Бык в западне

Глава IX. ХВОСТ

4 июля, Новосибирск

Два часа, не меньше, Куделькин и Валентин просидели на деревянной скамье перед гостиницей «Обь» лицом к коммерческим киоскам, зеленым аккуратным квадратом выстроившимся на площади. Ничего необычного на площади не происходило, туда-сюда сновали люди, но Валентин явственно ощущал скрытое напряжение Куделькина, допивавшего уже четвертую банку пива. Куделькин явно следил за входом в гостиницу.

Внимательно и пристально следил, только не хотел этого показывать.

— Скоро, дядя Валя. Скоро пойдем, — в который раз повторил Куделькин. — Еще минут десять… Ну, отсилы пятнадцать… Вот допьем пиво и пойдем. Хотите еще пива?

— Я выпил уже три банки.

— Выпейте еще одну. Жарко.

Конечно, Куделькин чувствовал себя виноватым,но, похоже, ему очень надо было задержаться перед гостиницей.

— Правда, красиво? — спросил он. — Обь, набережная… Мы ведь не где-то сидим, дядя Валя, а на берегу Оби. Великая река. Даже очень. Помните школьный учебник? Обь с Иртышом вторая по длине река в мире. Миссисипи с Миссури первая, — покосился Куделькин на Валентина, — а Обь вторая. Может есть реки и подлиннее, но я о таких не слышал.

Что он несет? — подумал Валентин. Зачем он врет все время? Кто ему так насолил, что он не может без вранья? И Джону наврал, и мне врет. Не пахнет бизнес компьютерной фирмой. У него свои занятия. Какие-то особенные занятия. Я, кажется, ему мешаю. Он не хочет сказать это прямо, но чем-то я ему мешаю.

— Это и есть твой бизнес?

Куделькин натянуто рассмеялся.

— У каждого свой бизнес, — напомнил он Было видно, что Куделькин откровенно тянет время. — Мой бизнес вам, кажется, не нравится, дядя Валя, но это не означает, что он плох. Бизнес есть бизнес. Мой не лучше и не хуже любого другого. Сейчас все занимаются бизнесом. В конце концов, нашему поколению выпал хороший шанс. И мы его не упустим. Вот, если хотите о бизнесе… Весной я летал в Москву. Так случилось, что меня не встретили в аэропорту. Я должен был прилететь во Внуково, именно там ожидала меня машина, но аэробус посадили в Домодедове. Погода… То да се. Дело, в общем, несложное. Трудно ли из Домодедова добраться до Сокола? Какая разница? Не успел я выйти на площадь, как извозчики так и кинулись на меня со всех сторон.

Валентин неопределенно кивнул.

Действительно, сложное дело… Добраться до Сокола…

Но иронизировал Валентин зря. Куделькин надолго запомнил тот день.

В весенней Москве было ветрено, серо. Тянуло холодком. Стриженный наголо частный извозчик в черной кожаной куртке, в черных джинсах, с черной узкой ленточкой через лоб, первым ухватил Куделькина за рукав:

— В Москву по счетчику!

— Это что получается?

— А пятнадцать тыщ за версту.

— Круто, — покачал головой Куделькин. — Выбрасывать за сорокаминутную поездку пол-лимона Чтоб ты других так катал!

— Кусается? — нисколько не обиделся извозчик. Чем-то, наверное, Куделькин ему понравился — Нет проблем. Я тебя передам Коляне. Коляна у нас альтруист. Он почти не дерет с людей. Он, можно сказать, развращает клиентов. Ума не приложу, почему мы терпим Коляну? — И крикнул в толпу: — Коляна! Вот добрый хлопец! Подбрось доброго хлопца до Москви!

Лениво подошел небритый альтруист Коляна в вязаной шапочке, тоже в потертой коже, весь плотный какой-то, уютный. Поинтересовался:

— За соточку?..

— За соточку. Поедем, — согласился Куделькин.

— Ну иди вон к той белой «шестерке», — лениво распорядился альтруист. — А я сейчас. Прихвачу попутчика.

И исчез.

Появился Коляна уже не один, а в компании с двухметровым верзилой в темно-синем шерстяном пальто. На пальце массивный перстень. Морда у верзилы была круглая, усатая, но дружелюбная, улыбчивая, как у моржа. Он бесцеремонно осмотрел Куделькина с головы до ног:

— Бизнес?

Куделькин промычал что-то неопределенное, однако верзила от него не отстал:

— Производишь что-то?

— Да так… Компьютеры… — неохотно пояснил Куделькин. — Только, конечно, продаю, а не произвожу…

— Ну ты сказал Продаешь!.. Перепродаешь, конечно, — уточнил верзила. Бесцеремонно, но со скрытым уважением. — Люблю. Нужное дело. Двадцать первый век на носу. — И спросил: — Если ты такой крутой, чего тебя не встретили?

— Да вот не связалось что-то.

— Бывает.

И тут наконец снова появился альтруист Коляна в вязаной шапочке. Новости он принес неважные

— Мужики, видите? Машину мою зажали со всех сторон Пока соседи не разбегутся, не выеду.

— И чего ж нам теперь? — удивился верзила.

— Да ничего, — ухмыльнулся альтруист. — Просто пересажу вас к одному своему корешу.

— А он за какие деньги повезет?

— Да за те же самые.

Не успели они усесться в машину, как прибежал еще один пассажир — пухлый всклокоченный мужичонка с портфелем в руках.

— Миленькие, хорошенькие, довезите до Москвы! Мне срочно! Вечером улетать обратно!

— Нам-то что? Чего ты нас просишь? — уже сердясь, хмыкнул верзила. — Ты водилу проси, а не нас.

А водила уже кивнул. Садись, мол. Ему, водиле, лишняя сотка никогда не помешает

И Куделькин кивнул.

Ну, пассажир и пассажир. Одним больше, одним меньше. Хрен с ним. Он как-то не придал значения тому, что все его попутчики едут из аэропорта налегке. Совсем налегке. Поудобнее устроился на заднем сиденье за креслом водителя.

Тронулись.

И тут подбежал еще один:

— Эй, шеф! До метро! Полтинник!

Тут уже и Куделькин не выдержал:

— Какого черта? Договаривались ехать вдвоем, а теперь под завязку.

— Да ладно ты! — укорил Куделькина водила. — Мне ж тоже надо заработать. У вас бизнес, и у меня бизнес.

Короче, потеснились, уселись, поехали.

Куделькин откинулся на спинку сиденья, раздумывая — подремать или не стоит? Но подремать не пришлось.

— Господа, — вдруг с дрожью в голосе обернулся с переднего сиденья пухлый с портфелем. — Такое дело, господа. Пригнал в Москву два вагона квашеной капусты. Пальчики оближешь, какая вкусная! С брусничкой, не просто так. А вы, вижу, люди тертые. Может, поможете растолкать? С брусничкой капуста вкусная. Точно, пальчики оближешь. Погода, сами видите, плюсовая. Раскиснет все к такой матери… А? Есть связи? Договоримся по-человечески? Вы позвоните туда- сюда. Есть же интересующиеся люди? А? Какие дела? В долгу не останусь. Слово твердое. Как на духу. А то мне совсем хана. У меня ж овощная база. Не верну кредиты — убьют.

Верзила презрительно оттопырил губу.

— Ну ты совок! Кто же так бизнес делает? Ты сначала договорись со сбытом, а потом вагоны гони.

— Да какой нынче бизнес? — включился в разговор третий пассажир, с виду совсем простой, похожий на обыкновенного технаря. — Нет нынче никакого бизнеса.

— А что есть? — удивился пухлый.

— Да одни налоги, — сказал технарь. — С такими налогами можно только воровать. С такими налогами нормальным производством не займешься.

— Налоги как налоги, — пожал плечами верзила. — Конечно, надо бы снизить, кто ж против? Только я вот, например, честно отстегиваю государству восемьдесят четыре процента!

Технарь не поверил.

— Восемьдесят четыре!? Ты чё? Ты чем таким занимаешься?

Верзила ухмыльнулся, снова оттопырив презрительно губу.

— Держу казино. В Волгограде.

Куделькин вдруг каким-то неявным образом почувствовал, что из всей компании верзила, несомненно, выделяет его. По крайней мере, к нему, к Куделькину верзила обращался без этой губы, без спеси. А вот технарь и пухлый директор овощной базы были для него как бы нулями. С одной стороны понятно: у Куделькина компьютеры, а не квашеная капуста..

И все же…

Впрочем, разговор быстро перешел на другую тему. Раз было упомянуто казино, стали говорить о казино. О том, в какие игры нынче играют в казино. О том, какая игра нынче наиболее полюбилась гордому русскому народу, освободившемуся наконец из-под проклятого коммунистического гнета. Рулетка? Покер? Блэк-джек?

