— Это еще что такое?
— Подарок, — невозмутимо отозвался корабль.
Она посмотрела на то, что лежало у Демейзена в ладони, потом подняла голову и встретилась с ним взглядом.
Лицо аватара слегка пополнело за несколько последних дней. Телосложение его тоже немного изменилось, приблизившись к сичультианскому стандарту. Процесс этот, по всей видимости, только начинался; когда через пятнадцать дней они прибудут в Установление, сходство уже станет полным.
Глаза стали как будто чуть дружелюбнее. Она подумала, что у Демейзена такое выражение вполне можно назвать лукавым.
Она отдавала себе отчет в том, что технически это существо не является мужчиной, но по привычке думала о нем «он» — не «оно». С тех пор, как она с ним познакомилась, аватар всегда выглядел как мужчина, кем бы ни был в действительности — им, ею или кем угодно. Да, какая разница? Демейзен прежде всего корабль. Аватар не самодостаточен и не принадлежит по-настоящему к гуманоидной жизнеформе.
Она нахмурилась.
— Это похоже на...
— Нейросеть, — подхватил Демейзен, сопроводив это слово быстрым кивком. — Да. Но это не она.
— А что же?
— Татуировка.
— Тату?
— Типа того, — пожал плечами аватар.
Они стояли в модуле, с которым кораблю пришлось состыковаться специально ради нее. Модуль был взят со всесистемника и мог вместить двенадцать человек. На борту Смысла апатичной маеты в анахоретовых фантазиях было предостаточно заваленных всяким хламом местечек — то ли ангаров, то ли оружейных складов, то ли лавок. А вот на военном корабле вообще не было места, где мог бы разместиться человекообразный пассажир. Даже этот модуль он, образно выражаясь, взял в концессию. Когда девушке впервые показали модуль, она, мягко говоря, не пришла в особенный восторг. Но это было все, на что она могла рассчитывать.
— Это она и есть?
Последовав за Демейзеном на борт и осознав, что от эскадрона каким-то образом удалось отделаться, она вежливо поблагодарила корабль за такую услугу, но затем, когда аватар, в свою очередь, приветствовал пассажирку, и она как следует рассмотрела тесную, крайне утилитарную каюту, где изначально материализовалась и посреди которой до сих пор озадаченно стояла, ее обуял настоящий ужас. Она не могла дождаться, когда же аватар наконец покажет ее личную каюту.
— Это что, она и есть? — переспросила она озадаченно, оглядевшись кругом. Размеры пространства, в котором она очутилась, составляли примерно четыре на три метра. В одном направлении оно заканчивалось глухой серой стеной, напротив имелась узкая, немного приподнятая над полом платформа. В метре от этой платформы, на возвышении несколько более широком, она и стояла. От платформы отходили три длинных мягких ступени, утыкавшихся в другую, скошенную стену. Верхняя часть этой стены представляла собой экран, но сейчас он ничего не показывал. Напротив, вероятно, должны были располагаться двойные двери. Во всяком случае, ей так показалось, потому что они тоже были сплошь серыми и сливались со стенами.
Демейзен явно оскорбился.
— Да будет тебе известно, что мне пришлось отстыковать от корпуса Вспомогательную Энергонезависимую Платформу Широкого Спектра Наступательного Военного Снаряжения и заменить его этой фиговиной, — сообщил он.
— Ты хочешь сказать, что внутри такого корабля вообще нет свободного места?
— Я военный корабль, а не такси. Я же тебя предупреждал.
— Я думала, что даже на военных звездолетах должно быть место для команды!
— Ха! Оно есть. На устаревших моделях. А тут его нет.
— Ты длиной полтора километра! Где-нибудь тут должна быть хоть одна комнатка!
