На следующий вечер, едва перекинувшись парой слов с Варварой, помчалась к Климу-леснику и встретилась с ним нос к носу у его калитки, что меня не могло не обрадовать. Церемонно поздоровавшись с ним, сразу уточнила у него про работу, на что он тут же предложил работу на лесоповале. Пришлось отказаться, хотя платили там, ох, как щедро, но я не хотела, чтоб Хагрид устроил и там резню. Кто его знает? Игроков не сильно жалко, а вот местных очень даже, они ведь не возрождаются, и работает их там немало, большинство местных мужиков на заработках на лесоповале промышляют. Поэтому не буду рисковать собой и местными жителями.
— А по хозяйству работы не найдётся? — слегка замявшись поинтересовалась я.
— Сейчас нет. Твои земляки уже всё, что можно выполнили. Дня через три приходи, может прополоть что-то надо будет.
— Ой, как хорошо! Клим, прошу, не отдавайте это работу никому кроме меня, я прям с утра к вам послезавтра приду и всё сделаю.
— Хорошо, так тому и быть, — сразу согласился он.
— И ещё хотела спросить, Клим, когда обоз пойдёт в Семихолмье?
— Через неделю, — важно ответил он.
— Могу ли я попросить вас, купить там отрез ткани для рукодельницы Варвары? Нужна выбеленная льняная.
— Пять золотых, — не моргнув глазом заявил он.
— Э-э-э… Дороговато, не находите? Где ж мне тут такие деньги наскрести?
— Я в Семихолмье по делам еду, и бегать там по ткацким лавкам, чтобы приценится мне особо некогда будет, — веско заметил Клим.
— Ну, хорошо, — тут же согласилась я. — А Ингварр сейчас где? В деревне?
— Хм… — пожевал ус Егор, подозрительно на меня поглядывая. — Нет, он пару дней на лесоповале останется, за новичками присмотрит, пока я здесь за приготовлениями прослежу.
Задумчиво побрела обратно к Варваре. Пересчитав всю имеющуюся у нас наличность, оказалось, что не хватает чуть больше половины. Повздыхав и нервно почесавшись, поняла, что на выходных нужно будет очень сильно поднапрячься, и делать только денежные задания. Потому как юбку из комплекта хотелось получить до одури. Пришла пора бросать валять дурака, и взяться за работу. Не успела я руки потереть в предвкушении предстоящего забега по соседям, как передо мной замаячило обеспокоенное лицо Янники. Она стояла, заламывая руки, и лепетала что-то про младенца, столь велико было её волнение. Сразу стало ясно, что нужна моя помощь. Мы быстро добежали до дома Янники, я буквально влетела в светлицу, уже с улицы заслышав рёв младенца. Ребёнку было очень плохо! Маленькая Ирэшка вопила во всю мочь, её хиленькое тельце выгибалось, и мать едва могла удержать её в руках. Я сразу же использовала лечение несколько раз подряд, ребёнок перестал биться, но продолжал тяжело дышать, я сняла боль, но не решила проблему. У меня возникла идея, я обернулась к Яннике, и тут же увидела и её отца, Егора. Обратилась сразу к ним обоим:
— Нужно позвать Лару, она опытнее, возможно она сможет помочь девочке выжить.
— Позвать светлую? — повторил он. Они как-то странно все переглянулись, и продолжали молчаливо стоять, будто это большая проблема.
— Я знаю, вы ей не доверяете, но возможно это последний шанс спасти ребёнка! Разве имеет сейчас значение ваша вера? — попыталась придать им ускорения я.
Но они продолжали стоять и испуганно переглядываются между собой. Первой не выдержала Янника:
— Батюшка! Разреши я сбегаю за ней? — взмолилась она.
