–го была почти всегда открыта а на 7–м – последнее время ее стали запирать, и попасть туда – дело случая: пару раз мне везло, кто–то с самого 7–го приходил–уходил – и я проникал туда в открываемую для них, а не для меня, калитку...
4.1.10. 9–46
Зашел вчера сразу с обеда 2–й раз на 8–й – и все–таки постригся. Очень коротко, увы, – хотя и просил, как обычно, оставить спереди побольше. После этого зашел, конечно же, навестить “запасного варианта” – ему оставалось вчера всего лишь 9 дней до дома. Он с восторгом рассказал, какой шикарный был у них тут стол в этот Новый год, – еще круче, чем в том году; на этот раз было ВСЁ, решительно ВСЁ!!! – и предложил попить кофе. Один полублатной с 4–го уже сидел у них, когда я пришел, а тут как раз стал подтягиваться еще народ – армяне, соплеменники “запасного варианта” и участники того новогоднего пиршества. Под восторженные рассказы о том, какие огромные 3 торта были у них на Новый год, кто–то придумал в шуту лозунг: “Жизнь тортам!” – по аналогии с “Жизнь ворам!”, который произносится у них после чифиропитий, при закрытии их сходок–собраний и во всяких прочих торжественных случаях. Так и пился кофе под это постоянное: “Жизнь тортам!”, очень раздражавшее явившегося последним старика–армянина с 7–го. Уйти оттуда я – опять повезло – успел почти беспрепятственно, когда уже начался обход и “пробили”, что 2 “мусора” на 12–м.
Вчера к вечеру уже начало холодать, сегодня с утра мороз явно за 20°. Опять пришлось поддевать третьи теплые штаны. Если снова завернет морозище, то баня 7–го, в “праздник”, накрывается медным тазом. А м.б., все–таки пойти и в мороз?.. Из–за “генеральных уборок” с утра и единственного ларечного дня после 14–00 четверг для меня после конца “праздников” опять не банный день, не до того; а в другие дни – даже с подписанным, но прошлогодним заявлением на свободный ход одного через посты меня могут уже не пропускать...
11–13
Что еще забыл упомянуть? Что прошла вчера 64–я неделя, отмеченная 2–мя событиями – короткой свиданкой с матерью и Новым годом, и началась сегодня 63–я неделя до конца моего срока. Осталось 440 дней.
5.1.10. 8–48
Холода стоят безумные, все окна и даже двери опять обледенели, покрылись снежным инеем изнутри. Открываешь – и валит пар, а в “фойе”, как нарочно, сняли зачем–то внутреннюю дверь в предбанник (“курилку”), и она стоит там, прислоненная к стене. В секции холодина, изо рта опять легкий парок, а эти твари “козлы” еще и форточки открывают. На улице нос слипается от малейшего вдоха. Градусов 25 мороза, а то и больше.
Связи нет как нет – словно ножом отрезало этот проклятый барак, а ведь недавно еще все блатные приносили мне “трубу”, когда звонила мать, или хоть говорили, что она звонила. “Телефонист” приписывает такой временный прогресс, естественно, себе, своим разговорам (и уговорам) с местными блатными, а внезапное вновь де–факто лишение меня связи (мать говорит, что сбрасывают тотчас, как она звонит) – проискам 10–го барака (где, как всем известно, “подложенец”). Еще неприятные известия: из 2–х перекинутых ему (“телефонисту”) через забор “труб” одну у него уже, оказывается, забрали на тот же 10–й, а 2–ю – собираются забрать в ШИЗО: туда, говорит, вчера закрыли 7–рых наших, у них в “хате” нет вообще “трубы”, поэтому, типа, им нужнее. Ну, до конца месяца, говорит, оставлю ее себе, а потом... Поэтому – дошла наконец–то очередь и до эделевской “раскладушки”, лежащей у меня дома, – когда поедет на свиданку мать, этот хмырь просит ее привезти и отдать (вместе с 1200 руб. за “дорогу”, естественно) в Нижнем. Чтобы через неделю–другую она у него “пыхнула” опять, как происходит с ним постоянно...
Как же здесь тошно и мерзко, – я писал уже об этом не раз и не два, но отвращение и омерзение буквально душат меня, не дают дышать; омерзение и отвращение к этим тупым, злобным, примитивным, совершенно бессмысленным, но при этом нагло–агрессивным тварям, что вокруг. Ко всей этой сволоте, которая любит командовать – МНОЙ командовать!!! (Хотя, тьфу–тьфу–тьфу, пока держится еще это хрупкое спокойствие – “козлы” меня не трогают, я делаю все, что им надо – хожу на проверки, зарядки, столовки и пр. – сам, но не за полчаса выхожу на лютый мороз, а за 5 минут). Ей–богу, прав, тысячу раз прав Нестеренко, и никто еще не сказал лучше его: “Не говори, что ты кому–то враг, когда ты не готов его убить”! Всех их, всю эту мразь и нечисть, я лично, с огромным наслаждением перебил, перерезал, перестрелял бы собственными руками!..
Страна идиотов вокруг, и идиотизм в ней – на каждом шагу. Вчера весь день шла уборка и вывоз снега после недавних обильных снегопадов. Ну ладно, “продолы” – большой и малый, ладно дорожки в “локалке”, место, где строятся на проверку, и пр. Но 80% двора 11–го – это огромное поле, летом постоянно вскопанное, ни погулять, ни походить, не говоря уж о футболе. Зачем этот идиотизм – постоянно вскапывать его, – непонятно; но зимой–то зачем с него убирать и вывозить весь снег??!!! Идиоты!! Как будто зимой по нему кто–то активно гуляет, раз летом не дают... Там по колено снега, и вот вчера “обиженные” весь день сперва кидали и сгребали его лопатами в этакие высокие холмы (курганы :), а потом – вывозили со двора прочь. Зачем? Бьюсь об заклад, ни одному из них, ни кому–нибудь из наблюдавших за их работой, кроме меня, не пришел даже в голову этот простой вопрос.
Пока писал – за замерзшим окном показалось солнце, окрасило непрозрачную пелену окна розоватым оттенком. Значит, мороз еще усилится. Будь все проклято – и это солнце, и мороз, и вся моя дурацкая, никчемная жизнь! Сегодня по дороге на завтрак вдруг опять пришла мысль, что, хотя вроде бы и немного осталось сидеть, чуть больше года, – но эту страшную, лютую зиму, которая еще до половины не дошла, я могу ведь и не пережить. Или следующую, – последнюю...
10–07
Подтверждается снова и снова все то, что я знал и понимал умозрительно, со стороны, еще на воле. Подтверждается конкретными фактами, судьбами, биографиями... Один из самых омерзительных, запредельно наглых “обиженных” – пацаненок лет 20–ти, типичный гопник–налетчик по всем повадкам, на днях рассказывал кому–то о себе. Отец, говорит, отсидел 20 лет, а мать – сидит сейчас, и если освободится по “звонку”, то всего у нее получится 18 лет отсиженных. Меня, говорит, мать в 1–й раз взяла с собой на “дело” в 4 (!) года. Они грабили какой–то ларек, и туда никто бы не пролез, кроме 4–хлетнего ребенка. Она меня просунула туда и стала говорить, чтобы я передавал оттуда что поценнее – сигареты и пр., а он ей совал какую–то ерунду, вроде чипсов. В другой раз, говорит, я просто наблюдал (с улицы), как огни “выставляли” чью–то квартиру. И т.д. и т.п.
Вот в кого они такие. Наследственность, однако... Не сами от себя – от родителей, от поколений дедов и прадедов в них это все. И рабство, и скотство, и любовь к халяве, к воровству, грабежу, к насилию над слабым, и холопство перед сильным...
Мразь. Нечисть. Если уж не сжигать в печах – то хотя бы стерилизовать обязательно надо. Чтоб не плодились.
14–32
Еще одна веселуха: почти сразу после утренней проверки подрались 2 “козла” – низкорослое цыганское отродье и тот, прежний, бывший здесь “козлом” еще до всяких раскидываний и переводов. Из–за чего пошел у них “базар”, я не слышал (скорее всего, из–за перекладывания друг на друга “козлиной” “работы”, как всегда), но 2–й “козел”, по словам цыгана, “вымогал” у него, т.е. говорил об этом животном в недостаточно почтительном тоне. Известно же: чем мельче вошь, тем сильнее она надувается важностью и самомнением, требуя всеобщего уважения от окружающих. На слова обидчика цыганская обезьяна уже 2 раза подбегала, сжав кулаки, к его шконке, где тот спокойно сидел, не выказывая ни агрессии, ни даже готовности к силовому отпору. Но когда он сказал, что цыгана “пидарасы” чуть не на ... посылают (что, конечно же, неправда) – тот взбесился окончательно, подскочил в третий раз и набросился с кулаками. Собственно, это была не драка, а избиение, т.к. обезьяна обхватила сидящего противника (почти на 10 лет старше и выше ростом, кстати) за голову, сумела стащить со шконки – и, держа в нагнутом положении, стала бить кулаками по голове и лицу. Успела нанести несколько достаточно сильных ударов и, по–моему, даже садануть его головой об колено, пока растащили.
Пока что (уже после обеда) все это обошлось для обезьяны без последствий – и со стороны блатных, и от завхоза как непосредственного начальства.
Что тут сказать? И так ясно, что все эти животные абсолютно несамодостаточны, ничтожны, лишены всякого смысла, что до мудрости им – как до Луны пешком. Вместо того, чтобы лишь усмехнуться на ругань или любые обидные слова – они в ярости кидаются бить того, кто их произнес. Попытка физической силой заткнуть рот неизбежно в своем логическом развитии влечет за собой попытки контролировать мысли, ибо если кулачной силой можно заткнуть обидчику рот, то думать о себе лучше или как–то иначе его этим не заставишь. И почему, действительно, русскими всегда “рулят” всевозможные обезьяны?..
Все подтверждается еще и еще раз, снова и снова. Нечисть, слякоть, мразь, гнусное отребье. Планктон. Биомасса. Если бы еще просто биомасса, ну живет себе и живет, никого не трогает, – ну, черт с ней, пусть живет. Но она именно что мешает жить другим, – достаточно вспомнить, что вся эта мразь сидит здесь за кражи и грабежи.
Какое там “революционное руководство биомассой”, о котором пишет Романов!.. Революционное руководство необходимо выковать ля маленького меньшинства приличных людей в этой безумной, больной стране – чтобы под его руководством они навсегда очистили землю от этой мерзкой биомассы!
6.1.10. 14–30
Опять эта мелкая архиблатная гнида навязывает тут, в бараке, “мусорской” режим: после утренней проверки было торжественно объявлено (“доведено”), что банный день у нас – четверг, и в баню ходить всем – только в четверг, ни в какие другие дни; а если уж кому невтерпеж – есть тазики. (Само это чмо моется обычно в туалете, занимая его на это время весь для одного себя, при помощи личного шныря, поливающего его “величество” из большой кружки. Ходящим в баню я не видел его, по–моему, ни разу.) Всё, абсолютно всё – баня ли это, ларек, проверки, столовки, зарядки и пр. – всё и всегда эта мразь своим “авторитетом” заставляет делать именно так и тогда, как и когда велят “мусора”. Но если сказать ей это в лицо – начнется истерика и (м.б., не сразу, но зато целой кодлой на одного) физическая расправа...