Верзила спесиво оттопырил губу. По его словам выходило, что наиболее полюбилась и больше всего притягивает к себе освободившийся гордый русский народ баккара. Именно баккара. Он, верзила, честно отстегивающий государству все восемьдесят четыре процента налогов, специально приехал в Москву, чтобы успеть купить до Нового года новый зал для игры в баккара. Так сказать, расширение производства, развитие филиалов, обживание новых ниш.

— Баккара? — по-детски заинтересовался пухлый директор овощной базы. — Это какой же национальности игра?

— Испанская, — презрительно процедил через губу верзила. — Испанская, но очень простая. В баккара можно играть не имея высшего законченного образования. Даже незаконченное нижнее не помешает.

— А мы с приятелями тоже перекидываемся в картишки, — заявил технарь. — Не в баккара, конечно. Кто ж в баньке возьмется за баккара? Пульку расписываем.

— Да ты подожди, подожди, пульку все могут расписывать, — оборвал технаря пухлый директор овощной базы и еще крепче вцепился в свой портфель. — Ты дай спросить человека… — И обернулся к верзиле: — Это как, баккара? Может, поучите, пока едем?

— Пойди в казино, — оттопырив губу, посоветовал верзила. — Что я вам, на пальцах начну объяснять?

И вытащил из кармана новую колоду.

Только тут до Куделькина начало что-то доходить…

— Это, значит, дядя Валя, тот первый, стриженный наголо водитель в аэропорту специально передал меня второму, в вязаной шапочке, — хмыкнул он, все так же внимательно поглядывая на вход в гостиницу. —Ну, а второй в коже передал третьему. Соответственно и пассажиров наросло в той же пропорции. Верзила, пухлый с портфелем и длинный технарь. Видно, сработавшаяся троица. Ну и я… Не без этого… Только на этот раз, дядя Валя, дали они маху. Хорошего маху. Лохов в аэропорту навалом, могли выбрать любого и оказаться с прикупом, а с меня что возьмешь? Купились, наверное, на внешний вид. Я ведь, дядя Валя, не всегда бегаю в футболке и в мятых брюках, — рассмеялся Куделькин, не отрывая внимательного взгляда от входа в гостиницу. — Я глянул на них и, знаете вдруг сразу почувствовал опасность. Интуитивно почувствовал. Понял, что сейчас они активно начнут втягивать меня в игру. Обидно стало. А за окном, дядя Валя, лес и утренние сумерки. А машина, дядя Валя, совсем не торопится. Ну, совсем не торопится, движется в пределах дозволенного. И даже с меньшей скоростью, чем дозволено. Значит, понял я, и водила в доле. Первое дело водилы тянуть резину, пока меня разводят на словах.

Поняв это, Куделькин на всякий случай прикрыл глаза, вдруг отстанут, и даже откинулся на сиденье. Но попутчики уже знакомились. Гена. Сережа. Верзила процедил через губу — Николай. И толкнул локтем Куделькина.

— Тебя-то как звать, комп?

Куделькин неохотно назвался.

— Подержи, комп, — дружелюбно попросил верзила и ловко сунул в руку Куделькина две карты.

— Не играю, — коротко качнул головой Куделькин. — Не до этого.

— А кому до этого? Я же тебя, комп, не прошу играть. Обижаешь. Да ты, наверное, и не умеешь. Просто подержи карты. Я ребятам покажу, как игра делается.

Куделькин неохотно кивнул. Но прислушался. Правил игры со слов верзилы Куделькин толком не уяснил, но понял, что если к тебе приходит король, считай, это уже победа.

Куделькин глянул в свои карты. И нисколько не удивился, увидев на руках короля. Нет, усмехнулся он. Так мы не договаривались. Так не пойдет. Сейчас спасую и сброшу карты в колоду.

Но верзила уже перехватил его руку.

— Ну, комп! — заорал он. — Ну, прушник! Гляди-ка! Пруха тебе пошла! У тебя ж на руках король! Считай, выиграл ты.

И тяжелой рукой, знай, мол, наших, не серые гуси, одобрительно похлопал Куделькина по плечу.

— Молодец, комп! Сдавай. В баккара всегда сдает победитель.

— Да ну вас, — отмахнулся Куделькин. — Я ночь не спал. Ни сдавать, ни играть не буду.

— Ну не будешь, так не будешь, — как бы незаинтересованно пожал плечами верзила. — Нам не мешай.

Но колода каким-то образом оказалась в руках Куделькина.

— Нет, ты погоди, погоди, ты не сдавай! — радостно засуетился, завозился на сиденье верзила, предчувствуя удовольствие. — Так нельзя, господа. Я вам так скажу… Настоящая игра не любит праздности…

— Он именно так и сказал, дядя Валя. Праздности! — удивленно хмыкнул Куделькин, не забывая внимательно поглядывать на вход в гостиницу. — В настоящую игру, дескать, следует играть по всем правилам. Пока, дескать, не поставите на банк хотя бы по банке «кока-колы», ничему не научитесь. А лучше всего сразу бросить на банк по сотке. Что там сейчас, дескать, сотка? Разве деньги? И тут же, дядя Валя, как по сигналу, на газетку, которую верзила предусмотрительно разостлал на коленях, посыпались деньги. Ставки, значит, сделаны, все с интересом посматривают на меня, а я, дядя Валя, демонстрирую им ну самое полное свое непонимание происходящего. «Тебе что, комп, сотку жалко?» — бесцеремонно спрашивает верзила. И толкает в плечо водилу: «Слушай шеф, прижмись-ка к обочине, мы полчасика поиграем». И гляжу, дядя Валя, водила без всяких возражений действительно паркуется на обочине. Все. Сработала система! Играть? Дело безнадежное. Разденут, разуют. Отказаться? Выбросят на ходу. Бывали такие случаи. Пришлось мне лезть в карман и показывать удостоверение. Ну, показал. Командую: «Открыть дверцы!» Открыли. Оторопели, конечно, но послушно открыли, без возражений. Да и понятно. Люди неглупые. Соображают. Мало ли что там лежит у меня в карманах при таком-то удостоверении? Приказываю: «Выметайтесь» — «И я тоже?» — спрашивает водила. «А ты нет, — говорю. — Ты жми, сука! Я и так из-за тебя опаздываю».

Куделькин засмеялся. Он рассказал только часть случившегося. Все, что случилось в машине, он рассказывал только Зимину. Очень подробно и очень спокойно, потому что пытался понять себя. Он подробно рас сказал Зимину, как, увидев удостоверение, верзила хохотнул и огромным боком прижал его к запертой дверце машины.

— Надо играть, комп, — откровенно и весело сказал верзила. — Мало ли что ты с удостоверением. У нас, может, удостоверения не слабее. А? Обязательно надо играть, комп. Ты же видишь, пруха тебе идет. Ты же видишь, какая собралась компания. А ты к нам с удостоверением. Ну, скажи, комп, где ты еще найдешь такую компанию?

Верзила был откровенен.

Наверное, это и помогло Куделькину. Добравшись до пистолета, он приткнул его к боку верзилы.

— Чувствуешь? — спросил он с холодной яростью. — Это «стечкин». Калибр девять миллиметров. Чтобы никто не дергался, напомню, что начальная скорость пули, вылетевшей из такого ствола, что-то около трехсот сорока метров в секунду. Убеждает? Подвинься, жирный, — попросил Куделькин враз замершего, сжавшегося верзилу. — А чтобы ни у кого не возникло каких-нибудь дурацких сомнений, напоминаю, что я при исполнении служебных обязанностей, то есть имею право стрелять.

— Не кипятись, комп, — уже напряженно попытался замять случившееся верзила. — Ну, встретились, решили сыграть… Ну, дурачки… Ну, бывает… Так чего ж?.. Что тут плохого?

— Сколько дурачков вы пропускаете за неделю?

— Да оно ж по-разному, комп… Жизнь она и есть жизнь. Это как кому повезет. Это ж наш бизнес.

— Опусти стекло, — приказал Куделькин технарю, сидевшему у правой задней дверцы. — Вот так. Правильно. А теперь, значит, неторопливо открой дверцу. Правильно. Теперь выйди и остановись прямо перед дверцей. Так, чтобы я тебя видел. — Он дождался, когда технарь выполнил требуемое, и приказал верзиле: — Теперь ты выходи.

— Что ты надумал, комп?

— Заткнись и делай то, что я тебе говорю.

— Нет проблем, комп.

— Что там за обочиной? Мне отсюда не видно.

— Канава, комп.