Егор помолчал, накручивая усы, с кряхтением опустился на лавку и опустив глаза, пробурчал:
— Рискнуть всеми, ради одного? Мы так не делаем, ты знаешь об этом, Янника, не хуже меня. Девочка нежилец на этом свете, мы все об этом знали, как только она родилась. Даже, если она выживет, она никогда не будет такой как все… — он говорил не торопливо, словно размышлял над этим не один день, и это решение не далось ему легко.
— Это Ирэшка, наша Ирэшка, папа! — воскликнула Янника, и с рыданием упала на скамью. В этот момент заговорила мать, в её голосе слышались ещё не пролитые слезы:
— Сходи, Егорушка, сходи! Это ведь последний ребёнок, других уже не будет.
Егор посмотрел на жену тяжёлым взглядом, буравя её из-под кустистых бровей, потом махнул рукой и сказал:
— Глупые бабы! И я с вами дураком стал! Будь, что будет! — и тут же вышел вон.
Из всего разговора я мало что поняла лишь то, что недуг был им известен и опасен, но искать лекарство от него, они опасаются. Странно все это. Минут демять мы просидели в молчаливом ожидании, и все трое не сводили глаз с младенца.
Но всякому ожиданию приходит конец. Мы услышали скип открываемой двери, и в светлицу вошла Лара в сопровождении отца семейства. Она огляделась, и подошла к нам:
— Что с ней?
— Я не знаю, но ей очень плохо, — ответила я за всех, поскольку остальные не стремились прервать молчание, впав в какое-то мрачное оцепенение. — Магическое лечение помогает, но ненадолго.
— Раз так, давай попробуем вместе исцеление Эллисы направить, — и мы одновременно приложили руку к младенцу и активировали магию лечения. Как же я обрадовалась, что в этот раз у меня получилось воспользоваться божественной магией! Что-то изменилось во мне, но что именно я затрудняюсь ответить. И в этот момент все снова пошло не по плану. Наши руки ярко сверкнули, объединив их синеватым свечением, а когда вспышка прошла, Лара уже не была собой. Снова потусторонним светом загорелись её глаза, заливая голубоватым светом всю комнату, голос казалось звучал, вибрировал вокруг нас и внутри нас. Взгляд Лары упёрся в Егора:
— На девочке нет греха. Я сниму с неё печать, и она будет жить свободной, — с некой торжественностью произнёс чуждый Ларе голос.
Когда Егор осознал смыл сказанного, он упал на колени перед служительницей Эллисы, и через мгновение последовав его примеру на колени опустились Ирэшка и Янника.
— Чем отплатить тебе великая, за бесценный дар? — с почтением спросил Егор, смотря снизу-вверх на Лару.
— Чем же ты мне можешь отплатить, Егорушка? — снисходительно прозвучал голос. — Разве ты можешь дать, что я хочу? Разве ты можешь распоряжаться собой? Разве ты хочешь отказаться от чего-то? От того, что разъело твою душу, и стало твоей главной сутью?
Егор опустил глаза.
— Я могу, великая, — вдруг встрепенулась мать Янники, и все взоры устремились на неё.
— И что же ты можешь? — с вкрадчивой усмешкой спросила изменённая Лара.
— Я могу служить тебе, хоть мне это и не пристало, и я не слишком подхожу для этого, — гордо подняла подбородок Ирэшка-старшая. –
— Я не требую жертвы от тебя, ты можешь отказаться от своего слова. Пути ко мне всегда открыты. Мне не нужна служба, мне лишь нужно, чтоб ты следовала правого пути, не отступая, и не ропща, а ведь это так непросто будет для тебя, с таким-то мужем… Принимаешь ли ты моё покровительство?
— Принимаю, — кивнула она. — Так будет, по справедливости.
— Тебе представится возможность проявить сострадание очень скоро. Позаботься об Ларе, — голубой свет в глазах Лары погас, и она упала на пол как подкошенная.
Женщины подхватились, и начали хлопотать над служительницей, и им моя помощь не нужна была, а я, посмотрев строго на Егора спросила:
— Что за печать, Егор? Выходит, ты знал, чем больна твоя дочь?
