Цепь

14

Вениамин страшно обрадовался, увидев меня. Он уже обо всем знал, о всех моих “подвигах” в Салтановске. По правде сказать, я тоже обрадовался. Мне все эти дни не хватало его здорового скептического “оптимизма”.

— Здорово провернул! — Веня хлопнул меня по плечу.

— Это они сами провернулись, — скромно ответил я — Тебе привет от толстяка.

— Как он там? Акклиматизировался?

— Ему заместитель нужен. Может, поедешь?

— Нет, я скоро кандидатскую защищу и в науку подамся, — ответил Веня и рассмеялся.

Мы вышли из отдела и зашагали по длинному коридору.

— Что новенького о “Высоком” и “Седом”?

— А-а! — воскликнул он. — Давай здесь постоим, покурим.

— Шеф просил не уходить “на дно” Сказал, можем понадобиться…

— Да нет, — покачал головой Веня. — Они теперь надолго засели с Абугазиным. Им сейчас есть о чем поговорить. Без свидетелей.

Бизин редко ошибается, если речь идет о Полковнике. Он “читал” его мысли. До Кирилла Борисовича как-то доползли эти слухи, и он взял Веню в оборот: “Ты, значит, меня читаешь, Вениамин, да?” “Читаю, Кирилл Борисович, а что?” “Ну и что ты во мне прочитал?” “Я пока еще на середине. Путано все!..” Кирилл Борисович посмотрел на него и погрозил пальцем. Полковник сам привел Веню в уголовный розыск. Мы-то знаем, что Вениамин — сын его старого друга, погибшего в период коллективизации в Сибири.

— Начал я, естественно, с “Высокого”, — заговорил Веня. — О нем хоть что-то известно: высокий, вальяжный, опять же бакенбарды. Но только что это все без имени-фамилии, а? Опять по соседям Галицкой пошел. Ну, немного повезло. Один из соседей припомнил, что Галицкая как-то раз назвала “Высокого” Всеволодом Константиновичем. Ну, и стал я его по картотеке вычислять…

— Да, повезло тебе, — посочувствовал я.

— Будь здоров!.. Двести тысяч мужчин в городе! И всех я их вручную перебрал. Карточку за карточкой. Спина деревянная. Пожалуйста, вместо мольберта теперь можно использовать. Ноги? Нет ног! Пыли — сколько угодно! Работенка попалась, а?

— Прими, друг мой, соболезнования!

— Принял. Одно время дошел. Все, думаю, сейчас стану на стенку кидаться, а тут они, миленькие, появились. Сначала одного отыскал, потом, ба, поперли! На жилу, значит, вышел. Только успевай записывать. Семьдесят восемь Всеволодов Константиновичей проживают в нашем городе, в возрасте от тридцати пяти до пятидесяти. Именно от тридцати пяти до пятидесяти, ибо сосед-то Галицкой твердо заявил, что нашему “Высокому” лет поболее сорока, но не больше пятидесяти. И началась сортировочка. Так сказать, второй этап моей славной деятельности. Впрочем, не началась…

— Как не началась? — удивился я.

— А очень просто, — занервничал Веня. — Пока я его высчитывал, он сам объявился! Типчик! Позвонил Кириллу Борисовичу и предупредил, что будет сегодня у нас. Так и сказал: “Меня зовут Всеволод Константинович Лютенко. Я хочу с вами встретиться по поводу смерти Ксении Эдуардовны Галицкой”. Подумать только, я на него столько времени ухлопал, а он сам объявился Ну, не свинство ли с его стороны, а? Ведь мог же раньше обозначиться, я бы тогда “Седым” занялся… Ну, ладно, а что…

Веня не успел спросить, а я, естественно, — ответить. По коридору мчалась секретарша Ирочка.

— А-а-а! — крикнула она. — Курите? А я телефоны обрываю!

— Ирина Виссарионовна, — поморщился Веня, — ну зачем же так? Здесь мы. А что случилось?

— Что случилось?! — Она всплеснула руками. — И он еще спрашивает! Кирилл Борисович всех созывает на совещание…

Ловко обогнув Ирочку, мы ринулись вниз по лестнице.

В кабинете Полковника собрались все сотрудники, занимающиеся расследованием дела. Минхан сидел в углу, у окна.

