Бык в западне

ПРОПУЩЕННАЯ ГЛАВА

2 июля, борт рейса Москва — Новосибирск

— Ну и утка! — удивился Валентин, ободрав обжигающую фольгу с коробки с горячим. — Кости да кожа.

— Хотели с перьями? — рассмеялся сосед.

Утку с перьями Валентин не хотел. Просто его многое удивляло. Удивлял полупустой салон аэробуса. Удивляли сытые спокойные лица пассажиров, потребляющих много пива. Удивляла костистая утка. Наконец, удивлял сосед — крепкий, усталый, но улыбчивый, одетый с иголочки. Удачливый коммерсант, решил Валентин. Наверное, один из тех новых русских, о которых так много говорят в последнее время.

Черт его знает. Валентин не хотел гадать.

Может, сосед и не из пресловутых новых, подумал он, но как-то, наверное, связан с бизнесом. Морда такая Благожелательно невозмутимая. Знающая, что к чему. И к тому же осторожен. Заметно осторожен. Свою синюю спортивную сумку, например, не оставил в багажном отделении аэробуса, а принес в салон и заткнул вместе с «дипломатом» под кресло.

Что ж… Дорожит вещами.

А еще, заметил Валентин, его сосед время от времени незаметно поворачивал голову и как бы равнодушно, как бы без всякого интереса, ну вот просто так, как бы случайно обернулся, косил напряженными серыми глазами в проход между занятыми и свободными креслами, будто надеялся увидеть там кого-то.

Или, наоборот, не увидеть. Да и что надеяться?

Добравшись до салона, намотавшиеся во Внуково пассажиры (рейс задержали почти на час), откинув кресла, один за другим впадали в беспокойный сон. Все знали, что борт прибывает в Новосибирск очень рано. По-местному времени около шести утра. Значит, ночь из жизни практически выпадает, не отдохнешь. При свете вылетели, при свете прилетят.

На соседа Валентин обратил внимание сразу.

Наверное, соседу хотелось спать. По крайней мере, в темных его глазах угадывалась тщательно скрываемая усталость. Но по каким-то причинам сосед не укладывался. Терпеливо уложив под ноги спортивную сумку и «дипломат», он так же терпеливо дождался ужина, ни разу при этом не прикрыв глаз.

Впрочем, это устраивало Валентина. Ему хотелось с кем-нибудь поговорить.

После пятилетнего перерыва Валентин впервые летел над Россией. Рейс Париж — Москва он не учитывал. Там не то. Ему сейчас хотелось поговорить. Действительно хотелось. Он чувствовал, что окружающие люди изменились.

Разумеется, люди не могли не измениться за те пять лет, которые я провел вне России, подумал Валентин, искоса поглядывая на соседа. Конечно, они изменились. Это сразу видно. Напряженнее стали. Злее. В каждом сквозит этакая злая нервность. И нервность эту из людей, пожалуй, уже не вытравишь. Как особая примета, она навсегда останется при людях проживших в России все годы конца восьмидесятых и девяностые. Есть вещи, которые въедаются в человека навсегда. Так сказать, навсегда входят в его особенности. Есть вещи, от которых человек сам по себе никогда уже не может избавиться.

Тот же сосед слева. По внешнему виду его никак нельзя отнести к бедствующим. Бедствующие не летают на самолетах, для них это дорого. Бедствующие одеваются иначе, не так подчеркнуто. И, разумеется, если на ужин бедствующим попадается даже такая костистая утка какую подали Валентину и его соседу, они не жалуются. Они съедают ее.

А сосед Валентина ел лениво. Он ел неохотно, можно сказать почти приказав себе это. Он ел, как бы осознавая необходимость.

Было видно, что он совсем не голоден, что он мог уснуть, вообще не ожидая ужина. Что ему эта костлявая утка? Но почему-то сосед не уснул, почему-то не отказался от ужина. Чувствовалась в соседе тщательно скрываемая им озабоченность. Даже в воздухе, даже через час после взлета сосед Валентина все еще как бы ожидал чего-то, к чему-то внутренне прислушивался.

Боится? Разумеется, Валентин не стал бы этого утверждать. Но сосед выглядел озабоченным. Морда благожелательно невозмутимая, плечи широки, но озабоченность жила в нем. Он чего то боялся. Или опасался. В любом случае, что-то его тревожило. Казалось, в любой момент он готов к любому повороту событий.

И вел он себя соответственно. Если Валентин задавал вопрос, сосед выслушивал внимательно, даже подчеркнуто внимательно, чуть наклонив набок красивую, коротко стриженную голову, ничего не переспрашивал. А выслушав, так же внимательно, даже подчеркнуто внимательно, выжидал еще пару секунд, как бы оценивая вопрос, как бы ища в самом простом вопросе какой-то скрытый подтекст, но никогда при этом не доводя молчание до неловкости. А помолчав и подумав, доброжелательно отвечал все тем же ровным, спокойным голосом, в котором никто, кроме Валентина, не смог бы, наверное, уловить озабоченность.

Такой голос ставят, подумал Валентин. Поставить такой голос дело не одного месяца.

Когда Валентин, проверяя свою мысль, неожиданно перебил соседа, тот спокойно и благожелательно выслушал его и, выждав несколько секунд, вновь начал отвечать все тем же спокойным, ровным, нисколько не изменившимся голосом, в котором только самое чуткое ухо могло уловить что-то, кроме этого спокойного и благожелательного внимания к собеседнику.

Разговор, впрочем, шел самый что ни на есть традиционный. Безбожные налоги, падение производства, непрекращающаяся инфляция, безработица, разгул преступности…

— Евгений Александрович.

Падение престижа, закрывающиеся школы и детские сады, обнищание людей, задержка всех, какие только возможны, выплат…

— А я Валентин Борисыч.

Неумные и неуемные лидеры, откровенный цинизм, торговля должностями, коррупция, чиновничьи дрязги в правительстве…

— Из отпуска?

Один всенародно известный политик потрясает над трибуной стальными наручниками, другой тому же бескорыстно избравшему его народу грозит всеми карами, чуть ли не топором, третий откровенно перекуплен Западом, что всем известно, четвертый погряз в своей собственной отечественной дикости…

— Какой там отпуск! Работа.

Вот и попробуйте разобраться в этом хаосе, кто говорит правду, а кто откровенно врет, постоянно и систематически врет…

— Да какая сейчас правда? Правду нынче в принципе не говорят.

Действительно, кому нужна правда? Если правда усугубляет положение, кому и зачем она нужна?..

— Но работы хватает. Человек с головой не пропадет. Работы, если вдуматься, вот так хватает. Не без этого.

Но невиданный хаос. Но фальшивые ценности. Но низменная литература, упадническая эстрада. По телевидению и в газетах, даже в самых, казалось бы, демократических, вместо новостей низости. Еще более низменное, еще более упадническое кино.

И все такое прочее.

