Цена слов

Глава 6 Дым Кроды

– Ну и спятил же ты, Олег! – повторял Арсений, пока старался удержать машину на раскисшей от грязи дороге. Внедорожник подбрасывало на каждом ухабе, двигатель выл и в любую минуту мог с концами заглохнуть.

– Давай, Арсений, ведь сможем мы их догнать! – рычал скиталец, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть через прорези в бронеставнях.

– Да не сможем! По такой-то дороге и в темени нам точно не улыбнётся! Обороты мотору добавь, так сразу встанешь! И куда я только сунулся?! На полпути к родной общине мог быть!

Арсений со злобой хлопнул по баранке руля:

– Китеж остался южнее, а Крода на западне – от всех городов на отшибе. Туда по своей воле не ездят! Возле угля всего две тысячи человек обитает. Сама земля в тех местах огнём и дымом отравлена – знаешь об этом?

– Знаю...

Олег знал, почему своей общине кроды дали название погребальных костров. Старая угольная шахта горела со времен Тёплого Лета. Но дым, копоть и опасность провалиться под землю колдунов не пугали. Вокруг шахты остались бессчётные запасы топлива. Сама земля исходила теплом, да так сильно, что зарой в иных местах кусок мяса, так он насквозь пропечётся. Пожар горел восемьдесят Зим подряд и ещё мог гореть столько же, но мало кто хотел жить на чёрных землях. Сама природа сторонилась проклятых мест. Деревья в округе почернели и высохли, превратились в угольные изваяния. Звери обходили подземный пожар стороной и, чтобы охотиться, кроды уезжали подальше от своей шахты.

По Поднебесью гуляли страшные слухи, будто каждое лето колдуны воруют людей. Домыслы о жутких обрядах и жертвах подземному богу отталкивали любого, кто хотел посетить западный край. Страхи начали притупляться, когда кроды в числе других западных городов пришли на войну против Серой Орды. Колдуны сражались с врагами как все остальные, и жители Поднебесья стали лучше приглядываться к окудникам.

– Я тебя к горящей земле отвезу, но сам туда не полезу, – сказал Арсений. – Мне целым к дочери и жене надо вернуться, а не зажаренным. Возьми автомат, может быть сгодится для драки. Но, если пойму, что дело плохо и начнётся пальба, то не серчай – ждать не буду. Тут уж каждый сам по себе.

– Понятно, береги себя и семью, – Олег достал оружие из-за сидения – всего два рожка к автомату, но, случись бой, тогда и две сотни патронов его не спасут. Он был один против целой общины, и некому больше спасти сироту, кроме скитальца. Домовые на колдунов не полезут, из-за случайной девчонки, и в Китеже не заступятся. У Берегини с Кродой дела не очень-то ладились. Даже белого идола окудники отказались ей ставить, что Пераскею не мало взбесило. Но открыто враждовать она пока не могла. Берегиня поступила умнее – запретила окудникам входить в общины, торговать углём, лишила всех денег. Но и те оказались не промах и всегда находили, как извернуться из-под её крепкой руки. Поговаривали, что кроды обменивали Монастырское золото на серебро, да ещё по неприятной для Китежа мерке – один к десяти!..

Ночная дорога вела в мёртвый лес. Многорукие тени чёрных деревьев заполонили обочины. Ни листвы, ни зверей, только удивительно крупные вороны расселись на нижних ветвях. Птицы хмуро глядели за одинокой машиной, которая, то и дело буксуя в грязи, пробиралась в сторону дымного края.

В небе резвились быстрые всполохи. Иногда между свинцовыми тучами вспыхивала глубокая трещина, слепила глаза и тут же исчезала бесследно, но сомкнёшь веки и кажется, что молния всё ещё здесь, выжигает холодное небо пучком яркой платины и грозит человеку дурными знамениями. Неожиданно, одна такая вспышка прошила мир сверху донизу, разряд беззвучно ударил в землю прямо перед машиной, сыпанул дымом и искрами и тут же погас.

Арсений резко затормозил, но внедорожник ещё немного тащило по скользкой дороге, а когда, наконец, остановились, хмарь громыхнула так, будто гора обрушилась внутрь ущелья.

– Святой Илья, да нас то за что?! По нехристям бей, по чёрной силе! – перекрестился шофёр, а в добавок шёпотом помянул Перуна. – Нет – это знак. Дальше и метра я в сторону Кроды не двинусь. Здесь встану, где мне указано. Дальше сам, Олег, не серчай.

– Ближе и не надо, почти доехали, – взялся скиталец за ручку двери.

