Целитель #11

Глава 14

Вторник, 21 апреля. Поздний вечер по Гринвичу

Околоземная орбита, борт корабля «Колумбия»

— Прогуляйся! — натужно пошутил Янг.

— Подышу свежим вакуумом! — хихикнул Криппен. Как показалось Джону, нервно.

Они висели в тесном пространстве средней палубы, переодетые в «пустолазные» скафандры — влезать в удобные, «разношенные» оранжевые полагалось лишь при взлете и спуске.

Роберт протиснулся в «шкаф» шлюзовой камеры, и запахнул за собой люк, как будто отрезая пути к отступлению. Драгоценный воздух вырвался наружу, виясь редким облачком кристаллов замерзшей влаги.

Янг покусал губу. Всё вышло немного сложнее, чем ему казалось. Ну, наверное, на Земле как раз сочли, что упрощают задачу для экипажа — не нужно задействовать манипуляторы и вынимать спутник с мудреным названием «Хроноинвертор». Опасная военная «игрушка» останется в грузовом отсеке. Надо только развернуть корабль днищем к звездам, а инвертор повернуть на шарнире, выставляя… м-м… эрегированным перпендикуляром. Направить дулом вниз.

«Колумбия» как раз проплывала над Сибирью, вдоль терминатора — одна половина Земли уже освещена Солнцем, а другая совершенно темная. Быстро накатывает серая полоса сумерек, а над нею розовеют облака…

— Ты там с «воротами» осторожней, — подал голос Джон, лишь бы не молчать.

— Да уж как-нибудь, — толкнулся в уши ответ.

Громадные створки грузового люка были очень тонкими, на Земле их открывали с помощью противовесов, иначе согнутся в изломах. На орбите силы тяжести нет, но лучше бы поберечь матчасть…

Створки разошлись чуток, и отсек полезной нагрузки прорезала четкая полоса света, бросая блики от зеркальных панелей инвертора, и золотой фольги, укутавшей его заднюю секцию. Или нижнюю? Да черт их разберет…

— Нет, все-таки придется использовать манипулятор! — долетел запыхавшийся голос Криппена. — Инвертор… он тут как пушка на лафете — нижняя рама прикручена к корпусу… Веса нет, но масса-то осталась! Двадцать четыре тонны!

— Давай… — заворчал Янг, и пошутил, криво усмехнувшись: — Пульт найдешь?

— Да уж как-нибудь…

В следующую секунду тяжкий грохот сотряс шаттл, и Джона крепко приложило к переборке. Новый удар почти обезглавил «Колумбию», отрывая пилотскую кабину с ошметками грузового отсека и левого крыла. Режущий свист разгерметизации стих сам собой — воздух покинул кабину вместе со шлюз-камерой. В глаза ударило ярчайшее солнце, не затуманенное атмосферой; его жесткий свет не грел, а жег.

Вцепившись в поручень, Янг с ужасом наблюдал сквозь огромную дыру, как плавно удаляется толстое правое крыло, поворачиваясь то верхней, белой стороной, то нижней, выложенной защитными черными плитками.

Киль с двигателями крутился ниже, сталкиваясь с проклятым грузом, так и не отцепившимся от днища и огрызка левого крыла. Инвертор брызгал лиловыми вспышками, как при коротком замыкании, плавился и распадался, вздувая сразу десяток мелких бледно-синих пузырей, а посреди всего этого чудовищного разгрома барахталась мелкая человеческая фигурка — на том конце натянутого фала, как пойманная рыба на леске.

— Роберт!

— Тут я… — запыхтело в наушниках.

— Скафандр хоть цел?

— Да вроде…

— Сейчас я тебя вытяну!

— Сам сначала привяжись…

Янг последовал мудрому совету, и вцепился в фал. Перехватываясь, он подтягивал Криппена, моля бога, чтобы пилота не задело кувыркавшимся килем и гроздью маршевых ЖРД.

— Цепляйся!

— Сейчас…

— Руку давай!

— Сам держись…

Выловив Боба, Джон всхлипнул от натуги. В этот самый момент три дюзы, увязанные какими-то кольчатыми кишками, наподдали по кабине.