— Грязная?

— Что есть, то есть, комп.

— Толкай туда своего приятеля.

Верзила ни секунды не колебался. Было слышно, как ухнул в грязную воду технарь. Было слышно, как он злобно ругается, но видел его только верзила.

— Что теперь, комп? — радостно, даже с какой-то почти детской доверительностью широко улыбнулся верзила. Кажется, для себя он посчитал проблему исчерпанной. Он поднял руки. — Можно я сяду в машину и мы поедем дальше?

— Нельзя.

— Почему?

— От тебя дерьмом несет за версту… — Куделькин не чувствовал ничего, кроме ярости. И приказал: — Прыгай в канаву!

— Шутишь, комп?

— Не шучу, — сказал Куделькин таким тоном, что верзила замахал сразу обеими руками.

— Да ладно, ладно. Только на мне пальто. Видишь, оно совсем новое. Давай я сниму пальто и положу на обочине, комп? А то испачкается. А?

— Не надо.

Да ладно, ладно! — замахал руками верзила. — Только почему, комп, ты не гонишь этого?

— Директора овощной базы? — усмехнулся Куделькин. — Должен же я кого-то из вас сдать на Петровку.

— Сдай водителя, — решил поторговаться верзила. — Гони директора. Зачем тебе торгаш, комп? У него капуста протухнет. Он не с нами. Да и мы ничего такого особенного не сделали…

— Ты боялся? — спросил Зимин, когда Куделькин рассказал ему случившееся по дороге в Москву.

— Не знаю. Я не задумывался. Я просто реагировал на ситуацию, — ответил Куделькин. — Но скажу тебе честно, мне хотелось стрелять.

— Может быть, это плохо, — сказал Зимин вполне серьезно. — Может, лучше бы ты немного боялся, Юра. В тебе чувствуется жестокость. Иногда страх спасает вернее, чем «стечкин» или тем более ярость.

Куделькин отмахнулся от воспоминаний.

— Так что бизнесом, дядя Валя, — вздохнув, сказал он, — сейчас занимаются все, кому не жалко сил и времени.

— Что за удостоверение ты показал в машине?

— Нормальное удостоверение.

— Сотрудника компьютерной фирмы?

— А то!

Врет, отметил про себя Валентин. Он почему-то все время врет. Врет или недоговаривает. Ну, в общем, это понятно, пожал Валентин плечами. Для Куделькина- младшего я человек случайный. Пришел, ушел… Не существуй на свете Джона Куделькина-старшего, мы бы с Юрой могли никогда не встретиться. Да и не могли, а просто не встретились бы, это само собой. И все же, покачал Валентин головой, он врет больше, чем следует.

— Ты вот что, Юра, — сказал Валентин. — Ты сильно не дергайся. Я ж понимаю. Ну, баккара… Ну, Обь с Иртышом… Да хрен с ними, не в баккара и не в реке дело, правда? Ты, главное, не дергайся. Если надо тебе тут сидеть, спокойно сиди. Я потерплю. Мне в привычку. Мне, в принципе, все равно. Я сколько угодно югу любоваться на самую длинную реку в мире. После Миссисипи с Миссури, — усмехнулся он — Правда, мы с тобой собирались пообедать, а время, как ни странно, катится уже к ужину

— Но зато к какому ужину! — несколько фальшиво, но обрадованно воскликнул Куделькин. Он действительно оценил откровенность бывшего чемпиона. — Что-что, дядя Валя, но тут гарантирую, ужин получится самый что ни на есть полноценный! Такой, что никто подумать не может. Вот увидите! Вам понравится.

Голос Куделькина чуть заметно дрогнул. Продолжая что-то бормотать о предстоящем ужине, Куделькин- младший насторожился. Гостиница его больше не интересовала. Он повернул голову к коммерческим киоскам. Вход в гостиницу как бы вдруг совсем перестал его интересовать.

Куделькин-младший вообще больше не смотрел на вход в гостиницу, на каменные ее ступени и темный остекленный вестибюль, зато внимательно уставился на вход Валентин. Правда, он тоже делал вид, что занимает его нечто свое

Ни жестом, ни взглядом Валентин не дал понять Куделькину-младшему, что сразу узнал неторопливо спустившегося по ступеням плечистого бородатого человека. Не важно, что утром на экране телевизора плечи этого человека, снятого на видик, были закутаны в махровый халат, — Валентин сразу его узнал. Потасканная джинсуха, в которой сейчас разгуливал узнанный Валентином тип, не так уж сильно его изменила. Борода осталась бородой, а плечистость плечистостью.Ничем особенным человек не выделялся из многих неторопливо входящих и выходящих из гостиницы людей,были среди них разные, и плечистые, и бородатые, и усатые, но Валентин сразу узнал чемпиона по убийствам. По крайней мере, в газетах этого человека называли именно так.

— Не смотрите в ту сторону, дядя Валя, — быстро и негромко шепнул Куделькин. — Допивайте пиво.Сейчас мы встанем и пойдем Вообще не смотрите в ту сторону. Даже виду не подавайте. Нельзя, чтобы он догадался, что кто-то им интересуется.

— Я им не интересуюсь, — усмехнулся Валентин. — Мне вообще плевать на его существование.

— Не важно, — так же негромко ответил Куделькин и в голосе его прозвучало непонятное удовлетворение. — Теперь не важно. Теперь все. Теперь хватит сидеть. Можно подниматься. Только не торопитесь и не глядите в ту сторону. Совсем не глядите. Теперь-то, дядя Валя, мы точно идем обедать.

— Мы что, битых два часа просидели здесь на скамье только ради этого типа? — не выдержал Валентин.

— Не все ли равно?

— А если бы он не вышел?

— А куда бы он делся? — хмыкнул Куделькин. Он, кажется, и впрямь даже не допускал такой мысли. —Не может живой человек круглые сутки сидеть в гостиничном номере. Особенно летом. Ну, сами подумайте. Душно в номере. Скучно. С ума сойдешь!

— А если бы он все-таки не вышел? — упрямо повторил Валентин.

— Ну не вышел бы, и хрен с ним. Попили бы пивка. Покурили. Плохо разве? Погрелись бы на солнышке. Может, справились бы у администратора, на месте ли этот тип? Впрочем, нет, не стали бы мы справляться. Нам это ни к чему. Просто посидели бы на скамеечке. Ведь красиво, а? Правда ведь, здесь очень красиво? Я не вру, дядя Валя. Если не верите, можете заглянуть в учебник. Обь — вторая по длине река мира.

Произнося это, напряженно посмеиваясь, запрокидывая над губами пивную банку, Куделькин незаметно самым краешком глаза внимательно следил за плечистым бородатым человеком, неторопливо спустившимся на пригостиничную площадь по каменным ступеням гостиницы. Несмотря на бороду, на плечистость, внешность у жилистого человека была все таки неброская. Ну, разве что плечи запоминались. Да и то… Ну, развернутые крепкие плечи, обтянутые поношенной джинсой. Что в этом особенного?

— У него такой вид, будто он собрался в тюрьму, — недовольно заметил Валентин, скашивая глаза на Куделькина.

— Ну, — хмыкнул Куделькин, — сам он так, наверное, не думает.

— Но вид у него такой.

— Ну, вид такой… Так это его просто переодели, дядя Валя. По походке видно, что он уже отвык от такой одежки. Несколько скован. Мешает ему эта джинсуха. Он никак в джинсухе не может почувствовать себя свободным. Впрочем, думаю, ему сейчас вовсе не до каких-то особых чувствований… Вы сразу узнали его, дядя Валя?

— Сразу.

— Ну и?..

— Никаких «ну и»! Я его узнал. И достаточно. А узнал только потому, что сегодня утром видел его на экране видика. Через пару дней я бы о нем забыл. И хватит об этом. Больше никаких этих «ну и»!

Куделькин кивнул.

Подогретые долгим ожиданием, баночным пивом и странным, вдруг снова и снова охватывающим его раздражением, в Куделькине-младшем вновь проснулись неясные подозрения.

Слишком уж спокойно держится бывший чемпион, подумал он неодобрительно. Даже как-то уж слишком спокойно. Я бы сказал, демонстративно спокойно. Будто он каждый божий день запросто следит со скамьи на берегу Оби за неторопливыми прогулками таких знаменитых убийц, как Леня Чирик. Хотя, что уж… В общем-то, можно понять, подумал Куделькин. У бывшего чемпиона свое отношение к происходящему. По крайней мере, сам он, наверное, именно так и думает. А на самом деле ни хрена он не понимает в происходящем. И не может понимать. Не дано ему этого. Отстал! Катастрофически отстал. Ведь из России дядя Валя, кажется, в свое время даже не убежал. Ему повезло. Его, кажется, даже не выслали. Он сам, кажется уехал. С молчаливого согласия властей. Ну, дали, конечно, пинка. Не без этого Ну, скажем так, слегка помогли уехать. Пинок, он ведь тоже помогает, а иногда здорово. Дяде Вале совершенно официально помогли. То есть совершенно официально дали пинка. Вот и пойми, чем сейчас напичкана его голова?

