Человек и глобус

ПРОЛОГ

К р я ж е в М и х е й Ф е д о р о в и ч — кровельщик, 43 лет.

Е л е н а И в а н о в н а — его жена, 40 лет.

М и х а и л — сын, 24 лет.

Н а д е ж д а — дочь, 18 лет.

Л ю д м и л а — дочь, 16 лет.

О л ь г а — девушка-сирота, 18 лет.

П е т р Г л а д ы ш е в — 19 лет.

Г л а д ы ш е в С т е п а н П е т р о в и ч — врач, его отец, 45 лет.

А н т о н З о р и н — слесарь, 22 лет.

П л а х и н Е в г р а ф С а в в и ч — 23 лет.

П л а х и н П р о х о р Д е н и с о в и ч — его дядя, 50 лет.

П р и с т а в.

Ш т а т с к и й.

Время действия 1903—1905 годы.

Высокий, обрывистый берег над излучиной замерзшей реки. Красноватые стволы могучих сосен. Потемневшая дорога, черной ниточкой пересекающая реку, зеленоватые лужицы наледи, сосульки, свисающие с веток сосен, — все говорит о близости весны. Вдалеке, на той стороне, темнеет тайга, а где-то левее лепятся домишки небольшого городка, белеют колокольни церквей. Издалека слышен голос Михея: «Стой, лешак! А вы там не шибко…»

Н а д е ж д а (останавливаясь на самом краю обрыва, заглядывает вниз). Нисколечко не боязно. Полетели?

П е т р. Летим. Чур, не отступать. Ага! Не шали.

Н а д е ж д а. Не буду. Смотри, какая огромная земля и какая красивая!

П е т р. Да. (Пауза.) Чувствуешь? Совсем весенний ветерок. До чего ласковый.

Н а д е ж д а. Его можно прямо пить. (Вдыхает полной грудью.) Вкусный. Когда смотришь далеко-далеко, почему-то кажется, что там, наверное, совсем другая жизнь, другие люди… (Обернувшись, зовет.) Папа! Иди к нам. Отдохни здесь.

П е т р. Идите, Михей Федорович! До ночи успеем, доберемся до дому.

Н а д е ж д а (тихо). И лучше. В потемках меньше прохожих будет на нас глазеть.

М и х е й (подходит, оглядываясь назад). Чужая лошадь. Случись чего — не рассчитаешься с Плахиным. (Снимает шапку, отирает потный лоб.) Какая тут невидаль?

Н а д е ж д а. Смотри. Красиво?

М и х е й (помолчав). Известно — сибирская сторона. Ни конца ни краю. На глаз радует, а отведать охотников мало. Навек оскомину набивает.

Н а д е ж д а. Неправда, что Сибирь угрюмая, лютая. Ее сами люди такой делают.

П е т р. Знаете, Михей Федорович, что писал Чехов, побывав на берегах Енисея? А там глушь еще чище нашей.

М и х е й. Где мне знать. А вам, поди, Дмитрий Иванович про это вычитал?

Н а д е ж д а. Он. И спасибо ему.

П е т р. Слушайте: «Жизнь здесь началась стоном, а кончится удалью, какая нам не снилась».

Н а д е ж д а. И дальше: «Какая умная и смелая жизнь будет на этих берегах…» Ведь не может писатель говорить неправду. Значит, его слова сбудутся. Эта жизнь придет.

М и х е й. Эх! Кто про лучшее не думает? Да вишь, как получается… все оно где-то впереди, а не рядом. Не посмотришь, не ухватишь… То, что сладко, не дается гладко. Другой бьется, бьется, да и голову сложит, а даже самый краешек счастья не увидит. Значит… (Пауза.) Пора двигаться. Важные мы сегодня лесины вырубили. Бревна что надо. Последние. И будет наш дом, дочка, готов. Задумал я его строить, когда ты под стол пешком ходила, и кончаю с твоей помощью. Одолели. Без тесноты заживем. И никакая беда не страшна. Поскачет она, поскачет вокруг, потеребит — и в сторону. С целой семьей ей не совладать… Вот, Петр Степанович, когда стану стариком, тужить мне не придется. Вся семья под одной крышей. Дети есть, внуки будут. Какое мне еще счастье искать? (Одному Пете.) Узнает твой отец, что за нами в тайгу увязался, — попадет, наверно?

П е т р. Скажу, что был у товарищей.

М и х е й. Значит, не то делаешь, что отец хочет. Неладно этак-то… Ну, поехали. (Уходит.)

Н а д е ж д а (после молчания, смотрит вверх). Петя, смотри, какие добрые мохнатые лапы у этой сосны. Как она ими тихо покачивает, будто хочет что-то нам сказать…

П е т р (грубоватым тоном). Зачем нарушаете тишину? Кто вас сюда звал?

Голос Михея: «Эй, помощники! Едем!»

Н а д е ж д а (громко). Идем!.. (Стучит кулачком по стволу.) До свидания, добрая великанша! Жди нас летом!

П е т р. Берегись — рассердится. Пойдем. Давай руку.

Н а д е ж д а (улыбаясь). На, возьми.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Маленькая комнатка в одноэтажном доме. Единственное окно раскрыто настежь. Лучи яркого весеннего солнца прорываются в комнату сквозь ветви цветущей под окнами черемухи. Слева у стены — обнаженный остов узенькой железной кровати. Справа — грубовато сделанный стол, над ним пустые полки для книг. Сами книги в беспорядке разбросаны по полу вместе с тетрадями и листами бумаги. Н а д е ж д а в простеньком ситцевом платье испуганно прижалась к стене. У стола, продолжая разбираться в бумагах, стоят полицейский П р и с т а в и с у б ъ е к т в ш т а т с к о м.

Ш т а т с к и й (Надежде). Так почему вы не известили кого следует о кончине господина Волгина?

Н а д е ж д а. Я… Мы не знали, что надо… Нам никто не сказал.

П р и с т а в. Где же в это время были ваши родители?

Н а д е ж д а. Отец почти все время на работе, а мама уехала в деревню к родным. Начался ледоход, она не смогла вернуться…

П р и с т а в (Штатскому). Ледоход нынче действительно ранний и очень, я бы сказал, бурный. Вчера, грешным делом, ходил на берег, любовался. Боже мой, какая силища у нашей реки! Этакие льдины — и ворочает так, играючи. Вы смотрели?

Ш т а т с к и й. Не расположен.

П р и с т а в (Штатскому). За семьей прежде ничего такого не замечалось. Но… (смеется) тяга, знаете ли, к просвещению… Старший сын — студент.

Ш т а т с к и й. Да? (Надежде.) До нашего прихода никто не проявлял заботу о личных вещах покойного?

Н а д е ж д а. Нет.

П р и с т а в. Полюбопытствуйте… Оказывается, покойничек, ко всему прочему, был и стихотворец.

Ш т а т с к и й (берет листок). Социал-демократическая стряпня?

П р и с т а в. Весьма вероятно.

Ш т а т с к и й (читает). «Двадцать третьего апреля тысяча девятьсот третьего года. Прощайте, мои товарищи.

П р и с т а в. Почти благопристойно. Так сказать, прощание со здешним миром… Усматриваете какие-нибудь намеки?

Ш т а т с к и й. Или где-то слыхал, или читал?

П р и с т а в. Разве все упомнишь!

Н а д е ж д а. Это стихи Пушкина…

Ш т а т с к и й. Благодарю. (Приставу.) Молодая память и прочие совершенства. Вот что значит гимназическое образование… (Комкает листок и бросает под ноги.)

П р и с т а в. Излишнее и ненужное занятие для женского пола… (Надежде.) Все бумаги сжечь.

Н а д е ж д а. Слушаюсь.

П р и с т а в. Книги… Тоже не мешает отправить в печь?

Ш т а т с к и й. Это как угодно. Издания цензурные. (Пауза.) Предосудительного, к сожалению, ничего не нахожу…

П р и с т а в. Оно и лучше. Умер господин поднадзорный — и полное забвение с прекращением дела…

Ш т а т с к и й. Меньше хлопот. Тление — судьба подобных.

П р и с т а в. Прекрасное суждение. Бесследное исчезновение. Прошу. (Распахивает перед Штатским дверь.)

Выходят.

Н а д е ж д а (делает несколько шагов и опускается на пол, медленно собирает разбросанные листочки). А я вас не забуду, Дмитрий Иванович. Не забуду, дядя Дима. (Подбирает с пола первый попавшийся листочек, бережно разглаживает его, читает.) «Настанет время, и вырастет на земле новое поколение мужчин, которым никогда в жизни не приходилось покупать женщину за деньги или другие блага, и поколение женщин, которым не придется вступать в брак с нелюбимым».

В окне показывается доктор Г л а д ы ш е в. Прислушивается к словам девушки.

«Настанет время, когда печальная Сибирь по воле человека изменит свой облик и не будет пугать и отталкивать, а, наоборот, станет привлекать необъятными вольными просторами, где есть применение лучшим качествам трудолюбивых людей. Настанет время…»

Г л а д ы ш е в. Не настанет… Испугались?

Н а д е ж д а (спокойно). Нет. Я заметила вашу тень.

Г л а д ы ш е в. О-о! Где вы научились такому самообладанию?.. Я подошел и невольно заинтересовался: чем вы так увлечены в опустевшем жилище моего бывшего пациента? Это он писал такие мудрости?

Н а д е ж д а. Не знаю. Просто подняла уцелевший листочек…

Г л а д ы ш е в. Дешевенькие мыслишки, но на молодых и они оказывают, к сожалению, вредное влияние. Запомните, Надежда Михеевна, что больной человек не может родить здоровых мыслей. А тут была чахотка. И вот кончается апрель, впереди лето, а нашего знакомого больше нет… Это что же, происходил обыск?

Н а д е ж д а. Да.

Г л а д ы ш е в. Зачем ваш папаша пускал к себе в дом такого жильца? И больной, и поднадзорный… Неприятности.

Н а д е ж д а (встает и подходит к окну). Почему нельзя жалеть людей?

Г л а д ы ш е в. Разве я это говорил? Сострадание к ближнему необходимо. Как врач говорю вам: всегда помогайте тем, кто нуждается в помощи. Нет чище и благороднее поступков, согретых любовью к слабому. Да. (Пауза.) Что ж, был славный, безобидный человек, жертва своих заблуждений. Жаль. Очень жаль. (Пауза.) Кстати, вы не можете сказать, как отцу, Петр частенько бывал здесь? (Пауза.) Что же молчите? Отвечайте!

Н а д е ж д а. Припоминаю.

Г л а д ы ш е в. К моему горю, сын так не похож на меня. Слишком увлекающаяся натура. Начитался разных приключенческих книжонок и теперь бредит романтикой. (Испытующе смотрит на девушку.) Готов безрассудно влюбиться в кого угодно. Один неверный шаг — и вся жизнь у него может быть испорчена нелепым браком. Испорчено все будущее.

Н а д е ж д а (простодушно). А кем будет Петр Степанович?

Г л а д ы ш е в. Юноша даровитый. Постараюсь наставить его на хороший путь. Кем бы он ни стал, ему достаточно походить на своего отца, чтобы заслужить и почет и уважение… Вспомнили?

Н а д е ж д а. Я не знаю случая, чтоб Петр Степанович…

Г л а д ы ш е в. Оказывается, он способен быть благоразумным. Будьте здоровы. (Откланивается и уходит от окна.)

Надежда молча смотрит ему вслед. Тихо открывается дверь, и осторожно входит П е т р.

П е т р. Удалился?

Н а д е ж д а. Не надо тебе, Петя, ходить к нам. Не надо.

П е т р (протягивает ей руку). Я слышал слова папаши. Спасибо, Надя. Дай руку. (Насильно берет ее руку.) Ты настоящий товарищ. (Улыбается.) Недаром мы с тобой играли в индейцев и ты мужественно переносила пытки бледнолицых… (Пауза.) Помнишь, как Дмитрий Иванович был нашим верховным судьей? Как он разбирал наши ссоры?

Надежда молча кивает головой.

Не надо, не горюй. Ведь мы оба ему обещали помнить его, но не грустить, не плакать… (Пауза.) Я решил твердо — ценой любого скандала осенью поеду учиться в Петербург… А там… там посмотрим… (Отпускает ее руку.) Эти башибузуки ничего не нашли, не взяли?

Н а д е ж д а. Ничего.

П е т р. У нас же, на квартире доктора Гладышева, они искать не станут. Придет время, и люди прочитают записки ссыльного… Приберем книги. Если они тебе не нужны, отдай их мне… (Поняв взгляд девушки.) Пусть стоят на старом месте.

Начинает собирать с пола книги и устанавливать на полках. Случайно на одной из книг их руки встречаются.

Н а д е ж д а (пытаясь освободить свою руку). Ты что?

П е т р. Я подумал о том, что в жизни не умирает только одно — мысль. Да! Нет Дмитрия Ивановича, нет людей, написавших вот эти страницы, нет даже государств, где жили авторы, а их мысли с нами. Понимаешь? Значит, чтобы не исчезнуть из мира, надо хотя однажды сильно и ярко высказать мысль, очень нужную всем. Ее сохранят, пронесут через тысячелетия. Мысль станет бессмертной.

Н а д е ж д а. Ты ее сможешь сказать?

П е т р. Не знаю. Но постараюсь. А ты?

Н а д е ж д а. Если найдешь такую мысль, я понесу ее дальше, до самого конца. И передам другим. Веришь?

П е т р. Верю.

Продолжает теперь вместе с Надеждой складывать книги. В комнату заглядывает М и х е й, пришедший с работы.

М и х е й (осматривается). Хозяева приходили…

П е т р. Здравствуйте, Михей Федорович!

М и х е й. Здравствуйте, молодой человек. (Входит в комнату.) Оба враз отличились или порознь?

Надежда и Петр непонимающе поглядывают друг на друга.

Не сговорились? У кого в садах черемуху обломали? Завернул по дороге на кладбище, смотрю — вся могила в цветах. Значит?..

Н а д е ж д а (искренне). Честное слово, не мы.

П е т р. Я сам удивился. А потом подумал: выходит, в городе у Дмитрия Ивановича было много друзей. Я хотел об этом рассказать Наде, но еще не успел.

М и х е й. Может быть… Человек других не обижал. За одно это добрым словом поминают… Мать не вернулась?

Н а д е ж д а. Нет.

М и х е й. Чем-нибудь накормишь?

Н а д е ж д а. Обед сварила.

М и х е й. Молодец. Умоюсь — подашь. А Людмилка все, как саврас без узды, бегает?

Н а д е ж д а. На берегу играет.

М и х е й. Ох, будет мать заливаться слезами, когда вернется! Но я уже придумал ей облегчение. (Выходит из комнаты.)

Слышен его голос: «Заходи. Осматривай хоромы». Через порог перешагивает широкоплечий парень. Это А н т о н. Снимает с головы немудрящий картузишко, обводит вокруг взглядом веселых, насмешливых глаз.

А н т о н. А что? Для нас прямо дворец. Ведь правду говорю, хозяюшка? И вы, должно быть, согласны, господин гимназист? Здесь, стало быть, мы и обоснуемся.

Н а д е ж д а. Кто это — «вы»?

А н т о н. «Мы» — значит это я, Антон Зорин. Слесарь. Будем знакомы. (Посматривая на полку с книгами.) Книг-то сколько! Наверное, это так, для обстановки?

П е т р (сердясь). Это не мебель, а источник знаний.

А н т о н (простодушно). Кто же столько может прочитать?

Н а д е ж д а. Любой, кто захочет.

А н т о н. Хотеть мало. (Неловко берет стоящую на краю книгу, раскрывает.) Шибко мелко написано. Начни углубляться — не ровен час и обернешься в очкастого. А таких не то что барышни, даже полиция не любит.

П е т р. Чудак.

А н т о н (осторожно ставит томик на место). Привычка требуется. Вы такую мигом, как скворец червяка, проглотите, а мне легче к примеру… Да что говорить… (Смотрит в окно.) И черемушка, будто девица, в окошко заглядывает. А что? Похоже, мы тут заживем неплохо. Я сейчас, моментом, свое имущество притащу. У меня балалайка есть — звук в самую душу проникает. Правда. Река тут недалеко — еще два удовольствия. На лодке кататься, на зорьке с удочками посидеть можно. Парень я компанейский. Если книги не отнимете, буду почитывать. Разговоры общие найдем. Тишину я сам люблю. За день на работе столько грохота наслушаешься — потом радехонек рта не раскрывать.

П е т р. Не заметно.

А н т о н. Для знакомства надо поговорить. (Улыбаясь.) Вижу — заживем.

М и х е й (заглядывая в дверь). По вкусу?

А н т о н. Лучшего не требуется.

Входит М и х е й.

М и х е й. Тогда перебирайся. Обживешься. В твои годы я женатым был, опору имел. И тебе пора. Где человеку всегда лучшее спасение? В семье. А вы — шалыганы. Трунили многие надо мной, что большой дом строю: «Напрасно, Михей, надрываешься». А вот все родные вокруг, да еще и для хорошего человека приют находится. Значит?

А н т о н (лукаво подмигнув Петру и Надежде). Верно, Михей Федорович. Родной дом — великое дело. Только почему не достраиваешь? Бревна припас, а сеней путных нет.

М и х е й. Сына поджидаю. Кончит учиться — приедет, поможет. В крайнем случае и ты не плох. Подсобишь. А?

А н т о н. А что? Это мы можем.

М и х е й. То-то. (Надежде.) Зови Людмилку, пора обедать. (Антону.) Ты, поди, сытый?

А н т о н. Вроде. Заходил мимоходом в «Европу», поглядел в карточку — ничего соответствующего… карману не обнаружил…

Н а д е ж д а. Попробуйте нашего обеда… (Бросается к двери.) Мама!

Входит Е л е н а И в а н о в н а, за ней в дверях показывается О л ь г а. За плечами у нее котомка, в руке — туесок.

М и х е й. Ты откуда, мать, взялась?

Е л е н а (не отвечая на вопрос мужа). Не дождался Митрий Иванович… Когда?

М и х е й. Вчера схоронили.

А н т о н (подходит к Ольге). Устали? Дайте-ка я вам помогу.

О л ь г а. Что вы… Да нет, мы не устали… Мы завсегда…

А н т о н (не слушая, снимает с ее плеч котомку, берет из рук туес). Отдыхайте. Так-то и вздохнуть можно посвободнее.

О л ь г а (смущенная неожиданным вниманием). По привычке и не замечаешь. Ну спасибо. Мы все сами, все сами…

Е л е н а. А я ему туесочек меду везла… (Пауза.) Отмучился. (Взглянув на Ольгу.) Ее Ольгой зовут. С крещения одинешенькой осталась. Померла Агафья. Пусть девушка у нас поживет. (Ольге.) Хороший был человек Митрий Иванович, царство ему небесное. Мало таких людей на земле. (Глядя на мужа и дочь.) Поди, замерли тут без меня?

М и х е й. Ничего, держимся.

Н а д е ж д а. Как ты, мама, решилась плыть?

Е л е н а. Не привыкать. Словно чуяло сердце — так домой тянуло… Чуть лед пореже пошел, мы с Ольгой перекрестились да и поплыли. (Мужу.) Старею, грузнеть начала. Весло-то уж таким под конец тяжелым прикинулось, думала — не дотяну до берега… (Смотрит на Антона.)

М и х е й. Антоном его зовут. Попросился на квартиру. Говорит, нравится.

Е л е н а. Если человек хороший — живи.

А н т о н. Боюсь себя хвалить.

Е л е н а (скрывая слезы). Митрий Иванович вроде родного был… Пойдем, Оля. И мы с тобой голоднешеньки, и остальных надо кормить…

Уходят с Ольгой.

М и х е й (Антону). Тяжело ей, но ты, значит, старайся, пока горе схлынет.

Уходят.

П е т р. Славные у тебя предки.

Н а д е ж д а. Не уходи. Покушай с нами. (Берет его за руку.) Веришь?

П е т р. Верю.

З а н а в е с.

Проходная комната в доме Кряжева. Направо — дверь в столовую, налево — во двор. В глубине — лестница в мезонин, где живут дети. Под лестницей — дверь в комнату стариков. Середина августа 1905 года. Вечер. За стеной слышится какой-то неясный шум. Слева, из сада, появляется П е т р Г л а д ы ш е в в косоворотке и студенческой тужурке и тихо зовет: «Надежда Михеевна! Надя!» Справа открывается дверь, и входит Н а д е ж д а, за ней — Е в г р а ф. Петр прячется.

Н а д е ж д а (стараясь казаться заинтересованной). Что вы говорите?

Е в г р а ф (с увлечением). Сказка. Представляете, как она идет на вожжах! (Показывает.) Натянешь, как струны, потом чуть-чуть опустишь — и начинает она, красотка, действовать. Боже мой! Не бежит, а плывет, плывет, чуть земли касается. Отрада! Вот она мне деньги и привозит. Да в этом ли счастье… Игра, игра важна. Кровь. Страшный класс.

Н а д е ж д а. Как вы любите лошадей!

Е в г р а ф. Жизнь моя. Родился и вырос с ними. (Пауза.) Надежда Михеевна, уважьте дядюшку. Он капризный, но других наследников, кроме меня, нет. Умрет — все наше будет.

Н а д е ж д а. Сейчас мама лукошко принесет, и я нарву с гряды огурцов, луку…

Е в г р а ф. Вот-вот. И соорудите ему такую окрошку! Для него это первое блюдо. Можно с вами вдоль грядок погулять?

Н а д е ж д а. Если хотите. (Замечает Петра.) Прошу вас, исполните одну просьбу.

Е в г р а ф. Десять, как одну.

Н а д е ж д а. Не ходите со мной.

Е в г р а ф. Околдовали вы меня, Надежда Михеевна. От вас всегда исходит такой тонкий аромат исключительности… Грустно, но покорюсь. (Уходит.)

Надежда подбегает к выходу.

Н а д е ж д а. Петя? (Останавливается.) Наконец-то!

П е т р. Здравствуйте!

Н а д е ж д а. Приехали? Пришли? Как вы решились?

П е т р. Хочу знать правду. Скажите, что у вас произошло? Что сделал Михаил? То, о чем рассказывают мои родители, настолько их возмутило — страх берет. Неужели правда?

Н а д е ж д а. Да. (Прислушивается.) Не уходите, это мама.

Из комнаты стариков, торопясь, выходит одетая в лучшее платье Е л е н а И в а н о в н а с лукошком, за ней — О л ь г а.

Е л е н а. Петенька! Как вы сюда попали?

П е т р. По старой привычке — через забор.

Е л е н а. А ваши родители и за людей и за соседей нас теперь не считают.

П е т р. Не обращайте на них внимания.

Н а д е ж д а. Мама, дай лукошко. Мы с Петей наберем огурцов, а ты отдохни.

Е л е н а. А вдруг…

Н а д е ж д а. Ничего… Я отвечу. Идемте, Петя.

Уходят во двор.

Е л е н а (садится). Ладно ли, что Надежда с Петей?

О л ь г а. Какой в этом грех? Великое впереди счастье. Пусть сердце отведет. Неужели она согласится пойти за Евграфа? Лучше умереть.

Е л е н а. От судьбы не уйдешь… Этот хоть с виду ничего. И в бедности не придется изнывать. Ведь хуже бывает, хуже…

О л ь г а. Сколько раз слыхала, как судачат: «Такой богатый, а польстился на нищенку». (Пауза.) Затеяли справлять серебряную свадьбу, а с этим сватовством все веселье пропало. Ровно похороны получились.