Объявление это было сделано сразу после выслушивания мелким чмом устного доклада (доноса) злобна молодца предСДиПа о том, какая история произошла утром с завтраком. Ерунда полнейшая: стремщики “пробили”, что “10–й вышел” (из столовки), а один из шнырей–“дневальных” не донес эту информацию вовремя до предСДиПов, переврал (сознательно или нет – неясно) время – “без 20–ти 7” вместо “20 минут 7–го”; блатная секция, к тому же, очень долго собиралась на завтрак, а некоторые и вообще не встали, – в результате, когда 10–15 человек все же дошли до столовой – на столах, где ест 11–й, уже было накрыто все для 12–го, который приходит последним. Вернулись, не солоно хлебавши, без завтрака, и один старик – лет 60, но еще крепкий, задиристый, постоянно в шутку борется – “сикелится”, как тут это называют – с молодыми, да еще и в ларьке каким–то подсобником работает – разорался, что, мол, безобразие, дайте есть, друг на друга валят (кто именно виноват в срыве завтрака), подъем, мол – давай, а жрать – хрен, и т.п. Абсолютно правильно, между прочим, говорил – но, несмотря на его и старость, и крепость, – оба предСДиПа, злобный молодец и его низкорослый подручный–цыган (парочка, кстати, прямо как у Соловьева в “Ходже Насреддине”, в тамошней подземной тюрьме; только вместо цыгана там был, если не ошибаюсь, афганец), стали угрожать старику немедленной физической расправой, если он не заткнется. Любая критика, даже по мелочи, однозначно воспринимается ими как повод для физической расправы над критикующим.
Забавна, кстати, реакция мелкого архиблатного чма на эту информацию. Оно сказало – мол, разберемся, и вообще – в таких случаях надо подходить ко мне, будить меня. Т.е., надо разбудить его, чтобы оно своим охрененным “авторитетом” разбудило “мужиков” (обычное его к ним обращение) и погнало в столовую. А если его не разбудят специально для этого – то оно тоже никого не разбудит, т.к. в столовку на завтрак оно почти никогда не ходит и обычно в это время спит. Чтобы будить других – надо, чтобы сперва разбудили его самого!.. :)))
Ну, и все как обычно, ничего нового. Поразительно, правда, что на обед дали сейчас уже не 1, а целых 2 (!!) сосиски. Но – режим свирепеет, из “локалок” и через посты не пропускают, и, несмотря на очень приличный, явно за 20°, мороз, отрядник 12–го и с ним еще какой–то “мусор” держали сейчас всю толпу у столовой, не выпуская, минут 10, а то и 15, и под конец перед открытием “локалки”, как всегда, начали обходить и строить всю огромную толпу в колонну по трое. Дикая бессмыслица этих ритуальных построений так и не стала мне ясна за 2 с половиной года на этой зоне: как только ворота открылись, вся с такими усилиями построенная колонна моментально смешалась и именно толпой, задние в обгон передних, повалила в них...
8.1.10. 8–25
Опять эта злобная мразь пооткрывала почти все форточки в секции, несмотря на лютый мороз на улице (вроде чуть послабее вчерашнего, но все же...). Плевать, что кто–то спит, кто–то болеет (у меня с позавчера опять этот ужасный, мучительный кашель – бронхит), и т. д... Этой мрази “воняет” – и она заморозит всех, вместо того, чтобы пойти жить на улицу самой...
До этого, как всегда, был подъем – с руганью, криками, трясением шконок и выкидыванием какого–то молоденького, тщедушного пацаненка вручную – сперва со шконки, а потом и из секции...
...Зажигается свет, раздаются злобные крики и ругань, трясутся шконки... Народ встает, молча переглядывается между собой – человек хотя бы 10 из 70 или около того в секции. Молча натягивают штаны, снимают со шконок толстые железные дужки – и с ними в руках, всей толпой, подходят к тому, кто больше всех орет и трясет шконки. Он здоровый, физически развитый, занимается спортом, отжимается, подтягивается... Но против десяти – да даже и пяти – с железяками в руках ему не устоять. Они окружают и забивают его, лупят дужками безжалостно, в полную силу, по чему попадут – по голове, рукам, плечам... Ломают руки, ребра, ключицы, разбивают голову. Потом прибегают санитары с носилками и утаскивают его в больницу (а если забили сразу насмерть – то в морг). Если он выживет – то до конца своего срока потеряет охоту быть предСДиПом, и вообще кем–то из зэков командовать. На следующее утро из оставшихся “козлов” желающих “делать подъем”, орать и трясти шконки не находится. Включается свет – и тишина...
Что, уже и помечтать нельзя?.. :))
Мерзкое, рабское, трусливое, покорное быдло позволяет как угодно глумиться над собой любой швали, кто понаглее. Максимум, что они могут – пойти пожаловаться на злобного “козла” в штаб. Это при том, что у них многократное (!) численное превосходство над жалкой горсткой “козлов”, да и руки не пустые (те же дужки, да и всяких палок, деревянных и железных, полно). Они, ублюдки трусливые, могли бы успокоить любого в 2 счета – но они не то что (и не только) побоятся, а сама эта мысль даже не приходит в их головы.
Покорное, рабское, тупое, трусливое быдло, которое не сопротивляется само и не защищает нормальных, понимающих свое достоинство людей, среди этого быдла оказавшихся, – главная проблема что зоны (и всех вообще зон!), что страны. На всех этих страшных, легендарных здесь “золотых ветках”, на всяких этих жутких “семерках” и “ 14–х”, о которых по всей области ходят жуткие слухи о тамошних зверствах, – и там отряду в 100 с лишним человек ничего не стоило бы успокоить 2, 3, 5, 10 “козлов”, заставляющих по целым дням “труситься в локалке”, не дающих даже в секции никому сесть на шконки и т.д. Просто забить всей толпой, запинать этих “козлов”, зайти и лечь, а этих – связать и засунуть под шконки с кляпами во рту...
Но трусливая, тупая мразь, рабское гнусное быдло, которым на 99,9% населена Россия, ни на что подобное не способно.
9.1.10. 15–58
Пошел сразу с обеда на 7–й – позвонить матери – и нашел там Маню! Ощущение счастья... Выходим с “телефонистом” на двор, он меня провожает, как обычно, зовет СДиПовца открыть калитку – и тут вдруг со стороны “продола” через забор вбегает... Он сперва было подумал, что это местный, с 7–го, тоже с роскошным мехом, большущий кот Катафосик, стал звать, – но у того–то лапы белые, я сразу заметил, и сердце ёкнуло: неужели Маня?!! Взял ее, засунул под телогрейку и понес “домой”, на 11–й. Она и не вырывалась особо, наоборот – мурлыкать, по–моему, начала еще на 7–м, как я взял ее на руки, а “дома”, как и раньше, стала тереться о мои руки головой, – рада встрече...
А уж как я–то был рад!.. Принес, накормил – и вот она сидит, облокотясь на мою ногу, прижмурилась и блаженствует; а местный кот Васька, при одном виде Мани тут же сошедший с ума, неотступно сторожит ее внизу, на полу, делая по временам настойчивые попытки залезть на шконку и подобраться поближе.
16–18
Едва успел дописать про Маню – вдруг крик и беготня стремщиков: 4 “мусора” с “варочной” (тот конец столовки, где варят; там отдельный выход) к нам на “продол”. Но – не в конец, на 7–й, как обычно, а к нам, “в отряд”! Один по нашей секции, другой – по “маленькой” (блатной), еще 2 – со стороны “балкона” (2–й выход из телевизионной). Тот, что пошел к нам в секцию, долго шарил по проходнякам в том, блатном ее конце – и, как теперь ясно из разговоров, забрал–таки телефон у одного из самых видных СОПиТовцев, работающего в посылочной. 2 раза, пока он искал, вырубался свет – теперь по вечерам, а нередко и по утрам стало “вышибать” “пакетник” в “фойе”. И – финальный аккорд! – все четверо торжественно прошли по нашей секции мимо меня и засели в “козлодерке”. Типичное маленькое происшествие, от которого тут едва ли убережешься... Пока шел шмон и гас свет, я успел на всякий случай засунуть подальше тетради – дневник и стихи.
А пока ходил днем на 7–й, мне повезло. Идя туда, как обычно, спросил у стремщика 6–го барака: есть ли кто на “продоле”. Он ответил: нет, но на “нулевом” (посту, где начинаются оба “продола”) 3 “мусора”. Ясно, что сейчас пойдут с обходом, но я решил все же рискнуть. Только зашел на 7–й – их стрем “пробивает”: 3 “мусора” зашли на 11–й! Если пойдут дальше – я могу столкнуться с ними на “продоле” и “прилипнуть”. Значит, надо ждать, – если пойдут на 6–й (следующий после 11–го по “продолу”), то я скорей–скорей на 11–й; если прямо сюда, на 7–й, – прятаться где–то здесь и выскакивать, как только они зайдут в секции. Успел позвонить матери, поговорить с “телефонистом” (опять денег просит, еще 500 р. на затягивание еще одной “трубы”!..), осмотреть даже их “дорогу” (окно, пролезть в которое вполне можно, но оно высоко и со стороны секции, и со стороны улицы. Но, если будет позарез надо, пролезть в него я смогу.) – “мусора” все торчат на 11–м. И вдруг – стрем – “мусора” с 11–го на “контрольную” (вахту)! Так что я, поймав еще и Маню, вернулся на свой барак совершенно спокойно и беспрепятственно.
10.1.10. 8–38
Они приходили вчера и еще раз – я вхожу в калитку 11–го,а 2 “мусора” как раз выходят и идут дальше по “продолу”. Поднимаюсь в секцию – на моей и всех соседних шконках матрасы и подушки откинуты, – рылись, но у меня ничего не взяли. Общие потери на бараке, по слухам, равны трем телефонам за этот день – 2 в “красной” секции, один в блатной. Там и там по одному забрали, видать, уже в этот вечерний заход. Но я ими не пользовался, так что мне плевать. Так вам и надо, наглые, злобные уголовные суки!.. “Мусора” забегали и ночью, шастали с фонарем туда–сюда по секции где–то около 4–х утра – но вроде без последствий.
Маня, солнышко мое усатое, все еще здесь, провела со мной ночь, и все пыталась, зараза, из открытого отсека тумбочки, в который она любит залезать, выволочь зубами на пол пакет с оставшимся сандвичным хлебом (3 упаковки из 6–ти). Есть–то она его, понятно, не будет – а, видимо, чтобы было побольше места, и устроиться поудобней в тумбочке. Но – увы, теперь, по прошлому горькому опыту, я уже почти не сомневаюсь, что еще день, ну два от силы – и она опять уйдет, не станет здесь жить, как жила в октябре. Ну, а пока она тут, со мной – это счастье...