– Постой! – вдруг окликнул наёмник. Арсений запустил руку в карман залатанной куртки и вынул гранату. – Возьми – на всякий случай. Ценность великая. Как в Доме увидел – не смог удержаться. Меняла, чёртов прихвостень, просил за неё шесть монет серебром, но я сторговался на две. На, возьми…

Олег поблагодарил, сгрёб гранату с ладони и вышел под дождь. Пешком идти было ещё минут десять. Ливень сразу забрался за шиворот, промочил толстый свитер и нательную рубаху скитальца. Олег таких сильных дождей не любил – всю хмарь затянуло и полоскало без остановки. До конца лета было ещё так далеко, целых три тёплых недели, но осень как будто уже разрыдалась над миром. Вдруг рядом отрывисто застучало – как будто мелкие зёрна высыпали на металлический лист. Олег оглянулся: в свете фар внедорожника подпрыгивали белые льдинки. Град сыпал с неба, ударялся о бампер машины, частил в бронеставни – холодный и мелкий, он белой крупой выстилал озябший мир.

*************

Лиску втолкнули в тёмную комнату, где не было ничего, только горький запах дыма, скрипучая пыль на зубах и холодный линолеум. Прямоугольник света от дверного проёма с хлопком исчез, и девушка осталась совершенно одна, в темноте, без всякой надежды на скорое освобождение.

Хотя нет, не одна.

В комнате кто-то зло захрипел и его низкое сопение насмерть перепугало воровку.

– Кто здесь! Не подходи, я тебя разорву! На кровавые клочочки разделаю, только тронь! Вот свяжешься с Навьей Волчицей, так горько о том пожалеешь!

Ей не ответили. Неожиданно за стеной затарахтел генератор, под потолком зажглась одинокая лампочка и комната наполнилась тусклым светом. Тень Лиски то увеличивалась, то обратно сдувалась. Пленница огляделась в небольшом – четыре на пять шагов помещений: штукатурка со стен осыпалась, обнажился закопчённый кирпич, единственное небольшое окно забрано толстыми прутьями арматуры. Из мебели – один стул с хромой ножкой, подлеченный изолентой.

Но Лиска и вправду была не одна в комнате. Железными кандалами к соседней стене был прикован раздетый до пояса юноша – он был молод, не больше двадцати Зим, по всему белому телу порезы и кровоподтёки. Это его дыхание слышала Лиска, когда была в темноте. С каждым вздохом тощий живот пленника проваливался под рёбра, но взгляд… Пусть узник был худым, но не слабым. В карих глазах юноши читалась затаённая сила.

– Эй, ты кто? – спросила Лиска, поднимаясь с щербатого пола. Руки были по-прежнему связаны, но её хотя бы не заковали, как того бедолагу. Из-под лохматых тёмных волос на девушку зыркнули глаза полные ненависти. Но пленник ничего не успел сказать ей – железная дверь распахнулась и в комнату вошёл высокий мужчина. Он был очень похож на того колдуна, который заступился за Лиску в машине. Его гладко выбритый череп тоже покрывали татуировки, а в подведённых тушью глазах светилась алчность. Но вот лицо…

Всё лицо незнакомца исполосовали белые шрамы. Сложно было сказать: красавцем он был или уродом – до того, как его обезобразили. Теперь же нос искривлен, губы рассечены натрое, уши ободраны. Заметив отвращение Лиски, незнакомец оскалился. Каждый зуб колдуна был заточен, причём неумело – края на сколах сгнили до черноты.

– Зачем ты спрашиваешь, кто он такой? – прохрипел мужчина надломленным голосом, подошёл к пленнику, схватил его за подбородок и поднял взгляд к девушке. – Неужто не узнала сородича? А ведь вы их чуять должны, как только увидите – по блеску в глазах, повадкам, по запаху кожи… – колдун с шумом втянул воздух возле закованного.

– Простые смертные, к печали моей, так не могут. Сотри с лица сажу – и Навь как простой человек, если в зубы ей не смотреть!

Он грубо схватил парня за щёки и разжав ему челюсти. Лиска увидела заточенные клыки. Перед ней был охотник из Навьего племени – не больше, не меньше.

– Поймать его было легче, чем тебя к нам доставить, – жестоко рассмеялся окудник. – Сам явился, прямо к Кроде вышел, вместе с дружком. Только теперь он один, мы на радостях его друга до суха выпили – не удержались, уж больно долго чистых не пробовали!

Резко, будто хищник учуявший жертву, колдун развернулся в сторону Лиски. Он наступал на воровку, по совиному наклонив голову набок. Водянистые глаза его с любопытством разглядывали свежую пленницу.

– Но никогда, никогда ещё мы не ловили девчонку! Это великая ценность – охотниц почти не бывает, а весты прячутся глубоко в норах. Быть может ты – спасительница предсказанная? Та самая, что оградит нас от затмения…

Глядя на прикованного к стене человека, Лиска поняла, что дело худо. Давить дальше на историю с Навью было слишком опасно. Воровка оказалась как волк в овечьей шкуре, которого, приняв за ягнёнка, потащили на бойню.

– Дяденька, да я пошутила! Я же только девица простая, никакая не Навь! Мы на рынке с дедушкой дурковали, чтобы на кусочек хлебца добыть! Кушать хотелось, вот мы и…

– Кусочек, – облизнул крод рваные губы. – Ты и есть для нас самый сладкий кусочек! Вся Крода ждала твоего появления!

