…Сидя друг напротив друга за столом, месье Папопулос и его дочь Зия завтракали.
Раздался стук в дверь, и вошедший вслед за этим слуга передал месье Папопулосу внушительного вида визитку. Изучив ее, месье Папопулос удивленно приподнял брови и передал карточку дочери.
— Эркюль Пуаро, — произнес он задумчиво, ущипнув себя за мочку уха. — Интересно.
Отец и дочь переглянулись.
— Я видел его вчера на теннисе, — сказал месье Папопулос. — Мне это не нравится, Зия.
— Однажды он очень помог тебе, — напомнила дочь.
— Это правда, — признал месье Папопулос. — К тому же, как я слышал, он отошел от дел.
Отец и дочь пользовались родным языком, однако, повернувшись к слуге, месье Папопулос заговорил по-французски:
— Faites montes ce monsieur.
Несколько минут спустя в комнату вошел Эркюль Пуаро. Одетый в безукоризненный костюм, он небрежно поигрывал тростью.
— Месье Папопулос, — вежливо кивнул он.
— Месье Пуаро.
— И мадемуазель Зия, — Пуаро отвесил поклон девушке.
— Надеюсь, вы не слишком обидитесь, если мы продолжим наш завтрак? — сказал месье Папопулос, подливая кофе в свою чашку. — Ваш визит — очень ранний.
— Попросту бесцеремонный, — согласился Пуаро. — Но, видите ли, к этому меня вынудили обстоятельства.
— A-а, — сказал месье Папопулос. — Значит, вы расследуете дело?
— И весьма серьезное, — ответил Пуаро. — Смерть мадам Кеттеринг.
— Подождите-ка, подождите, — сказал Месье Папопулос, поднимая невинный взгляд к потолку. — Это ведь та дама, что погибла в “Голубом поезде”, не так ли? Я что-то читал об этом, но, по-моему, газеты не сообщали, что имело место преступление.
— В интересах правосудия, — сказал Пуаро, — было решено не привлекать внимания публики к этому факту.
Какое-то время все молчали.
— И чем же я могу вам помочь, месье Пуаро? — вежливо осведомился торговец.
— Voila! — сказал Пуаро. — Перейду к делу.
Достав из кармана ту самую картонную коробочку, которую показывал Ван-Алдену в Каннах, Пуаро высыпал рубины на стол и подтолкнул их к месье Папопулосу.
Детектив не заметил ни малейшей реакции, хотя внимательно следил за лицом торговца. Папопулос взял камни, внимательно осмотрел их и бросил на Пуаро вопросительный взгляд.
— Они великолепны, не правда ли? — спросил тот.
— Да, превосходная работа, — согласился месье Папопулос.
— Сколько они могут стоить?
У грека дернулось лицо.
— Вам действительно нужно, чтобы я оценил их, месье Пуаро? — спросил он.
— Вы проницательны, месье Папопулос. Нет, не нужно. Во всяком случае, эти камни не стоят пятисот тысяч долларов.
Папопулос рассмеялся, а вслед за ним и Пуаро.
— Но в качестве имитации, — сказал Папопулос, возвращая рубины Пуаро, — они, как я уже сказал, превосходны. Простите за нескромный вопрос, месье Пуаро, откуда они у вас?
— Не вижу причин, почему бы и не рассказать об этом своему старому другу. Они принадлежали графу де ля Рош.
У месье Папопулоса поднялись брови.
— Понятно, — пробормотал он.
Пуаро наклонился вперед и заговорил с самым беззаботным и невинным видом:
— Месье Папопулос, я намерен выложить свои карты на стол. Эти камни — то есть, конечно, те, с которых были сделаны эти копии, — похитили у мадам Кеттеринг в “Голубом поезде”. Однако я скажу вам следующее: я не заинтересован в возвращении камней — это дело полиции. А я, в данном случае, работаю не на полицию, а на месье Ван-Алдена. Я хочу поймать человека, который убил мадам Кеттеринг. Драгоценностями я интересуюсь лишь постольку, поскольку они способны вывести меня на нужного мне человека. Вы меня понимаете?
Последние слова Пуаро произнес многозначительным тоном. Месье Папопулос невозмутимо сказал:
— Продолжайте.
— Мне кажется, месье Папопулос, что в Ницце камни сменят владельца — возможно, это уже произошло.
— О! — задумчиво сказал месье Папопулос, потягивая кофе. Сейчас он выглядел даже более почтенным, чем обычно.
— Вот я и подумал, — оживленно продолжил Пуаро. — Какая удача! В Ницце находится мой старый друг месье Папопулос. Он, несомненно, поможет мне.
— И каким же образом, вы думаете, я способен вам помочь? — холодно осведомился месье Папопулос.
— Я подумал, что, вне всякого сомнения, месье Папопулос прибыл в Ниццу по делу.
— Вовсе нет, — возразил месье Папопулос. — Я приехал сюда по рекомендации врача, чтобы поправить здоровье.
Он глухо кашлянул.
— Грустно слышать об этом, — неискренне посочувствовал Пуаро. — Однако я продолжу. Когда русская великая княгиня, австрийский архиепископ или итальянский граф хотят продать свои фамильные драгоценности, к кому они обращаются? К месье Папопулосу, не так ли? Ведь деликатность, с которой он ведет свои дела, известна всему миру.
Торговец вежливо поклонился.
— Вы мне льстите.
— Деликатность — великая вещь, — изрек Пуаро и был вознагражден улыбкой, скользнувшей по лицу месье Папопулоса. — Я тоже умею быть деликатным.
Их взгляды встретились.
Пуаро снова неторопливо заговорил, тщательно выбирая слова:
— И я подумал вот о чем: если бы в Ницце камни перешли из рук в руки, месье Папопулос наверняка услышал бы об этом. Он знает обо всех достойных внимания сделках, в которых так или иначе фигурируют драгоценности.
— О, ну что вы! — сказал месье Папопулос.
— Полиция, как вы понимаете, — продолжал месье Пуаро, — не знает о том, что я пришел к вам. Это частный визит.
— Ну, конечно, ходят некоторые слухи, — осторожно начал месье Папопулос.
— Какие же? — быстро спросил Пуаро.
— А разве имеется причина, по которой я был бы обязан пересказывать их вам?
— Да, — ответил Пуаро, — думаю, имеется. Возможно, вы помните, месье Папопулос, как семнадцать лет назад вам в руки попал некий предмет, отданный вам на хранение… ну, скажем, весьма известным лицом. А затем этот предмет загадочным образом исчез. Вы, если мне будет позволено так выразиться, попали в переделку.
Пуаро перевел взгляд на девушку. Та давно отодвинула в сторону тарелку и чашку и внимательно слушала, подперев подбородок руками. Глядя на нее, Пуаро продолжил:
— К счастью, в тот момент в Париже находился я. Вы послали за мной. Вы отдали себя в мои руки. Вы сказали, что если я верну пропавший предмет, вы никогда не забудете об этом. Eh bien! Вот я и напомнил вам.
Месье Папопулос тяжело вздохнул.
— О самом неприятном моменте в моей жизни, — тихо сказал он…