— А что вы удивляетесь? — устало откинулся на спинку кресла Евгений Александрович. — Дело известное. За проигранную войну надо расплачиваться. Войну за двадцать первый век мы проиграли. Начали вроде здорово, были времена, когда мы даже вели, но на всю игру сил не хватило. Может, даже не сил, а ума. Не сумели правильно распределить силы на всю дистанцию Был у нас шанс войти в новый век хотя бы не проигравшими, был, был шанс, но не выдержали гонку. Вот и результат. Окончательный счет не в нашу пользу.

— А кто выиграл войну? — удивился Валентин. — И что вы называете войной за двадцать первый век?

— Что я имею в виду? — переспросил Евгений Александрович. — Да именно войну и имею. Но, прежде всего, войну за выживание государства. Вы же не будете утверждать, что мы ее выиграли?

— Государство, слава Богу, существует.

— Общипанное со всех сторон, как эта утка, — презрительно фыркнул Евгений Александрович, незаметно кося глазом в проход между креслами. — Не знаю, как вас, а меня это не устраивает. Государство, общипанное и разделанное, как эта утка, на много кусков, меня не устраивает.

— А у других не так?

Сосед Валентина усмехнулся.

— Конечно, не так. Вы ведь не думаете, что войну за двадцать первый век выиграла Югославия? Правда? Или Болгария? А? Я уж не говорю про Румынию или Таджикистан. У румын, по-моему, даже оркестра не осталось, продали все, что могли. А вот Нидерланды, к примеру, выиграли войну за будущее. И Франция выиграла. И само собой, Штаты, о них особый разговор. Штаты вообще достигли немалого. Очень, очень немалого. А у нас? — Евгений Александрович неопределенно пожал плечами. — Не хочу показаться обывателем, жалобщиком, ни во что не верящим, но, кажется, войну за двадцать первый век мы и не могли выиграть. Был, конечно, шанс, но мы сразу поставили не на ту цель и слишком резво ввели в игру запасных, что в серьезной войне недопустимо. Абсолютно недопустимо. Нельзя выигрывать серьезные войны в приказном порядке. Не будете спорить? Особенно скрытые войны. Вот, в итоге, мы и получили вместо великого государства то, что имеем. Жалкие его обломки. Вы ведь не будете спорить, — устало повторил Евгений Александрович, — что мы сейчас живем в мелких феодальных княжествах? В мелких раздробленных княжествах, которыми управляют бывшие партийные деятели, на поверку оказавшиеся именно мелкими феодалами? Вы присматривались к лицам этих наших феодалов? Дебил на дебиле, за немногими исключениями. Налицо все признаки вырождения.

— Вы, наверное, преувеличиваете,^- — покачал головой Валентин.

И подумал про себя: в России всегда любили заниматься самоедством.

И подумал: вообще-то этот Евгений Александрович не похож на самоеда. Несмотря на внутреннюю, скрываемую им напряженность, несмотря на его слова, а может, как раз благодаря этим его словам он больше похож на человека действий. На усталого, конечно, но на человека действий. Именно действий, а не размышлений.

А еще, вдруг поймал себя на неожиданной мысли Валентин, этот Евгений Александрович похож на Серегу. На младшего брата, так сильно когда-то мечтавшего пожить в тени баобабов и так прозаично выброшенного из окна гостиницы Питерского морвокзала.

Валентин на мгновение как бы увидел брата.

Широкоплечий блондин с пронзительными голубыми глазами, под два метра, бывший лейтенант госбезопасности, штатный сотрудник советско-германского предприятия «Пульс».

Как с рекламы.

Вот Серега выходит из белой служебной «Волги». Его лицо сияет. Он в гостях. Ему не надо ломать голову над словами.

На фоне бесконечной деревенской улицы, бревенчатых домов и палисадников, густой лебеды, прущей из-под заборов, Кудимов-младший, брат знаменитого чемпиона, выглядит человеком из другого мира.

А Серега и был человеком из другого мира…

Ладно. Валентин покачал головой.

— Ну, феодалы. Пусть даже феодалы, — сказал он. — Разве среди феодалов не встречаются умные люди?

— Наверное, встречаются, — благожелательно ответил Евгений Александрович. — Но не они определяют погоду. Да, собственно, и не о них речь.

— Вы о России? — догадался Валентин.

— Вот именно. О России. Что другое может меня интересовать? Я вырос в России, я в ней родился. В России мне было хорошо. В России меня обманули. Да, обманули. Как многих других. Но мне нравится жить в

России. Я чувствую свои корни. Это моя страна. О чем мне еще говорить? Не о прибалтах же, и не о кавказцах. Я постоянно и сильно ощущаю, что живу в России. Не где-нибудь, это важно, а именно в России. Понятно, что соответственно этим своим ощущениям я и стараюсь строить свою жизнь.

— И вы знаете, как это делать?

— Не без этого. Разумеется. Есть хорошо известные рецепты. Не один рецепт, а множество. Вот вам один. Скажем, объединение… — Евгений Александрович серьезно посмотрел на Валентина. — Давно известный рецепт Хочешь выжить, ищи друзей, создавай собственные объединения.

Важно не просто объединяться, устало подумал Зимин, незаметно оглядываясь в проход между креслами полупустого самолета. Важно знать, с кем именно ты собираешься объединиться. Важно видеть будущую, а не сиюминутную пользу. Пока в России не сложилась реальная многопартийная система на основе демократизма, только дурак не попробует воспользоваться выгодой такого положения.

Поскольку реальная многопартийная система у нас пока не сложилась, устало подумал Зимин, в любых выборах, на всех уровнях, от самых нижних до самых верхних, участвуют не политические партии, а корпоративные группы, как правило, представляющие самые разные интересы. Это не Франция, где выдвигать кандидатов разрешается только по партийным спискам. У нас смельчаков от отдельных партий слишком мало. Практически все независимые кандидаты выдвигаются корпоративными группировками. Именно корпоративные группировки вкладывают в кандидатов свои деньги, ведут дорогие выборные кампании, лоббируют интересы.

А как иначе?

Кто способен заплатить за выборы сегодня, тот будет контролировать все реальные денежные потоки завтра. Объяснять тут ничего не надо Жесткий контроль над реальными деньгами означает жесткую реальную власть.

Евгения Александровича Зимина на независимого кандидата в губернаторы вывел полковник Лыгин, по роду своих занятий прекрасно чувствующий конъюнктуру. Он сразу понял плюсы независимого И сумел доступно объяснить эти плюсы Зимину.

Во-первых, объяснил Лыгин, за независимым кандидатом опыт. Опыт крупного и успешного предпринимательства. Про восемь лет, полученных в свое время независимым кандидатом за «опыт крупного и успешного предпринимательства», Лыгин сказал так. Человек не зря оттрубил свои восемь лет от и до. Это заставило его задуматься. Это освежило ему мозги. А мозги у него талантливые. Отсидев свое, выйдя честным, независимый раз и навсегда понял главное в деле: нет смысла всю жизнь отмывать грязные деньги и зайцем прятаться от каких-то там прокуроров. Это удел шпаны. Крупный человек, если он действительно крупный человек, а не мелкая шпана, должен сам входить во власть, должен сам становиться властью. Другими словами, по-настоящему крупный человек должен быть со всех сторон прикрыт законом. Даже больше. Крупный человек сам должен стать законом. А это возможно как раз в том случае, когда крупный человек сам вовремя входит во власть.