Е л е н а. Так на душе тяжело — словно камень положили. Израсходовались на угощение, и вот праздник.

О л ь г а. Известно. Из птицы — пух, из хозяев — дух.

Е л е н а. Хоть ты-то помолчи. (Пауза.) Где он, сынок мой?

О л ь г а. Нарушил закон, и не стало сына. Скитайся, орел.

Е л е н а. Тяжело. И молитвы не помогают.

О л ь г а (мечтательно). На еланях теперь хорошо. В лесу тишина. И кругом — словно золото. Утречком пойдем? Посмотришь на лес, как он веками стоит, — и все наши заботы такими маленькими кажутся. Пойдем?

Е л е н а. Не до гулянок.

О л ь г а. Ни в деревне, ни в городе не встречала счастливых матерей. Видно, пока у груди держишь — вот и вся радость. А там… (Машет рукой.) И моя судьба такая. Замуж кто возьмет… Один Антон любил, и того не стало… Где-то он теперь, в какой тюрьме сидит, живой ли? (Решительно.) Кровью умоюсь, море слез выплачу, а возьму свою радость.

М и х е й открывает дверь.

М и х е й (удручен и расстроен). Расселись. Один должен хороводиться? Да гляди ты веселее. Сегодня наш, наш праздник.

Е л е н а. Всяко уж стараюсь.

М и х е й. Не заметно. Где Надежда?

Е л е н а. В огороде. Сейчас придет. (Старается загородить дорогу мужу.)

М и х е й (укоризненно). Чего подолом загораживаешь, наседка? (Идет к двери, останавливается и смотрит.) А, соседушко! Петру Степановичу наше нижайшее. С приездом. (Меняя тон.) Папаше своему кланяйтесь. (Идет обратно. Сурово.) Чтоб духу его не было! Такой же, видно, чистоплюй, как отец.

Е л е н а. Ты хоть сегодня-то не горячись.

Михей уходит.

Позови, Оля.

Уходит за мужем.

О л ь г а. Сколько радости-то! (Подходит к двери.) Ступай, Надя, отец зовет. Хватит говорить. И ты, молодой господин, тоже соображай, что девушке можно, а что нельзя.

Входит П е т р, за ним — Н а д е ж д а.

П е т р. Почему ты такая строгая стала?

О л ь г а. Говорите много, а толку мало.

Н а д е ж д а. Оля!

О л ь г а. А что? Вот Миша не говорил, а полюбил — и с концом. Всем так надо.

Н а д е ж д а (подает ей лукошко). Отнеси на кухню.

Ольга уходит.

П е т р. Не может забыть Антона?

Н а д е ж д а. Нет. Полюбила на всю жизнь…

П е т р. За что его взяли?

Н а д е ж д а. Нашли литературу… Не верится, что прошло только два года, как похоронили Дмитрия Ивановича, а вы уехали в Петербург… Столько всяких событий… (Пауза.) Что же вы молчите? Говорите.

П е т р. Ах, вы просите продолжать? Под Мукденом потерпела поражение не русская армия, а государственный строй. Впереди другие поля, других сражений. Рассказывать надо долго и много. Мы накануне больших событий. В этом городишке торговцев да лошадников люди думают, что все незыблемо. Все от века. Но и сюда дойдет гроза, дойдет. Она уже прогремела на юге восстанием «Потемкина». В нескольких городах рабочие брались за оружие… Я был девятого января перед Зимним дворцом. Пролитая там кровь не останется без расплаты.

Н а д е ж д а. Это было страшно? Да?

П е т р. Страшно тем, что нельзя было на выстрелы ответить тоже залпами… Да, но хватит об этом. Как ваша жизнь?

Н а д е ж д а. Как у всех… Отец концы с концами не сводит… Дал с трудом кончить прогимназию, и вот…

П е т р. «Тут чей-то голос дал ответ: «Для женщин факультетов нет». И вы стали образцовой русской барышней, имя коим легион. Чьи родители не торгуют, не воруют, не выжимают из меньшего брата прибыли. Позади попытка получить образование, впереди замужество, а пока гадание о том, какого бог пошлет Ивана-царевича. Да-а.

Н а д е ж д а (странным, равнодушным голосом). Оракул предсказывает (смотрит на свою руку): когда средняя линия оканчивается не на бугорке печали, а на бугорке фортуны, нигде не прерывается, ясно очерчена и хорошего цвета, это предвещает счастье и обеспеченную жизнь во всех отношениях. Вот моя судьба. Я буду женой Евграфа Саввича Плахина.

П е т р. Евграшки Плахина? Этого?.. Простите…

Н а д е ж д а. Этого. Его выгнали даже из коммерческого училища. Не мог осилить премудрость итальянской бухгалтерии.

П е т р. Не понимаю. Вы плачете?

Н а д е ж д а. Лучше мне было оставаться неграмотной дурой. Зачем было учиться…

П е т р. Неправда. Это просто… (Смеется.)

Н а д е ж д а. Вам смешно, а если другого выхода нет? Отец у Плахина залез в долги. Жить нечем. Поступила служить конторщицей в торговый дом братьев Кухтиных. Через неделю старший компаньон предложил стать содержанкой. Ушла. Была репетитором. Хозяин начал приставать с любезностями. Хозяйка устроила дикую, унизительную сцену. Хоть в петлю… И вот неожиданное «счастье»: Евграф Плахин снизошел до меня. (Сдерживая злость.) Я верю, что для Евграфа нет большего счастья, если я соглашусь ехать кататься с ним. Посмотрите завтра со стороны на его лицо. Он горд, что у него лучший в городе рысак, лучшая пролетка, лучший кучер, и он, кажется, убежден, что я лучшая невеста.

П е т р (сухо). Посмотрел бы, но пароход отправляется рано утром.

Н а д е ж д а. Вы и со стороны даже не хотите взглянуть на мое «счастье»?

П е т р. Как вы можете? Он и прежде был посмешищем для всех. Да, наконец, вы и сейчас над ним смеетесь.

Н а д е ж д а. Над собой… Говорят, что наша семья много грехов имеет. Дядя Дима, потом Антон, а после истории с Михаилом совсем стало скверно жить… Отцу очень тяжело. Нет-нет да и начнет во всем винить образование: «Зачем я вас учил?»

П е т р. Вот что! А я сразу не сообразил, почему так прохладно встретил меня Михей Федорович. (Неожиданно смеется.) Простите. Я так отчетливо представляю, как выглядело всегда самодовольное лицо действительного статского советника Попова, когда он убедился, что молодая жена убежала с подчиненным, учителем математики Михаилом Кряжевым. (Хохочет.) И вы говорите, что она убежала, когда еще шло свадебное пиршество?

Н а д е ж д а. Да. Представляете, сколько было народу?

П е т р. Еще бы! Весь здешний бомонд.

Н а д е ж д а. Вначале незаметно ушел Миша, потом встала из-за стола Верочка, вышла в другую комнату и больше не вернулась. Вам смешно, а что было потом? Боже, какой скандал!

П е т р. Молодцы! Особенно Верочка. Какой камень запустила в милое провинциальное болото! Не побоялась плевков нашего цивилизованного общества. Ах, Надежда Михеевна, то ли еще будет… Молодежь начинает бороться за свое счастье.

Н а д е ж д а. Трудно бороться. Из гимназии Михаила выгнали. Взял его управляющим на дальнюю заимку купец Малышев. Так, из жалости, должно быть.

П е т р. Или, наверное, потому, что когда-то Попов исключил из гимназии его дочь. Отомстил.

Н а д е ж д а. Вы помните?

П е т р. В нашем городе если как-нибудь особенно чихнуть, об этом не только будут знать все, но даже начнут летосчисление вести с такого события: «Это было до того, как господин такой-то чихнул». — «Нет, после». — «А я вам говорю — до этого». Как я рад, что смог уехать отсюда! В других местах бывают землетрясения, потопы, чума. Все бы кары на этот город!

Н а д е ж д а. Петя!

П е т р. Да, были дни, когда я был Петькой, а вы, вы — просто Надькой. Был грех, таскал вас за косички. Впрочем, и вы в долгу не оставались.

Н а д е ж д а. Помню. (Пауза.) Как я вас ждала!

П е т р. Вероятно, и нынче бы не приехал. Но выпала оказия… И, как видите, вчера появился, а утром еду обратно.

Н а д е ж д а. Что же привело в наши края?

П е т р. Выполнял задание. Больше ничего не спрашивайте.

Н а д е ж д а (помолчав). Их много… товарищей Дмитрия Ивановича?

П е т р. Да.

Н а д е ж д а. Кто же они?

П е т р (тихо). Большевики… Ими сказано одно слово — революция. И оно навсегда стало моим. Помнишь?

Н а д е ж д а. Петя! Я, я… на всю жизнь запомнила…

П е т р. Наденька! Но почему Евграф? Сватовство?

Н а д е ж д а. Неужели ты поверил, что я могу продать себя? (Смеясь и чуть не плача.) Я тянула время, надеялась, что ты не забыл…

Входит Е л е н а И в а н о в н а.

Е л е н а. Ты с ума сошла! И так разговоров не оберешься. И ты, Петя, хорош. Знаешь, как ославились.

Н а д е ж д а. Мама, Петя завтра уезжает. А с Евграфом я сама все улажу.

П е т р. Я сейчас уйду.

Н а д е ж д а. Подожди. Мама, через минутку я вернусь. А им скажи… Скажи, что мне немножко нездоровится.

Появляется Г л а д ы ш е в.

Г л а д ы ш е в (Елене Ивановне). В мои намерения не входило нарушать ваше торжество, поэтому я не прошел в комнаты, а предпочел обойти вокруг дома. Прошу прощения. (Петру.) Петр! Ты меня огорчаешь. Я прошу тебя немедленно идти домой. Здесь тебе не место. Пожалей свою мать.

П е т р (приближаясь к отцу). С детства вы внушали мне прекрасные понятия — всегда спешить на помощь к тем, кто в ней нуждается. У наших соседей горе. Поэтому я здесь.

Г л а д ы ш е в. Ты не понимаешь, что делаешь!

П е т р. Прекрасно понимаю.

Г л а д ы ш е в. Подумай о своем будущем.

П е т р. Я давно его обдумал.

Г л а д ы ш е в. Петр!

П е т р. Оставьте меня в покое… Мы никогда не поймем друг друга.

Г л а д ы ш е в. Мы поговорим об этом дома, без свидетелей, не роняя своего достоинства. Не заставляй приходить сюда мать. Ее слезы, может быть, образумят тебя. (Уходит.)

Молчание.

Е л е н а. Уходите, Петя.

П е т р (берет Надежду за руку). Позвольте поговорить с Надей. Пойдем, Надя.

Уходят.

Е л е н а. Люди не разберутся — бог рассудит. Наши слезы не в счет. Кому какая судьба.

Входит Е в г р а ф.

Е в г р а ф. Невоспитанные люди! Мамашу — и вдруг все забыли… А где Надежда Михеевна?

Е л е н а. Наденьке нездоровится. Она сейчас придет.

Е в г р а ф. Понимаю… Эх, Елена Ивановна! Кому другому, а мне господь дал родненьку. Плахины! Отец ямщину держал. Потомственным гужеедом был. Дядюшка — подрядчик. На слово и на руку свиреп, а в остальном — пшш… Сколько раз ему твердил: «Раз все сидят за столом, значит, кто пришел — с рукой не лезь. Поклонись всем и садись на свое место». Нет, не понимает.

Е л е н а. Да пустое все это, Евграф Саввич!

Е в г р а ф. Нельзя! Учить надо. Не понимают этикета! Как свадьба — раскланяюсь с ним… Люблю я Надежду Михеевну. Ничего для нее не пожалею… А вы если того, насчет денег, то не стесняйтесь. Могу. У меня они шалые. Ну, и такое, конечно, близким доверяют. Любезные на всю жизнь связывают крепче крепкого. Одолжайтесь. Без всяких расписок доверяю. Всей душой вхожу в ваше положение…

Вбегает испуганная Л ю д м и л а и, заткнув пальцами уши, зажмурившись, кричит.

Л ю д м и л а. Сейчас Гриша будет петь!

Е л е н а. Ну, зашумели! (Уходит.)

Е в г р а ф. Пустой человек, можно сказать — плевый. Кровельщик. А голос на славу. Может все им рушить. Зачем такая сила? Кому достается!

Л ю д м и л а. Поет?

Е в г р а ф (подходит к ней). Поет. (Обнимает ее и целует.)

Л ю д м и л а. Что вы делаете? (Утирает рукой рот.) Грех. Бог накажет.

Е в г р а ф (пытается обнять снова). Как брат. По-родственному.

Л ю д м и л а. Не трогайте. Нельзя.

Е в г р а ф. Тихо! (Достает из кармана бутылку и рюмку. Наливает.) Пей.

Л ю д м и л а. Грешно. Бог накажет.

Е в г р а ф. А ты на исповеди покайся. Он добрый, простит. Ну?

Л ю д м и л а. Боюсь. (Берет и пьет.)

Е в г р а ф. Вкусно?

Л ю д м и л а. Очень.

Е в г р а ф. Еще хочешь? (Наливает себе два раза подряд и пьет.) Особая. Только для дам.

Л ю д м и л а. Как приятно!

Е в г р а ф. А я что говорил! (Пытается снова обнять ее.) По-родственному.

Л ю д м и л а. Не надо.

Входят М и х е й и П р о х о р П л а х и н.

Л ю д м и л а (растерявшись). Гриша…

М и х е й. Ступай к матери.

Людмила уходит, за ней следом Михей.

П р о х о р (Евграфу). Где невеста-то? Битюг!

Е в г р а ф (смеется). Никуда не денется. На аркане. Теперь только взнуздать.

П р о х о р. Насчет приданого узнал?

Е в г р а ф. Что зря говорить. Больше, чем есть, не дадут.

П р о х о р. Много ты, болван, понимаешь! (Осматривается вокруг.) Голь перекатная. Разве тебе такую невесту надо?

Е в г р а ф. Образованная. Внешность породистая. Шибко не нажимайте. Уж лучше потом свое выбьем.

П р о х о р. Не учи… Убирайся.

Евграф уходит.

Потом получишь, подставляй карман. (Вздыхает.) Беднота. Одна честь, что красива. Впору самому приголубить…

Входит мрачный М и х е й.

М и х е й. Да-а… Племяш-то…

П р о х о р. Кто не грешен. Вот давеча за столом разговор был. Взять тебя. Тоже ведь не святой. За воротник аккуратно заливаешь.

М и х е й. Дело мастеровое. Какой кровельщик не пьет! На земле шатает, а на конек заберется — хоть его бурей опрокидывай, не шелохнется. Поет да поплевывает. А залезь туда трезвый? Так вниз и тянет. Того и гляди, на мостовой одни ошметки останутся.

П р о х о р. Разве у тебя какая работа есть? Слыхал, что когда я вашего брата рассчитал, бегал и ты к Селихову наниматься. А тот умен. Мастеров ему не надо. За гроши понабрал золоторотцев, всяких архаровцев. Мимо боязно пройти — того и гляди, облают… Работнички… А других заказов до будущего лета и не приискать. Не строятся. Время неустойчивое. Умные люди придерживают капитал. Вот оно и выходит, что тебе впору на житье в трактир переселяться… Или под лодку. (Смеется.)

М и х е й (сдерживая гнев). Видишь, как. Ну и что же? Ничего. А по-нашему, в чужом доме — в гостях…

П р о х о р. Ну, будет, будет! Экий горячий! Ты вот что. Хотел было насчет твоих долгов спросить, да вижу — пустой разговор. Что с тебя возьмешь? Можно, конечно, и взыскать, распродать твой шурум-бурум, но ладно. Когда-нибудь рассчитаемся. Обожду. Руки-то у тебя золотые. Так вот что. Пока там твои гости посуду вылижут, давай договоримся.

М и х е й. Спешить не к чему.

П р о х о р. Дело заставляет. Евграшка — как овца круженая. До си был на лошадях помешан, теперь — на твоей дочери. Затвердил одно: «Жените на дочери Михея Федоровича». Приходится просить. Отдай. А там что ни говорят — на всем крест.

М и х е й (нерешительно). И подумать надо, Прохор Денисыч, да и дочь спросить. Любит ли она?

П р о х о р. Нам ли о любвях толковать! Все по одной дорожке катим. А думать? Ну что ж, думай. Или еще кто сватался? Поворот от ворот не заказан.

М и х е й. Не заказан, не заказан.

П р о х о р. Домишко хоть по бревнышку складывал, а получилось ничего. Не впустую мои деньги убил. А я когда рубли-то тебе отсчитывал, думал — пропьешь. А? (Хохочет. Со вздохом.) Простой мы народ, проще нет. Жалеем, про свой черный день забываем, а разве благодарность видим? Не-от… Кому откажешь?..

М и х е й. После смерти — самой младшей, Людмиле.

П р о х о р. А старшей — благословение?

М и х е й. Мало? Ну, еще обзаведение женское.

П р о х о р. Не густо. Ну ладно. Евграшка и голую рад взять. В голове у него нехватка. Ему все равно. Может, побольше наскребешь?

М и х е й. Неоткуда.

П р о х о р. Ну что ж, поговори с дочерью, мы подождем. (Уходит.)

М и х е й (с тоской). Эх, Михаил, Михаил! Вот как они разговаривают. (Пауза.) Куда же ее унесло? Надежда! (Поднимается по лестнице в мезонин.)

У входа в сад появляются Н а д е ж д а и П е т р.

Н а д е ж д а (пряча следы слез). Увези меня с собой. Я ничем не буду обременять тебя. Но позволь мне быть возле тебя. Неужели я не нужна, мне не найдется дела?

П е т р. Ты понимаешь, что значит уйти из дома?

Н а д е ж д а. Очень хорошо. Зато я буду человеком. (Пауза.) Я тебя так ждала… верила. А ты хочешь меня оставить Плахиным. Петя, Петя! (Решительно.) Уезжай. Я одна найду дорогу к друзьям Дмитрия Ивановича и Антона.

П е т р. А тюрьма? А ссылка? Я отказываю тебе, жалея.

Н а д е ж д а. Я готова на все.

П е т р. Хорошо. Приезжай на пристань.

Михей спускается вниз.

М и х е й. Надежда!

Н а д е ж д а (тихо). Я приду.

Петр скрывается.

Что, папа?

М и х е й (спустился вниз; стоит молча, любуясь дочерью). Веселая. Вот, просят.

Н а д е ж д а. Растоптать душу, стать заживо мертвой?

М и х е й. А ты думаешь, почему на Руси так много юродивых да убогих? Вот когда берут за глотку, когда каждый день дышать нечем… (Задыхается.) Жизнь — это такая, такая мялка… (Меняя тон.) И все Михаил. Захотел любить, а не подумал, как от его радости другим придется. Да и свою радость в горе потеряет… Решай, ты большая. Не такую судьбу я хотел для вас… Старался изо всех сил. Думал: сам темный — пусть хоть дети станут образованными… Михаила едва-едва вытянул, тебе хоть краешек науки удалось попробовать, а про Людмилкину учебу теперь и загадывать нельзя… Селихов обещал мне работу и не дал. Застряла у него в глотке моя фамилия. Придется зубы на полку класть. (Пауза.) А не лучше им на ворота показать? К одному уж.

Н а д е ж д а. Как дальше жить станем?

М и х е й. Впору убегать из города. Я-то выдержу, а вот вам…

Н а д е ж д а. Я согласна.

Вбегает Л ю д м и л а.

Л ю д м и л а. Надежда! Иди плясать!

М и х е й. Что ты как оглашенная бегаешь? Стыдись. (Надежде.) Не ждал. Я думал, ты откажешь.

Н а д е ж д а. До утра весь город будет знать, что я невеста Плахина. (Смотрит на отца.) Как умею, хочу рассчитаться с ними за то, что оценили меня.

М и х е й. Глаза у тебя недобрые. Лучше я сам им скажу. Пусть уходят. Изведут они тебя.

Н а д е ж д а. Не надо. За этот год я взрослая стала. Теперь знаю, в чем счастье. Пойдем.

М и х е й. Скажи: что задумала?

Н а д е ж д а. Хочу быть счастливой.

Распахивается дверь, и в сопровождении г а р м о н и с т а входит Е в г р а ф.

Е в г р а ф (выделывая па «подгорной», приближается к Надежде). Надежда Михеевна, прошу! (Пляшет.)

Дождавшись нужного такта, Надежда решительно встряхивает головой и идет в танце навстречу Евграфу. Столпившиеся в дверях гости голосят всяк свое.

Так, так, жги! Отрывай подметки!

Все уходят.

Л ю д м и л а. Господи, прости меня, грешную! Сейчас объявят: жених и невеста.

Доносится какой-то неясный шум, возгласы.

Теперь, как родственник, он может меня поцеловать. О чем я думаю? Господи, помилуй меня, грешницу!

В дверях появляется М и х а и л.

М и х а и л. Людмила!

Людмила испуганно вздрагивает.

Не кричи.

Л ю д м и л а. Не буду, не буду.

М и х а и л. Кто там?

Л ю д м и л а. Гости. Скоро Надина свадьба… Какой ты страшный! Это тебя бог наказывает.

М и х а и л. Ты все еще богомолка?

Л ю д м и л а. Из-за тебя ко мне подруги не ходят. И все тебя ругают.

М и х а и л. Позови маму. Меня уже твой бог и бог господина Попова наказал, слышишь?

Людмила уходит. Быстро входит, почти вбегает Е л е н а И в а н о в н а.

Е л е н а. Миша, сынок! Что случилось?

М и х а и л (тихо, сдерживая боль). Вера умерла.

Е л е н а. Миша, Миша! Сынок!

М и х а и л. Ее убили, мама, убили.

Е л е н а. Тише! Там гости… Постой, смирись. Все от бога. Ее не вернешь. Успокойся. Бедный ты мой!

М и х а и л. Два раза посылал лошадей за доктором. Целые сутки она мучилась. И Гладышев не приехал. И вокруг ни души. Старуха кухарка да я. Вера не плакала. Она поняла, что умирает, что помощь ждать напрасно. Но она была счастлива со мной… Мама, разве я мог отступить, разве я мог смириться, отдать любимую? (Пауза.) Перед кем я виноват? А Вера? За что ее убили? Ох, сволочи, сволочи! Захотели и убили. За что? Мама!

Е л е н а. Миша… Поплачь, сынок, поплачь. Не держи в себе горе. Не держи. Запечется сердце, сгорит душа, на всю жизнь одна тоска останется…

М и х а и л. Не могу… Мама, дочь жива. Я ее привез. Она на постоялом дворе с кухаркой. Возьмите ребенка. Вера хотела, чтобы дочь носила имя Любовь. Больше ни о чем не прошу.

Е л е н а. А ты?

М и х а и л. Я поеду хоронить Веру, а потом… не знаю. Прости, мама…

Е л е н а. Что ты, сынок…

М и х а и л. Сколько всем горя досталось… Я посмел любить. Я посмел увезти от старика насильно обвенчанную девушку. Возьмите дочь.

Е л е н а. Подожди, оденусь.

М и х а и л. Я сам принесу. Ты только не плачь.

Входит Н а д е ж д а.

Н а д е ж д а. Миша! (Бросается к нему.) Ты приехал поздравить меня? (Приседает в реверансе.) Невеста Евграфа Плахина.

М и х а и л. И ты… (Поворачивается к двери.)

Н а д е ж д а. Почему ты уходишь? Мама, что случилось?

М и х а и л. Если я виноват перед тобой…

Н а д е ж д а. Ни в чем я тебя не виню.

