Чудеса под снегом. Рассказы о любви и волшебстве в большом городе

Любви все чудища покорны. Сора Наумова, Мария Дубинина, Светлана Волкова,

– «Если и есть в этом темном и ужасном мире ангелы, то она – точно одна из них! Когда я смотрю на ее лицо, загадочную полуулыбку, моя душа наполняется спокойствием и умиротворением…»

Повисла долгая пауза, наполненная недоумением вперемешку с нарастающим весельем. Не моим, разумеется. У меня только что стало на один повод для грусти больше.

– Студент Хансен, это явно не эссе по подвидам мутации, – безжалостный мэтр Ллейшах ядовито ухмыльнулся и бросил листок мне в лицо, и тот медленно спланировал на не очень, скажем прямо, чистый пол. Сквозняк из окна подтолкнул его прочь от кафедры, где я покрывался холодной испариной от страха и стыда, несмотря на духоту в аудитории, переполненной самыми разнообразными монстрами… то есть студентами, конечно, я хотел сказать, студентами.

– Хансен, чудила, ты снова отжег! – хохотнул оборотень Сережа и высунулся в проход, чтобы подобрать свидетельство моей глупости.

– Не трожь! – Я рванулся вперед, но был остановлен хвостом мэтра. Он у него был всем на зависть, если, конечно, вы хоть раз мечтали переродиться в нага. Я лично – нет, потому что змей откровенно побаиваюсь, особенно когда они меня вот так вот держат за горло этим самым своим хвостом.

– У нас здесь не урок стихосложения, а практикум по мутагенам! – прошипел Ллейшах, высунув язык, с которого сочилась темная субстанция. Знать не хочу, что это и насколько ядовито. – Еще разговоры будут? Или приступим, наконец, к практике? Могу показать, что бывает с неосторожными идиотами на примере принудительной мутации.

Оборотень рыкнул, но сел на место, а я поспешно подхватил бумагу, скомкал и, едва выпутавшись из чужого хвоста, сунул в карман.

Вы спросите, как так вообще вышло, что мое любовное послание попало на стол к преподавателю? О, это еще не самая страшная напасть из тех, что приключаются со мной буквально по десять раз на дню. Дело в том, что я неудачник, и это не раса и не классификация существ. Это образ жизни. Вообще-то среди арахн, вампиров, банши и прочих жутких товарищей нашей Академии я был всего лишь скромным незаметным метаморфом. Все во мне было невзрачным, угловатым и некрасивым – и даже смерть этого не изменила, только разнообразила список и градус моих косяков. Вчера я так замотался на полигоне, что про дурацкое эссе вспомнил уже к вечеру, быстренько переписал основы из трактата и сгреб все это со стола, а утром сдал лаборанту, даже не проверив. Да, Отто Хансен, ты совершенно конченый случай…

Пока брел на свое место, по аудитории прошелся легкий шепоток, девушки обсуждали какую-то новую сплетню, а я боялся посмотреть в их сторону. Ведь среди них сидела и она, та, что вызывала во мне все эти яркие, но определенно безответные чувства. Ведь она… Она такая…

– Слышь, хлюпик, ты на кого пасть там раскрыл только что? – оборотень повернулся ко мне и угрожающе провел пальцем по шее. Я споткнулся и едва не приземлился мимо лавки.

– П…п… прости.

– Тебе конец, чудила. Я тебя на лоскутки…

– А вот и первый доброволец, – радостно перебил мэтр, кончиком хвоста поманив Сережу к кафедре. Тот мигом присмирел, послушно встал и поплелся к Ллейшаху, а я выдохнул с облегчением – на ближайшую пару дней спасен, а когда волк выйдет из лазарета, там и посмотрим. У нас все с первого курса знают, что после практикума Ллейшаха своими ногами уходят три процента учащихся.

– Студентка Сантус, формулу! – приказал преподаватель, оплетая хвостом яростно вырывающегося оборотня.

Вызванная к доске девушка быстро чертила символы куском мела, а я любовался ее идеальной линией плеч, движением изящной кисти, блеском длинных серебристо-зеленых волос…

Мирия Сантус. Самая красивая девушка в Академии Небытия – месте, где все мы, однажды почившие, получали шанс стать уже, наконец, кем-то достойным. Правда, на Темном факультете все достоинства надежно скрывались под экстравагантной и нередко неприглядной формой. Однако, в отличие от остальных представительниц прекрасного пола на нашем факультете, Мирии не досталось странных ушей, хвоста или лишней пары ног – она была сиреной и могла с помощью голоса повелевать чужим разумом. Восхитительно прекрасна и недоступна для такого, как я, средненького метаморфа, только и умеющего, как трансформировать свое тело, чтобы оставаться как можно более незаметным.

– Земля вызывает Отто Хансена! Вернись в реальность! – громким шепотом позвал меня сосед, и я, очнувшись, похолодел от пристального взгляда препода. Он молчал, но с него станется просто из вредности прилюдно объявить, кому я посвящал те строки. Кажется, мне хватило тупости неоднократно упомянуть ее имя в письме.

– Да, мэтр? – проблеял я, подозревая, что он чего-то еще от меня хочет.

– Преобразуй себе хвост и держи ему ноги, – велел Ллейшах. – Чем его кормят вообще? Удобрениями?

Сердце ухнуло вниз, запуталось в кишках и провалилось туда, где ему самое место, – в пятки. Все, даже лазарет меня не спасет! Если сейчас сдвинусь с места, мне крышка. Если не сдвинусь, судя по взгляду мэтра, тоже. Провожаемый злорадными смешками добрых сокурсников, я сделал так, как просил преподаватель. Трансформации давались уже достаточно легко, ноги превратились в змеиный хвост, и теперь Сережа напоминал сосиску в тесте, плавно закрученную зеленоватыми полосками змеиной плоти. От этого сравнения мне стало смешно, но ненадолго, потому что Сережа при виде моей улыбки задергался вдвое сильнее.

Вдруг Мирия наклонилась к оборотню, из-за завесы ее волос я не увидел, что она делала, но мохнатый расслабился, и держать стало гораздо проще.

