Человек из Лондона

I

Даже в самый момент событий кажется, что часы идут своим чередом, и лишь после неожиданного удара приходит сознание, что прожитые часы были из ряда вон выходящими, и тогда стараешься поймать потерянную нить происходившего, собрать воедино разрозненные мгновения.

Почему в тот вечер Малуан вышел из дома в плохом настроении? Поужинали, как обычно, в семь вечера. Ели жареную селедку, был сезон ее лова. Маленький Эрнест хорошо поел.

Малуан припомнил, что жена сказала:

— Недавно забегала Анриетта.

— Опять?

Если девчонка находится в услужении в том же городе, почти в том же квартале, это вовсе не значит, что она должна под любым предлогом забегать домой. Да и приходит она только затем, чтобы пожаловаться: то что-то не так сказал мсье Ленэ, то что-то натворила мадам Ленэ.

«Хорошо, если бы освободилось место у аптекаря, — подумал Малуан, — там все-таки лучше, чем у мясника».

Все это было не так уж и важно, но Малуан ушел из дома не в духе. Впрочем, это не помешало ему, как обычно, прихватить голубой эмалированный бидончик с кофе и бутерброды с колбасой, приготовленные женой.

Каждый вечер он уходил в одно и то же время, точно без шести восемь. Его дом, как и два-три других, стоял наверху скалы, и, выйдя за порог, он видел внизу море, длинную линию портовой набережной, а еще левее — гавань и город Дьепп. Но так как был разгар зимы, то весь ландшафт в этот час состоял из огней: красных и зеленых огней причалов, белых, отсвечивающих в воде, огней набережной, а далее виделось скопище огней города.

«Туман не так уж густ», — отметил про себя Малуан.

Последние четыре дня туман был таким плотным, что прохожие на улицах буквально наскакивали друг на друга.

Малуан спустился по крутой тропе, свернул налево и направился к мосту. Без двух минут восемь он прошел мимо морского вокзала, без одной минуты восемь начал подниматься по железной лестнице, ведущей на его самую высокую площадку.

Он работал стрелочником. Но в отличие от других стрелочников, чьи будки стоят в стороне от городской суеты, разбросанные среди путей, железнодорожных насыпей и семафоров, его будка находилась в городе, даже в самом сердце его. Дело в том, что он работал стрелочником на морском вокзале. Суда, прибывающие из Англии дважды в сутки — в час дня и в двенадцать ночи, — швартовались прямо к набережной. Парижский скорый поезд, покидая железнодорожный вокзал на другом конце Дьепа, проходил по улицам, словно трамвай, и останавливался в нескольких метрах от судна.

Всего пять подъездных путей, никаких оград и насыпей, ничего, что отделяло бы мир рельсов от остального мира.

Поднявшись на тридцать две ступеньки, Малуан оказался у стеклянной будки, где, застегивая пальто, уже ждал его сменщик.

— Все в порядке?

— В порядке. На второй путь прибывают четыре рефрижератора.

Малуан не обратил внимания на это сообщение. А между тем он не должен был упустить ни малейшей подробности той ночи. На его коллеге было шерстяное кашне, и Малуан подумал, что попросит жену связать ему такое же, но более темное и скромное по расцветке. Он набил первую в тот день трубку и положил кисет с табаком на стол, рядом с флаконом фиолетовых чернил.

Это было и впрямь приятное местечко, лучший наблюдательный пункт во всем городе. На рейде виднелись огни двух траулеров, которые вернутся в порт с началом прилива. На суше, неподалеку от крытого рынка, сверкало огнями кафе «Швейцария», за ним тянулась вереница освещенных витрин.

А поблизости было темно и тихо, закрыты окна и двери, если не считать разноцветную дверь кабаре «Мулен Руж», куда только что прошли музыканты. Малуан знал, что примерно до десяти они будут играть в пустом зале — первые клиенты приходили только к этому времени. Но играть все равно будут, как и будут стоять на своих местах официанты.

Чугунная печь раскалилась докрасна. Малуан поставил на нее бидончик с кофе, открыл шкафчик, достал бутылку водки.