— Знал-не знал! Не было лекарства от этого! Не важно! Теперь печати нет! — вскричал он и схватив шапку с пола и снова выскочил за дверь.
Я обернулась и внимательно посмотрела на женщин, суетящихся над Ларой, они озабоченно переглянулись, и Ирешка умоляюще посмотрев на меня попросила:
— Прошу, не спрашивай нас ни о чем, мы не можем ничего сказать потому, что связаны клятвой молчания. Ты и так узнала слишком много…
Я медленно кивнула, пытаясь сообразить, что к чему. От последней фразы так и разило угрозой.
— Хорошо, пусть будет так. Оставляю Лару на вашей совести. Надеюсь, ей ничего не грозит в вашем доме?
— Что ты?! Как можно! Она ведь нас просто спасла! Только… — Ирэшка помолчала: — Лара будет помнить, что здесь произошло?
— В прошлый раз не помнила ничего конкретного, только почувствовала силу Эллисы, — сказала я, наблюдая появившееся облегчение на их лицах при этих словах.
Выйдя на крыльцо, потопталась на месте, не зная, что ещё можно предпринять в данной ситуации, плюнула и не стала заморачиваться.
Ох, и сложно у них тут все! Вылечили младенца, и ладно!
И занялась тем, чем и планировала, оббежала всех соседей на наличие оплачиваемых заданий на ближайшие выходные, коих было не так уж и много, прикинув в уме примерную сумму, сделала ещё один круг по соседям на другой улице берясь за поручения с наградой в виде еды или вещей, в надежде суметь сбыть их местным нубам, хотя бы по бросовым ценам.
Возвращаясь уже в глубоких сумерках, как обычно заметила мальчишку, приютившегося в тёмном углу рядом с кузницей и проходя мимо небрежно бросила ему:
— Пирожок с ягодами хочешь? — ответа не последовало, я пожала плечами. — Ну как хочешь, могу и сама съесть.
— Хочу, — послышалось из угла едва различимое слово.
Я вытащила из-за пазухи ещё тёплый пирожок, заработанный мной за мелкую домашнюю работу, и протянула мальчонке. Он с кряхтением поднялся, и слегка прихрамывая подошёл и взял угощение. В момент проглотил его, и вопросительно посмотрел на меня. Я дала ещё один пирожок.
— Ты чего здесь сидишь вечно?
— Дед, ворожит. Мне страшно очень. Так он меня пинками за дверь и выставляет, чтоб отца не отвлекал от работы.
Местная кузница представляла собой вытянутое приземистое здание, перед входом был сооружён небольшой навес. Пару раз засовывала свой любопытный нос в м кузнечную лавку, но мне там делать особо нечего было, покупать там я ничего не собиралась, а садовый инвентарь мне всегда выдавали квестодали. Местного кузнеца я даже ещё не видела, не до него было. С центрального пяточка вход в кузницу был только через лавку, где под навесом скромно стояла давно неиспользованная наковальня. Зато в самой лавке я отчётливо слышала стук молота. Видимо у кузнеца было другое место работы, потому он мне и не попадался на глаза.
Прислушавшись сейчас к звукам, доносящимся из кузни, мне слышался лишь тихий стук молота по наковальне, странно, ведь ночью все звуки слышатся гораздо сильнее.
— Дед полог тишины может вешать, вот и не слышно почти, — угадал мои мысли пацан. — Отца жалко. Дед его загонял совсем, всё лето почти без передышки работает, на себя не похож уже стал, а дед только тумаков мне ставит, да рот мне затыкает… — пожаловался со слезами в голосе паренёк.
— Так ты ранен? — встрепенулась я, и заглянула в его глаза. Надо же, какие у ребёнка глаза оказалась, карие с желтоватыми переливчатыми искорками, или это отблески лун так играют в них?