— Послушай, Юра, — суховато заметил Валентин, поглядывая теперь больше на Обь, чем на гостиницу. — Мне, в общем, наплевать на то, чем ты занимаешься. Твои проблемы — это твои проблемы. Я уже говорил. Но, судя по пленке, которую ты прокручивал утром по видику, этот бородатый тип опасен. Даже, наверное, очень опасен. Такое у меня сложилось впечатление. Так какого черта он свободно бродит по городу?

— Он не по городу бродит, дядя Валя, — ухмыльнулся Куделькин, справившись наконец с внутренним, ему самому непонятным раздражением. — Он в тюрьму идет. Тут вы правы. Вот он выскочил, как хорек, сейчас ущипнет какой-нибудь пищи и юркнет обратно в норку. Такая у него жизнь. Ему не позавидуешь, дядя Валя. Вид у него ничего, смелый, даже, я бы сказал, самостоятельный вид. Ну, прямо-таки партизан, да? Партизан на задании Но на самом деле, куда бы он ни шел, он топает прямо в тюрьму Так на роду у него написано. Он может стоять перед киосками и листать журнальчик. Он может курить, сидя на скамье. Он может вернуться в свой номер. Он может даже спуститься на берег Оби и прокатиться на катере, все это не важно. Все это уже не имеет значения. Что бы он ни делал, дядя Валя, куда бы ни шагал, куда бы ни ступал своими кривыми ногами, каждый шаг ведет его именно в тюрьму.

— Ты знал, что он здесь появится?

— Ну, скажем так… Надеялся.

— Надеялся?

— А разве этого мало?

— А если его опознают?

— Опознать человека в толпе трудно, — покачал головой Куделькин — Вы же видите, тут перед киосками шатается в основном покупающая толпа. А в покупающей толпе, дядя Валя, внимание людей всегда отвлечено на предмет возможной покупки. А этот тип редко выходит из гостиницы А если выходит, то ненадолго. И всегда держится настороже. Это у него только вид такой смелый. Держу пари, что минут через пять он юркнет обратно в гостиницу.

— А если не юркнет?

— Ну, — хохотнул Куделькин. — Это его проблемы.

— Ты уверен?

— Что вы хотите сказать? — насторожился Куделькин.

— А то, что нас пасут.

— Пасут? Нас? — изумился Куделькин. — О чем это вы?

— А вон о тех молодых людях, — негромко заметил Валентин. — Ты не крути головой. Ты, оказывается, опасный человек, Юра Ты головой не крути, а просто обрати внимание вон на ту скамью Ну, чуть левее входа в гостиницу. Вот, вот. Сидят там двое. Видишь? Тоже потягивают пивко. А появились они возле гостиницы почти в одно время с нами. Ну, может, минут на пять позже Мне это не нравится.

— С чего вы взяли, что они пасут нас?

— А ни с чего. Просто заметил их в метро. Случайно обратил внимание Рожи у них стандартные, но почему-то я на них сразу обратил внимание. Чувство такое… Чувство опасности… Слышал когда-нибудь? Похожи они друг на друга, топтуны, поэтому, наверное, я и обратил на них внимание. В метро они ехали в одном вагоне с нами, но в стороне, конечно. А потом в подземном переходе я их потерял. Ну и хрен с ними. Что мне до них. Увидел и тут же забыл. Но они, смотри, возникли на скамье возле гостиницы. Как бы сами по себе. Битых два часа, не меньше, дуют пивко. Только они экономнее, чем мы. Вряд ли на двоих выпили пару банок.

— Вы уверены?

— На все сто.

— Ну, ладно, — как бы нехотя потянулся Куделькин и поднялся. — Это вам показалось, дядя Валя. Сами знаете, мало ли что может показаться человеку. Не без этого. Все. Обедать пора.

На Красный проспект они поднялись со станции метро«Площадь Ленина». Выбор бывшего чемпиона вызывал у Куделькина активный протест.

— Да что вам в этом кафе-баре? Дядя Валя! Это же дыра. Да вы знаете, кто сюда ходит?

— Пан Юзеф Циранкевич? — усмехнулся Валентин.

— Какой к черту Циранкевич! Не слышал ни о каком Циранкевиче! Гомики и проститутки! Вот кто сюда ходит!

— Разве они не люди?

— Но, дядя Валя! Я же хочу угостить вас по-настоящему. На хрена вам это заведение? Выбор есть. Богатый выбор. Выбирайте любой ресторан. Самый лучший, самый дорогой, самый что ни на есть уютный' Мне хочется, чтобы вы получили удовольствие.

— Я получу удовольствие, — пообещал Валентин. И усмехнулся. — Но именно в этом баре.

Куделькин сдался.

Начинали сгущаться сумерки. Движение на проспекте несколько ослабело.

Они быстро добрались до кафе, в котором день назад Валентин потерял загадочную бизнес-вумен. Он и самому себе не признался бы в этом, но почему-то жила в нем уверенность, что вот сейчас они переступят порог и он сразу увидит женщину в светлом деловом костюме, причем именно за тем самым столиком, на который вчера ставили для нее пепельницу и пирожное.

Поздним вечером знакомое уже кафе показалось Валентину незнакомым. Даже чужим. Наверное, потому, что на столиках горели свечи.

Колеблющиеся язычки многочисленных свечей таинственно отражались в зеркалах на стене и на потолке, и в невероятной цветистой батарее бутылок и бутылей, украшавших бар.

Конечно, стойка была не богаче какой-нибудь, скажем, парижской или марсельской стойки, но все равно обилие бутылок и бутылей поражало.

В стекле есть своя красота, в который раз подумал Валентин, не привыкший пить много, но в свое время проводивший время в барах не без удовольствия. Один хороший французский урожайный год мог бы долго поить жителей разных стран. Очень долго В том числе и жителей России. Если бы, конечно, не тайная страсть россиян к альтернативным напиткам.

Ладно…

Пока рослый администратор, лучась улыбкой, несколько подпорченной слишком буквально понятым профессионализмом, вел их к столику, указанному Куделькиным — поближе к окну, подальше от стойки, Валентин украдкой попытался увидеть, здесь ли лже-Тоня? Входя в кафе, он был убежден в том, что бизнес-вумен, так странно напомнившая ему Тоню, непременно окажется в кафе. Понятно, что это будет не Тоня. На чудо Валентин не надеялся. Он никогда не верил в чудеса, даже на спортивной арене. Кроме того, он слишком хорошо знал, где сейчас лежит настоящая Тоня. И все-таки…

В зале царил трепещущий полумрак. Именно трепещущий. Наверное, из-за свечей, зажженных на каждом столике.

Бесшумно, как нежное привидение, за мощным плечом Куделькина возникла официантка.

— Выходите за меня замуж, — очень серьезно предложил Куделькин, каким-то образом почувствовав за спиной официантку.

Голос Куделькина не понравился Валентину.

Куделькин держал в руках меню, он всматривался в меню, но голова его явно была занята чем-то другим. Чем-то совсем другим. Он как-то резко в этот момент не понравился Валентину. Такие как бы рассеянные люди иногда бывают опасны. Неожиданно уходя в себя, прокручивая что-то свое в сознании, они иногда приходят к странным выводам. Валентин такое видел не раз.

— Выходите за меня замуж, — не поворачиваясь, как-то уж слишком серьезно предложил Куделькин официантке. — По утрам я буду варить для вас кофе. А потом готовить вкусные обеды. А по воскресеньям возить в лес по грибы. А в перерывах между всеми этими хорошими делами выполнять все ваши самые сокровенные желания

— Не могу, — улыбнулась официантка. Может быть, она знала Куделькина, а может, просто была хорошо вышколена. — Я же вижу, что вы очень занятый человек. А потом, вы умный. И слишком многое видите. Вот я стою у вас за спиной, вы на меня даже ни разу не взглянули, а предлагаете такое. К тому же меня трудно провести. Вы получаете не так много, чтобы выполнять мои самые сокровенные желания. Да вы, наверное, и ездите на «запоре»! — закончила официантка неожиданно обиженным тоном.

Куделькин рассмеялся вместе с официанткой. Они поняли друг друга.

