Чудеса под снегом. Рассказы о любви и волшебстве в большом городе

Карачунова невеста. Дарья Урбанская

До деревни было ехать около получаса. За окном «Газели», на которой их вез Женин отец, сначала мелькали однотипные домишки Ко́ноши, потом потянулась трасса. Глядя на однообразный пейзаж, Света усмехнулась:

– Красиво тут у вас, Олег Евгенич.

– Ну а то! – Женин отец сарказма не уловил и довольно закивал. – А летом вообще благодать, все цветет. Приезжайте снова через полгода, коли не побоитесь!

Когда Женя предложил встретить Новый год у него дома, в небольшом городке в Архангельской области, а точнее в деревне неподалеку от него, идея была встречена «на ура». В результате сессию в этом семестре все приглашенные сдавали особенно усердно, старались не влететь на пересдачи. Их в деканате могли поставить, начиная с пятого января (ничего ведь святого у людей!), а с учетом запланированной поездки – никому не хотелось раньше времени прерывать зимние каникулы и возвращаться из деревенской сказки в Санкт-Петербург.

– А чего бояться-то? – уточнила Надя, переплетая свою темно-русую косу.

Женин отец хохотнул и бросил на нее многозначительный взгляд через зеркало заднего вида.

– А ты чего ж, Жека, не рассказал друзьям ничего?

– О чем? – Эля и Эдик, до этого самозабвенно целующиеся на задних сиденьях, даже отвлеклись друг от друга и с любопытством уставились на Женю.

– Бать, ну ладно тебе, – скривился Женя. – Не начинай!

– О, тут какая-то тайна! – Дэн потер руки и нетерпеливо встряхнул своими светлыми кудряшками.

– Да нет никакой тайны… – начал Женя, но отец его перебил.

– Еще как есть, дай ребятам рассказать! Места у нас дикие, можно даже сказать гиблые. Ко́ноша – вроде как райцентр, а вокруг дереве́нек натыкано, что поганок на гнилом пне.

– Очень вы это образно сейчас описа́ли, Олег Евгенич, – вставил Эдик, – но как-то совсем не патриотично.

– А это я не образно, а по существу, считай. Тут же болота вокруг. Люди пропадают часто. Вот в позатом году слесарь с фабрики, где я тружусь, в Темную поехал. Это деревня такая, Темная, у него там родня была. Да так и сгинул по дороге.

– Без вести пропал? – уточнила Эля. – А поиски велись?

Женя снова поморщился.

– Бать, ну про Матвеича всем известно было, что он за воротник закладывает. Наверняка и к родне он не на трезвую голову поехал.

Отец проигнорировал его замечания, внимательно глядя перед собой, на дорогу. А Надя подозрительно поинтересовалась:

– Это та самая Темная, куда мы сейчас едем? Где ваш дом находится?

– Не наш – а тещи покойной. И он в Ту́ндрихе, это по соседству с Темной.

– Ну и названия, одно другого… м-м-м… колоритней! – передернула плечами Света.

– Это точно, людская фантазия, она такая. Безудержная! А чуть дальше за Тундрихой есть еще одно лихое место – бывшее Карачу́ново…

Женин отец многозначительно замолчал, словно актер на сцене. И несмотря на то, что Женя подавал отчаянные сигналы не развивать тему, Эля все же не удержалась от вопроса:

– Почему бывшее?

– А потому, что погорело оно полвека назад. Громкое дело было, мне еще отец рассказывал. И с тех пор бросили то поселение, никто там больше не селится.

– Из-за пожара?

– И из-за него тоже. Но там и прежде плохо было – деревню ж построили на древнем капище. Карачу́ну там прежде поклонялись.

– А Карачун это кто?

– Древний бог такой, славянский еще, шибко злой. Раньше ему в жертву юных дев приносили – невестами Карачу́на объявляли да сталкивали в болото…

В салоне автомобиля повисла тишина. Девчонки неуверенно переглядывались, не зная, как реагировать на рассказ.

Женя, пользуясь случаем, приобнял Надю за плечи. Та в ответ демонстративно строго посмотрела на Женину руку на своем плече, затем на него самого, но отстраняться не стала.

– Бу! – внезапно выдал Женин отец, разрушая неловкость, и все с облегчением засмеялись. Только Света поджала губы, не поддержав всеобщего веселья.

– Не грусти, Свет, – Надя качнулась вперед, высвобождаясь из Жениных объятий, и пересела поближе к подруге. Погладила ее по колену, ласково заправила за ухо выбившуюся белокурую прядь и негромко добавила: – Козел он, конечно. Кто так вообще поступает? Но уж лучше ты сейчас это выяснила, чем через год…

Третьекурсник Марк, парень Светы, должен был ехать с ними. Даже билеты купил. Но в последний учебный день отозвал ее между парами и классической скороговоркой оттарабанил, что «дело не в тебе, но нам надо расстаться».

– Простите, ребят, только настроение всем порчу, – пробормотала Света и уткнулась в телефон. – Надо было мне все-таки в общаге остаться.

– Ага, и рыдала бы в обнимку с подушкой вместо праздника, – возразила Надя. – Нет уж.

Когда свернули с трассы в лес, Женя предупредил:

– Помните, я говорил, что в деревне сеть не ловит? Вот сейчас последняя возможность что-то написать или позвонить кому.

– Да, – подтвердила Света. – У меня одна антенна осталась, и интернет пропал.

– Это называется цифровой детокс, – с умным видом покивала Надя. – Нам всем стоит отдохнуть от соцсетей.

– Но с новым годом-то мы сможем кого-нибудь поздравить? – Эдик удивленно вскинул брови. – Мне родителям надо будет позвонить. Совсем никак?

– Эх ты, дитя цивилизации! – любовно пихнула его в бок Эля.

А Дэн откровенно заржал:

– На елку полезешь в полночь, будешь нашей звездочкой!

– Не, ну родителям – это святое! – согласился Женя. – Ладно уж, свожу тебя в точку Джи. Там пригорок небольшой, и иногда сеть можно поймать.

– Почему «точка Джи»? – уточнила Света.

– Ну мы так ее называем. – И Женя понизил голос, чтобы отец за рулем не услышал: – Расшифровывается как «деревенский жопный интернет». Д-ж-и.

Девчонки прыснули, а Дэн захрюкал и вовсе свалился в проход между креслами «Газели».

Деревня Тундриха вытянулась вдоль реки. Домов было немало, но большинство явно пустовали. Дым вился лишь над тремя трубами.

