Только не пришлось Мите стать ординарцем товарища Чапаева.
Рана у него заживала медленно, плохо, и когда чапаевцы двинулись снова в поход, через прикаспийские степи, на город Гурьев, Митя всё ещё находился в лазарете, и доктор даже приблизительно не мог сказать, когда он будет здоров и сможет вернуться в строй.
Прошло около двух месяцев. Наступил сентябрь. Солнце палило горячо. Несмотря на осень, было душно и жарко, как летом.
Чапаёнок понемногу поправлялся. И вот наконец наступил замечательный дёнь: доктор сказал, что Митя совсем здоров и может хоть завтра отправляться на передовые позиции, к себе в часть.
Не бежал, а летел Митя вверх по лестнице из кабинета врача к себе в палату.
— Дядя Тимошенко! Дядя Тимошенко! — крикнул он маленькому забинтованному пулемётчику, соседу по койке. — Дядя Тимошенко! Хоть сегодня, хоть завтра в часть! Слышишь? Хоть сегодня, хоть завтра…
Но маленький пулемётчик не засмеялся ему в ответ, не похлопал по плечу, не порадовался вместе с ним.
Маленький пулемётчик сидел на койке, обхватив руками голову. Он даже не глянул на него.
— Дядя Тимошенко… — сразу стихнув, прошептал Митя и заглянул ему в лицо.
По щекам пулемётчика текли слёзы. Он плакал.
— Дядя Тимошенко… что с тобой?
И тогда Митя услыхал страшную весть, полученную только что с фронта, из города Лбищенска, где находился штаб Чапаевской дивизии.