А вчера все утро, и после проверки, до самого обеда, я лежал – и вспоминал почему–то свою Ленку. Как нахлынуло что–то – десятки, сотни сцен прошлых лет, где мы с ней вместе; и как я сижу и держу ее на коленях, у нее дома, около новогодней елки, а ее мать нас фотографирует (эта фотография у нее сохранилась), и март 2004 года, как я приносил ей в подарок розового плюшевого зайца, и день св. Валентина в 2003, как я приехал и ждал ее с капельницы на “Динамо”, и как мы с ней в Виннице, и я звоню ее отцу из автомата, что она доехала и все нормально, и самые первые кадры – знакомство... И как ходил к ней – зимой ли, весной, в рано темнеющий, сырой, оттепельный февральский или мартовский вечер, по знакомым до боли, до мельчайших уже подробностей дворам и улицам – каждый шаг свой, каждый дом, магазин, остановку, каждый запечатлевшийся в памяти снимок, вид, пейзаж бибиревских домов и улиц, весь этот путь, от своего подъезда до ее – пытался мысленно, не закрывая глаз, вспомнить воочию, представить, пройти заново... Смотрел опять ее фотографии – особенно какая она вдруг неожиданно красивая на последней, прошлогодней; перечитал заново –не поленился достать – ее последнее письмо...
К чему бы это все? Я не знаю. Разобрало вдруг, грусть какая–то нахлынула, светлые воспоминания. Плохое ведь, как известно, забывается, и остается лишь хорошее. М.б., она вчера утром, в это самое время, тоже вспоминала и думала обо мне? Может быть, конечно. Хотя – по опыту – едва ли...
12.1.10. 9–05
Все повторяется, вся жизнь – по кругу. Бессмысленные, идиотские, пустые дни в этом бессмысленном, злобном, нелепом гадюшнике... Вчера после обеда вдруг сгорела лампа в секции, прямо над моей шконкой, – газосветная трубка, одна из 4–х в секции. И – вот уже следующий день, но света так и нет. Ужинать и завтракать, когда нет света из окон, приходится в полумраке, читать в это время – почти невозможно, писать – ненамного легче. Повторяется идиотская ситуация на 13–м, где 4 месяца жили без лампочки, – но хоть лето было; да и – вызвать монтера сюда было бы проще, чем найти такую вот лампу...
13–й вообще повторяется постоянно: сегодня опять должны массово переводить отсюда, с 11–го, на другие бараки. Из той, блатной секции – кто говорит, что только 10 самых блатных и архиблатных, но, м.б., и больше. Типа, барак хотят сделать весь “красным”, а “черных”, соответственно, переводят. Но, в отличие от 13–го, – меня–то, конечно, оставят здесь, а мне как раз очень хотелось бы свалить на любой другой барак от местной палочной “дисциплины”...
Все повторяется, как круговерть, кружится тупо и бессмысленно одно и то же... Полоумное цыганское отродье так же кидается на своих и чужих, с этого барака и не с этого (как сегодня утром) – бить морду за каждое кажущееся ему обидным слово. Жизнь в одном вольере с дикими зверями, – какая тоска... Другое животное – злобный молодец предСДиП (тупая, бессмысленная, злобная мразь – несмотря даже на активно читаемые книжки, шахматы и будто бы получаемое тут заочно аж высшее (!) образование) – так вот, одну из его книг дал мне позавчера, что ли, его дружок – мелкий стукачок с 13–го, бывший там любимым, доверенным стукачом отрядника и за это едва не убитый злобным шимпанзе в сентябре 2008 (с 13–го бежал, чуть не сшибя кого–то в воротах). “Истинная правда” Николая Козлова, известного психолога, создателя клуба “Синтон”, – ни одну из его книг я так и не сподобился прочесть на воле, хотя желание было. Хорошо, что читаю я быстро, да и написана она легко, – за пару дней уже 2/3 прочел, думал сегодня закончить. Но это злобное чмо вдруг перед завтраком послало одного из СДиПовцев – само даже не изволило подойти! – забрать у меня эту книгу. Типа, само, что ли, решило ее читать, я толком не понял (хотя вряд ли не читало само прежде, чем давать другим). Что тут скажешь? Остается только плечами пожать: хамло есть хамло, быдло есть быдло, и тут уж никакие книжки не помогут... Элементарно спросить, не дочитал ли я, сколько мне осталось, подождать хоть день–два – этому тупому злобному животному не пришло даже в голову. Ну и подавись!.. Все равно свое мнение о самой книге и об авторе я уже успел составить.
Другое животное – сосед по проходняку, сапожник, бывший СДиПовец, – чтобы кормить своего кота (принес кто–то с улицы подросшего котенка, месяцев 6 где–то, он у нас прижился и очень понравился этому соседу), повадился таскать в столовую консервную банку, из которой я кормлю Маню (Маня, слава богу, пока еще здесь). Кормить кота из моей банки я ему разрешил, а другой банки – с крышкой, чтобы из столовой носить кашу коту – у него нет; так он не придумал ничего лучше, как эту брать туда, чтобы с завтрака и обеда эту кашу таскать. Вчера после утренней проверки хватился – нет банки! Все облазил, под все шконки заглянул (бывает, кошки ее туда затаскивают), – нигде нет! Вдруг является этот дурак из столовки – уже пообедал, и несет эту банку с кашей своему коту. Хоть бы спросил разрешения, идиот! Быдло пьяное, сиволапое, уголовное, 3–й раз сидит... Сегодня после зарядки – хотел было порезать и почистить колбасу себе на завтрак заранее, чтобы придя из столовки – сразу вскипятить чай и начать есть. Так не во что чистить, – этот идиот опять банку в столовку утащил, не сказав ни слова! Припер опять свою кашу, накормил кота – а я из–за него вынужден был резать и чистить только после столовки, потерял уйму лишнего времени на это...
Вот такая идиотская жизнь – среди мрази и быдла. Никто не поможет, ничто не спасет ситуацию, – они совершенно неисправимы, их можно (и нужно!) только аннигилировать. Ну, или на мыло переработать... Миллионы двуногих тварей, тупых, бессмысленных, злобных быдляков, умственно недоразвитых, ни на что не годных, способных только пить всю жизнь, воровать, что плохо лежит, да оттягиваться на более слабых. Такая мразь вокруг меня здесь – и ею же населена страна. Мерзкая, зловонная биомасса под названием “Россия и русский народ”...
14.1.10. 7–52
Итак, я жертвую сегодня своим завтраком ради их “генеральной уборки”. Но есть и не хочется – омерзение к ним ко всем такое, что ничего не лезет в рот. Лампа надо мной так и не горит, пишу в полутьме. Еще до завтрака “дневальный” шнырь вытащил из моего проходняка свою – верхнюю – тумбочку; мою же – нижнюю – он вытаскивать отказался. Она так и стоит на месте, но – только начнешь резать и чистить колбасу, нальешь чай – налетят и поволокут; лучше уж и не начинать. Сейчас эта банда самых злобных “козлов” ушла в баню, но за то время, что они там, я не успею, да и есть, и готовить второпях не хочется, а придут – начнется свистопляска... Так что с завтраком сегодня я “пролетел”.
Какой там завтрак после того, как они выкинули Маню?! Уже 2–3 дня злобная “козлиная” мразь объявила им войну. Вчера вдруг пропал кот моего соседа–сапожника, которому тот носит еду из столовой. Куда бы он мог деться сам, без их помощи?.. А сейчас – пришел из столовки, Маня еще лежала на шконке. Я хотел прикрыть ее полами своей телогрейки, слыша злобные угрозы этого животного предСДиПа, но она, глупая, вылезла из–под нее, задвигалась, уселась на шконке... Вышел буквально на минуту из секции, прихожу – телогрейка моя явно и далеко сдвинута, а Мани уже нет... Мрази...
Окна, как всегда, открыты, по ногам несет ледяным холодом, и сам я мерзну, даже свитер не спасает. Темнота, голод холод... Маня... Да, за свои убеждения приходится страдать вот так – от мерзких уголовных подонков–недочеловеков... Я бы уходил куда–нибудь на эти четверговые утра, с их психиатрическими “уборками” – хоть в баню, хоть на другие бараки – если бы не вещи мои под шконками, в и на тумбочке и т.д. Вернувшись, всего этого можно просто не найти...
9–00
Зашел ненадолго Палыч, прошел по секции, велел выдвинуть ВСЕ абсолютно тумбочки из проходняков – и мою тоже вытащил один из остававшихся здесь “козлов” – поспокойнее, не столь злобный. А те 2 полоумных злобных подонка – предСДиП и еще один такой же, если не хуже – пришли, посмотрели, погавкали еще немного свои угрозы кошкам (“выкину на улицу!” – дурак, как будто она не поднимется снова в барак через час, если она местная. Но Маня, увы, не местная и сама не придет...), порычали, как всегда, на “обиженных” уборщиков – взяли тапочки и ушли в баню! А я–то думал, что они только что оттуда пришли... Ну что ж, слава богу – хоть полчаса еще пробыть тут без этих выродков...
11–25
Все тапки, как всегда, в “обувницу” (целыми баулами), всех кошек – на улицу (кота Васю одна из этих двух злобных тварей ловила и вышвыривала лично на моих глазах, уже вернувшись из бани), все форточки – опять нараспашку, в том числе – прямо около голов спящих на 2–м ярусе под окнами “ночных”... В общем, очередная “генеральная уборка” состоялась. Для меня единственной ее жертвой стала Маня – до слез жалко ее, но увы... Она здесь, в этом бараке, вообще чужая и приживалась с трудом; а сейчас вон – опять пришел только что Палыч, пожаловался, проходя по секции, что в ней “тяжелый дух” (хотя все окна до сих пор открыты) – и какая–то мразь из того конца секции сразу же радостно заорала: “Задавите всех кошек! Всех кошек задавите!!”. Всех бы вас задавить, недочеловеки, мрази, уголовное отребье...
Тумбочку свою мне таки пришлось задвигать на место самому – бог весть, кто и когда взялся бы это сделать. А то и – простое решение в их любимом стиле: не ставишь ее на место – значит, тебе тумбочка не нужна, и мы ее сейчас выкинем!.. Животные... Кое–как, не поднимая, а потихоньку двигая то один угол, то другой вперед, затащил ее в проходняк. Еще и потому взялся, что, пока она не стоит на месте, есть опасность потери и ее самой, и особенно содержимого (да и дверец ее, из которых одна уже вместе с петлями отваливается, едва тронешь, – шурупы этих петель не держатся в ДСП, в своих старых, разболтанных дырках). Время уже подходило – пошел к 10–30 в баню. С “нулевого” поста выпускать не хотели (с “продола”, точнее) – опять приехала какая–то комиссия, вроде бы еще вчера! 25–я уже с тех пор, как я их считаю, с 14.11.08 г. Но выпустили все же, пошел – народу мало, сразу же нашел себе свободную “лейку” и быстро помылся. Да, при этой проклятой жизни каждая баня и “генеральная уборка” становятся большими событиями...