– А Афанасьевы тут? Не знаешь, бать? – спросил Женя.

– Только если сам дед Константин. Молодежь-то его не приехала вроде.

– Эх, жалко, ну ладно, – кивнул Женя и пояснил друзьям: – Это соседи наши, Афанасьевы. Я иногда общаюсь с ними, точнее, с их внуками. Прикольные ребята. А вот дед Константин у них того…

И он покрутил пальцем у виска. Олег Евгеньевич вряд ли увидел жест, но суть уловил и одернул сына:

– Не болтал бы ты, Жека. Не ровен час услышит… Он дедок хоть и странный, но все ж человек хороший, сколько раз выручал нас. Не надо обижать старика.

– Бать, он не просто странный! Он реально кукухой двинутый – упрямо возразил Женя и добавил, разворачивая к друзьям: – Считает себя ведуном или типа того, с деревьями разговаривает, обряды у него всякие. Однажды я видел, как он…

– Евгений! Как баба сплетничаешь.

Резкий оклик отца заставил Женю замолчать.

– Ну и ладно, – буркнул он, отворачиваясь к окну.

Наконец машина остановилась у деревянного забора, и Олег Евгеньевич заглушил мотор. Дом оказался немаленьким: в один этаж, но широким, с пристройкой. Из-за угла выглядывали баня и сарай, обшитые вагонкой. А вот сама изба щеголяла срубом из бревен и резными ставнями, которые сейчас, впрочем, были закрыты.

Внутри оказалось жутко холодно. Пока парни носили сумки из машины, Олег Евгеньевич первым делом затопил большую беленую печь, а затем достал из чулана высокие валенки – три пары хозяйских и одни гостевые.

– Дому прогреться надо, это надолго. Ходите пока одетые, прям в куртках своих. И вот переобуйтесь, а то ноги отморозите.

Эля и Надя, охая, тут же вцепились в единственную более-менее женскую пару, размера примерно сорокового, которая принадлежала Жениной маме. Чуть не рассорились, но потом договорились носить по очереди и убежали на крыльцо фотографироваться. В последний момент Надя заглянула в приоткрытую дверь:

– Свет, хочешь с нами?

– Нет, вещи пока разберу.

Она отвернулась, делая вид, что копается в одном из пакетов с продуктами, выставленном на длинный стол, и Надя не стала настаивать. Тем временем парни тоже все переобулись, а Олег Евгеньевич засобирался домой.

– Так, ну вроде все. С остальным и сами разберетесь. От холода не околеете, от голода не помрете, а уж от жажды тем более. – Он многозначительно покосился на пакет с алкоголем. – Мы с матерью приедем третьего января, во второй половине. Было б здорово в баньке погреться, а потом уж и домой.

– Намек понял, бать, – ухмыльнулся Женя.

– Так уж и намек – прямым текстом говорю. Ну бывайте, молодежь, ведите себя прилично, но отдохните как следует!

Олег Евгеньевич подмигнул Свете и вышел, обдав ее, начавшую немного согреваться, морозным воздухом с улицы.

Спустя полчаса все наконец собрались в доме, успев и по округе прогуляться, и в холодную пока баню нос сунуть, и в снежки поиграть. Печка гудела, распространяя вокруг себя волны тепла, но снимать куртки внутри еще было некомфортно, хоть с морозом на улице и не сравнить. Надя вызвалась хозяйничать: отыскала нужную посуду и поставила на печку вариться все, что нужно было подготовить для праздничного ужина. Женя увел парней на речку за водой.

– А как они воду достанут-то? – удивилась Эля, вынимая из буфета миски, разделочные доски и прочую утварь.

– Женя сказал, что там проруби есть, – ответила Света. – Деревенские каждый день черпают оттуда, так что отверстие не замерзает.

– Странно. Не заметила никаких прорубей на реке, когда подъезжали…

– Странно, Эль, как ты вообще успела рассмотреть реку, учитывая, что в это время у тебя во рту был язык Эдика, – усмехнулась Надя.

– Завидуешь? – ничуть не смутилась Эля.

Надя фыркнула.

– Делать мне больше нечего? Свет, посмотри, там яйца не остыли?

Света передала ей кастрюльку и, проигнорировав пассаж про язык Эдика, как ни в чем не бывало добавила:

– А они проруби накрывают чем-то вроде крышек. Наверное, на них снега насыпало, вот со стороны и казалось, что лед на реке нетронут.

– М-м-м, понятно, – протянула Эля, но было очевидно, что обсуждать парней ей интереснее, чем какие-то крышки на прорубях. – Надя, а что у вас с Женей-то?

– Ничего у нас нет.

– Уверена, что он так же считает? Обнимает вон тебя все время.

– Холодно, – Надя пожала плечами. – Мерзнет, наверное.

– Ну да, конечно. А…

– Я же сказала, у нас ничего нет. Мы просто друзья. Мне вообще… – Она кинула виноватый вид на Свету. – Давай сменим тему.

Менять ничего не пришлось – как раз в этот момент вернулись с водой парни. Раскрасневшиеся, веселые, они принесли с собой морозный воздух и хорошее настроение, разрушили повисшую в комнате неловкость. Точнее, с водой был один Дэн, он поставил полное ведро на лавку к печи, а остальные сгрузили в угол свои пустые.

– А где?.. – начала было Света, но Женя махнул рукой в сторону улицы:

– Бочку в бане наполнили, должно теперь на всех воды хватить.

– А у вас тут как дела? Ух, жарища! – Дэн скинул пуховик и, не разуваясь, лишь отряхнув снег с валенок, зашагал к столу. Протянул руку и стащил из миски соленый огурчик. – М-м-м, кайф!

– Эй, нечего таскать, это для оливье!

– Да ладно, всего один, оливье меня простит! – довольно прохрустел Дэн. – Мы вам тут нужны?

– Конечно, вы нам всегда нужны, – коварно улыбнулась Эля, отодвигая от себя разделочную доску.

– Не-не, – Эдик поднял руки перед собой. – Салатик стругать не буду, зай, это бабское дело!

– Ах ты… – Эля схватила полотенце и огрела шутника.

– Ну серьезно, девчонки, давайте обсудим планы. – Дэн плюхнулся на лавку у стола, плотоядно посматривая на другие ингредиенты будущего новогоднего ужина. – С нас мясо замариновать, что еще?

– Еще баню растопить, чтобы погреться перед новым годом, – вставил Женя. – Это небыстро.

– А елку мы будем украшать? – вдруг спросила Надя, и все переглянулись.