— Садитесь! — кивнул нам Полковник. — Товарищи, совещание будет коротким. С момента начала расследования убийства бухгалтера Галицкой и учителя Клычева прошла неделя. Что нами сделано за это время и что предстоит сделать? Так как все занятые в этом деле сотрудники были либо в командировках, либо в разъездах по городу, мне хотелось бы суммировать факты, данные, которыми мы рас­полагаем. Итак… Получены ответы на наши запросы по линии Галицкой и Клычева. Арестованы два человека, которые непосредственно замешаны в пре­ступлениях. Это Федор Ковальчук и Зикен Бейсеев, оба жители города Салтановска. Взяты показания у бывшего мужа Галицкой — геолога Галицкого Игоря Михайловича, установлено также его алиби, в момент смерти Ксении Эдуардовны и учителя Клычева геолог Галицкий находился в экспедиции в районе таймырской тундры. Я не случайно “привязываю” его к этим двум преступлениям. Дело в том, что возникли основания, можно сказать, неопровержимые основания считать, что оба преступления взаимосвязаны. Из показаний Галицкого следует также, что брак их был фиктивным… В нашей схеме появились новые фигуры. Кроме того, капитану Шигареву удалось установить, что Галицкая и Клычев знали друг друга. Теперь по поводу новых фигур… Некто “Симаков”. Неизвестный человек, назвавшийся фамилией работника республиканского издательства и интересовавшийся Клычевым. “Махмуд-ака”. По показаниям Зикена Бейсеева, он вез этого человека вместе с Ковальчуком в машине — угнанной машине — в ночь пожара в доме учителя. Родилась версия, что “Махмуд-ака” и Федор Ковальчук и совершили убийство Клычева и подожгли его дом. Тот же Бейсеев показал, что по заданию Ковальчука четвертого июля он побывал во дворе дома, где жила и была убита Галицкая. Удалось выяснить, кто такой “Высокий”. Это работник областной филармонии Лютенко Всеволод Константинович. Кстати, “Чернявый” и Зикен Бейсеев — одно и то же лицо. Таким образом, из “троицы” нам пока неизвестен лишь один человек — “Седой”. Новый квадратик в схеме — “Командированный”, Мы должны выяснить, кто из жителей нашего города был в командировке в Салтановске в конце мая и в июне сего года. Получен ответ на запрос из детского дома, где в течение трех лет, с тридцать второго года по тридцать пятый, воспитывалась Галицкая. В тридцать пятом году ее взял из детского дома родственник — Колесниченко Эдуард Тимофеевич, о котором тоже пока никаких сведений. Задание: “Седым” по-прежнему занимается старший лейтенант Бизин; “Симаковым” и “Махмудом-ака” — капитан Шигарев; “Командированным” — капитан Садыков; “Колесниченко” — капитан Анбасаров. Кстати, товарищ Садыков, сколько предприятий на сегодняшний день вы уже проверили?

— Десять, Кирилл Борисович. Шесть фабрик и четыре завода. Ни одного работника этих предприятий в мае и в июне в Салтановске не было, — ответил Са­дыков.

— Хорошо… Все, товарищи, свободны. Шигарев и Бизин, задержитесь.

Вполголоса переговариваясь, сотрудники отдела покинули кабинет.

— Вениамин, — сказал Полковник, — через несколько минут должен подойти твой “Высокий”. Он будет ждать в приемной. Посиди-ка и ты там. Присмотрись к нему. А мы пока втроем побалакаем. Не возражаешь?

Он сказал это с иронией, но глаза его тепло улыбались. Нет, ей-богу, он даже и не скрывал расположения к Вене. Но Бизин никогда этим не пользовался, и поэтому мы все любили его. Это, наверное, трудно — ходить в любимчиках у шефа и не задирать носа перед другими.

Веня вышел из комнаты.

— Прошу вас, Минхан Ергалиевич, — сказал Пол­ковник.

— Виктор, — Минхан смотрел на меня задумчиво, — твои предположения подтвердились. Экспертиза установила, что Ковальчук употреблял наркотики

Я не понял, почему он так вдруг заговорил именно об этом.

— Меня крайне заинтересовал твой рапорт по Салтановску.

— Очень рад, что угодил прокуратуре, — пробормотал я.

— Особенно то место, где ты указываешь, что Ковальчук хотел улететь дарьинским рейсом. Давай рассуждать. В маленьком Салтановске всего три рейса. Один из них — на Дарьинск. Через день. Так?