– Молодец, девочка! Далеко пойдешшшь, – прошипел мэтр и смешал порошки на листе по формуле, пахнуло озоном, и сухие ингредиенты стали мерцающей ртутной лужицей.

– Ложечку за папу, ложечку за маму, ложечку за ректора, чтоб он подавился на обеде… – приговаривал Ллейшах, осторожно вливая зелье в оборотня. Сначала ничего не происходило, но не прошло и минуты, как оборотень рванулся из наших пут так, что меня отнесло в сторону и припечатало головой об кафедру.

Нагу повезло больше, его просто немного сдвинуло к окну.

– А теперь самое интересссссное, – прошипел он и отпустил волка на свободу. А это, на минуточку, уже не серенький волчок, а громадная зверюга со светящейся гривой и клыками с мой локоть. В аудитории разом стало слишком тесно.

– Урррою! – рыкнул Сережа и бросился на меня.

А что я? Мне еще рано опять умирать! Отрастив себе ноги как у кузнечика, я ласточкой перелетел через кафедру, бросившись к выходу из аудитории, напрочь забыв, что здесь я не один и у двери теперь целая толпа, стремящаяся покинуть опасное место.

Значит, остается запасной вариант.

– Простите, мэтр! – крикнул я.

Второй прыжок, а затем, как следует оттолкнувшись от спины Ллейшаха, я вылетаю в окно. Благо сегодня лекция на первом этаже, иначе никакой метаморфизм не спас бы меня от перелома конечностей. А если я не буду сейчас бежать изо всех сил, то и не спасет! Разъяренный волк, разодрав кафедру в щепки, кинулся за мной, по пути снеся преподавателя. Чертово зелье сделало из него идеальную машину для убийства, и прямо сейчас она собиралась отточить навыки на мне!

Вариантов для спасения оставалось немного: волк бегает как олимпиец, но, к счастью, вроде бы не умеет летать, так что либо ректорат, либо метеобашня. И, кажется, в ректорат я уже не успеваю.

– О, Серега, кажется, блоху ловит! – схохмил кто-то из первокурсников. Но мне было не до смеха, по сумасшедшей траектории я упрыгивал от верной смерти в когтях оборотня. Учебный корпус стремительно отдалялся, как и остальные постройки, а вот спасительная башня была совсем рядом… Но тут сила закончилась, и вместо того чтобы прыгнуть, я позорно споткнулся, по инерции проехался лицом по земле и впечатался затылком прямо в дверь метеобашни, распахнув ее в другую сторону.

Свет померк. Все-таки два столкновения с твердыми предметами за один день – это перебор. Оставалось надеяться, что Сережа не станет рвать меня на клочки, пока я буду валяться в отключке. На этой веселой мысли, следом за светом, погасло и сознание…

Реальность возвращалась урывками, а запах валерьянки был настолько едким, что я не выдержал и чихнул.

– Пришел в себя?

Я сморгнул выступившие слезы, и сидящая напротив медсестра Ирма равнодушно убрала вонючую вату от моего лица. Дышать стало значительно легче.

– Кажется, да, – простонал в ответ. В голове стучало до легкой тошноты, но раз она болит, значит, она все еще на плечах, и обозленный оборотень мне ее не оторвал.

– Тогда нечего бока отлеживать, собирай свои ложноножки и дуй в общежитие. Отгул на сегодня доктор Зусман тебе оформил.

– А Сережа? – робко заикнулся я.

– В изоляторе! Выводит эту вашу отраву естественным путем, – Ирма хохотнула, но тут же весьма зловеще хрустнула пальцами. – Когда-нибудь я этого террориста хвостоногого на сумочку пущу. Это кто ж смешивает зелья по формуле, воспроизведенной студентом? Да там N в двадцатой степени превышено было, а нам теперь неделю этого бешеного караулить, пока концентрация снизится. – Она перевела на меня взгляд и шикнула: – Иди давай отсюда, повелитель погоды!

Доводить наш скудный медперсонал не рекомендовалось, поэтому я с трудом встал, нашарил под кроватью какие-то тапки и бочком-бочком пополз в коридор. Та-а-ак, значит, минимум неделю Сережа не будет ко мне лезть. Это хорошо. Через неделю он выйдет и тогда мне станет плохо. Я припомнил, что Ирма еще говорила, и встал как вкопанный перед лестницей.

Повелитель погоды?!

Я же ничего опять не испортил?

И в тот же миг меня едва не сдуло – из распахнутого окна в конце коридора тянуло таким ледяным сквозняком, что тело тут же покрылось то ли мурашками, то ли сосульками.

Кое-как доковыляв до окна, я выглянул наружу. Все вокруг покрывал толстый слой снега: скамейки и кусты напоминали о себе лишь едва заметными кочками. Две ошалевшие от погодного катаклизма вороны примерзли к столбам, остальных видно не было, хотя обычно их тут в изобилии. Да и в целом в Академии Небытия погода всегда стояла примерно одинаковая, в меру теплая и сухая… А тут настоящая зима, совсем как у меня на родине. И пусть с прошлой жизнью меня связывала только пара сухих фактов о ней, но я не смог отказать себе в удовольствии и с наслаждением, можно сказать, ностальгией, втянул носом бодрящий морозный воздух. И чуть не подавился, вспомнив, как не так уж и давно весь факультет колбасило от мороза до жары, когда поломался контроль над метеобашней. Только не говорите мне, что я…

Ничего не подозревая о моих страданиях, на площади перед холлом студенты уже вовсю играли в снежки, особенно отличалась компания, которую в прошлый раз и наказали на нарушение погодного режима. Один, в щегольском голубом камзоле, щупальцами ловко сгребал снег и сворачивал идеально круглые снаряды. Его тощий товарищ в растянутом свитере скатывал огромный шар и периодически отбивался. Морис Фрей и Рэнди Салливан – вот бы и мне быть такими же классными, как они, и ничего не бояться.

– Студент Хансен, в ректорат! – Сзади незаметно подплыла тучка и чувствительно ужалила меня молнией пониже спины.

