Цепь

23

Сергей Сергеевич Саулов жил на Крюковом канале, недалеко от Театральной площади. Я шел по тротуару и размышлял о том, как странно сплетаются нити человеческих судеб. Я думал о том, сколь коротка оказалась жизнь отца и сына Клычевых и сколь несправедливо долго живет на белом свете человек по имени Викентий Модестович Саулов. Еще в 1919 году его банда активно сражалась с Советской властью. Комиссар Орел — отец учителя Клычева — написал в своем дневнике, что уничтожил “поручика Викентия”, швырнул в него гранату. Увы, не всегда наша уверенность — истина.

Викентий Саулов остался жив и, вероятно, именно после взрыва гранаты и начал хромать. Потом их пути снова пересеклись, в 1940 году. И комиссар Орел погиб. Но жив был его сын, он видел убийцу отца, и мог — даже через двадцать лет — узнать его при личной встрече. И по этой причине тоже погиб.

Конечно же, Саулов живет под какой-нибудь вымышленной фамилией, как жил долгие годы, называясь Маркеловым. Видимо, он позаботился о других фальшивых документах. Ничего, теперь мы знаем, кого искать!..

…Я пытаюсь унять предательскую дрожь в теле, когда подхожу к дверям, на которых висит позеленевшая от времени медная табличка: “Профессоръ С.В.Саулов”.

Сын в память об отце не снял старинную табличку.

…Сергею Сергеевичу недавно исполнилось шестьдесят лет. У него высокий лоб, живые глаза и полный рот своих зубов. И это после ленинградской блокады, которую он перенес!

Какой сильный организм…

Меня занимает, по существу, один лишь родственник Сергея Сергеевича — Викентий Модесто­вич. Я же пока и не заикнулся о нем. Собственно, я пришел по рекомендации Зиновия Михайловича Кулика.

Я — журналист. Меня заинтересовала судьба семьи Сауловых. Правдоподобно?

А почему бы и нет, почему бы журналисту не заинтересоваться судьбой семьи бывшего царского генерала, без колебаний перешедшего на сторону большевиков?..

Мы беседуем уже несколько часов, я старательно записываю сведения о семье Сауловых, об отце, о старшем брате Сергея Сергеевича — Глебе, почти сорок лет тому назад умершем в Берлине от туберкулеза.

Сергей Сергеевич рассказывает о жене Глеба — Вере Остальской, говорит о ней с нежностью. Она тоже умерла в 1928 году. Один раз была в Советском Союзе, а он, как назло, в то время находился в Крыму. И они не встретились. Вера Васильевна после смерти Глеба вышла замуж вторично, но это не повлияло на ее взаимоотношения с Сергеем Сергеевичем. Они по-прежнему поддерживали дружескую переписку. Да, Сергей Сергеевич и сам прекрасно понимал, что Верочка должна была выйти снова замуж: она ведь осталась с дочерью Алиной на руках. К сожалению, ему ничего не известно о судьбе его племянницы Алины. Как в воду канула, все следы затерялись в жизненном море. Да, имя и в самом деле редкое — Алина. Верочка решила так назвать свою дочь в честь бабушки, то есть своей матери. Кто бабушка? Алина Симеоновна Ферапонтова… Вообще-то непутевая была женщина. И мужа бросила и дочь. И конец ее был страшен. Дело в том, что и ее и человека, ради которого она покинула свою семью — русского богача-эмигранта Гордеева, — зверски убили в Берлине в 1932 году и ограбили квартиру.

— Полиция нашла убийц? — спросил я.

— Нет, — покачал он головой. — Подозревали, что это преступление совершили тоже эмигранты из числа белогвардейских офицеров. Даже привлекали к ответственности какого-то Маркелова, но он сумел доказать свое алиби. Я узнал об этом из газет. Мне любезно приносили немецкие и французские газеты мои юные друзья пионеры.

— Значит, Вера Васильевна и ее мать встречались, будучи в Берлине?

— Да, правда, очень редко. Я полагаю, Верочка и назвала-то дочь именем своей матери по той причине, что надеялась сблизиться с ней. Но Алина Симеоновна, судя по всему, была сверх меры занята собой… Н-да… Бедняжка Верочка… Спасибо Викентию…

Я едва не вздрагиваю, так неожиданно он заговорил о человеке, ради которого я и пришел к нему.

