Цесаревич Вася 2

Глава 20

Инженер Мясищев с чувством некоторого превосходства посматривал на собравшихся посмотреть на испытания нового истребителя генералов и высших офицеров Экспедиционного Корпуса — слухи тут разносятся мгновенно, и в этом главное отличие армии и лейб-гвардии от настоящего, правильного конструкторского бюро. У Поликарпова не поболтаешь, у Николая Николаевича за болтовню можно сучкорубом в тайгу уехать на вполне законных основаниях. Или на Таймыр оленей пересчитывать. Или ещё куда, но тоже за болтовню. Враг не дремлет!

Самолёт вёл себя в воздухе идеально, чуть ли не близко к совершенству. Сначала он совершил обязательные фигуры над площадкой, позволяя определить степень владения машиной, потом фигуры посложнее, потом ещё сложнее… пока не перешёл к высшему и боевому пилотажу. Владимир Михайлович Мясищев уже открыто улыбался, вполне искренне рассчитывая на серьёзную премию за досрочно сданный заказ. Вполне возможно, хватит на уютную квартирку в Ильинской слободе, где издавна селились считающие себя просвещёнными купцы и преуспевающие инженеры.

Мясищев не предполагал, что в настоящий момент сидящий за штурвалом самолёта Василий Красный разрывается между двумя желаниями — первым желанием было прямо сейчас выпрыгнуть с парашютом, чтобы дорогущий металл техно-магического угрёбища смялся всмятку о каменистую испанскую землю, а потом пойти и набить морду представителю КБ. Вторым было почти тоже самое, но машину предполагалось всё=таки посадить, а потом продолжить по плану пункта один.

А всё из-за того, что аппарат хоть и выдавал заявленную скорость, но управлялся на ней неохотно, в виражи входил отвратительно, скороподъёмность имел отвратительную, обзор ещё хуже, да и остальное управление слова доброго не стоила. Самый неприятный момент случился, когда кто-то на «Стрекозе» притащил полотняный конус, который почему-то очень долго не хотел входить в расплывающийся перед глазами новейший и жутко секретный прицел. Зато когда наконец-то прицелился и дал со всех стволов…

Нет, конечно же никуда ни попал и конус улетел за «Стрекозой» неповреждённым. Зато к удивлению своему Василий обнаружил, что самолёт отдачей остановило в воздухе, нос задрался вверх, и через секунду тяжёлая машина, перевалившись через спину, рухнула вниз в неуправляемом штопоре.

Где же тут автоматическая телепортационная катапульта?

Инженера Мясищева спасли от самосуда контрразведчики, быстро скрутившие Владимира Михайловича и затолкавшие его в машину перед носом разъярённой толпы генералов и полковников, обеспокоенных падением самолёта, но отсутствием парашютиста на месте катастрофы.

Он появился только через шестнадцать минут и тридцать две секунды, но за это время Василий успел побывать в холодной бане выделенного лётному отряду особняка в Сарагосе; в горячей парилке передвижной генеральской бани, тоже приписанной к лётному отряду и пока пребывающей в стадии готовности и в ожидании посетителей; и, наконец, побывал в кабинете императора Иосифа Первого на Ближней даче вблизи Санкт-Петербурга. В императорском кабинете Красный успел только поздороваться, окатить деда Николая Александровича водой из неизвестно откуда взявшейся в руках деревянной шайки, прихватить со стола бутылку с вином, и снова пропасть.

— Экий орёл! — бывший император попытался отряхнуться, будто выбравшаяся из воды собака, но неудачно. — Я пойду переоденусь после встречи с внуком, Иосиф, а потом мы непременно продолжим разговор.

— Согласен, — кивнул император действующий. — Разговоры для того и нужны, чтобы продолжаться до прихода к взаимному согласию.

А ещё разгулу милитаризма в Европе конца лета тысяча девятьсот тридцать седьмого года предшествовал самый главный разговор, О нём мало кто знал, и состоялся он на ранчо в штате Одинокой Звезды, куда собрались представителе старых денег — семей, истинно управляющих Америкой. Президента не позвали. Кто он такой вообще? Он говорящая голова, к которой удобно как-нибудь заявиться и сказать:

— Слушай, Френки, мы тут назначили козла отпущения, и по несчастливой для тебя случайности, тот козёл — ты!