– Да что ж за день сегодня такой! – взвыл я и, понуро свесив голову, поплелся в ректорат… По пути попал под обстрел, собрал больничными тапками снега на целую бабу, замерз и даже немножечко посинел. В какой-то момент, повернув голову, чтобы уберечь глаза от чьего-то снежка, я увидел Мирию в компании подруг: она смеялась и что-то весело говорила им. Меня она, конечно, снова не заметила.

Ректорская башня сияла наледью, как хрустальная, и я вскоре понял, почему. Миллхаус злобно плюнул огнем в окно, лед растаял и снова схватился, еще прозрачнее и красивее предыдущего.

Секретарь главного выглядела не лучше меня – шерсть торчком, уши дрожат, на руках перчатки, и только наманикюренные коготки торчат наружу. Перед ней стояла огромная чашка малинового чая, исходящая паром и дивным ароматом ягод.

– Заходите, вас ждут, – сообщила Людочка и тоненько чихнула.

Я помялся на пороге, но перед смертью не надышишься, и, собрав остатки смелости в кулак, вошел внутрь.

Я же не забыл сказать, что ректор у нас – огнедышащий дракон?

Так вот, в этот снежный денек дракон был явно не в духе, из пасти то и дело вырывались огненные язычки, а вокруг было темно от дыма. Я испуганно попятился.

– Господин… Дрей?

– О, Отто! Скажи мне, пожалуйста, что бывает за порчу академического имущества в очень больших размерах? – прорычал огромный золотой ящер, но потом сжалился над трясущимся мной и, вернувшись в человеческий облик, продолжил: – А еще за нескольких травмированных в гололед студентов?

– Ничего хорошего?

Про пункт о порче имущества из Устава я кое-что помнил – частенько приходилось освежать в памяти, – а вот про травмы совсем ничего.

– Вот именно, мальчик мой! Ты уже не первый день учишься, хорошо себе представляешь масштабы.

– Трагедии? – робко уточнил я.

– Одиночной камеры!

Этого стоило ожидать. Уткнувшись взглядом в сырые тапочки на три размера больше необходимого, я все-таки спросил:

– Может, расскажете, что было после моего столкновения с метеобашней?

– Ну, ты героически прилег у ее основания, а у нашего юного оборотня, благодаря экспериментальной формуле Ллейшаховской отравы, тестостерон зашкалил, и он разгромил все, что попалось под руку. В том числе и многострадальный пульт управления. Теперь у нас незапланированная зима на месяц или больше, пока к нам не придут нужные запчасти. А зная этих китайцев, могут и совсем не прийти… – пробурчал Миллхаус и тряхнул длинной челкой. – А я хоть и по жизни хладнокровный, но больше предпочитаю приятное тепло вместо этой Антарктиды!

– Простите, если бы силы хватило, я бы смог добраться до ректората, – сконфуженно извинился, представив сумму, которую мне придется выплачивать высокому начальству. Похоже, придется еще лет двести отрабатывать ущерб.

Дракон вздрогнул, и я вместе с ним, сообразив, как мне повезло на самом деле, ведь разгромленный ректорат стоил куда больше. Может быть, он стоил даже жизни.

– Я больше так не буду, – пробормотала я, мечтая оказаться где-нибудь подальше отсюда, пусть даже и по колено в сугробе. Миллхаус только отмахнулся и взгромоздился задом на свой рабочий стол.

– Вообще-то это была весьма грубая подстава, я разочарован.

– Подстава? Лекции у мэтра Ллейшаха всегда были на грани членовредительства. Просто в этот раз мне не повезло…

– Кто составлял формулу?

Предчувствие чего-то страшного явственно поселилось у меня в животе. Мирия напутала? Невозможно! Половина курса живы только благодаря ее выкладкам.

– Я не запомнил, – солгал, не моргнув глазом.

– А может, ты просто не хочешь сдавать подружку? – вкрадчиво спросил ректор.

– Не смешите мои тапочки, – я невольно снова посмотрел на свои ноги. – Она и не знает о моем существовании. Реликтовая и обычный студент? Это даже на шутку не тянет.

Голос я не удержал, слова прозвучали с хорошей такой порцией грусти. Дракон насмешливо посмотрел на меня и понятливо хмыкнул.

– Наверное, мне надо будет возместить ущерб? Только не знаю, чем могу пригодиться Академии. Хотя у меня неплохо получается подметать или ухаживать за грядками.

– Глупо расходовать ваш талант на бытовые потребности, студент Хансен. А звал я вас, чтобы проверить докладные остальных. Причем никто не стал геройствовать и все сразу указали на студентку Сантус.

– Она тут ни при чем! Можете поверить, Мирия бы никогда не ошиблась в последовательности! Значит, наш достопочтимый мэтр Ллейшах, как обычно, что-то напортачил и перевесил на студентов свой косяк. Вот уж кого стоит допросить! – Я так возмутился, что не заметил, как наговорил лишнего. Все, теперь долг будут взимать с кучки пепла.

– Остынь немного, – Миллхаус дунул в меня дымом. – Я еще не совсем старый маразматик, чтобы не узнать почерк своего подчиненного. Но ты уверен, что ничем его не спровоцировал?

– Сдал вместе с эссе по мутагенам личную тетрадь, в которой было нечто, что не понравилось уважаемому преподавателю, – я решил не скрывать ничего. – А он зачитал некоторые строки оттуда вслух перед всеми.

Миллхаус вдруг выдохнул:

– Свободен!

– Даже без отработки?

– А что, хочешь пару нарядов на кухню?

Он еще не договорил, как я уже счастливо улепетывал, в буквальном смысле теряя казенные тапки. Башня сотряслась от драконьего хохота, но я уже скатился по винтовой лестнице и понесся в свою комнату.

В общежитии было закономерно холодно. Я сидел, закутанный в одеяло, и мелко дрожал. Очередь в душевые заканчивалась у входа, так что погреться смогут самые сильные или самые наглые. Сейчас дежурство на кухне казалось мне не наказанием, а благословением. Почему у меня такая бесполезная сила? Будь у меня драконья кровь или на худой конец толстая шерсть. Так-с, шерсть! Это идея! Пусть ненадолго, но я перестану стучать зубами и пугать соседа.