— Я попросил бы выражаться точнее. Моя длина составляет 1.6 километра, без учета вспомогательных модулей и, так сказать, в полностью сложенном виде. В стандартной боевой обстановке я достигаю в длину 2.8 клика, с учетом протяженности всех полей, но все еще затянутый в корсет. Когда же мне приходится выпустить когти, оскалить зубы, снять перчатки и приготовиться к отражению атаки реально плохих пацанов, мои размеры могут... варьировать в зависимости от того, насколько серьезна угроза. Но, в общем, они составляют много километров. В полном боевом виде я скорее напоминаю миниатюрный флот.
Ледедже перестала слушать, когда корабль произнес «одну целую шесть десятых», но тут встрепенулась.
— Но я упираюсь головой в потолок!
Она действительно с легкостью достала головой до потолка, и даже на цыпочки вставать не пришлось.
Демейзен вздохнул. На его лице написалось обреченное выражение.
— Я сторожевой корабль класса «Мерзавец». Это все, что я могу для тебя сделать. Прости. Но я могу отправить тебя назад на борт Обычного в употреблении, но неудовлетворительного этимологически. Хочешь?
— Сторожевой корабль? Но я видела сторожевик, там полно места!
— А, вон оно что. На самом деле это не сторожевик. Так-то.
— Чего?
— За полторы тысячи лет все привыкли, что Культура содержит флот списанных в отставку военных кораблей — Скоростных и Очень скоростных сторожевиков, — с которых, как правило, снята большая часть орудий. Все думают, что их единственная функция заключается в том, чтобы развозить по Галактике пассажиров. Потом был разработан новый класс кораблей — «Мерзавцы». Они тоже числятся скоростными сторожевиками. Никто и не заметил разницы. Это поистине удивительно, потому что «Мерзавцы« очень редко бомбят таксистами.
— О чем ты говоришь, черт подери?
— В моем случае классификатор скоростной сторожевик означает, что я патрулирую определенные районы в ожидании неприятностей. Из него вовсе не следует, что я подбираю путешествующих автостопом. Кораблей класса «Мерзавец» на свете около двух тысяч, они разбросаны повсюду по Галактике. Единственная их миссия — сидеть и ждать, пока не прорвет канализацию. Я — часть Флота быстрого реагирования Культуры. Нас используют, чтобы не выпускать без лишней нужды из нескольких очень далеких портов боевые корабли, которые действительно способны наебать всех вокруг. Но это не всегда срабатывает. Иногда все ВНЕЗАПНО летит к ебеням. Помнишь, когда я попросил тебя не задавать лишних вопросов?
— Конечно. Ты предупредил меня об этом, когда я собиралась спросить, с какой это стати ты и так уже летел к моей родной планете.
— Вот именно. Ледедже, я заранее прошу прощения за то, что вынужден использовать замшелые аналогии с морскими битвами, но с тобой у меня нет иного выхода. Итак, представь, что я маневрирую между минным полем собственного достоинства и скалистым берегом информационной безопасности всей операции. Я серьезно. Теперь я снова спрашиваю тебя: не хочешь возвратиться на борт Обычного в бла-бла-бла?
Она сердито посмотрела на него.
— Думаю, что в этом нет необходимости.
Она огляделась.
— Эй, тут хоть гальюн есть?
Девять сидений утянулись в пол и заднюю стену так проворно, словно мебель эта была сделана из тонких пленок, которые внезапно схлопнулись от прокола. Им на смену явились бесформенная кровать и белая застекленная кабинка. Кабинка на миг распахнулась, продемонстировав некий гибрид ванны и походного унитаза, и тоже исчезла бесследно.
— Этот тебе подойдет? — спросил Демейзен.
В этой тесной комнатушке она провела следующие пятнадцать дней. Оказалось, однако, что поверхности предметов интерьера могут функционировать как импровизированные экраны, а качество картинки на них было выше всяких похвал, так что она могла сколько угодно обманывать свои органы чувств видом с заснеженного горного пика, из самого сердца расстилавшейся во всех направлениях пустыни, с омываемого океанскими волнами пляжа и вообще откуда только хотела. Управлялись экраны, как, впрочем, и весь модуль, силой мысли.
