Буреполомский дневник

АВГУСТ 2008

2.8.08. 8–34

На фоне тоскливо–однообразной здешней жизни события вдруг рванулись, как бешеные кони. Хотя – вроде и не такие уж события. Позавчера, 31–го, где–то с обеда, у меня вдруг поднялась t°, да еще и понос одолел, и к вечеру дико разболелась голова, с левой стороны, как обычно. Да еще – эти дни, как вернулся со свиданки, началось нашествие вшей, дикое количество их ползло откуда–то постоянно, так что приходилось снимать и проверять майку и штаны по несколько раз в день. От головной боли я принял, ужиная, таблетку нурофена, – вроде голова прошла, но после ужина и чая вдруг почувствовал, что настолько плохо – сейчас начнет рвать. И точно, – стоило только зайти в туалет и сделать малейшее усилие горлом, – чай хлынул через рот и даже через нос (частично). Хорошо, что только чай, а не весь ужин...

На следующее утро, после бани, придя оттуда опять с температурой, дозвонился матери, рассказал. Это было большой ошибкой. Оказалось, еще накануне она звонила сюда Демину, нач. больницы, рассказала про кражу у меня сукразита. Он обещал меня как раз 1–го числа вызвать и (по словам матери, но явный бред) дать еще сукразита (откуда?..). А после моего дурацкого рассказа о плохом самочувствии, – мать позвонила ему еще раз, не застала, но через медсестру просила передать, что ночью я чуть не умер!..

Демин перед обедом и впрямь вызвал, но только уже выходя со мной из барака, “общественник” спросил, почему я не беру вещи, – ведь меня кладут (!) в больницу. Я испытал шок, – ведь это значит не только тащить туда все вещи, которых у меня тут набралось столько, что ни в один баул не влезут, не только разгромить и разнести вдребезги весь налаженный месяцами быт, – но и, самое главное, остаться без связи, как сидел я без связи целый месяц в этой же больнице в том году, – как раз весь август, с 31 июля. Да и – сразу подумалось – больно уж ярко все повторяется, – снова август, снова больница, снова тот же вид из окна и тот же ужасный (еще хуже, чем в бараке) больничный туалет. Даже стихи, там, в больнице написанные, сразу мне вспомнились. Нет, это не то прошлое, в которое мне хотелось бы вернуться!.. Еле уговорил, чтобы дали лечиться амбулаторно.

Дождался врача, невропатолога, который лечил меня и в том году. Он осмотрел меня, послушал, назначил амбулаторное лечение, – уколы, таблетки и капельницы! Никогда в жизни я их не делал, но сразу вспомнилось, как зимой 2003 года возил мою Ленку на “Динамо”, в какую–то поликлинику, на эти капельницы, – по часу и дольше она там лежала, а я ждал ее в коридоре. Мне – сказали – будут капать где–то по полчаса, и 1–ю капельницу сделали прямо сейчас же, с ходу. В вену на одной руке, потом на другой (на той выскочила из вены игла, оба раза очень болезненные уколы, да потом еще 2 укола просто в мышцу (тоже на руках, хотя можно было и в зад) – тоже жутко больно было. Хорошо, что после всего этого я успел еще в ларек, – в 2 только пришел врач, потом эти процедуры, а ларек только до 4–х работает, и потом с 18–20.

Дали еще постельный режим, – на проверки и зарядку можно не выходить; в столовую – вроде бы тоже, но никто точно не знает, ни завхоз, ни (тем более) врачи, и – в принципе – к этому “мусора” могут “докопаться”. Дали его на 3 дня, а могут они – максимум видимо, – 3 раза по 3 дня, так что в понедельник велели идти на прием к врачу, – продлевать.

Ну и – каждый день с утра, до 11–ти, в т.ч. и по выходным, ходить на эти процедуры, на эти капельницы, будут они неладны!.. Так что вот сейчас, уже скоро, через полчаса где–то, – придется туда ползти... Да, Демин продиктовал заявление, и при мне его подписал, насчет “свободного хода” – право проходить через СДиПовские посты без “общественника”. То ли чисто на время этих процедур (где–то неделя, а лечь – врач советовал “дней на 10”, всего–то!), то ли удастся им пользоваться и дальше, – черт его знает!..

3.8.08. 17–27

Хожу на эти процедуры, на капельницы. Лежу, смотрю, как капает жидкость в гибкий провод–шланг. Философское зрелище... Вчера лежал целых 40 минут, сперва стало жарко, потом вдруг – холодно, озноб. Новая какая–то медсестра, – еще не видел ее здесь; пожилая, не злобная, вполне можно разговаривать, и это – уже большая редкость и большой плюс ей (всего–то отсутствие злобности и хамства, тут это редко–редко встретишь даже у вольных сотрудников). Всего этих капельниц назначено 7, до будущего четверга, – надеюсь, если в четверг будет шмон, я его не пропущу? :) Да еще уколы – витамины какие–то, нафига они нужны? Уколы в предплечья, очень болезненные. И эта “никотинка” в капельницах – мол, разжижает кровь, меньше боль в ноге, но надолго ли это? Да еще дают на день по 2 каких–то таблетки, 3 раза после еды, и я их аккуратно забываю принимать...

Надо постричься, чтобы не цеплялись “мусора”, – но не дозваться парня–“парикмахера” с 8–го. Некогда ему, или забыл? Или этот уродец, мой 20–летний сосед, которого я посылал позвать, – по своему обыкновению, соврал, а сам и не ходил на 8–й? Но 5 сигарет у меня за этот поход уже выклянчил, стервец...

4.8.08. 8–44

Первая новость по утреннему ТВ: умер Солженицын... Тоска на душе не от этого, она была и раньше, но тут еще пасмурнее и сиротливее становится... Он нес последние годы ужасный реакционный бред, поддерживал чекистский режим, был вообще, по словам Шендеровича, “явно антилиберальных взглядов”. Но насколько же его история, его биография – больше этого жалкого периода, последних 15–ти лет... “Архипелаг ГУЛАГ”, “В круге первом”, “Один день Ивана Денисовича”, “Матренин двор”, “Жить не по лжи”, “Крохотки” – это все останется навеки, навсегда в багаже человечества. Он был величайшим русским писателем ХХ века, – деля этот пьедестал, м.б., только с Горьким (и то еще вопрос). Будь я на воле – я попробовал бы написать ему полноценный некролог (хотя бы у себя на сайте повесить), но здесь это не имеет смысла...

12–05

Вместо нормальной, осмысленной, разумной жизни – я вынужден месяцы и годы проводить здесь, тратить неизвестно на что, среди всей этой мерзости, в окружении тупого быдла!.. Будьте вы все прокляты!.. Будь проклята эта жизнь!.. Как я вас всех ненавижу... Скорей бы мне подохнуть!.. Загнали, твари!.. Законопатили!..

5.8.08. 9–12

Боже, из каких идиотов состоит этот народ! Какие дебилы вокруг, какие твари, и с ними приходится жить под одной крышей!.. Тупой быдляк, постоянно берущий у меня сигареты, постоянно – 2 раза в неделю, каждый поход в ларек – выпрашивающий купить ему то карамельки, то чай, то хлеб, а за неимением большего приладившийся еженедельно стирать мне вещи... Короче, из–за нашествия вшей, причем набираются в одежду во время лежания на шконке, – попросил его прогладить утюгом казенное одеяло, которым шконка застелена (для укрывания у меня свое). Долго не мог взяться, наконец сегодня утром пришел, взял... И повесил, дебил, во дворе на трубу, – пусть, мол, проветривается, а гладить его не надо, все равно тут не прогладится... Таких идиотов я еще не видел... То ли не хочет, – но тогда почему не сказать об этом прямо? То ли еще какая–то причина, мне неизвестная. Или уж и вправду такой круглый идиот – вместо прожарки от вшей вывесить на улицу и думать, что этого достаточно? Короче, кошмар, кто тут меня окружает...