– Было бы круто, но об этом надо было в Коноше еще подумать. Я видел на площади елочный базар…

– Жень, не тупи. Мы ж в деревне! Вокруг нас лес вообще-то! – хохотнул Дэн. – Пойдем да срубим елку, в чем проблема? Тут же есть топор в доме или пила?

– Топор-то есть, но здесь в основном лиственные леса, – задумался Женя. – Не соображу сходу, где ельник поискать.

– Ну окей, допустим, прита́щите вы пушистую красавицу, – подала голос Эля – А украшать чем?

– Мы конфеты взяли к чаю, можно ими.

Внезапно подала голос молчаливая Света, не принимающая участия в общем веселье:

– Потрохами надо.

– Что?

– Ну потрохами. Внутренностями животных. Кишки там, печень, почки…

– Фу, гадость какая, – скривилась Надя. – Свет, ты чего? Совсем ку-ку?

– А что, в самый раз для Нового года в Карачуново! Я тут погуглила по дороге, ну пока еще интернет ловился, что Женин отец рассказывал… – Она виновато пожала плечами. – Просто интересно стало. Так вот Карачун этот – ну чисто славянский Крампус. Злой Дед Мороз из киношек. Вот, слушайте!

Она вытерла руки, выудила из заднего кармана телефон и начала читать нараспев:

– То не ветер гудит – Карачун завывает. Не деревья трещат от мороза – то Карачун стучит по ним своим посохом. Бродит он по зимнему лесу с верной свитой: птицами-вьюжницами, волками-буранами, медведями-шатунами да душами людей, замерзших насмерть. На того, кто живет по Кривде и его разгневает, насылает он корчи и судороги, да морозит заживо…

Она замолчала и обвела горящим взглядом друзей. Девушки явно не испытывали особого энтузиазма от деревенского фольклора, Надя и вовсе полезла за чем-то в холодильник. А вот парни выглядели заинтригованно.

– Ну и вот, в общем, чтоб задобрить эту хтонь, надо елку украсить внутренними органами, – быстро закончила Света, смутившись. – В идеале человеческими, конечно, но и куриные потроха подойдут. Как-то так.

– Вау! Крипота какая! – Эдик переглянулся с Дэном. – Карачун с ней, с этой елкой! Давайте лучше туда сходим, а, Жень? В эту заброшенную деревню.

– Сходите-ка лучше за елкой все-таки, – вставила Надя. – И желательно прямо сейчас. Скоро уже темнеть начнет, а у нас конь не валялся в смысле подготовки к Новому году.

– Точно, – поддержала ее Эля. – А на языческое капище лучше завтра все вместе сходим посмотреть. – Она захихикала. – Опохмелившись.

На том и порешили. Женя нашел в чулане топор, прихватил моток веревки. Через десять минут десант за елкой уже был готов к отправке, когда Света внезапно заявила:

– Девчат, не обидитесь, если я тоже с ними прогуляюсь? Хочется ноги размять.

– Конечно, Светик, без проблем, – закивала Эля. – Мы вдвоем управимся, да, Надь? А ты валенки надень и за героями нашими присмотри. А то Дэн вон бутылку коньяка с собой захватил. В лес. Чтоб елка лучше искалась, походу.

– Эй, я все слышу! И это, между прочим, средство для отпугивания диких животных! – возмутился из сеней Дэн. – Вот нападут на нас волки, а топор только у Женька. И что делать?

– Что? – насмешливо поинтересовалась Эля. – Предлагать им выпить на брудершафт?

– Ну уж нет, переводить ценную жидкость на каких-то там местных волчар?!

Под общий смех парни и Света вывалились на крыльцо, но она почти сразу же вернулась и крикнула из сеней:

– Блин, варежки теплые в рюкзаке оставила. Девчат, можно возьму ваше что-нибудь? Так лень идти и искать.

– Возьми мои, без проблем! – отозвалась из комнаты Надя. – Они из кармана пуховика торчат. Белые такие, пушистые.

– Ага, вижу. Спасибо!

Поход за елкой превратился в настоящую катастрофу. Женя оказался прав – в ближайших лесах не было ельника. Зато снега насыпало прилично, и, если бы не валенки – пришлось бы совсем плохо. Они бродили вокруг Тундрихи кругами, увеличивая радиус, в надежде на чудо, пока не замерзли и не устали месить нехоженый снег. Когда поднялись на очередной пригорок, Женя объявил:

– А здесь находится та самая точка «джи». Так что, Эдик, самое время ловить сеть и звонить родителям, как ты хотел.

– Издеваешься, что ли? – возмутился Эдик. – Я не буду даже пытаться руку из кармана вытаскивать.

– Ага, – грустно согласился Дэн. – И коньяк уже не греет. Валим домой, нахрен нам эта елка сдалась, а?

– А вон там что? – Света указала рукой, надеясь, что угадала с направлением. – Зеленеет как будто.

– В той стороне деревня брошенная. Ну та, помните? Карачуново, – ответил Женя.

– Как такое забудешь, – усмехнулся Эдик и произнес нараспев: – То не ветер гудит – Карачун завывает… Идем, глянем?

– Только по-быстрому, туда и обратно! – Дэну уже, похоже, было не до шуток. Его светлые кудряшки, торчащие из-под шапки и капюшона, покрылись инеем и уныло обвисли. – А то еще немного, и я сам сначала позеленею, а потом посинею.

До Карачунова оказалось рукой подать. Да только Эдика ждало разочарование – если от деревни и остались хоть какие-то остовы старых изб, то сейчас их не было видно под слоем снега. То там, то здесь возвышались непонятные бугры, словно копны сена, но что это – оставалось загадкой.

Зато в Карачуново были ели. Вот нигде в округе не росли, а тут выстроились рядами, стройные, пушистые, как невесты на смотринах. Не теряя времени даром, Женя выбрал крайнее деревце, молодое и невысокое, и кинул веревку друзьям, попросив обвязать нижние ветви по кругу, прижимая к стволу, приподнимая. Иначе до ствола было не дотянуться. А сам приноровился и стал рубить.

Пока парни наконец занялись тем, ради чего забрались в лес, Света немного прошлась вперед, углубляясь в еловую рощицу. Пахло хвоей и морозом, и улыбка сама собой появилась на ее лице.

