Бывшие (СИ)

13

— Нет, этого не может быть, Стеф, ну какие дети! — возмущаюсь я, вышагивая по комнате туда-сюда. У меня была небольшая задержка, и я поделилась опасениями со Стёпой, который спокойно наблюдал за мной, сидя на кровати.

— Да успокойся, Роуз, завтра, купим тест, и все станет понятно, чего сейчас воздух сотрясать!

— Почему ты не испугался, как я? — возмутилась я. — Почему ты так спокоен?

— Что плохого в том, что ты будешь беременна?

— Ты издеваешься? — возопила я. — Ты, что не понимаешь, это очень серьёзно?

— А у нас с тобой, что в шутку? — мрачно спрашивает он.

— Нет, конечно же, нет, — спохватываюсь я, и останавливаюсь напротив, — но ребёнок, Стеф! Мы вместе полгода всего! Ещё так рано! И институт…

— Роза, — Стеф ловит меня и притягивает к себе, обнимает, — успокойся. Ребёнок, это ещё не конец света!

Я затихла в его объятиях.

— Это как тогда в самолёте, ты мне сказала, случится то, что случится, а сейчас, мы ничего не можем сделать! — воркует он надо мной.

— Ну почему же, можно загугнить, где здесь поблизости есть дежурная аптека, и сбегать туда за тестом, — не успокаиваюсь я.

— Можно, — соглашается Стёпа, — но я бы хотел, чтобы ты немного успокоилась, и подумала, представила, как это иметь ребёнка.

— Стеф, — сдавленно рычу я, и пытаюсь вырваться из его рук, но он крепче сжимает и продолжает:

— Я бы хотел дочку, такую же красивую как ты. Маленькую копию тебя. Такая же напористая милаха, как ты. Буду холить её, баловать, не одного мужика не подпущу, — размечтался он.

— Дурак, — бурчу я, и, насупившись, отворачиваюсь.

— Я вообще-то сына хочу, — говорю чуть погодя, — всегда, когда представляла себе семью, мечтала о сыне.

— Сын, это ещё лучше, — соглашается Стёпа, — маленький озорник, и хулиган, ты не представляешь, что я творил в детстве!

— Да Эля меня просветила уже, доктор Айболит, как ты всех собак и кошек дворовых домой тащил, — беззлобно усмехаюсь я.

— Можно подумать она в стороне стояла, сама же и помогала от родителей их прятать! — фыркает Стёпа. — Классное время, было, мечтательно протягивает он, — поэтому надо обязательно, как минимум двоих…

— Степа! — рычу я. — Тебе не кажется, что это поспешно, даже для нас! Для начала люди женятся…

— Так в этом всё дело, — он разворачивает меня лицом, — это не проблема Роуз, ты же знаешь!

— О Боже, за что мне этот сумасшедший! — я поднимаю глаз к потолку.

— Ах, так! — хмыкает Стеф и ловко подминает меня под себя. — Сейчас даже если ты не беременна, я это исправлю! — а сам щекочет, и я заливаюсь смехом, и одновременно пытаюсь выбраться из под него.

А утром я делаю тест, и он оказывается отрицательный, и это настолько печально, что я плачу у Стёпы на плече.

***

К обеду, наконец, выпадает свободная минутка, как раз для самого обеда. Его я делю с Петром, у Стёпы как раз на это время назначена встреча. Мы, молча, поглощаем еду, думая каждый о своём.

Утро выдалось продуктивным и насыщенным. После быстрого завтрака в номере, мы успели посетить брифинг, саму конференцию, и побывать на паре встреч. Впереди ещё пара мероприятий.

Степа, как всегда сдержан и холоден. Даже самый талантливый сыщик, глядя на него, не за что бы ни догадался, как одержимо он вчера трахал меня. Как сжимал, и крутил. Так что, из всего обширного гардероба, что я взяла, чтобы покрасоваться в столице приходиться остановиться на тонкой водолазке, которая надёжно закрывает все следы, его бесчинства, и строгой юбке.

Нежная кожа на шее, и груди вся в точках синяков, и укусах. Запястья тоже исперещены отметинами. И даже на подбородке остался след бурной ночи, который пришлось маскировать корректором и пудрой. О ягодицах вообще молчу, то, как он вжимал в них свои пальцы вчера, там живого места нет.

Я же по глупости надеялась, хоть на один нежный, пламенный взгляд. Ведь не приснилось же мне вчера, все эти касания, и тихий шепот. Но он смотрел на меня, как на пустое место, холодно, отстранённо. Ноль реакции на меня. Никто при всём желании ничего не мог заподозрить. Только Пётр, правда, поглядывал с подозрением, ведь вчера, он ушёл, а я осталась. Но Пётр на, то и вышколенный помощник, что лишних вопросов не задавал, собой владел отменно, и место своё знал прекрасно.