11–00

Будни страны идиотов... Сейчас ходил в “санчасть” (больницу) на процедуры. То говорили: к полдесятого приходи, даже в выходные, а тут – прихожу, стучу – и санитар говорит: мол, никого нет, жди (на улице!). Жду в недоумении. Он открывает дверь еще кому–то – я снова подхожу и спрашиваю: НАВЕРХУ (2–й этаж, где собственно больница) нет медсестры? Он говорит: нет. Сижу, жду. Подумываю: не уйти ли плюнув на все? Терпеть я не могу этой неизвестности, непонятности, когда и узнать не у кого (санитар “через губу” разговаривает, да и то только когда на чьи–то долгие стуки отопрет дверь и выглянет), и то, что узнаёшь, не можешь понять (как это при стационаре нет дежурной медсестры? А если кому из больных плохо станет?).

Короче, открывают дверь и запускают с улицы всю толпу. Я тоже захожу и, пока внутренняя решетка в коридоре открыта, а санитаров нет, иду прямо на 2–й этаж. Там, конечно же, есть дежурная медсестра, она ставит мне капельницу (опять 2 раза, т.к. 1–й раз игла из вены вскоре вылетела). Я ее спрашиваю: Вы здесь были полдесятого сегодня? Она говорит: я тут с полдевятого. Я: а что же мне санитар говорил, что Вас нет, я ждал 40 минут на улице? Спускаюсь после капельницы, спрашиваю это у него самого. Он говорит: я думал, тебе сюда (на 1–м этаже тоже есть медсестра, делающая уколы, ее и правда до 10 часов могло не быть). Я: я же тебя спросил, НАВЕРХУ есть сестра, или нет? Он: ты про 2–й этаж ничего не говорил, я думал, тебе на 1–й... Идиот, короче. Как будто я не помню, ЧТО я ему говорил...

Одновременно сейчас вот, как пришел, – выяснилась утренняя ситуация с одеялом. Этот лось, который обещал и не сделал, – подошел и объяснил, что он хотел его прогладить, но было очень слабое напряжение (как тут обычно и бывает), не получилось бы все равно. А ему утром кто–то “поднял нервы”, как они говорят, – и он, типа, не мог мне сразу толком объяснить. Еще один идиот, короче... Вот с кем приходится жить годами... :(((

14–01

“И познаете истину, и ненависть к ней сделает вас свободными”. Все, что я вижу здесь вокруг себя, мне глубоко ненавистно.

21–05

Наглец этот тупорылый, который утром отказался мне гладить одеяло (хотя обещал) – сейчас, вечером, уже как ни в чем не бывало подходит за сигаретами...

6.8.08. 9–11

“На улице дождик и слякоть,/Не знаешь, о чем горевать...” Холодно, идет дождь, погода совсем осенняя. На душе тоска и пустота. Не от погоды, конечно, а от пребывания здесь. Скажи мне сейчас, что можно ехать домой – любой дождь, любая погода ничего бы тут уже не значили... Нет сил представить: еще 2 полных года здесь – 9–й и 10–й, плюс конец 8–го, плюс начало 11–го... Сейчас вот – еде одну зиму тут зимовать, потом опять лето, потом опять зима...

Надо идти в больницу на процедуры. 2 капельницы еще осталось – сегодня и завтра.

13–23

При полном одобрении и поддержке стада мрази и быдла, называемого “13–й отряд”, только что в раздевалке деревянной дубиной избили парня, татарина, не так давно “поднявшегося” с карантина. Били страшно – судя по тому, как он визжал, скулил по–собачьи во время экзекуции, а после нее так и остался лежать в углу, не в силах встать... Причину я точно не понял – вроде бы, поднявшись, он не объявил о чем–то таком, за что должен у всех этих мразей числиться в “обиженных”. А теперь, вроде бы, с другого отряда кто–то увидел его и “разоблачил”.

И еще, и еще раз, – навсегда, до смерти, вовеки уже не изменится это четкое, окончательное, продуманное и вызревшее решение: за свою лютую, тупую, мракобесную, дико–первобытную гомофобию, за нацистские погромы гей–парадов в Москве, а пуще всего – вот за эти вот избиения, за эту дикую кастовость в зонах, за эти “петушатники”, за побои и адскую, грязную, каторжную работу в них, – этот народ не должен существовать! И власть тут ни при чем – она лишь пользуется, эксплуатирует темный, нутряной, генетический фашизм этого тупого быдла в своих целях, чтобы потрафлять ему – и легче править им, быть ему своей. А сам народ этот проклятый, фашистский, люто–гомофобский и вообще любые меньшинства, всех, кто слабее, насмерть затаптывающий, – на него и дюжину атомных бомб сбросить, и весь его в печах сжечь, или напалмом с воздуха, – за ЭТО вот – ничто не будет для него карой чрезмерной...

16–38

Грани мразей... Или: “среди мразей”... То старое, жирное, тупое чмо, с которым прожил 4 месяца в проходняке в том году. Шутник, остряк, юморист... “Как он сам о себе думает”, по Райкину. Идет навстречу нам из ларька и на вопрос: “Много там народу?” – отвечает: “Никого”. Через полминуты заходим – толпа такая, что к окошку вообще не пробиться. Почти 2 часа простоял из–за ерундовых покупок...

7.8.08. 11–00

2–й день осенний холод и сырость, дождливая морось. Кончились капельницы. Кончился и постельный режим, – надо опять выходить на проверки, в эту–то погоду. Подонок, который мне стирал, а потом вдруг взбрыкнул на одеяле, – сейчас вообще отказался стирать, даже одежду. Показывает содранную кожу на руке, – типа, поэтому, но ясно уже, что и дальше не будет. Почему?..

8.8.08. 11–37

Ирония судьбы... Злая и жестокая ирония... Шел сегодня в баню – опять наткнулся на ту же мразь Зайцева, начальника 6–го отряда, что и в октябре того года, опять с ним не поздоровался, – и опять он меня остановил и прицепился к этому. Сука этакая! Та же ситуация, что были и перед подачей на УДО в том году, – с той лишь разницей, что сейчас документы уже поданы. Велел мне написать объяснительную, отдать нашему начальнику отряда – и чтобы он во вторник мог с ней ознакомиться. И надежд, что он забудет, нет, – это мразь такая, уже всем известная, этот свой “рапорт” напишет обязательно. Я, разумеется, никаких “объяснительных” писать не буду, – да и чтО я мог бы там написать? Что “представителей администрации” надо убивать, всей зэковской толпой рвать на части, а не здороваться с ними? Что я им смерти желаю, а не здоровья? Нет ничего в душе, кроме лютой ненависти к ним ко всем – и жажды их крови...

