Чудеса под снегом. Рассказы о любви и волшебстве в большом городе

1

Все когда-нибудь кончается. Печенье в металлической коробке со снежинками. Чай в чашке с нарисованной в три линии рыжей пушистой мордой. Серии из первых сезонов любимого сериала, специально подобранные для тебя лучшим человеком на земле. Любовь.

Печенье, чай и даже финал последней серии Рина еще пережила бы без слез. Но он уехал. Он уехал навсегда, за много-много километров, и теперь будет жить там, в своей, нет, Рина не скажет плохого слова про его город, нет. Просто в своей столице. Не северной, не культурной, не – сколько еще можно подобрать определений с частицей «не»? Ладно, какая теперь разница? Он уехал – вот это имело значение. А больше? Больше ничего.

Даже то, что Рина любила его всю сознательную жизнь. Она любила, а он не знал. Он думал, что они дружат. Просто дружат. Он приходит к ней поболтать по вечерам, она звонит ему, когда кому-то нужно рассказать, как устала за день. То есть, нет. Она сто лет ему не звонила. И он сто лет уже не приходил, не отодвигал табуретку, не наливал чай из старого серого чайника. Но так было, раньше и как будто всегда. И они оба знали об этом.

А потом он все-таки пришел и рассказал, что уезжает в эту свою… да, в эту свою столицу. Потому что там универ, работа, карьера. А здесь сырость, туманы, тучи, задевающие верхушки фонарей. И время ползет как фарш из ручной мясорубки, медленно и лениво. Нет, кому-то это подходит. Например, Рине. А у него – у него нет ни сил, ни терпения ждать-ждать-ждать каждого крохотного события. А может, он бы и ждал, но ему написали из того крутейшего ТЦ, в котором он подрабатывал удаленно последние полгода, и предложили – да, отказываться от такой работы было бы глупо и смешно. Единственный шанс, первый и последний.

Она стояла на перроне и смотрела, как узкомордый красно-серый поезд собирает в свое нутро тех, кто решился, кто не боится скорости или верит в счастливую звезду. Или просто ничего не оставляет здесь такого, о чем бы стоило жалеть. Рина не стала дожидаться отправления. Чмокнула его в холодную щеку, ткнулась носом выше, слабо удивилась, почему у виска кожа такая тонкая и горячая, дождалась, пока его руки ее отпустят, и пошла, не оглядываясь. Хотелось не плакать, хотелось выть. Рина вытолкнула из себя застывший льдистой пробкой воздух, потому что он не давал дышать. Выть не давал тоже. Пробка вылетела со стоном, напугав проходившего мимо мальчишку в сером пуховике.

Рина прибавила шаг и влетела в метро.

Ничего она не могла найти. Совсем ничего. Разгладила записку на коленке и еще раз перечитала по слогам. Ничего в ней не было особенного. Все просто и ясно. Рина снова осмотрела подоконник и выругалась сквозь зубы. Ну, конечно. Вот подоконник, вот его левый край (левый, а не правый!), а вот коробка, белая, в цвет рамы стеклопакета.

Рина открыла коробку, вытащила планшет, зарядник, осмотрела разъем. Это к Новому году такой, что ли, сделали? Елочка, а не разъем. Если провод потеряется, все – пиши пропало. Ладно, где ей его терять? Дома? Ну дома и найдется.

Планшет был заряжен и даже два приложения там уже были. Вернее, приложение и текстовый файл.

Рина решила начать с текста. Так понятнее.

«Привет.

Я подумал, что мы могли бы писать друг другу, раз ты не любишь звонить. Иногда. Я тебе новый мессенджер поставил и забил в контакты свой номер. Если ты не против, ответь. Если не хочешь, удали все и пользуйся как обычным планшетом. Он ведь и есть обычный. Ну почти. Я тебе ниже инструкцию к мессенджеру скопировал. Мало ли, заглючит? Переустановишь».

Рина дочитала и поняла, что если сейчас же не выпьет воды, то подавится слезами. Она вскочила с табуретки, планшет скользнул на пол с глухим стуком.

Рина сделала несколько глотков, а потом нагнулась за планшетом. Дыхание остановилось. Экран остался цел, мессенджер уютно мерцал зеленоватой лампочкой. Рина задумалась, потыкала пальцем в экран. Данил уехал, но оставил ей подарок. Правильно, он знал, что она боится звонить по телефону. Ей однажды позвонили и сказали, что умерла мама. Вот с тех пор и боится. Рина всхлипнула. А потом будто очнулась от сна. И поняла, что сидит и пытается удалить мессенджер. А текстовый файл уже удалила. Господи! С ума она сходит, что ли, от горя? Будет этот мессенджер работать без того файла? Или?

Чтобы не тянуть и не сомневаться, Рина открыла мессенджер и быстро набрала: «Я еще напишу тебе». А потом отправила единственному, забитому в список контактов адресату. Сообщение дошло. Около него мигнули две зеленые галочки.

И вот тогда заплакала всерьез. Молча, глотая слезы, но все равно, не отрываясь от аватарки в планшете. Его аватарки.

«Привет. Я рад, что ты написала».

Вот и все, что он прислал ей в ответ, а ждать пришлось полтора часа. За эти полтора часа Рина успела заварить чай, найти шоколадку и перестать плакать.

За окном падали хлопья снега, разлапистые и мокрые. Красный столбик подкрашенного спирта подползал на древнем градуснике к нулю, и Рина вдруг вспомнила, как они бродили однажды по такому же снегопаду. Вернее, просто шли куда-то, потому что центр города замер в девятибалльной пробке, а домой было нужно обоим. Они шли под старым Рининым зонтом и смеялись. С ним она почти всегда смеялась. Это теперь все плакала да плакала. Нужно исправляться, подумала она. Мир не налетел на земную ось. Столица не на краю света. И она, Рина, может быть, потом сумеет придумать, как ему сказать самое главное. То, о чем не сказала до сих пор.

2

Утром снег стал суше, хлопья мельче, а мороз приблизился к минус пяти. В институте Рина встряхнулась, как воробей, искупавшийся в пыли, и побежала на первую лекцию. Вот уж где все было привычно и тошно до оскомины. Ее место благополучно пустовало – никто не хотел за первую парту, а она, наоборот, не желала садиться рядом ни с кем из однокурсников. Зачем ей? Нюхать запах табака и дешевых лосьонов после бритья? Слушать сбивчивые рассказы о том, как вчера, кто и сколько всосал в баре, а потом с какими девчонками уехал на такси? Хорошо хоть, при Рине не делились впечатлениями о том, что было после поездки. Все-таки помнили, что она – девчонка. Нет, сначала-то не просто помнили, не давали прохода. Все красавцы удалые – один в прыщах, второй бритый на затылке в синеву, третий говорит так, что по телеку бы запикали – выбирай любого. Только зачем Рине был нужен любой? Любой из них? Если у нее был Данил? Сто лет был, и она не сомневалась, что еще сто лет будет. Она и однокурсников разогнала, а те что? Раз девчонка занята, зря время тратить не стали. Отвалились, как кожура от переспелого апельсина. А Данил взял и уехал в эту свою – ах, да, нельзя говорить ничего плохого про город, где теперь живет любимый человек – столицу. Уехал навсегда, а Рина осталась. В толпе однокурсников, в толчее метро, в неразберихе больших магазинов, но совершенно одна. Всегда одна.

После занятий она стояла на трамвайной остановке и проклинала снег, лабораторную, с которой не удалось уйти пораньше, и трамвайное расписание. Один ушел, теперь стой, жди, пока не потекут слезы, сопли и что там еще, от ветра и декабрьского сырого холода.

И все же трамвай появился, Рина доехала, забралась в ванну, полную горячей воды, и, наконец, согрелась. Она даже подумала, что можно было бы прямо из ванной написать Данилу. А что? Он же все равно ее там не увидит? Жаль, что не было с собой планшета и пришлось терять лишние полчаса на вытирание, одевание, чай и прочую ерунду.

Но планшет ждал и даже почти не разрядился.

Рина быстро набрала привычное: «Привет». А потом не совсем привычное: «Представляешь, я сегодня чуть два раза не умерла!» И это было правдой.

Она понимала, что сразу Данил не ответит. Что он – сидит с планшетом с утра до вечера и только и ждет, что ее писем? Это же не она уехала. Это он. Значит, ее место в его жизни, если и обозначено, то где-то в самом дальнем и крохотном углу.