– Эй, хочешь горячего чайку? – спросил он как раз, когда я собрался приступить к задуманному. Мы с соседом не то чтобы дружили (со мной тут вообще никто не дружил), но чай пах малиной. Точь-в-точь как тот, что пила секретарша Людочка, и я с благодарностью принял кружку. Вблизи запах был уже не такой приятный, почему-то отдавал химией. И сосед как-то странно ухмылялся, пока я пил. И тут же что-то набил на браслете для связи.

Ну да это все ерунда, я просто слишком подозрительный.

Ах да! Шерсть…

Я сосредоточился и представил, как все тело покрывается густой, плотной шерстью, примерно, как у того же оборотня. Сила толчками выплескивалась, а потом полилась сплошным потоком. Шерсть появилась и росла, росла, росла! Я стал похож на черный шерстяной шар, который все время шевелился. Я так испугался, что начал звать соседа, но застал только его спину, бодро скрывшуюся за дверью. “Постой, спаси меня!” – хотел крикнуть ему я, но подавился волосами и закашлялся. А они все росли и росли! Остановить этот процесс не получилось и, сжимая зубы и надеясь на то, что меня не узнают, я бодро пошелестел к лазарету, убрать излишки.

– Хансен! – Зусман икнул, когда я вкатился в кабинет.

– Кажется, она меня душит! – Я еле смог откинуть копну волос, чтобы сказать это. Ирма выругалась и попыталась выстричь кусок маникюрными ножницами. Шерсть была против, и две половинки ножниц со звоном упали на пол.

– Ну, я хотела по-хорошему, – хищно улыбнулась Ирма и чем-то загремела. Стало еще страшнее, шерсть даже перестала меня душить, затаившись в ожидании.

В дверь деликатно постучали.

– Сантус! А тебе что потребовалось? – спросил Зусман у девушки за моей спиной.

Я замер и, кажется, перестал дышать.

– Успокоительного? Вторая полка справа, зеленая бутыль. Да не всю! Отлей в мензурку, – командовал доктор, а я был даже рад, что под всей этой копной меня не было видно. Что же случилось с Мирией? Неужели ректор ее все-таки вызвал на допрос?

– Приступим, – довольно пробормотала Ирма, включая мини-пилу. Взвизгнул мотор, и я резко обрел возможность видеть. Кусок отрезанной шерсти бодренько пополз к койке.

– Доктор!

– Поймал! – Зусман, вооруженный огромным пинцетом, подхватил очередную прядь и упаковал его в жестяную коробку. Было довольно неловко сидеть на табуретке и видеть, что тебя обстригают бензопилой и подравнивают ножницами по металлу.

– Зачем тебе вообще была нужна эта шерсть? – спросил доктор.

– Согреться, ну и чтобы густая была, лучше, чем у оборотня… – вздохнул я. – Доктор, а почему так получилось?

– Кто-то подлил тебе в еду или питье зелье для укрепления волосяного покрова в период линьки. На всех других существ оно действует как… как слабительное. Но тебе повезло, ты как раз отращивал шерсть.

– Повезло? – Я проследил за тем, как Ирма ловит новый комок живой волосни. – Не думаю.

– Ничего, мы ее изучим, – потер руки доктор Зусман, и его чертячий хвост возбужденно забил по полу. – Может, это научно-магическое открытие века!

– Я могу идти?

Моя шевелюра как раз приняла свой обычный серый цвет, а с рук и ног самоликвидировалась непонятным образом.

– Иди и постарайся сегодня больше ничего не отращивать, а лучше не пользуйся способностями, мало ли, застрянешь в переходной форме, – обрадовал меня доктор. – Два раза за день посетить медицинское крыло, это же надо постараться! Хотя…

Он смерил меня взглядом, в котором читалось то же, что я обычно видел у других: “Неудачник, что с него взять”. Скомкано попрощавшись, я покинул медкабинет, и надо же было такому случиться, что на первом этаже, почти у самого выхода из корпуса, столкнулся с Мирией. Она стояла у открытого окна и смотрела на падающие хлопья снега так, будто они были самым прекрасным на свете, что она видела. Так же, как я всегда смотрел на нее. Ветерок потревожил гладкие, как озерная вода, пряди, и Мирия убрала их за ухо – у меня кровь прилила к лицу, что никакой печки не надо. Вздохнула – и я чуть не подавился, глотнув воздуха, которым она дышала.

А потом Мирия повернулась, и ее вдохновенное лицо неуловимо изменилось. Только что она мягко, немного рассеянно улыбалась холодному дню, и вот уже уголки губ опустились, брови хмуро изогнулись, и она посмотрела на меня как на пустое место.

– Мирия, я… Я ничего не говорил Миллхаусу про тебя, – проблеял, как последний баран.

Она достала из кармана широкой короткой юбки блокнот на пружинах, перелистнула на чистую страницу и написала: “Плевать”. Она никогда не говорила со мной напрямую, я слышал ее чудесный голосок только тогда, когда она обращалась к кому-то другому. К своим подругам, поклонникам, к учителям. Но никогда – ко мне.

– Мирия, я правда не сказал, что это ты писала формулу! – Казалось важным именно сейчас оправдаться перед ней, пока она еще хотя бы смотрит в мою сторону.

Девушка откинула волосы назад, вздернула подбородок и быстро начеркала на новом листе: “И что?”

– Ну… Даже если это сделала ты, я тебя понимаю.

Бездонные глаза Мирии стали еще больше, она стиснула блокнот и пронеслась мимо меня на выход. Хлопнула дверью, оставив меня в одиночестве размышлять, чем я ее обидел.

На следующий день перед началом занятий я сонно побрел к местному магазинчику, к которому вела длинная пустынная дорога, окаймленная голыми деревьями – обычно устрашающими, а сейчас покрытыми белоснежными шапками. Но не успел даже покинуть двор между корпусами, как услышал тихое всхлипывание.

Остановился, прислушался и медленно стал пробираться сквозь заросли на звук.

– И как ты все исправлять собираешься?

Высокий женский голос был однозначно знаком, а когда заросли чуть расступились, осыпав меня белым крошевом, я увидел его обладательницу – Алину. Она была одного поля ягода с оборотнем Сережей, везде за ним таскалась, поэтому я старался избегать с ней встреч, но сейчас рядом с Алиной стояла заплаканная Мирия, и вид ее хрустальных слез наполнил мое сердце невиданной доселе яростью!

