Было не позднее половины шестого, когда Элена растрясла спящего Цацики. Они тихонько спустились по лестнице.
— Мы едем ловить каракатиц? — с надеждой спросил Цацики.
— Нет, мы идем мстить Георгиосу.
— Мне-то он ничего не сделал, — запротестовал Цацики.
— Может, ты мне больше не двоюродный брат?
— Ну почему, — смутился Цацики.
— Тогда нечего ворчать!
В руке она держала нож, и у Цацики сердце ушло в пятки. Его кузина спятила. К счастью, выяснилось, что она не собирается нападать на Георгиоса, как сначала подумал Цацики. Она хотела просто порезать шины на его скутере. Наверняка это было незаконно. Еще более незаконно, предположил Цацики, чем воровать арбузы, как они делали прошлым летом.
Георгиос гордился своим скутером. Если он на нем не ездил, то обязательно либо мыл, либо чинил его. Заметь он Элену с Цацики, он наверняка мог убить их обоих. Цацики все же очень надеялся, что его кузине хватит ума вовремя остановиться.
— И все-таки что он сделал? — спросил Цацики.
— Распустил руки, — коротко ответила Элена.
Цацики слышал о том, что мальчишки иногда распускают руки, и что это вроде как пошло. Но вряд ли из-за этого надо резать шины. Он бы с удовольствием расспросил Элену поподробнее, но говорить с чулком на голове было непросто.
Он сам не понимал, как это случилось — как он натянул чулок себе на голову, хотя раньше не мог и прикоснуться к ним без содрогания. Даже сейчас это была настоящая пытка. Отвращение не проходило и, вероятно, не пройдет уже никогда.
Цацики чувствовал, как волосы у него на голове поднимаются дыбом и вылезают сквозь крошечные дырочки в эластичной ткани.
Он пробовал протестовать, но Элена даже слушать его не хотела — она утверждала, что они обязаны скрыть лица, чтобы их никто не узнал. Точь-в-точь как воры-домушники.
— Но мы же не воры, к тому же в Швеции чулки надевают, только когда грабят банк, — попытался возразить Цацики. Но Элена была непреклонна.
Они стащили старые бабушкины чулки из корзины с грязным бельем. Чулки ужасно пахли. Цацики попробовал дышать ртом, но так было только хуже: казалось, будто ты ешь этот запах. Цацики чуть не стошнило. Он попытался не дышать вовсе, но тут увидел жуткое лицо Элены, расплющенное под чулком, и затрясся в припадке нервного смеха.
— Заткнись, — прошипела Элена и открыла голубую калитку, которая вела во двор, где жил Георгиос.
Петли пронзительно заскрипели, мимо скользнула серая кошка, до смерти напугав Цацики.
Во дворе на каждом шагу стояли цветы в глиняных горшках и старых голубых канистрах. Над головой буйно цвела розовая бугенвиллея. Такая росла у бабушки на подоконнике в Швеции.
Элена даже не взглянула на цветы — она сразу прокралась к скутеру и вонзила нож в колесо. Ей пришлось воткнуть лезвие довольно глубоко, прежде чем шина полностью сдулась.
Потом Элена приступила к следующей. Она так увлеклась своей работой, что не услышала, как в доме зашумела вода в уборной.
— Элена! — прошептал Цацики. — Давай скорей!
Но Элена продолжала отчаянно орудовать ножом, как шинный маньяк-потрошитель. Цацики даже испугался за нее. Зато теперь он знал, как опасно распускать руки — он на это в жизни не пойдет.
— Бежим! — нервно шипел он, отступая назад, к выходу.
— Подожди, еще не всё, — прошептала Элена.
Она вытащила из кармана банку кока-колы и открутила крышку топливного бака.
Когда она открыла банку, звук был такой, словно кто-то тихим ранним утром выстрелил из пистолета.
И тут на крыльцо вышла мама Георгиоса.
Увидев во дворе двух воров-домушников, она закричала.
Да так, как могут кричать только женщины в Греции.
Элена выронила банку, и та с грохотом покатилась по двору.
— Беги! — велела она Цацики и вылетела через калитку на улицу. — Беги!
Но Цацики стоял как вкопанный.
Он попробовал бежать, но у него не вышло. Он даже уже не чувствовал вони. Сквозь тонкий чулок он видел, как во двор выходит папа Георгиоса в нижней майке в сеточку. На вид он был силен и яростен.
— Ты что, спятил? Бежим скорей!
Элена вернулась и дернула Цацики за руку. Ровно в ту секунду, когда папа Георгиоса шагнул в его сторону, наваждение рассеялось, и Цацики со всех ног кинулся вслед за Эленой.