Он подскочил к Лиске, схватил её за руку и прижал к кирпичной стене. Истерзанные губы безумно забормотали ей в ухо:

– Повадки подземного племени мы хорошо изучили, хоть такое знание не просто даётся. Мы хотели им помочь под землёй, но волчий род истощился. И ведь всё делали правильно, но не вышло. Если Навий охотник сойдется с обычной женщиной – на свет родится новая Навь, а чернушка подохнет: все соки плод из матери выжмет и силу её заберёт. Младенец кровь портит, под себя перестраивает, а человечье нутро от такого сдыхает! Если же обычный мужчина сойдётся с женщиной из подземного племени – снова рождается Навь, а самой весте ничего не бывает – долго может жить под землёй, а вот отец умрёт, харкая кровью!

От чёрной одежды окудника пахло дымом. Лиска сморщилась, ей захотелось чихнуть. Крод же продолжал бормотать, будто вправду посчитал её особенной гостьей.

– Вы в Долгих Зимах отлично живёте, даже пищи вам много не надо, только плодитесь с трудом. Племена малолюдные, а кровосмешение даёт одержимость. У нашего племени нет больше женщин, они не могут родить нам спасительницу. В огне под землёй осталась лишь свежая кровь. Как только мы узнали секрет, что течёт в ваших жилах, мы поняли, что надо делать.

– И что ж надо делать? – сглотнула воровка.

Окудник с ухмылкой отпустил её и отошёл. Он подступил к парню в кандалах и вытащил нож.

– Стой! Не надо! – охнула девушка, но было поздно: колдун сделал новый надрез на теле узника и припал к его крови. Только хорошо присосавшись, крод, наконец, оторвался.

– Чистая! Свежая! Не порченная одержимостью! Каждая капелька дорога!

Он говорил, а жилы его набухали. Лицо покраснело, в глазах появился бешенный блеск, а тело задрожало от возбуждения:

– Я чувствую, как растёт во мне сила! Глотка вашей крови хватает, чтобы неделю не есть и не спать! Вот что Навья кровь делает! Эта сила так велика, что спятить можно! Ты становишься сильнее, чем сама Навь, ты способен на всё! Ты повелитель Зимы, тебя не убьют холода или голод!

Но вдруг он закашлялся и согнулся, и выблевал на ободранный пол багровую рвоту. Его стошнило только что выпитой кровью, а может даже своей. Лиска брезгливо попятилась от окудника, глядя, как тот дрожит от слабости и пытается разогнуться.

– У всего есть своя плата… – устало рухнул окудник на скрипнувший стул. – Если пьёшь навью кровь – умрёшь, как и все остальные, кто с Навью связался – зависит от того, сколько выпил. Если понемножечку – проживёшь до самой старости, а вот если пьешь её каждый день и по многу, то сдохнешь быстрее. Но всё равно ты умрёшь, причем в страшных муках. А они не знают об этом…

Колдун рассмеялся и мотнул головой в сторону пленника:

– Они не знают об этом, потому что сами от такого никогда не сдыхали! Если Навь выпьет кровь другой Нави или смешает её через раны – всякое может случиться. Обычно – распаляется страсть, или подчиняется воля. Бывает и одержимость, которая, впрочем, быстро сходит на нет. Но они никогда не сдыхают! А вот с людьми всё иначе…

На лицо колдуна вернулась нездоровая бледность, кажется, крод привык к своим приступам:

– Люди корчатся в норах, выворачиваются наизнанку, харкают и страдают. Подземники зовут это «Заразой Чернушек», морщатся от вида больных рабов, не слушают кашель и не жалеют их. Они думают, что болезнь пришла к ним с поверхности, будто она давно живёт в оседлых общинах. Но это не так – это они ядовиты! Если хочешь прожить свой срок полностью – держись подальше от Нави!

Пленница опасливо посмотрела на юношу, ей стало страшно приближаться к нему. Она забыла, что на её собственном лице Очи Тьмы, а вот колдун не забыл. Окудник начал медленно подкрадываться к девушке и приготовил свой нож с изогнутым лезвием. Заметив это, воровка тут же отскочила в угол маленькой камеры.

– Дядька, не подходи ко мне! Я с тобой не шучу! Я не Навь, я только девица простая и больная вся! Тронешь – сам заразишься, этой самой… Заразой Чернушек!

– Дура ты, – рассмеялся крод. – Слушать надо внимательно: нет никакой «заразы», есть отравление кровью! Но тебе-то оно не грозит, коли ты сама дочка Нави. Вы свою кровь охотно хлебаете, когда язык режете о клыки. Только ваша собственная кровь вам подходит, от неё вы сильнее становитесь! Поделись и ты со мной этой силой! Поделись своей кровью!

Он налетел на Лиску, попытался схватить её за тощие плечи, но девушка увернулась и тут же отскочила в другой угол комнаты.