Он перестал боятся меня, и потому доверчиво позволил мне положить руки себе на лицо, тут же озарившиеся лечебной магией. Синяки и царапины исчезли в тот же миг.
— Ой! Не надо было меня лечить! Дед пуще прежнего теперь заругает, из-за чужой магии, которой от меня разит теперь, — расстроился он.
— У тебя дед маг? Впервые слышу о нём, — удивлённо заметила я. — Как он магию в тебе определить то сможет?
— Да не маг он, но силу имеет, — со знающим видом просветил меня мальчишка. — И чужую ворожбу он на дух не переносит. Ой, выпорет, ой выпорет!
— Это он тебе синяков наставил?
— Ну да. Он чуть что, сразу за ремень, и хорошо, если за ремень, а то ведь и поленом приложить может. Злой, как собака! — пожаловался он, а потом резко: — А пирожков у тебя больше нету?
Я отдала два последних оставшихся в инвентаре.
— И долго тебе тут сидеть?
— Так почитай до утра, — пожал плечами пацан. — Что-то у деда с ворожбой не заладилось последние дни.
— Пойдёшь со мной? Бабка Варвара мне разрешает на сеновале спать. Тебе тоже место найдётся там. Хоть выспишься, раз тебя все равно раньше утра не ждут? — предложила я.
— А бабка Варвара не заругает?
— Не должна, да и ругать она будет всё равно меня, — улыбнулась я, представив, что Варвара будет опять отчитывать, что я тащу в дом всякое.
— Нет, я лучше здесь останусь, — после раздумий ответил он. — Дед вдруг кинется, а меня нет, осерчать может.
Бесит! Я вздохнула и сосчитала до десяти про себя, не помогло!
— Тебя как звать, малец? — хмуря брови поинтересовалась я.
— Михей, — удивлённо ответил он мне.
— Вот что, Михей, как-то мне не очень нравится, как поступает твой дед. Ну-ка пойдём-ка разберёмся… — решительно зашла под навес и громко постучалась. Звук наковальни не затих, да и дверь оказалась заперта, поэтому я, не слишком церемонясь начала лупить по ней ногами.
— Кого там черти принесли на ночь глядя? — послышался недовольный голос из-за двери.
Дверь распахнулась и передо мной появился расхристанный дедок, с давно нечёсаными волосами и безумным взглядом, который при виде меня стал вообще полоумным. Не особо церемонясь с ним, протиснулась в лавку и пошла на звук молота.
— Че надо? — клацая зубами рыкнул он мне в спину.
— Пацан ваш? — на ходу спросила я.
— Положим, наш, и что с того, светлая? — крадучись следовал он за мной.
— Ночь на дворе, а вы его как собаку на крыльце держите? — подошла к распахнутой двери, и увидела кузнеца за работой.
— А тебе какая печаль? Шла бы ты отседова пока не навешал на тебя печатей, да проклятий? Больно наглая ты!
Я прищурилась и посмотрела на дедка повнимательней, потом перевела взгляд на кузнеца, который как заведённый бил молотом по наковальне, не на секунду не останавливаясь и ко всему вокруг безразличный. Он был крупного телосложения, но вид у него был болезненный и измождённый.
— Ты что творишь, тёмный?! — потрясённо спросила я, поняв, что дедок своего сына без продыху под каким-то заклятием держит, доведя его тем самым до изнеможения!
Гнев мгновенно вспыхнул во мне, и недолго думая, я отпустила ему знатную оплеуху, ведь силы то у меня ого-го! Старик отлетел в сторону, всем телом врезавшись в лавку в углу, и там затих.
М-да, не хорошо вышло! Старичок то немощный оказался. Всё ж таки это стартовая деревня, непись ведь 1 уровня, вот и накостыляла случайно в гневе ему. А вот нечего дитятко обижать! Пусть полежит пока, займусь им позже, не хватало ещё его прибить случайно.
