Конечно, уважаемые, алименты платить не ахти как весело. Это вам не Сайкина смотреть. Тем более что платить, как правило, приходится в самом расцвете сил. Самое что ни на есть время пожить в свое удовольствие, расправить плечи, а тут — здрасьте, я ваша тетя, — исполнительный лист. Не было печали — черти накачали. Тьфу!.
Такая вот неприятность постигла героя нашего фельетона товарища Паскудина. И главное — кому платить? Ну, ладно бы сопливым детишкам, они маленькие. А то присудили платить вполне взрослому человеку. Собственной матери заставили каждый месяц выкладывать по десятке. А она из детского возраста лет семьдесят назад вышла. Поневоле взвоешь. И пришлось нашему дорогому Паскудину пойти на крайние меры: изменить свое имя, год и место рождения, а от матери вообще отречься, чтобы ее и духу не было.
Но, чтобы все было ясно, мы должны рассказать читателю довольно грустную предысторию. Вообще-то она смахивает на небылицу, и начать ее вполне уместно так.
Жила-была бабушка Мария Михайловна, у которой ничего не было. Пенсии не было, дома своего не было, хозяйства тоже не было. Ей 68 лет, и она имела 7 трудоспособных дочек и сыновей. Но это все равно, что тоже ничего не было, потому что они ей не помогали.
Тогда Мария Михайловна обратилась в суд. Тут надо сказать, что пятеро детей помогать ей не отказывались. Тем более что помощь суд определил не бог весть какую: по 5 рублей с дочки и по десятке с сына. Но один сын, не наш герой, а его брат Дмитрий, забастовал. Скорее всего потому, что он до этого так увлекся алиментами, что уже платил детям 50 процентов своей зарплаты. И с оставшейся половиной не желал расставаться ни под каким видом. (Хотя в данном случае, вероятно, уменьшили бы алименты детям). Но как бы там ни было, а раз сын бастует, то вызвали в суд всех и обязали помогать матери.
К сожалению, наш герой, Егор Иванович Паскудин, явиться в суд не смог, потому что сидел в тюрьме за хулиганство. Причем сидел уже не первый раз, а второй.
Впрочем, он скоро отбыл срок и, погуляв немного на свободе, снова вернулся в место заключения.
И вот после этого от нашего героя вдруг, как из худого мешка, посыпались жалобы и протесты, что бухгалтерия совершенно необоснованно и незаконно удерживает из его заработка по десять рублей в месяц. Потому что он не Егор, а Георгий, и год рождения у него не 1932-й, а 1936-й, и родился он не в селе Кыштовка, а в деревне Меховка.
В одной из многочисленных жалоб Паскудин пишет:
«Фактически мать моя родная умерла, не знаю в каком году, но отец говорил, что ее имя Клавдия. Когда мать умерла, нас оставалось четверо. Егором никогда не был. Нарушен закон».
Как наш Егор сделался Георгием и уроженцем других мест — наука на этот вопрос ответа не дает. Да, по-моему, она этим вопросом и не занималась. Однако были приложены великие усилия, чтобы доказать, что жалобщик и ответчик по исполнительному листу — одно и то же лицо. Вплоть до того, что потребовалась официальная очная ставка с матерью.
Уж не знаю, какими глазами смотрел сынок на свою маму, но, хотя он ее и признал, к удержанию злополучной десятки относился и потом весьма неодобрительно.
Я как автор, может, и посочувствовал бы Егору Паскудину, если бы ему присудили какой-нибудь большой процент. Потому что, бывает, петлею горло сожмут эти алименты. Не очень-то они бывают справедливы. Но жаться из-за десятки для своей матери — вот что, понимаете ли, противно.