Если и вели мы с ним разговоры, то сугубо на рабочие темы.

После обеда время опять закрутилось, поскакало вскачь. Только машина, посланная за нами с Петром тормозит у бизнес центра, как нас догоняет Стёпа, подъехавший следом. Тут же раздаёт поручения и распоряжения, глядя на свои часы. Он сегодня в тёмно-сером костюме, сидящем на нем как перчатка. Стильный васильковый галстук и белая рубашка. Глядя на всё эту безупречность, я представляю только то, с каким удовольствием, я бы его раздела. С нетерпением смяла дорогую ткань, чтобы скорее коснуться загорелой теплой кожи. И стёрла с этого безразличного лица, эту маску, и зажгла бы, зелёны глаза, голодным огнём.

Всё это вертится в моей голове, пока я иду следом за мужчинами, которые обсуждают дела. Я пялюсь в широкую спину своего начальника, и представляю, с каким удовольствием, запущу туда ноготки, когда он сожмёт меня в объятиях.

Что вообще между нами происходит? Как назвать формат таких отношений? И как долго такое может продолжаться?

Может сперва стоит спросить у себя, насколько мне нужен такой формат отношений? И тут я затрудняюсь с ответом. А вернее я не хочу отвечать. Я только вновь приобрела его. Снова нашла. Встретила. Вернула. И не хочу ломать всё ультиматумами. Какая разница как. Мы вместе. Конечно в идеале, нам бы поговорить, не я не уверенна, что Стеф готов к диалогу.

Ужинаю в номере. После Пётр приносит расписание на завтра, и желает, почему то приятной, ночи, уходит. Может, догадывается?

Плевать вообще-то, просто интересно.

Завтра опять весь день загружен, а вечер свободный, но вылет ранний, и поэтому сильно не разгуляешься. Но я на это и не рассчитываю, я рассчитываю на другое времяпрепровождение, желательно в компании своего начальника.

И сегодня я тоже на это рассчитываю, поэтому иду в душ, потом натираюсь любимым лосьоном. Капелька любимых духов. Распускаю волосы по плечам. Я очень рассчитываю остаться снова в его постели. Я весь день наблюдала за ним, ловила каждое слово, скучала. Теперь наша связь порочна, разнуздана, не сдержана. Не сдержана никакими рамками. Ему так хочется мести. А мне хочется снова оказаться под ним, или на нём, или… Не важно лишь бы тесно, и влажно, и до судорог прекрасно. Хочу его. Даже от одних мыслей внизу живота тянет.

Накидываю халат отеля, на обнажённое тело, и сую ноги в тапочки. В карман ключ карту. Закрываю номер, и иду по тихому коридору.

В голову закрадывается мысль, что он может быть не один, имею в виду Петра, и наверняка вообще не ждёт меня, и может быть не в настроении, но упрямо иду, чувствую холодный воздух оголёнными бедрами, и иду.

Останавливаюсь у дверей. Собираюсь с силами, с мыслями, стучу.

— Войдите, — слышится его голос. Дверь открыта, и я захожу, и уже теперь закрываю её, надёжнее, на замок.

Нахожу его, конечно же, в кабинете. Здесь горит приглушённый свет торшера, пахнет кофе. Стёпа стоит спиной ко мне, лицом к окну, и разговаривает по телефону, засунув одну руку в карман брюк. Его стильный пиджак валяется на кресле, там же галстук, и широкие плечи обтянуты белой рубашкой.

— Мне тоже жаль, что ты не смогла приехать, — говорит он, разглядывая вид за окном. На меня совсем не обращает внимания, и я проскальзываю, внутрь, скидываю халат, и прислоняюсь к его спине, обнимаю за талию, и чувствую, как он напрягается, резко оборачивается. А я смотрю с вызовом исподлобья, неготовая сдаваться, если он сейчас меня погонит. Но он не делает никаких попыток прервать этот контакт, долго смотрит, кажется, уже не слушает собеседника в телефоне, и я обхожу его. Скольжу рукой вдоль талии, веду носом по ткани, втягивая горький аромат его парфюма, и запах кожи. Встаю напротив. Касаюсь кончиками пальцев его щек, они колючие, и тёплые, перемещаюсь на губы, обвожу их контур, спускаюсь на подбородок, потом ниже, по сильной шее, в расстегнутую на груди рубашку. Всё это время он непрерывно смотрит на меня, и держит телефон возле уха, но похоже совсем не вникает в разговор. Сердце его убыстряет ход, под моей ладошкой, и я скольжу ниже и сама опускаюсь на колени перед ним, тянусь к его ремню.