Это было обидно до жути. Хотелось ругаться, кричать и бить кулаком в подушку. Но толку-то?

Поэтому Рина налила чая, положила на кусок белого хлеба пластину соленой форели и включила первую серию того самого сериала, который сперва Данил советовал ей посмотреть, а потом просто выписал на листке номера самых лучших серий. Рина решила, что ничего, теперь посмотрит и не самые лучшие. Такие пришли времена.

На экране промелькнула заставка, космическая музыка заставила почувствовать дрожь в руках. И вот уже перед Риной блестел и пенился северный океан, а главная героиня серии спешила по узкой дороге к горизонту и, кажется, могла не успеть.

Но не успела Рина. Досмотреть.

«Привет. Что случилось?»

Он ответил. Данил ответил на ее письмо. Интересно, он правда волновался из-за ее слов или просто вежливо сделал вид?

«Я чуть не умерла утром, когда проснулась и поняла, что не увижу тебя. Ни сегодня, ни завтра, ни, вообще, в ближайшие недели и месяцы. Не увижу и не услышу. Не прикоснусь к твоему плечу, как будто случайно. Не увижу, как у тебя к вечеру отрастает щетина, и подбородок и щеки становятся синеватыми и колючими. Кто-то когда-то говорил, что это смешно и некрасиво, а мне нравилось. Мне все у тебя нравилось. Щетина так щетина, стрижка три миллиметра длиной, так стрижка. Забыл сходить в парикмахерскую – раз, другой, десятый – и что? Как будто это что-то меняло. Как будто твои глаза смотрели иначе, или губы становились – ох, нет. Об этом – нет. Какое право я имею так говорить? Вернее, об этом говорить? Но все-таки однажды ты меня поцеловал. Ты и не помнишь, наверное. А я тогда всю ночь не могла уснуть и представляла, что все только начинается. Ничего не началось. Через неделю вдарил локдаун из-за той странной болезни, которая не давала дышать, потом у меня умерла мама, а потом – ох, сколько было всего потом. Но ты никогда больше не прикасался губами ни к моим губам, ни даже к щеке. Ты был, но тебя словно и не было. А теперь… Да нет, пусть ты есть хоть так. Даже если я не могу к тебе прикоснуться. И никогда не смогу.

А во второй раз я чуть не умерла, когда вернулась домой и увидела на мобильнике пропущенный вызов. А ты же знаешь: я этих звонков боюсь. Я понимала, что это не ты, но номер был городской, с префиксом этой твоей столицы, и я – глупость, конечно, полная, но на секунду подумала, что это звонишь ты. Забыл, что я боюсь звонков, и вот. С какого-нибудь городского телефона. Мало ли? Может, у тебя на работе есть свой отдельный городской телефон, и ты можешь с него мне звонить? Ты же говорил, что тебе предложили работу мечты. Впрочем, твои и мои мечты – они слишком разные. У тебя-то в них телефону точно не было места. И мне».

Рина перечитала текст, выделила весь, нажала делит и начала снова.

«Привет. Ничего страшного. Это я, как всегда, преувеличиваю опасности. Просто в трамвае на меня свалился поручень, а потом в метро защемило дверьми сумку. Я не хотела отпускать ручку, а двери не хотели возвращать остальное».

Она набирала слово за словом, ждала ответа, читала, перечитывала и опять набирала. Вечер перетек в ночь, за окном пылали белые фонари, и мороз, кажется, стал сильнее. Стал сильнее и выморозил пространство в синеву и стекло, как в старой компьютерной игре. Даже привычные уличные звуки заглохли, будто их проглотило зимнее небытие. Никто не стучал по стене у подъезда, никто не слушал музыку под окном и даже снег не скрипел ни под чьими шагами.

Но Рине было все равно. Она дождалась последнего сообщения, выключила планшет и отнесла его на кровать. Пусть лежит на соседней подушке. Так теплее. Как будто у нее кто-то есть.

Потом Рина еще подумала, что не нужно его выключать. Тогда можно смотреть на любимое лицо когда угодно. Просыпаться от кошмара, в котором опять заблудилась на грязном сыром вокзале без поездов – и смотреть не в темноту, не на стены, не на пробегающие за окном фары, а на него. На Данила. И главное, он об этом не узнает. Значит, не стыдно.

Это ей еще в детстве сказала бабушка, когда она позвала его гулять на площадку с большими круглыми качелями и сеткой-пауком.

– Не стыдно? – спросила бабушка. – Ты же – девочка. Ты должна ждать, когда тебя позовут, а не сама первая звать. На тебе же не женится никто. Тем более, что он…

Бабушка замолчала и сердито махнула рукой.

– Кто он? – спросил Рина.

Из всей этой тирады ее заинтересовала только недоговоренная фраза. Потому что она была про Данила. А все остальное – так, непонятно, про чью жизнь. Она всегда звала его первая. И он шел. Ну и что?

– Неважно, – поджала губы бабушка. – Если мать не сказала, и я не буду. Вырастешь – узнаешь. И кто он, и какая ему жена нужна.

– Да что ты заладила: жена, жена. Я, может, и не захочу за него замуж.

– А хоти – не хоти. Все одно – не возьмет.

– Это почему? – возмутилась Рина.

– А потому, – начала бабушка. – Целеустремленный очень.

Но тут пришла мама и бабушка замолчала. Она при маме, вообще, вела себя иначе, чем при Рине. Стеснялась, что ли?

3

Рина опять набирала текст. Планшет привычно чуть согревал пальцы и казался живым существом. Иногда Рине хотелось его погладить, но у нее были дела поважнее. Рассказать. Рассказать Данилу все, что случилось сегодня, и еще немножко о том, что может произойти завтра. Да не просто может, а наверняка произойдет, если она ничего не придумает. А она не сможет, потому что совершенно разучилась соображать, и мысли в голове давно превратились в какой-то липкий кисель. Все застревает, но ничего нового оттуда не дождешься.

«Я поняла, что люблю тебя совершенно ни с того ни с сего. Просто был праздник. Новый год, кажется. Обычный школьный Новый год. И мы все собрались за столиками. Тогда появилось это новое модное слово «фуршет», и в школе тоже решили устроить фуршет. Куски пирогов на подносах, зимний салат в стеклянных бокалах, коробки с виноградным соком и башни белых бумажных стаканчиков. Правда, совсем обойтись без столов не рискнули – добыли где-то несколько десятков высоких и круглых, за которыми невозможно было сидеть – только стоять. Кажется, их списали из соседнего кафе. Кафе хотело стать рестораном, ему были не нужны старые круглые столики, а школе вот пригодились».

Данил стоял за крайним столиком и наливал сок двум старшеклассницам. Наливал и, кажется, что-то им рассказывал, а они заливались хохотом, как будто ничего смешнее в жизни не слышали. Рину тогда поразило сразу с двух сторон. Во-первых, что взрослые девицы так смотрят на Данила. А во-вторых, что он так смотрит на них. «Они же страшные, – подумала Рина. – Страшные и злые». Она помнила историю, как эти девицы чуть не затравили их одноклассницу. Хорошо, что та ушла в другую школу. Впрочем, все те разборки обсуждались только среди девчонок и учительниц, а Данил наверняка ничего и знать не знал.

В общем, Рина увидела его, ставшего совсем чужим рядом с этими девицами, и ей вдруг стало страшно. А вдруг он так и останется с ними? Будет наливать им сок и рассказывать анекдоты, а они будут хохотать и никуда его не отпустят? По крайней мере, к Рине уж точно. И она будет совсем одна. Всегда. Ее будто обожгло этим подозрением, и захотелось подбежать, схватить его за руку и утащить из зала. И плевать, кто что скажет и что подумает. Только ведь он не даст себя утащить, вот в чем дело. Он останется на празднике ровно столько, сколько сочтет нужным, и ни секундой меньше. Он никогда никому ничего не позволял решать за себя. Даже в самом раннем детстве, хоть за это ему и доставалось. Но он терпел и все равно упрямо стоял на своем. И чаще всего добивался того, чего хотел.

Иногда ей было его ужасно жалко. Но Рина никогда бы ему в этом не призналась. Зачем ему была нужна ее жалость? Таким людям и сочувствие-то вряд ли нужно. Он справлялся сам. Он переживал сам. Он добивался сам. И сам выбирал свои цели.