Отсюда вывод. Главная ставка — на закон.

Если ты входишь в законную сферу, если ты сам становишься законником, все твои прошлые прегрешения сразу превращаются в несущественную чепуху. Даже наоборот. Кто мог корить, к примеру, старых большевиков каторгой? А? Сильное сравнение? Ну так вот. Если ты вошел во власть, главное значение начинает играть твое умение верно распределять и перераспределять денежные потоки. Так, чтобы и ты чувствовал себя соответственно и чтобы вконец обнищавшие старушки сами звонили бы во все органы власти и средства массовой информации, восхваляя «сыночка», который не поленился, выполнил свои предвыборные обязательства, построил еще один магазин для пенсионеров, в котором можно купить куриные окорочка за семь тысяч рублей килограмм, а кусок сала за шесть..

Это не мелочь. На самом деле не мелочь. Ни для самого независимого кандидата в губернаторы, ни для обнищавших старушек

Зимин вздохнул.

Выбери губернатором самого умного человека, он ничего не изменит в области, если у него нет необходимых средств. На сегодня необходимые средства имеются только у независимого кандидата. Понятно, что официально он как бы давно уже не ведет ни одну из своих фирм. Во всех директорских креслах сидят подставные лица.

Верная практика.

Первое, что сделает независимый кандидат, придя к власти, он расставит по ключевым местам тех же самых своих лиц и подомнет под себя все — от силовых структур до налоговых служб.

Тоже верная практика.

Интуитивно об этом догадываются даже самые отсталые члены электората.

Голосуя за независимого, ища своей выгоды, избиратели лишний раз подтверждают тот тезис, что сегодня у власти действительно должен стоять человек, в руках которого сосредоточены очень крупные деньги. Придя к власти, такой человек сможет наконец по-настоящему оживить все свои активы. Обещания независимого кандидата открыты и просты. А люди обычно слышат то, что им хочется слышать. С этой точки зрения великий специалист по слухам полковник Лыгин совсем не случайно оказался доверенным лицом кандидата. Не каким-то официальным лицом, везде постоянно и назойливо появляющимся рядом с кандидатом, а лицом именно доверенным, то есть близким, таким, кто, ни с кем не вступая в явный открытый контакт, прокладывал, а точнее, уже проложил дорогу независимому кандидату к губернаторскому креслу.

Слухи, обработанные в отделе полковника Лыгина, давно заполонили город и попали в центральную печать. Эти слухи касались прежде всего якобы провальных акций действующего губернатора. Касались они, естественно, и всех кандидатов, хотя тут, анализируя слухи, легко можно было вычислить одну особенность Самые, скажем так, привлекательные слухи циркулировали в прессе о независимом кандидате, готовом отдать области все, что накопил за годы работы своего изощренного ума, а самые непривлекательные — о действующем губернаторе, единственном, в принципе, серьезном конкуренте. Понятно, что слухи эти касались казнокрадства, социальных задолженностей, неправильного размещения бюджетных средств, неправильного понимания налоговой дисциплины. Только, кажется, наводнение, унесшее жизнь четырех человек в Болотнинском районе, не вменялось в вину действующему губернатору. Хотя мог бы, конечно, подготовиться к разгулу стихий. А вот независимому кандидату сходило с рук все. Даже его запутанные отношения с налоговыми службами не вызывали в народе прямого осуждения. Обмануть государство всегда приятно. По крайней мере, именно так считает обыватель, обиженный государством.

А кто не обижен государством за последние десять лет?

Вот вам и фон.

Пользуйтесь ситуацией!

Независимый пользовался.

На встречах с избирателями независимый не уставал долбить одно и то же. Помните, постоянно долбил он, чужой огород — это всегда чужой огород! Помните, что нет никакой пользы от чужого огорода, ведь он кормит не тебя! Помните что ко всему прочему, именно чужой огород, как правило, быстро разворовывается.

То есть независимый как бы обещал, что, придя к власти, непременно сделает чужой огород частью общего огорода. В этом случае огород начнет кормить тебя, а не чужого дядю. А раз огород начнет кормить тебя, ты уж, конечно, найдешь способ защитить его от воров.

Отсюда вытекает и другое.

Если ты победишь, если ты займешь место губернатора то деньги, которые до выборов всякие газетные писаки называли грязными, автоматически станут как бы совсем чистыми. Потому что, работая на тебя, на человека, вошедшего во власть, эти деньги таинственным образом сразу начинают работать на многих. И теперь ты уже как бы не обманываешь государство, а просто пользуешься его услугами. И помогаешь ему. И работаешь именно на государство, на многих и на многих людей, твоих избирателей, потому что любой капитал, становясь властью, теряет криминальный оттенок. Ты можешь украсть казенные деньги и купить на них дешевые стройматериалы, тем самым резко удешевляя, ну, скажем, строительство дорожных работ. Плохо? Криминал? Наверное, плохо. Наверное, криминал. Но никто никогда уже не скажет тебе такое. В конце концов, если это и криминал, то криминал, помогающий выжить многим, а не только тебе.

Зимина всегда восхищала простота этой мысли.

Деньги должны находиться в непрестанном движении.

Кому деньги принадлежат и как они заработаны — это дело второе, если результатом их непрестанного движения является известный эффект, которого всегда жадно ждут члены общества: дешевые магазины, дешевый транспорт, дешевая энергетика и все такое прочее. Старухе с пенсией в триста рублей абсолютно все равно, какими деньгами оплачены весомые добавки к ее пенсии Молодым специалистам, получившим практически бесплатные квартиры, а главное, настоящую работу по специальности, вообще наплевать на подобные рассуждения. Подозрительными деталями пусть занимаются законники. Если законы мешают людям жить так, как они хотят, пусть эти самые законники (они за то получают деньги, и немалые) и преобразуют законы так, чтобы они работали на пользу людям.

Да и вообще. Чем меньше общество знает о деталях, тем лучше для него. Главное, чтобы официальные законники, в принципе, помнили, что со злом мириться нельзя. Главное, чтобы официальные законники помнили, что закон должен работать на людей. На своих людей На верных.

Если кто-то после победы на выборах опять вдруг захочет перераспределить блага, нарушая этим новый складывающийся порядок, именно официальные законники, оплаченные в том числе и губернатором, обязаны сказать весомое слово. Именно они должны объяснить, сейчас уже поздно пересматривать итоги состоявшейся приватизации. Такой пересмотр попросту недопустим. Потому что за любым новым перераспределением последуют опять и опять новые перераспределения. От заводов и предприятий до квартир и земельных участков. А этого допустить нельзя.

Конечно, Зимин чувствовал, что некоторые противоречия в этих его размышлениях имеются, но не хотел ломать голову.

Главное — войти во власть. Сперва губернаторство. Потом Госдума. Потом правительство. А там… А там весь общий огород должен стать нашим. Усилиями сильных людей, работающих на сильные структуры. Усилиями сильных структур, работающих на сильных людей.

Правда, такой путь, если прямо по закону, долог. Слишком долог.

