Чисто убийственное зло

ПУТЕШЕСТВИЕ С ПОВИННОЙ ГОЛОВОЙ

У Титуса мерзли ноги. Поскольку он пожертвовал все имевшиеся у него носки на одежду клонам, пришлось надеть резиновые сапоги на босу ногу, отправляясь вместе с сестрой в ночное путешествие к родному дому. Титус чувствовал, что уже натер обе пятки.

— Перестань дуться, Титус, — сказала Пандора. — Я тебе помогла с клонами, как обещала; теперь твоя очередь помочь в поиске Тарантеллы.

За спиной у них Окенлохтермакти внезапно вспыхнул электрическими огнями. Они приветливо мигали во тьме, совсем, однако, не радуя Титуса и Пандору.

— Лифт, — простонала Пандора, осознав, к чему приведет восстановление энергоснабжения, — он же начнет работать.

— Поспешим, — буркнул Титус. — Чем скорее мы с этим покончим, тем скорее сможем заняться клонами.

Спотыкаясь и вскрикивая, то бегом, то шагом, они добрались до ворот Стрега-Шлосса. Вывеска, когда-то предупреждавшая прохожих, что они будут съедены на завтрак/превращены в лягушек/принуждены съесть брюссельскую капусту, теперь была полностью закрыта полицейским уведомлением, которое гласило:

Не обращая внимания на эту надпись, дети перелезли через калитку и на минутку остановились, упиваясь видом родного дома. Стрега-Шлосс стоял перед ними, четко выделяясь на фоне ночного неба, его голые балки торчали, словно скелет ископаемого животного.

— О, бедный дом, — прошептала Пандора, ужаснувшись масштабам разрушений.

Титус застонал в знак согласия.

— Они его никогда не починят. Это руины.

На пути к дому взгляд их то и дело натыкался на признаки упадка и разрушения. Ров Тока вышел из берегов, затопив грязью дворик, вымощенный розовым кварцем. Опрокинувшийся мусорный бак на колесиках исторг свое содержимое в кухонный палисадник, и рваные пластиковые пакеты облепили старую глицинию, треща и хлопая на ветру, который бил в южную стену дома.

Что-то случилось с канализацией… Когда Титус с Пандорой приподняли каменного грифона, который одновременно охранял входную дверь и служил удобным укрытием для ключа, носы их склоненных голов оказались в непосредственной близости от сточных вод.

— Пфуй! — Титус отпрыгнул назад, охваченный отвращением. — А я-то думал, что хуже запаха прогорклого гусиного мяса ничего не может быть… — Он натянул воротник свитера на нос и отпер дверь. Они пробрались сквозь кучу мокрых листьев, которые намел к двери ветер за их отсутствие, и наконец вернулись в свой дом.

Счастливым возвращением домой это трудно было назвать. Сквозь матовое стекло в окно первого этажа заглядывала луна, освещая заброшенный, пустынный и на взгляд детей тяжело раненный дом, у которого не было надежды на выздоровление. Воздух был сырой, застоявшийся, с оттенком могильного холода; он словно намекал, что здесь не стоит задерживаться надолго. Кроме того, дом вонял, словно в канализацию заползло какое-то существо, да там и сдохло.

Титус без особой надежды нажал на выключатель, но, к его удивлению, над головой вспыхнул свет.

— Ну что ж, Пан, куда направимся для начала?

— Попробуем на кухню. Мультитьюдина могла забиться в кладовку.

Вцепившись друг в друга для моральной поддержки, они прокрались на кухню. Оба втайне лелеяли слабую надежду на то, что удастся найти что-нибудь живое.

— Мультитьюдина?.. — прошептала Пандора, добравшись до выключателя.

Из глубин кухни донеслось раздраженное «Чччччч».

— Как на нее похоже, — проговорил знакомый голос. — Возвращается после затянувшегося отсутствия, и ее первые слова не: «О, Тарантелла, о, верная, умная, прекрасная Тарантелла, как я могла так поступить с тобой?» Ха. НЕТ. Или: «О, дорогая Тарантелла — кстати, прими запоздалые пожелания счастливого Рождества от обожающей тебя Пандоры». Ха. НЕТ. Или: «О, прости меня, неверную, бессердечную двуногую негодницу за то, что я…»

— Ладно, ладно — достаточно, — вздохнула Пандора. — Прости. Мне жаль. Очень.

— Нет, так не годится, — глядя на Пандору сквозь вентиляционное отверстие, Тарантелла сплела все восемь ног в мохнатую связку. — Продолжай. Усиль фактор искренности, повысь эмоциональную насыщенность и ПРОИЗНЕСИ ЭТО ТАК, БУДТО ТЫ И ВПРАВДУ ТАК ДУМАЕШЬ!

Пандора разрыдалась. Словно недостаточно вернуться в свой разрушенный дом! Надо еще для довершения эффекта выслушать лекцию невидимой паучихи.

— Но мне правда очень ЖАЛЬ! — рявкнула она. — ДОВОЛЬНА? Я так несчастна — ты даже не представляешь, как все ужасно… — От горя у нее подкосились ноги, пришлось опереться о плечо Титуса.

— Оууук. Только не надо слез, девочка. — Тарантелла проскользнула в вентиляционное отверстие и помахала волосатой ногой. — Ой, господи, я гляжу, ты и своего братца-арахнофоба притащила. Вот радость…

В резком электрическом свете Титус увидел, что вся кухня заплетена паутиной. Тарантелла пожала плечами.

— Девушке нужно чем-то себя занять, знаете ли. Попытаться защитить эту жалкую лачугу от сквозняков. Здесь было так мрачно. Можете себе представить… ни света, ни потрескивания поленьев, ни рождественской елки, ни…

— Султана, — донесся хриплый голос из кладовки.

— Санты, ты, тупица! — рявкнула Тарантелла и продолжила свои жалобы: — Тускло и безрадостно, ни тебе подарков, ни рождественских открыток, ни…

— Упрощений, — добавила Мультитьюдина, вылезая из укрытия.

— О, дай мне силы! — простонала Тарантелла. — Украшений, а не «упрощений». Ты что, совсем неграмотная или как?

Мультитьюдина громко засопела и бросилась вниз по лестнице в подземелье, на ходу визжа через плечо:

— ДА! СОВСЕМ! НЕГРАМОТНАЯ! Меня учили ЕСТЬ книги, а не ЧИТАТЬ их!