– Дядька, не трогай меня! У меня других болячек полно! Меня есть совсем нельзя – я костлявая, на один гнилой зуб и положишь! Лучше отпусти по-хорошему! У меня в Доме знакомцев полно, сам городничий мне в ножки кланялся! Я там каждого гнёта знаю и сыновей Славомира: Витоню знаю, и даже Буяна! Они сейчас ватагу на тебя собирают, придут сюда, налетят вихрем, ничего от Кроды твоей не останется!

– Никого ты не знаешь! – взревел колдун и вновь попытался броситься к Лиске, но она ловко вывернулась из-под рук. Нерв свирепел с каждой секундой всё больше. – Тебя бродячий скиталец за грошик показывал! Он тебя в лесу поймал и на привязи таскал, как дикого зверя! Мне верные люди всё рассказали, всё выведали и подслушали про ваши в Доме дела!

Крод шипел и медленно подбирался к воровке. Но никто лучше Лиски не умел уклоняться и ускользать от разных охальников в тесных избах. Надо было только добраться до двери.

– Совсем ты, дядя, шуток не понимаешь! Я в Доме знатная дама, мы только со знакомцем моим дурковали, для себя потешались! Конечно меня никто трогать не станет, ведь все знают, что я дочка покойного Славомира!

– Его дочке уже сорок Зим, она всю жизнь в лесах возле общины жила! Её там от Красного Ивана прятали! С охранником своим сошлась, пятеро детей у них родилось!

– Значит внучка!

– Стой, гадина!

Крод бросился за воровкой, но Лиска проскочила мимо него, со всей силы ударила в дверь, и, на удивление, та оказалась открытой. Но свобода кончилась быстро, в полутёмном коридоре её тут же схватил Темноврат. Пока Лиску тащили обратно, девчонка упиралась и визжала на всю тюрьму:

– Пусти, чувырло драное, охреневший бабкин внук! Что б тебе ежей задницей рожать, да на морозе подмываться! Мордосуй оседложопый! Полыхаща печь в развалку!

Под конец она с пеной у рта выплюнула последнее, самое страшное и особо прибережённое ею ругательство:

– Хронометр!

Но даже оно кродов не остановило:

– Пробуй, Нерв, я держу! – крикнул Темноврат, прижимая девчонку к голому полу. Лиска извивалась, но никак не могла вырваться. Окудник схватил её за руки и быстро чиркнул лезвием по тонкому пальцу.

– Ай! Выварок поганый! – только и успела взвизгнуть воровка, а из пальца уже выдавили несколько красных капель. Нерв размазал их по ладони и жадно слизнул. Глаза окудника закатились, он прислушался к своим ощущениям. Даже Лиска притихла, ожидая, как повлияет её кровь на колдуна.

– Странный вкус, – прошептал он, уставившись в потолок. – Есть в ней что-то особенное, а вроде и нет… Не Навь она – и правда простая девчонка.

Он выдохнул досадливо и с великой печалью взглянул на Лиску.

– Никогда-то вы в правду не верите! – причитала девчонка. – Вот начнёшь сознаваться вам, а вы талдычите про своё!

Колдун по недоброму рассмеялся – сначала как шелест змеиной кожи по опавшей листве, потом смех стал карканьем ворона и наконец заскрипел как железо.

– Правду, значит, любить захотела? Интересная ты, хоть и вертлявая. Жаль будет в Пекло тебя отправлять. Да только плату свою Ведун взымает без всяких задержек. Каждый раз кому-то приходится под землю спускаться. Вот для этого, ты, пожалуй, сойдёшь…

Лиска знать не знала, о чём он говорит, да только голос Нерва ей не понравился. Воровку подняли с пола и потащили из камеры прочь. Она лишь успела обернуться к скованному у стены юноше. Тот провожал её хмурым, недоверчивым взглядом.

*************

Мёртвая чёрная земля отпугивала любого, кто на неё только взглянет. Над Кродой стелился белёсый смог, происходящий от подземных пожаров. Даже ливень и ветер не могли разогнать дымный полог из глубоких трещин в земле. Где-то там, в земных недрах, уже который год горел уголь. Запах дыма отравлял каждый вдох, гарь и мелкая чёрная сажа оставались повсюду. Не зря женщины кродов брили голову на лысо – содержать себя в чистоте среди копоти и вечной грязи было сложно. Кашель с болезнями постоянно преследовали людей над горящей шахтой. Из всех общин запада, Крода была самой маленькой, но и здесь жили – как приведения, которым давно пора упокоиться, но окудники держались за свою горящую землю.

Под прикрытием смога, Олег незаметно подобраться к ограде из старых автобусов, поставленных бампер к бамперу. Некогда автобусы были жёлтыми, с красными линиями вдоль бортов. На крепко заваренных внешних дверях осталась эмблема с синим треугольником в центре. Внутри автобусов, как по укреплённой стене, расхаживали часовые. Кроды были наслышаны о том, что их торговый внедорожник с боем вырвался от домовых и готовились встретить погоню. Им не впервой приходилось обороняться от родственников пропавших людей, и подтверждением тому служили пулевые отверстия на автобусах и чёрные от огня части ограды.