Правда и то, что группы, вышедшие из-под контроля, группы, которые никем не контролируются, рано или поздно сами становятся над законом. Власть может контролировать только деньгами. Наоборот получается не всегда. Потому и идут во власть волевые независимые кандидаты, обладающие крупными капиталами. Потому и рискуют они, что знают главное: большой капитал, придя к власти, без всяких проблем становится законом, а то, что люди в быту обычно склонны называть правдой, чаще всего является чем-то таким, что лишает перспектив даже весьма серьезных людей.

Прибыль и перспектива — вот что должно определять реальную здравую политику.

Сейчас полковник Лыгин оперирует очень крупными деньгами, доверенными ему независимым кандидатом. В случае успеха на выборах часть лыгинских денег, само собой, должна перепасть Особой группе. Теперь даже чуть больше должно перепасть, чем мы думали, вспомнил Зимин. История с капитаном Масловым автоматически повысила наши будущие гонорары. И очень важно, подумал Зимин, что я докопался до некоторых дел полковника Лыгина. Тех никому не известных дел, которыми не погордишься ни при какой власти. Все документы на Лыгина получены. Этот «дипломат», с точки зрения полковника Лыгина, похож сейчас на бомбу. На мощную бомбу, способную взорвать часть мира. Это еще и еще раз повышает будущий гонорар, придает уверенность. Полковник Лыгин вряд ли станет торговаться.

Что ж… Полковник Лыгин, похоже, сделал правильный выбор, одобрительно подумал Зимин, незаметно поглядывая в проход между креслами. Независимый кандидат любым способом должен сесть в губернаторское кресло. Абсолютно любым.

Только независимый кандидат в любое время дня и ночи может извлечь из кармана «золотую» кредитную карту, которая, собственно, и делает его по-настоящему независимым.

— Вот вы критикуете всякие представительские поездки, а сами как собираетесь действовать? — спросили независимого кандидата на одной из пресс-конференций.

— Очень просто, — ответил независимый. — Чтобы заключить договор, я пользуюсь электронными средствами связи и экономлю даже на дорожных расходах. Это «колхозники» любят ездить, жрать и пить и пожимать руки на презентациях. А я работаю.

Нормальный ответ, здраво рассчитанный именно на интеллект электората. Есть только одно «но». Крошечное, черт возьми. Почти неприметное. Но именно об этом крошечном, почти неприметном «но» не хочется думать. Успеется.

Зимин устал. Он хорошо знал, что, несмотря на усталость, в скором времени ему все равно придется думать об этом крошечном, почти неприметном «но», но сейчас к черту… Потом. Все потом…

Имеет он право перевести дух хотя бы в самолете?

— Именно так, объединение… — сказал Евгений Александрович. — Людям, близким по духу, следует объединяться. Для этого очень важно правильно выбирать полезную для тебя питательную среду. В крайнем случае, такую питательную среду следует создавать самому.

— Создавать? — удивился Валентин.

— Вот именно. Создавать. Уверенно и деловито, — подтвердил Евгений Александрович, незаметно оглядываясь в проход между креслами. — Подбирать людей, мыслящих так же, как вы. Точно определять главные цели. Создавать резервы. Никакие партии сами по себе не нужны, — улыбнулся он. — Все партии создаются только для того, чтобы обеспечить победу на выборах. Если нет победы на выборах, значит, нет нужных руководителей на местах. А нет нужных руководителей на местах, отодвигаются на неопределенное будущее главные цели. От непонимания этого идут все просчеты. В конце концов, трудно разве понять, что любая партия, не умеющая побеждать, в конечном счете обречена на вымирание?

Другое дело, какими методами побеждать, подумал Зимин. И сразу вспомнил Эвелину, секретаршу из лыгинского отдела.

Это с нею было связано то крошечное, почти неприметное «но», над которым Зимин не хотел думать. Именно Эвелина из рук в руки передала ему копию аудиокассеты, записанной полковником Лыгиным месяц назад. Записанной просто так. На всякий случай. Лыгин всегда отличался осторожностью. Вот эта аудиокассета и прояснила для Зимина многие вопросы. Но, следует признать, в свою очередь поставила многие другие.

— Иван Федорыч, ты уже все надумал?

Пауза.

— Проще убрать, да?

Голос говорящего Зимин узнал сразу.

Голос принадлежал представителю известной партии.

Весьма известной.

— По-другому никак не получается Мы анализировали. Мы сделали все, чтобы оторвать от объекта хотя бы часть его электората. Но его электорат — толпа. Объект ориентируется и всегда ориентировался именно на толпу. А толпа всегда остается толпой. — Голос, несомненно, принадлежал полковнику Лыгину. — Можете мне верить. Самый убежденный человек из толпы, выслушав очередного поразившего его оратора, способен на сто процентов изменить свои взгляды. Или то, что он считает своими взглядами. А успех выборов часто зависит именно от колеблющихся. Тут надо вовремя качнуть маятник. От того, в чью копилку пойдут голоса колеблющихся, зависит очень многое. Давайте смотреть на вещи реально. Мы теряем часть голосов уже от одного того только, что объект… — подразумевался,несомненно, нынешний губернатор, — участвует в избирательной компании. Мы это постоянно помним, а значит, используем все средства. Оказываем необходимое давление.

— А деньги? Разве партия жалеет деньги? Сам понимаешь, Иван Федорович, не тот случай. Деньги должны работать. На то они и деньги. Хорошо работающие деньги, как правило, дают хорошую отдачу. И окупаются.

— Я понимаю. Но объект не воспринимает такую постановку вопроса. Объект мобилен. Он лезет туда, куда ему вовсе не следует лезть. То, что мы предлагали объекту, убедило бы многих. Но тут не получается. У объекта свой взгляд на вещи. У объекта несколько консервативные взгляды. Кое-кого это привлекает. Не отпугивает, а привлекает. Более того, наше осторожное предложение как бы вдруг придало объекту сил. Такое случается. Наше предложение настроило объект на победу. Разумеется, объект не знает точно, от кого именно шло предложение снять его кандидатуру с выборов, но,похоже, он догадывается.

— А с отъездом? Нас информировали, Иван Федорович, что одно время объект собирался перебраться в Москву. Может, помочь? У нас есть необходимые рычаги. Можно порешать такие вопросы.

— Уже поздно. Сейчас объект не уедет. Будем смотреть правде в глаза. Пока объект не созрел для такого позитивного решения. — Лыгин засмеялся. — И зря,зря. Позже он попросту перестанет нас интересовать.Но это позже. Решать, конечно, следует именно сейчас У нас уже нет времени на варианты, так что следует согласиться с кардинальным решением вопроса У нас действительно уже нет времени.

— Тогда будем говорить конкретно. Сколько человек тебе нужно?

— Вполне хватит троих.

— Есть такие люди? Это надежные люди?

— С ненадежными не работаем.

— Кто?