Естественно, это не касалось случаев, когда деньги сами становились властью, но такое бывало редко — мало кому хотелось становиться публичной фигурой и мишенью для религиозных и политических безумцев. Разве что представители семейства Кеннеди время от времени вылезали на политический Олимп, но у них весь клан с небольшим прибабахом в сторону самолюбования и стремления к славе любой ценой.

Собрались неформально, так как давно друг друга знали, сотрудничали и соперничали в той или иной сфере. Никаких фраков — открытая веранда, негры с прохладительными и горячительными напитками, простые восьмисотдолларовые деловые костюмы со стодолларовыми галстуками расстёгнуты. На столах у кресел сигареты и сигары на выбор. Услужливый лакей чёрной рукой в белой перчатке с длинной спичкой наготове. Умиротворение и благополучие. И умопомрачительный запах телячьих стейков, приготовленных тут же на лужайке настоящими ковбоями в клетчатых рубашках.

Стоунволл Басс крикнул Бушу, тоже заинтересовавшемуся жареным мясом:

— Правильно, Прескотт, не уподобляйся девочкам, налегающим на лимонад и черри.

— Кого ты назвал девочками, старый койот нефтяных прерий, грызущий опоры собственных вышек? — рядом в кресло опустился представитель семейства Рокфеллеров со стаканом в руке.

— Всех тех, Виктор, кто перестал зарабатывать хорошие деньги, решив обойтись просто большими. Почему в Европе всё заглохло и мы терпим убытки? Почему наши заводы вот-вот остановятся, хотя готовы круглосуточно работать на военный заказ? Кто позволил островным обезьянам соскочить с Испанской авантюры?

— Наших кузенов ты называешь островными обезьянами? — удивился Ротшильд. — Родственники, как-никак…

— Одно другому не мешает, — проворчал Басс. — Виктор, мы все ещё в прошлом году договорились, что именно ты проследишь за поведением наших кузенов-обезьян, и вот итог. Почему так, Виктор?

— Русские убили младшего брата их короля и ещё кучу народа вместе с дирижаблями.

— Ага, злые русские тюлени обидели мирных британских устриц…, — кивнул Стоунволл. — И чёрт бы с ними, но зачем ломать игру прямо на ходу?

— Лягушатники тоже соскочили, — пожаловался Аарон Зелигманн, с неприязнью поглядывая на представителя семейства Варбургов. — И кое-то помог им зафиксировать прибыль и уйти с минимальными потерями.

— Французы нам ещё пригодятся, — Варбург поймал взгляд и ответил пренебрежительной гримасой. — Нужно же иногда думать о будущем, господа.

— А я вижу, что о нём никто не думает, — вполголоса заметил Корнелиус Вандербильт Пятый, считающийся изгоем в собственной семье и не обладающий миллионами. Но к мнению известного газетчика стоило прислушаться. — Вам не кажется, господа, что всё идёт к тому, что недавняя депрессия покажется ним детской вознёй в песочнице? Где развитие вашего бизнеса, господа? Вы остановились, и скоро мыльный пузырь мнимого благополучия снова лопнет, и уже не помогут никакие трудовые армии Френки Рузвельта.

Джон Пирпонт Морган изобразил бурные аплодисменты, уронив на пол столбик пепла с сигары. Впрочем, откуда возьмутся хорошие манеры у потомка пирата и убийцы:

— Великолепно, Корнелиус! Столько пафоса, что его можно намазывать на хлеб и выдавать на завтрак ученикам воскресных школ.

— Пафос, это часть моей работы, — пожал плечами Вандербильт. — Если он продаётся, то почему бы и нет?

— А ведь он прав, господа, — Прескотт Буш наконец-то расправился с огромным стейком, промокнул губы салфеткой и отбросил её в сторону. — Скажите, Джон, кому нужны паровозы, что вы производите на своих заводах?

— Как это кому? Их с удовольствием покупают железнодорожные компании. Не у англичан же брать? У меня надёжнее и дешевле.

— Тогда второй вопрос. Каким образом железнодорожные компании, и мои в том числе, зарабатывают с помощью ваших паровозов?