У нее было достаточно времени распланировать свои действия по возвращении на Сичульт. Сперва она вознамерилась обольстить его. Магнат всегда был падок на красивых женщин, а ее нынешняя внешность, хвала Сенсии и выращенным у нее в баках телозаготовкам, отвечала всем мыслимым критериям сичультианской красоты. Прием мог сработать. Но, чтобы успешно применить его, требовалось оказаться с Вепперсом в верном кругу, чтобы он точно положил на нее глаз.
Следующий разработанный ею план предусматривал внедрение в прислугу. Она превосходно знала, как все устроено у него дома в Убруатере и в поместье Эсперсиум.
Она попросила корабль изготовить для нее достаточно одежды, ювелирных украшений и личных вещей. К ее прибытию все должно было быть готово. Она пыталась выпросить у него и какое-нибудь оружие, но потерпела неудачу. Корабль даже сперва отказался оставить ей одно из ожерелий, заподозрив, что его длины может оказаться достаточно, чтобы кого-нибудь придушить, но потом передумал.
В то же время корабль, не выказав никакого видимого недовольства, снабдил ее алмазной кредиткой, на которой уже лежала сумма, достаточная на все мыслимые и немыслимые потребности. Раздумай Ледедже убивать Вепперса, она могла бы без труда выкупить у него убруатерский дворец и поместье Эсперсиум, а на оставшиеся средства жить там как принцесса до конца дней своих. Идея показалась девушке достойной внимания.
Она тщательно изучила все, что было известно Культуре о Джойлере Вепперсе, планете Сичульт и Сичультианском Установлении, и готова была побиться об заклад, что сведения эти значительно превосходят объем информации, доступный самому Вепперсу.
Она беседовала с Демейзеном, который проявлял себя по первому ее зову и неизменно был разговорчив. Нельзя сказать, что он в буквальном смысле слова материализовывался, и ей казалось, что, зная технические детали происходящего, она уже воспринимает его появление немного иначе.
Она нехотя согласилась отправиться в виртуальную прогулку по кораблю, и то лишь потому, что Демейзен настаивал на этом с мальчишеским энтузиазмом. Виртуальный тур отнял некоторое время, но, вероятно, меньшее, чем реальный. Она запомнила только, что корабль способен разделяться на независимые секции и модули. В этом состоянии он скорее смахивал на небольшой военный флот, зато боеспособность несколько понижалась. Секций насчитывалось шестнадцать, а может, двадцать четыре — она не запомнила точно.
Она вставляла «О», «Ах!», «Что, правда?», «Ну надо же!», если чувствовала, что от нее этого ожидают. В этом у нее был накоплен значительный опыт.
Она даже подумывала, а не взять ли Демейзена в любовники. Чем большее сходство с мужчиной-сичультианцем он приобретал, чем дольше она здесь слонялась, на фоне фальшивого задника или без него, тем привлекательнее казался ей аватар и тем сильней становилась сексуальная тяга. Сперва она полагала, что кораблю ее поведение покажется бессмысленным, потом решила, что ему польстит (это значило, что он скажет «да»), затем пришла к выводу, что в таком деле важны стиль и чувственность. А однажды ей пришло в голову, что так будет просто безопасней для нее. Возможно, такой поступок увеличит ее шансы покончить с Вепперсом.
Разумы, сверхсложные искусственные интеллекты, которые управляли кораблями Культуры и в определенном смысле сами были этими судами, без сомнения, обладали полностью сформированными личностями и могли испытывать эмоции, хотя никогда не выпускали чувства из-под контроля интеллекта. Корабль уже намекал, что там, куда лежит их путь, клубятся тучи — и, возможно, ему представится шанс проявить во всем блеске свои безупречные военные таланты. Разве не может быть, что секс с корабельным аватаром позволит ей теснее привязать Демейзена к себе и заручиться его дальнейшим содействием?