Это до Валентина не сразу дошло, что «запор» означает лишь марку машины. Очень известной и очень дешевой легковой машины «Запорожец». Неохотно откликнувшись улыбкой на смех, Валентин расслабился и откинулся на спинку стула, пытаясь пробиться взглядом сквозь трепещущие звездочки свечей. Но звездочки свечей мешали. Оказывается, свечи могут слепить глаза не хуже прожекторов. Как бы то ни было, бизнес-вумен лже-Тоню Валентин в зале не увидел.

Тогда он опять полуприкрыл глаза и как бы издали прислушался к странному голосу Куделькина.

— С салатами у нас без проблем… — бормотал Куделькин. — «Очарование»?.. Звучит манерно, но чего же?.. У всякой вещи свой вкус. Несите «Очарование». Если оно, конечно, не вчерашнее Вы ведь не подаете вчерашнее «Очарование»? Нет? Это радует. А горячее? Что там у вас сегодня?

Несомненно, Куделькин уже бывал в этом кафе.

— Свинина в капустном листе, — теперь уже официантка держалась серьезно А может, черт их знает, это была их давняя игра. Но со стороны действительно могло показаться, что предложение Куделькина-младшего выйти за него замуж потрясло бедную девушку и выбило ее из колеи. — Не просто свинина, а вырезка. Хорошо отбивается, потом густо панируется в лизоне. Лизон — это специальная смесь из яиц и муки, — улыбнулась она Валентину, перехватив его недоумевающий взгляд. — Хорошо отбитая вырезка заворачивается в широкий, ошпаренный кипятком капустный лист. Он,собственно, и сохраняет все соки А не хотите свинину, — призывно улыбнулась официантка, — могу предложить говядину «тропикана»?

— Почему «тропикана»? — удивился Валентин

Название блюда неприятно напомнило ему бар на питерском пароме «Анна Каренина».

— Потому что она с бананами.

— Говядина с бананами?

— Кусок мягкой говядины с полоской жира по одному краю… Естественно, хорошо обжаренный, — улыбаясь объяснила официантка. Она походила в этот момент на дикторш, объявляющих погоду в программе«Время». — На оставшийся необжаренным край укладываются мелко порезанные кусочки недозрелого банана. Потом мясо заворачивается так, чтобы край с полоской жира оказался внутри. Как в рулете. Сверху все густо панируется сыром и сухарями и хорошо обжаривается.

— А вы принесите нам и то и другое, — после некоторых раздумий предложил Куделькин. — Мы весь день не ели. Мы справимся и со свининой и с говядиной, если даже вы обложите их не бананами, а турнепсом.

— Турнепс не держим.

Официантка, кивнув, отошла.

— Вот так, дядя Валя, — выдохнул Куделькин и торопливо разлил по рюмкам коньяк. Было видно, что настроение Куделькина резко изменилось в худшую сторону. — Если хотите знать правду, у меня накопилось много вопросов.

— Ко мне?

— К вам.

— Девяносто шесть процентов вопросов, задаваемых людьми, обычно являются бессмысленными. Они задаются просто так, от нечего делать, — осторожно заметил Валентин.

— Я постараюсь не задавать бессмысленных вопросов..

Валентин пожал плечами.

— Я вас вижу всего второй день, дядя Валя. Конечно, раньше я о вас слышал. И не мало По словам отца я примерно таким вас и представлял. Но и не совсем таким. Это меня удивило. Обычно отец очень точно определяет людей. Есть у него такой талант. Вас он определил как человека прежде всего сдержанного. Он так и сказал по телефону, что с годами вы мало изменились, что вы так и остались человеком в себе. Но я вот гляжу на вас, и меня не оставляет ощущение, что вы еще более закрыты, чем говорил отец Наверное, вы все-таки изменились. И гораздо больше изменились, чем думает отец Вы постоянно в каких-то своих раздумьях, вы постоянно себе на уме. Вы ходите, пьете, разговариваете, но сами упрямо заняты чем-то другим. Чем-то совершенно своим. Чем-то таким, что никак не связано с окружающим миром. Я видел такие лица, как у вас. И примерно представляю, что означает их выражение. — Куделькин помолчал, потом спросил: — Вы кого-то ищете?

Валентин не ответил.

Но Куделькин, похоже, и не рассчитывал на немедленный ответ.

— Вы кого-то ищите? — повторил Куделькин. — Я, правда, чувствую такие вещи. Только, пожалуйста, дядя Валя, не говорите, что вы прилетели в Новосибирск просто так, взглянуть на город и на Сибирь. И не говорите, пожалуйста, что прилетели в Новосибирск только потому, что отец попросил вас кое-что привезти ему.

Для малых дел существуют малые люди. Я, конечно, приму любой ваш ответ, вы мой гость, но я вижу вас второй день, и все два дня с вашего лица не сходит неопределенная полуулыбка. И взгляд у вас несколько отсутствующий. Вы или что-то вспоминаете, или что-то просчитываете. Очень серьезно просчитываете. Я чувствую, что вам что-то мешает. И вы никак не можете от этого чего-то отделаться. Да и вряд ли отделаетесь в ближайшее время. По глазам видно. Я не ошибся? Что-то такое есть? — грубовато усмехнулся Куделькин. — Ну, колитесь, чемпион! Кого вы ищете?

— Женщину, — коротко ответил Кудимов.

Он смотрел в это время на столик, поставленный рядом с потемневшим окном, за которым уже зажглись фонари. За столиком сидела одинокая белокурая женщина. Даже на расстоянии Валентин чувствовал варварский запах дешевых духов. Перед женщиной стоял стакан с минеральной водой и крохотная рюмочка, наполовину пустая. Еще перед ней, как перед готовящейся к подвигу коммунаркой, стояли красные гвоздики. Правда, такие же красные гвоздики стояли и на всех других столиках.

— Почему ее так ломает? — негромко спросил Валентин. Ему не понравились вопросы Куделькина. — Она ведь еще не стара. Она даже привлекательна. И одета более или менее. И вид у нее не голодный. А ее ломает. Здорово ломает. Чувствуешь? Изнутри. Посмотри, как она, бедняга, поводит плечами, будто ей и в такую духоту холодно.

— Она на пытке, — коротко, но серьезно ответил Куделькин, торопливо заглатывая очередную порцию коньяка.

— Что значит на пытке? Что ты имеешь в виду? Она просто сидит за столиком. Уверен, она сама выбрала это место, ее никто не заставлял приходить сюда. При чем тут пытка?

— Пытка в ее мозгу.

— Слишком мудрено.

— Ничего мудреного, — опять с некоторым раздражением в голосе объяснил Куделькин. Наверное, он считал, что суть объясняемого лежит на поверхности — Она сидит и прикидывает, сколько она сегодня сможет насшибать монет? Она сидит и прикидывает, повезет ей сегодня или не повезет? Сильно она сегодня надерется или не сильно? Окажутся при ее клиентах презервативы или ей самой придется думать об этом? Ну и так далее. Вот ее и морозит.

Куделькин брезгливо поморщился.

— Чего это я объясняю вам такие вещи, дядя Валя? Вы же сами отлично знаете. Или вы таким образом уходите от моего вопроса?

— Ты о женщине?Да.

— Ты почти угадал, — усмехнулся Валентин. — Но и не угадал. Я действительно в некоторой растерянности. Как тебе объяснить?.. Когда-то я знал женщину, которая мне здорово нравилась Она всем нравилась. Фам фаталь, как говорят французы. Она даже твоему отцу нравилась, а в свое время Джон был привередлив в этом деле. Это потом жизнь тряхнула Джона, и он как- то утерял ориентиры. А в свое время мы были неплохой командой. И кое-что понимали в жизни. Или нам так казалось. А та женщина… Фам фаталь… Некоторым образом она тоже входила в нашу команду. Теперь не важно, что потом случилось с той женщиной, но вчера днем здесь, в Новосибирске, мне показалось, что я увидел ее. На проспекте. Ну, не ее, конечно, я понимаю. Но все равно вчера днем я увидел на проспекте женщину, очень похожую на… Ну, тебе незачем знать ее имя. Я имею в виду имя той женщины. Фам фаталь. А я увидел на проспекте и незаметно пошел за ней. Она поразительно походила на… Да ладно… Я понимаю что ты сейчас скажешь. Ты сейчас непременно скажешь что в мире очень много похожих женщин. Это действительно так. В этом ты прав. И я с этим заранее соглашаюсь. Но… Ладно, — махнул он рукой. — Сам видишь, что я ничего не утверждаю и даже не пытаюсь утверждать. Просто я всегда принимаю жизнь такой, какой она является на самом деле. Ничего не придумываю. Принимаю сам факт. А факт, он и есть факт. Ничего больше. Просто вчера на проспекте я неожиданно увидел женщину, которая показалась мне поразительно знакомой. И вчера я незаметно вошел вслед за нею в это кафе.