— Я перезвоню, — хрипло кидает он в трубку, и прерывает разговор.

Смотрит вниз, на мои ловкие пальцы, что быстро разделываются с его ремнём и ширинкой, потом на мои закушенные губы, наконец, впивается в глаза. Опаляет, опьяняет голодом, что сверкает в них. Неприкрытым желанием. Сглатывает, и проводит по своим волосам рукой, и наблюдает, как я достаю его член, и массирую рукой, не отводя от него глаз. Вожу рукой, вверх вниз. Он растёт и твердеет под моими пальцами, а в глазах Стефа, разгорается пожар. Он чаще дышит, и, не отрываясь, смотрит на меня. В его руке вибрирует телефон, и он скидывает звонок, отбрасывает трубку, на мягкое кресло, и снова возвращает на меня красноречивый взгляд. Я облизываю пересохшие губы, и прохожусь языком по всей длине его члена, от основания до конца, собирая на губы солоноватый вкус, тяну носом мускусный аромат, смешанный с ментолом. Дурею от запаха его желания. Балдею от вкуса нежной кожи переплетенной натянутыми венами. Томление в животе усиливается, грудь наливается, бесстыже торчит затвердевшими сосками. Дыхание сбивается, и с моих губ срывается стон. Я облизываю головку, и погружаю член в свой рот. По телу Стефа пробегает дрожь, и руки зарываются в волосы на моей макушке. Он запутывается в них, наматывает, стягивает. Держит жестко, но пока даёт волю. И я стараюсь. Распаляю его, водя влажным языком по закостенелой плоти. Погружаю глубоко, но когда он теряет терпение и сам жёстко вбивается в мой рот, у меня перехватывает дыхание. Он достаёт до самого горла, перекрывая мне кислород. Я только и успеваю урвать клочок кислорода, когда, его член снова упирается мне в горло. Стеф тяжело дышит, и натягивает меня на себя. Упираюсь руками в бедра обтянутые брюками, но не толкаю, наоборот притягиваю. Кайфую от его силы, от резких движений, от рваных стонов. Каждую венку оглаживаю языком, скольжу сомкнутыми губами по твердой плоти. Пусть теряет контроль, пусть забудется, спустит всё семя мне в рот, пусть содрогается от подступающего восторга. Я и сама изнываю от желания, распаленная этими порочными звуками, и стонами. Представляю, как эта напряжённая плоть будет вбиваться в меня, и вырывать из горла крики. Между ног просто потоп, я чувствую, горячую влагу, что струиться по бёдрам, и сжимаю ноги, и от этого простого движения меня простреливает сладкая судорога. Стеф чувствует мои вибрации, и резко покидает мой рот. В первую минуту мне кажется, что он желает меня наказать, оставить без удовольствия, и я протестующе всхлипываю.

— Нет, прошу! — еле ворочаю опухшими губами. — Стеф!

Но он подтягивает меня вверх, и поворачивает спиной, толкает на стол.

— Не переживай, — хрипит он, — я дам тебе кончить!

Я послушно ложусь на полированную поверхность, придавленная его рукой. Он резко входит, раздвинув мои ноги шире. Вбивается одним толком, и я содрогаюсь, и подставляю ягодицы выше, как течная сучка, подмахиваю бедрами. Стеф отрывает меня от стола, притягивая к себе, сжимая одной рукой поперёк талии, а другой давит горло. И продолжает насаживать на себя, пыхтя в моё ухо горячим рыком. Рука с талии скользит вверх, мнёт грудь, с горла перемещается выше, и большой палец ныряет в мой рот. Грубо врывается, толкает, скользя по языку, и я обхватываю его, сосу.

— Так? — спрашивает Стеф, без устали тараня меня. — Так тебе нравиться? Так ты хочешь?

— Да, — выдыхаю я, когда он освобождает мой рот. — Да, так! — обнимаю за шею, закинув руки назад, и тянусь к его губам. Он тут же откликается. Накрывает своими и страстно и грубо целует. Шарит своим языком и толкает его в унисон, своим движениям. Размашистые, быстрые движения. Бёдра в бёдра. Сильно, жёстко, невыносимо. Держит практически распластанную по его телу. Сжимает в железных объятиях. И вбивается, так одержимо и безудержно.

— Порочная! — пыхтит он. — Распущенная! Лживая! Невыносимая! — награждает эпитетами, сжимая меня до одури.

— Стеф… — всхлипываю я, совсем потеряв волю, пытаюсь рассмотреть его глаза.

— Моя! — выдыхает он, и я кончаю. И слово это, словно впаивается в мой мозг. Его оплетают невероятные, космические эмоции, от захватившего тела экстаза. И всё затапливает ярким светом.

— Твоя, — тихо отвечаю я, расслабленно замерев в его руках.

