Цена времени. Книга 2 (СИ)

Глава 12. «Неприятная встреча»

В предрассветных сумерках, закинув за спину арбалеты, в полном походном обмундировании стоял, выстроившись в две шеренги, мой отряд, состоящий из четырнадцати бойцов. Рядом стоял сонный Генрих, который, впрочем, скорее был благодарен мне за раннее пробуждение и малость протрезвевший на прохладном ночном воздухе, Алексей. Хоть солнца видно ещё не было, видимости постепенно становилась приемлемой

— Саша, ну давай шустрее, не томи! — Пожаловался всё ещё не до конца трезвым голосом сотник.

— Айн момент! — Поднял я указательный палец вверх. Переход на немецкий заставил Майера дёрнуться, озираясь в поисках знакомой речи. — Это может быть не безопасно. — Я резким движением снял крышку с ящика, в котором буквально три минуты назад повторял вчерашний опыт и отскочил на пару шагов в сторону. Бойцы заулыбались, наблюдая за хмурящимся сотником и задумчиво улыбнувшимся Генрихом. Второй, похоже, уже привык к разного рода фокусам с моей стороны и сейчас лишь размышлял о том, чем именно я буду удивлять.

Я же, выждав ещё с минуту, уже без опаски подошёл к кубу и, подобно фокуснику, вынул из него за шкирку толстую тушку крысы.

— Вуаля, господа! — Я элегантно поклонился, чем вызвал добродушные улыбки на лицах бойцов. — Как видите, газ, выделившийся при смешивании кислоты и соли, очень быстро убивает всё живое. На человека, кстати говоря, эффект оказывается не менее страшный. — Алексей уже совсем трезвой походкой подошёл ко мне и безо всякого отвращения ткнул пальцем в живот крысе. После чего, качнувшись, видимо от не до конца ушедшего хмеля, хмыкнул и заглянул в ящик.

— Газ говоришь? А ежели дюжину пудов так перемешать? — Он потерял интерес к импровизированной «газовой камере» и понюхал содержимое горшка с кислотой.

— Тогда образуется громадное облако, способное в считанные минуты приговорить целую армию. — Я растягивал слова, подтверждающие догадки сотника.

— Кхм, — Он малость опешил от такого прямого ответа. — Что ж. А много у тебя этой, как её…

— Кислоты, — Услужливо подсказал я.

— Во-во, её самой.

— Сейчас — только это. Но я заказал знакомому купцу ещё десяток таких же. — Алексей мечтательно посмотрел вдаль.

— Маловато, — Цокнул он. — Закажи этому торгашу ещё, — Он задумался, — Ещё очень много кислоты. Вот прям сколько сможет, пусть столько и везёт!

— Но, — Я попытался поднять финансовый вопрос, вставший довольно остро.

— Вот, — Он аккуратно положил увесистый мешок с недвусмысленным содержимым на стол. — Это для начала. Считай, государев заказ! — Он глухо рассмеялся и, по-дружески хлопнув меня по плечу, побрёл в сторону города, напевая мотив чертовски приевшейся мне за последний день песни.

Собрав все оставшиеся вещи, оставленные для эксперимента, отряд, построившись в две походные колонны, во главе с лейтенантом, двинулся по дороге строго на север. Покинув черту города, прозвучала команда: «Бегом марш!» и отряд перешёл на лёгкий бег, который, в полном боевом обмундировании, по затратам энергии мог соперничать со спринтом налегке. Около двадцати минут бойцы двигались в едином темпе и даже дышали в один такт. Я решил не отделяться от коллектива, а потому занял место возле Ивана и первую утреннюю пробежку после дневки совершил вместе со всеми.