А перед баней была еще “проверка по карточкам”, совмещенная с этаким шмоном–в–одиночку, – шмонал один “мусор”, пришедший проверять, а остальные подтянулись уже к самому концу. “Проверял” тот же жирный тупой “остряк”, что устраивал “проверку внешнего вида” после шмона в марте или апреле, не помню точно. Помню только, что от его тупых, дебильных “шуток” и “острот”, от всей его хамской, наглой манеры держаться, – меня тошнило и хотелось самолично зарезать его и освежевать тушу... Так и сегодня, – видимо, он считал очень удачной шуткой называть год рождения заключенного – “годом выпуска”, и постоянно это повторял... Убивать вас надо, твари, а не здороваться с вами и не “требования” наши выполнять... Вроде не так много уже осталось – 2 года и 7 с половиной месяцев, 954 дня, 136 бань... – но хочется выть от безнадеги и безысходности, от того, что целые полные годы еще предстоит провести в этой мерзости... И хватит ли на это сил, – кто знает? Судьба богата на неожиданности, – хотя подохнуть здесь не было бы для меня неожиданностью. Скоро день рождения, 34 года исполняется, – а я все больше жалею, что не разбился тогда насмерть, грохнувшись с 4–го этажа.

17–54

Самое омерзительное, самое тошнотворное, – ты выживешь, да, но во что ты превратишься за эти годы? Жизнь меняет людей, а ТАКАЯ жизнь – может изменить вообще до неузнаваемости. Ты вернешься – но это будешь уже не ты, и внутреннюю твою суть, и, м.б., даже внешнюю форму нельзя будет узнать. И как старики вспоминают себя молодыми – 40, 50, 60 лет назад, – так и ты будешь с тоской вспоминать себя, каким ты был 5, 7, 10 лет назад – до ареста. И смотреть фотографии тех лет, не веря, – неужто это ты, еще ничего не ведающий, ничего не видевший, – ни бараков, ни этапов, и будешь с неизбывной тоской вспоминать – такие недавние! – лучшие свои годы. 1999... 2000... 2002... 2003... Это была вершина, пик, на который никогда уже не подняться; это было время, когда всё – и любимая работа, и здоровье, и сила, и неиссякаемая энергия, и налаженная, устроенная жизнь – у тебя было, только ты не ценил... А теперь – вся твоя жизнь лежит в руинах, и на эту неприступную гору, на эту заоблачную вершину надо тебе карабкаться заново, да только силы уже не те...

9.8.08. 8–42

Этот дебил, который то брался мне стирать, то отказывался, – все–таки взялся снова. Но так, что лучше бы и не брался: наволочку, лежавшую в одном пакете с одеждой, он вместе с ней и замочил; в результате она из белой стала вся синяя. Я ему, когда он спрашивал, не сказал, что там наволочка, – я только потом вспомнил про нее и положил туда. Сильно подозреваю, что, пользуясь этим, он решил мне, что называется, отомстить, – сделать эту пакость в ответ на мой ему выговор вчера по поводу того, что он, видите ли, стирать не хочет и советует мне этим заняться самому, а за куревом и чаем–конфетами–хлебом за мой счет в ларьке – продолжает подходить как ни в чем не бывало. Так что вполне мог устроить пакость и сознательно, – от этой публики ожидать можно всего...

А между тем – главная новость этих дней – началась война в Грузии! Сперва в Южной Осетии, а затем русские танки – 58–я армия – совершили агрессию против Грузии, да плюс русская авиация вчера бомбила грузинский аэродром. Дозвонилась вчера вечером Е.С. и спрашивала меня, что я думаю об этих событиях. Я, конечно, сказал ей, что всецело поддерживаю Грузию, что давно было пора покончить с де–факто российской аннексией Южной Осетии (в которой независимостью и не пахнет, – форменный вассал Москвы, хоть и официально не признанный даже самой же Москвой). С исключительным цинизмом 1–й канал ТВ показывает все эти слезливые репортажи из Цхинвали, разбомбленные дома, раненых детей, переполненные госпиталя и больницы, – как будто не было ни 94–го года, ни 99–го, не было русских варварских бомбежек Грозного и тоже – раненых детей, рыдающих женщин, оставшихся без жилья стариков на фоне руин... Только тогда это была агрессия России против непокорной колонии – и все было ОК, это называлось “наведение конституционного порядка”. А теперь вроде как стреляют по захваченной самими русскими территории, по русским “миротворцам”–оккупантам – и сразу обличительный пафос и благородное негодование Медведева, Путина, МИДа, 1–го канала и всей этой имперской мрази...

10.8.08. 6–03

Дикая тоска и дикая ненависть сжигают душу. 952 дня еще сидеть!.. И за что? За слова... И не выбраться раньше никак, все надежды бесполезны и смешны, никакого тебе УДО и прочих глупостей. Наоборот, сейчас еще нарушение повесят, во вторник, и так–то не было никаких шансов, а тут можно будет вообще забыть...

Нет никакого другого способа разговора с любыми российскими официальными лицами, как только их физическое истребление. Этот принцип верен абсолютно, везде и всегда, он универсален для этой рабско–тоталитарной страны любых веков. 100 лет назад Сипягина, Трепова, Плеве, Боголепова, великого князя Сергея, Столыпина, – смогли убить наши предшественники, террористы, вечная им слава и честь. И хотя за 100 лет эта кодла обзавелась бронированными автомобилями и особо обученной, натасканной охраной, – центральный террор стал очень затруднен, но вряд ли уж невозможен полностью. А уж про абсолютную возможность (и – обязанность каждого честного человека!) уничтожения обычных ментов, прокуроров, судей, чекистов среднего ранга и пр. и пр. – нечего и говорить. Эта возможность открыта каждому желающему и составляет единственный шанс – не изменить это проклятое государство, но покончить с ним навсегда!

9–22

Солженицын пишет в 4–м томе “Красного колеса” о Ленине, о его швейцарской эмиграции (1916): “Это изводящее состояние, когда вытягивает все жилы к действию, когда сдвигал бы горы или континенты, столько накопилось, напряглось, а применения силам нет, нет применения от концов пальцев и к людям, не подчиняются партии толпы и континенты, но разнохарактерно и бестолково толкутся и кружатся, не зная куда – а ты один знаешь! – но зря вся твоя энергия, и замыслы зря, перегорает вся сила на убеждение полудесятка молодых швейцарцев в Кегельклубе”. Это ведь прямо обо мне! Только тут, в заключении, перегорает вся энергия еще более впустую, чем у Ленина – в эмиграции, но все же на воле. В моей киевской 2–хмесячной “эмиграции” в 2004–м хоть интернет был, не говоря уж о телефоне, ограниченном только деньгами, а не “мусорами”, как здесь... Обидно до смерти: только вот 34 исполняется через пару недель, всего–то! И силы еще есть, и здоровье кое–какое все же осталось (вот только нога проклятая!.. Из–за нее добровольцем на войну я уже не гожусь, увы...), а уж энергии, и замыслов, и планов, и трудолюбия, и работоспособности... – хватило бы на 10–рых, но применения им нет... И будет ли когда–нибудь, хотя бы после (если доживу) освобождения – будет ли возможность что–то сделать, что–то изменить в этом мире, – черт его знает! Будет ли смысл жить дальше...

12.8.08. 8–35

Хочется начать писать прямо с площадных ругательств, я еле сдерживаюсь, – такая ненависть, тоска, отчаяние кипят в душе, так тошно просыпаться здесь каждое утро, проводить одинаковые день за днем (разнообразимые только лишь неприятностями), так невыносимо давят эти оставшиеся 950 дней срока. Выйти – и мстить ИМ, залить кровью, уничтожить дотла это проклятое государство!..