Я подошла к кузнецу. Он одет в укороченные штаны, босой, с голым торсом. В нос бьёт запах застарелого пота, весь мокрый, кожа да кости, взгляд бессмысленный, словно ушёл в себя. Я помахала ему перед лицом рукой, ноль внимания.
— Что с ним? Не знаешь? — спросила я Михея, который не сводил взгляда со своего деда.
— Дед, зарок дал, что поможет отцу какой-то особенный зачарованный меч сковать, да всё не выходит у них. Дед от злости разве что ядом не плюётся, почти месяц бьются, только всё никак, а пока отец не выкует, под заклятьем будет находится. Только вот батя добрый, где в нем столько злости сыскать сколько старику надо? — мальчик тяжко вздохнул. — Хотя, как мамка померла, батя озлобился сильно, да, но на меч все одно не хватит. Тут бы деду самому сковать, у него злобы с запасом на всех хватило б, да только руки не к тому месту приставлены…
— То есть чтоб сковать по-настоящему сильный тёмный предмет, нужно всю душу вложить? — понимающе кивнула я.
— Ага, всего себя на изнанку вывернуть. Всё тёмное, что есть в себе в меч вложить, — со знанием подтвердил Мишка.
— Ты то откуда знаешь? — удивилась я такой информированности мальца.
— Так у нас дома только и разговоров, что об этом, — пожал плечами Мишка. — Я и сам вырасту кузнецом стану, батя меня обещал всему научить…
— Дело хорошее, только вот что с отцом твоим делать? Надо его остановить, у него лишь четверть жизненной энергии осталось. Он у тебя не из этих…? — кивнула головой в сторону не очухавшегося дедка.
— Не, папка, середняк.
— Середняк?
— Без покровителя, у нас вообще то вся деревня без этого… Не принято у нас…
— Хорошо, значит попробуем.
Заклинание очищение у меня только от Эллисы, ни разу оно мне не помогло, и на пиктограмму со значком этого заклинания я смотрела с большим сомнением. Была, не была! Я сделала знак рукой и тело кузнеца окуталось белой дымкой, вылетевшей из моих рук. Класс! Тоже подействовало! Чудеса! Сначала ничего не происходило, по потом молот словно запнулся о наковальню, и больше не поднялся. Кузнец тяжело задышал, и с облегчением опустился на лавку, и обратил на меня свой ещё мутный взгляд.
Я подскочила к нему со словами:
— Сейчас-сейчас! Всё будет хорошо. Влила в него несколько порций лечения, чтоб поддержать в нем силы. Кузнец постепенно стал приходить в себя и тяжело опустился на пол, и облокотился локтем на лавку. Но обрадоваться я не успела, позади раздалось рассерженное шипение.
Оклемался, старый черт!
Едва я успела обернуться, как мне прилетела большая плюха. Прямо в лоб.
Что ж вы, собаки тёмные, все со спины напасть то норовите?!
Вы погибли, воскрешение произойдёт через 10 секунд, место воскрешения вариативно. Потеряно 150 опыта. Ваш уровень 6, опыт 1247/1500.
Получена травма. Шрам на лбу. Внешность — 1.
Паразит! Травму ещё мне поставил! Только более-менее себя в порядок привела! Ну, погоди, дедок! Сейчас узнаешь почём фунт лиха!
Точка воскрешения была очень близка к дому кузнеца, буквально через десять секунд я с пинка открыв дверь, я ворвалась в дом.
— Ну что, старый черт? Силами померяемся? — рявкнула я. — Это тебе не дитя малое пинать, щас узнаешь почём у нас пирожки!
— А тебе всё неймётся, малахольная? — ощерился дедок, в правой руке у него блеснул тёмный огонёк. — Сейчас ещё печатей тебе наставлю, будешь квазимордой местной.
Но тут учудил Михей, кинулся на дедовскую руку с заклинанием, с воплем: «Не надо! Она добрая!»