Наконец, пришла пора делать привал, совмещённый с завтраком. Ваня отдал короткую команду «Привал» и указал на поляну с одиноким дубом по левой стороне дороги. Отряд свернул с пути в тень могучего дерева и все как один устало попадали, словно подкошенные, пытаясь восстановить дыхание. Однако сам факт того, что они преодолели эту дистанцию говорил о неуклонном прогрессе каждого из них. Водоёмов поблизости не было, а потому пришлось довольствоваться сухим пайком, имеющимся у каждого в персональном вещмешке. Конечно, до классических в моём понимании, армейских вещевых мешков эти аналоги совсем не доходили ни по качеству ни по удобству. Однако на фоне остальной армии даже это был прорыв. Сухой паёк своим разнообразием также не блистал. Потому как ни консервов, ни технологий по производству долго хранящихся продуктов не было и не будет, наверное, ещё лет двести как минимум. Сухари, вяленное мясо, засушенные овощи, потерявшие почти всякий вкус и совсем незначительная порция мёда, скорее призванная подсластить пресную пищу, нежели чем насытить человека. Однако, это я мыслю со стороны человека из будущего. Для остальных даже такой скудный рацион был весьма насыщенным. Ещё бы, они ведь в своей «прошлой жизни» иногда даже о сухарях и сухом мясе мечтать не могли. А если рядом найдётся вода — то тогда в ход шла крупа и простенькие специи и бойцы могли отведать свежего горячего.

Солнце уже показалось из-за горизонта и первые его лучи пробивались сквозь ветви одинокого дуба, под которым расположился отряд, в ожидании обоза. После приёма пищи каждая пятёрка занималась своим делом. Два сержанта, хоть и близкие друзья, но вот таланты и увлечения у них разные. Если Елисей имел весьма лихой и шутливый характер, то Фёдор старался быть серьёзным. Однако с подчинёнными своими они оба обходились одинаково. Оба своих рядовых ценили, однако не жалели. Вот и сейчас пятёрка Елисея, наверное, в сотый раз отрабатывает переход из походного положения в боевое. Отдельно вечно неунывающий сержант уделяет внимание постановке арбалетов на боевой взвод. Уже сейчас на то, чтобы достать самострел из-за спины и зарядить у каждого из бойцов уходит не более десяти секунд. Фёдор же предпочёл уделить внимание строевой подготовке и нещадно перестраивал своих бойцов в разные формации.

Наконец, из-за холма показалась колонна, возглавляемая бодро идущими, запряжёнными в мои повозки, кобылами. Мы дождались, пока вереница, недавно в двое удлинившейся армии дойдёт до нас и, седлав коней, привычно двинули вперёд. Однако через сотню метров меня догнал Генрих.

— Этот твой газ, — Бесцеремонно начал он. — Воистину страшная штука!

— Да, причём как для врага, так и для нас самих. — Я устало улыбнулся. — Кстати, есть ещё какая информация по поводу этого короля Олафа? — Майер задумался.

— Иноверец он. — Пожал плечами Генрих.

— А подробнее?

— Ну язычник он, говорят. В старых богов верует. В таких, о коих мало кто помнит уже. Кстати, твой рядовой не раз упоминал их. — Он кивнул в сторону пятёрки Елисея.

— Это который? Бьёрн, что-ли?

— Он самый, — Хохотнул Генрих. — Все эти Одины, Торы. Смех, да и только!

— Вот так новость! Так в Швеции же вроде католики, разве нет? — Майер многозначительно покачал головой.

— Так-то оно вроде и так. Вот только не все веру праведную принимать готовы.

— Для них и наша вера не праведная. — Заметил я в ответ.

— И то верно. — Легко согласился Майер. — Кстати, расскажи ты тоже.

— Про что это? — Не понял я. Генрих бросил на меня вдохновлённый взгляд.

— Про князя-зверобоя! — Майер от вдохновения даже привстал на стременах. — Сколько не вспоминал я, никак не вспомнил, чтобы читал о таком.

— Ну… А что тебе рассказать? — Попытался уйти я от ответа.

— Когда он правил? — С готовностью спросил меня мой друг. Вот и что ему ответить? Ведь для меня Иосиф Виссарионович, вроде как и восемьдесят лет назад жил, а для Генриха все четыреста, но уже вперёд. Хотя, здесь его уже, пожалуй, может и не быть.

— Чуть меньше века назад, — Уклончиво ответил я. Генрих мечтательно посмотрел вдаль. Да-а, похоже, зацепила его история об отце народов. Я решил разом снять все вопросы, рассказав Майеру как можно больше об известнейшем диктаторе в истории России моего времени. — Его правление кто-то считает неправильным и губительным, а кто-то напротив — восхваляет его. При нём моя страна, понеся большие потери, победила в величайшей войне в известной нам истории.

— А сколько вы потеряли народу? — Поставил меня в тупик своим вопросом Генрих.