— Их трое. Выбирал я. Я за них и отвечаю Все трое сочувствуют нашему делу. Одни больше, другие меньше, но все сочувствуют. Капитан милиции Маслов. Опытный, деловой, решительный работник. Вхож в кабинет объекта. Этим ценен. Постоянно держит нас в курсе текущих дел. Капитан ФСБ Куделькин Очень толковый специалист. Сам склонен к резким силовым решениям. Полковник ФСБ Зимин. Не раз высказывал оригинальные собственные взгляды по поводу сильной власти. Готов принять весьма значительное участие в деле. У полковника Зимина вообще интересные идеи, он человек мыслящий. Сейчас он занимается разработкой одного известного уголовника. Грубо говоря, готовит чистильщика, который должен будет замести следы. А мы… А мы в нужное время передадим указанного уголовника властям. Или не передадим… Это как нам будет нужно. В любом случае практическая работа полковника Зимина удваивает цену успеху. Если работа полковника Зимина окажется успешной, а я в этом не сомневаюсь, мы привлечем к независимому кандидату еще некоторое количество голосов. Я, кстати, работаю над тем, как, собственно, мы сможем в ближайшем будущем подать в СМИ толковое известие о поимке известного убийцы Чирика. Это, несомненно, привлечет к нам часть голосов. В свое время Чирик держал в страхе весь город.

— Да, да… Я слышал о полковнике Зимине. Нужный человек. О нем отзывались как о нестандартном человеке

— Он такой и есть. Нам именно такие нужны. Полковник Зимин интересно работает. Кроме всего прочего, он после Чечни как с цепи сорвался. Там произошла одна неприятная история с его приятелем капитаном Лариным. Самоубийство. Если понадобится, мы и эту историю раскрутим по отношению к объекту. Пока разберутся, что к чему, пока объект сумеет отмыться, пока все встанет на свои места, часть его голосов перейдет к нам. Кстати, прямое отношение к указанной чеченской истории имел и капитан Куделькин Так что, эта пара будет хорошо работать. Они землю роют. Для них в этой истории есть и свой личный план.

— Но все они находятся на действительной службе.

— Находились. Теперь уже находились. Месяц назад мы всех троих отправили в отставку. По собственному желанию. Они подали рапорта на имя своего начальства, и мы удовлетворили их просьбу. У каждого теперь своя легенда, свое прикрытие. Действовать они, естественно, будут не от лица милиции и не от лица ФСБ, а сами по себе Ну, как бы сами по себе, хотя у них будут находиться определенные документы. Именно под эту тройку мы создали Особую группу. Никто, кроме них самих и нас с вами, не знает истинного статуса названных людей. Если даже акция провалится, на репутации милиции и спецслужб это никак не отразится.

— А если акция все же провалится? Что в этом случае? Мы ведь в одной упряжке, Иван Федорович. Я должен все знать. Что в этом случае?

— Готов повторить, все трое сейчас в отставке. Формально ни один из них не имеет никакого отношения ни к спецслужбам, ни к органам милиции. Каждый отвечает только сам за себя. Каждый знает, что в случае провала никто не станет его прикрывать, отбрыкиваться придется им самим. Иногда такая мысль помогает работе.

— Это справедливо?

— Это разумно, — жестко ответил Лыгин. — К тому же они получают высокие гонорары. Ну, а если…

— Порешаешь эту проблему?

— Конечно.

— Ты точно порешаешь эту проблему?

— Конечно.

— А если все получится? Как ты мыслишь судьбу указанных людей в случае нашего успеха?

— Исключительно положительно. В смысле роста. Именно таким людям и следует окружить нового губернатора. Это наши люди. Их сила в том, что они не люди ОТ, а люди К. Знаете, существует такая специальная классификация. Создана психологами. Люди ОТ уходят от нищеты, от горя, от конфликтов и всего прочего, а люди К, наоборот, идут к цели. К успеху, к деньгам и так далее. В данном случае все трое — люди К. Кому еще и работать при новом независимом губернаторе?

Именно эта запись больше всего тревожила Зимина.

Он выполнил свою часть работы. Удачно выполнил. И Куделькин, он знал, хорошо выполнит свою часть работы. Несомненно, выполнит. В Куделькине Зимин был уверен. Что же касается капитана Маслова… Он, Зимин, мог не поверить Лыгину, но по своим каналам, через ту же Эвелину, он уже знал, что капитан Маслов оказался в сауне ремзавода почти случайно. Капитан не должен был погибнуть при взрыве. Даже Лыгин отказался от мысли прокрутить в прессе смерть капитана Маслова. Подать ее в выгодном свете. Человека, подложившего бомбу в сауну ремзавода, конечно, рано или поздно найдут. Но капитан Маслов погиб случайно. По крайней мере, пока будем думать, что случайно. Не надо сейчас думать про все эти «но». Вообще следует на некоторое время выбросить из головы капитана Маслова. Сейчас вступает в силу последняя фаза — завершение операции. Как только объект будет ликвидирован, можно будет вернуться ко всем этим «но». А сейчас главное успех. Быстрый и точный успех. Ведь только в случае быстрого и точного успеха Особой группы возможен будущий индивидуальный рост. Быстрый и эффективный В этом полковнику Лыгину можно верить. Полковник Лыгин умеет ценить успех. Рост может оказаться стремительным.

Никаких «но»!

Но именно эти многие «но» мешали Зимину. Именно об этих многих «но» он и не хотел сейчас думать, убивая медленно тянущееся время в ленивом разговоре со случайным спутником.

Главное сейчас, подумал Зимин, чтобы капитан Куделькин вовремя оказался в аэропорту. Если в аэропорту меня встретит именно капитан Куделькин, значит все идет так, как надо.

Это было личное условие Зимина, чтобы в аэропорту его встретил именно капитан Куделькин. Никто другой. Только Куделькин.

Если бы не это чертово «но»…

Евгений Александрович вздрогнул.

— Вы прагматик?

— Сейчас время прагматиков. — И пожал плечами. — Разумеется, кроме объединений, есть еще и другие варианты. Для сильных людей. Но они редко ведут к успеху.

— Какие именно?

— Ну, скажем, жить одному. Никому не доверяя. Если нет сил и желания создать собственную питательную среду и вырасти в ней, защищенным друзьями, соратниками, родственниками, тогда лучше бороться с жизнью именно в одиночку, не связываясь ни с кем, потому что любая среда всегда принципиально опасна для одиночек. Одиночку в любой среде почти всегда принимают враждебно. Одиночка всегда чужак. Лучше понять это сразу. А понял, живи один. Не связывай себя друзьями и партнерами Не связывай себя никакими обязательствами. Не раскрывайся ни перед кем. Твердо занимайся своими делами, будь их единоличным вершителем. Конечно, — улыбнулся Евгений Александрович, — случись что, одиночкам и умирать труднее. Одиночкам не помогут друзья, их не утешит женщина. У одиночек все предельно просто. Выбрал одиночество, вот и умирай один. Зато у одиночек есть преимущество.

— Какое?

— Их никто не предаст.

— А вы себя к какому типу относите?

Евгений Александрович ухмыльнулся.

— Скажем так, к активному.

— То есть вы-то нашли друзей, женщин? Вы образовали свой круг, создали питательную среду?

— Несомненно.

— Тогда понятно, почему вы заговорили со мной. Относись вы ко второму типу, к типу одиночек, вы просидели бы молча до самого Новосибирска.