Вот уже тридцать лет он проделывает одно и то же, в том же месте, в то же время. В девять часов он открыл путь четырем рефрижераторам, затем самоходному крану, который возвратился на вокзал. В десять он увидел, как погас свет в его доме на скале, а у Бернаров горел — они никогда не ложились спать раньше одиннадцати.

Как всегда, Малуан первым увидел на темном горизонте огни судна из Ньюхевена. И сразу вокруг его будки появились признаки жизни. Не спеша прошли четверо дежурных таможенников, затем показались носильщики, буфетчик, и вместе с первым пароходным гудком вся набережная засверкала, как во время праздничной иллюминации.

Малуан знал, что поезд покинет железнодорожный вокзал Дьепа задолго до того, как дым парохода окутает гавань.

Естественно, что он занимался поездом, но невольно продолжал наблюдать за тем, что происходило вокруг, в частности заметил, как в «Мулен Руж» направилась Камелия, закашлялась у входа, постояла немного и открыла дверь.

Начинался самый короткий отрезок ночи. Пока открывались двери товарных вагонов, судно прошло вдоль причалов, развернулось посреди гавани и пришвартовалось. На набережной находился только служебный персонал, поэтому сразу можно было подсчитать, что первым классом прибыло пять, а вторым двенадцать пассажиров.

Малуан налил себе кофе, добавил туда водки и набил третью трубку, которую курил стоя, поглядывая на проходящих внизу людей.

Почему один человек заинтересовал его больше остальных? Как обычно, вход загородили, чтобы пассажиры не могли пройти без таможенного досмотра. Так вот, человек, о котором шла речь, пришел со стороны города и стоял по другую сторону загородки, как раз под будкой Малуана, и тот даже подумал, что мог бы плюнуть ему на голову.

На этом человеке было серое пальто, серая фетровая шляпа, кожаные перчатки, он курил сигарету. Это все, что Малуан рассмотрел. Носильщики, таможенники, служащие вокзала занимались пассажирами, сходившими по трапу. Только Малуан, да еще человек в сером могли заметить силуэт на самом носу судна, в тот же миг человек, которому принадлежал силуэт, что-то бросил на набережную.

По точности броска это было нечто примечательное, ну просто акробатический номер. Пролетев метров пятьдесят, чемодан очутился по другую сторону ограды, и незнакомец в серой шляпе, пришедший из города, как ни в чем не бывало уже держал его в руке, продолжая курить сигарету.

Он мог уйти. Никому бы и в голову не пришло его задержать. Но он остался на месте, в нескольких шагах от скорого поезда, как обыкновенный пассажир, ожидающий приятеля. Чемодан на вид казался легким. Это был небольшой фибровый саквояж, в котором обычно помещается запасной костюм и немного белья. У Анриетты был такой же.

«Что это они провозят тайком»? — задал себе вопрос Малуан.

Но он и не подумал, что можно выдать двух незнакомцев, причем второго, на судне, он так и не разглядел. Все это его не касалось. Случись Малуану поехать в Англию, он бы тоже провез тайком табак, или спиртное, — так уж было принято.

Первой из таможенного зала вышла дама и направилась в купе первого класса. Пожилой господин в сопровождении двух носильщиков прошел в спальный вагон. Почти ежедневно, особенно на ночных пароходах, прибывали пассажиры «люкс», и Малуану из его будки доводилось видеть министров, делегатов ООН, знаменитых актеров и кинозвезд. Порой их встречали на набережной фоторепортеры.

Человек с чемоданом оставался на месте. Он походил скорее на англичанина, чем на француза. Наконец из таможенного зала вышел высокий, худой пассажир в бежевом плаще и направился к человеку в серой шляпе. Все очень просто. Они в сговоре. Человек из Лондона перебросил чемодан сообщнику, и теперь они пожмут друг другу руки.

«Поедут ли они поездом?» — задал себе вопрос Малуан, когда заметил, что оба пересекли улицу и вошли в «Мулен Руж», откуда на миг донеслись звуки музыки.