— Так…

— С билетами на него было туго?

— Да.

— К тому же этот рейс — последний по счету из салтановского аэропорта?

— Правильно.

— Остальные были едва заполненные, верно?

Я молча кивнул.

— По логике-то, — задумчиво продолжал Минхан, — Ковальчук, наверняка убежденный, что его уже ищут, должен был рвануться на первый же рейс и улететь куда угодно, тем более что билеты на все рейсы, кроме дарьинского, свободно продавались..

— А если он хотел сбить нас с толку? — перебил я.

— Допустим, — охотно согласился Минхан. — Тогда уж лучше было бы отсидеться до следующего дня, надеясь, что не будете же вы его караулить бесконечно. Это по его логике!. Но весь фокус в том, что на следующий день рейса на Дарьинск нет. Это все по твоему рапорту. Хорошо, что ты за такие детали уцепился. Дальше идем. Мог он уехать в Дарьинск поездом или нет? Не мог, потому что этот поезд останавливается в Салтановске только рано утром и тоже через день. В гот день поезда не было. Кроме того, поезд следует гораздо дольше, чем самолет, стало быть, опасность ареста возрастает Ковальчук не дурак, он это тоже учел. Но… но Ковальчук — наркоман!.. А “горючее” вы с Сенюшкиным конфисковали при обыске Так что, думаю, кроме страха, боязни попасться, им, видимо, двигала еще и болезнь — болезненное желание. Ведь наркоманы в таких ситуациях становятся неуправляемыми. Чувствую я, что Ковальчуку очень хотелось улететь именно в Дарьинск. Вот он и рискнул все-таки попытаться вырваться из Салтановска этим рейсом…

— Почему? — упрямо спросил я, хотя уже пони, мал, к чему клонит Минхан. Я в попытке Ковальчука увидел лишь стремление вырваться из Салтановска, а Минхан разглядел желание вырваться именно в Дарьинск. Все ясно. Я уже знал — по опыту работы с ним, — новая версия следователя Абугазина непременно влечет за собой всякие непредвиденные командировки.

— Видишь ли, Виктор, — произнес Минхан. — не потому ли Ковальчук рвался именно в Дарьинск, что как раз оттуда привозил ему наркотик таинственный “Махмуд-ака”?

— Гм! — гмыкнул я. — Он же и дом поджег, он же и наркотик привозил?

— А почему бы и нет? — вмешался Полковник. — Искать этого “Махмуда” все равно надо. А не гадать!..

— В Дарьинске искать? — Я попытался быть иро­ничным. — Насколько я уже смог догадаться…

— Правильно догадался, Шигарев! — холодно оборвал меня Полковник. — Заодно передашь мой большой привет подполковнику Рустамову.

Я понял, что вопрос о моей командировке был уже решен. Однако же быстро в этом доме дела делаются.

— Когда выезжать? — спросил я у Полковника.

— Это мы обговорим.

— Я свободен?

— А ты разве не хочешь познакомиться с “Высоким”? — удивился Полковник. Он вызвал Ирочку. — Лютенко пришел?

— Да, уже десять минут сидит в приемной, — ответила Ирочка.

— Пригласите его, пожалуйста. И Бизин пусть войдет.

Через несколько секунд в комнату вошел мужчина атлетического сложения. У него была высокая прическа, густые бакенбарды. Лютенко выглядел лет на сеток пять. За ним — бочком — скромно протиснулся Веня.

— Садитесь, пожалуйста, Всеволод Константинович, — пригласил Полковник. — Итак, вы…

— Я, — поспешил закончить гость, — очень хорошо знал Ксению Эдуардовну Галицкую, как вам и сказал, товарищ полковник, по телефону.

— Понятно, — кивнул тот, — кстати, когда вы узнали о ее смерти?

— Сегодня, — торопливо ответил Лютенко. — Я уезжал в командировку. И сегодня вернулся.

— Всеволод Константинович, — заговорил Минхан, — а в каких отношениях вы находились с покойной Галицкой?

— Гм… Видите ли… Я был близок с ней… Гм… Видите ли, товарищи, у меня на работе… никто… конечно, не догадывался о наших отношениях…

— Вы женаты? — вдруг спросил Полковник.