Что же будет означать для корабля их с аватаром половой акт? Ничего? А вдруг она покажется ему кем-то вроде домашнего животного, и в дальнейшем отношения их будут компанейскими, умеренно приятными для обоих или, допустим, снисходительными с его стороны... а любая форма ревности, принадлежности или сопричастности по-прежнему будет немыслима для него?
Ею руководили не эмоции, но голый расчет. Она готовилась выставить тело на продажу.
Много лет назад Вепперс навсегда отнял у нее разборчивость в сексуальных связях. Ей было абсолютно все равно, кто ее трахает. Меня это не ебет.
Ей предстояло продать ему себя (возможно, вопреки его желанию — не то чтоб она всерьез рассчитывала, что это сработает). С тех пор, как ее ревоплотили, она только один раз переспала с мужчиной — в ту единственную ночь на борту всесистемника. То был Шокас, и ему она действительно хотела отдаться.
Впрочем, она не осмеливалась обнаружить свои замыслы. Она понимала, что корабль способен в любой момент вернуться к образу мыслей, если не к обличью, который был ему свойствен на борту всесистемника, прежде чем в его поведении наступила внезапная и, откровенно говоря, немножко подозрительная перемена. Там он, казалось, получал удовольствие, издеваясь над людьми, нанося им вред; он мог стать таким снова и с наслаждением отвергнуть ее притязания через своего аватара.
И вот он — оно — преподносит ей подарок: татуировку, если ему верить на слово. Она сидела перед стилизованным под приборную доску столиком в одном из трех кресел, также походивших на пилотские, и смотрела сичультианские новостные сводки, когда Демейзен вдруг возник рядом с ней. Она подалась вперед и внимательнее пригляделась к тому, что он протянул ей.
То было сложно перекрученное сплетение тоненьких серо-голубых нитей и волоконец, очень похожее на полнофункциональную, достигшую полного развития нейросеть.
— Почему ты решил, что мне нужна татуировка?
— Ты говорила, что у тебя когда-то была такая, а теперь ее у тебя нет.
— Когда?
— Одиннадцать дней назад, — сообщил он. — А потом вчера. В первый раз ты сказала, что иногда, просыпаясь, чувствуешь себя обнаженной. Ты также рассказала, что после ревоплощения видела сны, в которых ты идешь по оживленной городской улице и, хотя знаешь, что одета для прогулки изящно и со вкусом, все на тебя косятся. Наконец ты смотришь на себя и понимаешь, что на тебе нет никакой одежды.
— Нормальным людям часто снятся сны.
— Это мне известно.
— Разве я не говорила, что рада была избавиться от татуировок?
— Нет. Возможно, ты упоминала об этом в разговорах с другими людьми.
Она нахмурилась и снова посмотрела на лежавший в его руке клубок. Теперь нити казались изготовленными из покрытой маслянистой пленкой ртути.
— Но эта вещь нисколько не похожа на татуировку, — заметила она.
— И все же это именно она. Смотри-ка.
Клубок петелек и ниток пришел в медленное движение. Он растекся по ладони Демейзена, повторяя ее форму, точно кольчужная перчатка. Аватар повернул к ней руку ладонью вниз, показывая, как нити просачиваются меж пальцев, потом вернул в первоначальное положение, чтобы продемонстрировать, как нити ползут по запястью, кисти и, наконец, исчезают под рукавом рубашки. Затем он закатал рукав, и она увидела, как волоконца ползут вверх по предплечью, утончаясь и вытягиваясь во всех направлениях. В одном месте он сделал костюм прозрачным, чтобы показать, как серебристо-голубоватые линии медленно покрывают мягкую, безволосую, точно у ребенка, грудь.