— Скорее всего, — согласился Евгений Александрович. И спросил: — Вы, наверное, военный человек?

— С чего вы взяли?

— У вас шрам на виске. Скорее всего, пулевой. Я разбираюсь в таких вещах. Ну и выправка. У вас выправка офицера.

Валентин засмеялся.

— Вы находите? — И ненавязчиво сменил тему разговора: — Если следовать вашим рассуждениям Может, правда, я вас не понял?.. Но ведь, похоже, вы говорите не просто так? Вы ведь утверждаете некую философию? Так? Я не ошибся?

— Вы не ошиблись.

— Но тогда вы, наверное, твердо знаете, что нужно делать в нынешних условиях?

В голосе Валентина прозвучал столь искренний интерес, что Евгений Александрович улыбнулся.

— Я не стал бы вам отвечать, задайте вы мне такой вопрос в какой-то иной тональности. Но ваш интерес мне понятен Вы, наверное, из тех честных строевых офицеров, которые годами сидят в дальних гарнизонах или на дальних заставах. Поэтому и ваше мнение о происходящем в стране построено больше на сведениях, почерпнутых из газет и из собственных досужих рассуждений. Не обижайтесь. Честное слово, в моих словах нет ничего обидного. Напротив, я с уважением отношусь к таким людям, как вы. Я вот вижу шрам на вашем виске и вижу вашу выправку. И догадываюсь, что вы думающий человек. Но я знаю еще и нечто такое, о чем вы только смутно догадываетесь. Если, конечно, догадываетесь, если вы не запрещаете себе хотя бы догадываться. Я знаю, например, то, что такие, как вы, сейчас никому не нужны. Ваше существование чисто автоматично. Вам, наверное, даже зарплату не выплачивают. Правильно?

Валентин усмехнулся.

— Неправильно. Мне зарплату выплачивают.

— Значит, вам повезло, — кивнул Евгений Александрович. — Армию, конечно, еще поддерживают, но по минимуму. По-настоящему сейчас никому нет дела до армии. Ведь что сегодня наша армия? Разброд, дедовщина, дезертирство, пьянство. Сегодня вас могут бросить в Чечню или в Таджикистан, а завтра на бастующих. Все понятия смешались. Разве это не вызывает чувство протеста?

— На чувстве протеста далеко не уедешь.

— Не скажите! — засмеялся Евгений Александрович. Засмеялся нехорошо, зло. И незаметно глянул в проход между креслами. — Некоторые умудряются уезжать далеко. Даже очень далеко. И как раз на чувстве протеста. Ну и Бог с ними. Пусть уезжают. Пусть пока работают в своем далеко. Я не думаю, как некоторые, что в конце концов великая Россия превратится в колонию, в колоссальный сырьевой придаток таких держав, как Китай или Америка. Мы этого не допустим. Мы никогда этого не допустим. Главное для нас сейчас не столько противостоять отъезжающим, хрен с ними, пусть отваливают, куда хотят, главное сейчас противостоять наезжающим. Тем, кто едет к нам с неправильной, чуждой нам пропагандой. Тем, кто всячески мешает России твердо встать на ноги. Только Россия все равно встанет на ноги. Твердо встанет. Попомните мои слова. Придет время, и Россия крепко встанет на ноги, хорошие мозги вернутся. А может, к тому времени мы сами вырастим новые, более способные мозги. Мы можем даже подождать. Мы ведь никого не простили. Мы не обманулись сменой декораций. У нас долгая память Так что мы действительно можем подождать, если понадобится. У нас суровые традиции. Мы на самом деле столь сильны, что можем даже подождать. Не знаю, помните ли вы знаменитые слова Мао Цзе-дуна? В свое время на вопрос одного западного корреспондента председатель Мао Цзе-дун ответил: будущее Китая? Оно так велико, что нам все равно, сколько его ждать, десять лет или тысячу. Правда, тысячу лет мы ждать не будем. Вы меня понимаете?

— Пытаюсь понять.

— Хотите, объясню?

— Конечно.

— Чтобы Россия встала на ноги, сегодня ею должен управлять капитал. Крупный капитал. Мы же понимаем, что мы строим. Наверное, это непривычно звучит, но Россией слишком долго управляли бедные и слабые люди. Я вот вижу, вас удивляет, зачем надо гонять из Москвы в Новосибирск полупустые борты? А я утверждаю, надо. Для тех, кто может и должен на них летать. Пусть им в воздухе будет удобно. Пусть у них будет возможность отдохнуть на борту. И не просто отдохнуть, а подумать, поразмышлять. Иначе и не должно быть. Лентяи и голодранцы пусть сидят дома. От того, что лентяи и голодранцы постоянно меняют местожительство, пользы нет никакой. А вот те, кто может летать на самолетах, те, кто должен на них летать… Они же не просто летают, они же не просто меняют местожительства. Они делают Дело. Понимаете? Большое общее Дело. Для России. Они плетут невидимую гигантскую рабочую паутину. Этой гигантской рабочей паутиной они сейчас тщательно оплетают регионы и метрополию. Они должны все видеть своими глазами. Они все должны знать друг друга в лицо А когда все рабочие связи будут ими наконец восстановлены, страна снова начнет действовать как единый механизм. Вот почему сейчас надо не придумывать все эти неумные анекдоты про новых русских, вносящие раскол в социум, а, наоборот, всячески помогать этим новым богатым и умным людям разумно входить в производство. В сельское хозяйство. В армию. Да, — да, и в армию. Хорошие, сильные, но не поддержанные крупным капиталом мозги сейчас только мешают. Они не умеют работать конкретно. Они придумывают теории. Красивые, но нежизнеспособные теории. Или, скажем так, преждевременные. Например, коммунизм. Правда, красивая теория? Но, согласитесь, преждевременная. Красивые, но преждевременные теории возмущают людей. Тех самых людей, которые никак не могут понять, почему им вдруг перестали платить за хорошо сделанную ими работу и почему это Украина или Казахстан стали для них столь же недоступными, как прежде Турция или Кипр. Сегодня России не могут помочь ни армия, ни хорошие бедные мозги.

— А кто же?

— Я сказал. Люди капитала.

— А остальные? Бог вынесет?

— Ну уж нет. Извините. Почему Бог опять должен на кого-то пахать? Почему не мы сами? Почему мы должны бояться нестандартных решений? Учтите, что первый этап новой революции в России закончен. Капитал обрел легальность. Второй этап, борьба за кредиты и лицензии, тоже заканчивается. Сейчас начинается. Собственно, он уже идет… Третий этап… Формирование новой власти. Не власти всяких воров чиновников, а власти сильных людей. Вот когда к власти наконец придут сильные люди, все революции закончатся. Все сразу. Сами по себе. Это и будет победой Дела.

Значит, в России мало что изменилось, с разочарованием подумал Валентин. Этот Евгений Александрович говорит сейчас о том, ну, может быть, чуть более определенно, чуть более конкретно, о чем пять лет назад в питерском крематории с воодушевлением говорил бывший полковник госбезопасности Николай Петрович Шадрин. О Деле с большой буквы. Об этом Деле я слышал еще пять лет назад. Ну да. «Россией должны управлять сильные люди». Николай Петрович уже тогда, пять лет назад, считал, что такие люди есть. Этим людям в то время была нужна всего лишь легализация. Сейчас, кажется, легализация достигнута.