– Это мой парень! Понимаешь, мой! – визжала эта Алина.

Мирия что-то написала в блокноте и показала собеседнице.

– Да ты что? Могла бы и сама ему сказать, чтобы он отстал!

Мирия резко встала, отшвырнула блокнот и пошла прочь.

– Мы еще не закончили! – разъярилась Алина и дернулась вслед, но вдруг застыла, медленно развернулась, как зачарованная, и пошла в другом направлении. Вся сцена заняла считанные минуты, но для меня растянулась на часы. Как же паршиво я себя чувствовал, желая защитить дорогую Мирию, но в итоге просто постоял в кустах, не решившись влезть в скандал. Все, как всегда. Ты трус и не достоин такой девушки, как Мирия, Отто Хансен, пора с этим уже смириться. Но я не мог! Ведь получается, Сережа вконец обнаглел и потянул лапы к моему ангелу. Ну ничего, пусть он меня даже растерзает, но я его после лазарета еще разок туда отправлю. Надо только придумать, как.

Возможно, это мой последний шанс обратить на себя ее внимание.

Уходя, я подобрал блокнот, чтобы через кого-то вернуть владелице, и понесся в общежитие. Скрепленные пружиной листы буквально жгли мне руки, и я долго сомневался, имею ли право заглянуть внутрь. Сначала положил его в ящик, но посреди ночи, убедившись, что сосед-предатель спит, не утерпел и достал. На первых страницах мало что значащие обрывки фраз, кусочки конспектов, а вот на последних… Фасоны бальных платьев, зарисовки людей и предметов, и самое главное – стихи. Внутри Мирия была такой же прекрасной и одухотворенной, как и снаружи. Она рисовала, мечтала, сочиняла. Она и правда чистое совершенство!

Я зачитался так, что не заметил, как заснул под утро. В душе все пело, Мирия была очень ранимой и тонко чувствующей девушкой, которая обожает романтику. Может быть, у меня появился тот самый заветный шанс заслужить ее взгляд? Но для начала надо устранить оборотня!

Перед глазами уже рисовалась картина, как я, закованный в броню и держащий копье, на коне, правда, почему-то подозрительно похожем на Алину, мчусь навстречу Сереже, еще секунда – и я вышибу его из седла! Удар – и я просыпаюсь на полу, обхватив подушку, а под ухом надрывается браслет с будильником. В состоянии зомби добрался до лекционной, проигнорировав даже столовую и душ. Тем более горячая вода закончилась еще вчера, а плескаться в ледяной такое себе удовольствие.

– Итак, сегодня у нас практическое занятие в библиотеке, – возвестил преподаватель демонического слова профессор Фхтагнъ, складывая на груди вторую пару рук. – Большая просьба не шуметь и не портить ценные экземпляры. Иначе вас ждет наказание!

Я зевнул. Вообще-то в библиотеку Темного факультета не ходили даже отъявленные зубрилы и ботаны – боялись. Говорят, туда каждый год засылали новичков, чтобы проверить их моральный дух. И иногда они оттуда возвращались…

Потом взгляд зацепился за гладкую волну серебристо-зеленых волос в толпе студентов, и я готов был ради них в этой жуткой библиотеке не только практикум провести, но и жить остаться. Вот только реальность оказалась не столь вдохновенной – студенты разбрелись по сумрачному залу с сотнями стеллажей, образующими лабиринт, в котором разберется не каждый бывалый минотавр. Мне, как самому бестолковому, вручили метелочку для пыли и большой рулон малярного скотча, склеивать и ремонтировать совсем рассыпавшиеся тома.

– Хансен, тебе поручаю совсем древние, – профессор Фхтагнъ хорошо ко мне относился, а я старался его не подводить.

Я направился в самую дальнюю часть библиотеки, к старым полкам, и принялся за работу. Откровенно порванных книг было мало, а вот пыли завались. Я старательно махал метелкой, пока вся пыль с полок не поднялась в воздух. Кто-то рядом чихнул, и я на автомате пожелал здоровья.

– Спасибо, – нечеловеческим голосом ответили мне, и метелка выпала из рук. За полкой сидело нечто неопределенной формы, черное и покрытое множеством красных слезящихся глаз. Существо моргнуло примерно половиной из них и второй раз оглушительно чихнуло.

– Будьте еще здоровее, – проблеял я, пятясь назад, разглядев в обилии красных точек внушительную зубастую пасть.

– Аллергия, – пожаловалось чудище.

– Понимаю, – кивнул, мысленно прикидывая, как аккуратно закончить разговор и ретироваться подальше.

– Совсем не понимаете, – чудовище шмыгнуло носом и достало из недр своей темноты большой клетчатый платок. Я деликатно отвернулся, пока оно сморкалось, а тут как раз и повод сбежать подвернулся.

– Может, я сгоняю в медпункт? Спрошу что-нибудь для вас, ну… от аллергии.

– А вы сможете? – существо уставилось на меня сразу всем глазокомплектом.

– Я быстро! – и рысью метнулся прочь. Кажется, мне не повезло столкнуться с тем самым кровожадным хранителем библиотеки, и если не задобрю его, то пополню списки пропавших без вести библиоманов.

Несся так, будто мне пятки кусали. Ирма только крякнула при виде моей потной физиономии, но без лишних вопросов выдала микстуру от аллергии, самую большую бутыль. Обратно я уже не так спешил, в надежде, что существо уйдет, не дождавшись, но оно сидело там же.

– В…в… вот, – протянул я бутылочку, и ее содержимое в два монструозных глотка исчезло где-то в недрах клубящейся тьмы. Тьма блаженно выдохнула.

– Полегчало? – рискнул я уточнить. – Простите, я тут пыль развел…

Несколько пар ближайших ко мне глаз хитро сощурились. Мне даже показалось, что их взгляд проник в голову и основательно там потоптался.

– Значит, хочешь победить соперника?

– Откуда вы знаете?! – Я снова начал пятиться.