Он откинул голову. Татуировка переползла на его шею и лицо, затекла за уши, несколько тонких линий повторили форму ушных раковин, а остальные принялись выписывать замысловатые узоры точно по контуру его лица, зашли на несколько миллиметров вглубь ноздрей, ушей и глазниц, но там остановились.
Он воздел другую руку и показал, что кожа там тоже украшена такими линиями.
Потом он поднял обе руки, обнажил их до плеч: узоры были идеально, совершенно симметричны, повторяли друг друга с точностью до миллиметра, до каждого завитка и петельки, параболического изгиба и колечка.
— Я показал тебе только верхнюю половину туловища, — пояснил он, — точно так же татуировка покрывает остальную часть торса, ноги и ступни. Те же узоры. Тот же контур.
Он восхищенно осмотрел свои руки.
— Но, может, ты предпочла бы более остроугольное решение?
Татуировка снова задвигалась. Изгибы выпрямились, тонкие завитки стали прямыми углами и зигзагами.
— Цвет тоже можно настраивать, — пробормотал Демейзен.
Татуировка стала угольно-черной, потом серебристой (и частично отражающей свет), будто сделана была из немыслимо растянутой ртути.
— Наконец, можно довериться случайному выбору.
За несколько секунд узор сделался совершенно хаотичным. Темные пятна в беспорядке покрывали всю видимую поверхность его тела.
— Выбору мотивов, естественно, — прибавил Демейзен.
Его кожу покрыли концентрические серебристые круги, собранные в несколько кластеров; самый большой захватывал верхнюю часть груди и достигал в диаметре длины его руки.
Она протянула руку и коснулась его тела, обвела пальцем некоторые круги на тыльной стороне руки. Присмотревшись очень внимательно (а ведь ее зрение до сих пор было куда лучше, чем у любого нормального сичультианца, и способность увеличивать изображение была только одним из его преимуществ), она почти увидела, как маленькие серебряные линии перетекают с одного круга на другой.
Как волоски, подумала она. Нет, еще тоньше.
Она смотрела на серебряные кольца, покрывшие его кожу, как слишком симметричные круги на воде в пруду, куда кто-то от нечего делать швырнул несколько десятков галечных камушков.
Круги задвигались, сливаясь друг с другом, и превратились в узор тонких перекрещенных линий, казавшихся сплетенными из еще большего числа тоненьких, а эти косички, в свою очередь, соединялись линиями и нитями еще более тонкими. Цвет их переменился от серебристого к золотистому. Демейзен выглядел теперь узником сверкающей проволочной клетки.
— Естественно, — сказал он, — я способен менять его одной лишь силой мысли, а тебе для этого понадобится специальный интерфейс. Возможно, стоит сделать так, чтобы каждый раз, когда тебе захочется сменить узор, татуировка показывала нечто вроде всплывающего меню. Внедрить в нее управляющий фрагмент. Выдать тебе браслет с маленькой буквенной или символьной клавиатурой, а то и сканером отпечатков пальцев. Терминал тоже сойдет. А впрочем, об этом можно подумать позже.
Она его не слушала. Татуировка захватила все ее внимание.
— Потрясающе, — выдохнула она.
— Понравилось? Это твое.
Она взяла его за руку и посмотрела в глаза.
— Оно же не повредит мне, нет?
— Конечно, нет, — рассмеялся он.
— А там есть какие-нибудь ловушки?
— Ловушки? — Он смутился на миг. — Ты имеешь в виду какие-нибудь хитрости?
— Все, о чем бы я пожелала сейчас узнать, если бы могла увидеть будущее.
Ее беспокоило, не обидит ли его этот вопрос, не пробудит ли в нем подозрения.
Но Демейзен лишь закусил губу и некоторое время размышлял.
— Никаких, насколько мне известно.
Он пожал плечами.
— Если еще хочешь — она твоя.
