Царствование Филиппа Красивого

Предисловие

Эта книга планировалась давно. Мой интерес к этой теме восходит к 1930-м годам, когда я закончил монографию и отредактировал текст, посвященный управлению Нормандией при Людовике IX Святом. Казалось разумным продолжить и проследить развитие французских институтов власти в течение оставшейся части столетия. Однако я обнаружил, что, хотя большинство источников по правлению Людовика Святого было опубликовано, существует относительно мало источников по времени правления Филиппа III и множество не введенных в оборот источников по правлению Филиппа IV Красивого. Гранты Принстонского Университета и Совета по исследованиям в области социальных наук позволили мне, в 1935–1937 годах, провести около восемнадцати месяцев во Франции. В течение этого периода я делал заметки о большинстве финансовых документов, позднее отредактированных Робертом Фавтье, о канцелярских регистрах и о других материалах, хранящихся в Национальной библиотеке и Национальном архиве. Результатом этих исследований стала моя монография о налогообложении при Филиппе Красивом, опубликованная в сборнике Studies in Early French Taxation (Исследования раннего французского налогообложения) в 1939 году.

Как и у многих других историков, мои исследования были прерваны войной. Большая преподавательская нагрузка и обременительные административные обязанности, а также периодическая работа на правительство оставляли мало времени для исследований. После окончания войны нагрузка не уменьшилась и фактически 1953–1954 годы, я провел на государственной службе. Только в 1955 году я смог приступить к работе, которую должен был закончить десятью годами ранее. Однако время не было полностью потеряно, потому что именно в эти годы Роберт Фавтье начал публикацию Comptes royaux (Королевские счета), а затем Inventaire analytique (Аналитическую инвентаризацию) реестров канцелярии. Эти великолепные научные труды значительно облегчили поиск, проверку и сравнение упоминаний о деятельности французского правительства, которые я раньше сделал в своих записях.

После 1955 года были и другие разумные и неразумные причины для задержки. Я не хотел тратить все свое время на Филиппа Красивого, так как это привело бы к узкому и искаженному представлению о значении его царствования. Работа над крестовыми походами вернула меня во времена Людовика Святого, который был совсем другим человеком, чем его внук; работа над историей Англии при трех королях Эдуардах показала мне, что существовали альтернативы французской модели правления; а работа над темами по раннему феодализму дала поучительный опыт понимания контраста с социальными и политическими условиями XIII века. Когда я все-таки обратился к царствованию Филиппа, то пришел к выводу, что нужно больше разузнать о персональном составе его правительства. Я начал составлять картотеку на всех людей, служивших Филиппу, от членов Совета и Парламента до прево и лесничих. Подготовка этой картотеки заняла много времени, и еще больше времени ушло на то, чтобы поддерживать ее в актуальном состоянии, поскольку постоянно появлялись новые важные работы, такие как Cartulaire et actes d'Enguerran de Marigny (Картотека и деяния Ангеррана де Мариньи) Жана Фавье. (Я сожалею, что недавняя книга Фавье о Филиппе появилась уже после того, как это исследование вышло в свет). Также пришлось посетить архивы департаментов и муниципалитетов Франции, чтобы заполнить пробелы в моих предыдущих исследованиях (и снова я должен поблагодарить Принстонский Университет за предоставление грантов на эти поездки). Мои статьи Viscounts and Viguiers under Philip the Fair (Виконты и вигье при Филиппе Красивом), Pierre de Chalon (Пьер де Шалон), Italian Bankers and Philip the Fair (Итальянские банкиры и Филипп Красивого) и монография Les gens de justice du Languedoc sous Philippe le Bel (Судебные чиновники Лангедока при Филиппе Красивом) стали побочными продуктами этой деятельности.