Вышел из изолятора юный мразеныш, который, по свидетельствам соседей–очевидцев, лазил ночью по моим сумкам и обворовал меня, пока я был на длительной свиданке. И что же? Когда – в самый день моего выхода со свиданки – его закрыли в ШИЗО, – вся эта “братва” подходила и говорила мне: вот он выйдет из изолятора – мы с ним поговорим, мы с ним разберемся, “будут заданы вопросы” и т.д. И вот он вышел – и что же? Никаких вопросов – по крайней мере, меня как потерпевшего никто ни о чем не спрашивает. Вся история давно забыта и похерена. За руку этого воришку никто не поймал, так что тем более и говорить не о чем...

К вечеру – а может, уже и утром, через час–два – жду продолжения пятничной истории с Зайцевым – та мразь в форме, с которой я не поздоровался уже 2–й раз. Написал ли он рапорт? Практически нет сомнений, что да. Впаяют выговор, а могут и в ШИЗО законопатить...

13.8.08. 11–46

Был шмон на 5–м. Чуть ли не 10 “мусоров” там было, – точно не расслышал, сколько. Суки, опять начали ежедневные шмоны, – вчера на 7–м, сегодня – на 5–м... Завтра у нас?

Отрядник вчера не вызывал по поводу нездорованья с мразью Зайцевым. Но это ничего не значит – он может вызвать и сегодня. Расслабляться рано, да и вообще – расслабляться тут нельзя ни на секунду...

Пришло письмо от Е.С. – ответ на мое, где я упрекал ее, Леру и пр., что кампанию по моему делу они де–факто бросили. Е.С., как всегда, нагло передергивая, обвиняет меня в ответ, будто бы я требую защищать меня одного и не защищать всех остальных. Это, конечно, ложь и чушь, но что ей еще сказать? Написал за 2 дня ей ответ, довольно резкий, но сумею ли сегодня отправить по пути в ларек – неизвестно. Скорее, завтра.

14.8.08. 8–43

Отрядник не вызвал и вчера. Вроде обошлось? Черт его знает.

Особых новостей нет – ни хороших, ни плохих, кроме мрачных известий из Грузии об агрессии России, фактически оккупировавшей уже не только Южную Осетию, но и часть самой Грузии. Показываемый в истерической антигрузинской пропаганде по 1–му каналу президент Саакашвили вызывает все большую симпатию и – не только чувство солидарности против кровавой Москвы, но и желание с ним – Саакашвили и его аппаратом – поработать. Мы могли бы быть друг другу полезны. Женя Карамьян тут высказал идею – обменять меня на российских летчиков (сколько уж их, не знаю), сбитых грузинами. Идея хорошая, сильная, но – увы, кто ж меня обменяет... Придется сидеть до конца...

Сегодня еще вернее, чем вчера, может быть шмон и у нас. Где–то в 10–11 часов, а еще нет 9–ти. О, если бы знал цивилизованный мир, какое это бесконечное унижение – сидеть и ждать, прислушиваясь, что вот сейчас ворвутся в твое жилище – и устроят погром, все вверх дном перевернут, разбросают по полу все твои вещи... Государство мразей, сперва лишившее меня свободы, а потом и в заключении топчущее ногами человеческое достоинство...

11–30

Шмон все же начался – видимо, на 8–м, основная часть “мусоров” пошла туда, а еще 2 – на 4–й. Всего на “продоле” – 12 (!!) “мусоров”. Непонятно только, почему так поздно начали – 20 минут 12–го, когда уже казалось, что ничего не будет – поздно, всего час или меньше остается до проверки... Выродки, твари, которых – только убивать, стрелять, резать и рубить на куски собственными руками!..

Нет, вот кричит стремщик: 12 на 8–м, 2 на 4–м! Значит, всего – 14! Столько на моей памяти за год с лишним еще ни разу не бывало. О, когда же наконец наступит время, когда я смогу лично прошивать этих тварей в погонах очередями из “калашникова”!!...

15.8.08. 8–40

Ну вот. Ушел Коля, живший надо мной на верхнем ярусе шконки. Освободился. Он был простой мужик, деревенский, работяга и пьяница, сидел по 111–й. Не вор, не грабитель, не уголовник, во всяком случае, а работяга. С ним я мог хоть изредка обменяться парой фраз и мыслей о том, что происходит здесь, вокруг нас. Теперь общаться стало совсем не с кем.

С Нового года, как я переехал в этот проходняк, – постепенно разрушалась чуть ли не идиллия, так вдохновившая меня поначалу, – что здесь нормальные соседи. Один, другой, – они менялись, и каждый раз к худшему, и вот теперь уже весь верхний этаж вокруг меня и надо мной (вместо Коли) занят чисто уголовной нечистью и мразью, гоп–стопной уличной шпаной в среднем лет на 10 моложе меня.

10–07

В 9 утра вырубили свет, и вот – бани нет (а сегодня пятница, банный день). Если включат днем, то можно еще в 4 часа дня, – но там будет такая толпа, побегут все 100 человек отряда, – что лучше, ей–богу, не ходить, т.к. “леек” в бане всего 19. К тому же, после обеда надо в ларек (хлеб на выходные нужен позарез), а там сейчас всего 1 окно работает, 2–я продавщица в отпуске, так что дикие очереди. Придешь оттуда в полчетвертого, а то и прямо к 4–м – и сразу в баню? А поесть (я ведь и обед, кроме супа немножко, в столовке не ем) – некогда уже. А в 5 вечера – дай бог успеть прийти из бани – надо уже на ужин (который тоже не ем, но заставляют ходить). Так что 136–я баня от КОНЦА срока, видимо, будет сегодня виртуальной, – так, чисто для счета...

12–40

Нет, баня все–таки состоялась утром – свет включили в 10–30, и все тут же ломанулись толпой. 136–я прошла, осталось 135 бань до конца срока...

16–00

Да, жизнь не перешутишь, – вспомнилась фраза Шендеровича... Шли сейчас из ларька с новым мужиком, недавно “поднявшимся” на наш барак, – и напротив столовой опять встретили того же Зайцева, ту же мразь, что и неделю назад. Уж я, не узнав в лицо, но инстинктивно почувствовав, что это он, и отвернуться пытался, и наклониться – типа, ботинок поправляю, – все равно этот подонок докопался до нас обоих (но больше, правда, до шедшего со мной рядом мужика). Спросил, почему не здороваемся, прочел краткую мораль – и спросил фамилии. Уже потом я подумал, что можно было назвать вымышленную – но если он помнит меня в лицо, то могло получиться только хуже...

По субъективным ощущениям, – если уж он не написал на меня рапорт в тот раз, то вряд ли напишет и в этот. Но... Жизнь щедра на неожиданные сюрпризы, а уж на неприятные – и говорить нечего... В этом аду может случиться с человеком любая пакость в любой день и любую минуту...

16.8.08. 15–22

Офигенно крупное событие :)) случилось только что: после обеда вызвали к нарядчику – расписаться за отправленные в Тоншаевский суд мои бумаги на УДО. Отправлены они, как написано было в этой бумаге, 14–го. А в понедельник, как сказал мне “общественник”, вызывают к психологу. Это обычно делается тут перед судом по УДО, хотя меня в тот раз не вызывали.