Пришло время и ей осуществить то, что было задумано. С одной стороны ради смеха, а с другой – чем черт не шутит – может и отомстить получилось бы. Ну или хотя бы настроение испортить. Света не была суеверной, но сама обстановка располагала. Канун новогодней ночи, заброшенная деревенька в глухих архангельских лесах, где по преданию раньше поклонялись древнему славянскому божеству…

Убедившись, что никто не смотрит в ее сторону, она стащила с правой руки варежку и украдкой повесила ее на еловую лапу. Потревоженный снег посыпался вниз, а ветка качнулась и, освободившись от тяжести, выпрямилась, подлетела вверх, забирая с собой и варежку.

Света ухмыльнулась.

– Вот тебе, дед Карачун, подношение. Не гневись, что елку в твоей роще срубили. Взамен возьми рукавицу твоей новой невесты!

Затем она достала из кармана телефон и тихо протараторила, глядя в экран:

– Свет, мы все, можем идти. Ты чего там застряла? – окликнул ее Женя.

– Хорош уже с елкой обниматься, а то у меня сейчас сучок отмерзнет, – выдал Дэн, пританцовывая на ходу.

– Иду, – крикнула она и бросилась догонять парней, шагая по следу на снегу от дерева, которое тащили волоком.

Когда они вышли из Карачуново, Света ощутило смутное беспокойство и обернулась. Еловая роща по-прежнему выделялась своей инородной зеленью. Снег так же блестел на солнце. Ничего не изменилось. Но странное зудящее ощущение, вроде чужого взгляда в спину, не проходило. Вдруг вдали тоскливо завыли волки, и Света, передернув плечами, подцепила Дэна под руку, чтобы избавиться от внезапной тревоги.

Вернувшись в деревню, Женя первым делом пошел растапливать баню. Эдик и Дэн стали стаскивать снег в центр двора, чтобы в получившийся сугроб вкопать срубленное дерево. А Света поспешила в дом, улыбаясь во весь рот.

– О-о-ох, как же я задубела! – Она скинула свою лыжную куртку и первым делом протянула руки к печи. – Ну что, как вам наша елка? Правда, красивая?

– Шикарная! – отозвалась Эля. – И шикарно, что у тебя настроение поднялось! А то смотреть больно, как ты грустишь из-за этого козла Марка.

– Эль, не надо, – шепнула Надя, поджав губы.

– Ну а что?! – Та и не думала щадить ничьи чувства, тем более что в ней уже плескался минимум литр пива, судя по количеству пустых баночек на столе. – Реально скотина ведь подлая. Кто так поступает?!

– Ну если чувства прошли, то что ж теперь? Лучше б он с нелюбимой маялся, отмечая праздники?

– Это называется по-ря-доч-ность! – Каждый слог Эля подкрепляла стуком кулака по столу, распаляясь еще больше. – И вообще, я не поняла, ты его оправдываешь, что ли?!

– Я просто пытаюсь с обеих сторон посмотреть на ситуацию.

– А нафига? Ты Светкина подруга или где?!

Та, кого они обсуждали, упорно игнорировала разгорающийся спор. Света растирала себе плечи и похлопывала по бедрам, чтобы быстрее согреться. Долгожданное тепло забиралось под одежду, а вот хорошее настроение, обретенное после учиненной в лесу шалости, медленно улетучивалось. Когда Эля и Надя, наконец, замолчали, сверля друг друга возмущенными взглядами, Света продолжила предыдущую тему, словно и не было ничего:

– Еле нашли, если честно! Уже хотели домой возвращаться, реально нет в округе ни елок, ни сосен, прикиньте? – Она натянуто улыбнулась. – И в итоге знаете, где срубили?

Света многозначительно посмотрела на подруг, выдерживая паузу.

– В том самом Карачуново!

– Ну вот, – Эля возмущенно всплеснула руками, чуть не разлив очередное пиво. – Мы же договаривались, что завтра все вместе сходим!

– Да можно уже и не ходить, зай, – отозвался от двери вошедший Эдик. – Там реально ничего интересного нет. Целых домов не осталось. Так, заваленные срубы, присыпанные снегом. Толком ничего и непонятно. Зато елки красивые там, прям целая рощица.

– Но никаких внутренностей на них нет, даже жалко! – подхватил Дэн, подмигивая Свете.

Женя затопил баню и наконец тоже зашел в дом, присоединившись к друзьям. После прогулки по лесу во всех проснулся зверский голод, и заготовленные на вечер бутерброды со шпротами молниеносно исчезли. Эля и Надя наигранно поворчали, но достали очередной батон и стали намазывать ломтики маслом. Под закуску отлично пошли и горячительные напитки – дамы налегали на коктейли, мешая апельсиновый сок с мартини, а джентльмены приканчивали ту самую бутыль коньяка, которая недавно гуляла вместе с ними по лесу. Света чувствовала, что понемногу расслабляется. Хмельной угар отвоевывал себе место в ее душе, замещая собой грусть и обиду, терзавшие все последние дни.

Примерно через час, вернувшись в очередной раз из бани, Женя объявил:

– Все, девчонки, можете идти париться! Пустим вас первыми.

Когда полотенца и банные принадлежности были собраны, Света бросила взгляд в окно и растерянно обернулась:

– Реб-бят, а что, с-снег разве шел?

У нее уже немного заплетался язык, и мысли путались.

– Нет, – отозвался Женя. – Небо чистое, ни облачка. Ночь морозная будет, наверное.

– Странно… а крышу сарая и забор замело, смотрите!

Эля тоже подошла к окну:

– О-о-о, Светке больше не наливать! – Она глупо хихикнула. – Это не снег, дорогая моя… Это птицы. Жень, у вас тут что, водятся полярные совы?

Все высыпали на крыльцо и в немом восхищении стали рассматривать двор. На крыше сарая, на заборе, на всех хозяйственных постройках плотными рядами сидели птицы. Крупные, размером с самоедскую лайку и такие же пушистые, они слетелись к дому, будто ждали чего-то.

– Реально на сов похожи. Только здоровые какие-то. Я думал, они меньше…

– Т-а-а-а-к, – протянул Дэн. – Чуваки, походу кому-то из нас с больши-и-им опозданием дошло письмо о зачислении в Хогвартс. Сейчас будет торжественное вручение!

Он заливисто захохотал, и несколько птиц, ухнув, взмыли с ближайшего отсека забора.

– Ну что, реально совы? – из двери последней выглянула Надя, держа в руках свой пакет для бани. – Ого! Красивые какие! Все замрите, я попробую их сфоткать!

Она вытащила телефон и стала аккуратно спускаться с крыльца. Но стоило ей сделать несколько шагов в сторону птиц, как все они разом, словно по команде, взмыли со своих мест…

– Ну вот, спугнули, – грустно произнесла Надя.