Олег прижался к одному из кузовов, где на окнах не хватало защиты. Автобус плотно сидел днищем на чёрной земле, колёса сняты, а подвеска прогнулась. Внутри салона прохаживался часовой в чёрном плаще с капюшоном. Скиталец выждал момент, когда колдун пройдет мимо и аккуратно, чтобы не заскрипеть ржавым металлом, пробрался через окно. Почти на всех автобусах были наварены решётки и стальные листы с прорезями для бойниц, но здесь броню кто-то выбил. Скиталец быстро спрятался между покосившихся кресел, перевёл дух и попытался придумать, как ему незаметно пробраться вглубь задымлённой общины.

Часовой не спеша возвращался по гнилому полу автобуса, покачивая револьвером в руке. Окудник не разглядел лазутчика и спокойно миновал укрытие Олега. Скиталец тут же выскочил к колдуну за спину и хорошенько стукнул его прикладом автомата по затылку. Но Крод устоял на ногах и даже развернулся, чтоб выстрелить. Олегу пришлось пару раз приложить его по лицу кулаком. Ударяясь о спинки кресел, часовой наконец-то свалился с ног на дно автобуса.

Представить, как он разберётся с врагами, было гораздо легче, чем сделать. Олег боязливо оглянулся по сторонам, попутно стаскивая с оглушённого крода плащ с капюшоном из мешковины. В револьвере нашлось пять патронов, и скиталец охотно забрал оружие вместе с собой, но как только он накинул на себя капюшон, в открытую дверь автобуса ввалился другой человек. Окудник пошатывался и очумело смотрел на «товарища». Рыгнув, он опёрся на край окна и с шумом втянул ночной воздух:

– Дурная кровь. Опять сливают нам это пойло… – прогудел он.

Некоторое время крод ничего не говорил, даже не глядел на Олега. За спиной у скитальца по-прежнему лежал часовой без сознания, Олег не успел его спрятать, а значит придётся разбираться и с этим. Перехватив автомат поудобнее, скиталец начал подкрадываться к следующему «пассажиру» автобуса. Но тот вдруг поднял на Олега залитые кровью глаза и снова заговорил:

– Я знаю, у них есть чистая Навь – целых две, или три, если тот парень выжил. На него навалились всем скопом, двоих он убил, но остальные-то его резать начали – все хотят чистой юшки, а не той грязной дряни, которую Нерв нам даёт…

Крод сплюнул алую тягучую нить за окно. Он пока не раскусил Олега, и скиталец осторожно подбирался к нему для удара.

– Три глотка на семью, трижды в неделю, – продолжал «пассажир». – Чернава от таких капель совсем ослабела, только кровь её ко мне возвращает: от одного глотка улыбается, розовеет, силы есть за сыном ходить. Почти всё ей отдаю, хотя знаю, что дурная это юшка, поганая, от одержимых.

Олег замер возле одурманенного колдуна. Ему вдруг захотелось узнать побольше, о чём он болтает.

– Да, я знаю, ты мне говорил! – словно отвечая на вопрос молчаливого собеседника, махнул рукою окудник. – Эти твари из первого круга всю чистую забирают себе, до нас во втором хорошая не доходит! А уж женщинам и детям из третьего круга и подавно ждать не приходится! С каждым годом всё хуже. Нерв никогда не признает, но племя под нами вымерло всё! Разговоров об этом в общине всё больше. Что же делать, если придётся отказаться от крови? Голод настанет. Здесь тепло, много топлива, а зверей нет совсем и травинки не вырастишь на проклятых землях. Перебираться надо на новое место, стать как простые оседлыши – к лесу присосаться, или к реке: зверя бить, рыбой промышлять, пахать, наконец! Но нет: «Прозрение будущего, сила нечеловеческая, колдовство!» – тьфу! Мы пятьдесят Зим так прожили – хватит! С тех самых пор, как с нечестью сговорились, сами как опаршивели. В общинах, когда топливо на еду меняем, на нас глядят как на заразных! Простой пищи всегда не хватало, а вытягивало нас оно – зелье наше багряное. С ранних Зим – по ложечке детям, чтобы есть не просили. У них глаза загораются, сердца бьются, до вечера силы хватает дуреть. А потом голод нагрянет, навалится с новой злобой, а ведь не всегда их покормишь. И снова даёшь, и снова годы жизни у них забираешь! Они не чуют ещё, как тела их хилеют – нутро само себя выжигает! Сила есть, а внутри… пустота.

Крод прижал к лицу влажные от дождя руки. Он что-то неразборчиво замычал словно бык, которому надоело стоять в тесном стойле.