Начальник вокзала дал свисток. В будке тут же раздался звонок. Малуан до отказа нажал на второй рычаг, и спустя несколько секунд поезд двинулся ко второму, настоящему вокзалу, откуда должен был отправиться в Париж.

Стали гаснуть огни, закрываться двери. Таможенники расходились группами, двое из них вошли в кафе «Швейцария». Один за другим гасли огни и на пароходе, только корма была освещена — кран с шумом выгружал из трюма ящики.

Каждую ночь все шло заведенным порядком. Еще два-три часа будет скрипеть лебедка, гореть прожектор, освещающий трюм.

Сам не зная почему, Малуан следил за «Мулен Руж», за его разноцветными окнами, в которых мелькали тени танцующих.

«Быть может, Камелия выйдет с одним из тех двух», — подумал он.

Как правило, Камелия время от времени покидала кабаре с каким-нибудь клиентом, заворачивала за ближайший угол, и минутой позже раздавался звонок у входа в небольшую гостиницу. Малуан и сам ходил туда с ней, просто из любопытства, как и многие другие. Камелия — славная девушка, всегда доброжелательная, постоянно с ним здоровалась, когда он проходил мимо.

— Нет, они выходят без нее, — пробормотал Малуан.

Он часто разговаривал сам с собой, и тогда ему казалось, что он не один. «Держу пари, что сейчас они начнут дележ!»

Но те двое, вместо того чтобы направиться к городу, пересекли улицу, подъездные пути и забрались в самое пустынное место набережной. Это вызвало у Малуана улыбку — о нем, Малуане, никто и не думал. Никому не приходило в голову, что там, наверху, в стеклянной будке, где горит красноватый свет, сидит человек и все видит! Меньше других об этом думали влюбленные, и у стрелочника накопилось немало пикантных воспоминаний.

Он отвернулся на миг, чтобы взять чашку с кофе и отпить глоток. За это время он, наверное, что-то упустил в поведении незнакомцев, потому что когда он снова взглянул на них, то увидел, что худой верзила с удивительной быстротой бьет по лицу своего спутника.

Бил он правой рукой, не выпуская чемодана из левой. Кулак казался темным, будто зажимал кастет. По-прежнему не умолкала лебедка.

Припав лицом к стеклу, Малуан видел, что тот, которого бьют, стоит у самой кромки набережной и вот-вот упадет в воду. Другой это знал и с расчетом наносил удары. Но он, очевидно, не мог предвидеть, что его жертва, падая, инстинктивно вцепится в чемодан и потянет его за собой.

Раздался всплеск, затем второй — более слабый. Первым упал человек. Затем чемодан. Худой верзила, торопливо оглянувшись, склонился над водой.

Лишь много дней спустя Малуан спросит себя, почему он тут же не позвал на помощь. Откровенно говоря, он просто об этом не подумал. Когда воображаешь себя участником драмы, то предполагаешь, что поступишь так или этак. А в действительности все происходит по-иному: он наблюдал эту сцену, как любое уличное происшествие — с любопытством, и лишь когда высокий человек выпрямился, проворчал: «Видно, тот уже умер!»

Трубка погасла, и он разжег ее вновь, в расстройстве осматривая набережную. Долг повелевал ему спуститься, но было страшно. Разве человек поколеблется после одного убийства совершить и второе? Все же он открыл дверь будки. Убийца, находившийся под ней, услышал шум, поднял голову и бегом направился к городу.

Тяжело ступая, Малуан все-таки спустился вниз. Как он и предполагал, вода у набережной была спокойной. В пятидесяти метрах вырисовывался форштевень прибывшего судна, из его трюма продолжали выгружать ящики.

Не пойти ли в кафе «Швейцария», где дежурит полицейский?

Но вместо этого он зашел в «Мулен Руж» и сел у стойки близ двери.

— Порядок? — спросила Камелия.

— Порядок. Рюмку кальвадоса…

В глубине зала, под розовым освещением, играл джаз, кружилось несколько пар.