М и х а и л. Спасибо, сестренка. (Уходит.)

Н а д е ж д а. Зачем он приходил?

Е л е н а. Вера умерла.

Н а д е ж д а (бросается к двери). Миша!

Входит Л ю д м и л а.

Л ю д м и л а. Где Михаил? Зачем он пришел? Ну вот, ты всегда так, мама. Все плачешь и плачешь. Я его теперь нисколько не люблю. Все равно как чужой.

Е л е н а. Почему ты такая злая? В кого ты уродилась?

Л ю д м и л а. Из-за него все мучаемся.

Е л е н а. Ступай, ложись спать. Молода еще судить. Иди. (Крестит ее.) Господь с тобой.

Л ю д м и л а. Я знаю, он пришел прощения просить. Так ему и надо. А этой Верке я никогда бы не простила.

Е л е н а. Уйди!

Л ю д м и л а. Не буду. А к свадьбе мне платье сошьешь?

Е л е н а. Платье? Сошью, сошью.

Л ю д м и л а. Не обмани. (Взбегает наверх по лестнице.) Завтра я поеду кататься с Евграфом Саввичем. Он меня сам пригласил. (Уходит.)

Е л е н а. Господи, помяни царя Давида и всю кротость его!

Входит Н а д е ж д а и останавливается у двери.

Где Миша?

Н а д е ж д а. Он сейчас вернется. (Подходит к матери.) Мама! Если что-нибудь со мной случится, ради бога, не убивайся. Молчи, молчи! Я всегда была послушной. Это я говорю на всякий случай. Сейчас я пошлю Олю — пусть она поможет Михаилу принести Любочку. Надо кормилицу найти, кроватку из чулана достать. Видишь, как хорошо, что ее не продали. Ты ждала внуков, вот они и появились. Хочешь, я с отцом поговорю?

Е л е н а. Что ты? Пусть Миша ребенка на кухню принесет. Я сама с отцом улажу… (Уходит к себе.)

Надежда идет к двери направо. Навстречу Е в г р а ф.

Е в г р а ф. Надежда Михеевна! (Хватает ее руку и целует.) Как Евграшка счастлив! Поедемте кататься! Тройкой. Чтоб все знали.

Н а д е ж д а. Поздно. Не сердитесь. Когда-нибудь в другой раз вы меня прокатите. Идемте, я вас провожу.

Е в г р а ф. Люблю за твердый характер.

Надежда и Евграф уходят.

Появляется М и х е й.

М и х е й (в дверях). Только вы там… (Прикрывает за собой дверь, проходит и садится на стул. Пауза.) Легко тебе было, Митрий Иванович, про жизнь рассуждать. Или тому же Антону. А вот тут… Стар ты, Михей, стаешь, стар. Эх, кабы в молодости, когда одна голова на плечах… Нет, шалишь. (Грозит в пространство.) Меня и теперь не скоро с ног сшибешь. Не скоро. Были бы сила да здоровье, а там посмотрим. (Пауза.) Чего Надежда задумала?

Входит Е л е н а И в а н о в н а.

Пригорюнилась? Дочь жалко? А я ее не отдам. Плахиным родня! Все равно что с волком подружиться. Не отдам. (Пауза.) Всю жизнь о детях думал. Все для них старался, чтобы одной семьей жить. Почему они не хотят? Почему? Эх, Михаил, Михаил! Как он меня ударил! Не с того жизнь начал.

Е л е н а. Это нас бог наказывает.

М и х е й. Перестань. Затвердила — бог да бог. У меня с богом свои счеты. Я почти у всех храмов в городе крыши крыл, за красненькую кресты на маковках ставил. Бог тоже деньгу любит. Лишнего не платил. А уж за то, что на папертях под верстаком водку держал, за это он карать не может. По его же воле слаб человек.

Е л е н а. Где нет любви, там и божьего благословения нет.

М и х е й. Постой, Елена. Кажется, мы, а не соседи сегодня серебряную свадьбу справляли. Не поздновато про любовь говорить?

Е л е н а. Для любви да для правды никогда не поздно.

М и х е й. Любить! А было у нас время для этого? О хлебе думали. Молчи.

Е л е н а. Не о нас речь. За что на Мишу сердишься? За что разлюбил?

М и х е й. Уважать меня перестал. Пришел бы, сказал… Ан нет. Все молчком, тайком. Отец я ему или нет? Самостоятельный стал. Один захотел жизнь строить — строй! (Пауза.) Чего Надежда задумала?

Е л е н а. Ничего я, Михей, не знаю. Одно горе. Ты к Мише будь подобрее, у него…

Входит М и х а и л. Пауза.

М и х а и л. Мама, Любочка на кухне. Береги ее. (Делает движение уйти.)

Е л е н а. Погоди. (Пытается встать со стула и не может.)

М и х а и л. Мне нельзя оставаться.

М и х е й (тихо). За наследством явился? Еще живу. (Скрывая тоску.) Ну, говори же что-нибудь, говори… Вот свадьбу серебряную справили. Двадцать пять лет прожили — никто о нас плохого слова не сказал, пока ты не подрос, не образовался. Зачем я тебя учил, надеялся? Чтоб без сына остаться?

М и х а и л. Не сердитесь, отец, что я вас оставил. Теперь мне до конца идти своей дорогой… Вот пришел и ухожу. (Уходит.)

М и х е й. Ты слышала? Ну, что ты молчишь? Зачем он так? Думал, нам легче станет?

Входит Н а д е ж д а, неся зажженную лампу.

Н а д е ж д а. Мама, я нашла кормилицу. Пелагея Сидоровна согласна. (Ставит лампу на стол.)

Входит О л ь г а с ребенком.

О л ь г а. Посмотри, бабушка, что за внучка! (Подходит к Елене.)

Е л е н а (всхлипывает). Малюточка ты моя, сиротиночка!

О л ь г а (Михею). Ну, а ты, Ермак Тимофеевич, не хочешь посмотреть?

Е л е н а. Вот твоя кровь, смотри. Вылитая Верочка. Царство ей небесное, душе безгрешной.

Михей подходит и молча смотрит.

О л ь г а (ребенку). Вот и прибыль в семье. Вот и забота для нас нашлась. Кукленок. Успеете еще, налюбуетесь на нас… (Михею.) Вот оно как в жизни получается. Любовь-то всегда — и среди горя — радость приносит.

М и х е й. Значит, умерла? Добили? (Кричит.) Верни Михаила! Слышишь, мать? Верни мне сына. Куда он ушел? (Бросается из комнаты.)

Е л е н а. Держи его, Оля. Еще насмешит людей.

Уходит вместе с Ольгой.

Н а д е ж д а. Вот и Верочки больше нет.

Тихо поднимается по лестнице вверх. В это время бьют часы.

Одиннадцать. А пароход… (Быстро взбегает наверх и заходит в комнату.)

Е л е н а ведет за руку М и х е я.

Е л е н а. Ступай отдохни. Куда ночью гнаться! Завтра все вместе поедем. Иди, иди!

М и х е й. Как ему теперь одному… Гордый…

Е л е н а. Ступай. А я пойду к внучке.

М и х е й. Молодые, не подумали о ребенке. Каково ей будет потом в жизни, беззаконной? (Уходит к себе.)

Елена Ивановна тушит лампу и уходит направо. На площадке появляется Н а д е ж д а с узелком и пальто через руку. Следом за ней — Л ю д м и л а в ночной сорочке.

Н а д е ж д а. Дай я тебя поцелую. (Целует.)

Л ю д м и л а (плачет). Что ты делаешь? Тихоня. Послушная. А сама? Я папу позову. Я закричу. (Шепотом.) Папа.

Н а д е ж д а. Нет, не позовешь. Когда-нибудь и тебе станет невмоготу быть среди Плахиных. И ты пойдешь искать другую жизнь. Прощай… Береги стариков и племянницу. Поцелуй ее за меня. Олю поцелуй. (Спускается по лестнице.)

Л ю д м и л а. Я закричу. (Шепотом.) Мама!

Н а д е ж д а. Прощай!

Надежда подходит к двери. Стоит, прислушивается. В это время из комнаты стариков выходит М и х е й. Он еще не ложился. Замечает Надежду, когда она спускается в сад. Хочет крикнуть, позвать, но не может, а только манит рукой. Стоит молча. Затем чувствует слабость, пошатываясь, подходит к стулу и садится.

Л ю д м и л а (плачет). Господи, помоги! Что я теперь буду делать?

М и х е й. И эта… ушла. Значит? (Обводит взглядом комнату.) Не нужен… Зря силы положил. Зря. (Встает, смотрит в открытую дверь. Начинает потихоньку смеяться. Потом все громче и громче.) С носом, с носом оставим… Взяли? Женихи! Звери!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Н а д е ж д а.

А н т о н.

П е т р Г л а д ы ш е в.

Е в г р а ф П л а х и н.

М и х е й Ф е д о р о в и ч.

О л ь г а.

К у з ь м а — объездчик.

П р и с т а в.

Х о з я и н особняка.

Х о з я й к а.

К а т я — горничная.

Т е р е н т и й З а х а р о в — красноармеец.

П е р в ы й д р у ж и н н и к.

В т о р о й д р у ж и н н и к.

В р а ч.

С а н и т а р ы.

Время действия 1910—1919 годы.

Горенка в крестовом доме. Полукрестьянская, полугородская обстановка. Над столом тускло светит керосиновая лампа. Два окна плотно занавешены — одно одеялом, второе — дождевиком. Вокруг стола сидят: Н а д е ж д а, одетая, как обычно одевались сибирские крестьянки, собираясь в дорогу; П е т р в костюме небогатого торговца, промышляющего в деревнях; А н т о н, которого трудно узнать — так изменилась его внешность. Густая, окладистая борода, волосы, стриженные в кружок, рубаха из пестрядины, подпоясанная цветным вязаным пояском, «поршни» на ногах превратили его в выходца из глухого поселка, затерявшегося где-нибудь в предгорьях Саян. По паспорту он теперь Василий.

А н т о н. В Красноярске дали мне адрес. Обзавелся паспортом, преобразился. По дороге Василий Тюрин — значит, я — нанимался в батраки. А что? Надо было в это обличье попрочнее влазить. Хозяева милостивцы, доброхоты попадались — только-только не пулей расчет отдавали. Так. Вернулся я месяца два назад, огляделся. Пламя большого не видать, а искорки не угасли. И не погаснут. Не дадим.

Н а д е ж д а. Домой наведывался?

А н т о н. Нет. Тянет вот как, но пока обхожу сторонкой. Ищеек всюду понаставлено — не счесть… Мир в человецех укореняют.

П е т р (улыбаясь). Антон, Антон…

А н т о н. А что? Школу прошел куда лучше. Понадобится — я теперь и за богослова могу сойти. В архиерейском доме явку организую… В общем, где угодно приноровимся.

П е т р. Затишью не вечно быть. Где произойдет первая вспышка — судить трудно. Здесь ли, в Сибири, или в другом месте — все равно надо готовить народ к новой открытой борьбе до окончательной победы…

А н т о н (прислушавшись). Ничего… Тихо. Все работники вторую неделю на покосе живут.

П е т р. За последнее время мне пришлось много мест переменить. И волей и неволей поколесить с юга на север, с севера на юг. И повсюду столько взрывчатой силы зреет! Тут уж, когда придет час, не гроза, а ураган пронесется по России. В подполье ушли и остались настоящие люди — ленинцы, которые не дрогнут до конца. Так что, Антон, действуйте, заглядывая подальше вперед.

А н т о н. А что! Сообщай — действуем. Явки налажены, немудрая техника имеется. Печатники, как и прежде, самые боевые. Есть крепкие товарищи на мельницах, лесопилке, в механической мастерской, среди речников. Собираем силенки. Рассчитываться будем сполна.

П е т р. Литература, что я привез, не залежится? Есть статья Ленина «Уроки революции».

А н т о н. О-о! Не залежится. Размножим.

Н а д е ж д а. Что решили обо мне?

А н т о н (шутливо). Выпала тебе, девонька, дальняя дорога. Решено тебя здесь не оставлять. Поедешь в Тюмень. Сегодня как раз пароход туда отправляется. (Пауза.) Надо.

Н а д е ж д а. Знаю. Поеду. А ты, Петя?

П е т р. Буду пробираться в Анжерку, на копи Михельсона. А там посмотрим.

А н т о н. А что, товарищи, ведь когда-нибудь мы и не таясь соберемся. А?

Н а д е ж д а. Я вас и под землей разыщу.

А н т о н. Поверху ищи. Вернее будет…

Входит М и х а и л.

М и х а и л (сухо). Заканчивайте беседу. Начинает светать.

А н т о н (встает). Расходимся.

П е т р. Я хочу сказать несколько слов… хозяину.

А н т о н. Ага. (Набрасывает на плечи азям, нахлобучивает мятую шляпу-гречневик. Выходит.)

П е т р. Михаил Михеевич! Неприязнь ко мне несправедлива.

М и х а и л (сдержанно). Объятиями никого не встречаю.

П е т р. У меня нет отца… Вчера я рискнул поговорить с матерью, но… господин Гладышев указал мне на дверь… и пригрозил полицией. И он может. Способен. Как смог отказаться от помощи тебе, твоей жене. Я бы не хотел, чтоб между нами…

М и х а и л (нетерпеливо). Я не утратил разум и еще в силах различать, кто за что отвечает.

П е т р. В таком случае…

Протягивает руку, Михаил нехотя подает свою.

Прощай.

М и х а и л. Прощай.

Петр выходит.

Н а д е ж д а (после молчания). Я не думала, что наше случайное появление огорчит тебя. Разве ты не знал, что Антон…

М и х а и л (перебивая). Оставь… С ним особый разговор. Куда ты идешь? Где ты будешь? Кто защитит тебя?

Н а д е ж д а. Сколько смогу — сама. Ослабею — товарищи. Далеко от Якутска, а вот добралась до родных мест. Теперь дальше. Правда, немного устала, но отдыхать некогда, нельзя. Не смотри на меня, словно я обреченная.

М и х а и л. Ты, ты счастлива?

Н а д е ж д а. Да!.. А ты, как отец, хочешь прожить, зная одну свою семью? Я не упрекаю… Только не пойму: о какой семье, о каком своем счастье можно думать, когда вокруг мучают, уродуют душу и тело?.. Если ослепнуть, оглохнуть… Я люблю, Миша. Да! Петя — мой муж. Беззаконный, но любимый. А семьи у нас пока нет. Но будет. Нас разлучили в пятом году, вчера неожиданно оказались рядом. Сегодня снова расстаемся. Он — в одну сторону, я — в другую. Наверное, пройдут года, пока я опять встречу его, но я буду ждать. Не сложа руки, а делая то же, что и он. И верь ему, как я верю… А любовь наша? Велика для двоих и только капелька в людском море. Такой, значит, я уродилась…

М и х а и л. Пошли ко мне… Антона.

Надежда уходит. Входит А н т о н.

Садись… Василий Тюрин.

А н т о н. Постоим.

М и х а и л. Почему ты избрал для своих занятий заимку? Удобное место?.. Не могу понять: почему ты из тюрьмы, с фальшивым паспортом, явился сюда, а не убежал куда-нибудь в Туркестан, или на Кавказ, или вообще к черту в турки, где тебя не знают? Ведь столько человек могут тебя опознать! И не выручит апостольская борода.

А н т о н. За себя опасаетесь? (Пауза.) Я шел сюда не по своей воле. Но охотно. В памяти у меня хранился твой смелый поступок, как ты красиво начал жизнь, как рванулся к счастью!.. А теперь — развалина. А что… можно распроститься. Переберусь на другое место.

М и х а и л. Я, кажется, ничем не мешал твоим занятиям.

А н т о н. Спасибо.

М и х а и л. Что я еще могу сделать?

А н т о н. Если когда ты захочешь помочь, то сделай одно — молчи. Молчи, если даже попадешь в руки жандармов… Когда революция победит, — а это, не сомневайся, произойдет, — тогда люди узнают много имен настоящих героев. Они умели молчать. Без звука, не выдав товарищей, они умирали в застенках. Ты сумеешь?

М и х а и л. Я был в застенке. Был! И не один. В этой избе умерла моя жена… Верочка до последней минуты утешала меня. Понимаешь? Умирая, утешала меня. Благодарила за любовь, завещала, требовала от меня одного — чтобы я дорожил жизнью ради ребенка. И я ей обещал. Дал клятву… Так ли умирают в застенках? Постой. Никто не узнает, что здесь был ты. Но большего от меня не требуй. Я обязан жить ради дочери, ради ее самого простенького счастья, ради своих стариков… А теперь можешь уходить. (Гасит лампу, снимает «занавеси».)

За окнами занимается заря.

А н т о н. Позволь мне ответить через день-два.

М и х а и л. Хорошо…

Комната исчезает. На сцене — справа — большое крытое крыльцо, вроде террасы. Дом, сложенный из толстых, в обхват, потемневших от времени бревен. Возле крыльца стоит одинокий кедр, простирая ветви над крышей. Перед домом — лужайка, которую обступили молодые елочки. В глубине лужайка переходит в пологий скат и сбегает вниз, а там, в отдалении, темнеет стена хвойного леса. Между вершинами, где-то далеко, виднеется изгиб реки. Н а д е ж д а сидит на ступеньке, П е т р на ступеньку ниже.

Н а д е ж д а (ласково перебирая волосы Петра). Запомни: когда мне бывает тяжело, я всегда зову тебя.

П е т р (целует ей руку). А я — тебя.

Н а д е ж д а. И всегда буду звать. Веришь?

П е т р. Верю. (Пауза.) За границей мне так не хватало вот этих тихих рассветов, этой суровой и мудрой задумчивости тайги. Хорошо сказано у Кольцова: «Что, дремучий лес, призадумался?»

Н а д е ж д а. Расскажи еще о Владимире Ильиче. Хотелось бы мне увидеть его, поговорить с ним.

П е т р. Он какой-то совершенно необыкновенный. Представь, сидит рядом очень простой по внешности человек, иногда шутит, весело смеется и с ненасытной любознательностью расспрашивает обо всем, что я видел и слышал в России. Он хочет знать все и все знает. Я не раз убеждался, что мои слова и слова других товарищей для него только подтверждение известного. Но этому он так искренне радуется: «Вот видите». Для него нет неясного. Когда он говорит, то кажется — весь земной шар умещается на его ладони и он отчетливо видит пути, по которым рано или поздно двинутся народы. И тут же с болью, гневом и невыразимой любовью он вспоминает о судьбе полуголодной, пораженной трахомой маленькой девчушки, которую он когда-то видел в одной из сибирских деревень. Видел, и запомнил, и обдумал ее судьбу. Как ее следует вырастить, избавить от нищеты, дать образование, оделить всеми человеческими правами, потому что она должна иметь настоящее счастье… Должна. И понимаешь, что миллионы простых людей для него никогда не были и не будут каким-то отвлеченным понятием. Он знает их страдания, знает, каким океаном крови и слез залиты все материки. Этого из-за подлости или трусости не видят другие. Какие жалкие, омерзительные болтуны все прочие спасители человечества, эти белоручки, в сравнении с ним… Он день за днем готовит революцию, видит счастливое утро России… Будем и мы торопить это утро… Само оно не придет. Не так, как это…

Молчание. Лучи восходящего солнца золотят вершины деревьев. Тишина. Слышится неясный шум. Залаяли собаки. Из дома выходит встревоженный М и х а и л, за ним — А н т о н.

М и х а и л. Прошу — уходите. Кто-то приехал. (Уходит.)

А н т о н. Прощайтесь…

Надежда обнимает, целует Петра.

Ступай, Петр, по тропке, как я тебе объяснял. Доберешься до балагана — там будет лошадь. Желаю успеха.

Н а д е ж д а. Береги себя, Петя.

П е т р. И ты. Прощай, Антон. (Уходит.)

А н т о н. Пока побудешь в лесу. Я за тобой приду.

Уходят. Из-за угла дома появляется Е в г р а ф во фраке и лакированных туфлях. За ним — М и х а и л, который несет две корзины с вином и закусками.

Е в г р а ф. Тут, на воздухе, и расположимся… Лето — лето, а замерз… как в Иордани.

М и х а и л (на террасе накрывает стол, откупоривает бутылки). Прошу.

Евграф поднимается на террасу, садится к столу.

С чего начнете?

Е в г р а ф. Любое… (Пьет.) Вразумительно.

М и х а и л. Не боялись ночью ехать по тайге?

Е в г р а ф. Кого? Разбойников тут и прежде не бывало, а если этих… так перевели их до последнего… Хватит, побунтовали, попугали народ. У нас еще что — вот в Томске отличнейшим образом порядок навели. Помните? Заперли этих потрясателей в здание да подожгли. Кто не захотел изжариться — в окна прыгал, а их тут казаки да православные в отбивные… И тишина. Поумнел народ после пятого года, сообразил, чем жизнь хороша. (Пауза.) Соблазнительный сучок, капитальный. Покрепче вожжи — хоть кого выдержит. Говорят, те, уцелевшие, гимназистки да студенты разные, теперь сами травятся, стреляются. (Доверительно.) А как вы думаете, если я свою супругу привезу и оставлю тут на жительство, быстро у нее такая мысль, насчет этого (жест) появится?

М и х а и л. Вы ее при себе держите — она скорее…

Е в г р а ф. Не-ет. Она — существо земноводное. Пасть широка, зубаста, а насчет деликатных переживаний — полная окаменелость. Не дается ей этикет… Вас тоже этот сучок поманивает?

М и х а и л. Перестал.

Е в г р а ф. Тогда выпьем.

Чокаются, пьют.

Пронеслось пять лет, будто один заезд проскакали. Мелькнуло перед глазами что-то пестренькое — и никакого приза.

М и х а и л. А приданое жены?

Е в г р а ф. Женил дядюшка, на ком хотел, а мне (многозначительно) после этого — и сопротивляться нельзя было. Вот и получил в супруги Олимпиаду Муковозову. Разве это жена? Никакого шарма… (Доверительно.) Издалека еще туда-сюда, а приблизится — и хоть помирай. Будто кто тебя мордой в стерляжью строганину тыкает…

М и х а и л. Вы зачем, собственно, приехали?

Е в г р а ф. Каприз Людмилы Михеевны. Были вчера в театре. Название-то какое ему придумали — Интимный. Ну, и верно, в любой спальне с глазу на глаз того не увидишь. Какой там танец закручивают! (Встает из-за стола и, напевая, пытается изобразить каскадный номер.) Трамта-та, ти-ти…

И вот так… и так… А потом артистка — шельмочка! — раз ножку выше головы, и тут вся прелесть… У меня так не получается. (Садится.) После ужинали, и вдруг Людмила Михеевна говорит: «Поехали на заимку». Захватили припас, вышли из ресторана, в пролетку — и только ветерок посвистывает. Не доехали — велела остановиться и ушла в лес, а мне предложила пока развлекаться с вами. Очень походит на сестру. Характер! (Пауза.) Что мне с этой заимкой делать? Дикое место.

М и х а и л. Зачем приобрели?

Е в г р а ф. Грех отказываться, когда чужое добро само в руки просится. Ведь этот оболтус, сыночек Малышева, и карты держать не умеет, а лезет играть. Спустил наследство на фу-фу. Он бы вас, между прочим, управляющим держать не стал.

М и х а и л. Что же мешает вам прогнать меня?

Е в г р а ф. Не у всех управляющие из университета. Я так всем и говорю: «Знаете, кто управляющий на моей заимке? Михаил Кряжев». — «Тот?» — «Тот самый». Удивляются моему благородству.