Татуировка уже двигалась, сползала с него, изменяла форму, серебристые кружки превращались в серые волнистые линии. Сначала оголилась одна кисть (татуировка ползла по ней вверх), за ней макушка, лицо, шея, грудь, предплечья и вторая рука. И вот уже на ладони аватара снова лежит серо-синий туго свернутый, неподвижный, ничем не примечательный комочек ниток.
— Хорошо, — мягко сказала она.
Она так и не выпускала его руки.
— Я приму ее.
— Держи руку вот так, — приказал он.
Татуировка сползла с его ладони по двум пальцам и коснулась ее руки, покрыла всю ладонь, пальцы, запястье и кисть. Она чувствовала, как нити медленно, нежно скользят по ее рыжевато-коричневой коже. Тоненькие пушистые волоски слегка шевелились от ее прикосновения. Почему-то она ожидала, что нити будут холодными, но их температура соответствовала температуре ее кожи.
— Какой мотив ты бы хотела получить? — спросил Демейзен.
— Самый первый, какой ты мне показал, — ответила она, глядя, как татуировка возвращается к пальцам, с которых явилась. Она расслабила пальцы. Никакого сопротивления движениям не чувствовалось даже в тех местах, где узор, казалось, был отпечатан поверх ее суставов. Понемногу начал проявляться узор, показанный им в самом начале — тот, с петлями, колечками и спиральными завитушками. Он покрывал ее руки.
Она закатала рукав, следя за его продвижением.
— Я смогу позднее сменить его? — спросила она, пытливо глядя на него.
— Да, — сказал он, махнув рукой. — Теперь можно.
Она усмехнулась и высвободила руку.
Татуировка плавно переместилась на ее грудь. Она чувствовала, как линии скользят меж ее плеч, направляясь ко второй руке. Они охватили ее туловище, расползлись по шее, лицу и голове. Она стояла и смотрела, как узор покрывает живот и затекает ниже.
Она сделала шаг к аватару.
— Могу ли я... — начала она, и тут же в руках у Демейзена оказалось зеркальце, которое он поднес к ее лицу. Она подняла другую руку и проследила, как петли и завитки скользят по запястью на ладонь и к фалангам пальцев, затем без труда проникает под серебряное кольцо, служившее девушке терминалом.
Она перевела взгляд на собственное отражение.
— Зеркало, — напомнил Демейзен.
Он повертел ручку зеркальца и протянул ей.
— Отражатель, инвертор, другими словами...
Она позволила себе смешок и только головой покачала, глядя, как темные узоры ползут по щекам. Их тончайшие извивы были подобны траекториям частиц в пузырьковой камере или завиткам виноградной лозы в миниатюрном лесу, которым стало ее лицо.
Она коснулась пальцами кожи щек. Никакой перемены не ощущалось. Кончики пальцев оставались так же чувствительны, как и прежде, и кожа казалась такой, как обычно.
— Сделай их серебристыми, — шепнула она.
— Любой каприз, — пожал плечами Демейзен.
Татуировка стала серебряной. Она внимательно рассмотрела отражение. Серебристые линии не были так эффектны, как в ту пору, когда ее кожа была чернее ночи.
— Снова черными, — сказала она.
Татуировка сделалась идеально черной. Она почувствовала, как нити смыкаются на туловище и спине. Они проползли меж ее ног, приближаясь к вагине и анальному отверстию, но не заходя внутрь. Потом направились вниз по ногам, спирально изгибаясь по мере приближения к лодыжкам и ступням.
Она расстегнула блузку и посмотрела на свое тело под нею.
— Какая у нее прочность? — поинтересовалась она. — Она может работать как бюстгальтер или подтяжка?
— Естественно, она обладает некоторой прочностью на разрыв, — тихо сказал Демейзен.
В тот же миг девушка ощутила — и заметила, поскольку не позаботилась снова застегнуть блузку, как татуировка слегка подняла ее груди. Теперь сразу под ними чувствовалась тяжесть, как если бы на грудную клетку что-то давило.
Она одернула ткань и скорчила гримаску.