— Да, — покраснел Всеволод Константинович И твердо произнес: — Ладно, чего уж там! Извините, товарищи, но я солгал вам. Я никуда не уезжал все это время… Я долго не решался приходить. Понимаете, я состою в браке. Формально. Мы с женой не живем уже два года. У нее своя жизнь, у меня — своя. Но ведь вам хорошо известно, что такое женские языки!.. Как говорится, страшнее пистолета… Мне, видите ли… понимаете, не хотелось ставить Ксению в щекотливое положение, и поэтому мы от всех скрывали наши отношения. И от моей жены тоже.

— А вы понимаете, — внезапно повысил голос Полковник, — что из-за вас, из-за поисков вашей персоны мы потеряли несколько дней?

— Да, конечно… понимаю, — пролепетал Лютенко.

— И оторвали от другой работы сотрудника. Почему бы вам все-таки не прийти к нам сразу, а? Ну, предположим, вы заботились о репутации живого человека. Но ведь Галицкая погибла…

— Гм. Н-да… Дело в том, что меня, кажется, собираются послать в заграничную поездку, и я… — Он заискивающе заглядывал нам в глаза.

— И вы испугались, что, если раскроется ваша связь с покойной Галицкой, вас не пошлют, так?

— Да. — Лютенко опустил голову.

— Когда вы последний раз встречались с Галицкой?

— Двадцать девятого июня.

— А когда узнали о ее смерти? — Минхан в упор смотрел на него. — Ведь не сегодня же, верно?

— Да, не сегодня, — прошептал Лютенко, — третьего июля.

Это была ошеломляющая новость!..

— Время? — чуть ли не крикнул Полковник.

— Я пришел в десять часов вечера. У меня был свой ключ. Я вошел в комнату и увидел ее. Господи, я чувствовал, что сойду с ума. Ксения лежала лицом к двери. Сначала я подумал, будто ей плохо, и приподнял… тело. И только тогда я понял что она убита. Под ней натекла лужа крови. Я зачем-то попытался перенести ее на диван, но потом опустил и увидел, что мои руки в крови. Я почти ничего не соображал и все делал машинально. Меня жгла мысль что сейчас кто-нибудь войдет и застанет меня и ее. Я побежал в ванную комнату, вымыл руки, потом намочил тряпку и вытер на полу кровь, у дверей. Мне казалось, что я уже коснулся всех вещей, и начал тряпкой протирать мебель.

— Этой же тряпкой? — уточнил Минхан.

— Нет, что вы. Я взял другую, белую. Мне стало дурно, я подошел к окну, но испугался, что меня увидят с улицы.

— Вы опирались руками на подоконник?

— Не помню… Возможно… А что?

— Нам придется снять у вас отпечатки пальцев.

— Зачем? — в ужасе крикнул Лютенко. — Разве я преступник?

— На подоконнике остались следы. Важно узнать, чьи они.

— А-а…

— В каком состоянии вы нашли квартиру? — спросил Веня.

— Как обычно. Все находилось на своих местах.

— Но вы осмотрели хотя бы, не исчезло ли что-нибудь из вещей? — спросил Полковник.

— Не-ет, — промямлил Лютенко. — Мне это не пришло в голову.

— Но вы помните, какие вещи находились в квартире?

— Да, разумеется.

— И поможете нам установить что похищено?

— Конечно, конечно!

— Да-а, — удрученно протянул Минхан, — удружили вы нам.

— Но я же… Я так растерялся… Товарищи!..

— Вы любили Галицкую? — неожиданно спросил Веня.

— Она была для меня самым дорогим и близким человеком?

— Почему же вы не развелись с женой, с которой, по вашим словам, порвали отношения.

— И не женился на Галицкой? — грустно перебил Лютенко. — Я три раза делал ей предложение, но Ксения отказывалась.

— Почему?

— Не знаю, — развел руками Лютенко — Однажды она сказала: “Сева, не всегда, к сожалению, можно сделать то, что, казалось бы, следует сделать”.

— Когда она так сказала? — заинтересовался я.

— В декабре прошлого года…

— А при каких обстоятельствах вы познакомились с Галицкой и когда?

— Два года тому назад. Мы гастролировали в Новосибирске. Познакомились… случайно, пожалуй После концерта. Начали переписываться. Я предлагал Ксении переехать к нам, но она не соглашалась. И вдруг однажды позвонила и сообщила, что вышла замуж и будет теперь жить здесь.

— Вы, знали ее мужа? — спросил Полковник.

