Вдруг раздалась команда:
— Перебежка!
Сразу вся цепь вскочила, и все кинулись вперёд.
Митя тоже побежал со всеми. И бежал, пока не услышал новую команду:
— Ложись!
Все разом легли на землю, и Митя тоже. С минуту он лежал неподвижно, а потом потихоньку поднял голову и огляделся. Он увидел, что цепь впереди, а он отстал. Тогда он пополз на животе, пониже опустив голову, потому что пули так и свистели, так и жужжали в воздухе.
Короткими перебежками двигались бойцы. Каждый знал только одно: слушать своего командира.
Теперь Митя, стараясь не отставать, бежал рядом со своим бородатым соседом. Как и тот, подчиняясь словам команды, он падал и прижимался грудью к земле, наскоро окапываясь ладонями и шашкой. И всякий раз, когда припадал к земле, облегчённо вздыхал. Так спокойно казалось лежать и так страшно под пулями!
До Орловки было уже недалеко. Перед тем как идти в атаку, чапаевцы залегли в глубокой меже.
Теперь снаряды рвались вокруг них на лугу. То здесь, то там взлетало густое чёрное облако. И Мите казалось, что земля уже ходит под ним ходуном и весь воздух содрогается.
Но вот со стороны Орловки быстрыми, короткими бросками пошли неприятельские цепи.
Митя ясно видел, как вскакивают серые в завесе дождя солдаты с погонами, как устремляются вперёд, ложатся на землю, чтобы через мгновенье снова вскочить и бежать.
Митя глядел, а сердце у него колотилось шибко-шибко. Ещё немного — и добегут, а там начнут колоть штыками, рубить шашками…
Страшно!
А с нашей стороны почему-то молчок. Ни выстрела, ни звука. Все лежат, не шевелятся. Может, от страха?
Митя покосился на бородатого соседа. Тот смотрит в сторону, откуда набегают чужие солдаты, только незаметно, чтобы боялся.
Поглядел Митя налево. И этот не боится. Брови сохмурил, лоб наморщил, крепко ухватил винтовку, даже пальцы побелели.
Митюшка прикусил губу. Неужто он забоялся? Нет уж… Разве он трус? Разве он станет бояться?
А всё-таки страшно лежать и видеть, как волнами, одна за другой, захлёстывая луговину, бегут цепи врага.