М и х а и л. Постарайтесь быть благородным на деле. Дайте мне денег, и я в этом диком, но красивом месте выстрою школу.

Е в г р а ф (смеется и грозит пальцем). Все еще учительствовать хочется? Пора забыть. Отец этого… Петьки Гладышева, рассказывают, недавно в общественном собрании громковато бухнул: «Пока меня в городе уважают, таким, как господин Кряжев, мы доверим одно — пасти овец!..» Знаменитостью стал. Его недавно в Томск приглашали, самой губернаторше клизмы ставить или грыжу вправлять… (Смеется. С деловым видом.) Мы лучше тут устроим конный завод. Да! Выведем собственную породу рысаков. Так и будут по всей России знать: плахинская порода… Это дядюшкина идея. Кстати, ваш папаша кое-какие должишки нам не вернул. Так дядюшка приказал Михею Федоровичу отработать денежки. Прогуляться до заимки, ремонт разный здесь сделать. Когда придет, распоряжайтесь им. Построже. (Смеется.) Некуда, некуда старику сунуться. Никто работенки не дает. Ох, положеньице! А?

У крыльца — А н т о н.

А н т о н (обращается к Евграфу). Кучер спрашивает, отпрягать лошадей или нет?

Е в г р а ф (уставился удивленно на Антона). Смотрите, какая образина! Чисто разбойник! (Михаилу.) Откуда такой появился?

М и х а и л. Пришел, нанялся, работает. Паспорт в порядке.

Е в г р а ф (сбегает с террасы, рассматривает Антона). Сила есть? Покажи кулак.

Антон подносит кулачище к лицу Евграфа.

Куда прешь? Тройкой править сможешь?

А н т о н. Не пробовал. А стукну кого — заказывайте панихиду.

Е в г р а ф (восхищенно). Здоровая орясина! Если тебя нарядить в добрую поддевку… Надеть на твой чурбан картуз с кантом… А ну-ка, рявкни, что есть духу: «И-и-эх! Залетные!» Ну!

А н т о н. Не умею.

Е в г р а ф. Тогда крикни: «Грабят!»

А н т о н (зло). Грабят!

Е в г р а ф. Кто тебя, болвана, грабит? Ты с игривостью, протяжно кричи, чтобы только лошади понимали.

А н т о н. А людям не надо?

Е в г р а ф. Зачем? Всяк про себя знает. Водку пьешь?

А н т о н. Пью.

Е в г р а ф. То-то. И голос от этого гуще, и в политику не тянет. Идем. Погляжу, как ты на козлах будешь выглядеть.

Слева торопливо идет Л ю д м и л а, прижимая к груди охапку полевых цветов.

(Увидев Людмилу.) Фея! (Антону.) Ступай к лошадям.

Антон уходит.

Настоящий французский шик!

Л ю д м и л а. Там, в лесу, какие-то люди. Я так испугалась!

Е в г р а ф (стараясь утешить). Померещилось… Разве бродяги какие…

Л ю д м и л а. Нет, нет, это не бродяги… Отнесите цветы в пролетку. Нам надо уезжать.

Е в г р а ф. Чтоб я, хозяин, уехал? Да когда это было?

Л ю д м и л а. Ради меня.

Е в г р а ф. Ваша просьба — закон. (Уходит.)

Людмила медленно поднимается на террасу.

Л ю д м и л а. Здравствуй, Михаил.

М и х а и л. Здравствуй.

Л ю д м и л а. Захотелось увидеть брата… Продолжаешь скорбить? А я, Миша, жить хочу. Надежда говорила — надо искать счастье в других местах. А что нашла? Бросилась на какие-то баррикады в Москве. Ладно, что не повесили. Зато пропадет в ссылке. (Пауза.) И все отец виноват. Приютил этого Дмитрия Ивановича, потом Антона… Они тебя и Надежду с пути сбили. Просветили… Росла — надеялась на что-то хорошее, мечтала, и ничего нет, кроме кавалеров. Продавщица в магазине мод… Ухватила судьбу! (Пауза.) Отец ходит по дворам: «Тазы, ведра починяю!» Мать снова прачкой стала, трет чужую грязь, плачет да молится. Старший брат скис… И к черту все! Я теперь ни в бога, ни в дьявола не верю. (Пауза.) Чему-то три года училась, а зачем?

М и х а и л. Дуракам и грамота во вред.

Л ю д м и л а. И умным пользы не приносит. Что тебе дал университет? Отец как-то хорошо сказал, что фундамента у тебя нет. Один чердак, да и тот много слуховых окон имеет. Сквозит. Чего ты достиг? Правда, дочь растет. А чего она хорошего увидит в жизни?

М и х а и л. Так. Много в тебе зла накопилось. Зачем напоминаешь?

Л ю д м и л а. …Выдохлись, искатели счастья. Эх вы, герои… Лучше бы ничего и не затевали… Вижу, ожидать нечего и горевать не о чем. Живи, как живется. (Наливает в стакан вино.) Выпьем, огарок?

М и х а и л. Помни один мой завет — гони из души романтику.

Л ю д м и л а. Нельзя. Это слово нарочно для пьяниц и девушек придумано. С ним легче и топиться и за уродов замуж выходить. Будто от неземной или несчастной любви. Что ж, братец, скоротаем жизнь, кто как сумеет. Не вздумай потом корить. (Оглядывается.) Скажи: разве может быть, что Надежда… Надежда может быть здесь, в лесу?

М и х а и л. Уезжай и выспись. Ночь ты провела весело, и лешие, и черти, и Надежда могут мерещиться.

Л ю д м и л а. А я бы всегда хотела быть такой невыспанной. Но чтоб мерещилось отрадное, красивое…

Идут Е в г р а ф и П р и с т а в.

Е в г р а ф. Почему именно на моей заимке? Да я ее запалю с четырех концов — и шабаш. Одни угольки оставлю.

П р и с т а в. Евграф Саввич! Мы с вами, слава богу, настоящие старожилы, и нас варнаками не испугаешь. Всюду на белом свете летом птички порхают, а по Сибири беглые шастают. Уж таков порядок в природе… (Людмиле.) Ну что стоило вашей сестре так же благотворно влиять на мужской пол, как это делаете вы!

Л ю д м и л а. На меня благотворно влияют, а я послушная ученица.

П р и с т а в (смеется). Евграф Саввич может преподать многое-с. Хе-хе-хе! (Михаилу.) Имею к вам разговор. По некоторым соображениям начальство предвидит, что государственные преступники, дерзнувшие поднять руку на защитников порядка, после побега из мест содержания могут оказаться в городе и его окрестностях. А посему предупреждаю: за предоставление убежища, оказание помощи или прочего содействия…

М и х а и л (почтительно улыбаясь). Вы так гладко говорите, словно пишете набело, без помарочки.

П р и с т а в (глубоко польщенный). Двадцать лет беспорочной службы в чинах полиции у подножия престола… (Меняя тон.) Но это посюстороннее дело. Сейчас тут (широкий жест), так сказать, совершается некая операция. К вам еще никто не заглядывал, не забегал?

М и х а и л. Нет. Никого не видел.

П р и с т а в. Отлично. (Всем.) Что прошло, того, говорят, больше не знать. Но опять вроде как бы листовки обнаруживаются и прочие неприятности. (Всматривается в лес.) Казалось, перевели дух, наблюдалось полное спокойствие — и снова…

Е в г р а ф (жаждет проявить деятельность). Позвольте. Сейчас мы возьмем и покажем, так сказать, обнаружим готовность сослужить монарху… Собирая цветы, Людмила Михеевна встретилась в лесу…

П р и с т а в. Так-с, так-с… С кем?

Л ю д м и л а. Я? (Хохочет.) Будет вам, Евграф Саввич! (Приставу.) Не слушайте его. После бессонной ночи покажись мне один странный куст за человека. Вначале я страшно испугалась, а потом, когда получше разглядела, стало смешно, но настроение испортилось. (С видом заговорщицы.) Впрочем, Евграф Саввич, — идея. Бравые патриоты, обстреляйте каждый куст и выдайте шум за победу над супостатами! Вперед, господа! Начальство и женщины оценят ваши подвиги. По бокалу для храбрости! (Хохочет.)

Е в г р а ф (любуясь Людмилой). Вот всегда так. Блеск воображения — и готов, сражен.

П р и с т а в. Куст или не куст это был — выяснится. Лес уже прочесывают.

Л ю д м и л а (испуганно). Вы серьезно? (Возмущенно.) Как вам не стыдно меня пугать! Я никогда больше сюда не приеду. Я от страха не буду спать. Прощай, Миша. Где лошади?

Е в г р а ф. Ах, всегда эти крайности! Они мне могут надоесть.

Л ю д м и л а (холодно). Да?

П р и с т а в (Михаилу). Вы предупреждены. В случае чего, немедленно доносите мне… (Всем.) Необъяснимое все же явление, господа. Убежит преступник из тюрьмы, с каторги, из мест отдаленных, тысячи верст пройдет незаметно, у всех словно сквозь пальцы проскочит — попадется же властям не где-нибудь, а возле дома. (Смеется.) Бежал бы дальше, — нет, обязательно явится домой. А зачем? И сам не может объяснить. Загадка для больших умов…

Л ю д м и л а (Приставу). Прошу, увезите меня скорее.

П р и с т а в. Едем, едем.

Людмила уходит с Приставом.

Е в г р а ф (кричит). Василий!.. (Михаилу.) Куда исчез этот болван?

М и х а и л. На конюшне, должно быть.

Е в г р а ф. Беру его к себе. Имеет осанку, подлец. На козлах выглядит этаким монументом. Завтра направьте его ко мне. (Наливает вина.) Выпьем. (Пьет.) Куда делась спокойная жизнь? (Смотрит со страхом на темную стену тайги.) Везде политика. В тайге и то политика. Дома жена на шесть пудов — тоже политика. (Визгливо.) Я спрашиваю: кончилась революция или нет? Говорят, кончилась. А где прежняя жизнь? Кто ее мутит? Кто? Я бы своими руками… (Молча спускается с крыльца и скрывается за углом дома.)

За ним уходит Михаил. Некоторое время сцена пуста. Слева, из-за кустов, выбегает, шатаясь от усталости, Н а д е ж д а. Следом появляется А н т о н.

А н т о н (бросаясь к углу дома). Обожди… (Осторожно высматривает.) Нельзя. Еще не уехали…

Н а д е ж д а. Слышишь? Бежит…

А н т о н. Ступай в дом. Быстро!

Надежда, собрав остатки сил, поднимается на крыльцо, открывает дверь в дом, падает через порог, Антон одним прыжком достигает двери, закрывает ее, сбегает вниз, садится на корточки возле кедра, достает кисет и не торопясь начинает свертывать самокрутку. Напролом, через кусты, словно разъяренный медведь, на полянку выбегает объездчик К у з ь м а.

К у з ь м а (наставляя на Антона берданку). Куда ушла, паскуда? Говори. Стрелю…

А н т о н (выпрямляясь, с испуганным видом). Постой, окстись, дурень… Убьешь…

К у з ь м а (тупо). Убью… Говори… Куда спрятал?

А н т о н. О ком, Кузьма, спрашиваешь? Чего налетаешь на человека?

К у з ь м а. Сюда варначка бежала. (Кричит.) Скажешь или нет?

А н т о н. Никого не видел. Сижу, пригрелся на солнышке… (Манит рукой.) Поди за мной…

Кузьма, не опуская берданку, идет за Антоном. Доходят до угла.

Гляди… Сам господин пристав… Господин Плахин. Хозяин заимки… (Показывает на крыльцо.) Вот тут все время развлекались.

Слышится голос Евграфа: «Готовы? Ну, держитесь. Эх, голубчики! Не выдавайте! Грабят!» Шум удаляющейся пролетки.

Видал? (Переводя дух.) Одичал ты в тайге. Так и человека можешь ни за что на тот свет отправить.

К у з ь м а. Некуда ей больше скрыться, как здесь… Ударить мне ее надо было из ружья — и с концом… Лежи, дрыгай ногами… Начальство опять велит живыми брать… (Снова наставляя берданку на Антона.) Добром прошу — показывай, куда убежала. В доме спряталась?

А н т о н (отступая). Чего пристал? Ищи сам. Я ведь не мешаю… (Обозлившись.) Иди, черт дикий, смотри! (Поднимается на крыльцо, Кузьма следом. Рывком раскрывает дверь.) Заходи.

Кузьма останавливается на пороге, заглядывает внутрь дома, готовый в любой момент выстрелить.

Чего боишься? Заходи. (Присматривается, как лучше нанести удар.) Пусто?

Кузьма делает шаг назад.

Эх ты, служака! (Закрывает дверь.) Отниму поганое ружьишко да как трахну по дурной башке.

К у з ь м а. Но-но, не балуй… Вроде как оборотень. Своими глазами видел — сюда бежала.

А н т о н. Перепугал ты меня… Даже выпить захотелось. (Подходит к столу, наливает стакан и залпом выпивает.) Хоть на кого приведись такой страх… «Стрелю!» Убил бы неповинного. (Снова наливает.) Уф! Все жилочки ходуном ходят… (Подмигнув.) Бутылки тут считать не принято. (Собирается выпить.)

К у з ь м а. Коли так — плесни чуток.

А н т о н. Ведь службу несешь.

К у з ь м а. Не помеха.

А н т о н. Глотай. (Наливает стакан.)

Кузьма пьет.

Чего рот разинул? Крепка штука? Повтори. (Наливает.) Нам за свои деньги таких коньяков не пить.

Кузьма снова пьет.

Как богородица по душе босичком прошла?

К у з ь м а (хмелея). Легчает… Я по присяге богу… царю…

А н т о н. Правильно! (Снова наливает.) Что мы? Прикажет начальство — рази! И пойдем. Из-под земли достанем. Давай.

Пьют.

Ты думаешь, моя служба сладкая?

К у з ь м а (плачет пьяными слезами). Ушла добыча… Мерина присмотрел… Стало быть, прикупить в хозяйство… Не лишне… Не пофартило.

А н т о н. Будет реветь! Другой раз награду заслужишь. (Берет бутылку.) Суй в карман. И сам парочку прихвачу. Зальемся ко мне в каморку…

Подходит М и х а и л. Антон подталкивает Кузьму. Тот осторожно спускается по ступенькам.

К у з ь м а (снимает перед Михаилом картуз). Оборотень попался… Вот святой крест…

М и х а и л (поднявшись на террасу). Что тут происходит? Гуляйте на здоровье.

А н т о н. Вот добрый хозяин. А? Да мы! (Тихо.) Я его пластом уложу. А потом запрягу чалого, увезу кого надо к реке. (Громко.) Большое спасибо, хозяин! Спасибо!

М и х а и л. Пустяки.

А н т о н (спустился вниз, обнимает за плечи Кузьму). Идем. Выпало нам вроде праздника. А все ты. Не будь таких — давно бы империя Российская рухнула. А ты есть — и полный рай на земле… За красненькую мать родную удавишь?

Уходят.

М и х а и л (оборачивается, и видит в дверях Надежду, тихо). Надя? Это какое-то безумие. Зачем ты опять здесь?

Н а д е ж д а (подходит). Не бойся.

М и х а и л. Куда тебя спрятать? За тобой охотятся.

Н а д е ж д а. Не волнуйся. С Антоном я в безопасности… А людей, как Антон, много… Людмилку видела издалека. Выросла. Похорошела. А помню — сидела она на лестнице в одной рубашонке и заливалась горькими слезами… Страшно хочется увидеть маму. Передай ей, намекни, что встречался со мной, чтобы она не горевала. Скажи и отцу. Настанет время — я, если уцелею, вернусь. Верь в это, Миша.

Подходит, озираясь, А н т о н.

А н т о н. Навязался, леший. Счастье, что коньяк, — никогда не пробовал, а до питья жадный. Наговорились? Поехали, пока он задремал.

Н а д е ж д а. Прощай, Миша.

М и х а и л. Тебе что-нибудь дать на дорогу?

А н т о н. Все есть. Мы народ запасливый.

Н а д е ж д а. Обними. Прошу — будь всегда честным. Мы еще увидимся. Прощай.

Все трое торопливо уходят. Некоторое время сцена пуста. Появляются М и х е й и О л ь г а.

М и х е й (опуская на землю мешок с инструментами). Кажись, доплелись. Я смотрю, крепкая ты на ноги.

О л ь г а. Привычная… Пить хочется. (Смотрит на террасу.) Весело живут…

М и х е й. Авось и нам поднесут. С устатку-то вот как хорошо.

Слышен озорной возглас Антона: «А ну, ну, чалый, выручай! Грабят!»

О л ь г а (вздрогнув). Ой! Кто это? (Бросается вперед.) Поехал кто-то. Эх, как иноходец стелет!

М и х е й (садится на ступеньку). Не засматривайся. Сами чище любого иноходца умеем версты отмеривать.

Подходит М и х а и л.

М и х а и л (не заметив отца). Откуда появилась?

О л ь г а. Здравствуй, Михаил Михеевич. От матери поклон. (Кланяется в пояс.) А это от дочери. (Целует его в щеку.)

М и х е й. Довели деточки, бродягой становлюсь. Мать все допытывается, почему я песни не пою, а я ее спрашиваю, кого она мне родила? Не задалась семья. Где мои дети? (Пауза.) Вот брошу все и тоже уйду. Мне самому ничего не надо. Отправимся с Ольгой куда глаза глядят. Для вас старался. Не хотите, значит?.. Пускай мать остается горе мыкать. С внучкой в два голоса начнет просить ради Христа.

О л ь г а. Хуже всякого убогого ноете.

М и х е й. А ты вызвалась быть помощницей — помалкивай. (Михаилу.) Чего криво посматриваешь? Командовать спешишь над отцом? Распоряжайся. Что мне тут делать? Волкам подвывать? (Ольге.) Вот я и настраиваюсь на ихний лад… А не ною. (Михаилу.) Может, ты еще женишься? А? Ведь сгинет наша фамилия. Внука бы мне надо, чтобы не перевелись на белом свете Кряжевы…

М и х а и л. Оля, прибери со стола.

М и х е й. Не тронь, Ольга. Что ж, сынок, не хочешь отвечать — так угощай. Кого-то хлебосольно привечал. А мы чином не подходим? Кто гостил? Одеревенел?

М и х а и л. Разные гости были… Прошу — не проговорись матери. Пожалей ее.

М и х е й (напуган мелькнувшей догадкой). Значит?

М и х а и л. Надя.

О л ь г а. Наденька! Да где же она? Уж не она ли это укатила? Догоню, взгляну хоть разок… Голубушка моя… (Михаилу.) А кто, кто… ее увез?

М и х а и л. Не погубишь человека?

Ольга молча кивает.

Антон.

О л ь г а (пошатнувшись). Ох! (Сжимает в объятиях Михаила.) Правда? Правда?

М и х а и л (вырываясь). Пусти, задушишь. Правда… Еще увидишь.

О л ь г а (отступив). Спасибо, Михаил Михеевич! Господи, объявилась моя радость! Одним словечком все горюшко прогнали. Михей Федорович, что же хмуритесь? Ведь живы, живы наши! Не замучили их изверги окаянные…

М и х е й. Моя дочь — и мимо дома. Не повидав мать.

О л ь г а. Вы же сами только что собирались бродягой стать. Значит, счастье-то дороже насиженного угла. Значит, не под крышей, видно, оно… (Опускается на колени.) Дождалась! (Неожиданно из глаз полились слезы.) Антошенька мой, долгожданный… Не сирота я теперь на земле, не одинокая…

М и х е й. Баба и есть баба…

Из-за угла появляется К у з ь м а.

К у з ь м а (увидев Ольгу). А-а… попалась! (Прицеливается в нее.)

Михаил бросается к Ольге и загораживает ее.

М и х а и л. Не стреляй! Видишь, держу ее, держу.

К у з ь м а. Не упусти. (Бросает ружье, срывает с себя опояску.) Держи подлюгу… Скрутить надо…

Приближается к Ольге.

М и х а и л. Не смей трогать девушку! Она у нас в доме живет.

К у з ь м а. Начальство разберет. (Хочет взять Ольгу за руку.)

Ольга с размаху, по-мужицки, бьет Кузьму в лицо. Тот, охнув, падает навзничь.

О л ь г а. Я… тебе… свяжу! (Хочет пнуть Кузьму.)

М и х е й (удерживает). Погоди. Время, однако, еще не пришло для этого… Эк ты его усластила!

К у з ь м а (с трудом садится, трусливо поглядывает на Ольгу). Чалдонка проклятая! Отрастила кулачищи… Я царю-батюшке…

М и х е й. При свидетелях девку хотел снасильничать? Судят за это, братец. Уходи подобру! Ну! (Кладет руки на плечи Ольги.) Главное — жива. А?.. Жива.

О л ь г а. Сколько во мне силы сейчас! Хоть что могу. Какая я счастливая!

З а н а в е с.

Тысяча девятьсот девятнадцатый год. Комната в богатом особняке. Две двери, задернутое шторой окно. Следы поспешных, незаконченных сборов. Х о з я й к а сидит в кресле в дальнем углу. Х о з я и н мечется по комнате, прислушиваясь к долетающим с улицы звукам близкого боя. Горничная К а т я выглядывает в дверь.

К а т я. Драпают. (Скрывается.)

Х о з я и н (в отчаянии бешено крутит ручку телефона). Станция! Станция!.. Станция!!. Предатели! Обманщики! Мерзавцы! Все скрылись… Все сбежали…

Х о з я й к а. Неужели, неужели… (Пауза.) Какое счастье, что у нас нет детей!

Х о з я и н. А каковы союзники? Горы обещали, шлюхи заморские. Где твой храбрый полковник? Где твой любовник? Сбежал? Подлец! Разве так поступают порядочные люди? Нашла рыцаря… Все они проходимцы! Шкуры!

Х о з я й к а. Безумец! Ничтожество!.. Как я вас ненавижу, презираю! Как презираю! (Кричит.) Не смей подходить к окну! Впрочем… Бог даст, пуля найдет твой лоб.

Х о з я и н. Здесь два лба.

Х о з я й к а. Молчи, прощелыга…

Доносятся звуки орудийного залпа.

Боже! Спаси меня… (Крестится.) Кому я доверила жизнь? Кому? Кутила!.. Пьяница!.. Бабник!..

Х о з я и н. Убью, потаскушка!

Х о з я й к а. Что? Вы забываете, чьи деньги поставили вас на ноги? Отдайте, отдайте мое приданое, и я найду спасение.

Х о з я и н. Истеричка! Кто может в роковые минуты помнить о приданом?

Х о з я й к а. Жалкий барышник! Кто пожалел денег и не купил американские паспорта? Только ты, идиот, мог бросить на ветер драгоценности и получить японское подданство… Теперь бы мы могли быть во Владивостоке, плыть спокойно в Америку.

Входит К а т я.

К а т я. Стучат… Требуют открыть.

Х о з я и н. Не смейте!

Х о з я й к а. Скажите им — здесь живет иностранец.

Катя уходит.

(Бросается к мужу.) Спаси, спаси меня!.. Защити свою крошку!

Х о з я и н. Прячь золото, камни… Да не в карман… О, дура!

Входит Н а д е ж д а, держа руку на кобуре, за ней — разгоряченные боем д в а д р у ж и н н и к а с винтовками наперевес. За ними — К а т я.

Н а д е ж д а (осматриваясь). Кто хозяин?