«Смахивают на рождественские колокольчики…» — мелькнуло у Янга.

— Хватайся!

— Да что толку? — горько вымолвил Криппен, держась за мягкий пояс спального места. — Этот гадский инвертор… Видел такие… пузыри? Это энергосферы. Всё, что в них попадает, меняет знак — и аннигилирует! Спонтанная хроноинверсия! Понял? Что ты на меня смотришь⁈ — скривился он с досадой. — Ну, да, да! Я тебе ничего не рассказывал. Потому что не мог! «Тop secret»! А сейчас… Какая, к дьяволу, разница? — пилот вяло повис. — Помню, на ранчо у деда осаживал смирную кобылу… Только вот лошади можно снова дать шенкелей, и скакать, а тут… Затормозишь — и орбита сразу вниз…

— Хватит мне из небесной механики читать! — раздраженно буркнул Янг. — Сколько еще мы продержимся? Ну, хоть примерно?

— Мы снижаемся, Джон, — спокойно ответил Боб. — А потом начнется баллистический спуск. Продержимся! — хмыкнул он с прежней горечью. — Мы не доживем даже до утра по земному времени. Войдем в плотные слои — и в уголь! В дым!

— Лезем на полетную палубу! — непримиримо рявкнул Янг. — Попробуем связаться с Землей!

— А толку? — безразлично пожал плечами Криппен. — Нам жить осталось… Два витка, от силы…

Тот же день, немного раньше

Околоземная орбита, борт ДОС «Алмаз-4»

— Я их вижу, — спокойно сказал Кубасов, отнимая лицо от нарамника перископа. — Летят чуть выше — у нас на траверзе, как говорят флотские. Дальность — шестьдесят семь километров, и мы потихоньку догоняем «Колумбию»…

— Тесно стало на орбите, — криво усмехнулся Почтарь.

— Да уж… — сгорбившись, бортинженер глянул в мощную оптику. — Ага! Они делают «полубочку» — и раскрывают створки!

— Всё! — выдохнул командир. — Больше ждать нельзя! На следующем витке они пройдут над Сибирью… Всё! — повторил он. — Будем считать, что вышли на позицию!

Решительно оттолкнувшись пальцами ног, Почтарь подплыл к пульту ракетной установки. Шаттл очень четко вырисовывался на экране локатора.

«Цель захвачена».

Лизнув губы, Павел откинул колпачок с красной кнопки, и вдавил две клавиши.

— Пуск! — отдал он шепотом приказ, и вжал кнопку.

Станция даже не вздрогнула — две ракеты вынеслись, плавно скользя, пыхнули стартовыми ускорителями, и пропали, сверкнув вдали парой искорок. А время потянулось, как вязкая смола, бередя душу тревогами, да сомнениями.

Хоть «Колумбия» и рядом, «подарочки» долетят не сразу. А если промах? Тогда придется повторить атаку на следующем витке.

«Ага, — насупился Почтарь, — когда амеры сами отстреляются! Хорошо, если по тайге, а если по Норильску?»

— Есть! — хрипло воскликнул Кубасов, вжимаясь в нарамник. — Попадание! Цель поражена! И еще! Обе попали!

Повеселев, Павел приткнулся к здоровенному телескопу. Самолетный контур шаттла безобразно расплылся — киль с гондолами медленно кувыркнулся назад, путаясь в двигателях; одно крыло ухнуло вниз, словно пытаясь взмахнуть напоследок, другое отпало вместе с кабиной экипажа…

Корпус с грузовым отсеком страшно корежило — смялась створка, бессильно задралась «механическая рука», а инвертор разваливался, сверкая ярко-лиловыми сполохами.

Почтарь сжал губы. Все-таки скреблось на душе… Да, враги. Но космонавты… Они-то тут причем? То есть, астронавты…

— Houston, Houston, we have a problem! This is «Columbia» STS-1 speaking! — неожиданно прорвало эфир. — Houston, hear us?..

Кубасов медленно повернул бледное лицо.

— Они… Они выжили!

— Это ненадолго, — сухо вытолкнул Павел, ощущая полный раздрай.

