Бывшие. Тайная дочь от босса (СИ)

Глава 26

Алиса влетает в мой кабинет стихийным бедствием, сначала запинаясь острым носком туфли о порожек, а потом едва не опрокинув кресло для посетителей.

– Куравин! – Глаза горят каким-то диким, первобытным огнём.

Дыхание сбитое, волосы упругими пружинками торчат в стороны, а бледные губы подрагивают от напряжение.

– Аксёнова, у тебя всё в порядке?

Но она не отвечает.

Вместо этого молниеносно сканирует мой стол глазами, решительно подходит и почти ложится на него корпусом так, что кончики её волос падают на мою клавиатуру.

– Ты читал? – Выпаливает с нажимом.

– Читал что?

– Вот это! – Хватает сложенный лист бумаги, лежащий прямо перед моим носом. – Читал?

– А, письмо, которое мне передала Лёля? Нет, только собирался. Верни, пожалуйста.

Протягиваю руку, но Алиса комкает его в пальцах и одним ловким движением запихивает в карман пиджака, как ребёнок, который прячет конфету.

Добавляет быстро:

– Это не для тебя.

– Конечно, для меня. Лёля так сказала.

– Это ошибка. Лёля перепутала.

– Правда?

– Да! Правда! Разумеется.

Она резко разворачивается на каблуках и направляется к двери, но на полпути останавливается, оглядывается через плечо.

– Куравин… – Щурится. – Ты точно его не читал?

– Точно. И уже ужасно жалею. Что-то ты, Аксёнова, скрываешь от меня.

Алиса лишь нервно и криво улыбается, а потом убегает так же стремительно, как появилась.

Остаюсь один.

Вот теперь мне хочется выругаться!

Устало откидываюсь на спинку кресла, провожу ладонями по лицу и зарываюсь пальцами в волосы, сжимая их так сильно, что чувствую боль.

Лёля – моя дочь.

Забавно, но это не вызывает во мне шока.

Этот факт очень органично встает на своё место недостающим кусочком пазла, и вся картинка складывается передо мной целиком. Я будто чувствовал что-то глубоко внутри себя, но был слишком слепым замороженным идиотом, чтобы это заметить.

Я прочёл письмо лишь на раз, но каждая строчка, каждое слово, каждая буква в нём была пропитана такой болью, что текст письма намертво врезался мне в память.

И теперь я не могу думать ни о чём ином.

Каждое слово Алисы резануло по живому.

Слепо пялюсь в экран монитора, но вижу не таблицы и графики.

Я вижу Алису в тот вечер.

В мокром пальто.

Под ливнем.

Разбитую и раздавленную.

Одинокую.

Брошенную.

Она стоит у ресторана с глазами, полными слёз, которые я не заметил.

С мечтами, которые я хладнокровно раздавил.

Алиса ждала, что я сделаю шаг вперёд. А я сделал десять назад.

Она ведь любила меня.

Любила так, что, чёрт побери, поверила в то, что я могу стать её поддержкой, её крепостью. А я… Я сдался. Как последний трус, я развернулся и ушёл, позволив отцу вновь продиктовать условия моей жизни. Я снова повёлся на его провокацию.

Отказался от того, что мне было дорого, чтобы наконец получить его одобрение.

Я действительно думал, что поступаю правильно.

Что отказываясь от эмоций и чувств становлюсь сильней, ведь от моих решений теперь зависела судьба целого холдинга и благополучие нескольких тысяч сотрудников.

Но отказавшись от чувств я не стал сильней.

Я стал никем.

Что мне дала эта игра в «идеального сына»?

Ничего.

Абсолютно ничего.

Кроме пустоты внутри и разрушенной жизни.

Я оставил Алису одну. Бросил её наедине с её болью, с нашим ребёнком, с этой ношей, которую она тянула без меня.

И теперь мне хочется ударить как следует самого себя прямо в рожу!

Потому что перед моими глазами стоит не та Алиса, которая с решительным вызовом в глазах объявляет мне войну, а та, которая умирает от боли, потому что я оставил её.

Я вижу, как она держит на руках нашу маленькую дочь.

Она устала, вымотана и напугана туманным будущим, но не сдаётся. Потому что у неё просто нет другого выбора.

А я?

Я ведь не просто ушёл.

Я сделал это гадко, мерзко. Подло и цинично.

Алиса права – я бросил её в самый сложный момент её жизни. Оставил тогда, когда она сильней всего нуждалась в моей поддержке.

– Чёрт, Куравин, ты грёбаный гандон, – шиплю, методично настукивая кулаком себе по лбу.

Мне хочется что-то разбить.

Или закричать.

Или сделать хоть что-то, чтобы избавиться от этой тяжести.

Алиса справилась без меня. Она тащила это одна, растила Лёлю, боролась со своими чувствами ко мне, и даже в письме, полном боли, у неё хватило решимости написать…

Что она всё ещё любит меня.

Вот, где кроется истинная сила.

Боль от этой мысли пронзает меня насквозь.

Любит меня?

Меня?!

Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони.

Откидываясь назад, смотрю в потолок.

Дочь.

У меня есть дочь…

А я пропустил её первую улыбку, первый шаг и первое слово. Я не рассказывал ей сказки на ночь, не кормил с ложечки и не катал на плечах. Не забирал её из садика, как делают отцы остальных детей.

Я обрёк маленькую девочку придумать себе папу, который переворачивает пингвинов на Северном полюсе.

Где-то в грудине печёт от желания пойти к Алисе и всё обсудить. Сказать честно и открыто о своих намерениях, но… Судя по её реакции, она не готова пока к тому, чтобы впустить меня в их с Лёлей жизнь.

Ведь она скрывала от меня дочь.

Почему?

Неужели думала, что я могу сделать какую-то подлость?

Да, Куравин, с чего бы ей так о тебе думать? Ты же сущий ангел, млять!

Ладно, я должен всё исправить.

Я должен заслужить её доверие. Доказать, что я не тот трус, которым был.

Алиса сражалась одна. Теперь моя очередь.

И теперь, когда я знаю правду, у меня нет права снова всё испортить.

Я уже однажды бросил Алису. Я уже однажды подвёл её. Я был слабаком. Я не собираюсь повторять это снова.

Теперь у меня есть семья.

И я не позволю никому, даже себе, забрать её у меня.