Х о з я и н (выхватывает из кармана паспорт, делает шаг навстречу). Именем императора Японии — протестую… Требую неприкосновения личности.

Н а д е ж д а (медленно). Именем японского пролетариата…

П е р в ы й д р у ж и н н и к (нетерпеливо). Выметайтесь, к чертовой матери!

Н а д е ж д а. Дом реквизирован… Освободите помещение…

В т о р о й д р у ж и н н и к. А ну… иностранцы, хватит воздух портить!

Х о з я й к а. Куда вы нас гоните?

В т о р о й д р у ж и н н и к. К вашему микаде.

Х о з я й к а. Идем, Феофан… Идем скорее…

Хозяин и Хозяйка, сопровождаемые Вторым дружинником, уходят. Надежда распахивает среднюю дверь. Видна большая, светлая столовая.

Н а д е ж д а (дружиннику). Передайте, чтоб раненых несли сюда.

Дружинник убегает.

Что там?

К а т я (вздрогнув). Комнаты. Посмотрите… Там второй вход есть. (Уходит.)

Надежда следует за ней. Входит с а н и т а р. Он несет зеленый ящик, помеченный красным крестом.

С а н и т а р (осматривается). Значит, здесь будет перевязочный пункт? Подходяще. (Оборачивается.) Давай, братцы, сюда. (Проходит в столовую.)

За ним д в а б о й ц а тащат ящики. Входит, сопровождаемый П е р в ы м д р у ж и н н и к о м штатский в р а ч с акушерским саквояжем.

П е р в ы й д р у ж и н н и к. Располагайтесь. Сейчас раненые появятся. Тут рукой подать… Вы их будете на ноги ставить.

В р а ч. Придется…

Возвращается Н а д е ж д а. С ней — К а т я.

Н а д е ж д а. Сколько у вас самоваров?

К а т я. Пять. Один — двухведерный, для гостей.

Н а д е ж д а. Ставьте все.

Вносят на носилках р а н е н о г о.

Туда!

К а т я (испуганно отворачивается). Ох, страсти!

Раненого уносят.

Н а д е ж д а. Не бойся. Это святая кровь.

Катя уходит.

Вас устраивает такая операционная?

В р а ч (иронически). Где вы получали медицинские познания? Секрет?

Н а д е ж д а. В московском краснопресненском университете.

В р а ч. Но позвольте?..

Н а д е ж д а. В баррикадных боях пятого года. Это мое высшее образование. Не считая тюрьмы и ссылки.

В р а ч (рассердившись). И до сих пор выдавали себя за простую сердобольную работницу? Нехорошо! (Улыбаясь.) Выходит, первую помощь моим подпольным пациентам оказывали вы?

Н а д е ж д а. Случалось… Прошу. Раненые ждут.

Врач уходит.

П е р в ы й д р у ж и н н и к. За вокзал беляки уцепились…

Входит П е т р в штатской одежде. Надежда бросается навстречу.

Н а д е ж д а. Петя, родной!

П е т р (обнимает). Наденька! (Целует.) Победа! В городе снова советская власть.

П е р в ы й д р у ж и н н и к. Как положено.

П е т р (прислушивается). Еще держатся.

П е р в ы й д р у ж и н н и к. Огрызаются. Но ничего, обратного хода им уже не будет. (Вскидывает винтовку на плечо и уходит.)

Н а д е ж д а. Исхудал ты… Чего-нибудь ел? Забыл? Вот возьми. (Достает из кармана кусок хлеба.) Бери, бери!

П е т р (с аппетитом жует). Забыл, когда уже и обедал. Но ничего. Сегодня так, а завтра… Понимаешь? Как у тебя дела?

Н а д е ж д а. Перевязочный пункт открыт.

П е т р (заглядывая в столовую). Считаю задание выполненным… Крепись, Надя. Командование просило комитет выделить человека, который бы сумел перейти фронт и доставить партизанам указания о наступлении… Выбрали тебя.

Н а д е ж д а. Когда отправляться?

П е т р. Из ревкома за тобой приедут… Скоро дойдем до своего города… А там… Я спешу. На станции в тупиках стоят эшелоны с продовольствием, обмундированием. Угнать их колчаковцы не смогли — подпольщики караулили. Поеду брать на учет народное имущество.

Н а д е ж д а. Береги себя. Для дела. Помни о сыне.

П е т р. Помню. Увидимся в ревкоме. (Уходит.)

Неожиданно звонит телефон на столе.

Н а д е ж д а (подходит и, чуть робея, снимает трубку). Слушаю… Да… Кто это говорит?.. Яшенька! Говорит Кряжева… Здесь. А ты?.. Что?.. Уже комиссар связи? Порядок наводишь?.. Сейчас скажу. (Осматривает аппарат.) Ага! По телефону сто пятнадцать. Один пятнадцать — находится госпиталь… Знаю, что не один. Пиши: госпиталь имени Владимира Ильича Ленина… Пиши. Утвердят… Будь здоров. (Кладет трубку.)

Входит в о е н н ы й.

В о е н н ы й (осматривается). А что? Лазарет — как полагается. (Надежде.) Кто здесь старший?

Н а д е ж д а (подходит). Я. Назначена бывшим подпольным комитетом партии.

В о е н н ы й. Попрочней надо обосноваться. Вам помощники нужны… (Всматривается в Надежду. Неуверенно.) Надежда Михеевна? Ну? Не узнаете? Вот ведь как… (Озорно улыбается.) Мы — это, значит, я, Антон Зорин.

Н а д е ж д а. Антон! Живой?

А н т о н. В рай не пускают, в ад не берут. Вот и встретились! Ну-ну… Нервишки расстроились? Нас заждались? А мы тут как тут. (Пауза.) Я все эти годы был уверен, что мы еще обязательно встретимся.

На носилках проносят З а х а р о в а.

З а х а р о в (приподнимая наспех забинтованную голову). Зря, братцы, стараетесь… Отпустите. Я должон до самого Колчака добраться.

Санитар. Сказано — лежи.

Захарова уносят.

Н а д е ж д а. Антон! Антон! Давно в армии?

А н т о н. Как надел в четырнадцатом шинель, так и расстаться с ней не могу. Привыкла она ко мне. (Доверительно и чуть смущенно.) В десятом-то виделся я с Оленькой. Заждалась, касатка. А что? Повенчала нас любовь. Лишили попа заработка. Только недолго вместе побыли. Бежать мне пришлось.

Н а д е ж д а. Не забудь ее. Вернее, чем ее любовь, не найдешь.

А н т о н. Знаю… Где Петр?

Н а д е ж д а. На вокзале.

А н т о н. А что? Молодцы. Опять вместе были. Сейчас я пришлю кухню. Раненых кормить надо. Скорей поправятся.

Н а д е ж д а. Обожди. Под Москвой у знакомых я оставила сына, Сергея. Вот адрес. Я ухожу в тыл к белякам. Понимаешь?

А н т о н. Это, значит, о тебе речь шла? Обещаю: пока сам жив, твой сын сиротой не останется. Может, и у меня сын или дочь растет.

Н а д е ж д а. И я тебе обещаю.

Крепкое рукопожатие. Уходят. Из перевязочной, пошатываясь, идет З а х а р о в. Голова у него забинтована, левая рука на перевязи. Прислонившись к стене, достает из кармана кисет, пытается одной рукой свернуть самокрутку.

З а х а р о в. Беда! Обезручел! Нашел время, в самый раз…

Входят Н а д е ж д а и К а т я.

Н а д е ж д а. Вход со двора, конечно, удобней. Умница, что догадалась там открыть дверь. Теперь надо найти женщин, чище вымыть комнаты. Найдешь?

К а т я. Сама сумею… (Тихо.) На улицу боюсь выходить.

Н а д е ж д а (улыбнувшись). Это поправимо. Я поищу.

К а т я. Обижаете. У меня одной силы хватит. (Уходит.)

З а х а р о в. Товарищ комиссар!

Н а д е ж д а. Что, родной?

З а х а р о в. Большая просьба — помогите закурить. Голове прояснение требуется.

Н а д е ж д а (подходит, берет кисет, бумагу, свертывает цигарку). Лежать надо.

З а х а р о в. Не время. Говорил санитарам: «Не таскайте, не надрывайтесь. Видите — дитятко. Пять пудов еще вытяну». Нет, волокут… Вот спички.

Н а д е ж д а (дает прикурить). Как твоя фамилия?

З а х а р о в. Захаров. Зовут Терентием.

Н а д е ж д а. Коммунист?

З а х а р о в. Большевик.

Н а д е ж д а. Так вот, товарищ Захаров, лечиться тебе надо, а двигаться можешь. Назначаю тебя комендантом госпиталя. Принимай хозяйство. (Подходит к выходу.) Я обойду соседей, поагитирую женщин. Сиделки нам тоже нужны. Помни: во всем революционный порядок.

З а х а р о в. Да вы обождите.

Надежда, не слушая, выходит.

Революционный порядок — мы это понимаем. А какое же тут хозяйство? У кого принимать?

Появляется К а т я.

Что смотришь? За знакомого признаешь?

К а т я. Признаю.

З а х а р о в. Пойдем, Акулина, хозяйство принимать. Показывай, где что, по-честному.

К а т я. Катериной меня зовут.

З а х а р о в. Ишь ты! А что же ты, голубка, видя такое дело — полную беспризорность имущества, не поскладывала вещички получше в мешок — да к мамке в деревню?

К а т я. Откуда вы знаете, что я из деревни?

З а х а р о в. Личико выдает.

К а т я. Может, вы сами на добро льститесь?

З а х а р о в. Еще как! Видишь, крови не жалею. Только барахлом не интересуюсь. Мне вся Россия нужна. Чуешь? Заноза! А меня Терентием зовут. Иди показывай.

К а т я. Начнем с кухни?

З а х а р о в. Чугунок — в жизни дело не последнее.

Захаров подходит к двери. Навстречу с а н и т а р ы и В т о р о й д р у ж и н н и к вносят П е т р а.

С а н и т а р. Куда теперь?

З а х а р о в. Прямо к врачу.

С а н и т а р. Однако поздно…

В т о р о й д р у ж и н н и к. Проноси дальше. Ставь здесь.

Санитары ставят носилки возле стола.

Доктор, прошу…

Входит в р а ч.

Извините… Это член ревкома… нужный для революции человек. Спасайте.

В р а ч (осмотрев Петра). Я не бог.

В т о р о й д р у ж и н н и к. Да как же так? Всем богам крышка. Не дошли еще до этого?

Врач, не слушая, скрывается за дверью. Санитары, постояв, тихо удаляются. Входит Н а д е ж д а, за ней вбегает П е р в ы й д р у ж и н н и к.

П е р в ы й д р у ж и н н и к. Товарищ Кряжева! Срочный пакет.

Н а д е ж д а. Давайте. (Вскрывает конверт, читает.) «Явиться немедленно в ревком».

П е р в ы й д р у ж и н н и к. Я на лошади. Приказано вас с собой захватить.

Н а д е ж д а. Едем. (Захарову.) Оставайся, товарищ Захаров, пока за старшего. Другого комиссара назначат. А мне, видно, пора дальше… (Смотрит на носилки.) Петя?! (Бросается к носилкам, опускается возле них на колени.) Петя! Петя! Ты слышишь? Петенька! Родной мой!

Молчание. Первый дружинник снимает кепку. В углу всхлипывает Катя. Захаров показывает жестами дружиннику и Кате, что надо уйти. Боясь нарушить тишину прощания, все трое тихо уходят.

Что же ты так, родной? (Пауза.) Оставил меня… Смотри, сбывается все… А ты ушел… Я бы загородила тебя, не дала… Я не отступлю. Понесу дальше твои слова… Спасибо тебе за любовь, за счастье… (Прижимается к телу мужа.) Прощай, любимый. Я иду, Петя. Меня ждут. Прощай, прощай.

Целует Петра в губы. Встает, направляется к двери. На пороге оборачивается, несколько мгновений смотрит на дорогое лицо и уходит.

Обнимая за плечи К а т ю, входит З а х а р о в.

К а т я (всхлипывая). Господи! Хоть бы одну слезинку уронила…

З а х а р о в (хриплым голосом). Учись, Катерина. Для тебя революция только начинается…

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

М и х е й Ф е д о р о в и ч.

Е л е н а И в а н о в н а.

М и х а и л.

Л ю б о ч к а — дочь Михаила, 17 лет.

О л ь г а.

Л ю д м и л а.

Н а д е ж д а.

С е р г е й — сын Надежды, 12 лет.

С к в о р ц о в А л е к с е й С е м е н о в и ч — командир отряда ЧОНа, 35 лет.

П л а х и н Е в г р а ф С а в в и ч.

Г л а д ы ш е в С т е п а н П е т р о в и ч.

Время действия 1922 год.

Зима. Вечер. Та же комната, что и в первом действии. Дверь во двор заделана наглухо, и возле нее поставлен верстак. Через окно выведена на улицу труба от железной печки с тремя подогревателями — собственноручная работа Михея Федоровича. Топится печь. На столе керосиновая лампа. М и х е й в валенках и наброшенном на плечи полушубке сидит возле печки. Е л е н а в стеганой душегрейке — около стола.

Е л е н а. Что же ты молчишь?.. Что с Людмилой делать?

М и х е й. Хватилась, матушка. Теперь одно осталось — любуйся да помалкивай.

Е л е н а. Смотри, Ольга нашла свое место. Уважают ее. А наша…

Слышится отдаленный стук.

М и х е й. Придумала, чем терзать себя. Почему мое чадушко хуже других? Значит… (Повышая голос.) Нет у меня детей. Нет! (Стучит по груди.) Пусто здесь… Пусто.

Стук продолжается.

Е л е н а. У меня уж слез больше нет… Когда конец настанет?

М и х е й. Настанет. Мне прикажешь плакать? Все вы такие, матери, — жалостливые.

Стук громче. На площадке лестницы появляется Л ю д м и л а, заспанная, в наброшенном на плечи старом халате.

Терплю, и ты терпи. Терпи!

Л ю д м и л а (простуженным голосом). Что вы орете, как черти? Оглохли? Не слышите, в ворота барабанят?

М и х е й. Виноват. Недослышу. (Идет к выходу.) Кого еще дьявол носит? (Уходит.)

Л ю д м и л а. Выспаться не дадут… (Спускается вниз.)

Е л е н а. Без крика не можешь?

Л ю д м и л а. По теплушкам да по базарам хорошие манеры растеряла.

Е л е н а. Никто не просит, не езди.

Л ю д м и л а. Жрать чего будем? Без меня давно бы с голоду подохли.

Е л е н а. Спасибо, доченька.

Л ю д м и л а. Оставьте… «Доченька»… Или на подачки Скворцова надеетесь? Так не смейте крупинки брать от него!

Е л е н а. Побойся ты бога. Человек от души, от доброты помогает, а ты… Не понимаю: что тебе надо?

Л ю д м и л а. Оно и лучше.

Входят М и х е й и Г л а д ы ш е в.

М и х е й. Проходите, доктор. Каким ветром?

Г л а д ы ш е в (в старинной шубе с огромным воротником). Я запросто, по-соседски. Здравствуйте!

Л ю д м и л а. Здравствуйте. Перепугали нас.

Г л а д ы ш е в. Громко стучал? Опасно на улице. У своего дома, а знаете… (Снимает шубу.) В одну тысячу девятьсот двадцать втором году от рождества Христова ожидать милосердия от прохожих не приходится.

Л ю д м и л а. Не только от прохожих… Простите, я вас оставлю. Отдыхала с дороги.

Г л а д ы ш е в. Промышляли? Успешно?

Л ю д м и л а (поднимаясь по лестнице). Не очень, но и не с пустыми руками вернулась. (Уходит.)

Г л а д ы ш е в. Не женщина, а удивление. Действует вполне по-современному. Великолепная житейская цепкость… Здравствуйте, Елена Ивановна. Как здоровье?

Е л е н а. Здравствуйте, Степан Петрович. Заплуталась где-то моя смерть. Не доберется никак. Пока живу.

Г л а д ы ш е в. Крепиться надо. (Греясь возле печки.) Тепло, в самом деле тепло… Как поживает Любовь Михайловна? По слухам, с ней было несчастье?

Е л е н а. Чуть не погибла. Из леса дрова через реку вывозила. И вместе с лошадью в полынью попала.

Г л а д ы ш е в. Какой ужас! Зимой, в сорокаградусный мороз… Верная гибель. Организм у всех так истощен… Ну и что же?

Е л е н а. Нашелся добрый человек, спас.

Г л а д ы ш е в. Говорят, он у вас теперь… вроде квартиранта?

М и х е й. Зачем «вроде»? Настоящий.

Г л а д ы ш е в. Почему меня не позвали? Я бы с радостью помог.

М и х е й. Другой доктор лечил. Без приглашения явился.

Г л а д ы ш е в. Что делается?! Что делается?! До варварства, до дикости дошли… Девушек посылают рубить дрова!

Е л е н а. Внучка говорит — не посылали. Ездили добровольно, кто хотел.

Г л а д ы ш е в. Не верьте. У них, у этих комсомольцев, говорят, железная дисциплина. Удивляюсь — как вы разрешили?

Е л е н а. Разве молодых удержишь… Коль зелено — все сердцем велено. Ну, вы разговаривайте, а я самовар приготовлю. (Уходит.)

Г л а д ы ш е в (оглянувшись). А если бы вы знали, какой у них разврат царит! Для комсомолки считается позором, если она свою честь бережет. Да! Да!

М и х е й. Непохоже. Брешут.

Г л а д ы ш е в. Страшная жизнь. На какие ухищрения человек не идет, чтобы существовать! Только потому, что я гуманист и не могу служить товарищам, я, доктор, старый специалист, вчера — хотите верьте, хотите нет — делал одну галантную операцию коту. Принесли от Зазвоновых. В одном мешке — кот, в другом — четыре фунта муки. Взял. Ведь так погибнет вся русская интеллигенция. Вымрет и будет забыта… Вам не жутковато?

М и х е й. Почему? Пока урыльники да печки делаю. Другую работу поджидаю. Настоящая-то жизнь — ведь это когда строительство кипит, молотки стучат громче пасхального трезвона, от кирпича кругом красно, от известки только чихают.

Г л а д ы ш е в. Это теперь только сниться может. Далекие, милые воспоминания… (Пауза.) Да. Вот я к вам зашел с такой просьбой. Не можете ли сделать для меня (показывает на печку) подобное приспособление? Образец «технического прогресса», от цивилизации к варварству.

М и х е й. Топливо имеете?

Г л а д ы ш е в. Конюшню дожигаю. Потом за ограду примусь. К чему все? Частная собственность. (Пауза.) Завидую вам. Вез всякого багажа перекочевали из одного мира в другой. Легко.

М и х е й. Конечно. Душой не торговал, честный хлеб ел. Вот, к примеру, когда-то давно я с вами по-хорошему, по-соседски жил. Уважал вас. А потом перестал.

Г л а д ы ш е в. Михей Федорович, к чему это?

М и х е й. Прежде было бесполезно говорить. Ваша власть была. А теперь скажу. Видно, забыли причину? Михаил вроде как вас простил. Он ушибленный. Заклевали его человеки. Заболела Любочка — он чуть сам к вам не пошел.

Г л а д ы ш е в. И надо было. Вот я-то пришел.

М и х е й. Деваться, видно, некуда. Вот и встретились, будто ничего не было. Да. Если бы у человека столько смелости было, сколько лукавства… (Пауза.) Надежду, верно, помните?

Г л а д ы ш е в. Еще как!

М и х е й. Почему?

Г л а д ы ш е в (после долгого молчания). Дело прошлое. Роковой женщиной она оказалась для моего сына. Во имя чего он пошел в тюрьмы? Так и не знаю. Откуда у него могли быть революционные настроения? Милый, благовоспитанный юноша. В пятом году в последнем письме он меня проклял, проклял отца, всю нашу жизнь и просил не считать сыном. Не знаю, не знаю, кто ему внушил страшные, изуверские мысли…

М и х е й (с гордостью). Надежда. Дочь моя. Про которую какие только слухи не распускали, а она не сдалась, на своих ногах выстояла. Потаскухой не сделалась. (Задыхается.) Ох!

Г л а д ы ш е в. Вам нельзя волноваться.

М и х е й. Можно… Что вы про нее говорили?

Г л а д ы ш е в (визгливо). Она сына моего погубила…

М и х е й (грозно). Веселая барышня? Она в тюрьмах сидела, баландой утешалась. (Достает из кармана листки бумаги.) Вот первое письмо от нее дошло… Комиссаром работает.

Г л а д ы ш е в. Можно было ожидать… Гордитесь… Наверное, сама расстреливает таких вот несчастных, как я.

Заслышав шум, Л ю д м и л а выходит на площадку лестницы, и продолжая расчесывать волосы, наблюдает со спокойным видом.

М и х е й. Благословляю… А когда-то вы человека убили…

Г л а д ы ш е в (вскипая). Я не позволю…

М и х е й (подступая к нему). Кто однажды не поехал помочь роженице? И она умерла… Кто? Побоялись доход потерять?

Входит Е л е н а И в а н о в н а.

Забыли это? Перед смертью в чем будете каяться? За это вас сын проклял. Убийца! Вон!

Г л а д ы ш е в (в ужасе). Вы с ума сошли! (Быстро одевается.)

Е л е н а. Михей Федорович!

М и х е й. Благодари бога, что одной ногой в гробу стоишь.

Г л а д ы ш е в. Мы оба старики.

М и х е й. Старики, да разные.

Г л а д ы ш е в. На что надеетесь, насильники? Прахом, прахом все кончится.

М и х е й. Прахом? Стращаешь? Вон!!

Г л а д ы ш е в. Он сошел с ума. (Скрывается за дверью.)

Е л е н а. Береги ты себя. (Уходит вслед за Гладышевым.)

Людмила, пробормотав, что-то вроде «Зрелище!», уходит.

М и х е й (один). Тяжела правда? Ехала бы ты, Надежда, скорее… Посмотреть бы на тебя… Помогла бы мне…

Входит румяная от мороза Л ю б о ч к а.

Л ю б о ч к а. Дедушка, зачем ты человека обидел?

М и х е й. Собаку нельзя обидеть… Ты знаешь, что он…

Л ю б о ч к а (снимая шубенку и платок). Что, дедушка?

М и х е й. Ничего. Молода знать. Подрасти… Добра советская власть, добра, позволяет еще некоторым жить. А из них лопатами надо грязь выгребать, а то и вообще… в царство небесное прямым ходом. (Пауза.) Что так поздно являешься? Себя не бережешь?

Л ю б о ч к а (греясь возле печки). Что сделал Гладышев?

М и х е й. Поговорили по душам о старых делах… значит… про всякое. Посмотришь назад и не возьмешь в толк: или это быль, или небыль какая прожита? Говори лучше про свое, про новое. Чем порадуешь?

Л ю б о ч к а. Сейчас расскажу… Вот я слыхала, что прежде были дети, которых называли беззаконными. Правда?

М и х е й (растерявшись). Вообще… значит… мало ли что было…

Л ю б о ч к а. Не надо, не вспоминай… Слушай. (Пауза.) Через несколько лет мы будем жить прямо в сказочном городе… Тебе не снятся красивые, солнечные города?

М и х е й. Разве упомнишь. Вроде случалось.

Входят Е л е н а И в а н о в н а и О л ь г а.

Е л е н а. Выгнал заказчика…

М и х е й. Не мешай, мать. (Любочке.) Так, так. Предположим…

Елена Ивановна садится к столу. Ольга на цыпочках проходит в комнату.

