В белой бедуинской палатке дети, сидя прямо на земле, играли в плейстейшен, запитанной от какого-то генератора. А мы сидели рядом и пили кофе. Чертовски крепкий кофе. Поцелуй пустыни. И это был чертовски крепкий поцелуй.
Мужик с лицом, похожим на лужу, в которую бросили камень, гадал Майе на кофейной гуще; а я гадал по прямоугольным морщинам на лице этого мужика, похожем на лужу, в которую бросили камень. Илья рассматривал свою ладонь, но не гадал – а просто рассматривал ладонь, а потом сжимал ее в камень. И снова рассматривал. Но уже кулак. Хотя, может, он так гадал. Но ни Майя, ни мужик, похожий на Дэвида Линча в сериале Дэвида Линча, не обращали на это внимания.
– Говорят, на земле есть штуковина под названием Белый Вигвам, – говорил мужик, заглядывая в бездонные глаза Майи через алеф. – Это что-то типа вот этой палатки, только там кофе не продают. А может, и продают – не знаю, не был. Короче, там живут всякие добрые духи.
Майя прикрыла ресницами лицо до подбородка – мол, ну и?
– А есть и его противоположность, – продолжал мужик, ныряя взглядом в вырез на груди Майи, который был еще бездоннее, чем ее глаза. Будь с нами кактус, он бы обязательно съязвил: мол, вот почему Майя заявила, что лифчик ей не понадобится, но, к счастью, кактуса с нами не было.
Но и без реплик кактуса кофе в руках Ильи то застывал от ревности, то вновь превращался в кофе.
– Второе место называется Черный Вигвам, – продолжал мужик, выбираясь из омута декольте Майи. – Там человек встречается с собственной тенью. Место бескрайнего могущества, обитель темных сил и страшных тайн, куда не смеют проникнуть звуки молитв. Ну, так говорят.
– Так, блядь, – отчаялся Илья и отхлебнул горечь отчаяния из чашки. – Нам пора ехать.
Арабские дети заголосили еще громче, перекрикивая игру.
– Вам пора ехать, – заорал мужик Илье, перекрикивая арабских детей и компьютерную игру.
– А вы? – спросила Майя.
– Я же говорил, – развел руками мужик. – Я не знаю, куда я иду.
Арабские дети продолжали играть и орать. Мужик секунду понаблюдал за экраном допотопного компьютера, затем обернулся ко мне и сказал:
– Кстати, плейстейшен – это не то, что кажется.
– Что это значит? – спросил я.
– Да хер его знает, – ответил он и пошел к выходу из палатки. Причем пошел как-то так, что затихли не только мы, затихли арабские дети, плейстейшен и генератор. А на выходе из палатки мужик обернулся и сказал Илье: – Ты прав – все важные дела нужно начинать со слов «так, блядь». – Улыбнулся и добавил: – Вообще все дела надо начинать со слов «так, блядь». – Сделал несколько шагов и не обернулся.
Бархатная темно-красная штора поглотила его фигуру. Или показалось. А плейстейшен – это не то, что кажется. Да и вообще всё – это не то, что кажется.