– У тебя дочь есть? – спросила Майя через алеф.
Пришлось рассказать ей про армию; про Ицхака, который неправильно верил в Бога; про маленького бога без сисек, про ой, то есть блядь – про всё. И про то, как я пел маленькой Свете колыбельную. Пел «Сержанта Пеппера» – с первой до последней песни.
– Почему битлов? – деловито поинтересовалась Майя.
– Ну я просто других колыбельных не знаю, – ответил я.
– А ведь это важно, чтобы у человека были правильные колыбельные, – включился Илья. – Тогда и человек хороший вырастет. «Клуб одиноких сердец» – правильная колыбельная.
Майя замолчала и молчала до отметки минус 100. И уже там, под невидимой водой, решительно заявила:
– Надо начинать еще раньше. С зачатия.
Уселась поудобнее, тщательно разгладила ладонями юбку и лицо, а потом спросила Илью:
– Под какую вещь будем зачинать нашу дочь?
Охреневший Илья сбросил скорость, продолжил охреневать до отметки минус 200, а потом сказал:
– Но я хочу сына. – Потом еще помолчал и добавил: – «Метла», Master of Puppets.
– Ну вот уж нет! – чуть не выпрыгнула из машины Майя. – Не буду я под них трахаться! Ты бы еще сказал Metallica с симфоническим оркестром!
До отметки 250 метров ниже уровня моря они ругались, а после нее – целовались. Нежно. С закрытыми глазами. А Илья при этом все прибавлял и прибавлял скорость. А Леонард Коэн пел «сквозь бездну тысячи поцелуев».
Я сидел на заднем сиденье и думал, что это очень странно. Абсолютно все. И сам поцелуй – это какая-то странная, нелогичная штука. Как люди вообще до него додумались? Это же неудобно, и носы все время мешают, особенно если это еврейские носы. Но людям нравится. И евреям – тоже нравится. Странно это. И то, что еврей Коэн уходил на пять лет в тибетский монастырь, где молчал все эти пять лет, – тоже странно. Молчал – не в смысле не пел песни, а в смысле молчал. И что потом он вернулся и пел. И что вот поцелуй Ромео и Джульетты и поцелуй Иуды называется одинаково: поцелуем. И что люди после поцелуя Иуды не перестали целоваться – это тоже странно. Вот только проститутки этого не делают. И что только Леонард Коэн мог бы написать песенку про поцелуй проститутки.
А еще я думал, что мы обязательно сейчас втемяшимся куда-нибудь. Мы и втемяшились. На глубине 300 метров ниже уровня моря или, как пел Леонард Коэн: на глубине тысячи поцелуев.