…и в едином порыве кинулись вниз, на Надю.

Все замерли, оторопело глядя, как белое пушистое облако накрывает девичью фигурку, облепляет со всех сторон. Словно сказочный домик в волшебном снежном шаре. В наступившей тишине было слышно, как бьют по воздуху крылья. А потом Надя завизжала, и замершее время помчалось вскачь. Парни кинулись вперед, крича, размахивая руками, отталкивая с пути свихнувшихся птиц.

– Что за хрень?! – Эля дернулась от страха и впечаталась спиной в дверь.

– Кыш!

– Проваливайте!

– Чертовы совы!

Птицы внезапно перестали нападать на Надю и взмыли в небо, так же молча, как и прилетели. Сделали круг над ближайшими домами и разлетелись кто куда, словно и не было их.

А Надя осталась стоять в середине дворе, сжавшись, подняв плечи, укрывая локтями лицо. Ее пуховик был вспорот птичьими когтями по всей длине, из-под разодранной, сбитой на бок шапки торчали всклокоченные темные волосы, а тыльные стороны ладоней были расцарапаны и кровоточили.

– Надь, ты как?

– Жива?

– Скажи что-нибудь.

Глядя, как Женя осматривает и ощупывает Надю, Света еле слышно произнесла:

– Бродит он по зимнему лесу с верной свитой: птицами-вьюжницами да волками-буранами…

– Чего? – рядом отмерла Эля.

– Да я так…

Эля не стала вникать. Наконец отлепилась от двери и тоже подбежала к подруге.

– Надюш, ты как? Я чуть не умерла от страха. – Она повернулась к Жене и набросилась на него с обвинениями: – Это что вообще сейчас было? Птичье бешенство? И часто тут у вас такое?

Женя только развел руками.

– Да я сам в шоке, Эль, никогда подобного не видел…

Наконец Надя отвела руки от лица и всхлипнула. На ее лице тоже наливались кровью царапины – на лбу и скулах, хоть и не такие глубокие, как на руках.

– Твою мать, и тут подрать успели. Вот тварюги чокнутые! Срочно в парилку пошли, надо промыть. – Эля приобняла Надю, все еще пребывающую в оцепенении, и повела в сторону бани. Затем обернулась и скомандовала Свете: – Захвати аптечку из дома. И выпить чего-нибудь. Покрепче.

Когда Света собрала все, что нужно, и прибежала в баню, девушки уже разделись и сидели в парилке, и Эля гладила по плечу всхлипывающую Надю.

– Вот аптечка! – протянула им Света в щелку двери и стала тоже стягивать штаны от лыжного костюма.

– Из антисептиков только перекись, – недовольно проворчала Эля, вытаскивая и вертя в руках белую бутылочку. – Где тут у нее срок годности обычно пишут?

– Перекись, значит, перекись, – нервно отозвалась Надя и, забрав пузырек, щедро ливанула себе на руку. Жидкость зашипела и запузырилась, покрывая царапины белой пеной. – Смотрите, работает еще, срок годности не истек.

– Та-а-ак, понятно. Свет, выпить принесла? Наливай, Наде надо снять стресс. Да и нам не помешает…

Спустя несколько рюмок, Надя перестала всхлипывать и дала обработать все царапины на руках и лице.

– Мы как будто в гребаном триллере Хичкока оказались, – пьяно хихикнула Эля.

– Я вообще ничего понять не успела, – пробормотала Надя. – Только телефон достала, камеру включила, и все – сплошные перья, крылья, когти…

– А клювы-то у них какие огромные, – подхватила Эля. – Жуть и антисанитария!

– Но меня птицы не клевали, – задумчиво протянула Надя. – Когтями цеплялись, да. Но не драли, а как будто пытались подцепить. Словно хотели меня подхватить и унести с собой…

Она замолчала, заметив, как скептически Эля смотрит.

– Да, я понимаю, как это звучит. Но они и правда как будто старались не причинить мне вред, а… – Она замялась. – Ладно, проехали.

Света не принимала активного участия в утешении пострадавшей. Смотрела через плечо Эли в низкое мутное окошко, за которым окончательно стемнело. Она думала, что адреналин произошедшего победил алкоголь в ее крови. Но теперь, во влажном тепле парилки, тело постепенно расслаблялось, на душе снова стало гадко, а мысли начали путаться, возвращаясь к той невозможной догадке, что осенила ее на крыльце. Птицы-вьюжницы… Заговор на Карачуна… Надина варежка…

– Свет, а ты что думаешь? – вырвал ее из размышлений голос Эли.

– Про что?

– Ну про всю эту мутную муть с птицами.

– Думаю, что поделом ей, – ляпнула Света, не сдержавшись.

– Кому? Наде?! Свет, ты о чем вообще?

– О том самом. Она прекрасно знает, о чем, – многозначительно кивнула она на Надю. – И я знаю. Про нее и про Марка.

Глаза Эли расширились, и ее взгляд заметался между подругами, или уже правильнее сказать – между бывшими подругами.

Надина нижняя губа задрожала.

– Свет, я… – начала она, но ей не дали закончить.

– Вот только не надо из меня идиотку делать! – взорвалась Света. Слова, что она так долго сдерживала, полились из нее жгучим, ядовитым потоком. – Ладно, что он из-за тебя со мной расстался. Пусть. Но то, что вы планировали позже как будто случайно начать встречаться, чтоб я не догадалась, это мерзко!

– Да с чего ты взяла? – нелепо попыталась оправдаться Надя, но ее виноватое лицо говорило само за себя.

– С того. У стен есть уши, а в мире полно добрых людей.

В бане повисло тяжелое молчание. Казалось, пар давил, душил, не давал вдохнуть полной грудью.

Эля откашлялась и неестественно веселым тоном произнесла:

– Э-э-э… Ну что, пойдем?

– Куда?

– В снег прыгать после парилки. Это самый кайф!

– Ну если кайф…

Настроения развлекаться не было, но Света все же повязала на груди полотенце и вышла в предбанник.

– Холодно, – поежилась Надя. В парной они почему-то не замечали этого, но теперь было отчетливо слышно, как снаружи буйствовал, завывал ветер. Дверь периодически подрагивала под его штормовыми порывами. – Да там, кажется, настоящий буран.

– Ничего, сейчас согреешься! – Эля все еще пыталась хоть как-то спасти ситуацию. – От снега на распаренной коже такое отпадное ощущение, как будто жжет… Надо только не тормозить: сразу полотенце скидывайте и прям звездочкой плашмя в сугроб.