— Видел один раз, — ответил Лютенко. — Она пригласила меня к себе, он был дома. Ксения сказала: “Игорь, это мой старый друг”. Он что-то пробормотал и. вскоре ушел. Знаете, меня поразило то, что она даже не представила меня, ну, не назвала ни по имени, ни фамилии… По-моему, у них был фиктивный брак. Ксения не раз мне намекала на это. После развода он оставил ей квартиру, не требуя никаких денег в компенсацию.

Мы все переглянулись, но Лютенко ничего не за­метил.

— Я хотел бы сказать еще вот о чем… Сначала не хотел говорить, но, думаю, лучше будет, если скажу. — Он закурил. Мы молчали, выжидательно поглядывая на него. — Я сказал, что пришел к Ксении третьего июля. Так и было. Но я не упомянул, что незадолго до этого… дня мы поссорились..

Полковник потянулся к пачке, которую достал из кармана Минхан, вытащил сигарету и начал разминать в пальцах. Полгода назад Кирилл Борисович бросил курить. Неужели закурит?..

— Да, — словно подстегнул себя Лютенко, — мы поссорились. Последний раз я ночевал у нее двадцать девятого июня… Вот. Я случайно увидел на туалетном столике Ксении записку, которую взял. — Он вынул из кармана аккуратно сложенный листочек и протянул Полковнику. Тот развернул его и вслух прочитал:

— “Последний раз предупреждаю — верни! И знай: или мы вместе, или… С.”

— Когда я сказал Ксении, что прочитал записку, она испугалась и потребовала, чтобы я немедленно вернул ее. Я ответил, что верну, если она скажет, кто такой “С.” и что он от нее требует. Ксения крикнула. “Ничего я тебе не собираюсь говорить! Не нравится, убирайся ко всем чертям!.” Я ушел. В тот же вечер она сама позвонила мне, чего никогда не делала прежде, и начала извиняться. Я снова стал настаивать, чтобы она сказала, кто ей написал записку. Ксения опять разозлилась и закричала в трубку “Всеволод! Не будь ребенком. В этой записке вовсе не то, о чем ты думаешь. С тебя довольно? Твоя ревность — это уже какое-то безумие…” Но ее слова меня не успокоили. Скорее “завели” еще больше. Когда вам под пятьдесят, это все не так просто

— У вас были основания ревновать Галицкую? — спросил я.

— Особых, наверное, не было.

— Скажите, — подал голос Веня, — Ксения Эдуардовна легко сходилась с людьми?

— Нет, — покачал головой Лютенко, — Ксения была замкнутым человеком. Правда, иногда на нее нападали приступы безудержного веселья. Она дурачилась, мистифицировала… Знаете, таких минут в ее настроении я почему-то боялся. Все это напоминало какой-то приступ.

— И часто с ней подобное случалось? — спросил Минхан.

— При мне раз пять было, — подумав, ответил Лютенко. — Должен сказать, — продолжал Всеволод Константинович, — в последнее время в ней что-то изменилось, это бесспорно. Понимаете, она не хотела выходить из дома. Два раза подряд она брала бюллетень, хотя была скорее всего здорова, Я предлагал ей пойти в ресторан, в кино, на ипподром, но Ксения всегда отказывалась.

— На ипподром? — переспросил Полковник. Он встал и начал медленно расхаживать по кабинету.

Лютенко как зачарованный следил за каждым его движением.

— Да, — наконец, ответил он. — Я с ней даже сам один раз съездил. Ксения часто любила там бывать.

— Не понимаю, — Полковник удивленно взглянул на него. — Значит, она обычно без вас бывала на ипподроме?

— Да… — пробормотал Лютенко.

— Простите, — вмешался Веня, — а вы откуда знаете, что она там бывала, если сами с ней не ездили, кроме одного раза?

Всеволод Константинович смущенно вертел в пальцах спичечный коробок.

— Вы что же, следили за ней? — догадался Веня.

— Да, да! — вдруг выкрикнул Лютенко. — Я подсматривал за ней! И видел, как она дважды садилась на площади Свободы в такси. Ну… Я тоже сел… в другое такси… И поехал за ней. За ними, — неожиданно поправился он. — Понимаете, она не одна ездила на ипподром, а с мужчиной…

— Оба раза с одним и тем же? — уточнил я.

— Да.

— Вы обратили на него внимание? — спросил Пол­ковник — Ну, на какие-либо отличительные приметы в его внешности? Маленький или высокий? Размахивает руками?.. Что-нибудь в этом роде..