И что ему делать теперь? Хорошо было деду в войну! Подбил танк — и всего делов! Ах, выжили фрицы? Полезли из люков, как тараканы? А в упор их! Раздавить гадину!

«Что, тоже связаться с Землей? — подумал Почтарь, и зло сощурился. — Хочешь всю ответственность на ЦУП переложить? И какой с тебя командир тогда?»

— Валерий Николаевич, остаетесь на хозяйстве! — резко заговорил он. — Американцы, конечно, редиски, но не добивать же!

— Подобрать хочешь? — просветлел Кубасов.

— Да, — сухо обронил Павел, и замялся. — Только… это… вернуться у меня не получится — на маневр тупо не хватит топлива. Сниму этих — и на посадку.

Бортинженер успокоительно махнул рукой.

— Мне запасов хватит на месяц, а на той неделе стартует «Союз»! Забыл? Так что… Летите, голуби, летите!

Там же, чуть позже

Околоземная орбита, борт ТКС «Луч-3»

— Говорит «Орион-1». Проверьте герметичность, — сказали наушники голосом Кубасова.

— Принято, «Орион-2», — улыбнулся Почтарь. — Герметичность в норме, давление в норме.

— Дать команду на закрытие переходного люка.

— Даю команду.

Транспарант «Внешний люк открыт» погас.

— Понял вас, «Орион-1». Расстыковку разрешаю.

— Команда «Расстыковка» подана.

Легкий толчок — и ТКС отлепился от станции.

— Говорит «Орион-1». Прошло разделение… Визуально наблюдаю расхождение. «Алмаз» пошел слева от меня. Начинаю разгерметизацию…

Зашуршали СКД — сближающе-коррекционные двигатели — и Павел почувствовал слабенькое ускорение.

Освещенная Солнцем станция выглядела яркой и блестящей, как новогодняя игрушка, а внизу переливался Индийский океан — пассат морщил его светло-голубые воды.

— «Орион-2» вызывает «Орион-1», — сквозь шипение помех пробился ясный голос Кубасова. — Как слышишь?

— Нормально, — улыбнулся Почтарь.

Все же он принял верное решение — лететь. Потому и спокойно стало.

— Я связался с американцами… Спасибо, что в Хьюстоне поднатаскали, хоть и понимаю с пятое на десятое! В общем, их двое, оба живы и здоровы. Они в кабине! Пристыковаться не выйдет, сам понимаешь, пусть лезут к тебе «на ходу»… И будет просто замечательно, если снимешь их с первой попытки. Тогда сразу готовься к спуску! Как раз на Казахстан выйдешь…

— Не беспокойся, Николаич, — ухмыльнулся Павел. — У меня на вторую попытку ресурсов — йок! Справлюсь…

Он глянул в маленький круглый иллюминатор. Обломки летели гораздо ниже, и космонавт плавно развернул корабль. Выдал тормозной импульс — «Луч» пошел на снижение, одновременно догоняя кабину «Колумбии».

«Хорошо еще, не вертится…»

— «Орион-1» — «Ориону-2». Янки на связи?

— Так точно. Волнуются!

— Скажи им, пусть выходят! — прифыркнул Почтарь, чувствуя себя таксистом. — Вон, через люк…

— Сейчас передам!

Коротко прошипели крошечные движки корректировки. ТКС завис совсем рядом с кабиной-обломышем. Слабенький импульс, и корабль повернулся задом к «Колумбии».

— Николаич!

— Слушаю!

— Пусть с ж-ж… с кормы заходят! Люк не заперт, внутри вакуум! А то мне не разорваться, надо «Лучика» удерживать!

— Понял!

— И люк чтоб задраили! Мой, мой! А то не знаю, налажу связь или как!

— Ага! Жди гостей!

Ожидание не затянулось — еле слышные стук и грюк со стороны агрегатного отсека донеслись через корпус. Почувствовав возню за спиной, Павел с трудом оглянулся — и стукнулся шлемом о шлем.

За лицевым щитком скафандра с нашивкой «NASA» розовело абсолютно счастливое лицо, оживленно шевелившее губами.

— Just one moment, please… — прокряхтел Почтарь, дотягиваясь до нужного рычажка.