Анекдотическое событие: вот только что злобный молодец предСДиП, войдя в секцию, сказал: “Б..., что ж здесь так холодно–то?!” – и полез закрывать форточку. Чудо из чудес!.. Все–таки эти злобные твари иногда замерзают – и тогда всем остальным тоже можно немножко погреться, оттаять от их вечного “проветривания”...
12–55
И во последние новости – радостные и совершенно неожиданные. Это животное, эта злобная, наглая, свирепая мразь, еще так недавно ставшая здесь новым предСДиПом –переведена работать в карантин (где уже работала, когда я приехал сюда и сам сидел в карантине в июле 2007) и только что, собрав вещи, свалила с 11 барака!
Отлично! Хоть маленькая, но радость. Только утром эта мразь выбросила мою кошку Маню – и вот ее нет! Вопрос только в том, кто придет ему на смену – скорее всего, еще более злобная и агрессивная мразь...
А в зоне, кстати, тоже новости, причем довольно идиотские. СДиП, типа, ликвидирован; на его месте теперь СПБ – Секция Пожарной Безопасности, которой доселе не было. На самом деле, конечно, это просто переименование: на тех же самых СДиПовских будках–“постах” закрасили надпись “СДиП” и написали “СПБ”, а сегодня на проверку некоторые из СДиПовцев, постоянно носивших на рукаве красные повязки с соответствующей надписью, явились уже с совершенно новыми повязками, на которых белели большие буквы: “СПБ”. Какое отношение “пожарники” имеют к открыванию–закрыванию “локалок” и “продолов” – никто, конечно, и не подумал объяснить. “Реформа” вполне в русско–советском духе, – чистейшая показуха.
А между собой вся эта шваль теперь называет друг друга “дичь”, прибавляя всякие, конечно, эпитеты. Это – страшное ругательство, за которое некоторые особо буйные кидаются в драку. “Дичь!”, “Дичь!!”, “Дичь!!!” – только и слышно со всех сторон; это словечко заслонило собой временно даже их любимые слова на букву “п”. Видимо, они эту “дичь” выводят из слова “дикий”, или какая–то такая этимология, и о том, что так в русском языке называют только животных, на которых охотятся, многим из этих животных, похоже, неведомо. Впрочем, подобной дичью едва ли соблазнится хоть один нормальный охотник!..
15.1.10. 8–41
Палыч приходил вчера, как обычно, чуть не 10 раз за день. В один из этих приходов, в 5 вечера, он собрал всех в “культяшке” и объявил следующее. Барак будет полностью “красным”; так что кто хочет – пишите и отдавайте мне в воскресенье заявления, кого на какой барак переводить. А также с понедельника начинаем ДЕЛАТЬ зарядку! (Ага, щазззззз... :)
Я, конечно, напишу ему заявление, чтобы перевели на 13–й. Как запасной вариант еще остается 8–й, на самый уж крайний случай – 6–й. Но – я практически уверен, что меня никуда (добровольно, по крайней мере, без давления и борьбы) не переведут. Всех, до одного, не “красных”, кто тут еще остался, – переведут, а меня – хрен!.. На 13–м, говорят, ремонт уже закончен – по крайней мере, в большой секции уже живут. Ну что ж, попробуем!..
Также Палыч разочаровал публику, исступленно ждущую амнистии (даже в письмах им об этом с воли пишут, там тоже ждут и верят :) и заодно сообщил, что ликвидация СДиПа – это приказ Реймера, нового начальника ФСИН, в рамках обсуждаемой сейчас широкомасштабной, до 2020 года, реформы всей лагерной системы. Ликвидировать зоны, вместо них ввести тюремное содержание и колонии–поселения, и т.д. и т.п. Очень много треску и шуму на этот счет; и чуть ли не сам Медведев, по слухам, выступил с этой темой по ТВ.
Однако то, КАК это выполнили здесь, в Буреполоме, лишь подтверждает то, что я умозрительно, теоретически знал и ранее. Любые попытки реформ, европеизации, гуманизации в этой дикой, тоталитарной, полностью замороженной стране всегда были и будут вот именно такими – жульничеством, надувательством, показухой. Сменой вывески, в лучшем случае – какими–то вешними, косметическими изменениями, не затрагивающими сами глубины, саму суть этого вселенского Зла, на котором, как на фундаменте, стоит Россия. Будь это разделение КГБ на отдельные части и переименование в ФСБ – вместо полного его упразднения (сейчас эти части опять благополучно срослись обратно, включая даже погранслужбу). Будь это простое переименование СДиПа в Секцию Пожарной Безопасности (поистине, святая простота!) с сохранением за ней всех тех же функций (не пускать без “общественника” ходить по зоне).
Все это в точности то самое, что описывает Нестеренко в своей шикарной “Эпитафии пассеизму” (1996 г.), говоря о России и о результатах “перестройки” и ельцинских “реформ” в ней:
Она под декларации
Про некий новый путь
Сменила декорации,
Но сохранила суть.
16.1.10. 9–02
Вчера после обеда случилось маленькое чудо: кошка Манька, выброшенная накануне (и, видимо, в окно), пришла ко мне сама!! Я аж глазам не поверил, когда сидел, читал – и вдруг заметил ее на полу в проходняке – холодная, чуть влажная (с улицы!), озабоченно вертит головой и оглядывается в поисках пищи. Я накормил ее, конечно, погладил, приласкал – сам был на 7–м небе от счастья, что она явилась, – и она, довольная, улеглась на свое место.
Но – недолго музыка играла. Пошел на ужин, оттуда – к “телефонисту” (удачно), потом – сразу на проверку. Поднимаюсь в барак – Мани уже нет. А сосед–сапожник, которого я спросил, говорит: да, вон там (в “козлином” углу) говорили про какую–то кошку, что ее за ноги и об стену...
Даст бог, она все же живая и еще, м.б., придет. Или я сам потом найду ее. А пока – моя жизнь день за днем, год за годом протекает среди выродков, мутантов, недочеловеков...
А потом началась опять уже подзабытая было мной война. Вместо ушедшего (завхозом!) в карантин злобного идиота–предСДиПа назначили нового – не такого злобного, но и не больно умного; еще недавно он работал в посылочной, имел свой телефон и был одним из самых видных СОПиТовцев. На второй день своих новых обязанностей это чмо уже сильно заинтересовалось тем, почему это я не выходу “на проверку” в 9 вечера, “как все” (хотя проверка в 9–30). Прежний знал и не трогал, и другие “козлы” тоже, – вроде бы через завхоза “телефонист” немного прочистил им мозги (по его, правда, информации). Этот – стал докапываться, почему я не выхожу; чем я отличаюсь от всех; что я, самый умный, что ли; и т.д. и т.п. Я неплохо отвечал на все вопросы, причем лежа, не поднимаясь (почему–то, я заметил, все такие самые важные разговоры–конфликты я здесь веду лежа :). Мы еще поспорили с ним, буду ли я выходить, как все, или нет: он говорил: “Будешь”, – а я: “Нет, не буду, и не заставишь!”. Из стоявшей с ним толпы “козлов” только цыганенок советовал этому новичку не трогать меня – видимо, еще помнит, что ему обо мне говорилось. Под конец новый долговязый предСДиП сказал мне (дословно): “Тебя можно только убивать!” – и отошел, ничего не добившись (хотя до этого обещал, что если я не буду выходить “вместе со всеми”, то меня будут “выносить”). Независимо от того, было ли это желанием меня уничтожить или же признанием того, что меня убить можно, а сломить нельзя, – я считаю, что этот раунд я выиграл.
Потом были уже вроде бы сущие мелочи. Я немножко подождал заходить после проверки, но все равно – на входе в секцию еще стоял поставленный там “козлами” “дневальный” шнырь и пытался воспрепятствовать зайти в одежде и обуви. Меня он спросил: “Где обувь?” – я показал на свои ноги в “котах” и прошел, не обращая на него больше внимания. Потом цыганское чмо вдруг вздумало – так, полушутя пока что – докопаться, мою ли я ноги (СДиПовцев и прочих они заставляют перед сном мыть – пихать ноги по очереди в высоченный, выше метра, умывальник, что для меня физически невозможно, да еще и под холодную (!) воду. Потом, когда уже погасили свет, они начали – эти дни у них и на сей счет очередное обострение – заставлять всех, у кого были при себе телогрейки (ими народ накрывается поверх тоненьких одеял), относить их в раздевалку. Под нелепым предлогом, что “телажки не должны здесь быть” (почему не должны? Кто это определил? Кому помешали??! Нет ответа – только традиционное “Не положено!” и классический “административный восторг” по Достоевскому) – они, если сам не уберешь, могут просто забрать ее ночью, пока ты спишь, и выбросить – хорошо еще, если в раздевалку, а не на улицу и не в помойную бочку...
У меня “телага” висит внутри пространства шконки, да еще на таком хитром проволочном крючке – хрен снимешь, если не знать, да еще в темноте, – проще уж оторвать петлю. Мне вроде по этому поводу и не говорили ничего, но я никак не мог заснуть, часов до 12–ти, и все, уже в полудреме, поднимал голову посмотреть – не утащили ли. Просыпался и еще раза 2–3 за ночь, а с 4–х утра – уже не мог заснуть и лежал, время от времени зажигая спички, чтобы посмотреть на часы. М.б., все же и заснул бы часам к 6–ти – но тут уже подъем, надо вставать, одеваться, прятать одеяло... Спал дай бог 4 часа за ночь, а то и меньше – прямой итог всего “веселья” предыдущего вечера, плюс ночных мыслей о том, что, видимо, и сегодня вечером опять предстоит эта война с “козлами” за 20 минут лежания на шконке, за нахождение одежды и обуви ночью при мне, и т.д. Борьба эта может ведь с каждым днем еще и ужесточаться, свирепеть, и на сколько меня так хватит – неизвестно...
Утром – мороз явно за 20°, а м.б. – и к 30–ти уже, но включили зарядку – пришлось выходить (а ни один “мусор” к нам не зашел, все – мимо). Начинаются крещенские морозы; в Москве, говорит мать, обещают до 30°, ну а здесь – могут дойти и до 50–ти...
15–38
Новая напасть: выключили еще утром свет. Авария, короче: какие–то 2 автомата у них там сгорели, – в общем, свет включить администрация не может, надо эти автоматы менять, а их нет. Все это – по слухам и разговорам, естественно; но, тем не менее, с утра, часов с 10 примерно – ни света, ни воды, а на улице – морозище за 20°. И неизвестно, дадут ли сегодня свет вообще...
17.1.10. 8–35
Короче, масса впечатлений!.. :))) Света не было вчера весь день, до 11–ти или 12–ти ночи, а на 11–м и 1–м бараках (м.б., и во всем корпусе – также на 12–м и 5–м) его нет до сих пор. Нет и воды – вообще нигде (только что ходил на 6–й проверить – свет там есть, но воды нет), включая столовку – почти все краны там вообще скручены...