– Работа такая, – утробно хохотнуло существо и вдруг жестом фокусника извлекло из себя сложенный пополам древний на вид листок, желтый, шуршащий, чуть обгоревший по краям. – Держи, юноша. Здесь содержится мощнейшее заклинание, тебе оно пригодится…

И, едва договорив, растворился клубами быстро тающего дыма.

Я определенно рискую совершить нечто запретное, но желание защитить Мирию победило. Я бережно сунул листок за пазуху, чувствуя себя неловко и одновременно возбужденно.

– Спасибо!

Никто мне, разумеется, не ответил, однако я был уверен, что жуткий хранитель библиотеки все еще где-то тут и слышит меня.

Оставалось только дождаться возвращения оборотня из госпиталя. Ну и набраться храбрости, конечно.

Уже на выходе браслет пиликнул сообщением от ректората: «Уважаемые студенты, в связи с неожиданным наступлением зимы, через три дня будет проведен Зимний бал. Ждем добровольцев в ректорате для распределения обязанностей!»

Я так и замер, подняв одну ногу. Неужели я не ослышался? Бал – это же ведь когда кавалер приглашает даму на… на… на танец! Вот он, мой шанс! Я чуть в пляс не пустился, но сзади напирали мои “добрые” сокурсники, так что пришлось ссутулиться и поскорее перебирать несуразно тонкими длинными ногами, азартно обдумывая, как подойти к Мирии и пригласить ее на бал. А вдруг она откажет? Причем при всех? Может, постараться подкараулить ее у общежития? Или лучше у столовой?

Решив переждать время до отбоя на подоконнике под лестницей общаги, я додумался до того, что можно передать Мирии бумажное письмо с приглашением. Весь последующий час я потратил на составление примерного текста, застопорился на второй фразе. Пол вокруг меня покрылся смятыми бумажками.

– Дорогая Мирия! Ты об этом не знаешь, но я давно наблюдаю за тобой… – розовое щупальце ухватило отброшенный листочек, а его хозяин прочел содержимое вслух. – Парень, ты что, сталкер?

– Кто? – не понял я, растерявшись от неожиданности. Потом опомнился: – Отдай!

Кракен Морис Фрей, изящно откинув полы камзола, уселся рядом на край подоконника и закинул ногу на ногу. Это было дурным знаком – меньше чем за полгода компания из горгоны, кракена и гуля поставила на уши весь Темный факультет, а может, уже и до Светлого слухи донеслись. Связываться с Морисом было опасно, а не связываться – поздно.

– Ты как будто не в любви признаешься, а докладную пишешь. С девушками надо говорить возвышенно и отвлеченно. Например: «услада моих глаз», “госпожа моего сердца” и тому подобное.

Я кивнул и на всякий случай записал.

– И дальше по тексту, мое сердце трепещет, когда твой мимолетный взгляд пронзает меня насквозь. Все частички моей души тянутся к тебе, посему нижайше прошу почтить меня своим вниманием на Зимнем балу. Я буду ждать тебя ровно в полночь у третьей скамейки слева в аллее у мужского общежития. Всегда твой мистер Х”.

– Но я не Х, а О, – поправил я, перечитывая написанное.

– Не в О дело, дурашка, – усмехнулся Морис.

– А как же она тогда узнает, кто ее будет ждать?

– В этом и самый смак, девушки любят романтику. А что может быть романтичней таинственного поклонника? Поверь моему опыту, даже самая строгая дама не устоит перед любопытством. – Морис довольно фыркнул и спрыгнул с подоконника. – Потом расскажешь, как все прошло!

Я машинально кивнул и запечатал письмо. Договориться с уборщиком стоило недорого, и конверт отправится в женское общежитие вместе с утренней почтой.

Неужели я правда это сделал?!

В морозном воздухе витало ощущение праздника, дорожки почистили от снега, развесили фонарики и гирлянды, и казалось, вот-вот начнется сказка. Но, видимо, не для меня, потому что Сережа не стал отлеживаться в лазарете и уже на второй день появился на занятиях.

– Сережа! – радостно взвизгнула Алина и расцеловала мохнатого. Стайка ее подпевал окружили их, а я сидел на первой парте, как на иголках. Сейчас этот дуболом вспомнит, кто виноват в его приключениях, и меня порвут на тысячу мелких метаморфов. К моему удивлению, волк занялся девчонками и до конца лекций вел себя прилично, почти не косясь на меня.

А вот к ужину мое везение закончилось. Около столовой меня ждали.

– Привет, хлюпик! – прорычал Сережа.

– Привет. – Я огляделся по сторонам, но на помощь рассчитывать не приходилось, почти все уже были внутри, а кто нет, тем на меня было плевать. Придется обходиться своими силами. Листок, что я на всякий случай носил с собой, будто бы пошевелился во внутреннем кармане куртки.

– Жду через час за магазином, – ухмыльнулась эта собака. – Пожалуешься преподам, будет еще больнее.

– Зачем ждать? Пошли прямо сейчас, – ляпнул я и, развернувшись, поспешил прочь. Ноги несли меня неожиданно твердо, хотя уже на полпути я осознал, какую яму себе выкопал. Ровнехонько на два метра вглубь.

Зачем вообще было тащиться так далеко ради банальной драки? Моя храбрость начала таять, оставляя после себя холодный пот. Компания сзади не отставала, я чувствовал их жажду крови и чуть не решился сбежать отработанным способом, но вот показался китайский магазинчик с изогнутой крышей и красными фонариками, подвешенными к карнизу. Ну же, Отто, соберись! Ты защищаешь честь дамы и свое право на любовь!

– Давай по-честному, – начал я, когда мы пришли в укромный уголок за магазином, скрытый запорошенными кустами жасмина.

– Это как? – Сережа почесал голову.

– Ты и я, один на один.

– Думаешь, я настолько слабый, что толпой тебя месить пришел? Да я тебя одним хвостом в бараний рог согну!

Он махнул рукой, и друзья отошли подальше, делая вид, что они просто прогуливаются, видимо, их позвали постоять на шухере.

– Вот и проверим, – буркнул я.

– Нечего тут проверять, – рыкнул Сережа и бросился на меня.