Л ю б о ч к а. Вообразил? Так вот, в нашем городе скоро исчезнут халупки, кривые и грязные улицы. Красивые, красивые здания из стекла и железа встанут над рекой. От берега к берегу шагнут, точно из кружев, мосты. На широких проспектах будет много необычных деревьев, невиданных цветов. Люди станут чувствовать себя так, словно они живут в саду, а там, — ты только послушай, дедушка, — где бойня и мельница, построят огромный завод. По утрам, не дожидаясь гудка, люди будут спешить на работу, радостную, душевную, как ты говоришь. Да-да! Верь, дедушка, верь! В городе появятся трамваи, автомобили, а в домах всегда будет тепло, каждую ночь ярко будет гореть электричество. Другим, совсем другим станет наш город. Об этом нам сегодня в школе рассказывали. Я шла домой и прямо видела, где что появится, и мечтала, кем я буду, и не могла придумать… А ты, конечно, станешь каким-нибудь большим мастером. Ведь для тебя столько работы найдется…

Е л е н а. Найдется…

М и х е й. В сказке… Чтоб такое совершить, не одну тысячу лет надо…

Л ю б о ч к а. Тысячу лет?!

Е л е н а. Всем миром возьмутся — вот и сделают. Не спорь, Михей.

М и х е й. Тут и умом нечего раскидывать — заговорились твои учителя. Вы думаете, тяп-ляп — и все готово? Сколько одних кровельщиков надо? Подумали? А где их взять? А где взять железо? Железа-то нет. Печку сделать — и то с крыши листы отдирай. Говорят, сами не зная чего.

Л ю б о ч к а. Знают. Для этого мы будем много, много работать. Засучим рукава, поплюем на ладони — ну, держись…

М и х е й. Посмотрим, посмотрим. Может, на старости лет, и верно, поработаю по-настоящему… Дотянуть бы… Чем жизнь-то надо кончать? Не крестом на могиле, а чтобы и через сто лет твою работу видели да хвалили.

Л ю б о ч к а (обнимая Елену). Зачем я, бабушка, родилась так поздно, и еще девочкой?.. Как бы я могла строить или драться с врагом! (Подбегает к вешалке, мигом надевает чью-то тужурочку.) Вот так уходили на фронт. (Выбегает в соседнюю комнату.)

Е л е н а (улыбаясь). Совсем ожила… Играет…

М и х е й. Отец из нее какую-то там спартанку растил. Чтоб забот поменьше… Что из нее дальше получится — не девка, не парень…

Л ю б о ч к а (появляясь в дверях; на ней «богатырка», через плечо ремень шашки). И вот раздается команда: «За власть Советов — вперед! В атаку!» (Выхватив клинок, рубит им воздух.) Вперед, красные орлы! Победа за нами…

М и х е й (хватает кочережку). Клади саблю! Разве можно чужое оружие трогать!.. Вот задам тебе…

Л ю б о ч к а (ловко вбрасывает клинок в ножны). Алексей Семенович мне разрешил… Он мне сам показывал, как надо рубить…

М и х е й (оставив кочережку, подходит к внучке, снимает с нее шашку). Додумалась… Герой в юбке! Я вот скажу Алексею Семеновичу, чтобы он поменьше при тебе о походах да битвах вспоминал… Подружились, храбрецы. Узнала, как со смертью шутить?

Е л е н а. Не строжись, Михей.

Л ю б о ч к а. Узнала, но не струсила. И тонула, а ни разу не крикнула. Андрейка Илюхин, оказывается, звал на помощь. Испугался за меня. А я, помню, хватаюсь за лед, он обламывается, снова хватаюсь… Потом вижу совсем близко чье-то лицо, чьи-то большие руки…

Е л е н а. Господь с тобой! Не вспоминай. С того света к нам вернулась. Всю ночь тогда не могла уснуть — так душа за тебя болела. Видно, молитва моя помогла.

М и х е й. Молитва! У этой молитвы в плечах косая сажень… Еще бы не помогла! (Уходит, унося шашку и «богатырку».)

Л ю б о ч к а. Какой он смелый и честный человек, Алексей Семенович! Если бы не он, плыла бы я сейчас подо льдом и несло бы меня потихонечку в Ледовитый океан…

Е л е н а. Ох, замолчи! Сердце обрывается…

Л ю б о ч к а (опускается на пол и прижимает лицо к коленям Елены Ивановны). Бабушка, бабушка, я, наверное, очень плохая. Зачем он любит тетю Люду? Зачем?

Е л е н а (испуганно). Да что ты, Любушка?.. Ну-ка, вставай, вставай! Не прячь глаза. Ох, девка, девка!.. Прогони глупые мысли. Не нужны они тебе… Не твоя это судьба. Не твоя.

Л ю б о ч к а (встает). Я понимаю, бабушка.

Входит М и х е й.

М и х е й. Больше не смей и касаться!

Л ю б о ч к а. Хорошо, не буду. (Тихо смеется.) Никто меня тогда так не насмешил, как Андрейка. Меня завернули в тулуп, несут к саням, а он бежит рядом, а у самого слезы на глазах. Чудачок.

М и х е й. Андрейка! То-то зачастила с ним по вечерам гулять. Не замуж ли собралась?

Л ю б о ч к а (с глубокой обидой). Дедушка!

М и х е й. Ты — девушка. Значит, себя уважать должна. Помни. Я за тебя в ответе.

Л ю б о ч к а. Замуж не собираюсь, но любить буду кого хочу. Андрейка — мой друг, товарищ.

Входит О л ь г а.

М и х е й. Друг! Ну как мне с тобой говорить? (Увидев Ольгу.) Вот к Петровне тоже однажды друг заехал погостить, а теперь Клавка без отца растет…

Л ю б о ч к а. Беззаконная?

О л ь г а (Любочке). По самому настоящему закону, по любви. (Михею.) Вы знаете, где мой муж.

М и х е й. Слава одна, что муж. Ветер в поле. Десять лет где-то рыщет, не может домой завернуть, на родную дочь посмотреть. Отцы называются!

О л ь г а. Вы меня не обидите. Если бы все около жен сидели, кто бы тогда за революцию дрался?

Е л е н а. Не слушай его, Петровна. Видишь, не в духе. (Уходит.)

Л ю б о ч к а. Дедушка, почему и ты, и тетя Люда, да и другие думают про девушек так плохо, словно… словно мы только для одного и родились?

М и х е й. Разве я это говорю. Когда Людмила, моя дочь… (Пауза. С притворной строгостью.) Сколько раз тебе говорил — не лезь ко мне с вопросами!

Л ю б о ч к а. Кто начал?

М и х е й. Тут каждый день кругом такое творится — и мертвый заговорит. А мне и слова сказать нельзя? Кого мне спрашивать? Кто ответ даст?

Л ю б о ч к а. Алексей Семенович.

М и х е й. У него дел хватает и без того, чтоб со мной еще толковать. (Ольге.) Ты, например, кто?

О л ь г а. Женщина.

М и х е й. Удивила!

О л ь г а. Человек. Советская женщина. Ну, еще делегатка.

М и х е й. Вот — государственный деятель. Видишь, сколько тебе советская власть дала! А куда ты годишься против старого квартального? Коли начальство, так и держись, как надо… А то… Хоть бы мундир какой надела. За платок тебя, что ли, уважать?

О л ь г а. Подожди, Михей Федорович, доживешь — так и поработать тебе придется под началом товарищей в юбках. Прикажет женщина, а ты побежишь исполнять. Да не как-нибудь, а с усердием.

М и х е й. Но? Руки на себя наложу, а такого не будет. Кому угодно пусть указывают, а мне?.. Шалишь, товарищ Ольга Петровна!

О л ь г а. Называйте по-старому — Петровной. Привыкла. До двадцати пяти лет Ольгой была, а родила Клаву — и все, как старуху, начали величать Петровной. Разве я не стою того, чтобы теперь называли меня хоть по фамилии?

М и х е й. Вот это правильно. Пришла пора и простому человеку о своей гордости говорить. Правильно, товарищ Еланская. (Пауза.) А кто же тогда при случае самовар поставит, печь истопит?

О л ь г а. Я, товарищ Кряжев.

М и х е й. За что же ты надо мной смеешься?

Любочка хохочет.

Смешно? Может, и верно, в младенца превращаюсь, жить учусь. Эх, Михей, Михей! Одни бабы кругом. Ни спросу, ни совета. С ними по-хорошему, а они… (Уходит.)

О л ь г а (улыбаясь). Трудно старику. (Вздохнув.) Да и мне тоже. Посылают из Совета: «Иди проверь: почему саботаж?» Нынче пришла я в это учреждение, что ископаемыми богатствами ведает. Сидят за столами в шапках, шубах. Вытащит один руку из рукавички, попишет и опять сидит как истукан. Другой таким манером попишет. Я бы их совсем прикрыла. Шли бы на дровозаготовки. «Нет, — говорят в Совете, — нельзя. В будущем их труд пригодится». А чем они сейчас заняты — разберись… Видать, один из них такой явный контрик — бритый, задиристый. Говорит, а сам от злости трясется. Кричит: «Я не могу в таких условиях быть полезным! Наука страдает». Я ему объясняю: «Все это, товарищи, изменится к лучшему». Говорю помягче, поласковее. А он знай одно кричит: «Наука выше политики! Революция — явление временное, а наука — вечная!» Как он сказал, что революция временная, — едва сдержалась. Убеди попробуй такого, что наоборот!

Л ю б о ч к а. Конечно, революция вечная.

О л ь г а. Была в райкоме?

Л ю б о ч к а. Ходила вместе с Андрейкой. Нашли товарища Осипова, и я ему всю жизнь папину рассказала, как и что. Почему он работает счетоводом, а мечтает о школе. Попросила помочь.

О л ь г а. Обещал?

Л ю б о ч к а. Сказал, что если папа согласится, то все устроит.

О л ь г а. Как мы это раньше с тобой не сообразили? Ладно, Алексей Семенович надоумил. Ведь теперь куда ни сунься, везде образованные нужны. А тут верно, что против квартального не потянешь. Теперь даже женщина должна уметь… (запнулась, подыскивая нужное слово) управлять, быть у власти… И Михаила Михеевича выпрямят. Хватит ему себя мучить.

Л ю б о ч к а. Если товарищ Осипов сдержит слово, для папы будет такая радость! Ему только немножечко надо помочь, поддержать, и он много, много хорошего сделает… Вы помните мою маму? Красивая она была?

О л ь г а. Очень. Душой красива.

Л ю б о ч к а. Папа все еще ее любит. Спросишь его о маме — он сразу весь изменится, глаза станут такими молодыми… Как ему, наверное, было больно, если он и теперь ничего не забыл. Тетя Оля, вы любите своего мужа?

О л ь г а. Люблю.

Л ю б о ч к а. Будете ждать его, пока он вернется? Другого не полюбите?

О л ь г а. Нет, не смогу. Антон для меня один. Мы еще поживем счастливо. Нелегкое наше счастье, зато дорогое.

Л ю б о ч к а (задумчиво). Я тоже так буду любить.

На площадке лестницы появляется Л ю д м и л а. Она еще очень красива, одетая в вечернее платье с низким вырезом, с пышной прической и наброшенным на плечи платком.

Л ю д м и л а. Поди, опять государственные дела обсуждали? Ну, конечно. Вот тоска. (Спускается вниз.)

Ольга делает вид, будто вспомнила неотложное дело, и уходит.

Е л е н а (в дверях). Иди, Любочка, покушай.

Л ю б о ч к а. Я хочу папу обождать. Вместе с ним поем.

Л ю д м и л а. Любочка, твой друг сегодня придет?

Л ю б о ч к а. Не знаю. Может быть… Ведь он хороший, правда?

Л ю д м и л а. Забавный. Мне нравится, как он про твое спасение рассказывает. Который раз — и ни одного нового слова. Затвердил, как «отче наш». Чернозем.

Л ю б о ч к а. Какая вы, тетя, грубая!

Е л е н а. Иди, картошка остынет.

Елена и Любочка уходят. Входит М и х е й.

М и х е й (искоса посмотрел на дочь). Для кого вырядилась?

Л ю д м и л а. Привычка.

М и х е й. Не угомонилась? Все судьбу пытаешь?

Л ю д м и л а. Что же больше делать? Сама искала, сама себя под откос пустила.

М и х е й. Работать надо. Тогда для дури в голове не будет места.

Л ю д м и л а. Не смеши, отец. Работать! Из меня честного труженика не получится. Избаловали в молодости добрые люди. (Пауза.) В Омске на вокзале один проезжий рассказывал, что в Москве опять открылись рестораны, кафе. Женщины вспомнили, что надо прилично одеваться, быть нарядными. Будто, как прежде, носят бриллианты.

М и х е й. Эка радость! Одумайся. Смотри, какое вашему брату теперь уважение. Настоящее. Ценить надо.

Л ю д м и л а. Поздно.

Слышен стук. Л ю б о ч к а пробегает через комнату, торопясь открыть калитку.

М и х е й. Долго так не протянешь. Приструнят. Я еще поживу, посмотрю…

Л ю д м и л а. Мало радости.

Входят Л ю б о ч к а и пришедший с работы М и х а и л.

Л ю б о ч к а (отцу). Ты совсем не думаешь о здоровье. Раздевайся скорее. Грейся.

М и х а и л (снимая полушубок). Буран поднялся. Хлещет в лицо. Ноги скользят. Вокруг темнота… (Садится к печке, закуривает.) Шел и невольно вспоминал, как в молодости в такую погоду бегал на лекции и совсем не чувствовал холода, усталости. А теперь бредешь, бредешь…

Л ю д м и л а. Продрог, труженик. (Подходит к буфету, достает бутылку самогонки.) Выпьешь? Первач.

Л ю б о ч к а. Папа не будет. Ему нельзя.

М и х а и л. Можно, дочь, но воздержусь.

М и х е й. Зря отказываешься. Составь ей компанию.

Л ю д м и л а. Другие охотники найдутся. Предлагаю, жалея тебя, горемыку.

М и х а и л. Разве я на что-нибудь жалуюсь? Ищу сочувствия?

Л ю д м и л а (поставив бутылку обратно). Заквас добрый. Хоть юшка из носу льет и на земле давно лежишь, все равно кричи: «Моя берет!»

М и х е й. Перед дочерью пора стыдиться.

М и х а и л. Зачем, отец, эти разговоры?

М и х е й. Нет своего ума — займи, да дойми.

Л ю б о ч к а. Папа не виноват. Я знаю.

М и х а и л. Ты, отец, знаешь, как долго и злобно мне мстили, как отняли радость любимого дела, как сделали лишним в мире человеком. Зачем об этом вспоминать? Время мое ушло. А-а… другое… Одну Веру я любил, и больше мне никого не надо. Ее убили, убили и меня. И прошу больше не говорить об этом. А ты, дочь, не слушай.

Л ю б о ч к а. Папа, я взрослая.

М и х е й. Я тебя, Михаил, никогда не упрекал. Но дальше-то как быть? Уж коли ты все еще любишь жену — люби. Но чтобы живые, глядя на тебя, радовались да гордились. Чтоб им тепло на душе становилось.

Е л е н а (в дверях). Должно быть, Алексей Семенович стучит.

Л ю б о ч к а. Я открою. (Уходит.)

Л ю д м и л а. Пойди предложи свои услуги. Я и то собираюсь тряхнуть жизнью, ухватить кусочек по душе…

М и х а и л. Кому предложить? Кто знает, что я когда-то был учителем? Сколько раз я пытался вернуться в школу! Как я могу говорить об этом на пороге старости, когда многое забыто, и я просто не знаю, смогу ли…

М и х е й. А ты очнись, попробуй…

Л ю б о ч к а (распахнув дверь). Папа! За тобой приехали!

М и х а и л (удивленно, почти с испугом). За мной? Кто?

Входит Е в г р а ф П л а х и н, одетый кучером.

Е в г р а ф. Добрый вечер! За тобой, Михаил Михеевич. Собирайся!

М и х а и л. Куда?

Е в г р а ф. В губисполком. К начальнику по народному образованию.

Л ю б о ч к а. Папа! Ты слышишь?!

Е л е н а. Слава тебе господи! Понадобился!

М и х а и л. Не понимаю. (Пытаясь шутить.) Кроме вреда, от начальства никогда ничего не видел… Как же я поеду в таком виде?

Е в г р а ф. Там насчет костюмов и прочего этикета не смотрят. Сойдет и так.

Л ю б о ч к а. Папа, не думай об этом. Не заставляй ждать.

Е в г р а ф. Поспешайте. Мне еще на вокзал приказано ехать. Встречать какое-то новое начальство.

М и х а и л. Ну что ж, если приглашают… Посмотрим зачем. (Начиная волноваться.) Мама, достань мне что-нибудь поприличнее. Доченька, где черный галстук?

Втроем уходят.

Л ю д м и л а. Сколько суматохи… Как живешь, Евграф? Кучеришь?

Е в г р а ф. Куда я без лошадей! Когда их реквизировали, и я попросился, чтоб вместе, заодно. Так и живу реквизированным.

М и х е й. Прямо оборотень.

Е в г р а ф. Как разобраться.

Л ю д м и л а. Давай лучше выпей, неудачный родственничек. Ведь это ты мне женское образование преподал. (Достает бутылку, наливает стакан.) «Буфф», Интимный театр, тройки… А? С твоей легкой руки. Держи. Пей, крутись.

Е в г р а ф. Жизнь нас, видать, обоих вкрутую сварила. Кручусь. (Пьет.) Что твоя смирновская или шустовская! Эх, Людмила Михеевна, а есть что нам вспомнить, есть!

Входит М и х а и л в форменном сюртуке, но на ногах по-прежнему подшитые валенки. За ним — Е л е н а и Л ю б о ч к а.

М и х а и л (поправляя галстук). Поехали… Ах, как страшно пахнет нафталином! Будет так неудобно!

Е в г р а ф. Пожалуйста.

Л ю б о ч к а (помогая одеться отцу, всем). Не провожайте нас. Я прихлопну калитку.

Е л е н а. С богом, с богом!

Евграф, Михаил, Любочка уходят.

М и х е й. Значит! (Стараясь скрыть волнение.) Ты, мать, того… крепись. Оно не сразу все на место встает… Дело не ремонтом пахнет. Тут латками да шпаклевкой не обойдешься… Значит! (Уходит.)

Л ю д м и л а. Почему я никому не нужна?

Е л е н а. Шла бы ты замуж… Ведь любит тебя Алексей Семенович.

Л ю д м и л а. Еще бы! С ним все покончено. Не пара он мне. Он чистенький. Для него жизнь — подвиг. За революцию кого угодно к стенке поставит, а любит, как гимназистик. Как слепой. Воображает меня неземным созданием. Ему святую разиню надо. И что за жизнь он мне сулит? Борьба да испытания, испытания да борьба. Начнет расписывать свое счастье, а у меня на душе одна тоска. Будто тащишься ночью по раскисшей дороге, и конца-краю не видать этой муке. Просто тащись, мерзни, мокни, голодай и жди — когда-то, может быть под самую старость, тебе что-то дадут приятное. Счастье! Велика радость быть женой военного! Пошлют его к черту на кулички, а ты сиди жди, вздыхай, гадай… Бирюк я, мама. Это такие идейные, как Ольга, могут по десять лет ждать.

Е л е н а. И прежде себя берегли.

Л ю д м и л а. Дуры. Умные время не теряли. Одни слова: брак — святыня. Много святого в лавочке. Кто кого в дураках оставит… Теперь, слава богу, свобода. Хочу — люблю, не хочу — проходи, милый, не заглядывайся. Боюсь только, что не повезло мне с этой свободой… Кажется, ребенок будет.

Е л е н а (поникнув). От него?

Л ю д м и л а. Других знакомых не было… Признаешь внучонка или внучку?

Е л е н а (после молчания). Отцу отвечу. Ему скажу.

Л ю д м и л а. Не смей!

Е л е н а. За такую ли свободу люди гибли, чтобы стыда и совести не знать…

В соседней комнате слышится шум.

Л ю д м и л а (подходит к двери, толчком раскрывает; спокойно). Проходи. Никак через забор махнул?

Входит С к в о р ц о в в расстегнутой шинели, шапке, сдвинутой на затылок.

С к в о р ц о в. Да. Очень спешу. Уезжаю. (Обнимая Людмилу.) Вернулась, упрямая? Заждался я тебя. Елена Ивановна, стаканчик бы чаю.

Е л е н а. Сейчас, моментом. И чай и ужин подам.

Уходит, а затем время от времени появляется, собирая на столе немудреный ужин.

С к в о р ц о в (сбросив шапку и шинель). У тебя долгие будут сборы? Времени у нас в обрез. Отряд уже грузится в вагоны. Через час отправляемся.

Л ю д м и л а. Далеко?

С к в о р ц о в. В Среднюю Азию. Басмачи зашевелились. Не дают жить спокойно.

Л ю д м и л а. Далеко.

С к в о р ц о в. Спеши, Люда. Настало время быть тебе боевой подругой. Помоги собрать мне вещички, потом за твои возьмемся. Ну!

Л ю д м и л а. Какие у тебя глаза варнацкие! Дай насмотрюсь на прощание.

С к в о р ц о в. Ты не поедешь? Не хочешь быть женой?

Л ю д м и л а. Садись к столу. Или пойдем в мою девичью светелку.

Скворцов опускается на стул.

Чем не прощальный ужин! Ржаные лепешки — торт. Вместо шампанского, хочешь, поднесу самогонки. (Наливает стакан чаю, пододвигает к Скворцову.)

Скворцов машинально пьет.

Чужие мы с тобой. Ну что так смотришь, словно не узнаешь?

С к в о р ц о в. Не узнаю. Пойми: я люблю тебя. Слышишь? Люблю.

Л ю д м и л а. А я — нет.

С к в о р ц о в. Неправда!

Л ю д м и л а. Встретились, увлеклись. Было немного счастья… Спасибо тебе.

С к в о р ц о в. Что с тобой? Ты о чем говоришь?

Л ю д м и л а. Ты очень хороший. И не такая тебе нужна жена. Не порти жизнь из-за меня. Не стоит.

С к в о р ц о в. Ведь ты же говорила — будет ребенок.

Л ю д м и л а. Не волнуйся. Женская мнительность.

С к в о р ц о в. Кто тебя так исковеркал?

Л ю д м и л а (усмехаясь). Сама. Странный ты. Радуйся, что так легко отпускаю тебя. Ни слез, ни упреков. И не становись в позу благородного воина. Пошалили — хватит. Жить и заглядывать в глаза — не умею.

Входит Е л е н а И в а н о в н а.

Мама, попрощайся, Алексей Семенович уезжает. (Подходит к двери.) Отец! Алексей Семенович уезжает. (Поднимается к себе.)

Е л е н а. Послушай меня, мать, Алеша. Не стоит она тебя. Не слепой ты, как она думает. Служба твоя суровая, не каждому под силу, а много в тебе доброты, умное у тебя сердце, зоркое. Любить-то в человеке одну красоту каждый может, а уметь жалеть и прощать — не всякому дано. Уезжай, не печалься.

С к в о р ц о в. Собраться осталось.

Е л е н а. Идем, помогу.

Уходят. Входит М и х е й.

М и х е й (смотрит наверх, потом подходит к раскрытой двери, заглядывает в нее). Значит! Складываешь амуницию? Вот как по-военному! Не дают на одном месте заживаться. Иль где заваруха получилась? А как Людмила-то?

В дверях появляется Е л е н а И в а н о в н а.