Вчера, когда стемнело так, что уже нельзя было читать, после 4–х вечера где–то, я лег, укутав ноги телогрейкой, чтобы не мерзли – и так пролежал до самой 7–часовой проверки, не пошел даже на ужин (да и не я один не пошел). Было так здорово: главное – тепло ногам, отчасти даже жарко, и от них тепло всему телу. В такой мороз это просто счастье – ноги в тепле, живые, не замерзшие, как льдышки, как тут обычно бывает...Ну, и темнота, конечно, – такое счастье... Конечно, носились и бесились в темноте, как и при свете, эти мрази, малолетние ублюдки, тузя друг друга, катаясь и валяясь по полу и по шконкам. Есть тут одно совершенно невменяемое, но при этом, как обычно, физически хорошо развитое животное, лет, говорят, 23–х. Единственный рефлекс – бить тех, кто слабее (шнырей и пр.), – оно так развлекается. Бьет, типа, в шутку, но весьма чувствительно, судя по воплям жертв. Вот эта тварь в темноте носилась и кидалась на всех, а они от нее бегали, едва не сшибая и не валя на пол шконки. Изредка кто–то зажигал свечку, а больше – ходили с фонариками да жгли спички.
Была наивная надежда, что не будет и проверки в такой темноте. Но нет – погнали, причем проблему решили просто: всех, у кого “постельный”, тоже выгнали на улицу, чтобы все 100% народа считать там.
Быстро оделся, обмотался шарфом, вышел. Холодина, небо – черное, бездонное, усыпано тысячами ярких звезд. Темнота какая–то мертвая, света нет нигде, и только далеко, на запретке, где–то у карантина, горит фонарь. Черное небо, звезды и столбы белого пара из бараков... Нетривиальное зрелище, где на воле такое увидишь, тем паче в Москве?..
Посчитали, зашел в барак – вроде уже не так холодно, укрываться уже не стал, просто лег. На 2–ю проверку выгоняли заранее, не как на предыдущую – в последний момент. Вышел – и не узнал знакомый пейзаж! Небо уже вовсе не черное, как 2 часа назад, а какое–то бледно–бледно–темное, туманное, как бывает летними ночами. Со стороны “продола” и “кечи” (хоздвора) за ним оно озарено большим красным заревом, непонятно откуда. Со стороны того “продола”, 5–го и 8–го бараков – зарева поменьше, но почти все небо красное, и звезд никаких нет. У нас во дворе горит костер, и только поэтому, м.б., я понял: зарева эти – тоже от костров, в полной темноте их свет достает аж до неба. И лишь позже, попристальнее приглядевшись, над нашим двором, где зарева не было, увидел, наконец, и звезды, но – бледные–бледные, их было буквально еле видно, только если приглядеться как следует.
Что ж, света нет, день окончен – и слава богу! Пришел, вместо ужина съел последний рулет из ларька, купленный еще в четверг, запил чуть–чуть водичкой (хорошо, еще до отключения света успел налить бутылку) – и лег спать. Тут как раз явился завхоз с известием, что сейчас (!) свет дадут, но в секции его включать не будут – идите умывайтесь, мойте ноги и пр., если хотите.
Я не стал ждать, но просыпаюсь ночью – никакого света нет ни в “фойе”, нигде. Раз проснулся в 12, потом еще... И вдруг – где–то часов около 4–х в “фойе” зажегся свет. Уж обрадовался – нормально хоть позавтракать – но он вдруг, через минуту примерно, погас. Что за ерунда?..
Короче, подъем в темноте, в холоде ужасном, потом поплелись в “шушарку”. Там свет есть, воды – нет, краны скручены. Пришел, позавтракал всухомятку – чем мыть руки? Снегом, как в том году раз, уже здесь, на 11–м. Вышел, не одеваясь, натер, помылил, натер снегом еще раз, и заодно пошел на 6–й – там свет есть, но воды нет. Мизинец на левой руке в результате чуть не отморозил – когда пришел в барак, он уже потерял чувствительность, одеревенел, а потом начал ужасно болеть.
Сижу, пишу все это – подошел ночной, любитель моей Мани, которую он за пушистость прозвал Белка. Рассказал: оказывается, вчерашнюю аварию не исправили до сих пор, а свет – это просто “накинули” тонкие провода с воли. Но на водокачке света нет, она не работает, а воду для столовой возят пожарными машинами – скорее всего, с “промки”, там есть своя водокачка, а м.б., и с воли.
В общем, опять жизнь в режиме ЧП, причем в мороз, и воды нет, пить нечего – это самое неприятное. И хотя все надеются, что починят сегодня, сколько это реально продлится – неизвестно...
10–45
Сидел, переписывал все это (предыдущее), – ноги опять ледяные, надо греть... Пришел утром Палыч, я пошел, отдал ему заявление о переводе на 13–й. Разговор был в “козлодерке”, где завхоз еще лежал в постели, а Палыч сидел за его столом. Взглянув, сразу сказал, что меня никто на 13–й не переведет. Я ответил, что пусть он все же там спросит, а у меня есть и другие варианты, если надо – я другое заявление напишу. Тут же он сказал завхозу “пока накапливать” эти заявления – как я и думал, я принес свое первым из всех.
18.1.10. 8–35
Свет все–таки включили вчера после обеда, несмотря на все мрачные слухи. Но – воды на 11–м бараке нет до сих пор! То ли, говорят, трубы замерзли, пока сутки не было света, то ли аж сама водокачка. Тем не менее – сразу с обеда вчера пошел к “телефонисту” звонить матери – смотрю, а у них там народ толпится возле умывальника и набирает воду! Отзвонился (оказывается, она сама прозвонилась–таки накануне часов в 8 вечера, в самое тяжелое время – и “телефонист” успел–таки ей сказать, что света нет. Ну ладно...) – и на 11–й за бутылкой, и опять на 7–й за водой. Набрал полную бутылку – обеспечил себе нормальный ужин и чай. Но вода на это ушла вся, до капли. Народ в это время, перед последней проверкой, уже начал ходить за водой куда–то в баню, точнее, в прачечную при бане. Я там ни разу не был, а лазить тут по всяким незнакомым местам и натыкаться на всяких злобных хамов – дело малоприятное. Поэтому решил после чая, в начале 10–го, сходить еще раз на 7–й – вдруг там вода еще не кончилась. И точно! – сходил, удачно набрал еще целую бутыль, из которой пил чай вот уже сейчас, на завтрак. А с утра – оказалось, что дали воду и в столовке! Чудеса... Так что, если не будет на 11–м воды до обеда, я возьму с собой на обед, в длинном внутреннем кармане “телаги”, эту бутылку: так я хотел опять сразу с обеда идти за водой на 7–й,а теперь – налью прямо в столовой...
Вот такие дела. Год за годом, летом ли, зимой, осенью – нормальный быт, приемлемые условия жизни, самые элементарные, они здесь обеспечить не могут. То специально отключают свет на пару суток, снимают провода, меняют столбы, и т.д. То – зимой, в лютый мороз!! – электрообеспечение сгорает, а водопровод замерзает! То баня ломается – котлы, трубы, дрова и т.д. – я уж про нее и не говорю... Каменный век, короче.
Кончилась 62–я неделя до “звонка”, отмеченная вот этой крупной аварией. Началась 61–я, сегодня понедельник. Кстати, зарядку, вопреки наказу Палыча, сегодня утром никто не делал, более того – часть СДиПовцев добилась открытия калитки и свалила еще до ее (зарядки) начала.
В Москве – крещенские морозы до 30°, а здесь – неожиданно стало теплее! Уже вчера вечером, на последней проверке, шел легкий снежок и было вполне нормально – градусов 15, не больше (если, конечно, мороз можно назвать чем–то “нормальным”!.. :). Сегодня утром тоже, – было даже не очень внапряг гулять на этой проклятой “зарядке”...
14–15
Попер вдруг, типа, сплошной позитив. :))) Аж самому смешно. Воду таки дали утром, где–то часов в 10–11. Мой сосед–сапожник принес обратно с улицы (еще вчера возле барака им замеченного) своего молоденького кота. Еще и года нет; такой прелестный, просто чудо! Вон, лазит сейчас по шконке и тянется на задних лапах к тумбочке, к куску хлеба, пока я пишу. Небольшой, серый, пестренький такой – похож одновременно и на совенка, и на песца, и на хорька, видимо (хозяин–сапожник так его ласково и зовет: “Хорек”). Выкинули его, разумеется, сволочи – уже несколько дней, как пропал, и лишь вчера нашелся, а сегодня – уже дома.
А с Маней–то какие чудеса творятся! Она – потрясающе! ни больше, ни меньше! – научилась приходить сама ко мне, в еще недавно чужой для нее барак!! До сегодняшнего дня ее выкидывали, считай, каждый день, но – она уже трижды возвращалась. Теперь я за нее спокоен: если и выбросят опять – она придет. Дорогу она запомнила. А молодому серенькому “совенку” только предстоит еще этому учиться...
Ну и наконец – пришел только что с обеда – обед был вполне приличный! И 1–е, и 2–е можно было есть!!! :) Суп – типа “борщ”, с приличным количеством овощей, – только кинуть для вкуса пол–бульонного кубика – и можно есть, да еще горячий, не остывший! И на второе – картофельное пюре с нарезанной в него сосиской, причем сосиски было реально много!!! Чуть ли не столько же, сколько картошки!.. Просто потрясающе!.. Кто бы осенью–зимой 2007 года, в эпоху ежедневной тоскливой капусты с водой и сечки сказал бы мне, что придет время – и в Буреполоме зэков будут сосисками кормить, причем не только по праздникам, но и в будни, – я бы ни за что не поверил, хоть убей... Вот только кошкам ничего не принес – придется кормить их своими домашними запасами.
...Позитив позитивом, но расслабляться, конечно, нельзя. Беда таится где–то в темноте за моей спиной и не заставит себя долго ждать – она сама только и ждет, чтобы я блаженно расслабился и забылся...
Мне осталось тут 426 дней, или год и 2 месяца.
20.1.10. 14–15
...До дрожи, до омерзения... Аж выворачивает, как вспомнишь это все... Эта жизнь среди зверья... “Жжживотный мммирр!..”
В 5 утра, до подъема, стало вдруг плохо мужику на верхней шконке напротив меня, недавно только выписанному из больницы и там поселенному. Годам к 50–ти, высокий, черный, угрюмый, без признаков какого–либо образования или выдающегося интеллекта. Типичное никчемное, примитивное, как трава, алкоголизированное быдло, которым и населена Россия. Помню, 1–й день как пришел – все сидел в “фойе” на табуретке, почти весь день; дали верхнее место – “как памятник” (по выражению его соседа) часами сидел на нижнем; и уж, видимо, совсем изнывая от скуки, просил у меня газеты почитать...
Короче, у него начался приступ эпилепсии – судороги и жуткие стоны вначале. Я уже не спал, собирался вставать – и поймал начало этого процесса. Темно, все спят. Первым обратил внимание последний из оставшихся по–настоящему злобный “козел” со 2–го барака – позвал “ночного дневального”. Тот – 20–летний, огромный, “шумоголовый”, ярко выраженный даун (причем даун злобный!), живший в соседнем со мной проходняке на 13–м еще в 2008 г. и доводивший до белого каления Сапога, – подошел, посмотрел. Пошел, вызвал санитаров из больницы. Когда они пришли с носилками, больной уже очухался – включили свет, и он смотрел на них, уже будучи в сознании. Они не стали его забирать. “Ночной” даун до подъема подходил еще 2–3 раза – убедиться, все ли нормально.