– Главное, чтоб нас не сдуло, – буркнула Света.

– Ну что, готовы? Раз, два, три!

Эля толкнула дверь и, взвизгнув, тут же шарахнулась назад. В дверном проеме кто-то стоял. Коренастая мужская фигура качнулась, заслоняя собой свет от фонаря во дворе, и шагнула вперед.

– Вы кто? С ума сошли сюда вламываться?!

Дверь захлопнулась, хотя до нее никто не дотрагивался.

«Снаружи еще кто-то есть?» – подумала Света и уставилась во все глаза на вошедшего.

Был он неестественно бледным, казалось, что даже немного отливал нездоровой синевой. Тусклая лампочка, что освещала предбанник, предательски замигала, словно в фильме ужасов, делая обстановку еще более тревожной.

– Я за невестой для хозяина пришел, – проскрипел незнакомец, с трудом ворочая языком.

– Пьяный, что ли? Уважаемый, идите проспитесь! Мы сейчас на помощь позовем! – голос Эли дрожал, но она храбрилась.

Правда, алкоголем от него не тянуло. Вместо этого вместе с пришедшим по предбаннику расползался затхлый запах застоявшейся воды и подгнивающей в ней прошлогодней листвы.

– Рад бы забыться вечным сном, девонька, да хозяин не дает. Пойдем, невеста, – и он неожиданно проворно схватил Надю за руку, потянул к выходу.

– Отпусти меня, никуда я не пойду с тобой! – заорала она в панике. – Какая я тебе невеста, псих ненормальный!

– Кого вьюжницы пометили, та и Карачунова невеста.

Надя забилась, пытаясь вырвать руку, а затем извернулась и, схватив с ближайшей лавки металлический ковш, огрела им незнакомца прямо по лицу. Раздался мерзкий хруст ломающейся кости.

– Кажется, ты ему нос сломала, – прошептала Света.

Незнакомец наконец отпустил Надю, и та отскочила в сторону, держа перед собой ковш. А он тем временем деловито ощупал лицо и, даже не дернувшись, вправил скошенный набок нос с характерным треском. Крови не было. Словно перед ними стояла восковая фигура, которая не чувствовала боли, но вдруг научилась двигаться и говорить.

– Зря ты так, девонька. Мне уж ничего не сделается, я ведь и так мертвый, – прохрипел он. – Околел в буране много лет назад, а теперь вот Карачуну прислуживаю.

– Божечки, да что же это… – прошептала Надя.

А Эля добавила:

– Меня сейчас стошнит.

Она кинулась к двери в парную и рванула ее на себя, но та не поддалась.

– Ну же, открывайся! Заело, что ли? – Эля дергала и дергала, пока не поняла, что это бесполезно, и прижалась к ней спиной. – Не подходи, нечисть, я буду кричать. Эдик! Эди-и-и-к! На помощь!

Все это было так нелепо, так не по-настоящему, что внезапно Свете стало смешно. Она хохотала и хохотала, и не могла остановить истерику, пока слезы не брызнули из глаз, а мышцы живота не свело.

– Свет? – Эля встревоженно позвала ее, но смотрела по-прежнему на незнакомца.

– Так ей и надо!

– Кому? Нечисти?

– Да нет же, невесте нашей! Поделом чужих парней уводить. Гадина ты, Надя. А еще подругой притворяешься!

Надя подавилась воздухом на вдохе.

– Я ж просто ради шутки заговор на Карачуна прочитала. – продолжила Света, истерически хихикая и вытирая выступившие слезы. – Хотела, чтоб отомстил он моим обидчикам, а в обмен – невесту новую предложила. Тебя.

В предбаннике повисло тяжелое молчание. Света после вырвавшегося признания-обвинения тяжело дышала, словно пробежала стометровку. Надя так и стояла, выставив перед собой ковш. Эля переводила взгляд с одной на другую.

– Послушайте, давайте все нормально обсудим. Дома. Не в полотенцах. – Ее голос истерически дрогнул. – И не в одном помещении с… э-э-э… тем, кто утверждает, что давно умер.

На улице взвыл ветер. Мертвец по-собачьи наклонил голову, будто прислушивался к метели снаружи.

– Звиняйте, девоньки, хорошо с вами, приятно у тепла живых сердец погреться, да пора нам. Чую, хозяин зовет. – И он вновь взглянул на Надю.

– Х-холодно там… – жалобно прошептала она. – Можно мне хотя бы одеться?

– Идем, голубушка, скоро холод тебе будет не помеха.

Мертвец неловко поднял руку и поманил Надю жесткой, несгибающейся ладонью.

Света почувствовала, как все внутри нее свело, оцепенело от его слов и жеста. Ноги чуть сами не зашагали вперед, у нее еле хватило сил остаться на месте, сопротивляться зову. А вот Надины глаза остекленели, и она, словно шарнирная кукла, приблизилась к мертвецу. Он кивнул напоследок Свете и вышел за дверь, а за ним и Надя – в одном полотенце, повязанном на груди.

Эля распахнула дверь в дом и втащила за собой на буксире вяло сопротивляющуюся Свету.

– О, девчонки вернулись! Наша очередь париться! – Эдик потер руки в предвкушении и лишь затем обратил внимание на состояние своей девушки. – Зай, ты чего?

– Ребят, там… там… – Голос Эли дрожал и срывался. – Она пошутила, а заговор сработал… А он мертвый. И говорит, что Надя невеста. И они ушли.

Женя вскочил из-за стола, чуть не опрокинув салатницу.

– Ничего не понял. Кто ушел? Куда? Где Надя?

– Ее мертвец увел, прям в пургу, – всхлипнула Эля и разрыдалась.

– По-моему, это она сейчас какую-то пургу несет, – тихо произнес Дэн. – Свет, что случилось? Хоть ты нормально объясни!

– Нормально вряд ли получится, – криво усмехнулась она. – Вы в мистику верите, ребят?

Парни переглянулись, а затем терпеливо выслушали краткий пересказ событий в версии Светы.

– Так, давайте еще раз, – наконец произнес Женя, когда она закончила. – Пока вы парились, к вам в баню вломился какой-то мужик и увел Надю, объявив ее невестой Карачуна? Все верно?

– Может, сектант какой? – нахмурился Дэн.

– Да нет же, он реально мертвый был, понимаете? – воскликнула Эля. – Ему Надя нос сломала, когда отбивалась. А он просто взял и его на место вправил. И даже в лице не переменился. И крови не было.