— Так вот почему вас сюда тянуло.

— Да. Наверное.

— И что?

— А ничего.

— То есть?

— Я потерял ее.

— Она вышла? — не понял Куделькин.

— Она исчезла. Понимаешь, она не вышла, а исчезла. Я из-за нее просидел тут почти час. Она прошла в туалет и будто испарилась.

— Как она выглядела?

— Среднего роста. Тонкая. Изящная. Конечно, ей не двадцать лет, но больше тридцати ей тоже никто не даст. У нее овальное, чуть вытянутое лицо, а кожа матовая почти не загорелая. Женщина, которую я когда- то знал, тоже не любила загорать. У нее на загар была не очень здоровая реакция. Ходит быстро, но ловко. У нее красивая походка.

— Наверное, это Кирш, — брезгливо заметил Куделькин.

— Что значит Кирш? — недовольно посмотрел на Куделькина Валентин.

Ему не нравилось, с каким равнодушием и как безапелляционно раздает оценки Куделькин.

— Лёлька Кирш. Проститутка. А Кирш — это ее фамилия. Заметьте, именно фамилия, а не прозвище. Она никогда не стыдилась и нисколько не стесняется своей профессии. И всех тут знает. Если понадобится, Кирш откуда угодно даже через дымоход уйдет. Думаю, мы говорим об одной и той же женщине. По крайней мере, словесный портрет похож. Только вот что касается ее профессии… Но тут, дядя Валя, тоже все просто. Обыкновенная сучка. И глаза у нее, как у обыкновенной сучки. Кому-то по пьяни она может показаться необыкновенной, но она все равно совершенно обыкновенная Вы просто не успели заглянуть ей в глаза, дядя Валя. Если бы вы заглянули в ее глаза, вы перестали бы ее искать. Подозреваю, дядя Валя, что в ваше время у женщин не было, наверное, таких сучьих глаз. В ваше время, дядя Валя, даже шлюхи, наверное, выглядели романтично. Все сучки остались нам По принципу отгрузки. Что отгрузили — уехало, остальное — тебе. Вот нам и остались одни сучки. — Куделькин нехорошо усмехнулся. — Никогда, дядя Валя, не следует возвращаться к женщинам из прошлого И искать их не следует.

— Ну да, — криво усмехнулся Валентин — Они стареют.

— Откуда вы это знаете? — удивился Куделькин. По его глазам было видно, что он как раз хотел изречь данную сентенцию

— Я слышал это от капрала Тардье.

— А-а-а, от капрала, — протянул Куделькин. — В Иностранном легионе, оказывается, сохранились капралы. — Куделькин недовольно помотал головой, как бы отгоняя от себя какое-то не очень приятное видение, и снова наполнил рюмки. — Пейте, дядя Валя. Это настоящий коньяк. Проверено.

— А тут подают и ненастоящий?

— Могут подать. Сильно нажрешься, подадут. За этим надо следить. Доверяй, но проверяй. Но у нас все под контролем. У нас все схвачено. Коньяк, который мы сейчас пьем, не поддельный. Этот коньяк не относится к альтернативным напиткам. — Куделькин, будто моргнул, подмигнул Валентину: — Капралу Тардье он понравился бы.

— Не думаю.

— Почему?

— Капрал Тардье любит пить, не думая — поддельный он пьет коньяк или настоящий. Он привык к простой мысли, что коньяк бывает только настоящий. Капралу Тардье было бы неприятно узнать, что существуют альтернативные коньяки, от которых можно ослепнуть или умереть.

— Империализм защищаете, дядя Валя?

Куделькин опять нехорошо подмигнул. Будто соринка попала в глаз.

Конечно, с горечью подумал он про себя, капралу Тардье в голову не придет, что существуют альтернативные коньяки. Он, этот сраный капрал, никогда, наверное, не сталкивался с альтернативными коньяками. Он,наверное, даже не понимает, для чего, собственно, надо подделывать водку или коньяк.

Да для дешевизны, капрал! — вдруг озлобился Куделькин. Что вы в этом понимаете? Одно дело выжрать литр алкоголя за сотню тысяч рублей, другое дело выжрать тот же литр за семнадцать. Есть ведь разница, правда? И эта разница больше, гораздо больше, чем разница в ценах между «Наполеоном» и поддельной водкой «Новониколаевская». Хрен с тобой, капрал, пей, что хочешь! Только не трогай наши альтернативные напитки. На самом деле они полезны. На самом деле они не убивают, а очищают. Альтернативные напитки очищают наше общество от грязи. Придет пора, мы все эти альтернативные напитки, а с ними остатки былого бесчисленного воинства бомжей, бродяг и сучек свалим бульдозерами в гигантскую яму. И эта яма будет поэффектнее тех старых заброшенных карьеров, которые любили набивать трупами большевики и нацисты. Но это когда придет пора. Не раньше. Когда придет пора,мы набьем заброшенные карьеры дерьмом, тем откровенным дерьмом, которое можно выскрести из всяческих щелей. А карьеры отдадим ученым археологам. Пускай в своем далеком будущем наши ученые археологи изучают черепа людей, активно употреблявших при жизни альтернативные напитки. Пусть в своем далеком счастливом будущем ученые разъясняют нормальным людям, куда и как далеко все это могло завести и как далеко это завело страну в свое время… У нас, зло подумал Куделькин, все будет по другому… Мы поставим на стойки напитки, которые никто, даже этот сраный капрал Тардье, уже никогда не назовет альтернативными…

Почему-то Куделькину сразу не понравился капрал Тардье. Ну да, подумал про себя Куделькин. Этот капрал, наверное, служака. Не хлеще меня, и не хлеще полковника Лыгина, но служака. Правда, в отличие от нас, он жрет французские коньяки. Это понятно. Не дагестанский же ему жрать во Франции. И черт с ним! Пусть жрет. Не хватало еще забивать голову проблемами какого-то капрала Тардье У меня своих проблем выше рта.

Разбуженные алкоголем раздражение и усталость последних дней снова затопили Куделькина.

Сиди сейчас за столом Зимин, подумал он, все бы, наверное, выглядело совсем не так. Мы бы, наверное, о многом поговорили с Зиминым. У меня нашлось бы много вопросов к полковнику Зимину. Но Зимина нет.

Куделькин с ненавистью глянул на соседний столик.

За соседним столиком трое кавказцев шумно и весело поили шампанским двух дур с Красного. Щелкали пробки, звенел смех. Дуры, подобранные кавказцами на Красном проспекте, вовсю веселились, вызывая незримую, немую, но бешеную зависть у местных профессионалок, занявших отдаленный столик у стойки.

Сучки, подумал Куделькин. Сучки, гомики и кавказцы. Сучки, гомики и кавказцы — вот от кого мы постараемся избавиться прежде всего, в первую очередь.

Куделькина душило бешенство. Он вспомнил, как по мертвому лицу полковника Зимина уверенно, по- хозяйски бежал муравей. И вспомнил вонючего бомжа Груню. От ненависти у Куделькина свело скулы. Вот гнилье, которое нам еще придется счищать, и счищать, и счищать с ран. Счищать, ни на что другое не отвлекаясь. Долгая работа. Но необходимая. Мы все счистим!

Это, конечно, больно, но лучше потерпеть, подумал Куделькин. Лучше потерпеть и все счистить. Затягиваются и заживают только чистые раны. Если не прочистить раны, мы сгнием заживо. На самом деле мы уже давно гнием. Нас даже альтернативные напитки уже не убивают. Мы миримся с вонючими бомжами, выпрашивающими деньги на выпивку во здравье генерала Дудаева. Куделькин принципиально не хотел помнить, что Колька Недопырка выпрашивал деньги как раз наоборот, на то, чтобы выпить за помин души генерала Дудаева. Почему, гад, ты не выпрашиваешь деньги, чтобы выпить за помин души капитана Витьки Ларина или за помин души полковника Женьки Зимина?

С Юрой что-то не так, покачал головой Валентин, искоса поглядывая на Куделькина-младшего. Как-то он слишком уж быстро и откровенно опьянел. Так не бывает. Ну да, сложности на службе. Это само собой. Друг погиб… Но, кажется, сам он на грани срыва. И чем-то здорово задет. Бросается из крайности в крайность. То готов, как пес, с яростью наброситься на любого, то ни с того ни с сего впадает в крайнее равнодушие. Ну прямо в совершеннейшее равнодушие. В отдельности и то и другое нехорошо. Еще хуже все вместе. Надо вывести его из этого состояния.