— Так, постойте, ведь он хромает, — удивленно сказал Лютенко, — конечно же, хромает! Знаете, волочит правую ногу. Я много лет работаю на сцене Я привык обращать внимание, как люди ходят. Вот вы, например, идете, прижимая левую руку к боку, Верно?

Полковник действительно так ходит..

— Всеволод Константинович, — сказал я, — вы думаете, что Галицкая обманывала вас с этим человеком?

— Вы имеете в виду нечто интимное? — уточнил он, краснея. — Нет, что вы! Он же совсем старый, седой!..

Здрасьте вам! Седой… Вот уж большая рыба в маленькую сетку!

— Ну, если ревность вас не мучила, — равнодушно протянул я, — вы могли бы и поинтересоваться у Ксении Эдуардовны, кто был этот человек и почему она предпочитает ездить на ипподром с ним, а не с вами?

— Нет, — вздохнул Лютенко. — Ксения тогда подумала бы, что я слежу за ней.

Гм… странная логика… Как будто так не было на самом деле.

— А вы не могли ошибиться?

— На ней был клетчатый плащ, — помолчав, грустно ответил он.

— Ну и что? — возразил я.

— Видите ли, этот плащ я сам подарил ей. Такого больше я ни разу не видел у нас в городе. Я привез его из Москвы, купил в комиссионном магазине.

— Всеволод Константинович, — заговорил Полков­ник. Он уже вернулся к столу, сел. — В квартире Галицкой мы обнаружили тайник…

— А-а, — небрежно перебил он, — в шкафу?

— Да.

— Я его сам сделал! Я же вам говорил, что Ксения отличалась некоторыми странностями в поведении. Однажды она пристала ко мне: “Сделай мне тайник! У каждой женщины должен быть свой тайник”. Я и сделал, я вообще люблю делать всякие там пустячки своими руками Ксения знала об этом, вот я и сработал ей этот тайник. Но он такой простой, элементарный! Разве это тайник? Так, действительно для пустяков, для всяких женских дел. Крупную вещь туда положить нельзя было, даже книга большая вряд ли уместилась бы!..

— Как вы считаете, Ксении Эдуардовне и в самом деле мог понадобиться тайник для каких-то целей? — спросил Минхан.

— Не знаю, — пожал плечами Лютенко. — Как-то я пришел к ней, открыл дверь своим ключом, она не слышала, как я вошел. Увидела меня и что-то быстро спрятала под подушку, помню, рассердилась и даже прогнала, заставила уйти на кухню. Верно, ей что-то не хотелось показывать мне. Не знаю… Честно говоря, я этому не придал значения, мы с ней тогда не ссорились. Я и не вспомнил бы, не спросите вы меня.

— А когда этот случай был?

— Примерно месяц назад…

— Всеволод Константинович, — снова вступил я, — а с Клычевым Ксения Эдуардовна разговаривала по телефону при вас?

— С кем? — удивился он. — Какой Клычев?

— Клычев — родственник Галицкой, — не моргнув соврал я.

— Нет, — недоверчиво покачал он головой, — у нее не было родственников. Она же сирота!,

Мы все же знали больше, чем он. Нам было известно, что у Галицкой имелся родственник, которого звали Эдуардом Тимофеевичем Колесниченко Впрочем, за прошедшие двадцать пять лет с того дня, когда он взял малолетнюю Ксению из детского дома, много воды утекло — Эдуард Тимофеевич мог и умереть, И поэтому ничего удивительного в том, что Галицкая вообще не говорила о нем Лютенко. С какой стати?.

Разговор окончился сам собой. Конечно, Лютенко “здорово” нам помог, побывав третьего июля в квартире Галицкой…

— Склероз! Я же хотел показать вам вот это!., — неожиданно воскликнул Лютенко. Он протягивал небольшую фотографию, на которой был запечатлен с устремленным вдаль взглядом — Карточка стояла на туалетном столике… Я взял ее… Ну, тогда, третьего июля… Сначала я не обратил внимания, а дома увидел на обратной стороне фотографии три цифры, записанные карандашом. Я хорошо помню их,. Четыре — шестьдесят семь Я стер цифры, а теперь вот думаю, может, они пригодятся вам.