– И это признак мертвеца? – Эдик скептически изогнул бровь. – Зай, ты извини, но он скорее всего под наркотой какой-то был.

Эля перевела взгляд на Свету.

– Ну хоть ты им скажи тогда! Это ты ведь кашу заварила, ведьма чертова! Пошутила, да? Ты его вызвала своим заговором или чем там! Довольна теперь?

Парням явно было неловко.

– Ладно, только время теряем. Этот псих куда угодно может Надю утащить, пока болтаем тут. Одеваемся и идем. Свет, ты с нами, ладно? Опознать этого мужика надо кому-то, а Эля пусть лучше дома, а то и так перенервничала.

– Что?! Она Надю какой-то потусторонней твари отдала, а ты ее с собой брать собрался?! – взвизгнула Эля. – Да ее связать надо и запереть где-нибудь. И полицию вызвать!

– Эль, успокойся! – Женя выставил перед собой руки. – Ты же сама сказала, что Света просто пошутила, верно, Свет?

Но та лишь равнодушно пожала плечами и обняла себя, вглядываясь в темное окно.

Когда Эдик стал одеваться, Эля затряслась и вцепилась в его руку.

– Нет-нет-нет, – запричитала она. – Ты куда собрался?! Ты никуда не пойдешь! Не бросай меня здесь одну!

Эдик обнял ее и с извинением взглянул поверх ее головы на Женю.

– Может, мне лучше остаться? Как я ее брошу, а?

Женя коротко кивнул и вышел в сени обуваться. В дверях он бросил:

– Сначала давайте к соседу зайдем.

– Зачем?

– Хочу ружье у него попросить. Вдруг там реально уголовники какие-то?

Света и Дэн переглянулись, но возражать не стали.

Через несколько минут Женя колотил в дверь соседнего дома.

– Дед Константин, это Женя Смирнов, сосед ваш, сын Олега. Извините, что вламываюсь в праздник, но беда у нас! Помогите!

Дверь распахнулась не сразу, им пришлось ждать, слушая, как отпирают замок, отодвигают засовы. Наконец, в приоткрывшуюся щель высунулся старик в вязаной кофте на пуговицах.

– Жека, ты, что ли? Что случилось?

– Беда у нас, деда. Сектант какой-то утащил нашу подругу в лес.

– Что? Сектант? – фыркнул дед Константин. – Да откуда ж ему тут взяться?

– Я не знаю, но он заявил, что она невеста Карачуна, так что, вероятно, в сгоревшем Карачуново они обитают.

Старик нахмурил густые седые брови.

– Невеста, говоришь? Ну-ка зайдите внутрь. А теперь давай, Жека, с начала и по порядку. Вы в Карачуново ходили? Что делали там, охламоны этакие?

Выслушав про срубленную елку, дед Константин помрачнел еще сильнее.

– Не ружье тебе нужно, Жека, а лопата.

– Что вы такое говорите? – отшатнулся Женя. – Какая еще лопата?

– И не только она, сынок, не только. Но о прочем я сам позабочусь. Обожди немного, тулуп накину да с вами пойду. А пока сбегай домой, возьми лопату, как я говорю, фонари, если есть, да пару одеял потеплее.

До Карачуново добирались долго. Хоть и не наворачивали круги, как раньше, днем, шли напрямик, но по ночному лесу дорога в тысячу раз сложнее казалась. Ветер бешено налетал, вырывал из рук одеяла, и Света пожалела, что не додумалась их сложить в какой-то пакет или даже в рюкзак. Снег ночью не шел, но ледяные порывы сдували то, что лежало на земле, бросали смерзшееся крошево в лицо, больно хлестали по щекам. Луна светила ярко, так что…

Они увидели ее издалека. Надя стояла у кромки еловой рощицы, словно еще одно дерево, поспешно выросшее за ночь. Полотенца на ней уже не было, и бледное тело казалось безжизненной статуей, вырезанной из мрамора искусным скульптором. Ее ноги до середины бедер были вкопаны в сугроб, ровно как та елка у них во дворе. Вот только снег расходился книзу ровным конусом, и издалека казалось, что Надя стоит в нарядном белом платье в пол. А на ее темные волосы налипли снежинки, создавая иллюзию белой вуали.

«Словно настоящая невеста», – промелькнула мысль у Светы.

– О, господи! Вот же уроды больные! – прошептал Женя, а затем крикнул: – Дэн, скорее! Возьми мой телефон и беги на тот холм, где точка джи, помнишь? Звони моему отцу, скажи, пусть срочно едет за нами. Надю нужно в больницу!

Он отдал телефон, а сам кинулся к Наде, намереваясь выдернуть ее из сугроба, но был остановлен окриком:

– Не смей! Ты не сможешь ее вытащить, Жека, приморожены ноги у девицы вашей. Только навредишь. Погоди немного, обряд надо завершить.

– Давай, деда, давай, делай, что хочешь! Хоть волшебную палочку доставай, хоть заклинание читай. Только скорее давай, она еле дышит! – нетерпеливо отозвался Женя, а сам воткнул лопату в сугроб-юбку, стал торопливо откидывать, отгребать снег. А затем обернулся: – Светка, не стой столбом, набрось на нее одеяло пока.

Света оцепенело подошла к бывшей подруге и накинула ей на плечи одеяло, отряхнула снег с волос, а затем сняла с себя шапку и натянула Наде до самых ушей. Та даже не пошевелилась, не дрогнула, не вздохнула. Глаза ее были плотно сомкнуты, а на ресницах осел иней. Света положила ей на шею замерзшую руку и едва смогла различить, как под пальцами бьется пульс, обозначая, что Надя еще жива.

Светлые пряди Светы подхватил ледяной колючий ветер, взметнул вверх, завихрил, спутывая, забивая снег между локонами. Так же и мысли в голове путались, кружились. Как все это могло произойти? Да, Света мечтала отомстить, хотела сделать Наде больно, представляла, как выплюнет в лицо обвинения. Но смерти она Наде не желала.

Дед Константин тем временем подошел к неаккуратному пеньку, оставшемуся от срубленной несколько часов назад елочки, снял рукавицы и достал из заплечного мешка курицу. Она вяло заквохтала, словно придушенная, но вырываться не стала.

– Что вы собира… – начала было Света, но не закончила вопрос.

