Чрезвычайная комиссия

ПОМОГ СЛУЧАЙ

Кустанайская областная комсомольская организация готовилась отметить свое пятидесятилетие. Решено было пригласить в числе ветеранов комсомола Якова Семеновича Турчанинова, который был чекистом, а ныне живет в Ужгороде. Я списался с Яковом Семеновичем. Он посоветовал мне связаться с другим ветераном комсомола Кустанайщины — Яковом Васильевичем Востриковым. Он, мол, может рассказать об одном интересном деле, проведенном чекистами в 20-х годах. И вот состоялось заочное знакомство с кандидатом исторических наук, работавшим в то время заведующим кафедрой марксизма-ленинизма Московского института народного хозяйства им. Плеханова Я. В. Востриковым. Он прислал свои воспоминания, часть которых была опубликована в сборнике «Первые шаги кустанайских комсомольцев», изданном Кустанайским обкомом ЛКСМ Казахстана в 1959 году. Там приведен тот самый эпизод, о котором сообщал Я. С. Турчанинов. Эпизод, бесспорно, интересный, раскрывающий одно из важных дел Кустанайской ЧК. Но сначала познакомлю читателя с Яковом Васильевичем.

Родился он в 1903 году в селе Александровке Кустанайского уезда в семье крестьянина-бедняка. В 1914 году окончил церковно-приходскую школу, а в 1917 году — Александровское двухклассное училище. С лета 1918 года жил у своей сестры — Пелагеи Васильевны. Ее муж И. Я. Прасолов — один из руководителей Александровской подпольной большевистской организации, приобщил Вострикова к революционной работе. По заданиям И. Я. Прасолова и К. М. Иноземцева юноша передавал письма и записки, узнавал о появлении в селе казаков, выполнял дозорную службу во время собраний, был за кучера, когда Прасолов и Иноземцев выезжали в окрестные села. Весною 1919 года Яков вместе с семьей Прасолова перебрались в село Русское Боровского района, где в то время проживали его родители. Прасолов, Иноземцев, а также отец Яши — Василий Максимович Востриков были активными участниками кустанайского краснопартизанского восстания. После подавления восстания колчаковцы дважды производили обыск в доме Прасолова, допрашивали его жену, а также Якова, допытывались, где находится Прасолов, где скрываются партизаны. В конце мая 1919 года Якова и его сестру колчаковцы арестовали за связь с красными партизанами, но были освобождены по ходатайству и поручительству старосты. Впоследствии Прасолов и Иноземцев были расстреляны алашордынцами под Тургаем, а отец Якова стал жертвой колчаковских карателей.

Яков Васильевич вспоминает: «Приблизительно в октябре 1919 года в Александровке от выступавшего на митинге политработника я узнал, что в Кустанае создано учреждение, которое помогает материально всем гражданам, пострадавшим от контрреволюции. Через неделю я оказался в Кустанае. Иду через базарную площадь. Навстречу мне шел представительный мужчина в черной добротной кожанке, в высокой шапке, с портфелем в руках. Я обратился к нему с вопросом.

Незнакомец смерил меня своим взглядом и испытующе посмотрел в глаза.

— Грамотный? — спросил он.

— Дяденька! Скажите, пожалуйста, где находится социалобеспечение?

Незнакомец улыбнулся и поправил:

— Не социалобеспечение, а отдел социального обеспечения. А зачем тебе, парень, понадобилось это учреждение?

Объяснил, что я пострадавший от контрреволюции и хочу получить помощь.

— Как же ты пострадал?

— Отца расстреляли, лошадь забрали.

— Окончил двухклассное училище! — почти по-солдатски отрапортовал я.

— А ищешь отдел социального обеспечения! Ведь ты не старик и не инвалид. Работать, дорогой, надо!

Я покраснел. И сказал:

— Я не боюсь работы. Но скажите, где ее можно получить?

— Хочешь, парень, работать в ЧК?

— А что это такое?

— ЧК, брат, это — Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией. Вот с теми самыми колчаковцами, которые расстреляли твоего отца.

— Какую же работу я буду выполнять?

— Самую почетную, парень, контру бить.

У меня вновь к лицу прихлынула кровь, но уже не от смущения, а от радости, что я смогу работать в учреждении, которое карает колчаковцев. У меня даже пронеслась в голове мысль: «Ну, попадись же мне теперь на глаза Поздняков!»

— Ну, что краснеешь, как рак вареный? — сказал незнакомец. — Хочешь в ЧК работать?

— Даже с удовольствием буду бить контру, — твердо ответил я.

— Ну, пойдем…

Пришли на Набережную. У входа в дом стоят два часовых с винтовками. Прошли в кабинет. На столе — два телефона. Мой новый знакомый вызвал к себе секретаря, попросил показать мне мое рабочее место и загрузить меня работой. Тут я узнал, что пригласил меня сюда Журавлев, заместитель председателя ЧК[6].

В тот первый день моя работа заключалась в заклеивании приготовленных к отправке конвертов. На другой день мне дали что-то переписывать с карточек в анкеты. Этот и два последующих дня были для меня самыми тяжелыми и ответственными. Я понимал, что данное мне поручение — это проверка моей пригодности к работе. А она явно не клеится. То и дело я порчу одну анкету за другой, сажаю кляксы, от пера летят брызги. Я волновался, обливаясь крупными каплями пота. Вдруг осенила мысль — ведь я же делаю не ту работу, на какую был приглашен. Иду к Журавлеву и говорю, что с моей работой произошло какое-то недоразумение.

— Вы мне говорили, что ЧК борется с контрреволюцией, но я этого не вижу. Заставили меня переписывать анкеты. Вы что, всурьез говорили со мной или просто смеялись, когда спрашивали, желаю ли контру бить? Я здесь контру не вижу, а если и увижу, то ее пером не прошибу.