Камелия ждала, что Малуан подаст ей знак, и на миг его было потянуло так сделать, но он выпил вторую рюмку кальвадоса и больше об этом не думал.

Настроение было тяжелое, Малуан припомнил, что уже из дома вышел не в духе. Но тут уж дело было серьезное. Он не позвал сразу на помощь, и это, конечно, поставят ему в вину. Все же он не считал себя виновным, раз уж просто не подумал.

— Уже уходишь? — спросила Камелия.

— Ухожу.

…Он снова поглядел на воду у набережной и стал в раздумье подниматься по лестнице. При любых обстоятельствах тело искать бесполезно, ибо человек был мертв, абсолютно мертв. А тот, другой, уже ушел далеко.

Малуан посмотрел на пульт сигналов и открыл третий путь, который запросили для товарных вагонов. К «Мулен Руж» подкатило такси, вышли какие-то два весельчака.

— К тому же меня это не касается, — проговорил Малуан вслух.

Он подбросил уголь в печку и выпил остатки кофе. Наступила самая неприятная часть ночи, самая холодная. Ветер дул с запада, небо было ясное, через час осядет изморось. Нечего будет делать и не на что смотреть, пока не откроется рыбный рынок, который оживал затемно и закрывался днем.

«Он убил, чтобы завладеть всем содержимым чемодана, а в результате остался ни с чем», — подумал Малуан.

Что же находилось в том чемодане? За безделицу не убивают.

Наступил отлив. Через час глубина воды у берега не превысит и трех метров, а то и меньше, как обычно бывает в полнолуние. Малуан нахмурился, поморщил нос, почесал затылок и вздохнул. Все эти привычки приобретаешь, когда часами находишься в одиночестве: гримасничаешь, жестикулируешь, бормочешь, время от времени произносишь какие-то слова.

А почему бы нет? Почему бы не попытаться достать чемодан?

Конечно, холодно. Но игра стоит свеч.

Он расхаживал по своей клетке, споря с самим собой. Наконец быстро спустился по железной лестнице и направился к набережной. «Ну и пусть!» — проворчал еще раз.

Сняв ботинки, пиджак, он взглянул на затихшее английское судно и нырнул. До отбывания воинской повинности Малуан рыбачил на траулере, а потом пять лет отслужил на флоте.

Он нырнул раз, второй, третий. Руки напряженно прощупывали теплое дно. В четвертый раз он нашел старый стальной кабель. И лишь в пятый, когда уже стал испытывать чувство страха, наткнулся на чемодан.

И тогда его охватила паника. Он сожалел о том, что сделал. Что будет, если его заметят?! Схватив пиджак, он пустился бежать, оставив на набережной ботинки.

Никогда еще он не поднимался по железной лестнице так быстро. Из чемодана текла вода. Малуан тоже был весь мокрый. Но в шкафу лежал рабочий костюм, и он переоделся, то и дело с опаской поглядывая на чемодан. Пришлось снова спуститься за ботинками. К себе в будку он вернулся в тот момент, когда закрывалось кабаре «Мулен Руж».

Камелия вышла последней, посмотрела в его сторону, чтобы удостовериться, что этой ночью она и в самом деле ему не нужна. А он в это время бормотал:

— Что же мне делать?

Открыть чемодан, конечно! От этого не уйти!

Если понести находку в полицию, там его поведение сочтут непонятным, к тому же в чемодане, может, и нет ничего, кроме контрабандного табака.

Чемодан даже не был закрыт на ключ. Когда Малуан поднял крышку, то сперва увидел что-то мягкое, мокрое — бесформенную кучу. Чтобы удостовериться, что ничего другого там нет, Малуан сунул руку поглубже и извлек банкноты.

Первая реакция его была такой же, как в тот момент, когда было совершено преступление: он не испытал никакого чувства, лишь с глупым видом уставился на кучу слипшихся от влаги белых английских банкнот по пять и десять фунтов.

Малуану и раньше доводилось видеть десятифунтовые билеты. У него лежало в сберегательной кассе более пяти тысяч франков, и дом тоже принадлежал ему.