А Рина просто его любила. Любила и надеялась, что как-нибудь жизнь сложится так, что ей удастся быть с ним рядом. Не сложилась.

Она отбросила мешавшую прядь волос и снова начала набирать текст: «А помнишь, я нашла тебя зимой, когда ты подрался с мальчишками из параллельного класса? Их было трое, а ты один. Сперва я зашла к тебе домой, а когда твоя мама сказала, что ты где-то шляешься, поняла, что дело плохо. Ты никогда не шлялся просто так по улицам. Особенно, по вечерам. Особенно, если знал, что я должна прийти».

Рина искала его долго. Во дворе совсем стемнело, и мороз обжигал руки через варежки. Она уже всерьез испугалась и даже тихонько поскуливала, заглядывая во все их потайные места, где он мог бы спрятаться. Рина, правда, не понимала, зачем можно прятаться в такой холод, но мало ли? Ничего больше она все равно придумать не могла – только искать его и не останавливаться. Ни на минуту, ни на секунду. Иначе в голове взорвался бы ужас, копившийся там по капле, и Рина бы поняла: все, бесполезно.

Она нашла его под лестницей в своем подъезде. И не нашла бы, если б не услышала тонкое мяуканье и не пошла на звук. Он лежал в разорванном сером пальто, без шапки и рукавиц. На щеке была кровь и на губах тоже. А рядом свернулся тощий рыжий кот. Они как будто ждали чего-то самого страшного, такие у них были лица. Но Рина пришла и спасла обоих. То есть, это Данил потом говорил ей, что спасла. Она-то понимала, что просто вовремя позвала на помощь. Ну и что им всем повезло, когда тощий рыжий кот замяукал в нужную минуту. Может, почувствовал, что Рина рядом?

Он полез на тех мальчишек с кулаками, потому что они хотели убить кота. Да, вот того самого – никчемного, бездомного, тощего рыжего кота. Им было интересно, сколько он продержится, пока они будут его убивать. Они и Данила позвали разделить эксперимент. А он… Он все испортил. То есть, он бы не справился с ними, если бы не бешенство, охватившее его, когда он узнал, зачем они собрались, и не увидел кота, закрытого в подобранной на помойке переноске. Он и так не справился, но разбил одному нос, а второму оторвал воротник, и им расхотелось развлекаться. Им захотелось отпинать его, чтоб скулил и просил прощения, а потом домой – лечить нос и чинить воротник. Он не скулил и прощения не просил. Поэтому пролежал в больнице три недели. Ребра срослись, воспаление легких прошло, ненависть к мучителям котов как была, так и осталась. Впрочем, они как-то быстро свалили из школы. Может, кот снился по ночам и орал тонким голосом? А может, побоялись огласки. Все-таки «живодер» – так себе репутация для будущей карьеры.

Рина приходила к нему в больницу каждый день. Однажды в палате никого не было. Один сосед выписался. Второй переехал в платную, с чайником и отдельной душевой кабиной. Рина и Данил сидели на его застеленной кровати и разговаривали обо всем на свете. Им впервые за много дней не нужно было стараться говорить тише и переживать, что кому-то мешают. И они говорили. Про тощего рыжего кота, который теперь жил у Рины и отзывался на кличку Мурзик. Простой кот – простая кличка. Или совсем не простая, это как посмотреть. Про то, что зима кончается и снег растаял за две ночи – вот чудеса, никогда так не было. Про контрольные, которые как озверели и идут одна за другой, а кое-кому везет, он в больнице отлеживается и ни на одну не попадет. На самом деле, Рина просто изо всех сил старалась делать вид, что все хорошо. У нее все внутри переворачивалось, когда она видела похудевшее, почти прозрачное лицо Данила. Да она бы в десять раз больше написала контрольных, только бы с ним ничего этого не случилось. Только бы он скорее поправился.

Они говорили и говорили, а потом в палате включился свет, и Рине пора было уходить. И ей ужасно хотелось поцеловать Данила в щеку, но она боялась. А он – он то ли тоже боялся, то ли ему было все равно, и ничего такого он не хотел.

А потом никто не понял, как, но они оказались так близко друг от друга, что она почувствовала, как бьется его сердце. И еще много чего почувствовала. Наверное, как никогда в жизни. И вечером Рина ехала домой и думала, что счастье – оно разное, такое тоже. Пусть и в больничной палате, а все равно.

Рина стерла все, что написала до этого.

«Привет! Сегодня я поняла, что скучаю по тебе. Сидела на паре по теормеху и скучала. Потом на лабораторной по вышке – и опять скучала. И даже во время большого перерыва, в пышечной. Ела пышку, обсыпалась сахарной пудрой и скучала. Даже сахар в чай забыла положить. Представляешь?

А потом вспомнила, как мы с тобой нашли Мурзика. Вернее, ты нашел. У меня никогда не будет такого кота. И, наверное, никакого не будет. Мурзик был самым умным и самым добрым. И всегда мурлыкал. Только перестал, когда заболел».

Она бы еще что-нибудь написала, но заплакала. Потому что думать про Мурзика и не плакать не получалось совершенно. Он умер зимой в декабре, когда дни стали совсем короткими, а солнце почти не вылезало из-за туч. Сперва он прятался под шкафом и мяукал, а потом, уже в клинике, молчал и только смотрел на нее все понимающими глазами. И под этим взглядом она даже боялась его погладить. Что толку гладить, если ничем не можешь помочь? Но она погладила, конечно. Как будто пообещала что-то важное. Пообещала и не выполнила.

4

– Поехали с нами!

Антон смотрел на нее ясными синими глазами и улыбался. Так улыбаются маленькие дети, у которых точно ничего плохого на уме не может быть. Они еще не знают, что на свете бывает плохое.

– Что я там буду делать? – покачала головой Рина.

Она стояла около их машины и думала, как бы побыстрее попрощаться и бежать к метро. Ей нужно домой, скорее. Данил вчера так и не написал. Нет, он поставил под ее письмом эмодзи. Но эмодзи – это же не слова. Это просто значок: видел, знаю. Но от него не становится ни теплее, ни радостнее. Даже от сердечка. Даже от поцелуя. Это же не настоящий поцелуй. Вот настоящий Рина променяла бы на тысячи слов. Только откуда ему взяться, настоящему? Поэтому ей остаются только слова. А иногда и их нет. Вот как вчера.

– Ты будешь пить коктейли и слушать музыку! – пообещал Антон и подмигнул.

При этом глаза у него перестали быть такими уж детскими и невинными, как пару минут назад. В них появилось что-то ледяное, тягучее и ленивое. Как будто он решил больше не притворяться, а показать себя в натуральном виде.

– Я не люблю коктейли, – призналась Рина. – А музыку слушаю дома. Я так привыкла.

– Ой, ну послушаешь с нами разок, – не унимался Антон. – Может, тоже привыкнешь?

– Не стоит, – ответила Рина.

Ей бы отойти хоть на пару шагов. Или вовсе не дожидаться конца разговора. Но она была вежливой девочкой. Разговор не прервала. Стояла рядом. Поэтому, когда друзья Антона ее схватили и начали запихивать в машину, она даже завизжать толком не успела. Все было быстро, грубо – сопротивляться бесполезно.

В машине ее никто не держал, даже помогли сесть нормально и пристегнуться. Но не могла же она вылезти на ходу?

– Не парься, – бросил Антон. – Ну посидим в баре, потом вызовем тебе такси. В чем проблема?

– В том, что вы меня повезли силой!

– В шутку! Понимаешь ты?

– Нет. Остановите машину!

– Да щаз!

Когда джип вырулил на кольцевую, Рина вытащила планшет. Быстро, аккуратно, включила и набрала несколько строк.

– Э, ты чо? – спросил Антон. – Гейм овер?

– Я скинула свои координаты мужу. И номер твоей машины.

Рина говорила тихо, голос дрожал, но все в машине слышали, конечно.

– Какому мужу?! У тебя нет мужа! – заржал Антон.

– Гражданскому. Ты-то откуда знаешь? Помнишь, за мной заезжал парень на серой «хонде»? Ну, вы еще все бегали смотреть на тюнинг? Вот. Это, по-твоему, кто был? Сосед по школьной парте, что ли?

– Б-лин! – выругался Антон. – Он же у тебя этот, как его?