— Мы же не в упомянутой недавно воскресной школе, Прескотт…

— И всё же..?

— Вы перевозите грузы для правительства, армии, фота и частных фирм. Думаю, и пассажиры приносят неплохую прибыль.

— Да не без этого, — согласился Прескотт Буш. — А сколько паровозов вы продали на экспорт? Готов поставить серебряный доллар против дырявого никеля, что не больше десятка в год.

Серебряный доллар при официальном запрете иметь серебро в частных руках смотрелся заманчиво, но увы.

— Вынужден отказаться от ставки. За последние пять лет я не продал за границу ни одного паровоза. У латиносов на них нет денег, и они обходятся скупкой нашего старья конца прошлого века, а рынок Европы и Азии русские считают своим внутренним рынком, и при устранении конкурентов не гнушаются самыми грязными методами. Людиновская мануфактура, Коломенский завод, Уралвагонзавод…

— То есть, Джон, мы с вами уже пять лет работаем перекладывая один и тот же доллар из правого кармана в левый? Забавная ситуация, не правда ли? Мы работаем, а денег в стране больше не становится. Даже меньше, потому что на наших счетах кое-что оседает.

— И даже этот бурбон… — Виктор Ротшильд поперхнулся глотком и мучительно закашлялся.

— Да, Виктор, даже этот кукурузный кентуккийский виски себестоимостью двадцать долларов за баррель. Не спорю, потом ты найдёшь способ изъять у реднеков-винокуров свои деньги, но это всё равно останется двадцатка зелёных спинок. Новые паровозы охотнее всего покупают там, где старые расстреляны огнём артиллерии или разбомблены с дирижаблей. Никто не будет покупать новый пароход, если старый не потоплен торпедами неизвестной подводной лодки или не конфискован рейдерами воюющих сторон. Никто не станет покапать новые винтовки, если… Ну, вы меня поняли, джентльмены.

— Предлагаешь начать войну, Прескотт? — уточнил Аарон Зелигманн. — Позволю себе напомнить, что предыдущая попытка ещё не провалилась, но с треском провалится со дня на день. Мы рассчитывали втянуть русских в затяжную гражданскую войну в Испании, и планировали немного заработать на поставках техники и вооружения их противникам. Но не получилось, увы.

Внезапно хрипло рассмеялся Стоунволл Басс:

— Мы планировали? Мы рассчитывали? Будь я проклят, джентльмены, если кто-то из нас вложил туда больше десяти тысяч долларов. А то и вообще ничего не вложил. Мы собирались чужими руками натаскать себе целую тарелку жареных каштанов, а потом удивились когда ничего не получилось.

Все скромно потупились, и Аарон Зелигманн произнёс в наступившей тишине:

— Миллионов пятьдесят я выделю Мало? Хорошо, пусть будет сто миллионов.

Сарагоса. Временная столица Испании

Столицу решили пока не возвращать в Мадрид. И вообще на совещании была высказана мысль, что не очень-то она там и нужна, особенно после того, как в опустевшем городе начали работать трофейные команды. Война на чужой территории и за чужие интересы всегда слишком дорого обходится, а вывезенного золотого запаса на всё не хватит, вот и приняли решение чуть-чуть компенсировать затраты. В первую очередь — цветные металлы, и лишь потом иные материальные ценности. Медь, например, в огромных количествах вывозилась с кухонь, где была представлена разнообразной утварью, начиная от кастрюль и котлов и заканчивая сковородками и дверными ручками.

А ещё многочисленные подсвечники с прочими канделябрами и шандалами — массивные, грубые, старинного литья или ковки. И пушки на площадях, стоявшие памятниками канувшему в Лету былому величию Испанской Империи. И медные листы на крышах богатых домов и католических храмов. Ничего, обойдутся глиняной черепицей! Да и в самих храмах есть чем поживиться. Нет, не святотатство, обычная производственная необходимость.

Латуни с бронзой тоже оказалось много. Первой поменьше, второй побольше., но при таких объёмах понятия побольше и поменьше суть величины очень растяжимые и относительные.