– Жидкая она, поганая, дрянная, – выл колдун сквозь ладони. – Уж Зим десять-пятнадцать такое пошло: в рот не лезет, выворачивает тебя наизнанку. У людей бешенство, по домам благим матом кричат. Чернаве моей особливо тяжко. Как вижу, что она лицом бледнеть начинает, так хватаю её за руки и силой держу. Она мечется, кричит, хочет себя покалечить, всё тело холодное, как у покойницы. Морокошка на мать глаза вытаращит, пятится-пятится, боится потом к мамке-то подходить. Если чистой кровушки в скорости не найду, помрёт она и один я с ребёнком останусь…

Охранник вяло развернулся и, шатаясь, пошёл прочь из автобуса. На продавленных ступенях он замер и обронил:

– Хороший ты мужик, Мракобор. Поговоришь с тобой и на душе легче. Пойду у Нерва опять юшки чистой просить, может он от нового Волчонка нальёт – хоть полглотка, для Чернавы…

Колдун вышел под дождь, а из груди Олега вырвался вздох облегчения. Это ж надо – ни словом не обмолвился, а вот и поговорили. Многое он узнал об окудниках, теперь стало понятно, почему в других общинах они о себе ничего не рассказывают. Люди, которые пьют навью кровь, захватили все мысли Олега. Как такое вообще было возможно? Как долго человек может держаться и выживать в холодах только на одной навьей силе?

Рука скитальца невольно прижалась к груди. В лёгких по-прежнему саднило от прошлого приступа. Но ни кашля, ни лишнего хрипа он себе не позволил. Олег схватился за тело в автобусе и как мог спрятал его между сидений.

Выйдя под холодные струи дождя, скиталец натянул капюшон и зашагал по общине. На мокрой улице в поздний час почти никого не было видно. Только пара обритых на лысо женщин повернула к нему равнодушные лица. Они проводили прохожего пустым взглядом, в руках одной из них лежал свёрток, из которого свисали заячьи уши. Нет, ни одной кровью жили окудники. Колдуны питались точно также, как прочие люди. Но та самая «юшка» давала им нечто большее чем простое ощущение сытости – силу, и не только для того, чтобы выжить, но и творить вещи, невообразимые простым людям. О тёмном искусстве Олег знал не понаслышке, достаточно было вспомнить ночное бормотание родной матери в бетонном убежище.

Крода застраивалась как придётся. Кособокие дома лепились друг к другу – как можно дальше от очагов подземных пожаров. В иных местах от поверхности парило с такой дикой силой, что надшахтные постройки могли загореться. Дома в Кроде строились из камня и остатков листового железа, для связки месили глину. Хибары отапливались печами из пустых бочек. Угля, добытого в старое время, хватало в избытке. Всю западную часть Кроды заняли огромные терриконы – чёрные пирамиды отвалов мерцали в ночи потусторонним багровым сиянием. Терриконы медленно тлели и в дурную погоду, когда дул северный ветер, округу накрывало удушливым чадом. Восточную сторону, возле мёртвого леса, перегородили разбитой техникой. Единственным свободным проходом служила баррикада из старых автобусов, а значит и путь обратно мог быть только один.

Но пока Олег не думал об этом. Он плотнее прижался к тени старого здания, почти разобранного на кирпичи. Найти Лиску в полуночной тьме, да ещё в незнакомой общине – было задачей не лёгкой, но лучше всего в темноте виден свет. Если не считать мерцания глубинных пожаров, то лишь в одном доме светила лампочка. Она не могла быть в обычном жилье, для этого надобен генератор, а такие машины очень ценились в общинах.

Здание и правда оказалось не из простых, его охраняли. Входная дверь оббита металлом автобусов. На железе ещё остались пятна красно-желтой окраски. Возле входа стоял часовой с автоматом, повисшим на длинном ремне. Перед тем как подойти к зданию, Олег решил присмотреться получше и промедлил не зря: через минуту из дома вышел тот самый колдун, который откровенничал с ним в автобусе. Пошатываясь, он направился куда-то в сторону жилых, кособоких лачуг.

Олег подумал и решил смело, не таясь, подойти к двери. Край мокрого капюшона упал ему на глаза, скиталец не видел ничего, кроме собственных сапог, луж под ногами и капель дождя, стекавшего по накидке. Он был готов ко всему, на языке вертелся хороший ответ для часового, но на удивление тот ничего не спросил. Олег зашёл в здание и оказался в глухом, сумрачном коридоре. Вдоль всей левой стены выстроились одинаковые железные двери.

«Похоже, здесь у них что-то вроде тюрьмы», – подумал скиталец. Электрический свет пробивался из-под ближайшего входа. Камера была заперта на засов из обрезка трубы. Кроме Олега в коридоре никого не оказалось, он поспешил сдвинуть запор и проскочить внутрь. Вот маленькая комната с единственным стулом – ножка перемотана изолентой. К стене прикован человек, и он…

Нет, не человек – Олег понял это, как только увидел бледное лицо и глаза парня в оковах. Скиталец ещё разок оглянулся на пустой коридор, а затем поспешил подойти к пленнику, чтобы спросить:

– Ты охотник?