Еще одна трудность была вызвана изменением моей оценки характера и способностей самого короля. Я начал свою работу с убеждения, которого придерживались многие другие историки, что Филипп был слабым правителем, над которым главенствовали агрессивные и беспринципные бюрократы. Только познакомившись с ранними, менее впечатляющими годами царствования, я начал ощущать, что Филипп сформировал свои основные представления о королевской власти и политике, которую должен проводить король Франции, задолго до того, как у него появились такие советники как Флот, Ногаре или Мариньи. Филипп остро, возможно, слишком остро, ощущал свое королевское достоинство. Он не произносил волнующих речей перед толпой и не вступал в дебаты с эмиссарами Пап и королей, но он был полон решимости сохранить свои права и добиться признания своего суверенитета на всей территории королевства. Такое отношение к своему предназначению и такая политика стали очевидны к 1290 году, когда Филипп все еще работал с министрами и пользовался структурой управления, унаследованными от отца. Новая политика не была навязана королю его министрами; скорее, король поручил своим министрам тяжелую задачу навязать свою новую политику Церкви, баронам и простому народу. Число королевских чиновников увеличилось, потому что задач поставленных перед ними стало больше. "Недобросовестные бюрократы" были недобросовестными, потому что Филипп требовал, чтобы они изыскивали деньги на его войны или добивались признания его суверенитета в автономных районах, таких как Жеводан, или пограничных территориях, таких как Лионне. Они не были слишком коррумпированы и, за исключением Мариньи, не пытались создать бюрократические империи, которые они могли бы контролировать.

Если принять эти гипотезы, то, очевидно, что весь вопрос о формировании политики и ее реализации должен быть переосмыслен. Если допустить, что король определял общие направления политики, то насколько большое внимание он уделял деталям? Возьмем конкретный случай: Филипп, конечно же, хотел ввести новые налоги, но кто разработал конкретные виды налогообложения, которые использовались во время его правления? Филипп хотел укрепить авторитет и престиж своего Высшего суда Парламента, но кто отвечал за изменения в процедурах и судебной практике, которые сделали Парламент столь эффективным в последние годы царствования? Есть и совершенно другая проблема: королевские чиновники на местах явно имели некоторую свободу действия при выполнении указаний, исходящих из Парижа; они медлили, шли на компромисс, а иногда просто игнорировали королевские приказы. Иногда задержки и компромиссы были специально разрешены высшей властью, в частности, когда речь шла о сборе налогов; но даже в этом случае следует задуматься, не были ли местные чиновники специально предупреждены о том, что не следует слишком нажимать на подданных. В других случаях провинциальные чиновники могли быть более ревностными, чем король, в отстаивании королевских прав; их могли за это упрекнуть, но они также могли настолько надавить на местного сеньора или прелата, что он отказывался от некоторых своих прав. Сколько пареажей[1] на юге было запланировано в Париже, а сколько стало результатом постоянного давления со стороны местных чиновников?

Ни на один из этих вопросов нет удовлетворительных ответов, но потребовалось некоторое время, чтобы прийти к этому довольно неутешительному выводу. Правительство Филиппа не было четко структурированным, хотя оно, конечно, было менее неформальным, чем правительство Людовика Святого. Тем не менее, личные отношения, о которых мы можем только догадываться, и ситуативные решения, о которых мы плохо осведомлены, вероятно, играли такую же большую роль в принятии решений и в управлении, как и официальные консультации и постоянные собрания. Этот вывод сделал важным исследование карьеры людей второго и третьего уровня, служивших Филиппу, например, докладчиков Парламента, сборщиков субсидий, казначеев армий. Возможно, эти люди влияли на политику больше, чем мы думаем, и, конечно же, они были теми, кто проводил ее в жизнь. Потребовалось некоторое время, чтобы выявить даже примерные способы найма, обучения и продвижения этих чиновников.

Однако за этими неопределенностями скрываются несколько фактов. Царствование Филиппа Красивого знаменует собой кульминацию средневековой французской монархии. Королевская власть достигла такого уровня, который не был превзойден в течение всего XIV века. Основная структура центрального и местного управления, унаследованная от Филиппа II Августа и Людовика IX Святого, была усовершенствована и институционализирована. Бюрократический аппарат разросся и усовершенствовал свои профессиональные методы. Филипп был первым французским королем, который ввел всеобщие налоги, и это нововведение оказалось на удивление успешным. Его налог 1304 года принес больше денег, чем любой другой налог, взимавшийся в течение последующих пятидесяти лет[2].