— А другие вопросы? — спросил он вслух.

Куделькин усмехнулся.

— Как вы попали в легион, дядя Валя? Я о таком читал только в книжках. Была такая хорошая книжка «Разворованное чудо». Выходила в Новосибирске. Если судить по ней, в легион в основном попадают подонки.

— Близко к истине.

— А все же, как?

— Мне помогли уехать. Разве отец тебе не рассказывал?

— Нет.

— Ну тогда и я не буду. Но если коротко, то в Париж я прилетел вполне легально. Хотя, признаюсь, обратного билета в Россию у меня не было. И перспектив не было.

— А язык?

— Отсутствие языка и привело меня в легион. В самолете случайно увидел объявление в журнале. У них о наборах волонтеров объявляется через журнал. Есть такой. «Солдат удачи». Часть текстов в журнале оказалась на русском. Они, наверное, специально так делают. Я еще в самолете решил, что если ничего хорошего не придумаю, то подамся в легион

— Так просто?

— Проще не придумаешь. Но, конечно, сперва я отстоял очередь в конторе… Разные люди… Были и не первой молодости. Таких, правда, отшивают. В очереди я видел даже негра Черт его знает, может, американский, может, африканский… Я потом с ним не Пересекался.

— Что там делают американцы?

— В легионе?

— Вот именно. По-моему, в вооруженных силах США платят больше, чем в легионе.

— А ты откуда знаешь, сколько платят в легионе?

— Читал.

— И сколько, по-твоему?

— Долларов пятьсот в месяц.

— Не совсем так. Долларов пятьсот в месяц выходит только на второй год. А в первый год получаешь меньше. Долларов четыреста. Правда, выдаются разовые премии, если заслужишь. Для американца действительно не деньги. Но ведь это для нормального американца. Это для нормального американца, а не для того, который зарезал, скажем, любовницу или дезертировал из армии. Легион, он как большое мутное болото Если туда нырнуть, тебя не скоро отыщут. Там все зеленые,все похожие, и никакой истинной информации о человеке ты там ни от кого не получишь. Там у каждого своя собственная легенда, своя биография, вовсе не являющаяся истинной. Так что, сам понимаешь, охотников нырнуть в большое мутное болото всегда достаточно. Дело тут не в деньгах. Особенно если за тобой тянется какие-нибудь след.

— За вами тоже тянулся?

Валентин промолчал.

— Я это к тому, — ухмыльнулся, ничуть не оправдываясь, Куделькин, — что даже в такое удобное болото не каждый стремится нырнуть.

— И зря, — сухо заметил Валентин. — Тебе, например, не помешало бы некоторое время отсидеться в мутном болоте.

— С чего бы это? — удивился Куделькин.

— Я же показывал тебе ребят на скамеечке перед гостиницей? — напомнил Валентин.

— Показывали, — насторожился Куделькин. — Нормальные ребята. Знают дело. Знают, на ком висеть.

Он подумало Чирике. Он был уверен, что те ребята следят за Чириком.

Валентин усмехнулся.

— Они висят на тебе.

— На мне? — Куделькин раздраженно рассмеялся. — Это почему на мне? А может, их интересуете вы,дядя Валя? А? Все-таки, это самое… — неопределенно покрутил он пальцами в воздухе. — Иностранец..

— Ты не ошибся… У меня грехов много — согласился Валентин. — Только ребята, про которых я говорю, интересуются не мной. Плевали они на какого- то иностранца. Они водят тебя. Я немного разбираюсь в таких вещах.

Валентин посмотрел на Куделькина, и Куделькин отвел глаза.

Не тебе вгонять меня в растерянность, парень, хмуро подумал Валентин. Ты можешь посмеиваться надо мной, но мне это все равно. Мне на все это плевать. Я завтра улечу. А ты останешься. В своем болоте В своем крошечном болоте. В таком крошечном, что никогда в нем ни от кого не скроешься.

И напрасно ты смеешься, парень, над большим мутным болотом легиона, подумал Валентин. Атмосфера там не такая, какой кажется тебе отсюда. И не такая, как в книжках. Даже в хороших. В легионе много дерьма, но там не врут друг другу и не пытаются втереть очки напарнику. Там мир принимают как данность. Небо — это небо. Враг — это враг. Оружие — это оружие. И ничего другого. Там ничего не придумывают. В легионе на солдатской кухне готовят свинину, может, пожестче этой, зато в легионе ты сам определяешь размер своей порции. Там ты просто обязан съедать столько, сколько требуется, потому что иначе не потянешь службу. Когда в Париже, вспомнил Валентин, меня отобрали и привезли на сборный пункт, я считал, что нам выдадут только по чашке отвратного кофе и какую-нибудь перловку. Но нам подали простую, но отменную еду. И отменный кофе. И в кубрике казармы на тридцать пять человек в первую ночь никто не пытался устроить мне просто так «велосипед» или заставить поплясать на глазах у всех. И проблем с языком я не испытывал. «Же сюи рюс…» Этого достаточно. Русский в легионе всегда идет к русским или к полякам. Старая традиция. Раньше, говорят, к ним присоединяли еще югославов, но в тот год у югославов были свои проблемы. Югославы в тот год сами нуждались в наемниках. А что касается американцев… Это точно. В такое большое мутное болото, как легион, чаше всего ныряют именно те, у кого за спиной тянется впечатляющий след. Иногда даже слишком впечатляющий. Как, например, у Джека Кроуфта…

Валентин вспомнил Джека Кроуфта. Длинный американец Джек Кроуфт прошел «Бурю в пустыне».

Поминая генерала Шварцкопфа, главного героя «Бури в пустыне», бывший американский пилот Джек Кроуфт всегда выражался однозначно — мордастая скотина Никак не иначе. Впрочем, даже поминая Бога, Джек Кроуфт произносил God как Coat, то есть козел. У Джека Кроуфта вообще было много странностей. Наверное, у большинства, прошедших «Бурю в пустыне», было много странностей. Сам мордастый генерал Шварцкопф не избежал этого. По словам бывшего пилота Джека Кроуфта, а он о «Буре в пустыне» знал не понаслышке, перед началом операции мордастая скотина генерал Норман Шварцкопф собирался взорвать в воздухе над Ираком настоящее ядерное боевое устройство. Для устрашения. И для того, чтобы вывести из строя электронное оборудование противника. Говорят, что взрывать боевое ядерное устройство мордастому герою «Бури в пустыне» запретил лично президент Буш.

Но Джек Кроуфт невзлюбил мордастую скотину Шварцкопфа не за это.

Сбитый в первый день операции, попав в плен к иракцам, американский пилот Джек Кроуфт увидел такое, чего генералу Норману Шварцкопфу видеть, конечно, не приходилось. Например, дохлых крыс. Посреди Багдада. В бомбовых воронках. Наполненных вонючей мутной водой. И надувные декоративные резиновые танки. Которые выглядят с воздуха совсем как настоящие. И отель «Рашид», набитый насмерть перепуганными иностранцами.

И это его, Джека Кроуфта, а не мордастого генерала Шварцкопфа, иракцы выгнали из отеля «Рашид» прямо во время бомбардировки. Иракцы знали, что пленный американский пилот будет разорван на улице толпой. А сам Джек Кроуфт в свою очередь знал, что перед смертью ему даже выкурить сигарету не позволят. И если американский пилот Джек Кроуфт все-таки выбрался из Багдада, то вовсе не благодаря мордастому генералу Норману Шварцкопфу и его мордастым коммандос. Бывший американский пилот Джек Кроуфт выбрался из Багдада сам и никому никогда не рассказывал, как именно это у него получилось. Но, наверное, средства, выбранные для спасения бывшим пилотом Джеком Кроуфтом, были не совсем хороши, они, наверное, были откровенно не хороши, потому что бывший американский пилот не нашел ничего лучшего, как нырнуть в большое мутное болото легиона.

Правила легиона просты. Делай дело. Работай на полную катушку. Отслужи честно свои пять лет, и ты получишь свои семьдесят тысяч долларов наличными. И получишь свободу.

Разумеется, на все время службы тебе придется забыть про баб и про все такое прочее, а голубых в легионе принципиально не держат. Разумеется, все эти пять лет ты будешь работать как сумасшедший, еще и еще раз как сумасшедший, и не раз будешь подставлять лоб под пули. Но работа — это само собой. Работа подразумевается. Да, в конце концов, чем искать бабу, лучше заслужить лишнюю лычку. Подставляй лоб и зарабатывай лычки Лишняя лычка — это лишние деньги. А лишних денег не бывает. В легионе это знают лучше, чем где-либо.