— Но деньги могут быть разные, — покачал головой Валентин — Вы ведь понимаете, что деньги могут быть разные? А значит, и сильные люди, как всегда, будут представлять самые разные стороны человека.

— Что вы имеете в виду?

— Ну как?.. Большие деньги ведь не появляются сами по себе Чаще всего их у кого-то отбирают. Обратили внимание, как много сейчас пишут и говорят о богатых людях с криминальным прошлым, рвущихся к власти?

— А куда же им еще рваться? — несколько раздраженно возразил Евгений Александрович, незаметно оглядываясь на проход между креслами. — Сильные люди, реально обладающие капиталом, рано или поздно все равно придут к власти. Так всегда было. Так всегда будет. Получив большие деньги, сейчас даже не важно, каким путем, такие сильные люди, даже пусть с криминальным прошлым, естественно, выдвинут своих кандидатов, введут своих людей в Думу, в областные и районные советы. Они введут своих людей в правительство. Рано или поздно они сами станут правительством.

Только не путайте. Богатые сильные люди, о которых я говорю, это не уголовные шайки, это не урки с татуировками на ягодицах Это, прежде всего, действительно умные и сильные люди, глубоко и широко мыслящие. Действительно умные, если у них хватило мозгов нажить столь крупные капиталы. Собственно, и криминальным их прошлое считают только потому, что их деньги нажиты без согласия слабых и жалких властей, которые, сами не умея зарабатывать, жадно, хотя бы в виде непосильных налогов, выжимают последнюю копейку из нищих сограждан. Сперва выжимают эту копейку, а потом ее крадут. Иначе бы куда пропадали деньги, официально перечисляемые из бюджета в регионы для выплат той же заработной платы учителям, медикам, шахтерам? Да никуда они не пропадают. Они просто оседают в карманах чиновников-воров. А вот те богатые сильные люди, о которых только и говорят, что они криминальные, они, как это ни парадоксально, работают на страну. На нашу с вами страну. Они не хотят уезжать за кордон. Их это не интересует. Они не хотят перебрасывать свои капиталы за кордон. Они хотят пользоваться полученным здесь, на месте. Грубо говоря, они хотят развивать рынок в своей собственной стране. Сколотив большие капиталы, они хотят, чтобы эти капиталы работали в их собственной стране. Поэтому они и рвутся, как вы сказали, к власти. Поэтому они и придут к власти. Обязательно придут. Потому что нормальные люди всегда всеми силами поддерживали и будут поддерживать на выборах, скажем, в мэры или в губернаторы, не болтливого чиновника, за которым нет ничего, кроме многочисленных обещаний, которые он все равно никогда не сможет выполнить ни при каких обстоятельствах, а делового человека, который пусть по слухам и отсидел в тюрьме, и был, может быть, замешан в неких аферах, но зато успел заметно благоустроить город, помочь пенсионерам, снизить цены в своих магазинах и который, более того, готов и впредь всем этим заниматься. Вот и надо дать возможность таким умным людям не прятать свои капиталы, а открыто ими распоряжаться. Распоряжаться в интересах страны, ведь им уже воровать незачем. У них самих уже все есть. Если капиталы отобрать, что в нашей стране уже не раз случалось, то они тотчас будут разворованы всяческими ворами-чиновниками. Если вы избиратель, — благожелательно, но и зло улыбнулся Евгений Александрович, — всегда голосуйте за людей, которые не обещают построить завод, школу, шахту в самое ближайшее время, а уже построили все это.

Красиво, подумал Валентин. Но не сходится.

— Я не силен в этих материях, — сказал он. — Но что-то в ваших словах… Как бы это сказать?..

— А говорите, как думаете, — расслабился Евгений Александрович. — Вы, насколько я понимаю, из того поколения, которое всегда веровало в некую главную правду? Ведь так? Вот и говорите с этих позиций.

Валентин кивнул.

— Ваши слова действительно кажутся мне… Ну, скажем так, странными Ведь если деньги не заработаны честным трудом, значит, они украдены. И украдены конкретно у тех, для кого якобы эти новые сильные богатые люди, рвущиеся во власть, готовятся, по вашим словам, строить новую страну. Вы не видите в этом противоречия?

— Большевики построили свое государство на деньги, отнятые у бывшей вполне законной власти, — усмехнулся Евгений Александрович. — Долгое время это считалось удачным решением проблемы

— Разве те деньги помогли большевикам?

— Это другой вопрос.

— Вы меня запутали, — признался Валентин. — Кажется, я не смогу четко объяснить вам то, о чем я думаю. Нужных слов у меня нет. Но я чувствую, я действительно чувствую, что тут что-то не так. Ваши слова меня не убеждают. Может, это потому, что я и впрямь из того поколения, которое уже никогда не впишется в нынешние перемены.

— А выглядите вы надежно.

Они рассмеялись.

— Вы впервые в Новосибирск?

Валентин кивнул.

— Что знаете о городе?

— Почти ничего.

— Совсем ничего? Или почти ничего?

— Для меня разницы нет. Ну, знаю, как проехать к нужному месту. Это мне рассказали.

— Бизнес? Командировка?

— Чисто приватное.

— Вам понравится, — сказал сосед Валентина. —Если вы едете просто так, вам понравится.

— Надеюсь.

— В Новосибирске достаточно жлобов, но все же их гораздо меньше, чем в Москве. Масштабы не те. В Новосибирске, если вы остановите частника, с вас не будут требовать по пятнадцать-двадцать тысяч за километр. И нахально хватать за руку не будут. Ну не хочет человек ехать, значит, не хочет. Что с такого возьмешь?И свежего судака вы сможете недорого купить на любом рынке, если любите хорошую рыбу. — Евгений Александрович убежденно повторил: — Вам понравится.

— Почему вы не спите? — спросил Валентин. — Давно ночь. Я, например, выспался днем.

— Не хочу, — неохотно пояснил Евгений Александрович. — Все равно уже утро. В Новосибирске. Раннее, но утро. Мы ведь прилетим в Новосибирск около шести часов утра. Кроме того, я вообще не могу спать в самолете. Не люблю и не могу. К сожалению. Сон не приходит.

— А вы закройте глаза.

— Если закрыть глаза, становится даже хуже Когда рядом случается не спящий сосед, я считаю, мне повезло.

И подумал: что это я разговорился? Ну, Валентин Борисыч. Ну, поездка приватная. Я с этим Валентином Борисычем разговариваю не потому, что он мне интересен, вдруг догадался Зимин, а потому, что опять хочу отогнать свои мысли, свою тревогу Потому что не хочу думать о всяких «но». Ну, в самом деле, почему так? Кажется, все складывается удачно, все идет точно по плану, а тревога не унимается.

Это от усталости, решил он.