А Стеф удобно меня подхватывает, складывает почти вдвое, и таранит, крепко держа за талию, натягивая на себя. Рычит и еле успевает выйти из меня, кончая на ягодицы и спину.

Я облокачиваюсь на стол, чтобы было удобнее стоять, потому что он всё ещё меня держи за талию. А мне нравиться его широкие горячие ладони на своём теле. Мы молчим, восстанавливаем дыхание. Накал спал, и на его место приходи опустошение.

Он скользит ладонями по обнажённой коже, оглаживает грудь, плечи. Потом возвращается к ягодицам.

— Я делаю тебе больно, — шуршит его хриплый голос.

— Что? — не понимаю я его.

Он резко разворачивает меня к себе и осматривает с ног до головы. Рука его скользит за взглядом, по подбородку, и шее, по груди и талии.

— Ты про синяки, — понимаю я, — нет мне не больно.

Глажу его руки, пытаясь успокоить.

— Не больно, — усмехается, и берёт мою руку, на запястье которой красноречиво виднеются результат его несдержанности.

— Тебе это нравиться? — спрашивает он. — Когда я так сжимаю тебя, что ты вся в синяках? — спрашивает обвинительно.

Смотрит с возмущением, нависнув сверху. Я даже отклонилась, уперев бёдра в столешницу стоящего позади меня стола.

— Но тебе, же тоже это нравится, не сдерживать себя, — тоже возмущаюсь я.

— А раньше, тебе это нравилось, или ты страдала от моей нежности? — в его взгляде вновь разливается презрение.

— Стеф, — выдыхаю я, — я никогда не страдала с тобой.

— Тогда почему? — задал он главный вопрос, вперив в меня тяжёлый взгляд, боль в котором я физически ощущала.

— Стёп, прошу тебя, это было просто глупое…

Меня прерывает включившийся автоответчик на Стёпином телефоне. Он беспрерывно вибрировал, пока мы были заняты друг другом, и видимо сработала какая-то функция.

— Степа, ну что ты дуешься! — вещал телефон, нежным, томным, женским голосом. — Я не рассчитала, не успела на самолёт! Любимый перестань дуться и возьми трубку! — потом писк.

Я смотрю на его застывшее лицо. И меня разбирает смех. Нет мне больно, обидно, и неприятно, но сейчас мне смешно, просто дикий смех разбирает.

— Лицемер! — выдаю я. — Какой же ты лицемер! — толкаю его в грудь, чтобы отошел от меня, но он не двигается.

— Дай мне пройти! — снова толкаю, и он перехватывает мои руки.

— Я ничего тебе не обещал, — цедит сквозь зубы, а во взгляде разливается досада.

— Это ты себя или меня утешаешь? — скалюсь я.

— И это ничего не меняет, — опять режет своим скрежетом.

— Да пошёл ты! — снова улыбаюсь, игнорируя тот факт, что он прижимает меня сильнее. — Ты только что трахал меня и называл своей, а вчера допрашивал с пристрастием, переживая, что меня может кто-то ещё имеет, а сам!

— Ты сама виновата Роза, ты сама всё закончила, и сама все начала, заново! — он уже вжимает меня в себя.

— Чего тогда держишь меня?

Он схватил меня за волосы и запрокинул голову.

— Ты же кайфуешь, когда я так с тобой обращаюсь! Млеешь, течёшь, от жёсткости! — фырчит он, обдавая моё лицо, горячим дыханием. — Я год сдувал с тебя пылинки, а надо было сжимать и давить, тогда бы ты не предала бы меня!

— Я не предавала тебя! — выкрикнула я, дёрнулась в его руках. — Это просто глупость, которую я совершила, чтобы ты понял разницу. Ты обидел меня, и я решила отомстить!

— Как? — он тоже орал. — Лечь под другого мужика?!

— Какой резон вести разговор, если ты не настроен на диалог. Ты так любил меня, но когда я совершила ошибку, выслушать даже не захотел, и сейчас ничего не изменилось! Давай трахай меня! — я дёрнула его ширинку, достала член, который быстро наливался, воспрял, развела ноги, и обхватила за бёдра. — Или отпускай!

Он зло толкнулся вперед, насаживая меня член, грозно взирая сверху. Ещё и ещё раз, пока не выбил из меня сдавленный вздох, но потом остановился и вышел из меня. Отступил, давая проход.

— Уходи, — отвернулся и оправился.

Я неуклюже встала, и накинула на оголённые плечи халат.

— Я знаю, что ты меня любишь, — говорю ему, — такую вот порочную лгунью, всё равно любишь, только себе самому осталось признаться.

Выхожу в коридор и плетусь до своего номера, как дорогу различаю, слёзы заливают все глаза.