Заслышав стук копыт, Барбара настороженно оглянулась и сразу же узнала всадника на крепком чалом коне. Тем не менее голос её не выдал ни малейшего признака беспокойства.
— Доброе утро.
Уилл снял шляпу.
— Мисс Кирби...
Память, как оказалось, всё же подвела — этим утром Барбара отнюдь не выглядела девчонкой. Да, она осталась такой же маленькой, хрупкой, но щегольская белая шляпка с красной ленточкой выдавала женщину с тонким вкусом. Темно-каштановые волосы отливали медью в тех местах, где солнце касалось их своими лучами. А за её спокойствием, решил Локхарт, крылась натура лёгкая и пылкая.
— Вы, наверно, в Рокстон? — поинтересовался он.
— Нет, всего лишь в «Полумесяц».
— Я ведь так и остался чужаком, верно? — усмехнулся Уилл.
Барбара рассмеялась.
— К счастью, вам достало благоразумия не задерживаться в нашем городе надолго и уехать, не привлекая к себе внимания.
Разубеждать её Уилл не стал. Некоторое время оба ехали рядом, но молча. Он радовался, что накануне помылся в ванне, побрился и постригся. Барбара оценила произошедшие перемены первым же взглядом. Градус удовольствия понизился, однако, когда Уилл заметил у неё на пальце кольцо с брильянтом.
— Вчера его у вас, по-моему, не было.
Она подняла руку.
— Да, оно у меня только со вчерашнего вечера. Это от Фрэнка Дарраха. Вы ведь его знаете?
Уилл кивнул. Барбара, уловив отсутствие энтузиазма у попутчика, с любопытством на него посмотрела, а потом сменила тему.
— Дядя Алек заплатил вам за фургоны и мулов?
— Вэггоман ваш дядя? — удивился Уилл.
— Да.
— Мне заплатили сегодня утром в банке. Более чем достаточно.
— Алек бывает и таким, — заметила Барбара. — И раз уж вы уезжаете, то и проблем больше не будет.
— Так ему и скажите. Передайте, что я полностью удовлетворён и никаких проблем не хочу.
Она пожала плечами.
— Мы нечасто видимся, но если встретимся, я передам.
На этом разговор и закончился. Уилл поднял шляпу и, пришпорив коня, ушёл вперёд, думая о том, что на этот раз проблемы ждут уже не его, а саму Барбару. Если его подозрения насчёт Фрэнка Дарраха верны, все её надежды на счастливый брак рухнут в самом скором времени. Что ж, её никто не неволил, жениха выбрала сама. Уилл даже не оглянулся. Он лишь надеялся, что уже никогда больше не встретится с Барбарой Кирби.
В то утро, в своей большой, тихой спальне Алек Вэггоман порезался при бритье. Держа бритву в руке, он долго всматривался в зеркало над умывальником, отражавшее морщинистое, с белыми усами и в хлопьях пены лицо. Самой царапины видно не было, но сочащаяся из пореза кровь пробивалась из-под белой мыльной пены.
Несколько секунд Вэггоман бесстрастно наблюдал за тем, как растекается пятно. Яркий утренний свет вливался в комнату через восточное окно, но движения его оставались такими же неторопливыми и расчётливыми, как будто помещение наполняли тени. Закончив бриться, он неспешно оделся.
Повар уже дал сигнал к завтраку, ударив по чугунной треноге, когда Алек Вэггоман вышел из приземистого, похожего на крепость дома в широкий, залитый солнцем задний двор. Окружённый по периметру бараком для рабочих, навесом, складами, ветряной мельницей и кухней, плотно утрамбованный, двор напоминал обнесённый неровным частоколом форт.
«Когда-то он и был фортом; им же в некотором смысле оставался и поныне», — подумал Вэггоман, расправляя широкие плечи. Всё началось с крохотной однокомнатной хижины, а потом «Колючка» разрослась — наперекор всему миру.
Из кухни доносились приглушённые голоса и звяканье посуды, но шум моментально стих, как только Вэггоман открыл дверь. Нарушить тишину осмелился Дейв.