Постепенно прорезался свист — воздушная смесь вырывалась из баллона, наполняя отсеки корабля. Зажегся транспарант «Давление в норме», и командир «Луча» рукой в перчатке поднял «забрало».

— Welcome! My name is Paul.

— Glad to meet you, Paul! — заорал астронавт, что постарше годами. — Really, really great!

Второй американец, помоложе, просто сиял, не находя слов.

— Take your seats… — забарахтался Почтарь в глаголах чужого языка. — Fasten your belts, we’re about to land! — кашлянув, он перешел на родную речь: — Николаич!

— На связи, — толкнулось в уши. — Вижу вас в телескоп! Готов?

— Всегда готов! — Павел покосился на «пассажиров», разбитых стрессом. — Понемногу появляется Земля. У меня уже виден горизонт… Иду на спуск! До скорого… Или там, или тут!

Среда, 22 апреля. Утро

Ленинск, улица 50-летия Советской Армии

Люблю этот день! Еще со школы. Веселый и суматошный субботник, флаги и стяги, да волнующую возню — на торжественных линейках принимают в пионеры.

У девочек бантики дрожат, а мальчики путаются, какой рукой салютовать… Зато какая гордость, какое счастье наступают потом!

«Всё! — звенит под косичками или вихрами. — Меня приняли!»

Я улыбнулся своим мыслям, глядя через улицу на плоскую двухэтажную школу из силикатного кирпича — за стройными, зализанными тополями резвилась детвора. Белый верх, черный низ — и алый трепет галстуков.

— Миша-а! — жалобным голосом позвала мама. — Долго ты еще Ваней будешь?

Рита тихонько засмеялась, прикрываясь ладошкой, а Настя, по-моему, даже не расслышала ничего — шагала, по-прежнему молчаливая и погруженная в себя.

— Мам, да это так, для служебного пользования, — отмахнулся я, толкая коляску одной рукой. — Договоримся с американцами, чтобы не баловались в космосе — сразу достану старый паспорт.

Юлька радостно загукала, беззубо улыбаясь.

— А видели, телевизионщики прилетели? — оживилась Рита. — Этих будут снимать… Астронавтов! А Пахе точно Героя дадут!

— Заслужил, — серьезно вставил я, и сделал «козу» Юлии Михайловне. Та вовсе сплющилась от восторга.

А вот Настя… Ее даже сканировать не надо было, чтобы распознать психосущность. Всё и так ясно, безо всяких ментальных вывертов — сестричка крайне расстроена.

Она, конечно, молодец, держится, сияет и пленяет, только вот улыбки ее фальшивы, как у амеров, а оживленность — деланная. И что же гнетет девчонку? Мальчишка…

— А Юльчонка кормить не пора? — забеспокоилась мама.

— Лопнет, — улыбнулась Рита.

— Да она худенькая совсем!

— Не худышка, а стройняшка. Фигуру бережет…

Не слушая женское щебетанье, я посматривал по сторонам, улавливая те приметы, что должны, по идее, пугать. Мы прошли мимо гарнизонного Дома офицеров — неподалеку скромно почивал БТР. А вон навстречу шагает патруль — впереди офицер, за ним, вразвалочку, двое сверхсрочников с «калашниковыми» на крутых плечах. И на школьном крыльце скучает, мнется десантник — крепкую шею оттягивает автомат без приклада. Парниша свесил на него руки, и поглядывает на старшеклассниц…

Приметы были, но страха не вызывали. По-моему, даже напротив — местные успокоились, будучи под защитой. Казахи, правда, показывались редко, хотя в Ленинске до погромов не дошло. И, что любопытно, когда на Политбюро единогласно понизили статус «братских республик» Средней Азии до уровня АССР, «титульные» упрекали в том не «русских оккупантов», а всех этих «алашистов», «моджахедов» и прочих недобитков. Дескать, передразнили медведя…

Запиликал радиофон, и я живо передал управление коляской Рите, отставая от моих красавиц.

— Алё? Ромуальдыч?

— Етта… Здорово! — отозвался техдиректор. — Я уже в Севастополе!

— Быстро вы, — улыбнулся я. — «Новороссийск» только вчера отшвартовался.