– Этот, этот, – подтвердила Рина, сама еще не зная, что, но быстро придумала, – чемпион города по вольной борьбе.

И чуть не затряслась от истерического смеха, до того не походил невысокий изящный Данил на спортсмена-борца. Но кто его видел не за рулем? А за рулем – что там разглядишь?

– Так, свободна! – выпалил Антон и резко дал по тормозам.

Вода текла в ванную толстой струей. Вокруг струи собиралась пена. Прозрачные пузырьки, осенний запах перезревшей дыни и синеватые тени на дне. Рина всхлипывала, набирала полные горсти воды, выливала себе на лицо, шею и грудь. Вода казалась мягкой, успокаивала и не давала опять разреветься. Что-то Рина в последнее время слишком часто ревела. Раньше так не было. Раньше она чаще смеялась, даже если на душе скребли кошки. А теперь совсем разучилась держать себя в руках.

Планшет лежал на стеклянной полочке, высоко, рядом с зубной щеткой и пастой. Рине очень хотелось написать Данилу. Каждая минута паузы казалась бессовестно долгой, но она решила не рисковать. Планшет и вода – слишком опасно, если они рядом.

В комнате Рина устроилась на диване, сидеть за столом не было сил. Ну и ладно, все равно никто не увидит. На стуле рядом горой пестрели платья. Она собиралась сегодня сделать генеральную уборку в шкафу и не успела. А теперь не было ни желания, ни сил.

«Меня сегодня чуть не увезли пить коктейли, представляешь?» – написала она, от волнения забыв поздороваться. Написала и сразу отправила.

«Ты любишь коктейли?» – ответил Данил.

Рина привстала, удивленная. Никогда он не отвечал ей так быстро.

Колокольчик на верхней панели вдруг качнулся, и планшет разразился тонким дребезжащим звоном. Рина не сразу поняла, что это Данил звонит ей. Звонит по видеосвязи. Она даже забыла, что боится звонков. Сперва ей лихорадочно захотелось ответить сразу. Потом она вспомнила про горы платьев и белья, вынутые из шкафа и уже захотелось не отвечать ни за что, а для надежности сесть на планшет или хоть спрятать его под одеяло. Она и схватила его, чтобы спрятать, но палец соскользнул на кнопку ответить, и на экране возникло растерянное лицо Данила. На нем была черная куртка с капюшоном. Кажется, у него шел снег. Данил растерянно улыбнулся и встретился взглядом с Риной. Она посмотрела на него, ахнула и быстро обернулась. За спиной на алом шерстяном платье будто обнялись два новых кружевных бюстгальтера. Рина пискнула, замерла, но через секунду словно проснулась и начала жать на все кнопки подряд, чтобы прервать соединение. Кнопки не срабатывали. Ни отключающая связь, ни гасившая изображение. Даже звук Рина слышала – шумное дыхание и скрип снега от шагов. И все-таки у нее получилось. Экран погас, лицо Данила исчезло, и Рина смогла осторожно вздохнуть.

Ну почему так?! Она мечтала увидеть его. Она хотела услышать его голос. Она умирала от тоски по нему. Но стоило им увидеть друг друга, все получилось так неловко и нелепо. И когда теперь? Никогда?

«Что это было?» – спросила Рина скорее планшет, чем Данила.

«Я случайно нажал на кнопку видеовызова. Прости».

Ей захотелось ответить, что прощать не за что. Что пусть нажимает эту кнопку хоть каждый вечер, только предупреждает ее минут за двадцать. И тогда она будет счастлива. Да, именно счастлива отвечать на его звонки. И не будет их бояться ни капельки. Но ничего такого Рина не написала.

«Ерунда, бывает».

Вот и все, что она отправила в ответ.

5

– У тебя сошлось? – спросил Антон.

Если бы речь шла не о контрольной, Рина бы не ответила, но она привыкла, что на такие вопросы не отвечают только последние люди. Ей быть последней не хотелось. Впрочем, первой тоже. Никогда в жизни она не рвалась ни в лидеры, ни в шеренгу отстающих. Ей было легко и уютно в середине. Лучше, чтоб никто не обращал внимания. Вернее, чтоб обращал, но только Данил, а не остальные. Зачем ей остальные?

– Сошлось, – кивнула она. – Там же просто все. По теореме…

Антон не дал договорить, схватил ее за запястье и рванул на себя.

– Думала, самая умная? Думала, не проверим?

– Так зачем проверять, если сошлось? – пролепетала Рина.

Она уже поняла, что речь не о последней задаче и не о контрольной вообще. Но она цеплялась мыслями за спасительную бесполезную надежду, тлеющую крохотным и уже холодным огоньком. Вдруг все-таки о контрольной?

– Не сошлось! – прошипел Антон и потащил ее к лестнице. – Нет у тебя никакого мужа. И чемпиона города зовут знаешь, как?

Рина почувствовала, что сейчас потеряет сознание. От страха, от безнадежности, от боли в руке, в конце концов.

– Отпусти! – сказала она ледяным голосом. – Отпусти, мразь!

– Что ты сказала? – взвизгнул Антон и дернул ей руку так, что Рина согнулась пополам, а ладонь взлетела вверх, будто показывая, куда улетают освободившиеся души. Рина подумала, что ее душе до полета осталось, наверное, не так уж и много.

Пока он тащил ее по институту, Рина надеялась, что кто-нибудь обратит внимание и поможет вырваться. Но как назло, на пути никого не было. То ли последняя пара закончилась у них слишком поздно, то ли другие группы сбежали с контрольной. В принципе, могли.

Если бы у них работал гардероб, можно было бы попросить о помощи старушку-гардеробщицу, но тот не работал уже месяца два, а куртки студенты носили с собой. Или на себе, потому что топили в аудиториях еле-еле и руки мерзли даже в перчатках.

Антон вытолкнул Рину из дверей и потащил по ледяной дорожке к машине. Сегодня он был один, но она и с ним одним не могла справиться. Если бы хоть сумка была с твердым каркасом! Если бы хоть зонтик оказался в руках. Но кто носит зонт зимой? А вместо сумки у Рины был плотный пакет с конспектами и планшетом. «Планшет», – подумала она. Он же твердый. С металлической окантовкой. И с защитой экрана, в конце концов. Вот только, если разобьется, как она будет жить? Или у нее, вообще, не слишком много шансов жить? Куда Антон ее тащит? Зачем?

Он объяснил довольно скоро, когда двери института остались позади.

– На дачу поедем. Посидишь там в подвале. Кино со мной посмотришь. Будешь умницей, отпущу. А не будешь… Не будешь, придется платить за вчерашнее вранье. Ты не знала, что за обман не платят только очень послушные девочки? Ты, Рина, послушная? Нет?

От этих слов Рину чуть не вывернуло в снег. Но она собралась, проглотила вязкую слюну и сжала покрепче ручку пакета.

У самой машины, когда последние секунды полетели с немыслимой скоростью, Рина повернулась и изо всех сил взмахнула пакетом. Антон хотел увернуться, но не успел. Планшет, хоть и спрятанный в пакетное нутро, пришелся ему по виску. Антон взвизгнул от боли и разжал пальцы. Этого хватило. Рина рванулась изо всех сил и вылетела на проезжую часть. Заскрипели тормоза, кто-то яростно матерился, кто-то выскочил из машины и побежал на Рину.

– Сдурела? – заорал здоровенный мужик в серой куртке.

– Дяденька, – пролепетала Рина, – дяденька, помогите! Он – маньяк! Он меня в машину тащил!

Мужик оглянулся, посмотрел на еще ошалевшего от боли Антона и сразу поверил.

– Ах ты… – начал он, поворачиваясь к нему.

– Мужик, стой! – заверещал Антон тоненьким, каким-то не своим голосом. – Мужик, она врет! Она на меня сама набросилась! Она за мной бегает, а я не клюю, вот и взбесилась!

– Что-о? – взревел мужик. – То-то я смотрю, ты ей рукав оторвал. Отбивался, поди?

– Отби, – начал было Антон, но сообразил, что попался.

В маленькую дурацкую ловушку вот этого здоровенного мужика.

И еще сообразил, что шансов ни убежать, ни отбиться у него нет. Только смириться с неизбежным.

