39

— Дин, — громко окликнула её Лиза. — Ты чего такая?

— Какая такая? — не поняла Дина.

Было начало двенадцатого, свет во всём корпусе уже погасили, но девчонки, лёжа в кроватях, ещё переговаривались в темноте.

Сначала Полина рассказывала, как съездила с Валиком в город, в типографию, где они забрали отпечатанные плакаты, программки и буклеты к мероприятию.

— Девочки, всё-таки он такой классный, — мечтательно вздыхала Полина. — Стильный такой. И шутит смешно…

Потом Лиза делилась впечатлениями о том, как порепетировали с Корбутом. Бухтела, что Дима, хоть и явился на репетицию, постоянно зависал в телефоне.

На этом Дина, незаметно для себя самой, потеряла нить разговора, погрузившись в собственные мысли. Вспоминала, как на неё смотрел Маринеску, и от этого трепетало в груди.

Потому что смотрел он на неё как-то по-особому. Может, ей, конечно, так казалось, но взгляд его она ощущала физически, точно прикосновения. А ведь раньше никогда за собой такой чувствительности не наблюдала. И что ещё — ей нравилось ловить на себе его взгляды, пусть даже это и заставляло нервничать.

— Мы с Полькой у тебя сто раз уже спросили, будешь ты Валику говорить или нет?

— Про что?

— Ну про то, что ты не будешь выступать с Маринеску.

— А с чего ты взяла, что я не буду с ним выступать? — пожалуй, слишком резко спросила Дина.

— Ну как? Это же… он же… — растерялась Лиза. — Ему же бойкот объявили. С ним нельзя общаться…

— И кто мне запретит? — разозлилась вдруг Дина.

— Девочки, — подала испуганно голос Полина, — давайте спать, завтра всё выясним.

— Спокойной ночи, — отчеканила Дина.

Лиза промолчала.


Но утром ночной разговор возобновился. Едва Дина вышла из ванной, даже одеться толком не успела, как Лиза напустилась:

— Ты вчера серьёзно сказала, что будешь с Маринеску репетировать?

— Угу.

— А ничего, что он меня облил помойной водой?! Ничего, что выкинул твою сумку? Разбил твой телефон? Толкнул тебя? Он опозорил нас! Я уж молчу про бойкот.

— Что ты от меня хочешь?

— Ты прекрасно и сама понимаешь! Он унизил меня. Унизил публично, — наседала Лиза. — А ты, моя лучшая подруга, после этого собираешься с ним общаться? Какой-то идиотский номер готовить? Тебе не кажется, что это предательство?

— Не кажется! — вспылила Дина. — Что вообще за бред? Мы с ним всего лишь готовим какой-то идиотский номер, как ты сказала, а не строим планы против тебя.

— Лиз, ну чего ты, правда? — вмешалась Полина. — Дина же тут ни при чём. Ей же Валик так велел. Это не предательство. Это вынужденная необходимость. Сама подумай, что она тут может поделать? Тем более сейчас, когда на неё и так Чума окрысилась.

— Вот именно! — Дина благодарно посмотрела на Полину.

Лиза дальше спорить не стала, буркнула только: «Ясно». Но видно было, что обида её ещё долго не отпускала. На занятия собиралась молчком. И за завтраком ни слова не проронила, клевала сырники с ежевикой со скорбным выражением лица и на вопросы Никиты отвечала кивком или пожимала плечами.

Дина понимала подругу и, несмотря на то, что вчера вечером и сегодня утром огрызалась в ответ на её упрёки, чувствовала себя перед ней немного виноватой. Ведь окажись она на её месте, наверняка и самой было бы неприятно такое — всё-таки правило "твой враг — мой враг" было в их дружбе всегда незыблемо. Но Полинка права — теперь она ничего поделать не может. И, по правде говоря, не хочет. Даже наоборот — весь день она ловила себя на мысли, что ждёт эту репетицию.

После занятий теперь уже Эрик сам к ней подошёл.

— Ну что, идём?

Дина кивнула, с трудом подавив улыбку и начисто забыв про Лизу, про смутное чувство вины и про всё остальное.

* * *

В этот раз дело сразу пошло на лад.

Дина уж не стала признаваться Эрику, что накануне вечером она возвращалась в малый зал и играла-играла-играла… пока её не выпроводила уборщица. Так что теперь получалось более-менее сносно. Пусть пальцы и не порхали по клавишам легко и свободно, но во всяком случае Дина больше не сбивалась и не фальшивила.