Особым сюрпризом стала находка одиннадцати тонн серебра в монетах, закопанного в подвале бывшей иезуитской коллегии. Трофейщики воспрянули духом, подключили к поиску одарённых почвенников из инженерно-сапёрных частей, и прошли по городу частым ситом. Результатом стали ещё тридцать четыре тонны серебра в монетах и слитках, не считая мелких золотых кладов весом до ста килограммов. Операция начала потихоньку себя окупать.

— Всех трофейщиков к орденам! — распорядился Фрунзе.

— Что, и нижних чинов тоже? — ахнул начальник штаба.

— Их в первую очередь! — отрезал Михаил Васильевич. — Лично проверю, чтоб никого не забыли.

И поиски продолжились с удвоенной энергией, добавив десять процентов к найденному ранее. И даже чудом сохранившиеся свинцовые крыши ободрали — те, что не успели перелить на пули в многочисленных испанских междоусобицах. Свинцовый водопровод времён Римской империи, и тот нашли и откопали.

Но впереди ещё ждал многообещающий Эскориал, слегка пострадавший при зачистке дворца от мародёрствующих мятежников исчезнувшего генерала Франсиско Франко. И дождался! Но вдумчивому и тщательному обследованию королевского дворца предшествовали долгие переговоры с Петербургом. Двое суток кипели мозги у шифровальщиков, но вот, наконец, император Иосиф Первый дал добро.

Кстати, по поводу мародёрства императору Иосифу Первому пришлось выдержать нелёгкий разговор с тёщей Александрой Фёдоровной. Бывшая императрица чуть ли не с пеной у рта доказывала недопустимость вывоза материальных и духовных ценностей из цивилизованной европейской страны. Под духовными ценностями она понимала знаменитую библиотеку.

— Позвольте, — удивился император, — а не эти ли самые цивилизованные испанцы во время своих многочисленных войн тащили всё, что не приколочено?

— Даже сравнивать стыдно! — вздёрнула нос Александра Фёдоровна, в запале забывшая, что боится зятя до дрожи в коленках. — Инки, майя, ацтеки и прочие филиппинские дикари…

— А ещё Нидерланды, Италия, юг Франции… Не подозревал, что эти земли заселены дикарями.

— Это совсем другое! И это было настолько давно, что вспоминать неприлично. Сейчас цивилизованные страны так не поступают.

— Простите, а не ваш ли родственник последний германский кайзер Вильгельм изобрёл этот способ добычи цветных металлов, который вы так яростно критикуете? Мы просто следуем примеру просвещённой Европы. И прошу заметить — четыре головы Иоанна Крестителя, две правые руки апостола Петра и шесть Копий Судьбы мы не трогаем. Не посягаем, так сказать, на духовные ценности.

— Грабить нехорошо!

— Для кого нехорошо? Для династии Гольштейн-Готторпов, порвавших седалище в попытке усидеть между Европой и Азией? Да, для них нехорошо. Но я, слава богу, не Гольштейн и даже не Готторп. Я дикий горец, спустившийся за солью и случайно попавший на престол Российской Империи. Попал случайно, но навсегда! Пока жив, во всяком случае. Но и потом династия продолжится в моих детях. Да, сударыня, мы дикие абреки и всему миру теперь с этим жить.

— Но ваши дети и мои внуки…

— Вот это хорошо, сударыня, что напомнили. Чтоб не было искушения влиять на них, предлагаю заключить сделку.

Император поставил тёщу перед выбором между немедленным апоплексическим ударом и добровольным постригом в Свято-Пустынском Мангазейском монастыре с перспективой в самом скором времени стать его настоятельницей. И уже через неделю Александра Фёдоровна вступила на палубу парохода «Семён Челюскин», следующего во Владивосток Северным Морским путём с заходом в Мангазею, на остров Врангеля и Петропавловск-Камчатский.

На остров Врангеля планировалось доставить экспедицию под руководством академика Отто Юльевича Шмидта для изучения местного климатического и энергетического феномена — среднегодовая температура на острове на двадцать градусов выше, чем полагается, а за короткое лето тундра покрывается буйным ковром растительности, причём каждый цветочек является лекарством уровня панацеи или мощным стимулятором. Впрочем, бывшую императрицу и будущую инокиню это не интересовало, она заперлась в каюте, откуда иногда слышались всхлипы, звон бутылок, и невнятное бормотание, мало похожее на святые молитвы.