Вот что значит репутация в деревне, заочное хорошее отношение со всеми жителями, кроме тёмных.
На секунду дед замешкался, и в привычной для него ярости огрел заклинанием пацанёнка, да так, что тот заверещал от боли.
— Будешь знать, как под руку соваться, мелкий гадёныш!
Ах ты ж гад!
Я со всего маха залепила деду в ухо, отправив его тем самым во второй нокаут за сегодняшний вечер.
И о чудо! В дверях кузницы появился страж правопорядка, то есть охранник деревни. Главное, когда дед меня точку возрождения отправил его не было, стоило его мне отрубить, явился! Так неудачно получилось! Вот где справедливость?
— Что здесь происходит? — строгим голосом спросил у меня стражник.
— Э-э-э… — развела я руками, только так я могла выразить всю неоднозначность сложившейся ситуации.
— Твоих рук дела?
— Ну как бы да, но…
— Пойдём.
— Куда?
— Острог!
— Да за что в острог сразу то?! Он волшбой темной промышлял, — обвинительно ткнула я пальцем во все ещё не пришедшего в себя дедка.
— Тёмное колдовство не запрещено.
— И он внука бьёт! Вон до сих пор мальчишка плачет.
— Это дела семейные, пусть жалуется отец. Трофим?
Все посмотрели на кузнеца, но он даже слова не сказал, просто сидел и таращился в одну точку, явно ничего не соображая.
— Ну хорошо, — решила зайти я с другого конца. — Он меня ударил, да так что я на камень воскрешения отправилась и лицо ещё попортил. Вот! — давай ябедничать я и ткнула себя в лоб. — Вот я и наподдала ему в ответ.
— Значит, оба пойдёте в острог. Завтра староста решит, как с вами поступить.
Местный острог, представлял собой пару глубоких ям метров пять закрытых от непогоды простым навесом, находящиеся на другом краю деревни, рядом с домом, где жили стражи деревни, про простому называемому бараком.
Ах, какая я молодец! Столько дел наворотила сегодня, как никогда. Время не то, чтобы позднее, но в яме делать нечего. До утра никто обо мне не вспомнит, поэтому решила сегодня выйти из игры пораньше.
Было около десяти вечера, когда я появилась в коридоре, и конечно же тут же столкнулась там с отцом.
— О! Явление Христа народу! Неужто всех спасла? Мир освободила? Как-то ты быстро сегодня, — театрально хлопнул в ладоши отец. — Вот что значит профессионализм!
— Три ха! Очень смешно! — я прошла мимо, когда в след прилетели слова.
— Или у тебя новый квест: «Дойди до холодильника и сжуй кастрюльку котлет пока все спят»?
У папы очередной приступ словоблудия.
Открыв холодильник, в нос ударил манящий запах котлет, и я подумала, что быть может, папа был не так уж и неправ. Намазывая очередной кусок хлеба кетчупом с горчичкой, я читала новости на форуме. Администрация запустила опрос игроков, надо ли разрешить во время дождя и прочих погодных аномалий, нападения на игроков. Как всегда, обсуждения этого животрепещущего вопроса быстро перешло на личности, и в конечном итоге скатилось к банальному троллингу и флуду. Хотя в процентном отношении, большая часть поучаствовавших в опросе игроков были резко против отмены безопасных зон во время изменений погоды.
Следующее утро в Сфере встретило меня нерадостно. На улице шёл проливной дождь. Яма, в которой я сидела была под навесом, но это не мешало потоком грязной жижи заполнять её. Мой персонаж находился в сидячем положении, а по стенам стекала вода, наполняя яму, и воды уже натекло мне по горло. Я резко подскочила, подняв волну грязных брызг. За все время игры попадала под дождь всего пару раз, и вот, пожалуйста! Это вселенский заговор против меня бедной несчастной! Едва в луже не утопили, изверги!
— Эй! Кто-нибудь!! Вы там меня утопить решили, справедливости ради? — завопила я, задрав голову.