Что ты на меня косишься?

Е л е н а. Остается она. Не болтай лишнего. (Исчезает.)

Л ю д м и л а спускается сверху, неся небольшой сверток.

Входят С к в о р ц о в, Е л е н а И в а н о в н а.

С к в о р ц о в. Прощай, Михей Федорович.

М и х е й. Прощай, Семенович. По-нашему — какая ни есть перемена, она всегда к лучшему. Держи марку выше. Вот Михаила позвали…

Л ю д м и л а (накидывая шарф на шею Скворцову). Возьми на память.

С к в о р ц о в. Спасибо. (Надевает шинель.)

Е л е н а. За Любашу до смерти тебе благодарна. Приключится что — ворочайся. Чем будем богаты, всем поделимся.

С к в о р ц о в. Знаю. (Людмиле.) Проводишь?

Л ю д м и л а. Нет. Будь счастлив. (Протягивает руку.)

С к в о р ц о в. Мы еще встретимся. Помни. (Старикам.) Прощайте. Любочке передайте большущий привет.

Уходит. За ним идет Михей.

Л ю д м и л а. Чуть не разнюнилась. (Садится к столу и плачет.)

Возвращается М и х е й.

М и х е й. Однако я, мать, калитку не закрыл. (Машет рукой.)

Входит Л ю б о ч к а.

Л ю б о ч к а. Папа вернулся?

М и х е й. Нет.

Л ю б о ч к а. Алексей Семенович приходил?

Л ю д м и л а. Он уехал.

Л ю б о ч к а (не веря). Совсем?

Л ю д м и л а. Да. Кончилась наша любовь.

Л ю б о ч к а. Какая же это любовь. Разве так можно?

Л ю д м и л а. Ты еще ничего не видела. Твое… счастье впереди.

Входит М и х а и л.

М и х а и л (все еще чуть сомневаясь в том, что произошло). Вот говорят, что я нужный человек. Так и говорят. Понимаете? Понимаешь, Любаша?

Л ю б о ч к а (тихо). Понимаю.

М и х а и л (старикам). Вы слышите? Я завтра еду принимать школу. «Уважаемый Михаил Михеевич Кряжев! Мы вам хотим предложить вернуться на педагогическую работу. Надеемся на вашу добросовестность». Не понимаю. (Зовет.) Ольга! Ольга Петровна!

Входит О л ь г а.

О л ь г а. Что случилось?

М и х а и л. Жаль, нет Антона. Неужели я снова войду в класс, увижу детские взгляды, встану к доске и начну объяснять гармонию математических чисел? Опять стану учителем. Отец, ты слышишь? Я буду человеком.

М и х е й. Давно пора. (Уходит.)

Л ю д м и л а. Воскрес?

М и х а и л. И это ведь на земле. На какой земле? Мне доверяют! Это же люди!

Е л е н а (крестится). Слава богу!

М и х а и л (обнимая за плечи Любочку и Ольгу). У них миллион дел и миллион всяких прорех, но они уже видят новые университеты, видят всех грамотными, образованными…

Входит Н а д е ж д а в бекеше и круглой каракулевой шапке, за ней — закутанный сын С е р г е й.

Н а д е ж д а. Ждали? Калитка настежь. Здравствуйте! Не узнаете?

Е л е н а. Наденька! (Бросается к ней.)

Н а д е ж д а. Здравствуй, мамочка. Родная моя! Вот я и вернулась, живая и здоровая. Успокойся. Здравствуй, Оля. (Сергею.) Вот твоя бабушка. (Людмиле.) Ты, кажется, совсем не изменилась.

Л ю д м и л а. Ни чуточки. Какая была. Наивная девочка.

Н а д е ж д а. Миша, ну а ты как? Это твоя дочь?

М и х а и л. Она. Так все неожиданно.

Входит Е в г р а ф П л а х и н с чемоданами.

Н а д е ж д а. Поставьте пока здесь.

Е в г р а ф. Слушаюсь, Надежда Михеевна.

Н а д е ж д а. Вы меня знаете?

Е в г р а ф. Евграф я, Плахин. Не узнали? Не в обиде. Каждому свое. С благополучным прибытием в отцовский дом! Наше начальство давно ждет товарища Кряжеву. А что это вы — никто не догадался. Невдомек, что землячка. Далеко пошли. Талант, ум, характер.

Н а д е ж д а. Сейчас отвезете меня в губисполком.

Е в г р а ф. Слушаюсь! Кто-то ездит. Кому-то возить надо. Вожу. Доволен.

Входит М и х е й.

Н а д е ж д а. Сережа, это твой дедушка.

С е р е ж а (подходит к Михею). Здравствуй, дедушка!

М и х е й. Здравствуй. А где отец?

С е р г е й. Его… его белые убили.

Е л е н а. И этот сирота.

М и х е й (тихо). Постой, внучек, постой. (Подходит к Надежде, обнимает ее, говорит едва слышно.) Спасибо тебе. (Обводит взглядом остальных.) Значит? Начнем сызнова? Начнем.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Н а д е ж д а.

А н т о н.

Л ю б о в ь.

М и х е й Ф е д о р о в и ч.

Е л е н а И в а н о в н а.

Л ю д м и л а.

С к в о р ц о в.

С е р г е й.

К л а в а — дочь Антона, 20 лет.

Г л а д ы ш е в С т е п а н П е т р о в и ч.

Т е х н и ч е с к и й с е к р е т а р ь п а р т к о м а.

П л а х и н Е в г р а ф.

Р а б о ч и е, с о т р у д н и к и ГПУ.

Время действия 1932 год.

Кабинет секретаря парткома строительства на втором этаже здания будущего заводоуправления. Прямо — застекленная дверь на балкон, за которой видны возводимые корпуса. Справа — окна. Слева — входная дверь. Облокотившись на стол, сидит и плачет К л а в а. Н а д е ж д а заканчивает разговор по телефону.

Н а д е ж д а. Было! Было трудно. А теперь нехватки леса не должны испытывать. Оглянись! Нажмите на транспортный цех. Пока вы мечете молнии, другие увезут и свое и ваше прихватят… Это другое дело. Желаю успеха. (Кладет трубку. Ласково опускает руку на плечо Клавы.) Рассказывай, товарищ десятник: какое горе случилось?

Клава всхлипывает.

Не могу я держать дверь закрытой. (Пауза.) Что пишет мама?

К л а в а (поднимает голову). Учится хорошо. Описывает, какая Москва.

Н а д е ж д а. На что-нибудь жалуется?

К л а в а. Что вы! Конечно нет.

Н а д е ж д а. Да, Ольга почти никогда не плакала. А ты…

К л а в а. Замучилась я с Михеем Федоровичем. Подступиться к нему трудно. Загордился. Твердит одно: «Учись, Клавдея, как старые мастера работают. Навек делаем. По пустякам не мешай». (Встает.) Для него надо авторитетного десятника, а я что? Выскочила из техникума, да и знает он меня с пеленок. Надо поскорей приступать к работе, накрывать прокатный цех, а его бригада выпивку затеяла. Я ему выговор и влепила.

Н а д е ж д а. Что же плачешь? Старика жалко? (Берет трубку.) Постройком?.. Здравствуй, товарищ Дятлов! Говорит Кряжева… Постой, постой, не спеши докладывать… На участке десятника Зориной бригада кровельщиков устроила пьянку. Разберись. Особенно придирчиво и тщательно выясни, в какой степени виноват бригадир Михей Кряжев… По-твоему, ударник — уже святой во всех отношениях человек? Жизнь не схема. Есть одна безошибочная схема: где ротозейство, слепая доверчивость — там простор для врагов… Да-да, запомни. (Кладет трубку). Иди работай.

К л а в а. Может быть, не надо было выговора… Но я не могла.

Н а д е ж д а. Тебя просят идти работать, а не посылают писать объяснения. Иди.

К л а в а. Возьмусь я за этих мастеров.

Н а д е ж д а. Покрепче, покрепче! Медленно работают. Вот-вот нагрянет зима, а еще нет кровли над механическим, прокатным. Под открытым небом станем морозить людей? Среди станков костры разжигать?

К л а в а. Что от нас зависит, мы сделаем, товарищ Кряжева. Я вам обещаю. (Ушла.)

Надежда нажимает кнопку. В дверях с е к р е т а р ь, исполнительная, немногословная девушка. В руках у нее большой сверток, перевязанный шпагатом.

Н а д е ж д а. Не забудьте заказать для меня разговор с Москвой.

С е к р е т а р ь. Уже заказан. (Кладет на стол сверток.)

Н а д е ж д а. Что это?

С е к р е т а р ь. Внизу вахтеру передал какой-то гражданин. Для вас. Приложена записка.

Н а д е ж д а. Спасибо. (Перекладывает сверток подальше.)

Секретарь ушла. Входит А н т о н.

А н т о н. Любуешься? А что? Картина.

Н а д е ж д а. Здравствуй, Антон. Любуюсь.

А н т о н. Хороним помаленьку глухомань. Сейчас разговаривал с одним дядей. Грабарь. Борода. Неделю назад чугунку впервые увидел. А в глазах уже не удивление, а нетерпение: поскорей бы завод построить и посмотреть, как это получится! К чему его большевики тянут? (Подражает.) «Уж до того дивно! Бают, будто железо-то вроде как рекой будет течь. А?»

Н а д е ж д а (улыбаясь). А диво-то в нем самом заключается. Не заметит, как станет заправским строителем, а может быть, и металлургом. Ты меня предупреждал по телефону, что приедешь для неприятного разговора.

А н т о н. А что? Так и есть. В горком поступила на тебя жалоба. О непартийном отношении к авторам проекта социалистического города. Строговато с ними обошлась.

Н а д е ж д а. Строители замков сквозного ветра вопят о несправедливости? Так? Я не стану жаловаться, что из-за этих легковесных товарищей задержалось начало широкого строительства жилищ. Я просто буду драться. Выбирай сразу, за кого ты. За них — и тебе достанется.

А н т о н. Они тоже рвутся в бой. У них вот такие толстенные портфели. Грозят утопить тебя в океане бумаг.

Н а д е ж д а. Как бы их океан не оказался лужей.

А н т о н. А что? Картина. Я пробовал разобраться, но эти проблемы архитектуры… с одной стороны, правильно, но и с другой — неопровержимо.

Н а д е ж д а. Погоди, Антон, не до шуток.

А н т о н. В самом деле — как ни верти, ясности не видно. Давай посмотрим ваш проект.

Н а д е ж д а (снимает трубку). Тридцать пять… Любаша, зайди ко мне. Захвати проекты. (Кладет трубку.) Есть ясность. Три года прошло, как товарищ Серго напутствовал нас, партработников строек, а я как сейчас слышу его слова. Он говорил: стройте и мечтайте. Мелких дел нет, все в жизни важное. Но пусть необычайно тяжелое, напряженное до пределов сегодня никогда не заслоняет от вас завтрашний день. (Подходит к окну.) Через десять лет на заводе будет занято пятьдесят тысяч человек. В городе будет не меньше чем полмиллиона жителей. Хорошая, большая, трудовая семья. А в ней десятки тысяч маленьких семей. В том числе и твоего нового знакомого — этого грабаря. Нам ли забывать об этом? Неужели заботы о выполнении планов, нехватка одежды, продуктов, подвохи поставщиков, удары вредителей заслонят от нас завтра? Завод нам нужен не ради металла и машин, а ради счастья людей. (Подходит к столу и кладет на него подрамник.) Вот эту казарму с отталкивающими, гладкими, точно тюремными, стенами, слепыми окнами мне выдают за образец жилого дома эпохи социализма. Внутри — длинные, как Владимирка, коридоры, а по бокам — клетушки, вроде камер-одиночек. Оказывается, квартиры не нужны. Семья отменяется. Не веришь? Читай. (Дает толстую папку.) Это не архитектура, а диверсия против наших замыслов. Обещаю тебе одно: пока я здесь, пока мне доверяет Цека, я не позволю строить казармы, опошлять чувства людей.

А н т о н. Посмей, когда тут написано: «Мы решительно применим отделение детей от родителей в особые воспитательные помещения». А?

Входит Л ю б о в ь, неся несколько подрамников.

Н а д е ж д а (Антону). Один из авторов нашего проекта.

А н т о н. Здравствуй, товарищ инженер. Знакома? Читала?

Л ю б о в ь. Упивалась. Сердце от восторга замирало. Какие горизонты! Глупый мой Андрейка. Шлет каждый день письма с Магнитки, тоскует, мечтает о дне, когда мы будем вместе. А я ему сегодня напишу: «Любовь — буржуазный предрассудок, брак — мещанство. Я отказываюсь от кабалы, от цепей замужества. Будь свободен. Я смело ухожу в грядущее. Ожидаю ребенка, но не могу догадаться, кто его отец». Подействует?

А н т о н. Воздержись. Убьешь. Парень-то он хороший.

Н а д е ж д а. Не шути с человеческим сердцем.

Л ю б о в ь. А почему вот этим деятелям позволено?

А н т о н. Стоп! Поверь, Любаша, если бы партия слушала всяких балаболок, наше дело погибло бы в самом зародыше. Мы вот решили заставить смелых и дерзких товарищей показать проект рабочим. Так, Надежда Михеевна?

Н а д е ж д а. Согласна. Если ужасно передовые «строители» нового мира, представление о котором высосано им пальца, останутся живыми после обсуждения, они поймут, чего хотят люди.

А н т о н (Любови). Показывай. (Рассматривает проекты.) А что? Неплохо. Уюта, уюта побольше надо. Не роскоши, а удобства, красоты, солнца. А вокруг домов — зелени. Чтобы настоящий город-сад получился.

Л ю б о в ь. Если бы нам поручили раньше!

А н т о н. Если бы мы всю жизнь строили заводы и города, строили социализм. Опыт — горьковатая штука. Другим, оглядываясь на нас, легче будет. Тяните, ребятушки. Покрепче зубы стискивайте. Обидно ведь будет, если лет через двадцать — тридцать какой-нибудь потомок посмотрит на твой дом и пробурчит: «И какие только идиоты его возводили?» А? Одобряю. Действуйте. Горком будет «за». А что? Поднимем драку — до Москвы шум долетит. Но поторапливайтесь, ребятушки. Затянем дело — бить нас будут без скидок, никакие заслуги в расчет не примут.

Л ю б о в ь. У меня их еще нет. Не обидно.

Н а д е ж д а. Люблю уговариваться на берегу.

Идут с Антоном к двери.

До твоего прихода у меня была интересная беседа. (Любе.) Обожди меня. (Уходит.)

Одетая с претензией на моду, входит Л ю д м и л а. В руке корзинка.

Л ю д м и л а. Уроды несчастные! (С силой ставит корзинку на пол.) Куда мне деться, чтоб не видеть ваши постные фигуры? До каких пор я буду с корзинкой таскаться, родню кормить? Мать из-за вас, чертей, скоро в щепку превратится. Ешьте! Да иногда домой хоть на минуту заглядывайте.

Л ю б о в ь. Я же просила… Мы здесь не голодаем.

Л ю д м и л а. Попробуй убеди старуху. Разрывайся как хочешь. Матери не откажешь, а им не угодно. В газете — чистая кофточка для Надежды. Мать ей велела переодеть да спросить, не прислать ли белье.

Л ю б о в ь. Вы сами спросите у нее.

Л ю д м и л а. Сестрица отвечать не желает. Прошла мимо, будто и не слыхала меня. А мне плевать.

Л ю б о в ь. Беззаботная вы.

Л ю д м и л а. Есть маленько. Для меня, девушка, вчерашнего дня нет. Прожила и забыла. А что завтра судьба пошлет — посмотрим. (Любуясь собой.) Зато смотри. Бабоньке за сорок, а какова? Хороша? Недаром говорят: «В сорок пять — баба ягодка опять». Как начала кассиршей в столовой работать, отбою нет от женихов.

Л ю б о в ь. За чем дело стало?

Л ю д м и л а. Хватит. Мужик по природе подлая штучка. Безответственная. Скажи другое: что за жизнь пошла? Не думала, не гадала, а закрутило, как собаку в колесо. И визжишь, а тоже что-то делаешь. Служу, зарплату получаю.

Л ю б о в ь. А не думаете о том, что скажете Павлику, когда он вырастет и спросит: «Где мой отец?»

Л ю д м и л а. К чему припомнила? Я перед сыном чиста. Не ему меня судить. Нет отца? Что тут преступного? Не одна я такая. Для Павла отец умер. Был военный, погиб в бою — и конец. Пусть гордится.

Л ю б о в ь. Не поверит.

Л ю д м и л а. Матери? Если вы ему в уши жужжать не будете, он и спрашивать не станет.

Л ю б о в ь. Почему вы не отвечали на письма Скворцова?

Л ю д м и л а. Нашла интересный разговор… Не отвечала — и конец. Тебя-то что заботит?

Л ю б о в ь. Нехорошо, нечестно вы поступили с Алексеем Семеновичем.

Л ю д м и л а. Думай так, если нравится.

Входит Н а д е ж д а.

Н а д е ж д а. Забери, унеси обратно. Скажи маме, что это все лишнее.

Л ю д м и л а. Да пропадайте вы обе! Мне-то что! (Берет корзину и уходит.)

Л ю б о в ь. Вы ее не любите?

Н а д е ж д а. Ее поступки… Антон от своего мнения не отказывается. Проектируйте. Мы построим город по законам настоящей, а не надуманной красоты. Об этом сегодня сообщу в Москву.

Л ю б о в ь (вспоминая). Исчезнут кривые и грязные улицы. Красивые, красивые здания встанут над рекой…

Н а д е ж д а. Откуда это?

Л ю б о в ь. Я еще девочкой мечтала…

Раскрывается дверь. На пороге М и х е й.

М и х е й. Распорядись, чтоб немедля оформили расчет.

Н а д е ж д а. Кому?

М и х е й. Султану турецкому! Мне, Михею Кряжеву. Сколько можно издеваться над человеком?

Л ю б о в ь. Что случилось, дедушка?

М и х е й. Молчи! (Надежде.) Коль ты партийное начальство, так имеешь ли право допускать непорядок? Клавка Зорина учит Михея Кряжева! Выросла чуть ли не на моих руках — и выговор мне закатила. А? Это политика?

Н а д е ж д а. Клава — техник по образованию, десятник по должности.

М и х е й. Названия не мудро давать. Сметку ей кто займет? Какую артель сколотил! Гвардия! Потомственные почетные кровельщики. Моложе сорока годов нет. Любой в пригоршне воду вскипятит и чаем напоит. Одно слово — художники! А она командует.

Н а д е ж д а. За что выговор?

М и х е й (покоряясь). Сама знаешь, крышу прокатного должны начинать. В жизни такой махины не видели. Разве во сне. А десятники бестолковые, не знают, с чего полагается приступать, чтоб и люди не робели и руки сами к делу тянулись. Не морщись, коротко рассказывать не умею. Это вы пальцами объясняетесь.

Н а д е ж д а. Дальше.

М и х е й. Значит, мы сами купили то-се, уселись в кружок и только собрались за початие, как полагается по чину, вонзить…

Л ю б о в ь. На площадке?

М и х е й. А где еще! Откуда ни возьмись — Клавка. Был бы мужик, сел бы с нами за компанию. А эта раскричалась, а мне — бац, выговор. Мне! Я их сроду не имел. Отмени! Немедля отмени!

Л ю б о в ь. Позор, стыд!

Н а д е ж д а. Завтра напечатаем про твою артель в газете. Довольно быть мастеровщиной. Золотые руки. Привыкли в одиночку чудеса творить.

М и х е й. Мы же вроде как артисты. Художники. Вразумей. Нас уже на свете не будет, а крыши останутся. Красить в срок не забудете, так века простоят. Работаем — комар носу не подточит, а где уважение? Пусть рассчитывают. К Андрюшке на Магнитку поеду. Везде сгожусь.

Л ю б о в ь. Я сама напишу заметку.

М и х е й (забегал по кабинету). И ты заодно? Все враз, значит? Опостылело мне такое дело. (Замер у окна и вдруг дико кричит.) Эй! Чего стоите? Горим! Под сердце бьют! (Убегает.)

Л ю б о в ь. На лесном складе. (Убегает.)

Завыли тревожные гудки. За стеклами возникает зарево пожара.

Н а д е ж д а (по телефону). Говорит Кряжева… Соедините с Коршуновым… Коршунов? Что горит?.. Пиломатериалы?.. Без леса мы погибли. Надо угонять груженые платформы, растаскивать штабеля… Хорошо. Беру на себя… Девушка, соединяйте по очереди начальников участков… Кто?.. Егоров?.. Выдели людей на спасение леса… Уже? Молодец!.. Задержать. Расставь коммунистов. Смотреть в оба. Все может быть… Хлопотов?.. Что? Никакой паники. Нет, нет, нельзя оголять участок. Половину людей — на помощь, остальные пусть работают на местах. Поручи заместителю. Монтажников вперед.

Вбегает м о л о д о й р а б о ч и й.

М о л о д о й р а б о ч и й. Товарищ секретарь, поймали одного. Возле силовой станции. Видно, тоже хотел напакостить. Разозлился народ — разорвут.

Надежда и рабочий выходят. Через открытую дверь доносится шум, голоса: «Убить гада!», «Не трогай!», «Чего жалеть!», «Расходитесь, товарищи!», «Разберутся с ним!» С лицом, перекошенным от страха и злобы, в кабинет врывается Е в г р а ф.

Н а д е ж д а (в дверях). Назад, товарищи! Преступник принадлежит закону.

Н е с к о л ь к о р а б о ч и х останавливаются в дверях.

(Подходит к Евграфу.) Ну, извозчик Плахин! Повернись, когда говорят.

Е в г р а ф (наглея). Прошу поделикатнее… Старые знакомые.

С т а р ы й р а б о ч и й. Да что с ним… Допусти поговорить. Дай я ему разок смажу…

Ж е н щ и н а. Казни для них нет.

Н а д е ж д а. Тихо, товарищи! (Евграфу.) Зачем оказался в цехе? Почему прятался?

Е в г р а ф. С детства огня боюсь.

Н а д е ж д а. Кто поджег лесной склад?

Е в г р а ф. Ищите. Никого не знаю.

Н а д е ж д а. Скажешь.

Входят д в о е из ГПУ.

С о т р у д н и к. Товарищи, освободите проход. (Евграфу.) Иди.

Евграф, едва передвигая ноги, идет к двери. За дверью слышны голоса: «Пропустите!», «Посторонитесь, товарищи!» Стоящие у дверей рабочие расступаются, входят в кабинет. Опираясь на К л а в у и ж е н щ и н у в б е л о м х а л а т е, входит Л ю б о в ь. У нее забинтована голова.

Л ю б о в ь. Где он?

Е в г р а ф (отступая). А-а!

Л ю б о в ь. Воешь? Страшно?.. Не удалось, выродок? (Сотруднику.) Это он… он хотел… я помешала. (Евграфу.) Не убил и не убьешь. (Теряет сознание.)

Ее укладывают на диван. Евграфа уводят.

Н а д е ж д а. Товарищи, по местам!

Рабочие уходят.

Любаша! Любаша! Крепись, маленькая. Ты будешь жить, будешь!

Входит А н т о н.

А н т о н. В силовой найдена взрывчатка. Я сам отвезу Любу в больницу. (Подхватывает Любовь на руки.)

Н а д е ж д а. Попроси, потребуй. Ради меня, Антон…

Антон уходит, с ним Клава. Затемнение. На стеклах отражается багровое пламя пожара. Вспыхивает свет. Надежда снимает пальто, смотрит в окно. Вбегает м о л о д о й р а б о ч и й.

