Царь Алексей Тишайший

«ТИШАЙШИЙ» В ПРОШЕДШЕМ ВРЕМЕНИ (Вместо заключения)

Летопись тридцати с лишним лет власти царя Алексея Михайловича завершена. В книге представлено не «житие», или «жизнеописание», а попытка профессионального взгляда историка на события, предопределившие развитие Московского царства в XVII веке. Детали биографического характера, относящиеся к разным периодам правления царя Алексея Михайловича, тоже сохранены — насколько позволяли источники.

Очевидно, что историки остаются в долгу перед эпохой, связанной с именем «Тишайшего». В исторической памяти она превратилась в московскую «старину», противопоставленную временам Петровских реформ и имперского обновления. Отсюда несколько снисходительный и не всегда серьезный подход к упоминаниям о «царе и боярах» как древнем способе управления. Нечувствительность к исторической традиции и вызревавшим внутри нее переменам, одобрение крутой ломки привычного порядка жизни надолго стали невыученным уроком русской истории. Конечно, «река времен» уносит всех царей и их дела, но ведь есть и какой-то общий замысел? Ведь именно правление царя Алексея Михайловича по-настоящему открыло преемственную от Рюриковичей историю династии Романовых.

Современники царя Алексея Михайловича еще долго вспоминали его царствование, и ему не зря было дано прозвище «Тишайший». Понятию «тишина» соответствовала хорошо известная набожность царя: не случайно XVII век — классический век расцвета идущих из Древней Руси традиций церковной архитектуры и иконописи. Но и эта точка отсчета — от зримых образцов культуры — будет не точна, если приглядеться к исконному значению «тишины» в представлениях о власти. Обратившись к «Степенной книге», составленной при Иване Грозном, можно встретить и других заметных правителей, кому приписан идеал воплощения «тишины». «Кроток, благоприступен, тих зело. милостив и человеколюбив ко всем» — так звучит эпитафия святому князю Владимиру в «первой степени», открывавшей «Книгу степеней царского родословия»; про основателя династии московского правящего дома Ивана Калиту сказано: «В дьни же его бысть тишина велия християном по всей Русьтей земьли на многа лета»^{764}. Не случайно при царе Алексее Михайловиче существовал проект создания новой «Степенной книги» в Записном приказе.

Имя «Тишайший» даровалось как награда, ради особых заслуг правителя, время которого потомки могли только хвалить и вспоминать как лучший век. Оно означало не спокойствие, а признание «правильности» власти в Московском царстве. Всего этого царю Алексею Михайловичу удалось добиться в конце царствования, когда приезжие дипломаты говорили о нем: «Нынешний царь одарен необыкновенными талантами, имеет прекрасные качества и украшен редкими добродетелями. Он покорил себе сердца всех своих подданных, которые столько же любят его, сколько и благоговеют пред ним»^{765}.

Преодолевая привычные каноны историографии, сосредоточенной на «бунташных временах», пришлось обратиться к хорошо забытому, «летописному» — «год за годом» — подходу к описанию власти царя Алексея Михайловича и посмотреть не только на чрезвычайные события, происходившие в Московском царстве, но еще и на обычные дела царствования. Так становится заметнее известный ритм развития государства, когда каждые пять-семь лет в нем происходили серьезные перемены. Влияние царя Алексея Михайловича на главные события в царстве было, конечно, определяющим, но надо еще помнить, что и они меняли царя и его власть.

Центральными событиями всего правления Алексея Михайловича стали так называемое «воссоединение» с Украиной и сегодня почти забытая Русско-польская война 1654–1667 годов. Возглас переяславского майдана «волим царя православного» в 1654 году или «гром русского оружия» при взятии Минска и Вильно, осаде Риги и готовившемся походе на Варшаву уже не слышны в прошедших веках. Не вспоминают и об обещании царю Алексею Михайловичу польского престола. Остается недооцененным дипломатический прорыв, осуществленный Посольским приказом, вернувшим страну из небытия в «оркестр» европейской политики, забыта подготовка завоевания Крыма. Между тем тринадцатилетняя русско-польская война перевернула самые основания Московского государства. После 1667 года состоялся переход уже к настоящей Новой России.

Новая Россия рождалась даже не в одной, а в нескольких войнах: сначала с Речью Посполитой, потом со Швецией, а еще с Крымским ханством и Османской империей. Историческая полоса, растянувшаяся, с перерывами, на двадцать с лишним лет, несмотря на все пережитые в это время трудности и «моровое поветрие», явно относится не ко времени поражений, а ко времени общей победы Московского государства. Именно при царе Алексее Михайловиче определилось будущее положение России, отраженное в новом царском титуле — «Великой, и Малой и Белой России самодержца». «Малороссийский вопрос», как говорил об этом историк Василий Осипович Ключевский, был поставлен и решен совсем не так, как думалось гетману Богдану Хмельницкому, обратившемуся с просьбой к царю Алексею Михайловичу принять Войско Запорожское под свою «высокую руку». Одна последующая смена гетманов свидетельствовала о сложном и запутанном характере событий. Логика начатой войны с Речью Посполитой, а потом Андрусовского мира в итоге привела к трагичному и сказывающемуся в веках разделению на Левобережную и Правобережную Украину. Речь даже не о формировании новой границы по Днепру, а о более глубоком противопоставлении двух частей Европы — Запада и Востока.