Успех Филиппа в введении налогов иллюстрирует еще один важный аспект его правления. У короля не было постоянной армии а только отдельные отряды выполнявшие охранные и полицейские функции. Налоги можно было собирать только с согласия народа и общин королевства. Такое согласие не всегда было легко получить, приходилось торговаться, а иногда и преодолевать открытое сопротивление. Однако большинство подданных короля предпочитали платить, даже те, кто жил в недавно присоединенных провинциях, таких как графство Тулуза. Министры короля разработали концепцию, согласно которой Королевство Франция — это единое политическое тело, которое необходимо охранять и защищать любой ценой[3]. И эта концепция, провозглашенная в официальных документах и неофициальных произведениях пропаганды, была широко принята. В течение XIII века происходил постепенный переход от лояльности к местным династиям и Церкви к королевской власти[4]. Этот переход сделал возможным построение французского государства. Царствование Филиппа Красивого стало моментом, когда баланс лояльности определенно изменился в сторону светского суверенного государства. С политической точки зрения этот сдвиг знаменует собой переход от средневекового к современному периоду.

Из сказанного мною должно быть ясно, что это история царствования Филиппа Красивого, а не история Франции времен Филиппа Красивого. Я попытался объяснить, как было достигнуто значительное усиление власти королевского правительства, а также эффективности и сложности управления страной. Я также рассмотрел, как эти изменения повлияли на имущие сословия и как они были сделаны приемлемыми или, по крайней мере, терпимыми для политически сознательной части населения. Я не рассматривал политические теории или теологические споры сведущих людей, потому что они не оказали большого влияния на события, которое они должны были оказать во второй половине XIV века. Несколько лозунгов вроде "защиты королевства" имели гораздо больший эффект, чем книги Эгидия Римского (Эджидио Колонна) или даже памфлеты Пьера Дюбуа. Ненависть к инквизиции была гораздо более опасной силой в Лангедоке, чем довольно путаные сочинения Пьера Жана Оливи. Парижский Университет не был ни центром беспорядков, каким он был раньше, ни силой в церковной политике, какой ему предстояло стать позже.

По совершенно иным причинам я мало говорю об истории экономики. В предыдущих статьях я предположил, что к моменту правления Филиппа французская экономика находилась в стагнации, если не в упадке, но между 1285 и 1314 годами не произошло никаких драматических изменений. Для большинства сословий уровень жизни оставался примерно одинаковым. Именно правительство сделало больше всего для того, чтобы пошатнуть экономику, посредством тяжелых и беспрецедентных налогов и манипуляций с монетой. Как я уже говорил в своей статье Costs and Profits of War (Издержки и прибыли войны), долгосрочным эффектом этих действий было перемещение капитала из производительного в непроизводительный сектор экономики, но эти эффекты во времена Филиппа не были сильно ощутимы.

Хотя это, безусловно, политико-административная история, я надеюсь, что это немного больше, чем просто история. Во времена Филиппа были интересные личности, не в последнюю очередь сам Филипп, и я надеюсь, что некоторых из них мне удалось оживить. Сохранилось много сведений об общественном мнении, или, по крайней мере, о мнении владетельных сословий, чем при предыдущих царствованиях, и интересно посмотреть, как это мнение формировалось и как им манипулировали. Царствование Филиппа было не совсем суверенитетом, а regnum (который все подданные были обязаны были уважать) — не совсем государством, но из этих слов, которые неоднократно использовались в его пропаганде, легко могла вырасти концепция суверенного государства. Точно так же Филипп не был основателем французской бюрократии и не довел ее до той степени сложности, которой она достигла впоследствии. Тем не менее, переход от специальных комитетов и временных назначений к постоянным организациям (например, Счетная Палата или Палата Счетов — Chambre des Comptes) и долгосрочным назначениям (например, приемщики доходов, судебные чиновники — juges-mages) произошел в его правление и ознаменовал собой глубокие изменения в административной системе Франции. Французское государство, которое начало формироваться во времена Филиппа Красивого, стало образцом для многих других европейских государств. Учитывая важность государства в новейшей истории, стоит потратить некоторое время на то, чтобы проследить его происхождение.