— Спасибо, Всеволод Константинович, — передавая мне фотографию, сказал Полковник. — А сейчас пройдите, пожалуйста, с капитаном Шигаревым…

Мы прошли в лабораторию, где у Лютенко сняли отпечатки со среднего и указательного пальцев правой руки, Я оставил фотографию, попросив немедленно попытаться восстановить цифры

Я проводил Лютенко к выходу, забежал в буфет и выпил бутылку лимонада, а потом пошел в лабораторию. Тут нас ждал очередной сюрприз.

— Это не его отпечатки, — уверенно сказал начальник лаборатории, — совершенно иная фактура линий.

Он говорил об отпечатках, идентифицированных в квартире Галицкой. Следовательно, отпечатки оставил не Лютенко, а кто-то другой.

На фотографии же действительно ранее были написаны карандашом цифры “4–67”. И написала их Галицкая — в характерной для нее манере писать семерку с длинным хвостиком и поперечной черточкой по стеблю цифры.

Я вернулся в кабинет и сообщил обо всем Полковнику.

— Что ж, — пробормотал он, — будем искать того, кто оставил отпечатки… “Седой”.. После встречи с Лютенко этот “Седой” становится особенно любопытной фигурой… Вот что, Вениамин, побывать тебе надо на ипподроме, потолкаться, познакомиться с людьми. Если этот “Седой” завсегдатай ипподрома, его могут и знать. Опять же хромает, это уже существенно!..

— Хорошо, Кирилл Борисович, — ответил Веня. — Все понял.

— Что-то ты, брат, медлительным стал, совсем перестал ловить мышей? “Высокого” тебе на блюдечке преподнесли… Ну, надо думать, что дальше-то делать…

— Между прочим, — вставил я, — цифры на фотографии — это три последних цифры номера телефона Клычева.

— Между прочим, — сощурился Полковник, — это я тоже помню. Но почему тогда Галицкая не спрятала фотографию в тайник, если действительно не хотела “потерять” эти цифры?

— А если не успела? — заметил я. — Или забыла о фотографии?

— Я другого не понимаю, — задумчиво протянул Минхан, — зачем ей надо было записывать неполный номер телефона? Неужели она так не могла запомнить?

— Зачем, почему… Гадаем на кофейной гуще! — сердито кинул Полковник. — Раскручивать нужно, раскручивать. Время-то идет!.. А ты, Шигарев, готовься к командировке. Ясно?

— Так точно, товарищ полковник!

— Бизин, останься. Давай еще раз помозгуем над тем, как нам на этого “Седого” почетче выходить.

Я вышел из кабинета.

…Через час позвонила Ирочка и сказала, что генерал Сегизбаев подписал мою командировку.

В этот момент вошел Вениамин, я как раз трубку положил.

— Иди оформляйся, — сказал он, — генерал…

— Уже информирован, — перебил я. — Слушай, Веня, у меня одна идейка возникла. Может, ей грош цена, а может, и сто рублей.

— Давай выкладывай! — оживился он.

— Нет, Венечка, сначала я пойду получу командировочное удостоверение, проездные, суточные и прочее, потом мы с тобой пообедаем…

— Любишь ты резину тянуть, Витя! — заметил Веня

— Есть такое! — кивнул я. — Жди!

Я быстро оформил командировку, но, вернувшись в отдел, Веню уже не застал: его куда-то послал Полковник

В Дарьинск я должен был вылететь через два часа.

Веня не появлялся. Я, конечно, своей идеей, пришедшей в голову, мог поделиться с кем-нибудь другим из сотрудников, но так как идея была малореальная, я подумал, что лучше сказать о ней своему другу.

Через полтора часа я уже был в аэропорте. На всякий случай решил позвонить еще раз Вене, тем более что рейс задерживался.

— Бизин слушает!

— Очень рад, что Бизин слушает, — сказал я. — Значит, так, товарищ Бизин. Вот тебе моя идея. Не дают мне покоя эти цифирки с фотографии. А что если это номер ячейки камеры хранения на вокзале, а?

— Гммм… — протянул Веня.

— Нет, серьезно, Веня!, Галицкая — при ее страсти к тайникам — могла ведь иметь еще один, более надежный. Вообще ты поинтересуйся этим. Ну, как, гады?

— Я всегда говорил, Виктор Николаевич, что в вас есть что-то от Шерлока Холмса. Он, как и вы, музыку любил. Счастливо долететь.

— Не скучай!..