Рассматривая историю через призму военных успехов, можно не заметить, что усиление армии не является безусловным плюсом, так как расплата за подчинение внутренней политики целям войны тоже была высокой. После 1654 года стало не до земских соборов, царь Алексей Михайлович полностью устранил «мир» от решения главных вопросов жизни Русского государства. Переменились отношения власти и подданных, потеряло свое значение дворянское представительство на соборах, разрушилось самоуправление. Академик Михаил Михайлович Богословский справедливо назвал вторую половину XVII века временем перехода от «самодержавно-земского» к «самодержавно-бюрократическому» государству и объяснил механизм подмены самоуправления бюрократизацией: «В XVII в. казенное тягло приняло громадные размеры и задало местным обществам непомерную работу. Всецело поглотив всё внимание этих обществ, оно не только отодвигало на второй план все местные интересы, но совершенно их душило и потому убивало в обществе всю необходимую для самоуправления энергию»^{766}.

Устранение людей от участия в управлении очень быстро обернулось торжеством неконтролируемого воровства приказных дельцов, в судах стала процветать знаменитая «московская волокита», а «сильные люди» из окружения царя оказались недостижимы для решения каких-либо земельных и судебных споров. «Корысть» стала царствовать в приказах, особенно когда случился неудачный эксперимент с введением медных денег, закончившийся масштабным воровством и фальшивомонетничеством. Показательно, что самые тяжелые социальные противоречия в Московском государстве обнажились именно во время русско-польской войны, когда и случился знаменитый «Медный бунт» 1662 года.

В царствование Алексея Михайловича состоялись исключительные по своему значению события в истории русской церкви: перенесение в Москву христианских святынь с Востока и приезды вселенских патриархов. План строительства Нового Иерусалима отвечал церковной программе царя Алексея Михайловича и патриарха Никона. Совсем не случайно, заказывая новые царские регалии, их сделали «против образца диадимы благочестиваго греческаго царя Константина»^{767}. Алексей Михайлович стремился обосновать новое место Московского царства во вселенском Православии, что и стало постоянным побудительным мотивом его действий и его мечты о завоевании Константинополя. Патриарх Никон до определенного времени был главным советником царя, поэтому их конфликт имел такие тяжелые последствия. Трагичен и свершившийся на церковном соборе 1666/67 года Раскол русской церкви.

Биографическое повествование было бы неполным без рассказа о характере «Тишайшего». «Прожив» год за годом вместе с царем, познакомившись с жизнью во дворце, заседаниями Боярской думы, приемами послов, описаниями походов на войну и богомолье, прочитав письма, написанные царем Алексеем Михайловичем сестрам и жене, своим друзьям и советникам, можно, кажется, лучше узнать о его внутреннем душевном состоянии. Главное, появляется возможность увидеть «Тишайшего» разным, понять, что давал менявшийся опыт власти, какие жизненные ценности и нравственные правила заставляли его действовать так или иначе и принимать свои решения. Всегда важно помнить и про исторические обстоятельства, формировавшие и менявшие характер Алексея Михайловича. В начале царствования мы видим порывистого в поступках юного царя, позднее — уверенного в себе самодержца и военачальника, вернувшего Смоленск в состав Московского государства. Потрясения «Медного бунта» привели к отдалению Алексея Михайловича от прежнего окружения, ударом для него стало и дело патриарха Никона. После Андрусовского триумфа 1667 года случился семейный крах, совпавший с «Разинщиной». «Осень власти» царя Алексея Михайловича всё более напоминала времена Грозного царя… Но с важным исключением при сопоставлении двух правителей: самодержавие «Тишайшего» царя никогда не превращалось в мучительное для подданных самовластие Ивана Грозного!

Очевидная любовь Алексея Михайловича к порядку, к «чину», благолепию, христианским добродетелям уживалась в нем и с обычным весельем, увлечением соколиной охотой, а в последние годы еще и с интересом к придворным «потехам». Лучше всего образ мыслей царя, размышлявшего о соотношении «чести» и «чина», выражен в «Уряднике сокольничьего пути»: «Честь укрепляет и возвышает ум, чин управляет и утвержает крепость… Без чести же малитца и не славитца ум, без чину же всякая вещь не утвердитца и не укрепитца». И там же сказано о главном правиле царя: «делу время и потехе час», или «время наряду и час красоте»^{768}.

История о царе Алексее Михайловиче неизбежно связана еще и со сравнением его царствования с Петровской эпохой. Как правило, выбор делается в пользу прогресса, время детей отменяет время отцов. Однако в описании исторических перемен, связанных с именем Петра Великого, существует известный перекос. Сравнение возникшей в начале XVIII века Российской империи с предшествующими временами строится на противопоставлении, а не на поисках преемственности. Новая страна, кажется, возникает из небытия и сразу становится исполином.

Но так ли это было на самом деле? Вспомним еще раз прозвучавшие когда-то откровением слова великого историка Сергея Михайловича Соловьева о XVII веке: «Народ собрался в дорогу и ждал вождя»^{769}. Время этих сборов, конечно, совпало с эпохой царствования «Тишайшего» царя. Тогда родился реформаторский дух, потребовавший переустройства армии по новым образцам; тогда были поставлены задачи завоевания выхода к Черному и Балтийскому морям, решавшиеся позднее Петром I. На первый, поверхностный взгляд, «вздыбив» страну, переодев преображенцев в иноземные костюмы и насадив новые учреждения — Сенат, коллегии, губернии, изменив взаимоотношения между людьми, император Петр триумфально открыл «петербургский период» нашей истории. Но современники царя Алексея Михайловича еще не скоро могли забыть времена Московского царства, если такое вообще возможно в нашей истории!

«Тишайший» царь «бунташного» времени, Алексей Михайлович не отказывался от традиций, и именно он был первым, кто начал построение «Великой России».