— Я не тщеславна, — сказала она с неожиданно застенчивой улыбкой. — Наверно, не нужна мне подтяжка. Сделай все, как было.
Она почувствовала, как возвращаются на место груди, тяжесть исчезла. На миг она ощутила вес грудей, затем это чувство тоже пропало.
Демейзен усмехнулся.
— Она может иметь и цвет твоей кожи.
Витки и петли проскользнули между подошвами ее ног и тонкими тапочками, в которые она сейчас обулась. И тут же татуировка исчезла. Она посмотрела на свое отражение в инверторе. Не было и следа нитяного узора. Она снова поднесла пальцы к лицу и, как и ожидалось, ничего не почувствовала.
— Верни ее обратно, — попросила она, немедленно потеряв всякий след узоров.
Татуировка медленно проявилась на прежнем месте, ее оттенок изменился от имитировавшего цвет ее кожи до черного, как будто проявилась старинная фотография.
— Из чего она сделана? — поинтересовалась девушка.
— Трансфиксорные атомы в размазанных состояниях, переплетенные сверхдлинные цепочки экзомолекул, мультифазные конденсаты, нанотехнологические эффины, усовершенствованные пикогели... много всякого напихано.
Он передернул плечами.
— Ты ведь, собственно, и не ожидала услышать, что это пластмасса или ртутный сплав с эффектом памяти, так ведь?
Она ответила улыбкой.
— Ты сам ее сделал?
— По большей части сам. Я использовал модельные заготовки, но пришлось немало повозиться с тонкой настройкой.
Татуировка покрывала всю ее кожу. Узоры больше не двигались.
Она прикрыла глаза, расслабила пальцы, повертела кистями, точно вращая крылья воображаемой ветряной мельницы. И ничего особенного не почувствовала.
Татуировка вела себя так, словно выросла вместе с ее кожей.
— Спасибо, — проговорила она, открывая глаза. — А можно ли так же быстро снять ее?
— Даже немного быстрее.
Она коснулась кожи под глазом.
— Но сможет ли она, э-э, остановить кого-то, если этот кто-то попытается выколоть мне глаз?
Тонкая сетка темных линий опустилась на ее правый глаз, куда только что целились пальцы. Она чувствовала себя неплохо. Боли, во всяком случае, не было, хотя на кожу вокруг глаз явно что-то давило.
Она усмехнулась.
— Какие еще естественные уязвимости, отверстия и части тела она может защитить?
— Она может заглушить звук твоего пука или послужить поясом целомудрия, — сообщил Демейзен тоном человека, констатирующего научный факт. — Сначала ты должна будешь управлять ею при помощи терминала. Просто попрактикуйся в этом. Потом можешь переходить к более сложным упражнениям. Она обладает способностью к обучению.
— А на что еще она способна?
На его лице отразилось сожаление.
— Ни на что, пожалуй. Она не сможет удержать тебя, если ты вздумаешь спрыгнуть с крыши высотного здания. Не сможет. Ты упадешь и разобьешься в лепешку.
Она отступила на шаг, смерила взглядом свои кисти и руки, потом снова шагнула вперед и порывисто обняла его.
— Спасибо, Демейзен, — шепнула она ему в ухо. — Спасибо, корабль.
— Я сделал это и для собственного развлечения, — ответил аватар.
Он обнял ее точно с той же силой — она бы об заклад побилась, если б ей предложили, — с какой она сама стиснула его в объятиях.
— Я очень рад, что тебе понравилось.
Ей и вправду понравилось. Она снова обняла аватара, на этот раз объятие продолжалось дольше.
Он похлопал ее по спине. Она позволила ему ровно один лишний хлопок, чтобы узнать, не последует ли за этим нечто большее. Не последовало.
Да любой нормальный человек... раздосадованно подумала она. Но, разумеется, именно нормальным человеком он и не был.
Она похлопала его по плечам, развернулась и ушла.