А я в этот момент хотел, чтобы мой кулак превратился в каменную болванку. Трансформация прошла успешно, но первый удар я, конечно, пропустил. Ребра противно хрустнули, а вот потом я со всей душой впечатал затвердевший кулак в морду этому недоумку.

– Это тебе приветик от Алины, – оскалился я. – Думал, она не узнает, что ты за ее спиной к другим девчонкам подкатываешь?

– Ах ты, мелкий хмырь! Я тебя размажу-у-у-у! – сорвался он на вой.

Хоть рука у меня теперь и болела, но разбитый нос соперника успешно компенсировал боль. Впрочем, это было единственным, что мне удалось, дальше я пытался уворачиваться от его ударов, но с каждым промахом оборотень зверел еще больше. В тот момент, когда у него прорезались когти, я понял: одними кулаками тут не поможешь.

Сунул руку в карман и вытащил подаренный библиотекарем листок. От адреналина перед глазами все прыгало и расплывалось, я ничегошеньки не понимал в выцветших завитках, что уж говорить о том, чтобы их прочитать!

– Доигрался, чудила? – Сережа угрожающе медленно приближался ко мне. – Дерешься, как баба!

Он замахнулся, мелькнули перед глазами острые когти, и в тот момент, когда Сережа был полностью открыт и еще не успел закрыть рот после очередного оскорбления, я смял листок, метнулся к нему и сунул комок прямо меж зубов. Сережа глупо застыл, фыркнул, потянулся вынуть бумажную бомбочку изо рта, но она вдруг вспыхнула синим пламенем и мгновенно сгорела!

Ошалели от этого все – и сам Сережа, и я, и даже его отирающиеся неподалеку дружки.

– Ты чего сделал? – подозрительно тонко спросил Сережа. Я пожал плечами. Если б я сам знал? Никогда раньше не съедал древние заклинания.

Прошло несколько секунд тишины, а потом Сережа выгнулся, взвыл и, частично перекинувшись, раскинул руки, превратившиеся в мощные звериные лапы. Тело вытянулось, грудь раздалась вширь, серый хвост бешено забил по ногам с лопнувшими пополам штанами. И вот передо мной стоял получеловек, полузверь в самой своей страшной форме. Я что, только придал ему сил?!

– Ур-р-рою, – пообещал Сережа и сделал шаг.

Но остановился и почесал пупок. Я молнией метнулся мимо него, взбежал по ступенькам и ворвался в магазин.

– Кого там принесло? – хозяин, китайский вампир Ли Вэй, похожий на нарядно разодетую фарфоровую куклу с приклеенным на лицо талисманом, сидел на полу, рядом на портативной плитке закипал маленький чайничек.

Я не успел даже пикнуть, как следом ввалился Сережа и первым делом пнул чайник в сторону. Китаец тут же вооружился длинной палкой и ткнул оборотня под колено, тот свалился и, продолжая чесаться, крушил все вокруг себя.

– Дракон вас раздери! Только не этот заказ! – взвыл Ли Вэй, и следом за этим раздался хруст и звон. Коробки, сложенные аккуратной стеной, разлетелись под лапами взбесившегося оборотня.

На секунду передо мной мелькнул уборщик Сорамару с неестественно большим сачком. Одно движение – и мохнатый попался. Второе – и его выкинули наружу в сугроб. Я предусмотрительно выпрыгнул сам.

Сережа вскочил, собрался порвать обидчиков на лоскуты, но тут мы все одновременно заметили, что оборотень-то лысый!

Первым хихикнул уборщик, за ним продавец. Сережа покраснел и стыдливо прикрылся ладошками. Куцый хвост беспокойно стегал снег, уши прижались в голове – тут уж и я не удержался от нервного смешка.

– Так-так! – ректор всегда появлялся очень не вовремя, накрыв нас своей огромной тенью. – Что я вижу? Опять вы?

– Ректор! Он ваш заказ… – наябедничал Ли Вэй.

Драконий взгляд потемнел, ощутимо запахло серой, и Миллхаус выдал такой залп огня, что снег растаял на километр вокруг.

– В КАРЦЕР! НА МЕСЯЦ! ОБОИХ!

Я счел за лучшее покориться, пока меня под шумок не сожрали без разбирательств. Вот и защитил честь дамы. Молодец… Теперь сидеть за чужие проступки.

И только оказавшись в одиночной камере, я понял, что натворил. Бал уже на следующую ночь, а я теперь месяц отсюда не выберусь. И Мирия, если даже и придет, не дождется своего таинственного поклонника.

Я сам едва не завыл от отчаянья не хуже Сережи. Хотел как лучше, получилось в стиле Отто Хансена – только народ повеселил. Если бы можно было отмотать назад, я бы ни за что не взял ту бумажку, не полез бы драться, не отправил Мирии письмо… В этом месте безутешных терзаний я запнулся и с удивлением понял, что нет – ничего бы я не изменил, потому что это был первый раз, когда нашел в себе смелость. Значит, она во мне все-таки была!

– Эй, как тебя там, Хансен! – послышался шепот со стороны окошка. – Да подойди ты, стоять неудобно!

Я подошел к решетке и едва не заорал от ужаса: на стене, окружающей тюрьму, висел осьминог. Хотя, о чем это я? Не осьминог, а редкий реликтовый студент, кракен Морис, как всегда, при полном параде.

– Ты извини, – без тени раскаяния произнес он, – никто ж не знал, что этот обломщик шерстяной заказ ректора поломает. А там были запчасти для пульта метеобашни. Короче, неудобненько получилось.

– Это ты ректора позвал? – я сложил два и два.

– А кто? Больно странной вы компанией казались, когда из столовой уходили. Вот и осторожно намекнул Людочке, что за магазинчиком скоро свершится нечто кровавое и непотребное.

– Все напрасно! – Я сполз по стене вниз и присел у окна. – Бал завтра! А я тут! А она там!

– Ну, я как бы косвенно виноват, поэтому помогу, – ухмыльнулся Морис.

– И как ты поможешь? У тебя есть ключи от карцера?

– Нет, но я могу передать прекрасной даме весточку от несправедливо заключенного узника. Так даже еще романтичней, ты воевал за ее честь, принял на себя тяготы наказания, а она под покровом ночи спешит в твою келью…

Мне неожиданно стало смешно, и я фыркнул в кулак.

