Заянчкевич отправился с женой в театр. Когда они заняли свои места в партере, пани Заянчкевич обратила внимание своего супруга на гражданина, сидевшего прямо перед ним.
— Посмотри, — сказала она, указав на блестевшую в свете люстр лысину, — это твой директор.
— Действительно, — подтвердил Заянчкевич и стал разворачивать плитку молочного шоколада.
В это время подняли занавес, и Заянчкевич то ли из-за мокрей погоды, стоявшей на дворе, то ли по причине сквозняка, потянувшего из-за кулис, внезапно застыл на месте, потом судорожно схватил воздух и чихнул изо всех сил, обильно опрыскав лысину сидевшего впереди директора.
Директор обернулся, смерил взглядом Заянчкевича, достал из кармана носовой платок и, вытерев лысину, произнес:
— Ах, это вы, пан Заянчкевич…
Заянчкевич ничего не ответил, только легко наклонил голову. Директор мрачно повернулся к сцене.
— Обрызгал директора! — прошептала пани Заянчкевич на ухо своему супругу. — Как же это так? Поворачивай голову, когда чихаешь!
Увлеченный происходящим на сцене, Заянчкевич ничего не ответил. Но вдруг, то ли был этому причиной бешено вертящийся вентилятор, то ли у Заянчкевича защекотало в носу, но все его существо охватила дрожь, и зрительный зал встряхнуло от оглушительного взрыва.
Директор судорожно повернулся, достал из кармана носовой платок и начал вытирать лысину. Его глаза метали молнии, а губы, перекошенные гримасой, шептали что-то невнятное.
— Ты опять обрызгал директора, — шепнула жена Заянчкевича тоном порицания. — Я тебе говорила, чтобы ты поворачивал голову.
— Придется принять аспирин, — сказал Заянчкевич.
Директор между тем еще что-то ворчал себе под нос, еще бросал время от времени возмущенные взгляды вокруг, но наконец и он занялся тем, что происходило на сцене.
— Извинился бы перед директором, — шепнула пани Заянчкевич своему мужу.
Но тот был так поглощен сюжетом пьесы и молочным шоколадом, который таял у него в руках, что даже не ответил.
Наверно, на этом все бы и закончилось ко всеобщему благополучию, если бы внезапно в зрительный зал не вошел билетер. Приоткрыв двери, он впустил в зрительный зал волну холодного воздуха. То ли эта волна так повлияла на Заянчкевича, то ли он вообще уже был сильно простужен, однако тут уж ничего не поделаешь: Заянчкевич открыл рот, на мгновение замер и порывисто чихнул, еще раз обрызгав лысину сидящего перед ним директора.
Директор весь задрожал от возмущения и вытащил из кармана носовой платок. Вытирая лысину, он обернулся назад и прошептал зловеще:
— Ну, пан Заянчкевич, вы можете забыть о повышении!
— Видишь! — толкнула супруга локтем пани Заянчкевич. — Теперь ты не получишь повышения! Почему ты не поворачиваешь голову, когда чихаешь?
Заянчкевич нетерпеливо повел плечами:
— Какое там повышение! Сто десять злотых! Из-за них я буду вертеть головой? Чихал я на такое повышение!
И, может, для подтверждения своих слов, а может, из-за того, что насморк прогрессировал, Заянчкевич весь сжался и чихнул на лысину директора с такой силой, как если бы у него было подготовлено другое место в другом учреждении.