Что сразу поразило, и из–за чего я вообще этот эпизод так подробно описываю, – поразила откровенная, неприкрытая злоба, почти ненависть к этому бедолаге всех тех, кто “по долгу службы” (“козлиной”) должен был с ним возиться. “Ночной” даун сказал что–то несколько раз в том духе, что хорошо бы его сильно ударить, избить и т.д. (разумеется, выражения он при этом употреблял куда более эмоциональные). Потом тот злобный “козел”, выгоняя всех на зарядку, стал тоже с какой–то утробной ненавистью сгонять его со шконки – мол, иди в больницу! (Мог ли он уже сам идти в это время?..) На зарядку пришел Палыч, постоял в секции, посмотрел на все это, поговорил с очевидцами – и велел отвести в санчасть, сказав, что 3 приступа за ночь – это чересчур (до подъема с ним случился еще один приступ, послабее первого, вследствие чего, по–моему, точно уже не помню, и вызвали санитаров, но трех я не видел).
После завтрака – возвращается этот бедолага: не взяли в больницу! Мест, что ли, нет, или еще что, – я толком не понял. Уложили его на шконку “дневальных” в соседнем со мной проходняке. В 9 утра – звонят из больницы, чтобы его срочно вели туда. Повели. Полчаса не прошло – опять возвращается, ложится на то же место. Таблеток ему, что ли, каких–то там дали, судя по разговорам.
Пролежал он недолго, – опять приступ! Кошмар, – судороги, аж колотит всего. Опять вызвали санитаров, которые, однако, явились со своими носилками вовсе не сразу. Сперва его загрузили на эти носилки, потом – видя, что он опять пришел в сознание – стали с них поднимать, чтобы вести в больницу так, пешком. Понятно, что ни идти, ни стоять он не может, даже если и в сознании, и глаза открыты. Но санитарам это пофигу, они его поднимают пинками! Один, а то и 2 раза его точно пнул один из них, а вся собравшаяся вокруг и наблюдавшая издали со шконок барачная публика осыпала его в это время руганью. Пришедший из штаба (он сейчас там “дневальный”) злобный “козел”, грозившийся в том году убить мою кошку, тоже посоветовал избить этого несчастного посильнее, – мол, у него сразу все пройдет... Что–то на тему избиения, очень злобное, бросил и завхоз, проходя мимо. Единственный мотив, почему они вообще вызвали санитаров и вообще как–то обращали внимание на этого несчастного эпилептика – “еще подохнет тут, отвечай потом за него...”.
Незабываемая сцена: санитары, подгоняя пинками и вцепившись в одежду, поднимают больного с носилок, чтобы топал в больницу сам (им неохота его тащить), а он валится, как куль, не может стоять... Где еще такое увидишь?..
Мораль проста: это жизнь среди злобного, свирепого, конченного отребья и мрази; человеческого в них нет ровно ничего, и если тебе доведется среди них умирать – не только помощи от них не дождешься, но еще и ногами будут тебя пинать, чтобы подох скорее... Стоило потерять 5 лет жизни и спуститься в этот ад, чтобы воочию убедиться, что такое бывает. И ЧТО после этого все заклинания записных гуманистов и человеколюбцев, типа Е.С.? Чего стоят их прекраснодушные разглагольствования о гуманизме, добре и всеобщей любви к ближнему? Не говоря уж о попытках помогать и всячески облагодетельствовать этих тварей, это двуногое зверье, потому что из наивных гуманистов–правозащитников и прочей подобной публики эта порода двуногих всегда умеет выдавить слезу, прикинуться несчастными жертвами произвола – и развести на деньги или еще какую–то выгоду для себя. Наедине беседуя или переписываясь с такими “благодетелями” с воли – о, они все хорошие, добрые, совестливые такие, – ну прямо ангелочки!.. И лишь спустившись к ним, в их преисподнюю, проведя бок о бок с ними годы – можно воочию убедиться, какая это хитрая, злобная, подлая мразь и нечисть – уголовники, и какой – их отцами, матерями, братьями и ими самими после освобождения! – мразью населена Россия!..
21.1.10. 15–23
Четверг. На этот раз все обошлось удивительно тихо, спокойно и удачно, – вся эта их “генеральная уборка”. Пока большинство животных во главе с наиболее злобным “козлом” было с утра в бане, – другие животные, “обиженные”, вдвоем быстро вымыли здесь с мылом и вытерли весь пол, так что вернувшийся злобный “козел” – чудо, да и только! – на них не орал и перемывать не заставлял. Тумбочку мою сегодня, слава богу, выдвигать никто даже не пытался и не предлагал мне; боюсь, что они займутся этим в следующий четверг, когда я буду на длительной свиданке. Из–за расширения “32–го квадрата” (пришел еще один парень с 3–го барака) вчера моего старого злобного соседа по шконке переложили наверх напротив меня, а на его место лег “ночной” – не тот злобный даун, о котором я писал вчера, а другой, более–менее нормальный. Он и злобный даун над ним – днем, 2 дневных “дневальных” на этих же местах – ночью. Так что после подъема в соседнем – крайнем от “петушатника” теперь – проходняке спят “ночные”, и выдвигать там тумбочку – некому...
Завтракать, правда, я опять не стал – никто не знает, в какой момент им вздумается налететь и поволочь тумбочку. Удовольствие мазать белый хлеб маслом я оставил себе на завтра (тем паче, что свежий хлеб только сейчас, после обеда уже, купил в ларьке). Съел только 2 банана – последние из 4–х, купленных там же еще во вторник, когда ходил туда с “телефонистом” и опять отдал ему чуть не 300 рублей – на его день рождения, видите ли...
После 10 утра пошел в баню. Мороз на улице безумный, градусов 30, не меньше, – “крещенские морозы”, будь они прокляты вместе с “крещением” и самим Иисусом Христом! Пока дошел, держа в одной руке палку, в другой – пакет с полотенцами и пр., – пальцы почти совсем отмерзли, а идти тут пару минут всего. Народу в бане было всего несколько человек – 2 с 11–го, остальные с 12–го, самого блатного барака, т.к. сегодня и их день. Быстро помылся, оделся, пошел обратно в барак. Потом – обед, и опять мерзкая пустая перловка с накрошенной в нее морковью на второе, в новейших – вчера только впервые увидел – мелких пластмассовых тарелочках. Для супа глубокие, для второго мелкие завезли, – прямо ресторан получается!.. :))
Захватил этой перловки для Мани, – она так и живет у меня, пока ее не выкидывают. (Прихожу с проверки или откуда еще, – ее нет. Ну, думаю, опять выкинули. А она вдруг из–под шконки вылезает... :) В ларьке был аж сыр – купил небольшой кусочек, на 1 раз поесть. Но Маня, сволочь ушастая, понюхала – и не стала есть перловку (явно ей запах не нравится, – м.б., это из–за моркови? Раньше она перловку ела.), а когда я предложил ей сыр – вроде бы стала, но и сыр у нее как–то не пошел. Пожует – и он выпадает у нее изо рта, и она не спрыгивает его подбирать. Чем ее, паразитку, кормить – хрен знает...
Осталось мне 423 дня, РОВНО 1 год и 2 месяца, 60 1/2 недель...
22.1.10. 12–25
Холода ужасные. Совершенно отмерзают руки, когда гуляешь перед проверкой. Ноги – ледяные...
Маню опять вышвырнули. Как и в тот раз – перед самой проверкой она опрометью, откуда ни возьмись, пробежала по двору и – через забор – на “продол” в сторону 7–го. Надеюсь, придет.
Очевидец в бараке потихоньку сказал: заставляют ее выбрасывать “петуха”. Заставляет тот самый злобный “козел”, мразь. Я, если честно, думал на другого... “Чтобы ни одной кошки в отряде не было”.
...Вот они стоят, рядом со мной, на проверке, только руку протянуть, – этот “козел” и тот, на которого я думал. злобные мрази, настоящие выродки. Злобные настолько люто и беспредельно – кажется, что эта злоба исходит из них тихим гудением, как гудят под высоким напряжением провода. И едва дотронешься хоть кончиком пальца – эта злоба испепелит любого. Нелюди, выродки, нечисть... Я смотрю на них, на их тела и самодовольные хари – и мне нестерпимо хочется превратить их живую плоть, целиком, с обувью, одеждой и черепами, в кровавый, сочащийся кровью фарш...
24.1.10. 8–25
Проснулся ночью ровно в 3 часа – и уже не мог уснуть до самого подъема. (Просыпался, естественно, и до этого пару раз.) Тошно, отвращение, омерзение ко всему буквально давит и душит, не дает дышать. Опять эта едкая, злая тоска, как была она и в 7–м году, и в 8–м, когда сидеть еще было долго, впереди были годы неволи. Сейчас вроде срок к концу, и все равно, – еще год целый среди этой нечисти, мрази, быдла, этих животных??!!!... Просыпаешься – и не хочется жить...
Начинаешь копаться в себе, анализировать – и среди этого океана тоски всегда оказываются какие–то более конкретные, материальные причины, как подводные камни. Из–за чего, из–за кого же я опять не сплю ночами?
Из–за этого мерзкого малолетнего ублюдка, щенка–“обиженного”? Которого тут все бьют, пинают (даже руку в том году сломали, на “пятерку” ездил) – и, как теперь выясняется, не зря? Выпросил сам (сам!!), мразь такая, еще в четверг, сразу, как я пришел из бани, вещи стирать – “вот прямо сейчас выстираю!” – и уже 4–й день они валяются на батарее в “фойе”, он и не думает их стирать! То – на мои вопросы – говорит, что тазик занят, как освободится – он сейчас постирает. (Тут, как и на 13–м, началась та же беда – нет тазиков для стирки, всего 1 или 2.) Освободился – а этот хмырь тем временем свалил “на территорию”, чистить снег где–нибудь около посылочной (это тоже его здесь “обязанность”). Или еще хуже – эта тварь начинает в глаза мне врать, что уже постирала, где–то там повесила, – подхожу, смотрю на батарее – все как лежало, так и лежит. Сперва в пакете, потом этот ублюдок выклянчил под какие–то свои нужды и мой пакет – мол, как постираю, пакет сразу отдам. И пакет теперь, скорее всего, пропал, и вещи мои – валяются, как куча какого–то ненужного тряпья, того и гляди – упадут на пол, и их выметут, выбросят, – мало ли тут бесхозного тряпья валяется; один носок упадет – и все, второй тоже не нужен! А наглая эта мразь, лет 20 ей, знает только одно: жрать, жрать, жрать! Когда стоит около туалета – дежурит, чтобы его “проливать” – жрет беспрерывно, круглосуточно. Пока не обманула (фактически) меня в четверг со стиркой – регулярно, по многу раз в день, подходила ко мне клянчить хлеб, и я, бывало, весь столовский хлеб отдавал этому чму, когда у меня был ларьковский или вольный (сандвичный). Ну, подойди только, мразь, теперь!.. А вещи, если не выстирает сегодня до вечера, придется забирать вместе с пакетом и отдавать кому–то другому...