Ответом ему послужил взгляд полный ярости. Пленник ничего не собирался сказать – как и всем остальным колдунам, кто приходил и пытал его раньше.

– Откуда ты? Из какого ты племени?

Парень отвёл глаза в сторону незапертой двери. Олег снял вымокший капюшон, чтобы лучше разглядеть узника в тусклом свете электрической лампы.

– Знаю, не скажешь, хоть режь тебя на куски. А ещё знаю, что ты пришёл сюда не один. У тебя был товарищ, но его убили ради чистой, не испорченной одержимостью крови. Колдуны очень голодны, их община живёт на навьей силе, им нужна ваша кровь, хотя они, похоже, не до конца понимают, с чем решили связаться.

Пленник не собирался с ним разговаривать. Разбитые губы растянулись в оскале.

Олег понял, что так ничего не добьется от юноши, к какому бы племени тот не принадлежал. Однако, ещё храня в душе небольшую надежду, он всё же спросил:

– Ты что-нибудь знаешь о племени Зимнего Волка? Хоть что-нибудь слышал о них?

Глаза юноши сверкнули сомнением, он взглянул скитальцу прямо в лицо, как будто оценивал, правду ли он говорит.

– Вижу, что знаешь! – не удержался Олег, но тут же сбавил голос, чтобы часовой не услышал. – Одинокая Волчица здорова? Стой, нет, не так!.. Теперь её называют не так… Старшая? Ведущая род – может быть так правильно? Ты знаешь Владу?

– Мать-Волчица? – голос парня еле сипел через опухшие губы.

– Мать… – повторил Олег слово, от которого ему стало тяжко. – Она мать, ну конечно – сама мне сказала, когда мы прощались. Но, сколько уже?.. Да, верно – восемнадцать Зим. Ребёнок, должно быть, вырос и повзрослел. Кто у неё родился: мальчик? девочка?

– Сын, Яром кличут, – обронил пленник.

– Яр… мой внук, наследник рода, – закрыл глаза и глубоко выдохнул Олег, а потом снова заговорил. – Он, наверное, твоего возраста, но, как и ты, не знает меня. Должно быть в племени обо мне не вспоминали? Я один из скитальцев.

– Я знаю, кто ты, – прервал его юноша. – Старый ворчливый скиталец скончался, а ты был тогда молодым. Но ты не пошёл вместе с нами к новому логову, решил нас покинуть. Старшая дозволила это, велела нам не таить зла на тебя. Это не предательство, предателем мы называем другого…

– Да, и это я тоже знаю, – мрачно отозвался Олег. – Знаю, кого вы зовёте «предателем», и мне от этого больно. Но что с остальными? Старая ведунья Девятитрава…

– Давно умерла. На следующее лето, как ты ушёл…

Дыхание Олега на миг замерло – он вспомнил лицо матери – любящее, светлое, не искажённое тайными знаньями – то самое лицо, какое он помнил в детстве – ещё до того, как она повела Навье племя.

– Конечно, ей было уже много Зим, она была стара и наверно…

– Нет, – снова оборвал его парень. – Чернушкина зараза её источила – быстро, всего за одну Зиму Девятитравы не стало. Об этом помнят, о ней скорбело всё племя. Но теперь у нас новая ведунья, она направляет наш род.

– Белая Волчица – это она тебя сюда послала? – понял Олег.

Юноша задумался. С малых Зим ему было известно, что скиталец не враг его роду. Истории об Олеге, как и о других героях и событиях прошлого, племя Зимнего Волка хранило в устных сказаниях. Немало слухов и домыслов ходило вокруг обретения нового логова. Бросив взгляд на свои истёртые в оковах руки, парень заговорил:

– Наказ у меня от Старшей Волчицы. Надо было добраться до шахты на дымной земле, найти другой Навий род. Старшая учуяла их вожака, когда в ведах блуждала среди душ Междумирья. Белая Волчица отправила нас к другому роду с важным посланием…

Тут он запнулся и замолчал, но Олег сам додумал, что не сказал парень:

– Влада хочет связаться с другим племенем – зачем?

– Надо нам было известить их и вернуться с ответом, – нехотя ответил юноша. – Да только в лесах возле шахты в людскую ловушку попались. Чёрные колдуны живут над Навьими норами, Ведун сговорился с оседлыми, заманил меня и товарища моего в ловушку, обманул Мать-Волчицу! Мой друг погиб от ножей колдунов, но дорого они заплатили за это! А ублюдка, что предал Волка внутри и связался с Глухими, своими руками замучаю, шерт!

«Влада хочет найти уцелевшие племена и грабит серебро Берегини», – лихорадочно думал Олег. – «Это всё неспроста, ой неспроста! Подземникам не нужны деньги, Навь не торгует на рынках! Здесь что-то иное, но что?!».