— Ты что, горло пытался перерезать? — язвительно спросил он.
Вэггоман усмехнулся и, заняв привычное место во главе стола, провёл пальцем по царапине. Потом, чуть повернув голову, обратился к повару.
— Поджарь мне одно яйцо, Джоуи. Кусочек ветчины — помягче. Всё. — Ему хватило бы и одного лишь недовольства от ощущения собственной беспомощности. Но человек должен что-то есть.
В дальнем конце стола маячило бородатое, распухшее лицо Вика Хансбро. Как обычно, управляющий завтракал в полном молчании.
Несколько человек, поев, уже поднимались из-за стола.
— Сегодня в город никто не поедет, — бесстрастно объявил Вэггоман.
Хансбро тут же вскинул голову. Разбитые губы шевельнулись.
— Но у меня в городе дела, — глухо проговорил он.
— Отложи их, Вик. Через полчаса зайди ко мне. И ты тоже, Дейв.
Размытое пятно на другом конце стола застыло в нерешительности, но весь протест вылился лишь в ворчливое «конечно».
Немного погодя, расхаживая по своему кабинету в южном крыле, Вэггоман размышлял о едва не состоявшемся бунте. В последнее время в поведении управляющего всё явственнее проступала самоуверенность.
Заполнявшие восточные окна лесистые склоны пика Колорадо заслоняли ранчо от остального мира, компенсируя его отсутствие устремлёнными ввысь утёсами, отвесными обрывами, тёмными впадинами и изгибами ущелий. И каждую их пядь Алек Вэггоман знал как свои пять пальцев. Теперь мысль об этом отзывалась болью.
Вглядываясь изо всех сил в окно, он видел только тёмный, неясный силуэт. Форму без содержимого.
На юге, за стеклянной дверью, взгляду открывались уходящие вдаль холмы и раскинувшиеся за ними, теряющиеся в сизой дымке луга. Только теперь, когда Вэггоман смотрел в ту сторону, дымка не висела за холмами, а начиналась на широкой веранде, прямо за стеклянной дверью. И она быстро сгущалась.
Умытая солнцем, прекрасная земля не исчезла, она всё ещё была там. И восхищаться ею будут даже те, кто ещё не появился на свет. Но Вэггоман знал и другую, горькую правду. Для него она ушла, пропала, сохранилась только в воспоминаниях. Смотреть в западные окна, на двор, он не стал — его ждала работа. Бумажная работа. Конечно, с ней бы справился и Дейв, да только ему такое занятие было не по душе.
Вдоль одной стены в этом непритязательном, скромно обставленном солнечном кабинете с пузатой печью, ящиком для дров и песочницей в углу стояли длинные скамьи и несколько деревянных стульев. На полу — шкура гризли. У дальней стены — стойка для ружей. На полках — картонные коробки.
Люди приходили сюда за приказаниями и одолжениями. Приходили покупать, продавать и просто проведать. Эту комнату называли по-разному: кто-то — Орлиным Гнездом, кто-то — Воровским Насестом, кто-то изобретал названия и куда менее благозвучные. Губы под белыми усами дрогнули в улыбке. Вэггоман прошёл к письменному столу с убирающейся крышкой и нехотя опустился на стул. Слева стол заливал падающий из окна свет, но цифры в лежащих перед ним счетах всё равно расплывались.
Раньше зрение хоть иногда немного прояснялось, но в последнее время оно либо оставалось стабильно плохим, либо только ухудшилось. Вэггоман положил бумагу на стол, поднял большие руки с заскорузлыми пальцами и потёр глаза.
Слепота. Беспомощность.
В бессильном жесте он уронил тяжёлые кулаки, и они упали на стол. Бумажки подпрыгнули. Минуту-другую старик сидел неподвижно, глядя на расползающиеся цифры.