М о л о д о й р а б о ч и й. Товарищ Кряжева! (Подает обрывок плаката.) Здесь около трехсот подписей. Комсомольцы клянутся до пуска завода не уходить с площадки. В общем, понимаете… и пусть профсоюзники не мешают. Нам не надо никаких сверхурочных. Это наш закон, наш ответ.

Н а д е ж д а. Одну минуту. (По телефону.) Лесной… Кто? Говоришь, отстояли? Не рано радуешься?.. Нет? Ну, хорошо. (Рабочему.) Спасибо.

М о л о д о й р а б о ч и й. Вы скажите товарищам. На пожар нас не пустили, так они собрались здесь, ждут. (Уходит.)

Н а д е ж д а (на балконе, в наступившей тишине). Товарищи, сейчас сообщили, что пожар почти ликвидирован. Опасность прошла. Опасность осталась. Люто не хотят враги, чтоб мы строили, а мы будем, должны. И построим не один завод — десятки. Всколыхнем всю Сибирь, обновим ее, украсим. Миллионами рабочих рук обласкаем ее, суровую, и обернется она, родная, доброй, приветливой на заглядение для честных людей, могучей, непобедимой для врагов. Долго нам придется одной рукой возводить будущее, второй сжимать оружие. Но мы пройдем через все испытания и победим. Порукой тому вы, молодежь, ваши горячие сердца, ваша преданность делу партии. За работу, друзья. Народ никому не пересилить! (Возвращается в кабинет.)

С е к р е т а р ь (в дверях). Москва по телефону разыскивает товарища Коршунова.

Н а д е ж д а. Он поручил переговорить мне. Пусть соединят на мой телефон. Жду. (Садится за стол. Машинально пододвигает к себе сверток. Читает записку.) «Нам крайне необходимо встретиться. В залог моих лучших намерений, доказательством глубокого уважения к Вам посылаю найденную много лет назад рукопись, которую прятал мой сын. Г л а д ы ш е в». Гладышев? (Торопливо разрезает шпагат, реет обертку, находит записку Петра.) «Товарищ! Кто бы ты ни был, сохрани эти бумаги до лучших, светлых времен. Это история жизни человека, желавшего тебе счастья». (Бережно складывает записку. Перебирает пожелтевшие листы рукописи. Пробегает взглядом раскрытые наугад страницы.) Дмитрий Иванович… Дядя Дима… Петр.

С е к р е т а р ь (в дверях). Москва.

Н а д е ж д а (встает, снимает трубку). Здравствуйте, товарищ Орджоникидзе. Начальник строительства находится на месте происшествия. Докладывает Кряжева.

З а н а в е с.

Большая комната в доме Кряжевых, где когда-то праздновалась серебряная свадьба. Две двери — входная из передней и к старикам. Справа — два окна. Посредине комнаты стоит одетая К л а в а. Волнуясь, она никак не может решить, оставаться ей или уйти. Входит С е р г е й. Взрослый, он внешностью очень напоминает своего отца.

К л а в а. Что?

С е р г е й. Плох старик. (Пауза.) На пожаре не поберегся. Помогал растаскивать лес. Поработал больше, чем мог, — вот сердце и сдало. Домой приплелся и упал. Очнулся — зовет, требует к себе Любашу. Бабушка сказала, что она в больнице. Ему стало еще хуже. Потом проговорился, что с тобой у него вышла неприятность.

К л а в а. Что я наделала! Сережа, посоветуй: как мне быть?

С е р г е й. Не знаю. Не подозревал, что в тебе столько сухой, черствой деловитости.

К л а в а. Ах! Какая черствость? Накричала, а вот… Может быть, мне пойти к нему, поговорить?

С е р г е й. Некоторые товарищи пытались навестить — никого не захотел видеть. «Я, говорит, не святые мощи».

Клава проходит и садится на стул в углу комнаты. Тихо входит М и х е й, за ним Е л е н а И в а н о в н а.

Е л е н а. Не ходи ты, ради бога! Лежи. Сережа, объясни ты ему закон.

С е р г е й. Какой, бабушка?

Е л е н а. Ведь есть такой, где сказано, что человек может болеть? Пусть соблюдает.

М и х е й (не обращает внимания, останавливается возле окна, чуть слыхано говорит). Эх, внучка, внучка…

Е л е н а. Не терзай ты себя. Нельзя тебе беспокоиться. Ведь сказали же, что выживет внучка… Вот если следы на всю жизнь останутся, красоту потеряет… разлюбит ее Андрей.

М и х е й. Перестань… Любовь… Красота… А ты у меня что, раскрасавица была? Совесть у тебя, значит… ну, и… Что главное надо: протянул руку — и самый верный друг всегда рядом. Дурак, кто такую красоту не видит. И не говори про Андрейку. На его месте… значит. И не ходи за мной следом. На ногах я. На ногах.

Е л е н а. Раз кричать начал, скоро поправишься. (Завидев Клаву.) Чего в уголке притаилась? (Михею.) Нашел чем заниматься на работе! В такое-то время… Молодые себя не жалеют, а ты…

М и х е й. Что я?

Е л е н а. Не затей вы свою выпивку, глядишь, и никакого бы пожара не случилось.

М и х е й. Ты чего выдумываешь? Совсем в другом месте, чуть не за версту от нас, началось. Ты вначале перекрестись, такие слова говорить.

Е л е н а. Пусть за версту, а ты должен смотреть.

Михей издает какой-то рыкающий звук.

С девушкой вздумал спорить. Плохому она тебя учит? Не было меня там — я бы с тебя не так спросила. В огонь полез неспроста. Стыд взял. А теперь болей. Я вот посмотрю да сама пойду строить. И старухина помощь сгодится.

М и х е й (обретя дар речи). Во-во! Давно пора. Ступай, ступай, матушка! На крышу попросись. Повыше залезь, чтоб все видели… У меня всю душу сверлит — так бей, бей. Лупцуй до конца. (Клаве.) Ты-то мне и нужна.

С е р г е й. Бабушка, пойдем ко мне. Я хочу с тобой посоветоваться.

М и х е й (Сергею). Чего улыбаешься! Я и при всех могу разговаривать. (Клаве.) Иди поближе… В общем… значит… А что дальше?

К л а в а. Поскорей бы накрыть прокатный цех. Сегодня кровельщики решили создать ночные смены. Установили прожектора. Круглые сутки будем работать.

М и х е й. А ты так и останешься десятником?

К л а в а. Недолго. Хочу дальше учиться.

С е р г е й. Клава, как и я, будет инженером.

М и х е й. Тебя не спрашивают. (Клаве.) Я тебе вот что скажу, а ты слушай да запоминай. Пригодится. Что такое десятник? Усы — во! Голосище — во! Взглядом на три аршина сквозь землю видит. Это начальник над такими, как я.

К л а в а. Где же я усы возьму? А без них нельзя?

М и х е й. Эх, птица! (Сергею.) Тебе бы такую жену. Попробуй возьми ее. Не удержишь. Выпустишь… (Невольно понижая голос.) Вот Любаша о себе даже не думала. Схватилась насмерть, а не допустила. Значит? Можно и без усов… Молчи. Сам приду, скажу: «Возьми и ставь, куда хочешь. Что было — не повторю». Допустишь до дела? Что ответишь?

К л а в а. Михей Федорович!

Е л е н а. Был у меня один знакомый лет десять назад, говорил: «Лучше на себя руки наложу, а под началом у женщин ходить не стану».

М и х е й. Тебе и это прощу. А мой знакомый так говорил: «Увидишь правду — кланяйся до земли. Услышишь правду — онемей. Пустословия она боится, а мудрые слова враз на ум не приходят». Так-то. (Уходит.)

Е л е н а. Михей, Михей… Вот забота-то! (Уходит.)

С е р г е й. Рассказывают, что дедушка когда-то тросточкой твой рост измерял…

К л а в а. Помню… (Показывает.) Подойдет, приставит тросточку: «Растешь, Клавдея. Скоро меня обгонишь…» Подожди, Сережа, помолчи… Он говорил, а мне, мне хотелось… поцеловать его руки. Сколько он за свою жизнь перенес всякого, сколько трудился! (Обнимает Сергея за плечи.) Пойми, что значат его слова: Михей Федорович признал меня… Это счастье, Сережа, счастье. (Порывисто прижимается к его лицу.)

С е р г е й (замер.) Что это, Клавушка? Это так хорошо.. Это — правда?

Клава выскальзывает за дверь.

Она… поцеловала.

Сергей стоит, вглядываясь в пространство. За окнами блеснул свет фар. Входит Н а д е ж д а, за ней — А н т о н, который точно что-то забыл и намерен вот-вот выйти обратно.

Н а д е ж д а. Как самочувствие дедушки?

С е р г е й (медлит с ответом). Лучше, да, да!

Н а д е ж д а. Что с тобой, сынок?

С е р г е й. Мама, извини. Извините, дядя Антон. Я мигом вернусь. (Целует мать и выбегает из комнаты.)

Н а д е ж д а. С чего такие нежности? Однако… Для меня ли был этот поцелуй?

А н т о н. Ты не заметила, кто это из дверей прошмыгнул в палисадник?

Н а д е ж д а. Не обратила внимания.

А н т о н. Очень знакомая фигура. Удивительно походит на мою дочь.

Н а д е ж д а. Полно, Антон!

А н т о н. А что?

Н а д е ж д а. Однако…

М и х е й (в дверях). Клавдея! Ушла… А! Проведать явились?

Н а д е ж д а. Врач велел тебе лежать. Почему не слушаешься?

А н т о н. Сдаваться не хочет. Верно, Михей Федорович?

М и х е й. Время не пришло… Что на площадке?

Н а д е ж д а. Шестого ноября мы должны и пошлем телеграмму в Цека о пуске первой очереди… Антон весь город поднял на помощь.

М и х е й. Он может. Слесарем начинал.

А н т о н. Кровельщики — тоже народ способный. Не верю я рассказам, будто вчера один хороший мастер расчет просил. Всю жизнь мечтал строить на века, а вдруг решил отступить. Дай, думаю, поеду, посмотрю на человека. Что с ним произошло? Откуда такие мысли? Почему он вздумал из самой первой шеренги вильнуть в сторону? Не должно быть такого. (Прислушивается.) Я так думаю, что всех-то Кряжевых, весь мастеровой люд на земле, и не сосчитать. Обличием разные, а характер один. С кровью их не оторвешь от любимого дела… А вот…

М и х е й. Вот-вот… (Хотел было забегать по комнате.) У кого мне еще прощения просить? У кого?

Н а д е ж д а. Просил?

М и х е й. А ты что? Прикажешь на печи отсиживаться? Нет. Не утолкаешь. Меня не скоро с ног сшибешь. Я на работу пойду.

А н т о н. А что? Я так и говорил — ошибка получилась. Недоразумение. Михей Кряжев не отступал и не отступит. (Надежде.) Идут?

Н а д е ж д а (подходит к окну, всматривается). Должно быть, кожевники или пристанские.

Доносятся далекие звуки духового оркестра.

А н т о н. На работу же пока, Михей Федорович, не ходи. Побереги себя. Отдыхай. Впереди дел хватит. Да еще какие дела-то будут! Этот гигант малюточкой покажется по сравнению с тем, что начнем строить. Там потребуется развернуться пошире, поразмашистее. По-нашенски! А что? Отдыхай. (Надежде.) Пойду встречу. (Уходит.)

Музыка слышна громче и громче. Совсем близко она обрывается. Молодые голоса запевают:

Песня удаляется.

Входит Е л е н а И в а н о в н а.

Е л е н а. По какому случаю распелись?

Н а д е ж д а. Комсомольцы-кожевники идут помогать. Завтра с утра студенты выходят на площадку. Проследи за Сергеем, чтобы он не вздумал в ботиночках щеголять, пусть наденет сапоги, ватник. Обо мне же, прошу, не беспокойся.

Е л е н а. Не нравится — не надо. А Сергея направь на кровлю, пусть за своего деда работает.

Михей молча уходит.

Н а д е ж д а. Не трогай его.

Е л е н а. Давно такого не переживала. А на душе у меня, грешницы, тяжести нет. Нет. Простит меня Любаша, что я, пока она там, в больнице, про радость могу говорить. Есть она. Скворцов приехал. Слышишь? Заходил он. Павлик в это время в школе был. Умный Алеша, не хочет сына пока волновать. Пришла Людмила с работы — я ей сказала. Она даже пошатнулась. Осталось мне с ними разобраться, перешагнуть последнее, а там могу спокойно… доживать. Я свое сделала.

Н а д е ж д а. Нет, мама, до конца далеко. Многое у нас впереди, а хорошее — без края.

Входит Л ю д м и л а.

Л ю д м и л а (сестре). Отец сказал, что ты дома. Прогну — убеди Скворцова, пусть он оставит меня и сына в покое. Зачем он приехал? Кто его звал? Мы с ним чужие.

Е л е н а. Нашел его Антон. Звала я. Письмо под мою подсказку Любочка сочиняла. Не хочешь, а будет у Павлика отец. (Надежде.) Уезжай. Там тебя много народу ждет.

Н а д е ж д а. Я тоже поджидаю гостя. (Людмиле.) Сломай себя.

Е л е н а. От правды никуда не уйдешь.

Л ю д м и л а. Ха! Судьи! Оставьте меня в покое. Я сама могу распоряжаться собой. Негодна я? Что же раньше молчали? Отреклись бы. Выгнали бы.

Н а д е ж д а. Материнство спасло тебя от этого. Сын.

Л ю д м и л а. Вот как? (Садится, плачет.)

Н а д е ж д а. Больно глядеть на тебя. Как бессмысленно, впустую потратила ты силы! Прежняя жизнь более жестоко обошлась с Михаилом. Но он все же сберег любовь к труду, к призванию. Запоздалое его счастье, но счастье. Разве тебе не хотели помочь? Расплачивайся.

Е л е н а. У Алеши душа — как ручеек прозрачный. Да тебе ли это видеть? И простит, и забудет.

Л ю д м и л а. Но что, что я ему скажу?

Е л е н а. Как сына обманывала, как живого отца похоронила. Вспомни, как парнишка пришел из школы и спрашивал, почему у него нет папы. Как ты тогда корчилась да изворачивалась, а правды так и не сказала. Теперь скажешь.

Л ю д м и л а. Разве Алексей поймет, что было четверть века назад?

Е л е н а. Не прибавляй. Десять лет.

Л ю д м и л а. Нет, надо начинать с того дня, когда Надежда ушла с Петром, когда умерла Верочка, а я осталась. И… и… решила жить по-своему. (Пауза.) Ведь я любила Алексея. Правда, мама. Не смотрел бы он на меня как на святую, проще было бы.

Е л е н а (прислушивается). Испугалась любви. Да только та и хороша, что дорого достается. А легко приходит — легко и уходит.

Л ю д м и л а. Ладно. Пусть. Теперь мне терять нечего. Коли приехал, значит, до сих пор любит. Ну и прекрасно.

Е л е н а. Вот, наверное, он. (Подходит к двери, открывает.) Пожалуйста. Проходи, Алеша.

Входит С к в о р ц о в.

С к в о р ц о в. Добрый вечер, Елена Ивановна! Здравствуйте, Надежда Михеевна!

Е л е н а. Здравствуй, голубчик.

С к в о р ц о в (увидев Людмилу). Я приехал… вернулся. Вы очень жестоко, бессердечно поступили со мной.

Л ю д м и л а. Я… я понимаю…

С к в о р ц о в. Не ответить ни на одно письмо! Умолчать, что растет сын! Ты обворовала, ограбила ребенка. Пощади мальчика, не уродуй ему душу. Об остальном я не говорю.

Л ю д м и л а (после молчания). А у тебя… у нас хватит сил? Только ты не проси, не требуй, чтоб я говорила о себе. Если можешь, просто прости.

С к в о р ц о в (достает из кармана платок). Вытри свои слезы.

Людмила утирает.

Я хочу взглянуть на сына. Он спит?

Л ю д м и л а. Да. Идем.

Уходят.

Е л е н а (скрывая волнение). Почему не раздеваешься?

Н а д е ж д а. Что? (Смотрит на часы.) Еще пять минут обожду.

Слышится осторожный стук.

Н а д е ж д а (подходит к двери). Войдите.

Входит Г л а д ы ш е в. Он обрюзг, ссутулился.

Молчание.

Г л а д ы ш е в. Добрый вечер. Я слышал, у вас несчастье? Я могу с радостью помочь.

Н а д е ж д а. Вы хотели меня видеть?

Г л а д ы ш е в. Да. В мои намерения не входит ничего такого, что бы могло углубить пропасть между нами. Наоборот. Позвольте, я сяду?

Н а д е ж д а. Садитесь.

Г л а д ы ш е в. Благодарю. (Сел.) Я считаю, что нам пора покончить наши давние распри. Впереди у меня место на кладбище, купленное задолго до революции, как полагалось делать порядочному человеку. Но теперь, кажется, и такая собственность аннулирована? Я одинок. Понимаете — одинок. Мой дом опустел. Жена умерла, сын — сын тоже… Но у меня есть внук! Да! Вы отняли у меня сына, но внука…

Н а д е ж д а. Он рос у вас на глазах. Вы каждый день могли его видеть и видели. Но не желали его признавать.

Г л а д ы ш е в. Я заблуждался.

Входит М и х е й. Молча слушает Гладышева.

Сергей Петрович — мой отпрыск. Мое право — сделать его наследником, вручить ему остатки уцелевшего состояния, накопленного честным трудом. Эти годы я только проживал, но еще кое-что осталось.

М и х е й. О чем он говорит?

Г л а д ы ш е в. У меня сохранились, конечно, не деньги, а дорогие вещи. Наконец, мой дом. Пусть юноша примет от меня дар, пока я жив. После меня все достанется неведомо кому.

М и х е й. Что же ты смотришь, Надежда? Чего слушаешь?

Н а д е ж д а (жестом останавливая отца, подходит к окну). Во сколько оцените этот завод?

Г л а д ы ш е в. Он не мой.

Н а д е ж д а. Да… Петр был богаче вас… Иногда он страшно голодал, замерзал, его травили, как зверя, истязали на допросах, приговаривали к смерти, но он сумел, добыл, не только для одного сына, самое дорогое на свете — свободу. Всю страну наследует наш сын. О его счастье заботятся миллионы…

Г л а д ы ш е в. Слова! Вы отказываетесь? Михей Федорович! Елена Ивановна! Вы-то должны понять!

Н а д е ж д а. Вы ничему не научились, ничего не поняли. Остались господином Гладышевым. Прощайте.

М и х е й. Смотри — живучий! Да чем же из таких гниль-то можно выбить? А? Ну, постой, постой… Собери меня, мать… Кому говорю! Пока уродцы водятся, отдыхать некогда… Собирай!

Елена Ивановна поспешно уходит.

Г л а д ы ш е в. Кто поверит в ваше бескорыстие… Революции были и прежде… История менялась, но золото оставалось золотом… Долго ли просуществуют ваши дензнаки…

Н а д е ж д а. Дольше, чем вы предполагаете.

Г л а д ы ш е в. Вы поймите, что этим я доказал свою лояльность… Оцените эту жертву…

М и х е й (Надежде). Опять идут?

За окнами приближается песня.

Н а д е ж д а. Пристанские.

М и х е й. Где мать так долго копается?

Входит Е л е н а И в а н о в н а.

Е л е н а (подает мужу тужурку, шапку). Сразу-то шибко не старайся.

М и х е й. Не учи.

Песня под окном:

Входит С к в о р ц о в.

Молчание.

М и х е й. Остаешься?

С к в о р ц о в. С вами. Парень-то какой вырос! (Обнимает Елену Ивановну и целует.) Спасибо, Елена Ивановна! Спасибо, бабушка!

М и х е й. Еще в семье прибыль. Значит, о новой квартире думай. Или достраивать домишко соберемся?

Е л е н а. От завода получше дадут.

М и х е й. Пойдемте.

Надежда, Михей, Скворцов уходят.

Молчание.

Е л е н а. Ступай, Степан Петрович. Я тоже немолода, а нет для тебя приветливого слова. Приди попроси кусок хлеба, угол — я бы тебя поняла. А ты покупать наследством пришел. Иди, иди!

Гладышев идет к выходу. Навстречу входит С е р г е й.

С е р г е й (пристально посмотрев на Гладышева, сурово). Проходите. Я говорю — проходите.

Гладышев уходит.

Мне мама сказала…

Е л е н а. Теперь могу присесть. Садись, Сережа.

Пауза.

С е р г е й. Клава — хорошая девушка?

Е л е н а. Мое воспитание. До пятнадцати лет на моих руках была. (Всматривается в Сергея.) Не спеши, внук, дай мне хоть дух перевести, а потом и твоих еще деток понянчу.

С е р г е й. Мы будем учиться, бабушка. Слово друг другу дали. И будем любить, как наши матери.

Входит Л ю д м и л а.

Е л е н а. А сколько прежде людей страдало, потому что любить не могли! Встали бы они из могил, посмотрели… (Пауза. Людмиле.) Крикни на мать. Укори за мои хлопоты. Или не хочешь?

Л ю д м и л а. Нет… Неужели я опоздала? Опоздала, упустила — и не вернешь, ничего не вернешь? А могла, могла, как все…

З а н а в е с.

ЭПИЛОГ

Высокий, обрывистый берег реки. В темноте на той стороне — яркие огни большого города. Правее, где когда-то была тайга, видны корпуса завода, еще дальше — кварталы многоэтажных домов. Вдоль берега протянулась цепочка фонарей. На край обрыва выходит Н а д е ж д а, М и х е й, А н т о н.

А н т о н. А что? Картина… (Осматривается вокруг.) Отстали молодые люди. (Пауза.) Пока не поздно, надо это местечко объявить заповедником. А то зазеваешься — и какой-нибудь олух соорудит фанерную дрянь в этаком мавританском стиле и еще назовет «Ласточкиным гнездом». Оскорбит природу… Вернется Ольга — обязательно притащу ее сюда.

М и х е й. А я думал — тыщу лет надо… Значит…

Появляются С е р г е й и К л а в а.

К л а в а. Как красиво! Смотри, Сергей!

С е р г е й. Ты хочешь сказать: «Любуйся, в этом есть частица моего труда». Любуюсь и горжусь тобой… Мама, что так задумалась?

Н а д е ж д а. Есть о чем, сынок, вспомнить. Кажется, совсем-совсем недавно было глухое сибирское захолустье, и вот его не стало…

А н т о н. Не пытайся объяснять. Сибирь каторжная — для молодых это только песня: «Динь-бом, динь-бом, слышен звон кандальный…» Счастливые вы. Так, Михей Федорович?

С е р г е й. А вы?

Н а д е ж д а. И мы, сынок. (Михею.) Важные мы сегодня дома заселили? Две сотни семей сразу новоселье справляют.

М и х е й (тихо). Важные.

Молчание. Надежда смотрит вверх, на раскидистые ветви сосны, и тихо, незаметно для остальных, несколько раз ударяет рукой по стволу.

С е р г е й (Клаве). А впереди?

К л а в а. Пусть будет счастье, трудности, борьба. Я знаю, что выдержу все, какие ни выпадут, испытания. Не отступлю, не согнусь. (Пауза.) Веришь?

С е р г е й. Верю.

Надежда достает платок и украдкой смахивает скользнувшие по щекам слезы. Первые, какие нам удалось увидеть у нее.

З а н а в е с.

1945—1952