«Привет, – набирала Рина. – Сегодня мой однокурсник хотел меня убить. Он тащил меня в машину и говорил, что только очень послушные девочки не платят за ошибки. И за все остальное не платят тоже. Представляешь, чем бы я ему заплатила? Не деньгами же. Да и нет у меня их. И ничего нет. Правда, я думаю, после ему бы пришлось меня убить. Оставлять свидетелей – дело глупое. А он же не совсем дурак. Хоть, может, и совсем. Я так и не поняла. И совершенно не хочу понимать. Я ничего не хочу о нем понимать. Лучше бы его никогда не видеть и не слышать. В новостях часто пишут о пропавших людях. Особенно о девушках. Я подумала, что если бы мне не помогли люди с дороги, то могла бы точно так же исчезнуть. Сначала никто бы не заметил, что меня нет. В институте начинаются выходные, потом решили бы, что я заболела, потом, наверное, позвонили бы и услышали, что «абонент временно недоступен». Интересно, они бы стали что-то делать дальше? Или просто решили бы, что я – человек совершеннолетний, хочу – хожу на занятия, хочу – бросаю институт. Какое им дело? А ты бы подумал, что я не пишу, потому что некогда. Или потому что на что-то обиделась. Вот и все. Ты же никогда не выяснял, из-за чего я обижаюсь. И никогда не писал первым. И сейчас бы не написал, правда? Тем более, что мы живем в разных городах, у нас разная жизнь и близкие люди могут появиться новые и тоже абсолютно разные.

Я всегда шла мириться первой, даже если была уверена, что не виновата. Или что ты поступил со мной так себе. Наверное, многие на моем месте развернулись бы и ушли, потому что должна же быть у девушки гордость или как это называлось в прежние времена? Но мне было страшно тебя потерять. Мне казалось, что если ты исчезнешь из моей жизни, то я и жить-то не смогу. И что гордость – то ли есть на самом деле, то ли ее придумали те, кто не знают, что такое – любить по-настоящему. Если не любить, можно гордо отворачиваться и уходить. А если смысл жизни в одном человеке? Как от него уйти?

Нет, я все равно обижалась, конечно. Помнишь, как однажды я приехала на электричке в загородный филиал твоей фирмы? Ты обещал, что у тебя будет время до пяти вечера, и что мы сможем его провести вместе. А оказалось, что у тебя было всего полчаса, да и то ты привел с собой двух девиц, одна из которых меня ненавидела до неприличия, а второй было все равно. Думаешь, если бы я знала, что ты их приведешь, то поехала бы? Почему нельзя было предупредить? Но я ничего тебе не сказала. Провела с вами те несчастные полчаса и уехала на первой подходящей электричке. Или когда я ждала тебя, чтобы поговорить, а ты сказал, что к тебе пришли люди и, значит, мне пора. А ведь мы не виделись до этого довольно долго. И что значит: они – люди, а я кто? Но я опять ничего тебе не сказала.

Ладно. Не буду же я перечислять все свои обиды. Это меня прорвало после сегодняшнего случая. Прости. Если меня что-то не устраивало бы, я бы ушла. Ты же так рассуждал, верно? А раз я не уходила, значит, все было нормально. Только нормально не было. Просто я очень сильно любила тебя. Кстати, представляю, что бы наговорили мне в ответ на эти слова наши общие знакомые… Да и фиг с ними. Они этого не узнают. И ты тоже».

Рина поставила точку, перечитала написанное и осторожно, одним пальцем стерла текст.

«Привет! Я очень соскучилась по твоим письмам, хоть ты и пишешь мне каждый вечер. Нет-нет, это вовсе не значит, что нужно писать чаще. Чем чаще что-то делаешь, тем скорее оно надоедает. А зачем нам это? Сегодня я буду смотреть фильм. Какой-нибудь из тех, новогодних, которые ты мне советовал когда-то. Я ведь еще не все посмотрела. А некоторые можно смотреть по много раз. Они создают настроение. А у меня пока не очень новогоднее настроение. Наверное, надо купить елку и начать наряжать. Потихоньку. В день по игрушке. Как думаешь, это хорошая идея?»

Рина отправила сообщение и посмотрела на планшет внимательно. Не показалось. Ох, нет! На верху экрана темнела маленькая трещина. Она не мешала читать, но все равно как будто царапала что-то у Рины внутри. Трещина на экране. Трещина на отношениях мечты. Трещина на придуманной жизни.

Рина еще раз посмотрела на нее, провела по экрану пальцем и всхлипнула.

– Да что это я! – возмутилась сама своим поведением. – Вот пойду в мастерскую и поменяю экран.

Мастерская, где Рина покупала зарядные устройства для мобильников и пару раз меняла в них разъемы, находилась в доме через дорогу. Там работали симпатичные ребята. Рину они помнили, всегда были вежливыми и внимательными. И разъемы меняли так, что новые работали долго и надежно.

– Добрый день, – сказала Рина. – А вы можете поменять стекло в планшете?

– Добрый! – ответил парень за прилавком.

Сегодня там был шатен с короткой бородой и веселыми глазами.

– Показывайте, что за планшет, что за стекло. А то иногда дешевле купить новый.

– Мне нельзя новый! – испугалась Рина. – У меня там важная переписка.

Она осторожно вынула из коробки планшет и протянула парню в окошечко.

– А-а, – понимающе протянул он. – «Милли-мири»! Такой починим. Давно играете?

– Я не играю, – начала объяснять Рина. – Я там переписываюсь.

– Конечно-конечно, – кивнул парень. – В «Милли-мири» все переписываются. Это же такая игра.

– Почему игра? – возмутилась Рина. – Мы переписываемся на полном серьезе.

– На полном серьезе, да. Но это же такая игра. Вы пишете письма и отправляете их придуманному собеседнику, а он вам отвечает. Причем, чем больше общается с вами, тем интереснее становятся письма. Он же вас узнает больше и больше.

– Он – это кто? – леденеющим голосом спросила Рина.

– Ну кто? Как вы его назвали в переписке? По имени, наверное? Не будешь же писать: здравствуй дорогой ИИ, верно?

– Подождите, но при чем здесь ИИ?

– Как при чем? Я же говорю – это такая игра. Для одиноких девушек и парней, которые не хотят ни с кем знакомиться, а общаться хотят. Вот и общаются со своим персонально настроенным ИИ. Разве плохо? А вы не знали, что ли? Если давно переписываетесь? Вы думали, вам кто отвечает? Дед Мороз?

Парень смущенно хихикнул. Видимо, представил Деда Мороза, склонившегося над планшетом.

– Я… не знала ничего, – пролепетала Рина. – Переписывалась просто. Ну как с человеком.

– Так все переписываются как с человеком. «Милли-мири» такая игра. Честно говоря, не понимаю такого удовольствия, но многим нравится. По мне, лучше отвести девчонку в кафе или свозить в парк погулять. Настоящую. Красивую. Вот как вы.

– Спасибо за комплимент. Скажите, а где-то можно почитать подробности про эту игру?

– Конечно. У «Милли-мири» есть официальный сайт. Забиваете название в поисковик. Вот. Так. И…

– Спасибо, – кивнула Рина. – Я дома почитаю.

– Смена стекла будет стоить полторы тысячи, вместе с работой.

– Знаете, я пока передумала его менять. Трещина крохотная, читать не мешает.

– Да и правильно! Купите лучше защитный экран и пользуйтесь, пока не надоест. Ну сколько вы будете играть в одну игру-то? Ну месяц, ну два. А потом что-нибудь еще войдет в моду. Я слышал, скоро будет похожая, но с видео. Прикольно, правда?

6

Рине не хотелось вспоминать о том, что случилось вчера. Лучше бы этого дня вообще не было. Ни утренних занятий в институте. Ни безобразной истории с Антоном. Интересно, в понедельник он придет в институт и опять начнет ее затаскивать в машину? Нужно что-то придумать. Только, как назло, ничего не приходит в голову. Был бы у нее перцовый баллончик, что ли. Или друг, которому можно обо всем рассказать. Данил. Только теперь выходит, что он ее бросил по-настоящему. Это она думала, что пишет ему, а он пишет ей. Жизнь оказалась куда проще, обиднее и без всякой надежды.

Рина вчера примчалась домой из мастерской и сразу же открыла сайт «Милли-мири». Это действительно была игра, имитирующая переписку. Один игрок – человек. Второй – ИИ, подстраивающийся под партнера. Чем дальше, тем точнее знающий его болевые точки, его мечты, его манеру говорить и то, что ему нужно. Всегда.

