Цацики и любовь

Теперь мы снова будем вдвоем

Прошло две недели с дедушкиных похорон. Цацики было совестно, что он грустит уже не так сильно, как поначалу. Более того, он неплохо проводил время: Элена была необычайно добра к нему и почти всюду брала его с собой.

Взрослые очень много спали, но постепенно жизнь вошла в свое русло. Янис вернулся на свою стройку, таверна снова открылась для посетителей.

Цацики видел, что бабушка Мария все еще скорбит. Каждый день она ходила на могилу и говорила с дедушкой Димитрисом. Цацики сомневался, что дедушка ее слышит, но всякий раз просил бабушку передать ему привет. Главным образом для того, чтобы ее порадовать.

Часто, стоя у плиты, бабушка вытирала глаза уголком фартука. Дел у нее было полно, потому что в деревню начали съезжаться туристы.

В основном немцы, но встречались также шведы и норвежцы. Во время наплывов посетителей в таверне Цацики с Эленой помогали мыть посуду, принимать и разносить заказы.

Это было здорово. Больше всего Цацики нравилось, когда приходили шведы с детьми. Он сразу чувствовал себя взрослым и очень важным человеком. Он был единственным греком в деревне, который владел шведским, а это, конечно, ценилось выше, чем знание греческого. По-гречески здесь говорил каждый.

Сегодня они с Эленой пообещали бабушке перевести меню на шведский и английский, но Элена вдруг пропала. К счастью, ее папа уже уехал в Канаду, зато мама бегала по всей деревне и искала ее. Она страшно сердилась.

Цацики знал, где Элена, но он поклялся никому не говорить. Иногда Цацики жалел, что Элена так много ему рассказывает и вынуждает его врать. Врать Цацики не любил. Чаще всего он делал вид, что не понимает, о чем его спрашивают бабушка и мама Элены.

На этот раз Элена отправилась в город с Георгиосом. Он пригласил ее в кафе на пристани, и Элена, конечно, была на седьмом небе от счастья. Но с ее стороны было нечестно так долго не возвращаться. Сейчас Цацики очень ее не хватало, потому что он не умел читать по-гречески.

Всё, что ему самому удалось перевести, это:

«Цацики» можно было не переводить.

Бабушка ободряюще ущипнула его за щеку и поставила перед ним блюдо с арбузом. Как и раньше, она все время пыталась его накормить. Бабушка, видно, обожала упитанных детей. Таких, как младший брат Элены — Никос. Вот уж кому приходилось без конца сносить ее щипки и колючие поцелуи.

Цацики услышал, как где-то вдалеке остановился скутер Георгиоса, скоро в таверну вошла Элена и уселась напротив него. Вид у нее был злющий.

— Что, плохо съездили? — спросил Цацики.

— Плохо. Он — каракатица.

— Ты же любишь каракатиц, — напомнил ей Цацики.

— Я люблю их есть, — ответила Элена. — Но мне не нравится, когда каракатица хочет съесть меня!

В таком настроении расспрашивать Элену не имело смысла. Но Цацики стало страшно любопытно. В каком смысле — каракатица? Что такого Георгиос натворил?

Элена слопала остатки арбуза, потом перевела несколько пунктов меню и, улыбнувшись, посмотрела на Цацики.

— Теперь мы снова будем вдвоем — только ты и я, — сказала она. — O boy[5]! у меня такие планы!