— Да вон он! Любуюсь! Етта… Главком флота всё согласовал с Федорычем… Э-э… С товарищем Устиновым. Инвертор морского базирования ставим на ТАВКР — займем место «Базальтов»!

— Ромуальдыч…

— Слушай, я тут в Раменском был, — увлеченно продолжал Вайткус, — в гостях у Гошки… мы с ним уже лет тридцать знаемся. Он сам инженер морской авиации, и курочит штатовский «Ф-15» в секретном ангаре — спецбортом из Оманского залива доставили, мокрый еще… Э-э… Ты что-то сказал? А то тут прибой…

— Ромуальдыч, мы вчера с Кивриным кумекали над корабельным инвертором… — терпеливо заговорил я. — И поняли, что моряки из нас, как из гаишника — балерина. А тут нужен спец, который всю судовую электрику с закрытыми глазами знает!

— Так я о нем как раз! — обрадовался Вайткус. — Мне Володька еще вчера нажаловался! Короче, этот друган мой, что «Морского орла» потрошит, рассказал о мичмане с «Минска», который эту самую «птичку» со дна доставал. Настоящий самородок, говорит, Кулибин и Попов в одном лице! Я сразу интересуюсь, как еттого двуликого звать, а Гоша и говорит: «Гарин!»

— Ка-ак?

— Во-во! Я и сам завис, как ты говариваешь! — довольно рассмеялся Ромуальдыч. — Стою, глазами хлопаю, а Гошка свою лысину чешет: «Ой, не так, но похоже… Гирин!» Ну, я сразу Федорычу звоню, тот — Горшкову… Короче, завтра еттот спец встанет передо мной, как лист перед травой!

— Ну, хоть что-то… — проворчал я.

— Етта… Я чего звонил… Марта в Ялте сейчас, принимает солнечные ванны, а я в Севастополе… — его тон стал просительным. — Слушай, подговори своих девчонок! Чего им там пылью дышать? Пускай сюда едут! «Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья!»

— Ладно! — пообещал я, догоняя «своих девчонок». — Пока!

Семейка моя незаметно догуляла до новенького «Универсама», выстроенного на углу Пионерской, и обе мамочки разом вспомнили, что хлеба нет, и чай кончился, и вообще, Мишечку нечем кормить. Хозяюшки скрылись за стеклянными дверями «советского супермаркета», а мы с Настей устроились на лавочке, в зыбкой тени развесистого карагача. Юлька начинала дремать, лениво жуя резиновое кольцо.

— Рассказывай, — негромко сказал я, обнимая сестричку за плечи.

Настя прижалась, и всхлипнула.

— Костя уехал… — вытолкнула она.

— О, как… — подивился я. — Неожиданно… И куда?

— Не знаю… — вздохнула девушка. — Вчера я ему не дозвонилась, а сегодня Ирка позвонила… ты ее должен знать — вы еще целовались в Новый год, помнишь?

— Чарующее воспоминание, — улыбнулся я. — И что же Ира?

— Она сказала, что Костя уволился — и уехал. Куда-то в Сибирь, на ударную комсомольскую… Ирка его спрашивала, в чем дело, а он говорит: «Устал!» От меня, наверное…

Я крепче притиснул Настю, и серьезно проговорил:

— Костя — нормальный парень, но слишком простой, что ли. И ты его не любила. Поэтому не жалей. Уехал, и уехал.

— Я не жалею, — вздохнула сестренка. — Обидно просто…

Моя ладонь ласково прошлась по тяжелым, густым волосам, скрепленных заколкой.

— Всё будет хорошо…

— Знаю, — грустно улыбнулась девушка.

— Чай подорожал! — донесся возмущенный голос мамы. — Был по тридцать восемь копеек, а стал по пятьдесят! О-ё-ё, ёжечки ё-ё…

— Лидия Васильевна, — рассудила Рита, — вот чая-то как раз и не было, или не достать. Зато теперь есть, и без очереди.

— Ну да, ну да…

— Тише вы! — строго прошипела Настя. — Раскудахтались… Юлька спит!

Мамочки приблизились на цыпочках, и осторожно присели.

— Сопит! — умилилась мама.