— Ишь ты какой быстрый! Контру-то, прежде чем бить, надо разыскать и поймать. Ты скажи проще, что писарская работа тебе не по плечу. В двухклассном училище тебя, по-видимому, не научили грамотному письму. Ну, а что касается нашего разговора о работе в ЧК, то я тебе говорил вполне серьезно. Только вот ты и тут слово переврал, вместо того, чтобы сказать «всерьез», ты говоришь «всурьез». Ты следи, брат, за своей речью.

Журавлев вызвал караульного начальника и, показывая на меня, сказал:

— Возьми к себе в отделение паренька, подучи, и он будет хорошим бойцом.

Примерно через час я получил винтовку. Со следующего дня начались в отделении занятия по изучению ее материальной части. Я был на седьмом небе. Все дни ходил с гордо поднятой головой, думая про себя: «Вот это настоящая работа! Берегись контра!» Но и на этот раз судьба зло подшутила надо мной. Примерно через дней десять я заболел сыпным тифом и вышел из строя на целых шесть месяцев. На этом закончилась моя чекистская карьера[7]. Будучи в госпитале, я узнал, что в Кустанае организовался коммунистический союз молодежи…

1 августа 1920 года в селе Русское организовал ячейку РКСМ и был избран ее секретарем. В октябре 1920 года был принят кандидатом в члены РКП(б), а 20 декабря, в день образования ВЧК, переведен в члены партии. В конце 1920 года на районной комсомольской конференции избран членом Боровского райкома РКСМ и оставлен на работе в аппарате райкома сначала в качестве инструктора, а потом заведующего политпросветотделом…

В период работы в Боровском учился в трехмесячной межрайонной совпартшколе. Никогда не забуду, как во время перемены один из слушателей рассказал, что он только что встретил своего односельчанина, бывшего красного партизана, который не позже как два дня назад поехал в поле за сеном и по дороге встретил беляка, поровшего его в 1919 году плетью… Когда товарищ сказал, что этим беляком является бывший начальник Александровского почтового отделения Поздняков, убежавший вместе с белыми, я едва не лишился чувств. Товарищи… не поняли, что со мной случилось. А случилось самое обыкновенное. Я услышал имя подлеца, передавшего в руки карателей в начале мая 1919 года моего отца…»

Рассказ Я. В. Вострикова заинтересовал меня. Я решил найти дело Позднякова. При помощи Якова Васильевича мне удалось разыскать в Оренбурге старого чекиста Ф. И. Казакова, имевшего непосредственное отношение к делу.

Федор Иванович писал: «В Боровское политбюро Кустанайской Губчека летом 1922 года поступили сведения, что в селе Введенском появился интеллигентный человек, который интересуется историей подготовки жиляевского восстания, ее руководителями из села Введенки, экономикой крестьянских хозяйств и настроением крестьян. Начальник политбюро Яковлев поручил мне выехать в Введенскую волость для проверки этой личности. Когда я приехал туда, в волисполкоме уже было известно, что фамилия появившегося в селе человека Поздняков, что он следует из Усть-Уйской станицы в Кустанай и ищет знакомых среди учителей. Немного позже выяснилось, что этот самый Поздняков был в 1919 году начальником Александровского почтово-телеграфного отделения. Я вспомнил, что он муж моей учительницы Александровского двухклассного училища Стадухиной Марии Михайловны, дочери станового пристава в г. Кустанае. Поздняков населению Александровской волости был известен как активный прислужник белогвардейцев. С помощью купцов Александровки Васянина, Гудова, Тимина и других он по телеграфу сообщал колчаковцам о планах красных партизан. Поздняков был задержан мною и доставлен в Боровское политбюро. Следствие установило, что Поздняков бежал с белыми за границу, а затем пробрался в Советскую республику с разведывательной целью. В то время по уездам Кустанайской губернии рыскали банды. Оживало и кулачество, прислушиваясь к вестям о намечаемых походах белых из Китая через Сибирь. Почти в каждом селе притаились эсеры. Буржуазия, кулачество, эсеры знали, что недобитые генералы, ушедшие за границу, концентрируют свои силы, готовят поход против Советов. И в это время как раз появляется провокатор Поздняков, имевший авторитет среди купцов, дворян, торговцев и местных эсеров. Ведь тогда телеграф был только в Александровке, даже в Боровском его не было. А Поздняков был ряд лет начальником крупной почтово-телеграфной конторы… Вскоре Поздняков был этапирован в Кустанайскую губЧК и на этом мое участие по его делу прекратилось…»

К сожалению, само дело на Позднякова найти не удалось. В обнаруженном в одном из архивных дел постановлении от 1 сентября 1922 года указывалось, что Поздняков признал свое участие в работе контрразведки колчаковцев в 1919 году. Будучи начальником почтово-телеграфного отделения в Александровском, ездил с карательным отрядом в степь по розыску скрывавшихся дезертиров и заподозренных в сочувствии большевикам. Носил оружие. При встрече кого-либо, противящегося власти Колчака, подавал условный сигнал. Тут же этот человек задерживался.

В номере газеты «Степная заря» от 11 февраля 1923 года, хранящемся в Кустанайском госархиве, сообщалось, что ревтрибуналом приговорен к расстрелу бывший чиновник почтово-телеграфного отделения Николай Поздняков за выдачу в 1919 году карательному отряду служащих, сочувствующих Советской власти. Эта же газета (№ 18 от 17 февраля 1923 года) извещала: приговор ревтрибунала в отношении Позднякова приведен в исполнение.

Так случай, благодаря которому я познакомился с Я. В. Востриковым, помог раскрыть еще одно дело ЧК, проведенное в первые годы Советской власти.