Тесть на радостях пил трое суток, а императрица Татьяна Николаевна пожала плечами и высказала надежду, что теперь её молитвы будут быстрее доходить до господа. Плакать на проводах не стал никто, разве что бойцы лейб-конвоя глухо матерились, едва слышно проклиная виновницу внеплановой командировки. Теперь обратно только поездом из Владивостока можно вернуться, и никак иначе — Северный Морской путь возвращение с половины дороги не предусматривает.

Василия Красного телеграмма о внезапно проснувшемся благочестии родной бабушки нашла в порту Барселоны, где грузился зафрахтованный под перевозки цветных металлов флот Дуче Бенито Муссолини, увеличившийся до ста двадцати единиц. Решила бабуля к богу обратиться, да и ладно, сейчас важнее поставить на патронные заводы латунь с медью. В воздухе не просто пахнет, в воздухе воняет большой войной, и боеприпасы лишними не станут.

Ничего ценного вороватым наследникам Мария и Гракхов не грузили, но шутки ради Василий распорядился принести на каждое судно по два-три окованных железом сундука и приставил охрану. Шутка получилась так себе — за три дня часовые застрелили двадцать шесть любителей поживиться за чужой счёт. Правда, это позволило скинуть стоимость фрахта на четыре процента. Вроде бы мелочь, но приятно. Дуче поторговался для вида, но перспектива долгосрочного контракта с Экспедиционным Корпусом перевесила всё. Всяко безопаснее и выгоднее, чем таскать контрабанду мелкими партиями и сбывать её жадным перекупщикам. Не от хорошей же жизни связался с перевозкой бунтовщиков из Марокко в Испанию.

Зато сейчас жизнь всё лучше и лучше. Денег уже достаточно, чтобы купить виллу где-нибудь на Капри, и сибаритствовать в кресле под сенью кипарисов с бокалом кьянти. Даже на две виллы. Но не интересно же, порка мадонна!

Сам Красный с наиболее ценной частью груза, то есть, с невестами, золотом, серебром и генералом Франко отбывал в Одессу на линкоре «Александр Ульянов». Пока затишье, можно воспользоваться моментом и накрутить хвосты конструкторам авиационного завода — цельнометаллическое чудовище Вася им не простил. Ну и к деду заехать, чтобы высказать отдельное спасибо за подарок, едва не убивший его любимого и единственного внука.

А на фронтах действительно затишье. Мятеж, можно сказать, подавлен — очищены побережья Средиземного моря и Бискайского залива, а лейб-кирасиры вышли на границу с Португалией, куда бежали разрозненные остатки франкистов. Может быть, мятежники и смогли бы оказать кое-какое сопротивление, но не нашлось среди них авторитетного генерала, способного возглавить хоть кого-нибудь, кроме самих себя.

На севере страны, в Басконии, чуть сложнее и труднее. Там не разберёшь, кто из басков мятежник, кто клятвопреступник, а кто обычный предатель, поэтому было принято решение о насильственной депортации населения в родственную французскую Гасконь. Французы, и без того страдающие от размещённых у границы американских негро-японо-латино-китайских частей попробовали возмутиться и отказаться принимать новых жителей. Попытались, ага… Им тут же было заявлено, что в случае отказа бездомные баски пойдут добровольцами на флот Великого Герцогства Бургундия, и что там уж взбредёт в голову новоявленным владыкам морей, одному господу известно. Справились с божьей помощью и с депортацией…

Вместе с Красным в Россию возвращалась Восьмая штурмовая дивизия морской пехоты под командованием генерал-майора Есенина. Они первыми попали под замену по ротации.

— Василий Иосифович, как насчёт отвальной? — командир дивизии подошёл неслышной походкой опытного диверсанта.

Красный покосился на стоявшую неподалёку Лизавету Бонч-Бруевич, и вздохнул:

— Потом, Сергей Александрович, всё потом. Заодно и ваши новые погоны обмоем.

— Погоны?

— Я вам ничего не говорил! Пусть будет сюрпризом. Но тоже потом.