Одним из преимуществ многолетней работы над одной темой является то, что я мог получать помощь от многих моих коллег, студентов и друзей. В течение нескольких лет университет предоставлял мне студентов-ассистентов, которые помогали составлять картотеку королевских чиновников. Я не каждый год проводил семинар по Филиппу Красивому, но делал это достаточно часто, чтобы несколько поколений аспирантов внесли важный вклад в мою работу. Я должен выразить особую благодарность профессору Джону Бентону, ныне преподающему в Калифорнийском технологическом институте, который подготовил прекрасное исследование об отношениях Филиппа со Священной Римской Империей, профессору Томасу Биссону, из Калифорнийского университета в Беркли, который нашел для меня ценные материалы в архивах Лангедока, и доктору Элейн Робисон, которая провела анализ дел, о которых сообщалось в Olim. Диссертация доктора Яна Рогозинского Lawyers of Lower Languedoc (Юристы Нижнего Лангедока) была полезна для изучения отправления правосудия в этом регионе, а работа доктора Теофило Руиса Reaction to Anagni (Реакция на Ананьи) (опубликованная в Catholic Historical Review, LXV, [1979], 385–401), пролила новый свет на эту старую проблему.

Мои коллеги из других университетов были не менее полезны. Чарльз Х. Тейлор, долгое время работавший профессором Гарвардского университета, сделал несколько полезных критических замечаний по первому варианту моей работы Taxation under Philip the Fair (Налогообложение при Филиппе Красивом) и, совместив эту монографию со своей замечательной работой Towns and War Subsidy, 1318–1319 (Города и военная субсидия, 1318–1319), опубликовал обширное исследование в виде книги Studies in Early French Taxation (Исследования по раннему французскому налогообложению). Профессор Элизабет А.Р. Браун из Бруклинского колледжа, которая работает над многими проблемами, связанными с правлением Филиппа Красивого, великодушно позволила мне ознакомиться с некоторыми из статей, которые она готовит к публикации. Профессор Джон Хеннеман из Университета Айовы, дал мне почитать рукописи двух своих замечательных книг о французском налогообложении в XIV веке и помог разобраться с некоторыми проблемами организации финансов.

Моя благодарность французскими историком безгранична; библиография в конце книги покажет, насколько трудно бы было написать эту книгу, если бы они не опубликовали столько научных монографий и не ввели в оборот столько важных документов. Я особенно благодарен покойному Роберту Фавтье, который значительно облегчил мне работу в Национальном архиве и чьи собственные публикации сэкономили мне бесчисленные часы работы над канцелярскими регистрами и финансовыми документами, а также Филиппу Вольфу, который помог мне найти и использовать важные сведения в архивах южных департаментов. Я также должен поблагодарить сотни архивистов и библиотекарей, которые год за годом давали мне возможность работать в их хранилищах. Иногда я чувствовал себя виноватым за то, как много помощи я просил у них и как мало сделал взамен. Я надеюсь, что эта книга даст некоторое свидетельство того, что их доброта не была растрачена впустую.

И последнее замечание: несмотря на превосходство анализа канцелярских реестров, подготовленного под руководством Фавтье, я предпочел представить документы в том виде, в котором они хранятся в серии JJ в Национальном архиве. Это связано с тем, что Фавтье иногда опускает какую-либо мелкую деталь, важную для моей работы, а также с тем, что иногда мы расходимся с ним во мнениях относительно значения того или иного слова. Для всех других целей работа Фавтье полностью подходит, а поскольку он всегда указывает номер документа и фолианта, мои ссылки можно легко проверить по его книге. Однако, когда я цитирую длинный ряд документов, детали которых не имеют большого значения (например, акты в пользу Эдуарда II в 1313 году), я ссылаюсь на публикацию Фавтье. Я придерживался того же правила при цитировании документов из ведомственных и муниципальных архивов, тем более что некоторые из ранних инвентарных описей не очень точны. К сожалению, в описях упоминаются некоторые документы, которые сейчас в архивах невозможно найти на указанных местах. Есть также некоторые архивы (например, муниципальный архив Пезенаса), которые не были полностью классифицированы.

Моей жене пришлось прожить с Филиппом сорок лет, то есть дольше, чем его подданным, и временами он, должно быть, раздражал ее не меньше, чем их. Она провела много дней в одиночестве, пока я работал в архивах и библиотеках, и много времени, читая и исправляя ранние черновики некоторых глав. Эта книга посвящается ей.