То есть, второй вариант у «Милли-мири» тоже был. Ее можно было использовать и как обычный мессенджер. Но мессенджеров море, а игра именно такая одна. Кто этим пользовался для переписки? Да никто, наверное.

Рина подумала, что один шанс из десяти у нее, наверное, был. В смысле, что Данил подсунул ей не игру, а подарил планшет с новым мессенджером. И что он сам читал Ринины письма. И отвечал на них. Все сам, а не отвязался таким вот незатейливым образом от надоевшей подружки, передав свои функции ИИ. И вроде подарок подарил. И вроде оставил не в слезах. И вроде не нужно больше ничего делать. Расстались красиво. А главное, навсегда.

Покопавшись на сайте, Рина узнала, что установка мессенджера отличается от установки игры. Вот только узнать, что именно стоит на ее планшете, она смогла бы, прочитав оставленный Данилом текстовый файл. А файл у нее стерся в первый же день. Нет, если бы у нее был друг-хакер или даже не хакер, а просто геймер с опытом, то помог бы ей разобраться. Но у нее никого, кроме Данила, не было. А теперь получается, что и Данила не было тоже, причем давно.

Можно было бы сходить в мастерскую и попросить ребят разобраться, что там у нее в планшете. Но Рина, только подумав об этом, поняла, что скорее умрет от стыда, чем расскажет этим веселым мальчишкам о том, как ее кинули. И как легко она попалась.

Было больно даже думать о том, как Данилу пришла в голову такая мысль. Но ведь пришла… Мамочки мои, какой позор, какой ужас, какая тоска! А она-то верила, что ему хочется с ней хотя бы разговаривать. А ему хотелось одного – чтобы она отстала.

Или… Или это все бред? А в планшете никакая не игра «Милли-мири», а мессенджер с тем же названием? Ведь никогда в жизни Данил не обманывал ее. Ни разу! Неужели теперь решил обмануть? Раз и навсегда?

Стоп! Хватит. Должен быть способ это проверить.

В конце концов, эта его не культурная и не северная, а просто столица находится не на краю света. И туда можно взять билет. Дорого? Но туда ходят «Ласточки», это совсем не так уж и дорого. Правда, Рина не знала ни адреса Данила, ни телефона. Значит, оставалось одно: писать. Писать то ли ИИ в игрушке «Милли-мири», то ли любимому человеку в подаренный им оригинальный мессенджер. Взять билет на «Ласточку» до столицы и написать.

Билеты были, прямо на сайте, выбирай любой, оплачивай онлайн и езжай себе в ту самую столицу, хоть в Новый год, хоть раньше, хоть позже. Можешь – в три раза дороже в бизнес-классе, с сэндвичем и одноразовыми наушниками, чтобы смотреть кино на общих экранах, можешь – совсем дешево, без еды и общих фильмов. Рине не нужны были фильмы, и сэндвичи она не любила. Поэтому выбрала самый простой билет. Но у окна. Но по ходу движения. Оплатила, скачала, чтоб был теперь уже всегда с ней в телефоне, и перевела дыхание.

Осталось написать Данилу. Как все просто. Отправить ему сообщение, как отправляла уже тысячу раз. Или не ему, а ИИ в «Милли-мири». Вот и посмотрим. Вот и узнаем.

Рина на минутку прикрыла глаза. Что ж руки-то дрожат? И дышится трудно, словно воздух превратился в кисель? Да ни во что он не превратился! Это Рина превратилась в кисель! И мозги ее, и сила воли, и все остальное. Надо раз и навсегда все выяснить, а потом жить дальше. Как получится, так и жить. Может, с Данилом. Может, одной. Но хватит уже этих идиотских иллюзий. Она – взрослый человек. Ей жить в сказке поздновато.

Рина быстро набрала сообщение, написала число, время, номер вагона и отправила сразу, чтобы не передумать и не стереть. Она видела, что Данил в сети, около его аватарки горела зеленая точка. Она даже увидела, что он читает ее сообщение. Программа позволяла и это. Рина прикрыла глаза. Вот сейчас она их откроет и прочитает «Данил пишет ответ». Или даже обнаружит этот ответ в новых сообщениях. Нужно только немного подождать. Потерпеть. Пережить эту проклятую неизвестность. Рина сможет, она сильная. И ее любовь тоже сильная. А вместе они с чем только не справятся. С этими минутами ожидания уж точно!

Рина сосчитала до ста двадцати и открыла глаза.

Не было никакого нового письма.

И фразы «Данил пишет ответ» не было тоже.

Он ушел из сети.

Рина судорожно вздохнула и сжала кулаки. Ладно. Ладно! Может, он сейчас на своей работе мечты и его вызвал начальник? Не может же он сказать начальнику: подождите, я сперва отвечу любимой девушке, а потом пойду к вам? Или не любимой, а просто знакомой. Бывшей знакомой.

Над планшетом Рина просидела часа полтора, не меньше. Данил в сети так и не появился. И тогда она решила, что нужно чем-то заняться. Скоро Новый год. А на Новый год все покупают подарки. Рина всегда любила покупать подарки. Сперва с мамой, потом со школьной подружкой, потом, когда подруга внезапно в восемнадцать лет вышла замуж, одна. Рина подумала, что ей, в общем-то, некому покупать подарки. Но раз она едет в столицу, не культурную и не северную, наверное, можно купить подарок Данилу. Даже если это будет их последняя встреча, пусть что-то останется от нее на память. Или не останется. А просто она отдаст ему маленький приятный сюрприз, и все. Когда Рина была девочкой, все дарили друг другу подарки. Простые, недорогие, но такие приятные, что радость от них жила у Рины в сердце долго-долго. Вот и Рина купит подарок. Где? Да в ближайшем книжном. Там в последнее время стояли два стеллажа с вот такими милыми пустяками: блокнотами, магнитами, кружками, шоколадками и упаковками чая. И на каждом было что-нибудь о городе. О ринином, родном. Или о книжках – ведь это был книжный магазин.

Рина надела свитер и джинсы, влезла в ботинки, накинула пуховик. И представила, как будет бродить мимо стеллажей и собирать Данилу подарок. На душе стало тепло. Как будто не было никаких сомнений, что они скоро увидятся. И что он будет ей рад и ее подарку тоже.

Она вышла на улицу. Снег падал крупными хлопьями, холодными и смешными. Рина поглубже надвинула капюшон и пошла в книжный. Ботинки скользили по едва присыпанному снегом льду, но она привыкла. Можно идти медленно, чтоб не поскользнуться, а можно – быстро, чтобы не успеть упасть. Впрочем, не успеть ни у кого почти не получалось. Кроме Рины. Ее поддерживала надежда на завтрашнюю поездку и уверенность, что все будет хорошо.

Все-таки странная история – любовь. Еще вчера Рине грозило что-то непонятное и страшное, еще сегодня утром она дрожала от страха и непонимания, что же дальше, а сейчас идет по гололеду и улыбается.

– Зайка! – улыбнулся ей в ответ совершенно незнакомый парень в мохнатой шапке.

– Девушка, вы такая красивая! – бросил вслед мужчина средних лет, на минуту оторвавшийся от смартфона и встретившийся с ней взглядом.

Рина после его слов решила, что нужно спрятать улыбку. А то мало ли, кто ей встретится по дороге? Встретится и подумает, увидев ее, такую сияющую посреди снега, серых домов и мрачных лиц?

Улыбка не пряталась. От мысли о том, куда Рина собирается завтра, лицо само становилось счастливым.

В магазине к ней подошел продавец в красной рубашке. Они все были или в красных рубашках или в белых. Кажется, в белых – те, кто рангом повыше. А в красных – самые простые.

Парень слегка сутулился и близоруко щурил глаза. У него были растрепанные светлые волосы и нелепый бант под воротником. Наверное, украшение к Новому году.

– Здравствуйте! – улыбнулся он Рине. – Вы так давно к нам не заходили! Я уже решил, что переехали. Или разлюбили читать. Правда, так же не бывает? Согласны? Если человек любит книги, то это навсегда!

Рина кивнула и поздоровалась в ответ. Она подумала, что продавец обрадовался ей как старой знакомой. А ей сейчас так мало кто радуется! С тех пор, как не стало родителей, как умер Мурзик, подруга вышла замуж, а Данил уехал – пожалуй, что и никто. Не считать же радостью ржание однокурсников при встрече или сухие улыбки преподавателей, проводящих перекличку в начале пары?