— В обе дырки, — улыбнулся я. — Слушайте, женщины… Вы же все в отпусках? Кое-кто даже в декретном… — стоило легонько ущипнуть Риту, как та внимательно посмотрела, словно разобрав некие вибрации в моем голосе. — А не съездить ли вам в Крым? Нет-нет, я вас не гоню с Байконура! Просто у меня, у самого командировка намечается в Севастополь, а тетя Марта сейчас в Ялте, у Ромуальдыча там дача… Шуруйте, короче! Водичка, конечно, холодновата, но загорать можно вполне. Плюс пятнадцать!

— Да мы там замерзнем! — капризно надула губки Настя, однако я чувствовал — сестричка рада скорой перемене обстановки.

— Ничего с вами не случится! — я решительно отмел возражения. — Хоть морем подышите, проветритесь…

— А Юлиус? — заколебалась Рита.

— Забирайте! — сделал я широкий жест. — Избавьте меня от этой плаксы!

— И ничего не плакса! — тут же решительно вступилась бабушка. — Очень даже спокойный ребенок! Описается — и то терпит.

— А и в самом деле… — Рита задумчиво навила локон на палец, глазами показывая на Настю. Я легонько кивнул. — Давайте, съездим? Хватит с нас этой степи!

— Правда что… Поехали! — залихватски махнула рукой мама.

— Полетели! — шепотом сказала Настя, прикладывая палец к губам, и впервые улыбнулась по-настоящему.

Четверг, 23 апреля. День

Вашингтон, Пенсильвания-авеню

Президент изображал из себя глыбу льда — подчеркнуто спокоен и невозмутим. Это означало, что «ковбой Ронни» находится в бешенстве. Он даже не бегал по Овальному кабинету, меча молнии, а торчал у окна, глядя на Капитолийский холм.

Первого Джентльмена выдавали пальцы. Сложив руки за спиной, он то сжимал кулаки, то разжимал их.

— Все газеты, все каналы — об одном и том же, — сдавленно произнес Рейган. — «Русский космонавт спас американских астронавтов!» Джек… Вы верите в эту… ч-черт… «спонтанную хроноинверсию»?

— Нет, — спокойно ответил Даунинг.

— Ага! — каркнул президент, оборачиваясь. — Значит, все-таки русские⁈

— А больше некому, сэр.

— Слава богу, — криво усмехнулся Рейган, — я в вас не ошибся!

— Но мы все-таки допустили промах, перейдя «красную линию», — осторожно выговорил директор ЦРУ.

— Да, да! Согласен! — раздраженно вымолвил президент. — Но меня беспокоит иное… Мы остались без шаттла! «Челленджер» будет готов лишь к будущему лету, а русские запустят собственный инвертор в начале мая! Причем, не как у нас, в стиле «лайт», а тяжелый, под девяносто тонн! — пройдясь мимо окон, он потоптался на овальном ковре, и резко спросил: — Что с «полумесяцем нестабильности»?

— Всё идет по плану, сэр, — церемонно ответил разведчик. — Русские ввели военное положение в Центральной Азии, и тамошние «джихадисты» ушли в подполье. Мы формируем вооруженные отряды на территории Казахстана, Узбекистана и прочих «станов». Боевые действия пока нерегулярны, но страху моджахеды нагоняют, недаром их полевых командиров в советской прессе называют «басмачами», по старой памяти. Мобильные группы нападают на военные части, устраивают теракты… В общем, мутят воду. А сейчас мы разворачиваем работу на Кавказе…

— Очень хорошо, Джек… Очень хорошо… — Рейган присел за стол, барабаня нервными пальцами по кожаной папке. — Но мало! — его лицо исказилось. — Пусть эти ваши басмачи помогут в нашей — опасной, да! — однако необходимой, а потому неизбежной операции! Пусть отвлекают на себя внимание — налетами на военные базы и аэродромы, рейдами по тылам советской армии, подрывами поездов, автобусов… Да хоть резней в школах! Лишь бы хаос и смута! Не мне вас учить, Джек, сами знаете, как это делается. Назовем операцию попышней, повнушительней… М-м… А там что, в этой Азии — пустыня или горы?

— В основном, степь, — подсказал Даунинг.