Но здесь речь шла не о десяти или пятидесяти банкнотах. Перед ним лежало невообразимое количество денег!

Малуан прошелся по своей клетке, осматриваясь вокруг. Море посветлело. По ту сторону набережной, у рыбного рынка, остановилось несколько грузовых и легковых машин, засветились окна двух бистро.

Он отодвинул от себя груду банкнот и, словно не было у него более срочного дела, вылив из чемодана воду, поставил его сушить перед огнем. Затем развесил на стуле мокрые брюки и зажег трубку.

— Может, даже и миллион, — сказал он вполголоса.

Присев к столу, Малуан принялся считать купюры, откладывая десятифунтовые в одну сторону, пятифунтовые — в другую. Затем, вынув ручку, занялся умножением и сложением и получил сумму в 540 тысяч франков.

Вот оно что! Пятьсот сорок тысяч! Малуан спокойно стал завертывать пачки денег в серую бумагу. Потом сложил их в чемодан и спрятал в своем шкафчике.

Стрелочников было трое, каждый имел шкафчик для личного пользования.

— Ну и дела, — сказал он, невольно улыбаясь.

Но все же он был несколько смущен. Даже в мыслях избегал строить какие-нибудь планы. Он боялся признать деньги своими.

Малуан снова подошел к стеклянной стенке будки. Светало. Двое мужчин беседовали по ту сторону гавани и привлекли его внимание. Один из них — рыбак Батист имел привычку расставлять удочки в самом порту и вдоль причалов. Его ялик, окрашенный в зеленый цвет, назывался «Божья благодать».

Собеседник Батиста был в бежевом плаще. Высокий и худой. Да это же убийца. Видно, ночью ему было не до сна, и он бродил по городу.

Что это он говорит Батисту, поглядывая на зеленый ялик? Неужели собирается нанять рыбака, чтобы вместе с ним прощупать багром дно гавани?

Сам не зная почему, Малуан улыбнулся. Разговор незнакомца с Батистом не произвел на него никакого впечатления. Рыбак отплыл один, чтобы снять свои удочки, а тот, другой, наблюдал за ним с набережной, то и дело согревая дыханием окоченевшие пальцы.

Прошел еще час, взошло солнце, и светло-зеленая поверхность моря покрылась искорками, похожими на рыбью чешую. В доме Малуана на первом этаже открылась форточка. Жена готовила завтрак сыну, который отправлялся в школу в половине восьмого.

Мост переходил мужчина, и Малуан знал, что это идет его сменщик.

Все было как всегда. Обычное утро.

Человек в бежевом плаще то расхаживал вдоль набережной, то стоял на старом месте, неотрывно следя за яликом Батиста.

На английском судне матросы, поливая из шланга палубу, босыми бегали по доскам, облитым водой.

В белом обшарпанном шкафчике Малуана, не стоившем и пятидесяти франков, лежало пятьсот сорок тысяч! Кто бы мог вообразить себе это!

В простенке будки висело потускневшее зеркало. Малуан с любопытством посмотрел на себя. Все то же бледное лицо с тонкими морщинами, серыми глазами, густыми бровями и седеющими усами.

— Красавчиком себя считаешь? — спросил вошедший в этот момент сменщик, ставя на печку бидончик с кофе.

— А кто его знает, — ответил Малуан и подмигнул.

Он видел зеленый ялик и человека из Лондона на набережной, сгоравшего от нетерпения. Нельзя было не улыбаться. Так уж само собой получалось.

— Что прибывает? — спросил сменщик.

— Десять вагонов ранних овощей…

В глазах Малуана то искрился смех, то исчезал. Все было очень сложно. Впрочем, не следовало и думать сразу обо всем. Позднее можно разобраться.

Спускаясь по лестнице, он представил себе, как разозлится жена, увидев, что он надел ботинки на мокрые носки. На углу улицы, близ кафе «Швейцария», Малуан издали увидел свою дочь, которая спешила за молоком для хозяев.