Частная школа

60

После ухода Дины в классе повисла тишина. Даже Нина Лаврентьевна не сразу решилась её нарушить.

Бездумные круги и восьмёрки, которые Эрик бездумно выводил на последней странице тетради, незаметно превратились в резкие ломаные линии и местами даже прорвали лист до дыр. Только когда Дина ушла, он это заметил и откинул ручку. Выдохнул, отвернулся к окну.

Зачем она это делает? Зачем растягивает агонию? Зачем не даёт умереть тому, чему жить не суждено? Господи, да он и без этих её слов всегда знал, что вместе им не быть. Просто раньше предпочитал не думать об этом, беспечно шёл на поводу желаний — вот и поплатился.

Если бы сразу всё пресёк, если бы просто не позволил себе привязаться к ней, то сейчас не было бы настолько больно. И как вырвать её из сердца, если она уже проникла в каждую клетку, если все мысли только о ней?

И вот сейчас злиться бы на неё, как вчера, после этого злополучного дня рождения. Было бы легче. Злость затмевает боль. Но вот она сказала прости, и горло тут же перехватило. И от злости — ни следа. И внутри всё печёт. И хочется пойти следом. Ну как так-то? И это он ещё посмотреть на неё не решился. Не смог. Чёрт подери, ну почему она просто не оставит его в покое?

Нина Лаврентьевна робко кашлянула и всё-таки продолжила урок:

— Не знаю, ребята, что тут у вас произошло, но давайте вернёмся к Есенину…

На перемене перед математикой к Эрику вдруг подсела Катя. Корбут крутился поблизости, не выпуская её из виду.

— Ты как? — спросила она несмело.

— Отлично, — буркнул Эрик, не глядя на неё.

— Эрик, ты можешь на меня злиться, конечно, и будешь прав, но я всё равно за тебя беспокоюсь…

— Угу.

— Ну я же вижу, что тебе плохо! Давай поговорим…

— О чём? — запальчиво ответил он, развернувшись к ней всем корпусом. — О том, что ты всё это предсказывала заранее, а я, идиот, тебя, такую умную, не слушал…

— Э-э, потише, — подал голос Дима.

Катя бросила на Корбута взгляд, мол, всё в порядке, не мешай, затем снова обратилась к Эрику. Он же опять сел обычно и принялся вновь вычерчивать зигзаги.

— Нет, я другое хотела сказать. Наоборот, это ты был прав, а я в ней ошибалась. Дина, конечно, очень сложная и иногда её трудно понять, но… она искренняя. Ты даже не представляешь себе, как она вчера переживала и расстраивалась. Нет, это даже не то… Я такой её никогда не видела. Это был человек, у которого огромное… неподъемное горе. И она тебя в самом деле любит.

Эрик молчал.

— Ты ничего не скажешь? — выждав паузу, спросила Катя.

— А что я должен сказать? Хорошая речь, молодец.

— Эрик, ну что ты в самом деле? Ты же тоже её любишь. Вам надо поговорить.

— Я уж как-нибудь сам разберусь, что мне надо, без посторонних.

— Да, конечно, — смутилась она и поднялась, но, сделав шаг к Диме, снова повернулась к нему: — Эрик, ты же не жестокий человек! Ты же…

— Катя, — прервал он её раздражённо, — хватит меня лечить. Вон у тебя свой пациент есть, его и анализируй, — кивнул он на Корбута. — Им и манипулируй. А я обойдусь без твоих наблюдений и рекомендаций. Ясно?

На Катю он и правда разозлился. Куда вот она лезет? Кто её просит?

И всё же во время обеда он высматривал Дину. Зачем — и сам не знал. Всё равно ведь не подошёл бы, не сел бы с ними за один стол. Ну, просто, наверное, потому что привык. Но Дина в столовую не пришла. И все оставшиеся занятия тоже пропустила.

На последнем уроке, химии, буквально уже перед самым звонком, в аудиторию заглянул Валентин Владимирович. Выглядел он очень озабоченным, даже расстроенным. Извинившись перед химиком, спросил:

— Кто-нибудь знает, у Дины Ковалевской есть ещё какие-то родственники? Не получается дозвониться ни до её матери, ни до отца ни по одному из номеров. Может, есть у неё бабушки там, дедушки, тети, дяди, не знаете?

Они растерянно переглянулись, но никто ничего такого не знал.

— А что случилось? — спросила Полина.

Ещё до того, как куратор ответил, Эрик почувствовал, как вдоль позвоночника пробежал липкий страх, а за грудиной словно образовалась бездонная холодная яма. И сердце замерло, готовое в любую секунду сорваться камнем в эту яму.

— Дине стало плохо. Её на скорой увезли в больницу.

— А что с ней? — теперь уже спросили хором несколько человек.

— Ну… неизвестно пока, — хмурился куратор. — Заболела. Простыла, наверное. Ладно, занимайтесь. Извините за вторжение.

После урока, едва химик покинул аудиторию, Корбут во всеуслышание окликнул Лизу.

— Ну что, Спицына, довольна?

— Я-то здесь причем? Я не заставляла её бегать по улице без одежды, — оправдывалась Лиза.

— Ты реально ничего не понимаешь или прикидываешься дурой? — наступал Корбут.

— Что я должна понимать? — голос её сорвался. На щеках проступили алые пятна.

— Если б не твоя поганая выходка, ничего бы этого не было.

— Да, Лиза, признай, что ты была не права, — вмешалась Полина.

— Я всего лишь показала правду. Она же действительно сказала, что с отбросами не общается! И вы это слышали! А теперь я же виновата…

Корбут посмотрел на неё брезгливо.

— Я так точно с отбросами не общаюсь, так что больше слова тебе не скажу. Катюха, пойдём.

Пока он проходил мимо, Лиза сидела прямо, как будто кол проглотила, лишь руки судорожно сжимали сумку, лежащую на столешнице. Но как только Корбут скрылся, она уронила голову на руки и разревелась. Но никто не подошёл к ней, никто и не посочувствовал. Эрик вместе со Шмыговым и Полиной выходили из аудитории последними под горестные рыдания.

Никто бойкот ей не объявлял, во всяком случае Эрик такого не слышал. Корбут о ней вообще больше не заикался. Но Лизу как будто по сговору перестали вдруг замечать. Даже Полина и Никита демонстративно отсели от Лизы за ужином, оставив её в гордом одиночестве.

Сначала её не замечали только в классе, но к утру следующего дня это отторжение неведомым образом подхватили и другие.

Впрочем, Эрику до Лизы никакого дела не было. Весь вечер он терзался от неизвестности. Порывался позвонить Дине, но одёргивал себя. В конце концов, попросил Шмыгова. Тот набрал Дину, но прослушал лишь сообщение от автоответчика.

От этой беспомощной тревоги Эрик места себе не находил.

— Да не грузись ты так. Простуда — это ж ерунда, — заявил ему Ренат.

— Её на скорой увезли, — напомнил ему Эрик.

— Ну а на чём ещё везти в больницу? Её увезли, чтобы она нас не заразила. Директриса же всегда так делает. Перестраховывается.

Спустя сутки куратор принёс вести из больницы, куда увезли Дину. Нехорошие вести.

— Крупозное воспаление лёгких у неё, — произнёс он мрачно.