Через минуту послышался ворчливый голос сверху:
— Ты гляди-ка! Оклемалась! Ну и подрыхнуть же ты! С утра тебя добудится не могли, и вот, на тебе, под вечер выспалась! — сверху на меня хмуро смотрел староста Яков Иванович собственной персоной.
— Ты, староста, вроде судить меня собрался, а не топить? — подбоченившись спросила я, неосознанно копируя Варвару.
— Ой, какие мы сердитые! — поцокал он в ответ. — Давно бы тебя вытащили, если бы ты за верёвку схватиться могла, потому как спускаться за тобой в яму желающих не нашлось.
Хм… Аргумент!
— И где верёвка? — возмутилась снова я, быть миролюбивой мне сегодня дано было.
— Ты не шуми, не шуми! Вон, уже Архип несёт, — едва лицо старосты скрылось, в меня прилетела верёвка, и меня мигом достали из глубокой ямы. Оказавшись лицом к лицу к старосте, тут же уточнила:
— Когда меня судить будут?
— Чего тебя судить-то? Мы уже высудили Вдедру на выселение, а ты вроде как пострадавшая сторона, и тебе только денёк в яме посидеть, за беспорядки, учинённые.
— Кого высудили? — непонимающе переспросила я.
— Вдедру, отца кузнеца нашего, — пояснил он. — Выселение с села, ему вчинили, вот уж не дело девушек до полусмерти избивать, хоть и такую как ты, совсем не жалко, но не по-людски это получается. — Староста оценивающе посмотрел на меня и заметил: — Ты бы хоть себя в порядок привела, а то и так не красавица, а теперь и вовсе как последнее отребье стала.
Едва сдержавшись, чтоб не нахамить старичку поинтересовалась:
— Так я свободна или ещё надо посидеть?
— Да иди уж, чего там — махнул на меня старик. — Отсидела ужо считай…
Я вышла прям в проливной дождь. Все местные сидели по домам лишь, игроки, неусидчивые новички шлёпали по рекам, текущим по дороге, словно, не замечая непогоды и хлеставших их струй дождя. Я остановилась по среди улицы, раскинув руки, давая дождю меня намочить с головой, запрокинув голову вверх, пытаясь разглядеть хмурое небо. На меня то и дело натыкались бегущие игроки, но меня это мало трогало. Я наслаждалась свободой. Я не помню, чтобы даже в детстве, могла вот так спокойно стоять под дождём, наплевав на своё здоровье и то, что обо мне подумают прохожие. Простояв так минут пять, вздохнув полной грудью, засмеялась, представив, как глупо выгляжу. Хотя, о чем я? Я всегда глупо выгляжу, пора бы уже привыкнуть! Ну хоть помылась!
Бодрым шагом двинулась к дому кузнеца. Едва переступив порог пустующей кузнечной лавки, наткнулась на недовольный взгляд кузнеца, который с осуждением смотрел на лужу на полу натёкшей из воды, стекавшей по моим волосам и одежде.
— Убирать будешь сама, — кивнул он на лужу, и демонстративно отвернулся.
— И это вся твоя благодарность? — заломила бровь я.
— Благодарность за что? — изумился в свою очередь кузнец.
— За то, что не дала тебе умереть от истощения? За то, что избавила тебя от злобного старика, бьющего твоего сына? Мне продолжать?
— Благодарить?! — вскричал кузнец. — Тебя?!! Ты разорила меня, глупая баба! Не просто разорила, ты нас в рабство своими руками вогнала. Ты! Со своим длинным носом.
— Что? — глупо захлопав глазами переспросила я, уронив челюсть.
— Мы с отцом поспорили с кузнецом бонда Дьярви, что я смогу выковать зачарованный меч, большей силы, чем он. Если не сдюжу работу, то быть нам в вечном услужении ему. Только отец умеет зачарование на предметы накладывать, будто это моих рук дело.