— Э-э, — Ну не скажешь же ему, что это число, даже неизвестное многим людям этого времени в силу большого количества нулей на конце, приближается к двадцати семи миллионам. — По непроверенным данным, порядка двухсот семидесяти тысяч человек. — Я решил убрать два лишних нуля, дабы мой ближний друг не схватил инфаркт в свои двадцать два года.

— Сколько?! — Всё же удивился он.

— Это число, — Поспешил я уточнить, — Включает и жертвы среди простых людей. Враг вёл войну на истребление, не жалея никого. — Ещё с минуту мы ехали в мертвящей тишине, в такт прерываемой глухим стуком копыт.

— Я очень надеюсь, — Наконец заговорил Генрих, — Что Европа никогда не узнает вашей земли. — Эх, знал бы ты, как далеко она находится!

— Я тоже, друг мой. Я тоже.

Генрих, после столь желанного разговора, предпочёл продолжить путь в составе основной колонны. Я не стал его останавливать. А то назадаёт ещё вопросов, а мне потом объясняй ему, к примеру, идеи продвинутого социализма. И ведь заинтересуется, чертяка! Продвинутый!

Порой переходя на галоп, мы, меняя лошадей каждую версту, уверенно продвигались вперёд. Тело попривыкло к нещадной тряске на лошадиной спине и уже не доставляло таких неудобств, как в первые дни похода.

Вскоре наша кавалькада подошла к густой чаще, которую пробивала, деля на две половины, такая же дорога. Пора бы уже и возвращаться. Я отдал команду и мы, свернув с дороги направо, двинулись вдоль густого леса по относительно ровной земле. Я планировал пройти так ещё пол версты, после чего снова свернуть направо и, сделав крутой крюк, снова выйти к дороге. Однако не прошли мы и сотни метров, как началось что-то странное.

Когда мы после очередного рывка перевели лошадей на лёгкий бег, давая тем возможность восстановиться, мой конь вдруг задёргал ушами и стал увиливать в сторону от леса. Через мгновение и остальные скакуны последовали его примеру. Они раздражённо фыркали и дёргались, не поддаваясь усилиям всадников.

— Стоять! — Негромко, но так, чтобы все услышали, скомандовал я. Встретив сопротивление в виде натянутых поводьев, жеребец непокорно фыркнул, но всё же затоптался на месте. Подобного результата добились и остальные.

Я вглядывался в лесную чащу, но толком ничего не видел. Вдруг, кусты прямо напротив нас зашевелились.

— Арбалеты готовь! — Всё также негромко отдал я команду. — Эй, кто там средь бела дня по бурелому бродит? — Уже как можно громче крикнул я. Не знаю, люди это или зверь, но в любом случае от моего вопроса хуже не будет. Кусты стали заламываться всё ближе к выходу из леса. Похоже, это всё-таки не люди. Ну или люди, но чертовски безрассудные. Тем временем отряд уже зарядил самострелы.

— Цельсь! — как можно громче крикнул я. Каждый из бойцов прильнул плечом к ложу арбалета. Вдруг кусты перед нами раздвинулись и из чащи вывалилась здоровенная голова с чёрными бусинами глаз и треугольным носом. «Медведь» — Пронеслось у меня в голове, будто молотом ударили по наковальне. «Почти шестьдесят «кэмэ» в час, мах лапой, как два хука от Тайсона в лучшие годы.» — Мгновенно вспомнил я интереснейшие ттх этого короля зверей умеренного климата. Против такой громады только с крупным калибром, или если копьём через глаз и сразу в череп. С другой стороны, может быть, я зря переживаю? Нас ведь тут шестнадцать человек! Неужели не справимся?

Увидев потенциальную опасность, лошади стали переживать ещё больше, подскакивая на месте и норовя скинуть своих ездоков и тут же умчаться куда-то далеко от опасного хищника. Некоторые особо пугливые даже встали на дыбы, однако, все бойцы стойко сидели в сёдлах, опираясь на стремена и одной рукой держась за поводья. Медведь стал медленно двигаться в нашу сторону. Косолапый явно чувствовал себя хозяином положения.