— Кто такой Викентий? — равнодушно спрашиваю я.

— Это мой двоюродный брат — Викентий Модестович Саулов…

И Сергей Сергеевич начинает с подробностями рассказывать о семье модного петербургского парикмахера Модеста Саулова. Я напрягаю всю свою память, чтобы не забыть ничего из этого рассказа. Я отключаю себя от всего, я, как губка, впитываю в себя каждое слово…

Так вот он какой был — Викентий Саулов!.. Улыбчивый, добрый, мягкий, нежный — в семье. Главное увлечение в жизни — кукольный театр. Словом, мирный человек, с содроганием смотревший на оружие. И какая нелепость! Именно его — пацифиста! — призвали на фронт в 1917 году, определили при каком-то генерал-квар­тирмейстере и даже дали небольшой офицерский чин.

Да, он сразу признал Советскую власть и не раз говорил Сергею Сергеевичу, что служил в каком-то наркомате. Они виделись редко, потому что Викентий часто разъезжал по командировкам. В двадцатых годах он работал в Средней Азии, потом его направили в Германию. И он встретил там Верочку Остальскую. Викентий Модестович очень много сделал для нее, но все-таки не советовал ей возвращаться в Советский Союз. Он буквально опекал Верочку все те годы, что жил в Германии. Потом он на много лет исчез и, как объяснил впоследствии Сергею Сергеевичу… Когда? Да уж после войны… Так вот, все эти годы, когда они ничего не знали друг о друге, Викентий Модестович выполнял какое-то важное государственное задание. Ну, что-то там секретное…

…А мне хотелось вскочить на ноги и крикнуть этому бесхитростному, доброму человеку: “Это же все ложь, Сергей Сергеевич!.. Его командировки в Среднюю Азию — это кровь невинных людей! Все те годы, когда вы о нем ничего не слышали, — это годы его прислужничества фашизму, жизнь убийцы и провокатора!..” Но нам нельзя проявлять свои эмоции, как это трудно ни бывает…

— Вы понимаете, конечно, — продолжал Сергей Сергеевич, — что я никогда не расспрашивал Викентия о его работе. Я просто всегда рад и счастлив, когда он навещает меня. Ведь из всей нашей большой родни мы остались вдвоем — он и я.

— И часто он навещает вас? — спрашиваю я.

— Нет, он занятой человек. Но раз пять за последние годы бывал. И за это большое спасибо. Ведь с годами у него стала сохнуть нога…

— Сохнуть нога? От чего же?

— Еще в годы гражданской войны он получил ранение в бедро. И вот, кроме хромоты, нога стала еще и сохнуть…

— Понятно…

— Но каждый праздник Викентий обязательно присылает поздравительную телеграмму или письмецо.

— А где он живет? — спросил я, еще не до конца веря в удачу.

— Последнее время он жил в Новосибирске, но вот уже два года в Казахстане. Он работает преподавателем в институте. На кафедре радиотехники.

И Сергей Сергеевич назвал наш город.

— Как вы считаете, ему не покажется бестактным, если я при случае приду к нему? — спросил я.

— Ну что вы? — возразил Сергей Сергеевич. — Викентий — очень радушный человек. Хотите, я напишу вам сопроводительное письмо?

— Буду вам крайне признателен. И адрес, пожалуйста.

— Да, да, разумеется…

…Я иду по вечернему Ленинграду. Ни о чем думать не хочется. Я устал. И мечтаю об одном — войти в свою комнату, включить бра и, прислонившись к стене, закрыть глаза.

…Я уже позвонил Кириллу Борисовичу.

Он, не перебивая, выслушал меня и сдержанно похвалил, а в конце разговора сказал, что они тоже вышли на Саулова. Он не стал объяснять, каким образом.

Саулова арестуют, наверное, сегодня, если он, разумеется, не скрылся. Да куда ему скрыться? Теперь уже некуда!..

Что ж, у него был по-своему верный расчет: он жил под своей настоящей фамилией. Потому что, по существу, настоящая фамилия сделалась для него очередной кличкой: он часто менял ее на другие.

Итак, возьмем “одного”, найдем “всех”. Но Галицкая? Какова была ее роль во всем этом клубке преступления? Кто она — жертва или преступница?..