Я подобрала челюсть.
— Кто ж на такое спорит? — спросила я, а кузнец лишь дёрнул плечом. — Что бы вы получили, если сковать зачарованный меч смогли бы?
— Заняли бы его место. Стал бы кузнецом самого бонда.
— И всё? — удивлённо протянула я.
— Да, что ты понимаешь?! Кузнецы у северян уважаемые люди… и вообще…
— Хм… а ты можешь сковать то?
— Двуручники у меня хорошо получаются, особенно эсток. Даже у Брома кузнеца бонда ничего похожего не получалось.
— Эсток? Я даже не слышала о таком.
— У него тонкое четырехгранное лезвие, жёсткое и очень острое. Всадникам бонда оно понравилось, ведь, когда копье потерялось или сломано, как протыкатель брони лучшая вещь! — глаза кузнеца заблестели фанатичным огнём. — Его можно приторочить к седлу, не то, что копье… — Он на миг остановился, и взгляд его потух: — Вот Бром мою работу и приметил, сговорился с моим отцом на спор, ведь будет проще сделать из меня его раба, чем состязаться в мастерстве постоянно…
Итак, скоро Ярринка останется без кузнеца… И опять на меня всю вину свалят.
— Понятно. Когда меч должен быть готов?
— До осени, в праздник урожая встреча, и мы с Бромом на суд бонда должны показать лучшее своё оружие.
— Значит где-то с месяц у нас в запасе есть, — попыталась успокоить я кузнеца, и себя за одно.
— Без отца, ничего не выйдет, да и с ним, по правде сказать, мало, что получалось, — печально произнёс в ответ он. — Чтоб выиграть, нужно зачарование наложить, и желательно, чтоб кузнец сам его накладывал, а я ведь не маг, потому отец мне всегда с ковкой помогал. Нам иногда удавалось положить волшбу на мечи, правда несильную, зато покупается такое оружие хорошо. А тут бились почитай месяц, а не ложится магия и всё тут! — в запале он хлопнул себя по коленям.
— Тогда может любой другой маг сгодится?
— Нет, не сгодится. Здесь всё непросто, нужна связь, между магом и кузнецом, кровная или духовная.
М-да… Трудно представить духовную связь кузнеца и Могуса, об одной мысли об этом меня передёрнуло. Действительно всё несколько сложнее.
— Ты чего пришла? Оружие тебе надобно?
— Я? Проведать. Узнать, как ваши дела? Ты отдохнул хоть?
— Да было такое дело, только встал, — кивнул он.
— Послушай, кузнец…
— Трофим… — поправил он меня.
— Кхм… Так вот, Трофим, я извиняюсь, конечно, что так вышло. Думала спасаю тебя, да и сын твой сказал, что дед его порой колотит. Вот я и пришла к вам, в справедливом гневе и случилась у нас с твоим отцом потасовка.
— Отец, мой и правда, редкая гадина, что тут таить! Да и не знал я, что он Михея поколачивает так, думал за шалости достаётся ему маленько. Но как бы то не было, коли совесть у тебя есть, так тебе и придумывать, как нам быть теперь, раз ты эту кашу заварила.
Я восхитилась от такой простоты! Быстро же он переложил бремя заботы о своей семье на меня! Если быть до конца откровенной, то вовсе не я эту кашу заварила, но решать, что с этим делать нужно почему-то всё-таки мне. Вот где логика?
— Трофим, я даже не знаю, что тебе сказать, потому у меня даже мыслей нет, как тебе помочь.
— Хм… — усмехнулся он в короткую бороду, — время ещё есть ведь?
Я подозрительно посмотрела на него, издевается он что ли? Обидно!
— Ну! Будьте здравы! — буркнула ему я, и демонстративно обойдя лужу вышла вон из кузницы.
Нет, я не отказываюсь от его задания, но и обещать кузнецу ничего не стала. Неизвестно ещё, что из этого выйдет.