Кстати, эта администрация, будь она неладна, нарушает свои же правила как хочет. И в тот, и в этот раз я не ставил дату на рукописном ходатайстве об УДО, – в тот раз меня прямо просил об этом отрядник, и не только меня, а в этот я не поставил и сам. Связано это с тем, что, как сказал в тот раз сам отрядник, в положенные от этой даты 10 дней он не успевает написать характеристику и оформить все бумаги. Но тогда, в декабре, оформив их, он меня специально вызвал – поставить на ходатайстве в суд дату. А в этот раз – не вызывал. То ли поставил сам, то ли бумага так и ушла без даты (что маловероятно), – но формальный порядок ведения документации они нарушают нагло и беззастенчиво...

Что ж, отсчет времени до нового отказа пошел. Я отказе я не сомневаюсь ни минуты. Увы, жизнь давно вылечила от легковерия и энтузиазма... “Так хочется на волю, да нельзя...” После этого отказа – если вдруг еще успею попасть на суд в конце августа – будет в феврале или, м.б., в начале марта.

17.8.08. 8–50

Какая там, к чертям собачьим, демократия – этим мразям, этому быдлу?! О чем там вякают, о какой “демократии” для России, жалкие остатки Демсоюза, и видели ли они этот народ вблизи? Я насмотрелся, кажется, достаточно. 2500 человек – достаточно репрезентативная выборка из народа, а 100 человек – из этих 2500. Причем это низы, так сказать, “социальное дно”, которое по своему количеству, агрессивности и наглости всегда забьет и затопчет любую интеллигенцию. И, судя по этой выборке из русского пьяного быдла, по 2500 буреполомским уголовникам, – этот народ не жалко было бы уничтожить и весь, ликвидировать, стереть с лица земли (не говоря уж – не мешать ему подыхать самостоятельно от водки и наркотиков). Потеря для человечества и впрямь была бы не то что небольшая – еле заметная. Зато какое облегчение!..

Русская агрессия в Грузии началась не 8 августа 2008, а длится с 1993 года, – почему мир этого упорно не замечал? Те же эстонцы, украинцы, латыши, поляки, которые поддерживают Грузию сегодня, – они–то где были раньше?! Ведь смешно и нелепо даже предположить, что армия бывшей метрополии, вынашивающей вполне открыто (итоги выборов и соцопросов) хищные реваншистские планы, мечтающей вернуть под свою власть все “временно потерянные”, как привыкли считать русские, земли своих бывших колоний от Эстонии до Грузии, – что армия такого государства может быть “миротворческой” где–либо в этих бывших колониях! Она может быть там только оккупационной! Любыми путями – проталкивая своих оккупантов в “миротворцы”, раздавая свои паспорта или защищая “русскоязычных”т старых мигрантов и оккупантов эпохи совка, – империя эта кровавая норовит создавать себе “зацепки”, плацдармы в бывших колониях, бросать там любые якоря, якорьки и крючки – чтобы только зацепиться там, чтобы подготовить себе почву для реванша, для нового захвата, чтобы при малейшей возможности апеллировать к “международному праву”, – мол, в Цхинвали – “там наши граждане”, “защита граждан России”... Хотя если осетинам и досталось в Цхинвали из “Града” по жилым кварталам – то поделом: это хоть маленькое, хоть на 3% от их вины, наказание как раз за массовое принятие гражданства России, за потворство русским оккупантам – вековым поработителям Грузии, за участие в их подлом реваншистском замысле... И вот – русские танки уже стоят в Сенаки, в Зугдиди, в Гори... (Мало было им Грозного, Шали и Ведено!..) Но когда неизбежно развалится кровавая фашистская Русня – что стоило бы сделать грузинам с этими подонками, таскающими краснокожую русскую паспортину с двуглавым мутантом в кармане? По крайней мере – уже сейчас (в идеале, если бы хватило духу и военных сил) грузинам следовало бы не только разгромить из “Градов”, артиллерии и бомбардировочной авиации режимы в Цхинвали и Сухуми и взять эти территории под полный контроль, – но и всех граждан России, там проживающих, загрузить в товарные вагоны и вывезти в Россию. И пусть кровавая, мракобесная, фашистская и диктаторская Русня “защищает их интересы” на СВОЕЙ территории, а не на чужой – будь то грузинская или украинская, латвийская или эстонская...

РУССКИЕ ОККУПАНТЫ – ВОН ИЗ ГРУЗИИ!!!

18.8.08. 12–54

Опять избили “обиженного” Юру, моего бывшего соседа по проходняку. На этот раз – за то, что он ли, или еще кто из “обиженных”, стоя утром на стреме у открытой калитки, проглядели нашего отрядника. Вернее, кто–то из них (Юра?) крикнул: “Наш отрядник на “продоле”!” – но когда он был уже совсем близко – и 10 секунд не прошло, как на выходе из барака я столкнулся с ним. Шло уже 7–е упражнение зарядки – и я надеялся сегодня не выходить вообще. Обошлось, – для меня, отрядник ничего мне не сказал; а вот для бедолаги Юры все это кончилось плохо. По лицу на этот раз не били, синяков нет, но руки опухли так, что он еле может работать, – а гоняют его (и прочих “обиженных”) с уборкой, стиркой, вывозом мусора и пр. – круглосуточно и весьма жестоко...

Ходил к “психологу”. Там был глупый тест из 44 вопросов – тот же, что уже заставляли проделывать в карантине, в том году. Плюс – небольшое напутствие от “психолога” (молодой девчонки) на тему, как обустраиваться в жизни, если отпустят по УДО, и что делать, если не отпустят. В последнем случае – отнестись философски, мол, вам еще и не время на волю, и через полгода подавать снова. А если отпустят – главное: не напиваться и не употреблять наркотики по дороге домой! А потом, слегка уже адаптировавшись на воле, – усвоить себе прочно, что денежный доход может быть только честно заработанным, и идти устраиваться на работу. Усвоят они, как же, – вся эта мразь и шваль, профессиональные с малолетства воры и грабители, даже и на зоне упорно норовящие пристроиться жить за чужой счет. Будут они на воле честно зарабатывать, – как же, ждите! Детский лепет, короче...

20.8.08. 6–00

За все эти подъемы, зарядки и шмоны, за весь ужас и тоску каждодневного лагерного бытия, – какое может быть на этом свете искупление? За хамство и тупость “контролеров”, за запредельно оскорбительные, втаптывающие душу в грязь баню и туалет? Залить эту проклятую страну кровью, стереть ее с лица земли, как мечтается после каждого очередного унижения здесь, стиснув зубы – вряд ли ведь удастся, надо быть честным перед самим собой. Что же остается, если зашкаливает и нет сил терпеть, смириться с этим оплеванием твоей души? Только проклясть, уехать – и забыть эту проклятую страну навсегда. Но и это тоже – едва ли получится, по многим причинам, в основном чисто техническим. Что делать в совсем чужой стране одному, без языка, без денег? Даже если там и найдутся друзья, помогут первое время... К тому же, я всегда представлял, что если и уезжать, то не одному, а вместе с Ленкой моей. А теперь и ее нет...

6–35

Да, ее нет, это уже окончательно и бесповоротно. Женя Фрумкин передал мне на днях информацию от Е.С., которая ей по моей просьбе звонила – и та опять отказалась приехать и на это, близящееся короткое свидание 29 августа. И опять – ссылаясь на здоровье.

Ну что ж – умерло так умерло, как говорит мой сосед по проходняку. Отныне ни писем, ни звонков, ни поздравительных открыток с моей стороны больше не будет никогда. Проверку разлукой, как я и предполагал в самом начале, в первые дни ареста, она не прошла, – и надо забыть. А если любит – пусть сама... Пусть думает, как искупить свою вину.