– Стараешься для них, стараешься, а мои усилия не ценят, – обиделся Морис, но ненадолго. – Ладно, я пойду, пока присоски окончательно не оторвались. Не скучай!

Он ловко принялся взбираться по стене, помогая себе в особо трудных местах щупальцами, а мне больше ничего не оставалось, как сесть на койку и ждать.

Утром уборщик, а по совместительству еще и тюремщик, принес еду и перевел меня в более просторную камеру, но что самое главное, она располагалась на втором этаже и краешком упиралась в стену. Окно было расположено выше, и сама стена была для него своеобразным подоконником. При желании можно было сломать решетку и, спустившись на стену, добраться до выхода.

Желание у меня было, только возможностей не было. Если только не превратить руку в нечто наподобие напильника…

К вечеру я натер кровавые мозоли, но смог перепилить два прутика от решетки. Осталось уменьшиться, а потом просто выскользнуть. План был неплох, но капризная удача и раньше меня недолюбливала, а тут и вовсе окончательно повернулась ко мне задом, потому что в момент моего превращения в камеру зашел уборщик.

– Студент Хансен!

А я вместо того чтобы прошмыгнуть наружу, остановился и теперь щеголял красивым ошейником-блокиратором и неделей дополнительного отдыха в этих местах. Ночь наступила быстро, я слышал, как вдалеке играет музыка, все остальные сокурсники теперь наслаждаются горячим пуншем и имбирными пряниками. И Мирия, если пришла, то стоит в одиночестве у этой несчастной третьей лавки справа. Или слева, какая теперь разница.

Стало очень грустно.

Шорох за окном привлек внимание, а потом в меня швырнули скомканной бумагой. Я развернул послание и прочитал: «Сижу за решеткой, в темнице сырой…», а следом в меня полетел ботинок, попав мне ровненько в лоб. Я поднял глаза и оторопел – на фоне ночного неба за решеткой стояла она, Мирия Сантус собственной персоной, очень и очень злая и со вторым ботинком в руках.

– Мирия!

Швырьк – и вторая ботиночная граната достигла цели.

– За что?! – я потер лоб.

Девушка выдохнула и стала что-то быстро писать в новеньком блокноте, развернула этот листок передо мной. Я прищурил один глаз, потом второй и вынужденно признался:

– Я немного близорук, прости, пожалуйста.

– Дурак! – вдруг воскликнула Мирия своим нежным, певучим голоском. – Трижды дурак! Я такое платье приготовила, а ты в карцер загремел! Ну кто ты после этого? Недоумок!

Она продолжала осыпать меня ругательствами, а я млел от звучания ее голоса, от звонких ноток ярости в нем, ведь она была направлена на меня! Не на кого-то, а на меня!

– Так ты пришла? И знала, что это я тебя пригласил?

Мирия замолчала и снова принялась строчить в блокноте, на этот раз такими крупными буквами, что их было видно, наверное, даже в ректорской башне.

Новый листочек развернулся ко мне.

“Ты мне с первого курса нравишься! Зачем к Сереже полез? Я его и сама в бараний рог свернуть могу! Ждала, когда ты смелости наберешься, а ты дури набрался!”

– Но ведь ты плакала, – я окончательно перестал что-либо понимать.

“Девичьи разборки!”.

– А формулу мутагена ты специально испортила, чтобы Сережу наказать?

“Ничего я не портила, это все мэтр”, – твердо вывела Мирия и, пошатав подпиленные прутья, полезла внутрь. Я подхватил ее сначала неуверенно, а потом прижал к себе покрепче и понял, что она не сопротивляется, и на ее лице не брезгливость, а смущенная улыбка.

За окном медленно опускался снег, сбившийся в крупные легкие хлопья. Я поставил девушку на пол и робко заглянул в глаза.

– Мирия, а чьи ботинки ты в меня швыряла?

Девушка пожала плечами, мол, не знаю, стояли там просто. Тусклый свет из окошка падал на ее гладкую светлую кожу, и когда она открыла рот, чтобы что-то произнести, я с восторгом разглядел, какие мелкие и острые у нее зубки. Совсем как у очаровательной акулы.

– Я… – она замолчала и прикусила губу. А я так хотел снова услышать ее голос. Но Мирия потянулась за блокнотом, и я, шалея от своей дерзости, отобрал его и бросил в угол.

– Не надо писать. Поговори… Поговори со мной, хорошо? Ты никогда не обращалась ко мне напрямую, это так меня огорчало, ты не представляешь.

Мирия поманила меня в сторону койки, села и взяла меня за руку.

– Я, – она сглотнула и все же продолжила: – не хотела случайно очаровать тебя, ведь я же сирена. Хотела, чтобы ты разглядел меня такой, какая я есть. Без моего голоса.

И в тот миг, как она это сказала, у меня весь мир перевернулся. Затих вдалеке приглушенный шум чужого веселья, перестали шуршать крысы в стенах, даже шорох падающих снежинок исчез в грохоте моего сердцебиения. Мирия хотела, чтобы я ее заметил!

– Я давно тебя разглядел, – я сжал ее пальчики.

– Так ты же близорукий, – хихикнула она.

– Тогда позволь взглянуть поближе, – прошептал я и наклонился к ее губам.

– И смотри, как хорошо все разрешилосссссь? – Ллейшах сидел в ректорском кабинете, свернув хвост вокруг гостевого кресла и попивая популярный в последние дни горячий чай с малиной. – Социализация налицо, внутренние конфликты курса погашены, все счастливы и довольны.

– Не все, – возразил Миллхаус, обреченно заказывая второй пульт управления на казенные деньги. От холода он с трудом удерживал себя от спячки и был как никогда далек от чужой личной жизни. – Ты действовал грубо, совсем на тебя не похоже.

Ллейшах пожал плечами и пригубил из кружки.

– Но в целом получилось интересно, – признал Миллхаус и отвернулся к окну.

В парке возле ректорской башни кто-то запустил фейерверк, объявили танцы, и только в одиночной камере злобно подвывал оборотень Сережа.

А в камере на двоих целовались двое влюбленных, у которых наступил свой собственный долгожданный праздник.