А еще, ныряя в болото легиона, бывший американский пилот Джек Кроуфт отлично знал, что, в отличие от всех других больших мутных болот, в болоте легиона нет никаких клятв. Легионеры не клянутся ни на Библии, ни на Коране. У них есть Контракт. И неписаный Кодекс чести. Терпи напарника и делай дело. Вот главная заповедь.

Потому ты тут и крутишься, как на сковороде, хмуро подумал Валентин, еще раз взглянув на Куделькина. Ты-то, наверное, давал присягу. И мечтаешь о заслуженной пенсии Твоя компьютерная контора блеф. Чистый блеф. Ты отлично знаешь, где будешь получать пенсию. И зарабатываешь ее, не оглядываясь на сделанное. А вот у легионеров не бывает мечты о пенсии. Дерьма у них много, и все у них пахнет потом и дерьмом, но вот о пенсии они не мечтают. Это не их мечта. Они просто знают, что, отслужив свои пять лет, они получат чистый паспорт, который будет выписан на любое устраивающее их имя. И свободу.

Вот твой паспорт. Отваливай!..

Валентин поднял голову.

— На хвост сели все-таки тебе. Подумай. Я бы на твоем месте насторожился. Эти ребята весь день ходили за нами.

Куделькин неохотно кивнул. Он опьянел. Его опять переполняли неясные ощущения Слежка? Может быть… Но, скорее всего, это слежка за Чириком.

Бывший чемпион ошибся. Люди полковника Лыгина, если, конечно, это его люди, не пойдут за ним, за капитаном Куделькиным. Пусть он считается человеком в отставке, но это ложная отставка. Она, как многое другое, входит в условия игры. Сегодня полковник Лыгин посчитал, что я должен уехать на дачу. И это тоже входит в условия игры. Полковник Лыгин знает мою исполнительность. Я действительно уеду на дачу. Сейчас напьюсь и уеду.

Куделькин вдруг всей шкурой почувствовал, что правильнее было бы уехать на дачу прямо сейчас.

— Ладно. Закури, — негромко произнес Валентин. — Сейчас я вправлю тебе мозги. Закури. Вот так. Не торопись. Выпусти дым и поверни голову. Так, будто ты отмахиваешься от дыма.

— В какую сторону?

— В сторону окна.

— Что я там увижу?

— Ты увидишь там тех же самых ребят, которые сидели на скамеечке перед гостиницей.

— А если все-таки этих ребят интересуете вы?

Валентин усмехнулся.

— Невелика честь. А лучше всего… — негромко сказал он, — сделаем так. Я сейчас встану и пройду в туалет. А ты проследи за их реакцией.

Валентин встал и неторопливо проследовал мимо веселящихся кавказцев, одобрительно оценивших его крепкую фигуру.

Он знал, что именно увидит Куделькин. Сейчас эти двое под фонарем насторожатся. Вполне возможно, что на какое-то время они даже разделятся. Один пройдет к выходу из кафе, второй, контролируя ситуацию, останется на стреме. Но стоит Валентину вернуться к столику, они снова будут вместе.

Когда Валентин вернулся, двое за окном были вместе.

— Теперь прогуляйся ты, — хмуро предложил он Куделькину. — Я хочу сам на них посмотреть. Иди, иди, — сказал он. — Отлей. Пусть думают, что у нас мочевые пузыри слабые.

Куделькин кивнул и засмеялся. Его смех прозвучал резко и неожиданно зло.

Кавказцы из-за соседнего столика настороженно обернулись на Куделькина. Впрочем, на него это никак не подействовало.

— Ну как? — спросил он, вернувшись.

— Как я и ожидал. Они интересуются тобой. По крайней мере, когда ты ушел, к выходу подтянулись оба.

— Но какого черта?

— Не знаю. Ты должен знать, какого черта. А меня это не интересует. Джон должен был меня предупредить.

Не ответив, Куделькин-младший с ненавистью уставился на кавказцев, и те перехватили его взгляд.

— Вы давно не были дома, дядя Валя Вы тут многого не понимаете. Когда вы улетали из России, еще не все шлюхи были шлюхами и не все кавказцы чувствовали себя героями.

Куделькин нагло ухмыльнулся прямо в лицо обернувшемуся к нему и онемевшему от его ухмылки кавказцу.

— Зачем ты их провоцируешь?

— А зачем они меня провоцируют?

— Ты о чем?

— Ладно, дядя Валя. Я вижу, вы действительно многого не понимаете. Не ваша вина. Но если честно,дядя Валя, мы сейчас отдуваемся за ваше поколение. Вы,черт возьми, мотались по аренам разных городов и красиво клали друг друга на красивый ковер. А страна загнивала. Вам на все наплевать, а страна загнивала. В итоге тот, кто мог что-то продать, — продал, а тот, кто мог что-то украсть, — украл. Нам приходится все переделывать.

— Поэтому за вами и ходят топтуны?

— Почему нет?

— У тебя, кажется, погиб друг? По крайней мере,ты говорил об этом. Это тоже потому, что вы что-то переделываете?

— Да, — зло и коротко ответил Куделькин. — Бутырский замок пустует. Лагеря пустуют. А в нормальной стране они не должны пустовать.

— Ты это о чем?

— О деле.

Ну да, о Деле… Я уже слышал о Деле, хмуро вспомнил Валентин. О Деле мне говорил Николай Петрович.Пять лет назад. В питерском крематории. Привязав к железному столбу Кажется, Дело, о котором говорил Николай Петрович Шадрин, бывший полковник КГБ, оказалось гораздо живучее, чем я предполагал. Даже в Сибири уже говорят о Деле.

Интересно, подумал Валентин, на что они купили парня?

Ему, Валентину Кудимову, бывшему знаменитому чемпиону СССР, бывшему знаменитому чемпиону мира, тоже в свое время предлагали простые, но существенные вещи. Брось бабу, например, предлагали ему. Тебе, бык упрямый, пруха светит, перед тобой пруха стоит. Чего упрямиться? Не упрямься. Нет никаких проблем. Надо спортивную базу? Будет тебе база. Хочешь учеников? У нас пруд пруди мускулистых тупых пэтэушников. Квартиру? Дачу? Автомашину? Да нет проблем, Кудима. Бери!

Мне многое предлагали, вспомнил он. Даже печь питерского крематория.

Впрочем, Валентин все это вспомнил без злости Оказывается, повыветрилась злость.

К тому же мне повезло, хмуро подумал он. Я хоть жив. А брат Серега убит. И Тоня убита. И друг Куделькина-младшего убит. Да и сам Куделькин, кажется, далеко не в форме.

Он фыркнул про себя — Дело! Разумеется, с большой буквы. Неужели и теперь покупают на это?

— Посмотри, — сказал он, пожалев совсем помрачневшего Куделькина. — Вон там, за столиком у окна… Там сидит человек с благородной сединой. Кто это? Сюда, кажется, не одни гомики ходят?

— Не надо, дядя Валя, — равнодушно ответил Куделькин. — Я тут знаю многих. И этого типа знаю. Это Фельтон.

— Странная фамилия.

— Это не фамилия. Это кликуха. Грязная кликуха

— И чем занимается Фельтон?

— Нарушает законы во всех доступных для него формах.

— Даже сейчас?

— Даже сейчас Видите, как он колышется? Это потому, что он уже, наверное, немного нюхнул. Если Фельтона тряхнуть, дядя Валя, из него много чего высыпется. Но у меня сегодня другое настроение. Хрен с ним, с благородным Фельтоном. Пусть нарушает. А мы выпьем.

— Давай выпьем, — согласился Валентин. — Только не гляди на кавказцев. У тебя взгляд как кипяток. У них волосы вылезут от твоего взгляда.

Куделькин напряженно засмеялся.

— Хорошо бы их погасить.

— Ну да, погасить, — в тон ему поддержал Валентин. — А потом еще перебить посуду в баре.

— Может быть… — вдруг очень трезво произнес Куделькин. — Только не в моем городе. В моем городе мы перебьем посуду сами.

— Не заводись.

— Ладно, — совсем трезво сказал Куделькин. — Я все… Я пас, дядя Валя. Сегодня мне пить больше нельзя.

— Я сам вижу.

— Может, подымемся?

— А эти? — кивнул Валентин в сторону окна.

— Если они, правда, ходят за нами, нам от них сегодня не оторваться. Пусть ходят. Считайте, это наша охрана.

— Охрану можно бы и снять.

— Их нельзя бить, дядя Валя.

— Почему?

— Нельзя, — хмуро повторил Куделькин.

Они что, тоже из компьютерной фирмы? — хотел спросить Валентин, но пожалел Куделькина.