7–15

Как раз в самый подъем началась страшная гроза с ливнем (хотя был сильный дождь и до этого, часов где–то в 5 утра), так что зарядки не было. Но дождь, хоть и ослабел, не кончился до сих пор, так что на завтрак, видимо, придется идти под дождем. Потом – побриться (если опять не вырубят свет) и ждать шмона...

10–05

Шмон начался! Ура, ура, ура!!! 8 – на 12–м, и двое – на 5–м...

21.8.08. 8–34

Вчера блатота собирала местное (13–отр.) быдло в “культяшке” уже в самый отбой, около 10 вечера, когда многие раздевались, а кое–кто уже и лег. Как и обычно, дело касалось режимных требований: было провозглашено, что ходить в ларек надо только в свои дни (среда и пятница для 13 отряда), и с продавщицами ларька не ругаться. Всплыл этот вопрос потому, что, действительно, многие ходят в ларек, когда им вздумается, платя тамошней СДиПовской охране покупкой банки “сгухи” или шоколадки. Из–за этого, когда там, в ларьке, что–то нужно блатным – их туда уже не пускают, и ради себя, любимых, они призывают всех остальных соблюдать режим.

Также было сказано, что в Шерстках (зона неподалеку от нас) сегодня (т.е. уже вчера, 20–го) был ОМОН, и назавтра (21–го) или вообще на этой неделе может явиться и к нам. С чего бы это? Абсолютно непонятно. На зоне все спокойно, никаких стычек с начальством, достойных ОМОНа, не происходит. Тем не менее, в этой стране идиотов, руководимой палачами, возможно все...

18–16

Лагерные слухи: что наш отрядник после своего отпуска в сентябре может к нам и не вернуться. Работа ли ему не нравится, зарплата ли мала, – причины называют разные. С одной стороны, хорошо, если этот подонок, любитель строго придираться к абсолютнейшим мелочам, уйдет. С другой – неизвестно, будет ли следующий лучше...

Одного из “общественников” 13–го отряда майор Степышев – отъявленная мразь – оказывается, спрашивал обо мне, даже просил показать. Интересно, зачем?

ОМОН сегодня так никакой и не появился, зато шмон был – где–то на том “продоле”. Шмоны, ОМОНы, комиссии, макаревичи, степышевы, поборы “на общее” и “на выход” (из ШИЗО), – так проходит здесь жизнь... Осталось такой жизни еще 941 день.

22.8.08. 16–05

В ларьке опять абсолютная пустота, – уже 2–ю пятницу подряд, с тех пор, как из 2–х продавщиц осталась одна. Были, правда, когда я туда пришел, плохонькие, бледненькие помидоры, – но огурцы уже кончились, а маойнеза не было и вовсе, – даже салат не сделаешь...

Но главное событие дня – информационный прорыв, ни больше ни меньше, в виде пришедшего вчера от Е.С. номера “Новой газеты” с освещением войны в Грузии 8–9 августа. Вот что значит независимые источники информации! Русские свиньи полномасштабно бомбили Грузию, это – главная новость; в газете перечисляется ряд разбомбленных грузинских городов, прежде всего Гори, Поти, аэродром в Вазиани (близ Тбилиси), не говоря уж о русских бомбежках Цхинвали, полное разрушение которого грязная путинско–медведевская пропаганда бесстыдно сваливает на грузин. Подонки!.. И раньше, уже много лет, с 1999, с начала 2–й чеченской войны я знал цену 1–му каналу, еще когда там работал Доренко, – инструменту оголтелой, беззастенчивой и хамской имперско–реваншистской пропаганды Москвы. И вот вновь представился ярчайший случай убедиться и в зверстве русских агрессоров в Грузии. И в тотальной лживости русского ТВ. Все мои симпатии и вся моральная поддержка еще больше, чем в первые дни этой русской агрессии, – на стороне Грузии и грузин. Жаль, отсюда практически невозможно довести, донести до них эту поддержку...

18–03

Днем, во время проверки, лил дождь, а проверка была не в бараке, как вроде бы хотели, а все равно на улице. Но обошлось – сильно промокнуть вроде не успел. Зато всегдашний идиотизм повторился на ужине: выходили – опять накрапывал совсем мелкий, а вышел я из столовой – уже сильнее. Шли в барак по одному, не ждя “общественника” – в дождь это у них вроде бы разрешается. И вот за те 5 минут, что занимает эта дорога – хлынуло как из ведра, промок насквозь. Костюмная куртка, особенно на спине, футболка под ней (только что надетая сегодня в бане), брюки (они еще оказались почему–то ниже колен все в песке), промокли насквозь и мои старые мокасины (надел, дурак, – думал, с проверки уже все подсохло) и носки. Пришлось переодеваться в сухое – все, кроме носков. Но кошка Маня, пришедшая мокрой с улицы и немедленно забравшаяся ко мне на колени, обещает промочить и переодетые только что сухие спортивные брюки...

23.8.08. 9–24

Омерзительное однообразие. Или однообразная омерзительность, как угодно. Но события не балуют ни разнообразием, ни, тем паче, приятностью. С самого утра – был определен в “петушатник” тот самый подонок, который обокрал меня, пока я был на длительной свиданке в конце июля. Сегодня ночью, где–то в районе 4–х, он, оказывается, лазил в проходняк блатных “обиженных” и рылся в их баулах. Из проходняка напротив (соседнего со мной) его увидел не спавший в это время зэк с нижней шконки, и поднял шум. В результате недолгого разбирательства в коридоре с участием самого высокого блатного “руководства” барака приговор был вынесен – и наутро приведен в исполнение. Совершенно идиотский, надо сказать, приговор, – исходящий из обожествления гнусной кастовой системы среди зэков и из их представления о том, что быть зачисленным в самую низшую касту – это хуже, чем просто быть битым за воровство...

А сейчас, несколько минут назад, самый блатной из “обиженных” опять избивал несчастного Трусова – за то, что тот выбросил какой–то его пакет. Но битье Трусова вообще в бараке считается явлением настолько привычным и обыденным, что никто и внимания не обращает (ну разве что кроме меня).

24.8.08. 8–40

День рожденья... Пустой и тоскливый день, и написать даже нечего. Все сказано, все написано, все перегорело в душе... Для матери, пока я сижу, – как она говорила, радость хотя бы то, что я живой (“Скажи еще спасибо, что живой!”, прямо по Высоцкому). А меня давно не радует и это...

С утра был густой туман – впервые в этом году, по–моему. Паутинки на “запретке” – в мельчайшей росе. А скоро они будут – как и сама “запретка”, и трава, и земля – по утрам в изморози. Начинается осень... М.б., к вечеру еще распогодится, выглянет солнышко, как вчера. Но по вечерам и – особенно – по утрам уже ощутимо холодно. Ситуация идиотская, но становящаяся критической:

9–04

Прервал звонок от матери с поздравлениями. Спасибо ей, конечно, большое! Она в расстройстве, вся в слезах, – но сделать с причиной ее слез, увы, ничего нельзя... Еще Банчик вчера передала ей по телефону пожелания мне от Буковского: силы, выносливости и удачи! Спасибо ему, для меня это честь; только вот – с выносливостью еще так–сяк, а насчет удачи я сомневаюсь...