А может быть, я не сплю из–за своей Ленки? “Своей”!.. Стал вспоминать недавно – с августа, когда она прислала собственного изготовления открытку к моему д/р, от нее не было ничего. Сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь, вот уже почти весь январь прошел, – ни звука! И дозвониться ей не получается, она не берет трубку. В том году, как я и писал ей в том, где всё от души высказал, письме почти уже год назад, в том году она прислала мне 2 письма, из коих одно – запоздалое поздравление с Н.г., написанное еще в декабре 2008, а отправленное только в феврале 2009–го; второе – ответ на мою резкую реакцию по поводу этого письма; в этом ответе она писала, что любит меня по–прежнему, и просила принимать ее такой, какая есть, даже если она в чем–то неправа (раньше такого допущения даже нельзя было от нее и ожидать!). Плюс – открытка к моему д/р. И все! В этом году – пока нет вообще ничего. Будет ли хоть 2–то от нее письма за 2010 год? В советские времена на строгом режиме было ограничение – 2 письма в месяц, но, если бы у меня не было никого, кроме нее, – для меня и это было бы слишком, слишком много. В месяц 2 письма, а тут – в год!..
Интересно, если я в 2010, последнем году моей отсидки, не буду вообще писать ей, поздравлять ни с 8–м марта, ни с днем нашего знакомства, ни с ее д/р, ни с новым (2011) годом, – она потом, в 2011–м уже, хотя бы вспомнит, что я вообще–то должен был уже освободиться? Если я, вернувшись домой, не буду ей сам звонить, не пойду к ней (т.к. трубку она не берет) лично и пр. – она хоть вспомнит, что срок мой уже должен был кончиться? Хоть попробует что–то узнать, где я, что со мной, как–то напомнить о себе? Через свою любимую Санникову хотя бы?.. Я сильно подозреваю, что нет, и что, не появись я сам, по своей инициативе – она будет “любить” и “ждать” меня до конца жизни, даже не вспоминая, не интересуясь, где я и что со мной...
На улице все такой же страшный мороз, явно за 30°, по крайней мере, с утра, когда ходили на завтрак. Кончики пальцев на правой руке, которой я держу палку, за 2–хминутную дорогу успевают замерзнуть до того, что потом сильно болят, – еще немножко, и обморожение. Кошмарная, страшная, жуткая зима, и никак она не кончается... Думал, что страшной будет та, прошлая, готовился морально, мучился, писал об этом в дневнике, ждал – а она оказалась не такая уж страшная (в смысле холодов, по крайней мере). Страшнее была весна 2009 – и болел, и язвы на ногах жуткие, ходить почти не мог... А к этой зиме – с переездом на 11–й, с устройством тут “козлятника”, с “наворачиванием режима”, выгонами в 9 вечера на проверку и пр. – некогда было особо готовиться, думать о ней, бояться – какая она будет, эта зима2009/10. И вот – нА тебе, пожалуйста!..
А Маня, кошка, так и не пришла. Рано я обрадовался, что она научилась сама приходить, дорогу запомнила. Вот уж скоро двое суток, как нет ее, мерзнет где–то на улице... Мрази, злобные твари, кто ее выкинул, – будьте вы прокляты!!!...
14–18
Вверх–вниз, вверх–вниз целый день, туда–сюда, да по лютому морозцу! Из барака и в барак. Вверх–вниз, туда–сюда.. Зарядка–завтрак–проверка–обед–ужин–вторая проверка–третья проверка... Пришел утром Палыч, сказал, что мороз на улице 35°, отопление не выдерживает... Палка соскальзывает с обледенелых – крохотных совсем! – плоских перекладинок барачной лестницы; я подолгу нащупываю на них упор, прежде чем спуститься на каждую следующую ступеньку. Нередко при этом палка таки соскальзывает – лишь каким–то чудом я еще не грохнулся с лестницы ни разу...
Невыстиранные вещи так и лежат на батарее – уже почти 4 дня. Что делать? Брать палку и идти бить эту мразь?
С обеда зашел к “телефонисту”. Очень удачно: вчера, только к нему сходил, вернулся в барак – кричат, что горит (!) 7–й СДиПовский пост (пардон, теперь СПБ–шный :), как раз открывающий их “локалку”. Сегодня: пост пустой и без крыши (она – деревянная – видимо, сгорела), “локалки” все открыты. Ни Палыча, ни их отрядника, все тихо. Очень удачно! Захожу, а эта мразь... спит! 3–й час уже, обед прошел – это чмо спит себе, а второго его соседушки – нет... Сходил, называется...
Опять, пока пишу, перекладывают – омерзительного старого чмошного хмыря, у которого, говорят, вши, – надо мной, а теперешнего СОПиТовца – на его место. Опять будет та же морока, что на 13–м. Собственно, она уже и есть: я сплю в самом начале секции, около “32–го квадрата”, и около меня, надо мной – кладут всяких самых мерзких, вшивых и чмошных. Ко мне – можно, меня им как–то не жалко, – тем, кто кладет. Точнее – им на меня наплевать!
26.1.10. 6–50
Это просто кошмар какой–то! Как в сумасшедшем доме!.. Ей–богу, больше похоже на психбольницу, чем на лагерь, особенно по ночам. Сосед по шконке, шнырь–“дневальный”, полночи стоял и кряхтел, не знаю уж, от чего. Успокоился он – начал орать во сне что–то невнятное, просто вскрикивать тот эпилептик, которого недавно пинками оттаскивали в санчасть; на днях он вернулся – его положили надо мной. (Наглые малолетки, 1988 г.р., новые “козлы” в бараке, распоряжаются тут так же беспардонно, как и их ровесники на 13–м.) А м.б., и еще кто–то кричал, дальше от меня, – я не разобрал толком. Мерзкого, вшивого (говорят) инсулинщика, бледную немочь, положили в мой же проходняк над сапожником, – теперь это чмо будет постоянно лазить туда–сюда, топтаться, расправляя по 2 часа свою шконку, а по утрам – вставать одновременно со мной, плюс–минус 5 минут, не давая мне нормально встать и одеться, – тоже в точности как было на 13–м. Все повторяется... А холод в бараке такой – больше 70 человек в секции за всю ночь не могут ее нагреть, надышать так, чтобы было потеплее, – даже в одежде из–под одеяла невозможно вылезти, пар изо рта – столбом...
Начался новый день. А с вечера была новая веселая “примочка”: объявление от завхоза, чтобы сегодня все вешали бирки на свои баулы – и тащили их на вещевой склад, в отряде оставляли “по минимуму”. Я не понесу, конечно (зачем мне вещи на складе, как ими оттуда пользоваться? За каждой парой носков бегать – через все посты – на склад, упираясь там в пудовый замок?), – но завтра мне на свиданку на 3 дня. А вещи эти ублюдки могут и просто выбросить, тем паче в мое отсутствие, – здесь не церемонятся...
Идет 60–я неделя до конца. Мне осталось тут 418 дней.
9–18
Смена Окуня, Гриши и др. “мусоров” – это всегда весело. В частности, они любят внезапно и незаметно проникать в бараки, заставая всех врасплох. Смена их была весь день вчера и закончилась сегодня в 8 утра. Но вчера вечером они, зайдя на 11–й, “отмели” (нашли в тайнике?) здесь 2 зарядника, а сегодня утром – аж 4 телефона! Спрятаны они, я слышал, были где–то под “балконом”, хотя велено было зарыть их в байзере в землю...
Между тем, матери я не звонил вчера (на 7–м после ужина торчал отрядник), и сегодня это тоже будет проблематично. В 18–20 они с Мишей Агафоновым выезжают ко мне на длительную свиданку.
15–37
И вот – итоги дня (пока промежуточные). После обеда дали “гуманитарку” (!), но выключили свет. Вода течет, и “фаза” тоже работает, а вот света в бараке нет, пишу в темноте. Надеюсь, завтрашнее свидание не отменится из–за перебоев со светом?
Баулы тащить тоже никто никого не заставляет, тишина. И на улице вроде стало маленько потеплее, мороз уже не такой безумный.
Все хорошо?.. :)
30.1.10. 14–50
О, каким кошмаром оказалось оно, это очередное длительное свидание с матерью – январское за 2010 год! Три дня прошли спокойно, без эксцессов, в чтении, разговорах и поедании вкусностей, – но холод, холод!!. Завели неожиданно быстро – на свиданку в тот день, 27–го, приехали всего к 4–м человекам, и мне даже звонили минут 20 11–го в барак, чтобы я шел срочно, – я–то собирался, чтоб поменьше стоять на холоде, выйти только в 11 утра. Первое, что я увидел на площадке 2–го этажа, у входа в коридор КДС, – батарея срезана сваркой и снята (видимо, лопнула), на полу – застывший в лед поток воды, текшей из этой батареи. Хорошо еще, кто–то из шедших со мной сказал, поднимаясь туда, что на 2–м этаже холодно, – этого оказалось достаточно для разрешения мучивших меня сомнений, и 2 пары шерстяных носков я взял с собой. Но носки не помогали. Сидя в комнате, мы буквально замерзали, околевали от холода. Батарея почти не топилась – или совсем холодная, или чуть–чуть теплая, лишь изредка она на полчасика становилась слегка погорячее. Согреться можно было только лежа или сидя под тремя (!) одеялами (хорошо, что матери удалось выпросить у дневального одно лишнее, да к тому же шерстяное, хотя и изрядно протертое посередине). И ночью спать, и днем сидеть под ними же, – иначе полное замерзание, ноги у меня обледеневали. И другой способ – идти греться в кухню, где была постоянно раскаленная плита.
Прессы было мало, распечатки, переданные Майсуряном, опера, видишь ли, не пропустили в комнату вообще (даже в 3–й день), и я успел прочесть на этот раз весь (!) 2–й том Широпаева (1–й мать привозила 2 месяца назад на прошлую свиданку). Испытывал местами огромное удовольствие, читая. Вся его критика Системы, все, что он пишет о византийско–ордынской, рабской парадигме Московии, идущей еще от времен Орды, от коллаборационистов и агентов Орды типа Александра Невского и Ивана Калиты, – все это безусловная правда, как и все слова о необходимости сломать эту парадигму, покончить с Россией – страной рабов и кровавых тиранов. Но... Все, что он говорит, что, дескать, русский народ уже пробуждается, уже осознает необходимость вернуться в Европу, к той свободной, цивилизованной, европейской Руси, олицетворяемой Новгородской республикой до ее уничтожения Московией... Лишь в одной из статей сборника, по–моему, автор ставит самому себе вопрос, созрели ли русские для этого возвращения в Европу, хотят ли они прочистить свое сознание от идеологии тоталитарного азиатско–византийского “патриотизма” и “государственничества”. И не сказать, что так уж прямо автор уверен в этой их готовности. В других же статьях эта готовность подразумевается как бы сама собой и как отдельный вопрос даже не формулируется.