Рина посмотрела на бейджик на груди у продавца. «Алексей, продавец-консультант» было написано крупными черными буквами на совершенно праздничном серебристом фоне.

– Чем я могу вам помочь? – спросил Алексей и улыбнулся совсем не дежурно, не по-магазинному. – Вы любили детективы Анны Гром! У нас появились два новых. Один поступил в продажу только вчера. Новогодний. Я уже прочитал. Это что-то невероятное!

– Чудесно! – кивнула Рина.

Она вдруг сообразила, что за последние месяцы напрочь забыла и про Анну Гром, и про ее детективы, и что ведь на самом деле любила их читать по выходным или в метро, по дороге в институт. Это были не совсем детективы. Нет, там, конечно, случались и ограбления, и убийства, но в первую очередь Анна Гром писала об обычной женской жизни. О том, как больно, если ты любишь, но тебя не любят в ответ. О том, как одиноко, если из жизни ушли родители или кто-то другой, самый близкий, а семьи нет и вряд ли будет. О том, как сложно быть спокойной и идти к своей цели, когда тебя предают, обворовывают, лгут про тебя любимому человеку, а он верит. Или когда он рассказывает тебе, что людям нужно сочувствовать, имея в виду никак не всех людей, а одну-единственную женщину, подставившую тебе столько подножек, что считать не хочется, но и видеть ее тоже. В общем, Анна Гром, по мнению Рины, знала про женскую душу все. И не просто знала, а умела рассказывать. И прочитав, что не одна она попадает в такие нелепые и печальные ситуации, Рине становилось чуть легче. Как она могла забыть про Анну Гром? Хорошо, что продавец-консультант Алексей напомнил.

– Покажите, пожалуйста, оба новых романа Гром, – попросила Рина.

Алексей, продавец-консультант, жестом фокусника вытащил из-за спины две яркие книжки. Словно все это время ждал Рину и держал их в руках, не выпуская.

– Беру! – кивнула Рина, прочитав аннотации.

– Разрешите проводить вас к кассе? – интимно понизив голос, предложил Алексей.

Будто не покупку пригласил оплатить, а в кафе или кино.

– Мне еще нужно выбрать несколько мелочей, в подарок, – вспомнила Рина.

Она ведь, в самом деле, почти забыла, зачем шла в магазин. За подарком! Данилу! В сердце тоскливо заныло. А может, зря она выбирает блокнот и шоколадку в подарок тому, кто давным-давно от нее уехал, и, может быть, даже и не помнит о ее существовании? Или помнит, но так, едва-едва. И это не мешает ему гулять со столичными девицами, проявлять к ним интерес и сочувствие. Ну и еще разное, что там проявляют мужчины?

А продавец-консультант Алексей – вот он, рядом. К нему не нужно покупать билет и ехать на электричке пять с лишним часов. Пусть она и скоростная, но пять часов на жестком сидении – такое себе удовольствие. И скажем честно, хотя бы себе, если бы Данил хотел с Риной встретиться, то он бы и приехал. На Рождественские каникулы, например. Они у всех бывают. Даже у тех, кто уехал в столицу, не культурную и не северную, на работу мечты.

Рина все-таки прогнала пораженческие мысли, выбрала шоппер с синим котом на фоне знаменитого пляжа, упаковку чая с чабрецом, горькую шоколадку со словариком местных слов и выражений и аккуратный новогодний блокнот. Вот и весь подарок.

Алексей проводил ее к кассе, она расплатилась. В какой-то момент Рине показалось, что он хочет что-то сказать на прощанье. Но, видимо, только показалось.

Метель усилилась. Хлопья стали плотными и били в лицо почти больно. Как снежные мячики в какой-то понятной одной зиме игре. И зима явно выигрывала у всех прохожих.

Почти у самого подъезда Рине наперерез рванулась темная фигура. Рина как раз откинула капюшон и фигуру заметила. Вот только никак не могла решить: доставать ключ и мчаться в квартиру или остаться на улице, где хоть люди ходят.

Пока Рина решала, фигура подошла к ней совсем близко, и Рина узнала своего однокурсника Пышкина, которого дразнили то Пушкиным, то Мышкиным. Ну не повезло парню с фамилией. Или, наоборот, повезло. Он был полным, курносым и почти всегда улыбался. И уж кого-кого, а его Рина не боялась ни капельки.

– Рин, слушай, – хрипло сказал Пышкин. – Антон на джипе разбился. Я с ним на заднем сидении ехал – ни царапины, а он в реанимации. Но ты не бойся, врач сказал, что выживет. Так он меня попросил.

– Господи, – пролепетала Рина, – о чем?

– Извиниться! – покраснел Пышкин. – Перед тобой извиниться просил. Нашло на него тогда что-то. Затмение, в общем. Или ретроградный Меркурий. Ты прости его, если сможешь. Он обещал больше к тебе близко не подходить!

– Спасибо, – кивнула Рина. – Передай ему, чтоб выздоравливал. А я подумаю.

– О чем? – растерялся Пышкин.

– О ретроградном Меркурии, конечно, – совершенно серьезно ответила Рина.

А потом они встретились взглядами с Пышкиным, и ей стало стыдно. За что она с ним-то так?

– Пойдем, Пышкин, чай пить! – позвала Рина.

– О! – кивнул он. – Я как знал. У меня тут это – к чаю, пышки. От нервов еда помогает. На углу в Пышечной взял. Были горячие.

7

Пышкин доел последний кусочек жареного теста, облизнул губы и допил чай.

– Спасибо, Рин! Я побегу. А то мне еще к Антону – объяснять, что ты подумаешь. А потом за елкой.

– Ты уже елку покупаешь? – удивилась Рина.

– А что? До Нового года осталось-то сколько? Неделя? – спросил Пышкин.

– До Нового года неделя, до Рождества две, – посчитала Рина.

– Пора, брат, пора! Я бы, может, и не покупал. Но у меня сестра мелкая. Ей нужно. Она даже в деда Мороза верит еще.

– Здорово! – улыбнулась Рина.

И подумала, что, если бы у нее был такой вот старший брат, она тоже верила бы в деда Мороза. Лет до двадцати как минимум.

– А я завтра еду в столицу, – вдруг сказала Рина.

– Молодец! – похвалил Пышкин. – У меня там старшая сестра живет. Я тебе телефончик скину. Передашь от меня привет, а если что, у нее и остановиться можно. Она нормальная.

Рина хотела отказаться, но не стала. Пусть будет телефончик сестры. И запасной вариант тоже.

Пышкин хлопнул на прощанье Рину по плечу, аккуратно обнял и умчался, топая по ступенькам как особая порода снегоходящих гиппопотамов.

А Рина вымыла чашки, вытерла стол и почувствовала противный холодок внутри. Тревога, уснувшая на время похода в магазин и разговоров с Пышкиным, проснулась и росла, как цветок под июльским солнцем.

Рина накапала валерианки, выпила, зажмурившись, и включила планшет.

Зря она волновалась. Зря ждала. И подарок, наверное, покупала зря. Ничего в планшете не изменилось. Ни новых сообщений, ни появления Данила в сети.

Он как будто забыл, что у него есть планшет и что он там переписывается с Риной. Может, и правда не переписывался. Может, на ее письма отвечал ИИ из «Милли-мири»?

Рина подумала, что зря она придумала эту поездку. Ехать нужно только к тому, кто тебя зовет. А остальные варианты – это глупо, нелепо и смешно.

Время тянулось, как давно потерявшая вкус жвачка, за окном стемнело, снег успокоился и больше не лупил в окно шариками, а скользил, оставляя на стекле элегантные снежинки. Рина вспомнила, как в детстве ловила их, открыв рот, и они таяли на языке, холодные, как мороженое. Жаль только, несладкое.

Рина вспомнила, что все-таки в жизни бывают телефоны. И что по телефону можно позвонить. И она позвонила Данилу. «Абонент недоступен», – равнодушно ответил робот.