А ситуация и впрямь критическая: в бараке становится холодно, временами ясно ощущается, как по нему гуляет ветер. Еще бы: в нескольких окнах до сих пор нет стекол! Этим идиотам, видите ли, было так жарко, что еще в начале лета они повынимали из окон стекла, затянув их марлей. Где теперь эти стекла?.. Вопрос риторический. Некоторые взамен повынимали стекла из зимних “вторых рам”, хранящихся в “холодной каптерке”. Так что в любом случае, к зиме барак будет еще меньше утеплен, чем в ту зиму. А предчувствие подсказывает мне, что зима эта будет лютой...

17–24

Все хуже и хуже становится ситуация в проходняке после заселения новых жильцов, особенно последнего, прямо надо мной. Личность он в бараке популярная, к нему постоянно кто–то приходит, не только свои, но и с других бараков, создавая давку и прочно закупоривая вход в проходняк – щель, в которую я могу пройти только боком. Связано это с тем, что данный персонаж – спец по татуировкам и подписыванию красивым шрифтом поздравительных открыток. Поэтому в проходняке вечно толпятся его клиенты, не считая просто друзей–приятелей. Хорошо еще, что они (пока!) не собираются всей кодлой “чифирить” прямо тут, в проходняке, а выходят со своим стаканом куда–нибудь в коридор, раздевалку или (пока тепло) на улицу.

25.8.07. 7–07

Удивительное дело! Сегодня, в понедельник, на зарядку к нам не пришли никакие “мусора”! Все тихо и спокойно с самого подъема. Я думал, припрется отрядник, как обычно, – нет, не пришел. И контролеры с 12–го так и не дошли до нас. Всегда бы так...

А вчера – как ни удивительно, но настроение под конец дня было даже неплохое. Чуть–чуть веселья среди этого океана тоски. Дозвонился сперва Григорьянц, хотя ничего особенного и не сказал, кроме поздравлений. Потом, полдевятого вечера, дозвонилась сперва Е.С., но только она успела меня поздравить и спросить, как настроение, – по 2–й линии пробился Женя Фрумкин, и пришлось переключиться. Их, человек 6, по моим подсчетам, только что выпустили из 108 отделения милиции (теперь ОВД “Тверское”) после запрещенного пикета по поводу меня. Все они меня поздравляли, Люда Евстифеева и Ольга Кашкарова даже спели хором “Happy birthday!” по–английски и на идише, – это было великолепно! Действительно, приятно, когда звонят и поздравляют, и желают скорейшего освобождения, и искренне о тебе беспокоятся, помнят, даже идут на задержание ментами и несколько потерянных часов в отделении, – приятно, черт возьми, несмотря на все мои разногласия с этими людьми. Они на самом деле отлично меня поздравили в день рождения, очень сильно подняли мне настроение, и я им действительно от души благодарен.

А так, вообще, – на душе, конечно, грустно и тоскливо. Начинается осень, постоянные дожди, холодает по утрам, так что на принудительную зарядку, будь она неладна, надо будет одеваться все теплее, вплоть до телогрейки к концу сентября. Предстоит провести здесь осень, а потом и зиму – одну из оставшихся мне 3–х зим в неволе. Опять отключения света, хождения в потемках по бараку, кружки с водой под чифир на костерках во дворе, жутко дующий с окон холодный ветер, – словом, все как в прошлую осень. Началась новая неделя, и, значит, где–то на днях, в среду–четверг, непременно предстоят шмоны, – скорее всего, и у нас тоже. Так что настроение с утра отнюдь не радостное...

17–37

Помню, как–то весной, в апреле, что ли, строились мы на ужин у забора 10–го барака, как обычно. Ожидание, пока пойдем, долгое, и я наблюдал, как старый цыган с 10–го (с которым в августе 2007 лежали в одной палате на больничке) что–то сеет на газончике – узкой полоске земли между забором барака и водосточной канавой. Он щепочкой проводил в земле аккуратные бороздки и в них сеял семена. Любопытствующим отвечал, что это цветы, а не морковь или укроп.

Потом, я помню, показались из земли первые крохотные зеленые росточки – аккуратными рядками, как были посеяны. Потом – в уже набравшей высоту зелени этой вдруг вспыхнул, как огонек, первый ярко–оранжевый, огненный цветочек. Помню, он открывался не сразу с утра – мы выходили в 7–30 на завтрак, он еще был закрыт, – а вечером закрывался. Потом таких цветов–огоньков стало целое море, не сосчитать. Потом, кроме них, там выросли еще другие – красные, белые, розовые, фиолетовые, всякие, на больших, раскидистых, ветвистых стеблях, чуть не кустах...

И вот сегодня, выйдя строиться на ужин, я увидел, как 2 парня с 10–го охапками, прямо с корнями, вырывают все это цветочно–травяное великолепие из земли и кидают на дорогу. Да, многие цветы там уже отцвели, завяли, кустистые их заросли полегли, – но все же много было и еще живых, цветущих, по–прежнему радующих глаз... И лето даже еще не кончилось, – в том году, помнится, подобную же процедуру проводили уже в сентябре, когда все отцвело и завяло...

Прямо как человеческая жизнь, – подумалось мне. Жизнь этих цветов я видел от самого зарождения, еще даже в виде семян, – и до смерти, до расставания с родной землей. Так же и каждому, вчера только родившемуся, уже можно безошибочно предсказать его печальный конец. Все дело только в сроке.

...Когда шли назад с ужина, вся вырванная зелень была уже собрана граблями в одну общую кучу. Прощайте, друзья!..

26.8.08. 13–33

Блатные избили вчера вечером несколько человек, подписавших какую–то коллективную жалобу на то, что зона (по мнению жалобщиков) слишком много вычитает из их пенсий за питание, форму и пр. Жаловаться на это, конечно, бесполезно, – но само “право” блатных решать за всех, можно или нельзя писать жалобы, никем тут не ставится даже под сомнение. А поскольку их постоянная позиция – что жалобы писать нельзя ни в коем случае, – то работа блатных на “мусоров” подтверждается еще и еще раз как факт абсолютно несомненный. Избили, по слухам, 4–х – старика, инициатора жалобы (постоянно воюющего с администрацией из–за этих вычетов) и трех молодых, из которых один ходит теперь с явной отметиной на роже. Впрочем, все четверо – отъявленные подонки и быдло, как и те, которые их били, и никакой жалости не заслуживают (тем паче, что сопротивляться избиению и давать сдачи даже и не пытались).

Утром никто из ”мусоров” опять не дошел до нас, на их вонючую “зарядку” можно было не выходить.

17–40

Эти мрази совсем уже достали со своими наколками! Делают их уже прямо здесь, в проходняке, на верху соседней шконки, благо невдалеке есть выход электропроводов под напряжением. А всякая нечисть еще то собирается наблюдать за процессом, то выяснять свою очередь, то – один особенно омерзительный выродок просто улегся наверху “мостиком” между моей шконкой и соседней, ни встать, ни сесть, ни подойти из–за него, и так лежал, наблюдал, наверное, около часа...

27.8.08. 12–45

Шмон был сегодня а 9–м бараке. В 10 часов примерно, – даже раньше, чем у них обычно бывает. Политика четкая и определенная: в среду и четверг у них шмоны. Хорошо, что хоть не всю неделю. Завтра четверг – вполне могут прийти и к нам.