— Тогда пусть будет… «Щит степи»!

— Цель операции, сэр?

Лицо президента перетянуло злобной улыбкой, и он грохнул кулаком по столу:

— Разбомбить Тюратам!

Пятница, 24 апреля. День

Севастополь, улица Ленина

Гирин был и рад, и даже горд оказанным доверием. Ведь на Черноморский флот послали не командира БЧ-7, а его, как военспеца! Значит, он кой-чего стоит, и не даром флотский сухпай трескает…

Правда, когда его вызвали к самому Гокинаеву, Иван заробел.

«Доложите, товарищ мичман, о результатах второго спуска к 'Энтерпрайзу», — сходу потребовал каперанг.

Гирин, хоть и нервничал, но отрапортовал без запинки, как по писанному.

«Очень, очень неплохо, — покивал командир корабля. — А это правда, что вы за пять минут голыми руками деактивировали защиту на электронике „Си Игла“?»

«Так точно!» — отчеканил Иван, хоть и побурел слегка.

«Тогда вот вам предписание, товарищ мичман, — взял Гокинаев уставный тон. — Отбываете с вещами в Севастополь, в распоряжение Арсения Ромуальдовича Вайткуса. Свое звание и чин он вам сам сообщит, если посчитает нужным…»

…Гирин довольно вздохнул — и забыл выдохнуть. Навстречу ему шагала девушка… Прехорошенькая, стройная, длинноногая… Да мало ли красотуль дефилирует по Южному берегу Крыма! Но эта…

Она была особенной. Полным совершенством во всех отношениях. Иван восхитился изяществом гладкой руки, небрежно отмахнувшей золотистую прядь волос… И на него в упор глянули ясные и печальные глаза. Очи, в карей безбрежности которых хотелось видеть свое отражение — сегодня, завтра, всегда.

«А я не верил, что так бывает…» — одинокая мысль канула в блаженную пустоту.

Девичьи бровки слегка нахмурились, а губки дрогнули в досадливой гримаске при виде замершего мичмана, но не смогли удержать природной жизнерадостности — и явили улыбку.

«Ямочки на щеках…» — умилился Гирин.

— Вам поплохело, товарищ мичман? — с притворной заботой спросила красотуля.

— Да! — ляпнул Иван. — То есть, нет, что я говорю! Наоборот! Мне хорошо! Очень… — он шумно вздохнул. — Зря я не верил!

— Во что? — карие глаза распахнулись.

— Что так бывает… — запыхтел моряк, не зная, куда ж ему руки девать. — Ну, когда с первого взгляда…

Девушка строго погрозила пальцем, хотя во взгляде брезжил интерес.

— Но-но-но! Экий вы быстрый, товарищ мичман!

— Извините, пожалуйста! — Гирин испугался, и заспешил с оправданиями: — Я вовсе не хотел вас обидеть… Не ожидал просто, что вот так, сразу и вдруг… Только прилетел сегодня…

— И мы тоже! — оживилась незнакомка. — Мы с мамой в Ялте, а мой брат здесь где-то. Я его еще не видела, только что с автобуса… Меня зовут Настя.

— Иван! — вытолкнул мичман, бережно принимая узкую ладошку. Прикосновение пальцев к бархатистой коже будило в нем давнюю, полузабытую усладу. — Гирин.

— Как-как? — хрустально рассмеялась Настя.

— Гирин, — смешался мичман. — Иван Родионович…

— Ой, не обращайте внимания, Иван! — взмахнула кистью девушка. — Просто я — Гарина!

— Здорово! — восхитился моряк, все еще не веря удаче.

Дунул ветер, трепля девичье платье и длинный вязаный кардиган.

— А не подскажете, Иван Гирин, — затянула Настя, смешливо щурясь, — где тут Графская пристань? Ни разу не видела тамошние пропилеи…

— Конечно, конечно! — обрадовался мичман, неожиданно бледнея, и застенчиво спросил: — А можно… я провожу вас туда?

— Можно, — кокетливо ответила девушка этому рослому, широкоплечему, загорелому «молчелу» с обветренным лицом, робкому, как мальчик. — И туда можно, и обратно! У меня автобус в полчетвертого…