Дед Константин одним движением свернул курице голову, а затем достал из-за пазухи тулупа нож. Располосовав еще теплую тушку курицы, он стал лить кровь на пенек и снег вокруг, что-то бормоча себе под нос. И Свете на мгновение показалась, что она расслышала знакомое:

Затем дед Константин запустил руку внутрь мертвой курицы и вытянул внутренности. В свете луны они выглядели как толстые перламутровые нити, и узелки на них будто шевелились, свивались и развивались, словно могильные черви. Дед Константин широко размахнулся и с возгласом «Прими дары!» стал набрасывать куриные потроха на еловые лапы.

Свету затошнило. Фонарь в ее руках задрожал, выхватывая зловещие гроздья, кошмарными новогодними игрушками повисшие на ветках.

– Света, что с тобой? – позвал вдруг Женя. – Свет, тебе плохо? Потерпи еще немножко, сейчас домой уже пойдем.

Но она замерла от страха, не отвечая. Между елками к ним направлялся человек. Был он высок и статен. В свете луны морщины расчерчивали его лицо, но вся фигура дышала такой мощью, что было ясно: это не изможденный старик, а кто-то столь древний и могущественный, что все их обряды и заговоры ему на один зубок. Незнакомец опирался на посох, как какой-нибудь волхв из славянских былин, а из макушки его, Света глазам своим не поверила, ветвились раскидистые рога, словно у северного оленя из сказки «Снежная королева». По пятам за ним тенями стелились два огромных черных волка, сверкая серебристыми глазами.

Света растерянно оглянулась, но казалось, никто, кроме нее, не замечает впечатляющего появления жуткого незнакомца. Женя наконец выкопал Надю из сугроба и теперь уложил на снег, плотнее обматывал ее в одеяла, пытался растирать окоченевшее тело. Дед Константин стоял рядом, сгорбившись и тяжело опираясь на лопату, словно после тяжелого дня. Никто из них не смотрел в сторону ельника.

– Ну здравствуй, сваха, – пророкотал Карачун и усмехнулся в бороду. – Потолкуем?

– Вот здесь распишитесь! – Сотрудница МФЦ в белоснежной рубашке и зеленом галстуке указала нужную графу. После финальной сверки она наконец передала через окошко пластиковый конверт с документами: – Поздравляю, Снежана Александровна!

– Наконец-то, все официально, – проворчала Света, отходя от стойки, и еще раз проверила свой новый паспорт. С фото угрюмо смотрела блондинка, низкая челка почти закрывала светло-голубые глаза. Света вслух прочитала: – Морозова Снежана Александровна. Ну привет что ли, приятно познакомиться!

После экстремальной встречи нового года в Тундрихе, у родителей Жени, прошло несколько месяцев. Тогда в Коноше никто не стал вдаваться в детали того, что случилось. Ни про каких сектантов, поклоняющихся древнему Карачуну, в окрестных поселениях не слышали. Просто две подруги немного перебрали, отмечая праздник, и отправились гулять в заснеженный лес. Начался буран, дорогу замело, девушки потерялись и замерзли. Вот официальная версия событий, которую по совету отца Женя сообщил в больнице, куда привезли пришедшую в себя Надю с переохлаждением и Свету, неожиданно потерявшую сознание. Вопросов у врачей не возникло: кроме двух пострадавших девушек в отделении было немало таких – отметивших Новый Год чересчур активно и поплатившихся за это. В ту ночь метель разошлась не на шутку. В Ко́ноше потом долго вспоминали небывалой силы ледяной ветер, что стучал в окна, завывал между домами, засыпая все снегом.

Надя после прогулки в лесу получила воспаление легких, но в целом отделалась легким испугом. Она не помнила ничего из того, о чем, истерично рыдая, рассказывала парням Эля. Ни о странном иссиня-бледном незнакомце, за которым Надя, якобы, ушла в зимнюю метель, одетая в одно полотенце. Ни о том, что произошло после. Единственным ее неприятным напоминанием о новогодней ночи в Архангельской деревне стали отметины от когтей птиц – в две глубокие царапины на лице все же попала инфекция, и они долго заживали, оставив после себя тонкие, но вполне заметные шрамы.

Света стала сторониться прежних друзей после того, как вернулась в Санкт-Петербург, впрочем, и они не горели желанием общаться. С Марком она так и не сошлась вновь, да и других парней перестала замечать. Ударилась в учебу, удивив родителей заявлением сначала о том, что подала документы о переводе в Архангельский университет. А затем – желанием сменить имя.

Света, точнее, теперь – официально – Снежана вышла из МФЦ и огляделась. Апрель в Санкт-Петербурге был привычно холодным и мрачным, но с Невы уже тянуло свежим ветром, словно предвестником весны. Из-за тучи внезапно выглянуло солнце, мгновенно приукрасив унылый пейзаж. Снежана досадливо поморщилась и полезла в рюкзак за темными очками. После того происшествия в архангельских лесах ее глаза стали более чувствительными к яркому солнечному свету. Другой странностью, о которой она никому не рассказывала, стало то, что больше ей не приходилось подкрашивать отросшие корни. Ее родные, прежде темно-русые волосы внезапно поменяли цвет и стали отрастать светлыми. Впрочем, со стороны это было почти незаметно, ведь Света-Снежана и раньше красилась в блондинку.

В воздухе раздалось хлопанье крыльев, и на ближайшее дерево спланировала большая белая сова.

– Мама, мама, смотри, какая птичка! – воскликнула девочка в розовой куртке, с восторгом указывая вверх.

Ее мать неохотно подняла голову.

– Да это же полярная сова! Ничего себе, прямо в центре города! – Ее уставшее лицо озарила улыбка восторга, и она тут же достала из кармана телефон, пытаясь сфотографировать птицу. Но та недовольно заклекотала, снова захлопала крыльями, сорвалась с ветки и закружила над сквером. Спустя пару кругов она спланировала на плечо Снежане, вцепившись когтями в специальную кожаную нашивку на плече пуховика.

– Привет, Вью, заждалась? – Снежана подняла руку и привычно огладила перья на груди у птицы. – Ну, теперь все, как надо, можем отправляться.

Говорят, что одну из невест Карачун не стал губить, а забрал к себе в услужение. Той девице он память выморозил, волю льдом сковал, сердце остудил, волосы снегом выбелил. Научил, как прясть ледяную пряжу да короткими зимними днями набрасывать ее узорами на окна или окутывать смертельными сетями зазевавшегося путника. А в долгие зимние ночи дал ей власть бегать по дорогам и тропам в виде снежной лисицы и повелевать своими волкам-буранами да птицами-вьюжницами. Выучил всему, что знает, а затем отпустил восвояси, но с одним условием.

Раз в году, в Карачунову ночь, должна вернуться она к своему хозяину, да не одна.

С новой невестой.