Олег осмотрел оковы охотника и решил, что легко сможет его освободить. Дужки кандалов были скручены простой проволокой. Скиталец вцепился в незатянутые рожки и сумел распутать её. Кандалы на одном запястье открылись, и парень сам помог довершить остальное. Пока раскручивалась вторая проволока, Олег быстро спросил:

– Ты видел здесь девушку – рыжие волосы, сажа на лице, ростом чуть ниже плеча?

– Хронометр?

– Что? – не понял скиталец, но по глазам догадался. – Так ты видел её?! Лиска была здесь?!

– Девку забрали с собой колдуны, к Ведуну потащили – это уж точно. Ты её больше никогда не увидишь, если не поторопишься.

– Вот дьявол! А где Ведун?

Парень только пожал плечами. Он не знал, их встреча должна была состояться в лесу, среди мёртвых деревьев. Но возле шахты, меж дыма и почерневших осин, посланцев Зимнего Волка поджидала засада. Подземник видел, как умер его товарищ под ножами окудников, и как те высасывали кровь прямо из трупа. А потом было плененье и обречённая злость. Только теперь, на свободе, охотник мог отомстить за товарища и страстно желал убить всех, кто навредил ему в кроде!

– Мне нужен нож! – потребовал юноша, чуть только кандалы спали. Олег нагнулся к своему сапогу и вынул клинок с рукоятью тёмно-красного цвета:

– Снова его будет сжимать Навья рука, но отдаю не навечно – вещь слишком ценная для меня.

Парень нахмурился, принимая оружие, но как только увидел надпись, всё понял:

– Славный нож…

– Да, это один из её клинков – самый любимый. Хорошо, что вы не забыли, кто вёл ваше племя до Белой Волчицы, – грустно улыбнулся Олег.

Охотник заметил печаль в глазах старика и шепнул:

– Её слышат. Совесть говорит её голосом и поныне бережёт наша племя. Иные охотники до сих пор видят её, старая Мать-Волчица была очень сильна.

Олег помедлил минуту, в его памяти встал образ родной женщины, что смотрела на него из-под глубокого капюшона. Казалось, Олег знал её ближе, чем кто-либо, но теперь, спустя столько Зим, он понимал – известно не всё. Есть ещё правда, ради которой стоило жить.

Олег отдал юноше револьвер и поспешил выйти из камеры. Коридор был по-прежнему пуст, но, когда скиталец хотел выйти наружу, он внезапно столкнулся с тем самым охранником, который караулил у входа. Колдун пошатывался, мутные глаза уставились на Олега. Охранник был не в себе – может быть от выпитой порченой крови.

– Куда? – пробурчал он сквозь опухшие губы.

– Нерва видел? – выдал с ходу скиталец, что давно заготовил.

– Нет его здесь. Он девку потащил на бытовой комбинат, через него к стволу выйдут, а там и под землю. Девчонка-то оказалась простая, ненужная – её с требами вниз спровадят, как прочих. Нерв сам проследит…

Тут он прервался и хотел вглядеться в Олега получше. Скиталец понял, что его почти раскусили. Навий охотник стоял рядом, прижимаясь к стене. Парень ждал только слова…

– А зачем тебе Нерв? – нахмурился часовой. Пришло время Олегу вспомнить Лискины наставления, и хоть как-то выкручиваться из вранья.

– Мне зачем?! Да тебя засекли, как ты юшку лакаешь! Лыко не вяжет, еле стоишь на посту! Нерв тебя к себе призывает – шею намылить за такие дела, уж не как не иначе!

– Это как же?! Я ведь немного совсем, пока свежее было! – начал торопливо соображать часовой. Мысли его сразу бросили незнакомца. – Да он ведь минут десять назад с девкой мимо меня проходил! Кто ж сдал?! А-а, этот хмырь, он ведь тоже Нерва искал, хотя сам вполсвиста нахлебался! Вот ведь падаль поганая! А мне, что-то вот, опять в голову ударило сильно…

Покачнувшись, он ухватился за косяк и только поэтому не упал. Глаза часового уже и не смотрели на Олега, а беспокойно шарили пустыми зрачками в пространстве:

– Это где же мне Нерва искать? Тоже теперь к комбинату?

– Ещё чего! Он вернулся давно, на обычном месте сидит, – протараторил скиталец. – Ох и влепят тебе по первое число за попойку! Двигай быстро, меня на смену прислали!

– Это он возле бункера, что ли, сидит?

– Там-там!

Не говоря больше ни слова, колдун куда-то зашатался под ливнем. Враньё удалось, но времени очень мало. Олег даже сам точно не знал, куда отправил окудника, и как быстро тот раскусит обман. Возле тюрьмы оставаться было нельзя.

– Плохо, сказалец. Нужно было зарезать, – вышел охотник из густой темноты.

– У нашего брата оружием не всегда служит нож, – промолвил Олег.

– Автомат, – догадался мальчишка.

– Нет. Слово.