— Не стрелять! — Что есть сил выкрикнул я. — Жди моей команды! — Наконец, когда между нами осталось не более пятнадцати шагов, он взревел и встал на задние лапы. Этого я и ждал. — Бейте в брюхо! Залп! — Раздались еле слышные спуски. Болты со свистом уходили в сторону зверя. Однако на точности пагубно сказались стремящиеся пуститься в бег без оглядки лошади, не дающие нормально прицелиться. Из-за этого в цель попала лишь половина снарядов. Остальная же часть ушла далеко в чащу. Но и такой результат оказался не столь плохим. Я заметил, как два болта вошли в район шеи зверя. Он ещё раз заревел, на сей раз уже от неожиданной боли. — Сулицы готовь, врассыпную! — Выкрикнул я, разворачивая податливого коня от разъярённого зверя. Видя множество целей, медведь завертелся на месте, выискивая первую жертву. Когда же он наконец остановился, мы уже разъехались от него на несколько десятков метров. Даже с такого расстояния я видел, как тяжело вздымается его тело при вдохе и как широкою волной струится из его ран багровая кровь. Удивительно, но нам удалось пробить толстый слой жира, о котором так подробно говорилось в документальных фильмах о медведях. Хотя в начале августа, наверное, он ещё попросту не успел запастись достаточным количеством этого самого жира. Да и живот его, наверное, защищён не так хорошо, как остальное тело.

Лошади, отойдя от зверя, малость успокоились, но всё равно заметно переживали. Мы взяли медведя в полукруг, радиусом примерно в три десятка метров. Я искреннее надеялся, что косолапый передумает вступать в схватку с таким количеством опасных противников. Но, похоже, он был другого мнения. Издав очередной рык, он выбрал меня своей целью. Похоже, нашёл вожака.

— Все ко мне! — Нужно выступить против него единым фронтом, откидывая гораздо более мощные, по сравнению с болтами, дротики. Однако четыре центнера жира, меха и мяса об этом не догадывались, а потому стремительно рванули прямо в мою сторону. Жалкие десятки метров таяли, как снег в тридцатиградусную жару. Безумная идея пришла в мою голову моментально. Двигаясь с такой скоростью и имея такую большую массу, медведь просто физически не сможет быстро сменить направление или тем более остановиться. Хорошо, что подо мной сейчас сменный мерин, а не мой боевой аргамак. Этого хоть не так жалко.

Между тем расстояние между нами стало совсем несущественным. Я наотмашь метнул сулицу и лишь краем глаза заметил, что та летит в целом неплохо. В следующее мгновение я встал прямо на спину коню, подобно цирковому артисту. Вот только там и конь и акробат подготовлены и на них не мчится четыре сотни килограммов чистой смерти. Присев, дабы не свалиться в самый ответственный момент, я ещё раз бросил взгляд на зверя. Тот, словно в замедленной съёмке, мчался прямо на меня. Под бешенным зарядом адреналина, я, казалось, видел каждую мелкую деталь. Два чёрных глаза, кривые зубы в разинутой пасти и здоровенный след на лбу, оставленный, похоже, моим дротиком. В следующее мгновение я, подобно мощной пружине, оттолкнулся ногами от лошади по диагонали в сторону к медведю и вправо. И то ли от нахлынувшего адреналина, то ли ещё от чего, но взмыл вверх я так высоко, что переместись я сейчас на баскетбольное поле — наверняка перелетел бы через щит, не задев его даже ногами. Приземлялся я гораздо быстрее, тем взлетал. Настолько быстрее, что даже заметить не успел, как земля мелькнула перед глазами и, хоть я и пытался грамотно сгруппироваться, тут же стало совсем темно.

Вначале был шум воды. Наконец появилась и картинка: современная раковина и бьющий мощной струёй кран. Как я не пытался, но поднять голову у меня не получалось. Вдруг она поднялась сама собой и в зеркале я увидел лицо. Это был я сам, только вот… Молодой. Нет, я и сейчас, конечно, не старый. Но в зеркале я увидел себя лет на пять моложе. Вдруг руки сами собой попали под струю воды и плеснули мне в лицо. Но я ничего не почувствовал. Это что же получается, сон, что-ли? В последнее время мне ничего толкового не снилось. Ну или я просто не помнил этих самых снов. Но сейчас я мог с уверенностью сказать — это пусть и очень реалистичный, но всё же сон. Что ж, тогда посмотрим мультик.

Я «прошлый» закрыл глаза и, выпрямившись, ещё раз взглянул в зеркало. Только сейчас я заметил на себе необычную одежду. Что-то знакомое. Да это же… Это же та самая оранжевая форма нашей школы по баскетболу! Ну да, а я, в смысле не тот, который сейчас «я», а другой, который в прошлом «я». Так вот, он. Или всё-таки я? Ну, в общем, в спортивном комплексе. Этот сан узел, где в то время ещё не сделали ремонта, я помню хорошо.