Между тем, русский народ, в том числе и чисто русский по крови (основная забота Широпаева – именно о чистоте этой крови), остается, как был веками, пьяным, тупым сиволапым сбродом и рабским быдлом, отнюдь не демонстрирующим готовности принять идеи возвращения в новгородско–европейский период своей истории. О самом Широпаеве и его “национал–демократии”, увы, это быдло даже не слышало, и голова его слишком прочно забита вековыми мифами – от необходимости “великой державы” на чужих землях до несомненности “великой победы” 1945 г. (Но как точно Широпаев формулирует, что эта “великая победа” есть последняя идеологическая подпорка Системы, и если ее вышибить – вся конструкция завалится! Это не только абсолютно верно – но и сам я, совершенно независимо от Широпаева, сформулировал здесь эту мысль в каком–то из текстов еще 2008 года, – в “Добровольном рабстве”, по–моему.) Пить и воровать, ползать на брюхе перед тем, кто сильнее, и оттягиваться на тех, кто слабее, – вот он, русский национальный характер, сформированный веками истории развития этой империи уже после каннибальского убийства ею Новгорода. Как, каким путем все это переломить, преодолеть эту вековую архиреакционную и супертоталитарную дремучесть русских – Широпаев не объясняет, приводя из всего практического инструментария лишь какие–то абсолютно легальные меры по развитию регионализма да мирные уличные акции типа “Маршей несогласных”.
Короче, есть сильный идеолог и определенная интеллектуальная среда вокруг него, “группа поддержки”. Вот и вся “национал–демократия”. Для меня лично – по основному вопросу о ликвидации империи – они союзники, несмотря на их местами весьма брутальный расизм и прочие прелести. Но если, например, якутский национализм о котором Широпаев писал после поездки в Якутию, – реально есть, достаточно силен и динамичен, как и татарский, скажем, не говоря уж о де–юре независимости Имарата Кавказ, – то вот ТАКОГО, антиимперского и проевропейского русского национализма, почитающего героем генерала Власова вместо маршала Жукова, – его нет в природе. Точнее, нет его в головах сколь–нибудь заметной части населения России, а только и исключительно в голове самого Широпаева и его друзей. Но, похоже, в отличие от меня свою идейную изолированность среди миллионов этого быдла “национал–демократы” признать не готовы. Как же, они ведь даже настоящее “Вече” в Новгороде уже провели в начале января 2007, оказывается!.. :)
В остальном же – все как всегда. Пришел в барак – вещи на месте, все нормально, шмона не было. Тумбочку, правда, накануне таки выдвигали и дверцу оторвали, хотя я специально привинтил ее шурупом. Резинку, которой туго, внатяг обвязал эти дверцы, чтобы не открывались, – оторвали, но украсть из тумбочки ничего не украли. М.б., кому–то понадобилась для штанов сама резинка? :) Сосед–“ночной”, регулярно просящий у меня теперь сигареты и настроенный (пока!) вполне дружески, быстро прибил мне оторванную дверцу к тумбочке и дал телефон. Я набрал матери: как всегда, с ней одни недоразумения и несчастья! Она, оказывается, умудрилась В Шахунье сперва сесть не на тот поезд – в другую сторону (к Кирову)! И даже потерять, видимо, там варежку. Но, к счастью, когда я позвонил, она, тяжело дыша и отдуваясь, ехала уже в правильном поезде – в Москву.
31.1.10. 8–37
Воскресенье. Прошла 60–я неделя до конца, ознаменованная длительной свиданкой с матерью. Осталось 59 недель, 413 дней. Истек и 1–й месяц 2010–го– последнего здесь! – года...
Неожиданно осложнилось положение со стиркой моих вещей на этом проклятом бараке. Тот мелкий ублюдок в конце концов так и отдал мне мои вещи нестиранными, но сделал вид, что постирал и высушил их. Я не стал разоблачать его и скандалить – если бы мы были с ним тут вдвоем, тогда да; тут– целая толпа мрази, которая сама его целыми днями пинает и всячески глумится, но ПРОТИВ МЕНЯ – непременно возьмет под свою защиту. Проще мне показалось отдать их – вместе с “олимпийкой” и штанами – другому “обиженному”, поприличнее, “поднявшемуся” сюда уже при мне. Бывало, он сам в банные дни спрашивал меня, нет ли стирки; несколько раз я давал ему, он делал се нормально и быстро; я платил ему за это куревом. Потом, зная, что курево у меня есть, он как–то попросил в 1 день 3 пачки сигарет в долг (отдать за что–то кому–то), обещая отработать. И – с того дня его охоту мне что–то делать как рукой сняло!
Уходя на свиданку, я за день–два сказал ему, что на 3 дня хочу отдать вещи. Однако оказалось, что – при стоящем на улице диком морозе – лопаются котлы в котельных этой проклятой зоны, остался всего 1 котел – и потому накануне ночью “мусора” приходили и запретили впредь брать воду из “системы” (отопления) – в целях сохранности котла. Вода эта не то что горячая, но теплая, и ею стирали; так что этот тип сказал мне, что нечем стирать, надо греть воду, но тоже нечем, – вот если бы моим чайником... Я согласился, но тогда он сказал, что проблема еще и найти тазик.
Короче, перед моим уходом на свиданку он ничего не постирал, где–то бегал, в барак забегая чисто эпизодически; только уже выходя, я сумел все–таки поймать его и отдать – сказав четко, что на 3 дня; времени, казалось бы, достаточно! – пакет со стиркой.
Прихожу, спрашиваю – опять оправдания, что нет горячей воды и тазика; короче, он ничего не постирал. Пакет засунул мне под шконку, на стоящие там чьи–то коробки (чтобы “мусора” при первом шмоне или обходе выкинули!). Воду согреть своим чайником я ему согласился – он отмазывается, что надо еще и тазик ему дать. Сам, типа, найти не может...
Между тем, вчера и сегодня – другим он стирает, и тазик есть! Как наехал на него блатной (я слышал его ругань) за плохо постиранные простыни, заставил срочно перестирывать, – тазик тотчас нашелся! Сегодня, только что, после завтрака – опять стоит, стирает в тазике. Спрашиваю – оказывается, тазик уже забирает после этой стирки один тип с той (блатной) секции. Постирал, понес туда. Короче, кто хочет – ищет способ, кто не хочет – ищет причину, и что делать мне теперь со стиркой – неизвестно...
К тому же, и помимо этой проблемы застал я в бараке немало неприятного. Оказалось, что Макаревичу позвонили из управления (из Нижнего) и велели убрать из карантина этих двоих – злобного молодца (я последнее время про себя стал звать его молотобойцем – за глупую силу, то, что зовется “со всей дури”) и его дружка – мелкого стукача с 13–го, любимца Казиева. Оба опять здесь, на бараке, но – слава богу! – вроде бы без должностей. Стукачок–то еще ладно, бог с ним (здесь он отчасти клоун); но вот с полоумным, неадекватным психопатом–“молотобойцем”, способным выкидывать кошек или в лютый мороз открывать окна, да и просто развлекаться, цепляясь ко всем, жить в одном помещении крайне некомфортно.
А заправляет в секции теперь нечисть из бывшего (?) СОПиТа, ныне ставшая барачными “козлами”. Моментально, не спрашивая и не предупреждая, перекладывают кого хотят на другие шконки, как им вздумается, – освобождают местечки получше для себя, обустраиваются, – даже если человека нет, он на работе, просто скручивают его матрас (“рулет”) и перекладывают. Сейчас вот только, пока я завтракал, один из них – глупый долговязый предСДиП (?), прежде работавший в посылочной, выбросив вещи и матрас другого человека, переехал на его место, в соседний со мной проходняк. Еще одной мразью рядом больше – от слежки за тем, ЧТО я пишу, до лазанья по сумкам, тумбочкам и кражи продуктов – ожидать от таких можно всего. Начали эти ребятки с того, что, переставляя вслед за этим переехавшим дурачком его тумбочку, сдвинули свои шконки в мою сторону так, что мой проходняк сузился, а вчера как раз прибитая левая дверца тумбочки перестала открываться полностью. Но, задвинув в проходняк свою тумбочку, эти уродцы и не подумали передвинуть шконки в прежнее положение, а – легли спать!
14–55
Да, блин, поработаешь тут теперь, попишешь!.. Будьте вы прокляты!.. Сразу после утренней проверки эта мерзкая кодла “козлов”–СОПиТовцев переложила и моего соседа по проходняку, сапожника, с которым мы так хорошо, мирно жили месяца полтора, говоря в основном о кошках да о его работе, и то когда он вечером с нее приходил. На его место лег один из этих подонков, 22–х лет, глупый, бесцеремонный и мерзкий (хотя, м.б., еще не самый худший из них всех). Вшивого инсулинщика, которого они же на днях только сами положили над сапожником, он немедленно переложил куда–то еще – за последнее время его перекладывали уже раз 5, не спрашивая. Единственная радость – что это чмо с моей стороны шконки повесило “шкерку”–оделяло и жить, похоже, собирается в том проходняке, соседнем, где теперь собрались они все. Ну что ж, если так, если не видеть эти хари – еще куда ни шло; а иначе будет совершенно невыносимо. Это животные из той же наглой, бесцеремонной породы, что были и на 13–м моими соседями – гнездо полублатных, а до них, в 2007 – старший злобный шнырь–заготовщик. Например, при малейшем, даже микроподозрении, что у соседа могут быть вши, эта публика тотчас же, ничуть не смущаясь отсутствием соседа, озабоченно переворошит всю его постель, одеяло, одежду в поисках этих вшей.
...А со стиркой по–прежнему ничего. Подонок–“обиженный” активно стирает, вместо маленького тазика у него уже большое корыто, а тазик занят кем–то другим. Мне он не говорит ни слова, как и я ему, – дальнейшие разговоры с моей стороны на эту тему были бы упрашиванием и унижением. Сказал другому, он вроде бы согласился, но когда, и будет ли он делать вообще, и освободятся ли вообще когда–нибудь тазики – неизвестно... Пришло на ум, что не только долг в 3 пачки сигарет это чмо теперь не хочет отрабатывать – но, м.б., ему и просто сказали (т.е. приказали, – эта публика никогда не спорит!..) мне не стирать, уклоняться под любыми предлогами. Как говорили в том году заготовщикам н6е подавать мне баланду на стол. Или как на 13–м, еще осенью 2007 года, здоровенный “обиженный” Вова Андреев, в 2008 освободившийся, а тогда только и занятый круглосуточной стиркой на весь барак, – после одного или 2–х раз вдруг стал упорно отказываться брать у меня вещи: мол, не могу, некогда, занят, загружен стиркой – и все тут! Длилось это так долго и с таким упорством, что Полосатый резонно предположил: видимо, ему сказали у тебя не брать. И сказать могли даже не блатные, а, к примеру, тот же самый старший шнырь...
А братцы–“козлики” вчера, похоже, залезли ко мне вечером в хлебную сумку и отрезали немножко варено–копченной колбасы. С утра ее было явно меньше, чем я оставлял вчера, и резинки на упаковке не оказалось, которую я надевал; а когда этот хмырь переезжал в мой проходняк, кто–то из этой кодлы в шутку сказал ему: вот, будешь теперь вареную колбасу у Бори есть...