А еще она зачем-то вспомнила, что у Данила зимой день рождения. А потом вспомнила, как однажды, когда им было лет по десять, он что-то натворил дома и ему, кажется, здорово попало. Он никогда о таком не рассказывал, но Рина по лицу видела, что ему больно даже лишний раз поворачиваться. Он предложил ей никуда не ходить: ни на горку, ни на каток, а остаться у нее и посмотреть какой-нибудь фильм. Она очень старалась, чтобы ему было полегче, и чтоб все скорее забылось и прошло, поэтому, конечно, согласилась. Нужны ей были эти каток и горка, если Данил туда не хотел! И они смотрели фильм про чудовище, захватившее Землю. Вернее, не просто Землю, а людей. Но не всех. И те, кого не захватили, могли спасти остальных. И спасли.

Вспоминать было вроде и приятно, но все равно больно.

Еще Рина вспомнила, как Данил поцеловал ее в щеку, и как потом она не спала всю ночь. Рина думала, что у них все еще впереди. Вот ей и все. Вот ей и впереди. Она всхлипнула и подумала, что если ехать, пора собирать вещи. Ну хотя бы подарок и зарядку от телефона. Рина еще раз глянула в планшет. Данил в сеть так и не вышел. «Я еще напишу тебе», – набрала Рина одним пальцем, и сама не поняла, отправила или нет.

8

Данил приехал на вокзал за полтора часа. Он знал, что это безобразно рано, но делать все равно оказалось нечего. С работы можно было отпроситься только после обеда, а заехать домой он не успевал.

Только с ним, конечно, могла случиться такая фигня, как случилась. Он писал каждый день своей девчонке, он нашел в сети особый мессенджер, который можно было поставить только на особый планшет. Он купил их и себе, и ей. Решил, что так будет хорошо. Вот ведь дурак! А потом, когда она испугалась, что никакой это не мессенджер, а игрушка с ИИ, и даже взяла билеты на поезд, чтобы приехать к нему и узнать. Все точно узнать… Он потерял от особого планшета особый зарядник. Где-то по дороге домой – то ли в метро, то ли в кафе, то ли неизвестно где. Он даже не успел ей ответить. Только прочитал, что она приедет – и все.

Данил весь вечер метался по мастерским и листал сайты интернет-магазинов. Зарядное устройство с разъемом елочка в лучшем случае обещали доставить через три дня. А ему-то нужно было сейчас!

Но никакого варианта «сейчас» не было. Ни за какие деньги.

Данил решил, что у него остается последний шанс – поехать к тому поезду (ну ладно, к той скоростной электричке), про которую она написала. Если только Рина не передумает ехать, потому что он не ответил. А кто не передумает? Ну же, скажи себе честно? Кто не передумает и продолжит переписываться с таким… человеком?

Он приехал на вокзал и побежал по киоскам и окрестным магазинам. Вокзал же. Мало ли, какие зарядные устройства тут могут быть? Были. Много. Но елочки ни одной. Продавщицы смотрели на него кто с сочувствием, кто как на дурачка, кто безразлично. Только одна сказала, когда он уже убегал:

– Если любит, приедет.

Он застыл на секунду. Откуда она могла знать, что сейчас происходит в его жизни? А потом подумал, что на вокзале у всех происходит примерно одно и то же. Кто-то приезжает, кто-то уезжает, кто-то провожает, кто-то ждет. По нему было видно, что он ждет. Чего уж там. А кого может ждать встрепанный парень его возраста? Вот именно!

– Спасибо! – зачем-то сказал он той продавщице и побежал в зал ожидания.

Он сам не понимал, зачем бегает. Времени, хоть и оставалось все меньше и меньше, еще хватило бы, чтоб пробежать сто раз вдоль вокзала и сто раз – поперек.

Данил вдруг подумал, что Рина никогда не была его девчонкой. И что у него были женщины, с которыми он – а, чего только не делал. И девушки были. Красивые и так себе, местные и приезжие, умные и глупые, разные. Но им всем от него было что-то нужно. Деньги каждый месяц, квартира, цветы через день или по выходным, устроить на ту самую работу мечты, познакомить с тем, кто может устроить на другую работу мечты. И так далее, и так далее. И только Рине ничего не было нужно. Вернее, было – его письма.

Его письма по вечерам. И все.

Он вдруг подумал, что если она сегодня не приедет, то он ее потерял. Это трудно было объяснять логически, да и не нужно, но или приедет- или потерял, других вариантов не было. Нет, если она останется дома, а он ей позвонит или напишет через три дня, заказав разъем-елочку, она, наверное, ответит. И даже скажет, что не обижается. Но он чувствовал, что простить-то она простит. Но и только.

Данил подумал, что зачем-то последние месяцы встречался с девицей, которая ему совсем не нравилась. Просто вроде нужно было с кем-то встречаться. А она к нему пришла первая. Может, она и стащила разъем елочка. Про нее говорили, что не чиста на руку. А он не верил, конечно.

Ну да. К нему все приходят первые. Или приезжают. А сам он тогда – что? Не может? Вечно второй? Блин… какой бред лезет в голову.

Он вспомнил, что нет. Не всегда он второй. Рину он поцеловал первый. Она сидела и смотрела на него снизу вверх, и деваться ей было некуда. А он подошел к ней близко-близко, наклонился и поцеловал. Вообще-то, он хотел в губы. Но не посмел почему-то, и поцелуй остался где-то внизу щеки. Она не отворачивалась. Она смотрела на него, а потом закрыла глаза. А он поцеловал и сбежал. И очень жалел потом об этом, но думал, что у них еще все впереди. Оно и было бы впереди, если бы ему не предложили работу мечты. И квартиру, и аванс. И он купил себе и Рине два особых планшета с особыми мессенджерами. Это показалось ему так круто. А вот и круто. Будет. Только ее любовь к нему исчезает прямо сейчас.

Он подумал, что всегда и за все приходится платить. Наверное, за работу мечты придется заплатить тоже. Сегодня. Да будь она…

Рядом процокали каблуки. Очень близко. И запах сладких духов заставил его перевести дыхание. Данил машинально поднял голову. Мимо шла женщина в кожаном пальто и голубой, какой-то совсем маскарадной шапке, чуть сползающей на глаза. В руках у нее был планшет. Тот самый, единственный планшет «Милли-мири», который Данил узнал бы среди любой горы планшетов. Планшет с особым мессенджером и игрушкой с ИИ в довесок.

– Девушка! – закричал Данил. – Девушка, подождите! Пожалуйста! У вас нет зарядки от этого планшета?

Женщина в пальто обернулась, на мгновение наморщила лоб, будто вспоминая, и кивнула.

– Есть.

Данил зарядил планшет до двадцати процентов и отдал зарядник хозяйке. Та улыбнулась понимающе и исчезла в толпе. Данил трясущимися пальцами нажал кнопку «пуск» и, когда экран засиял теплым яблочным цветом, увидел единственное сообщение: «Я еще напишу тебе».

Он рванулся к табло прибытия, увидел, что до ее электрички осталось пять минут, и помчался на перрон.

Остроносая красно-серая электричка с фонарем наверху мчалась к вокзалу. Планшет помигивал у Данила в руках. Сердце билось в горле, висках и везде одновременно. Кажется, нужно было выпить таблетку. Или просто выпить, хоть чего-нибудь. Электричка замедлила ход и начала мучительно подползать к нужной черте. Данил задохнулся, подумал, что вагон у Рины восьмой, и это значит – идти ему недалеко. Или не ходить, а стоять у накопителя? А то ведь пропустит, и что тогда?

И снова ему зачем-то вспомнилось, как однажды он позвал Рину за город, куда уехал в командировку от первой работы. Та работа была еще далека от мечты, но тоже ничего. И вот он уехал на неделю в командировку почти со всем отделом и позвал Рину в субботу. Он собирался ей показать миленький загородный парк и реку. И рассказать несколько историй, смешных и не очень. У них была традиция: рассказывать друг другу истории. Но когда Рина приехала, его словно по башке ударило. Он вышел к ней с двумя молодыми сотрудницами и важно сказал, что времени почти нет. Вот только пробежаться по набережной. Ему почему-то захотелось посмотреть, изменится у нее выражение лица или нет. Идиот. А ведь они могли провести вместе счастливый день. И счастливый вечер. И кто знает, как сложилось бы дальше? Ясно, что не так.

Электричка остановилась. Двери открылись. Сердце у Данила замерло в невесомости.

На стене вокзала с плаката улыбалась Снегурочка в голубой шапке, чуть наползающей на глаза.

«С Новым годом! С новым счастьем!»