А вот я вышел из туалета и направился в основной зал, попутно обтираясь полотенцем. Быстрый взгляд на табло: результат не впечатляет. Красным цветом высвечивается: «Школа № 564 35:42 Лицей№ 281. Time:4:43». Я быстро порылся в своей памяти. За три сезона, которые я отыграл в своей школе, с этим лицеем мы играли лишь однажды. Это было в двадцатом году, весной. Я тогда заканчивал девятый класс. Мы впервые в истории вышли в финал города, я играл на редкой позиции «Разыгрывающего форварда», хотя если сравнивать мой тогдашний рост с остальными, я больше походил на миниатюрного центрового. Что ж, результат того матча я помню прекрасно и ещё долго потом вспоминал его. Впрочем, увидеть всё ещё раз я бы не отказался. Эх, надо бы и моим оболтусам из шестнадцатого века показать этот замечательный вид спорта!

Подойдя к нашей скамейке, я присел на край и стал слушать, что же пытается внушить нам тренер. Преклонного возраста мужик, строгий, но справедливый. Он пришёл к нам в школу в начале того учебного года и сразу же принялся поднимать местный баскетбол.

— Сейчас играем в изоляцию, они зону не ставят, значит под кольцом у них будет проходной двор. — Он расставил фишки на схеме в соответствующем порядке. Прозвучал сигнал, оповещающий о завершении тайм-аута.

Минус семь — рабочий счёт. А вот минус четыре — ещё лучше. Сразу после розыгрыша мы с нашим центровым сыграли в заслон и я положил пускай и довольно грязный, но всё же трёхочковый. Успешно защитившись, мы устремились в быструю контратаку. Я прошёл до границы «краски» и, сымитировав бросок со средней дистанции, откинул мяч на угол площадки, откуда его неспешно послал в корзину мой сокомандник. Вот так, меньше чем за минуту, разница превратилась в совершенно незначительную.

Однако вскоре я сел на замену и игра начала напоминать настоящие качели. В последнюю минуту, когда я наконец вышел на паркет, заменив низкорослого и шустрого паренька, счёт был уже «52:53» не в нашу пользу. К тому же и владение оставалось за командой противника.

Они решили играть в закрытую и просто подержать мяч, не стремясь в атаку. Проще говоря — тянули время. Однако баскетбол — это вам не футбол. Тут на атаку чуть больше двадцати секунд. Вот и лицеевские, отстучав своё время, наотмашь бросили мяч в сторону щита и встали в агрессивный прессинг. Ещё десять секунд нам понадобилось, чтобы приблизиться к их трёхочковой, где они буквально зажимали любого игрока с мячом. Лишь в последние пять секунд я умудрился с помощью двух заслонов пробежать в штрафную, где и нарвался на выбивающий из строя любого «шлагбаум» от одного из игроков защиты. В этот же момент прозвучал гудок, и высокомерные противники попытались всеобщей радостью задавить судью, не давая вспомнить о фактическом нарушении правил. Но арбитр оказался не из робких, а потому буквально «пересвистел» и игроков, и трибуны, и даже тренера противоположной команды, назначив положенные два штрафных броска.

Хоть сейчас я ничего и не чувствовал, но хорошо помнил, как у меня тогда стучало в висках от неудачного падения и как я неуверенно подходил к этим двум броскам. Обождав все положенные на бросок пять секунд, я отправил первый мяч в кольцо. Чисто. Казалось, мой облегченный выдох перебил взорвавшиеся трибуны. Всё, теперь как минимум овертаймы. Второй бросок. Мяч ударяется о заднюю дужку кольца, подскакивает, бьётся о переднюю и в конце концов протискивается внутрь.

Уже после награждения, когда мы с родителями шли домой, мой насквозь военный и зачастую немногословный отец вдруг раскрепощённо твердил о том, какой же я молодец и как же он мной гордится.

— Молодец, сынок! Ты — настоящий боец. Настоящий командир! — Почему-то последнее слово закрутилось уже в моём настоящем сознании и уже не голосом отца, а другим, но всё же смутно знакомым.

— Командир! Командир! Живой? — Я открыл глаза. Надо мной, на фоне синего неба, наклонившись, стоял Иван.