А Валентин Борисыч, подумал Зимин, просто случайный попутчик. Увиделись, поговорили, и все Никогда больше не увидимся. Этот Валентин Борисыч на самом-то деле, кажется, достаточно ограниченный человек. Правда, не совсем испорченный, что странно для москвича. Многие москвичи — существа жалкие и суетливые, вынужденные приспосабливаться постоянно, каждую минуту, каждую секунду. Отсюда у них комплекс неполноценности или, наоборот, превосходства. Отсюда их постоянный оскал, который они считают улыбкой. А Валентин Борисыч прям как топор. Наверное, служака. Просто честный, но ограниченный служака. До его мозгов, кажется, не дошло ничего из сказанного мною. До таких, как он, в принципе трудно донести ту мысль, что именно большой капитал, именно большие деньги всегда и непременно нуждаются во властной поддержке. Лучше уж самим властям поддержать эти большие деньги, чем отдать их во власть чистого криминала К сожалению, не многие еще доросли до этого. Пока эта простая мысль не дойдет до каждого избирателя, подумал Зимин, голосовать будут за голодранцев, за крикунов, за нищих популистов. А в результате сами голосующие так и останутся в нищете, отдавая все последние силы на то, чтобы вырвать у властей свои жалкие, пусть и законно заработанные деньги. Вместо того чтобы заняться настоящим, приносящим выгоду делом и заработать все, что им нужно, они все свои последние жалкие силы отдадут все той же жалкой, ни к чему не приводящей суете. И постоянно будут нарываться если не на власть, то на таких типов, как Леня Чирик. То есть на нож и на пистолет.

Зимин незаметно усмехнулся.

Леня Чирик не сразу поверил, что он на крючке. Лене Чирику, кажется, в голову до этого не приходило, что фигуранта, не боясь его потерять, можно спокойно водить даже по такому огромному городу, как Москва.

Всего лишь датчик, крошечный радиомаячок, незаметно вшитый в джинсовую куртку, вот и все. Можно не ломать голову, где в данный момент болтается гражданин Чирик. Никуда он не денется. Пусть болтается, где хочет. Потому что, когда гражданин Чирик нам понадобится, мы тут же вычислим его местонахождение. Леня Чирик здорово удивился, когда его застукали в казино на Юго-Западе, а потом в квартире его сожительницы в Солнцеве. Кажется, никто, кроме самого Чирика и его сожительницы, не знал об этом убежище. Еще больше Чирик удивился, когда к нему подошли в толпе на Кузнецком мосту.

Правда, у Лени Чирика хватило мозгов, чтобы в конце концов понять, что на нем повисли настоящие профессионалы. После этого Чирик перестал прятаться и финтить. Он как бы смирился. Временно, но смирился. Ничего нет в этом странного. Разумный человек всегда предпочитает пусть неясное, но хранящее хотя бы какую-то надежду будущее, чем унылое сегодня с его безнадежностью и отчаянием. В этом унылом сегодня такому человеку, как Леня Чирик, светит только вышка, а в будущем…

Кто знает? Кто знает?

Может, в будущем и впрямь удастся, наконец, оторваться, спрятаться где-нибудь под Москвой, остепениться, выращивать в огороде огурцы и подсолнухи? На что еще способен легший на дно убийца?

Леня Чирик — грубый материал, брезгливо подумал Зимин.

По-настоящему Леня Чирик понял, что он на крючке, что он уже не располагает свободой или, как он сам выразился, волей, лишь тогда, когда я показал ему новые документы, выписанные на него, хотя и на другое имя.

Зимин думал о Чирике с равнодушием. Обыкновенный ублюдок. Просто сам по себе ублюдок. Рожден ублюдком. Сделает свое очередное грязное дело и исчезнет. Совсем исчезнет. Никто его и не хватится. Ну, исчез ублюдок. Людям радость.

Он усмехнулся. «Несчастный народ, бедные мои дикари…»

И сказал:

— Валентин Борисыч, если вам в центр, могу подкинуть.

— За вами придет машина?

— Да.

Они замолчали. В самолете было тихо. Пассажиры спали. Изредка появлялась стюардесса. Она бесшумно скользила вдоль рядов кресел, внимательно приглядываясь к спящим пассажирам.

В хвосте, кажется, кто-то курил.

Валентин, пожалуй, не отказался бы от сигареты, но волочиться в хвост через весь самолет ему не хотелось. Прикрыв глаза, он попытался представить себе Куделькина-младшего. Он видел у Джона фотографии парня, но фотографии редко соответствуют реальному впечатлению. По словам Джона, Юрка парень что надо. «Ну, работал в органах. А чего? Так сложилась судьба. У каждого судьба складывается по-своему. Парень способный. Не за что мне его корить. Занимается теперь компьютерами. Чистая работа. Сам увидишь. Тебе у Юрки понравится».

Так сказал Джон Куделькин-старший.

«И мне привезешь подарочек. Юрка всегда посылает отцу подарочек. Не забывает отца И вот тебе ключ от Юркиной квартиры. Юрка появится дома не сразу, он сейчас в разъездах, дела у него, так что смело открывай замок и входи. Юрка живет один. Я с ним договорился. Незачем тебе болтаться по гостиницам, поселишься у Юрки. Сколько понадобится, столько и поживешь у него. А если проблемы возникнут… — подмигнул Валентину Джон, — ну, с этим все просто. С этим не стесняйся. Связи у Юрки сохранились. Поможет».

Ладно, решил Валентин. Если Евгений Александрович с его пылкой любовью к умным людям капитала, рвущимся к власти, действительно подбросит меня до центра, это уже плюс. Искать дорогу в незнакомом городе не самое лучшее занятие. Тем более, с утра. Город большой, и далеко от аэропорта. Посмотрим.

Он начал было подремывать, но вспыхнул свет и на табло высветились всем знакомые надписи.

— Все. Прилетели, — озабоченно кивнул Евгений Александрович. И подумал: Куделькин, наверное, уже ждет. Куделькин, наверное, уже толчется у выхода с летного поля, и машина стоит у него под боком на площади, а то так и прямо у павильона выдачи багажа.

Полковник Зимин умер, так и не узнав, что капитан Куделькин опоздал к месту встречи.

Но это потом. Это все потом.

А сейчас Зимин и Валентин вышли на площадь. Зимин вдруг нахмурился.

— Давайте пройдем в здание, — вдруг озабоченно сказал он. И уже в здании аэропорта так же озабоченно, незаметно поглядывая на вход, попросил: — Извините, Валентин Борисыч, я тут отлучусь на пару минут. Всего на пару минут. Ничего, если оставлю сумку?

И, бросив большую синюю спортивную сумку под ноги Валентина, исчез в толпе.

Шесть утра. Теплый ветерок взвивает пыль под стенами длинного коричневого здания аэропорта.

Зудят редкие комары.

Полковник Зимин еще жив.

Его уже засекли люди Лыгина, но он еще жив.

И капитан Куделькин, разобравшись с аварией на дороге, торопится в аэропорт

И Леня Чирик, злясь, торгуется с жадным таксистом.

И бывшая комсомолка Тоня внимательно изучает место будущего митинга.

А вот независимый кандидат спит.

И спят многие его будущие избиратели.

И бомжу Груне еще не пошла пруха.