Мэтт Селдон, доктор, которого Коронадо ещё не заслужил, объяснил ему всё простыми словами. Катаракта. Глазные линзы мутнеют, утолщаются. Как яичный белок при варке. Тусклые, непроницаемые шторы закрывали от него мир, безжалостно заслоняли свет и жизнь, всё светлое, чистое, настоящее.
Мэтт Селдон посоветовал проконсультироваться у лучших окулистов — в Сент-Луисе, Чикаго, Филадельфии, Нью-Йорке, Бостоне... А ещё один хороший глазной врач жил в Сан-Франциско...
Вэггоман побывал у них. Верхом, в дилижансе, в железнодорожном вагоне — он добирался до приёмных в этих больших городах. Все врачи подтвердили диагноз Мэтта Селдона.
Вэггоман протяжно вздохнул. Что ж, Мэтт, по крайней мере, не станет болтать. Потому что знает, какими могут быть последствия. По ступенькам крыльца протопали сапоги, и Вэггоман повернулся к двери.
Они пришли вместе, Дейв и Вик Хансбро.
— Закройте дверь, — коротко распорядился старик и, повернувшись в скрипучем вращающемся кресле, посмотрел на обоих. — Время подумать у вас было, так что объясните, чем вы занимались вчера у солёных озёр.
— Я поехал за тем парнем, — хмуро сказал Дейв. — Мы его поймали — воровал нашу соль.
— Как ты узнал, что он там?
— Фрэнк Даррах проболтался, что этот Локхарт отправился к озёрам грузить соль.
— Даррах, значит? Вот как... — Вэггоман помолчал. — Понятно. Ну вот. Даррах вас обоих выставил дураками.
— Как это он... — начал возмущённо Дейв.
— Помолчи! — коротко отрезал старик. — Вик должен был знать. И ты тоже, Дейв, должен разбираться в делах получше, если рассчитываешь встать когда-нибудь у руля «Колючки». Сегодня утром Локхарт получил в банке деньги. На этом точка.
— Можно подумать, ты никого не ломал? — вспыхнул сердито Дейв.
С минуту Алек Вэггоман молча смотрел на сына. В детстве Дейв был милым малышом. Потом вырос, стал крепким, симпатичным парнем. Сильным. Горячим. Пошёл в мать. И характер у неё же взял. Да, они все гордились сыном. Оглядываясь с грустью в прошлое, Алек Вэггоман уже и не мог вспомнить, когда его стали беспокоить крутой, буйный нрав Дейва, упрямство, желание всё сделать по-своему, независимо от последствий.
Не так уж всё и плохо, попытался успокоить себя Вэггоман. В молодости все такие. Неуправляемые. Просто ещё не побывал в узде.
— Конечно, ломал, — начал он спокойным, доброжелательным тоном. — Когда человек ищет неприятностей, он обычно их находит. Тех, кто пытался меня провести, я ломал. Только так можно было построить и удержать ранчо.
Дейв не принял миролюбивого тона отца.
— А теперь ты размяк — с неприкрытой враждебностью отозвался он. — Хочешь купить мир да покой.
Вэггоман предпринял вторую попытку.
— Сейчас другие времена, и действовать нужно по-другому. Твоя задача — управлять ранчо так, чтобы оно приносило прибыль. А для этого тебе понадобятся друзья и покой.
— Друзья? — ухмыльнулся Дейв. — Да ты просто изнежился. Потерял хватку. Прячешься от неприятностей? боишься повторить то, что делал раньше?
Некоторое время старик сидел неподвижно, чувствуя, как бессилие накрывает его подобно волне. Ну, должен ведь он увидеть и понять! И я его заставлю! Времени уже почти не осталось, а Дейв всё ещё не готов.
— Ты не такой, каким был я, — медленно заговорил Вэггоман. — Попытаешься скопировать меня — и нарвёшься на того, кто крепче и сильнее. Он использует против тебя твоё же упрямство, твою твердолобость. Он сломает тебя. Ты не дурак. Перестань вести себя как избалованный мальчишка. Пора повзрослеть. А теперь убирайся и подумай над тем, что я сказал. Мне нужно поговорить с Виком.