Тем временем кремлевские бандиты вчера объявили о своем “признании независимости” Абхазии и Южной Осетии. Пришлось–таки – вчера вечером, после отбоя, благо свет опять не тушили почти до 11 вечера – писать короткий текст о моем отношении к происходящему, с изложением всей аргументации. Но дойдет ли он отсюда куда–нибудь, и какова его дальнейшая судьба, – захотят ли его распространять люди, которых я об этом прошу, но заведомо с этим текстом не согласные, – неизвестно, и прогнозы на этот счет печальные. А самое обидное, самое горькое – сознание того, что вот опять начались там, на воле, большие события, кончилось затишье, подул штормовой ветер, – а ты сидишь тут, бессильный, и не можешь ничего сделать...

16–44

Твари проклятые, суки, мразь!.. Шел из ларька – попал под сильный дождь, промокли и брюки, и куртка форменная, и спортивная под ней – на спине. Брюки уже высохли на мне, а вот обе куртки – совсем еще сырые. И дать бы им просушиться до утра, как раз успели бы, – так нет, надо сейчас вот опять переться под дождем на ужин, который я и есть–то не буду! Выбор невелик: или одевать все то же, сырое, – или одевать сухое и промачивать уже его. Твари, придумали жизнь: 5 раз в день выскакивай на улицу, хоть в дождь, хоть в мороз, – им плевать...

21–03

Физическое уничтожение было, есть и всегда будет наилучшим способом разрешения любых самых неразрешимых противоречий. Прав Юра Нестеренко: “Не говори, что ты кому–то враг, когда ты не готов его убить” собственными руками. Я бы лично сейчас вот этих всех, которые вокруг меня, – с огромным бы удовольствием, с дорогой душой! Из автомата, из пулемета, ножом, топором, дубиной, на части, на куски, в мясо, в кровавый фарш...

28.8.08. 17–40

Вызывали сегодня опять к психологу. Причем не одного, а целую группу из отряда, но многие не пошли. Оказалось, это уже не УДО, а “профучет” (профилактический, видимо) по теме склонности к членовредительству и суициду. Угадали, суки!.. Казалось бы, откуда? Ну, я – еще ладно, а остальные вызванные, которые тоже говорили, что к суициду – ни сном, ни духом? “Психолог” (не та уже, что в тот раз, постарше) пыталась объяснять, что это якобы по результатам “разбора этапа” в карантине и задаваемых там вопросов ставятся на “профучет” склонные к алкоголизму–наркомании и к членовредительству–суициду. Но в том–то и дело, что никаких вопросов в карантине никому не задавали. Говоря короче, было в этот раз там 3 теста – 2 с вопросами и один цветовой – насколько я помню, знаменитый тест Люшера (выбор предпочитаемых цветов по убыванию), который я когда–то проходил сам для себя в компьютерном виде, а потом – на психиатрических экспертизах и в НПА, и в институте Сербского. За результатом, сказала она, можно в какие–то определенные дни после обеда в штаб, в их (психологов, что ли?) кабинет, но я не пойду.

Завтра – короткая свиданка. Сейчас вот, через минут 20–30, мать и Женя Фрумкин должны уже выезжать с Ярославского вокзала. Фрумкин не обиделся на мои слова о нем (в письме к Е.С.) о том, что он вышел в тираж, стал слишком уж “умеренным и аккуратным”, и пора ему на – политическую, конечно – пенсию, в богадельню. Он продолжает ездить, таскать мне передачи. Ну что ж, спасибо ему за это большое! Но – тем тоскливее думать, что, увы, работать всерьез с этими людьми на воле я уже не смогу. Хотя – до воли еще надо дожить. Еще 934 дня.

Тоска и скука. Пустота в душе и какая–то расслабленность, усталость – больше душевная, чем физическая. Омерзение и прочная, лютая, ничем уже не переубедить, ненависть к окружающему и окружающим...

30.8.08. 9–01

Ну что ж, вот и прошло вчера короткое свидание. Продолжалось оно вместо положенных 4–х часов 2 с половиной, – сперва долго ждали, пока заведут, а потом – родителей начали выгонять даже не в час дня, как обычно, а в полпервого.

Самая хорошая новость, которую не привезла, а уже здесь узнала мать и сообщила мне, – уволился Макаревич! После отпуска он в эту зону уже не вернулся, а, говорят, перешел на соседнюю, в Шерстки. Что ж, новость отличная! Без этой озверелой мрази, дикого свирепого кабана в погонах, без его постоянных обходов и саморучного выбрасывания баулов из–под шконок – сидеть здесь станет все же чуть–чуть легче.

Женя Фрумкин неожиданно оказался почти что согласен со мной по грузинскому вопросу, соглашался так или иначе с большинством моих аргументов, – или только делал вид, что соглашается. Я, во всяком случае, ожидал от него более резкой реакции. Он обещал даже (впрочем, я не придаю этому обещанию большого значения) поговорить с Майсуряном, их реальным идеологом и автором заявления этой части ДС о грузинских событиях, считающим, что между “элитами” Москвы и Тбилиси никакой разницы нет. А т.к. газета их еще не вышла – есть мизерный, но все же шанс, что мое послание на эту тему успеет до них дойти и быть там если не опубликованным, то так или иначе упомянутым.

Самая большая радость от их приезда, кроме просто увидеться и пообщаться, – что привезли распечатки, прессу и книги. На этот раз распечатки отдали мне все и сразу (волк в лесу сдох!), прессы было мало (только “тусовочный” самиздат), а из книг мать привезла давно мною просимых Фрейда и Ницше (хотя совсем не ту книгу, которую я просил, а, по простоте своей, взяла вместо нее то, что было, – “Заратустру”). И одну из книг Эдички Лимонова.

С вещами оказалось чуть похуже – привезла она мне новую “спортивную” куртку, которая оказалась и не особо спортивной, и короткой, и, главное, очень тонкой и почти не греющей, – а я–то именно для тепла и просил. Привезла также 2 пачки чая в пакетиках, – опять с бергамотом, который я терпеть не могу и много раз просил не брать...

Сегодня ровно год, как меня выписали из лагерной больницы после проведенного там месяца.

31.8.08. 17–05

Последний день лета. Жуткая, совершенно осенняя погода на улице: целый день дождь. Жуткий ливень с подъема и до завтрака, потом просто мелкий дождь. Потом – как раз к проверке, в 12 и в час дня – выглянуло солнышко. Потом, как раз нам выходить на обед (начало 3–го) – опять сильнейший ливень. Ждали–ждали, пока чуть утихнет, – аж до полтретьего. На “продоле”, перед воротами “нулевого поста”, – не лужи, а моря, хотя летом там и заравнивали, засыпали землей. Все равно – хоть на лодке переправляйся, ужас!.. Потоки, широкие и быстрые, перед столовой, и огромное прозрачное озеро на ее крыльце – к дверям подойти можно только по воде. Хорошо еще, шли обратно с обеда, – кто–то догадался положить через эти лужи на “продоле” несколько досок.

Унылый, тоскливый день. 133 недели еще таких осталось. Кроме сырости, на улице еще и довольно холодно; в столовку я ходил в старой телогрейке, оставленной ушедшим по УДО “ночным”, одевал ее прямо на футболку – и было как раз не только от дождя, но и для тепла. Сижу, читаю Ницше, отмечая сразу по ходу наиболее сильные места, которые могут пригодиться потом. Но вот опять, только что, вырубили свет, и уже не почитаешь. Хорошо, что совсем недавно успел сходить набрать в бутылку воды, – с их постоянными отключениями света это стало уже привычкой...