— И каждый раз у вас так — ну концерты, номера…? — спросил её Эрик.

Они уже закончили репетировать на сегодняшний день, но почему-то не расходились, тянули. Дина сначала наигрывала одной рукой что-то незамысловатое, поглядывая на него украдкой. А Эрик разгуливал по сцене, осматривая зал.

Почему-то ей не хотелось уходить, но и поводов задерживаться тоже вроде как не было. Ещё и воцарившаяся тишина сразу обострила неловкость между ними. Хотелось её нарушить, завязать непринуждённый разговор, но на ум, как назло, ничего не приходило.

То есть приходило, конечно, даже лезло настырно, но всё не то.

Дину вот очень занимало, как он попал в их школу, как жил до этого, что делал, а ещё — о чём он думает, когда смотрит на неё, и кто та девушка, что сидела у него на коленях. Многое, в общем, её интересовало, но о таком же не спросишь. Так что его вопрос она подхватила охотно.

— Да, два раза в год — весной и осенью. На каждый родительский день одна и та же программа.

Эрик, обойдя сцену по кругу и всё бегло осмотрев, подошёл к ней, остановился рядом, заложив руки в карманы.

— И давно ты здесь?

— С десяти лет, — ответила Дина, бездумно нажимая одним пальцем на клавиши, просто чтобы руки занять. У неё всегда так — в минуты волнения не знала, куда их деть.

— Так ты старожил, значит, — усмехнулся он. — Ну и как, нравится тебе здесь?

Дина, не отрывая глаз от клавиш, пожала плечами.

— Ну да, в общем-то. Здесь не самое плохое место.

— И всё же это не дом, милый дом*…

— Не дом, но я привыкла.

Поколебавшись, Дина всё же спросила:

— А тебе тут не нравится?

Он молчал, пристально на неё глядя, словно изучал или пытался что-то разгадать… Она покосилась на него раз, затем снова. Чего он молчит? И почему так смотрит? Дина почувствовала, как неумолимо краснеет. Вот же чёрт!

— Не знаю, — наконец ответил он, и вдруг к её полному замешательству шагнул к ней и опустился рядом на банкетку. Она безмолвно, про себя, ахнула и зарделась ещё больше.

— Кстати, — словно не замечая её смущения, весело сказал он и протянул свой телефон: — Вот тот самый пасодобль, про который я тебе говорил.

— Что?

— Смотри.

Он включил видео. Дина опустила глаза на экран. Заиграла знакомая вступительная дробь из пьесы «Эспана Кани» Паскуаля Нарро*. Танцевальные пары приняли позы, и тут высокий парень в спортивном костюме резко вздёрнул руки вверх и пошёл кружить, словно конь, перешедший с пиаффе в пассаж. И до того он несуразно выкидывал во все стороны свои длинные ноги, что Дина пару раз прыснула, а затем расхохоталась в голос. А Эрик просто улыбался, переводя взгляд то на неё, то на видео.

Видео быстро закончилось, затем и смех её стих. Эрик тоже перестал улыбаться, но не уходил, сидел рядом и смотрел ей прямо в глаза, смотрел теперь серьёзно, так, что сердце, ухнув, подскочило к самому горлу и зачастило. Дине казалось, что в наступившей тишине даже Эрику слышно, как оно неистово колотится. Оба на мгновение замерли, не отрывая взгляда друг от друга, не зная, что сказать, не зная, что сделать… Во всяком случае, она.

И это не просто возникла неловкая пауза, это было что-то другое, более глубокое, волнующее и острое, чему Дина не знала определения.

Совсем некстати всплыла дурацкая мысль, что вблизи ресницы у него длинные и спутанные, расправить бы, а глаза тёмно-карие, почти чёрные. И если смотреть прямо в них, то перестаёшь видеть всё вокруг, словно и впрямь тонешь.

— Дина! — сквозь этот морок пробился вдруг знакомый голос.

Она поспешно поднялась с банкетки, пылая пуще прежнего. Отчего-то ощущение было такое, будто её застали за чем-то неприличным, даже постыдном. И подавить это дурацкое ощущение не получалось. Закусив в смятении нижнюю губу, она обернулась на возглас.

В дверях стояли Лиза и Никита.

____________________________________

* Дом, милый дом — название известной английской песни (англ. Home, sweet home)

* Испанский композитор и дирижёр, "король пасодобля".

Загрузка...