М-да…
Ну, то, что это аэропорт, допустим, я поняла из названия. «Plaisance Sir Seewoosagur Ramgoolam» — гласила яркая вывеска на огромном здании, из которого мы вышли.
«Аэропорт сира кого-то там…» — это если точнее. Ну, а как бы конкретней узнать, что эта за страна и какого, собственно, сира мы тут делаем?
Летели мы долго, больше десяти часов. За это время я успела, наревевшись, уснуть у Богдана на коленях, он успел перенести меня на удобный диван и, кажется, ухитрился вздремнуть сам на идентичном диванчике напротив. Все-таки частный самолет — это вам не рядовой Боинг, тут удобств побольше будет.
Моя разбитая поутру светлость душу обрадовалась, как родному, а чашка крепкого кофе, поданная вежливой, улыбчивой стюардессой и вовсе привела меня хоть в какое-то подобие хорошего расположения духа. Когда джет заходил на посадку, я прильнула к иллюминатору… И восхищенно ахнула, разглядев ярко-голубую воду и невероятно красивый пейзаж — мы снижались к острову!
Признаю, не смотря на всю красоту, мне пришлось тяжко. От перелетов я уже успела отвыкнуть, последние несколько дней изрядно нервничала, вчера так вообще получила жесткую встряску… Плюс недосып и ненавистная акклиматизация. Короче, плющило меня на земле как Лександрыча с похмелья и без кофе!
А потому я благополучно проморгала все вывески в аэропорту, гудевшем, словно встревоженный улей. Чуток пришла в себя только на улице, и уже там догадалась оглянуться, но единственным, что бросилось в глаза, была вот эта красненькая огромная надпись.
И тут до меня, кажись, доперло, у кого аэропорта имеется такое матершинное название…
Убиться крышкой саркофага! Куда этот извращенец меня притащил?!
— Порт-Луи? — перевела я взгляд на невозмутимого Богдана, стоящего рядом и ожидающего, пока сопровождающий нас охранник пригонит машину. — Маврикий?!
— А что не так? — насмешливо улыбаясь, отозвался Полонский и теплый ветер взъерошил его серебристо-пепельные волосы… Я втюрилась повторно.
— А чего, поближе Индийского океана места не нашлось, чтобы избавиться от моего бренного тела? — проворчала, складывая руки на груди, чувствуя, как в кроссовках ногам становится жарко даже в тени огромного здания. Зато теперь хоть стал понятен выбор такой одежды.
По лицу Богдана пробежала тень.
Подойдя ко мне, он забрал из моих рук снятую кофту и, обняв меня, хмуро попросил:
— Не напоминай, ладно?
И чой-то мне даже извиниться захотелось…
— Ладно, — фыркнула я и, подумав, закинула руки на его плечи, встала на цыпочки и потерлась носом об его шею. Сама не поняла, на кой фиг… просто захотелось.
Богдан замер. А потом осторожно позвал:
— Ань?
— М? — отозвалась я, прижимаясь к нему. Мне так спокойно было, если честно. Даже сама как-то этого не ожидала.
— Я уже говорил, что люблю тебя?
Ась?!
Не, дружок, а вот эту напрочь выбивающую меня из колеи новость ты как-то случайно сообщить запамятовал!
Я оторвала свою голову от его плеча, посмотрела в его ярко-голубые, как безоблачное небо над головой, такие знакомые красивые глаза… И поняла — не шутит. Да, улыбается, да, пытается меня развеселить, подкалывает, но говорит чистую правду.
И вот теперь уже я замерла, как толстая мышка перед голодным крокодильчиком. И я воистину не знала, как мне сейчас на это реагировать и что вообще ответить!
Улыбнувшись такой привычной понимающей улыбкой, Богдан меня просто поцеловал, не требуя ответа. Так… ласково, так нежно, так приятно… Я чуть лужицей на брусчатку не стекла!
Какой же он все-таки… невыносимый. Невыносимый, упрямый, гадкий, но любимый крокодил!
От чувственного поцелуя отвлекло подъехавшее авто.
— Пойдем, — поцеловав меня в кончик носа напоследок, парень потянул меня за собой и, открыв блестевшую на ярком солнце дверцу, сделал приглашающий жест. Я села первой, он забрался рядом и водитель, он же охранник, вдарил по газам.
Следующие полчаса, что мы ехали, я от окон просто не отлипала! Вокруг царила такая красота незнакомого пейзажа, ландшафта и города, то я даже забыла про усталость. Хотелось бросить все, попросить остановить машину, и пойти гулять, шокируя местных аборигенов своими восхищенными воплями и ошалело блестящими глазами.
А Полонский только иногда посмеивался надо мной, явно довольный произведенным впечатлением, не отрываясь, впрочем, от планшета, который обнаружился в авто. Точнее, там обнаружился целый мужской рюкзак, но спрашивать, что там и откуда он, собственно, взялся, я не стала.
Моя паранойя, тщательно и долго воспитываемая Киром, уже смирилась с мыслью, что всё-то сын миллиардера успел предусмотреть. И даже подготовится. И у меня возник только один вопрос: а он хоть спит вообще когда-нибудь?
Неожиданно дорога кончилась. Из машины я вылезала с огромной неохотой, а потому представший перед нами коттедж фактически на берегу моря я оглядела весьма скептично.
— Идем, — заметив здоровый скептицизм на моей моське, Богдан потянул меня за руку в сторону дорожки из выпуклого серого камня. — Думаю, тебе понравится.
Да что-то меня терзают смутные сомнения, господин Полонский…
Парень уверенно провел меня по небольшому садику, огибающему кипенно-белое двухэтажное здание, отделанное камнями всех оттенков серого. Мы оказались во внутреннем дворе с аккуратно подстриженной зеленой травкой, местными кустиками и пальмочками. Но самое главное…
— Бассейн, — с отвращением поморщилась моя светлость, глядя на зеркальную воду слева от коттеджа. И, вздохнув, присела на корточки, чтобы завязать болтающийся шнурок. Свалиться в эту адскую бездну холода и хлорки не хотелось абсолютно, однако я все же чуть туда не брякнулась, когда раздался громкий, радостный вопль:
— Хён! Ты все-таки приехал!
А голос такой знакомый-знакомый. Я медленно подняла голову, глядя на парня, бегущего к нам со стороны террасы за бассейном… и моментально окосела.
Копать-хоронить…
Копать-хоронить, копать-хоронить, копать-хоронить! Да быть того не может!!
— Ух, как я рад, что ты смог вырваться! — едва не подпрыгивал от восторга невысокий паренек, откровенно тиская посмеивающегося Богдана в своих объятиях. И, закончив дружеские обнимашки, обратил внимание на меня, уткнувшуюся носом в собственную коленку, в напрасной попытке сдержать истерический ржач. — Ой, привет. А ты, наверное, и есть Аня Солнцева?
О, да-а-а… Та самая. Единственная, незабываемая и, мать его, воистину неповторимая!
Где ж еще удастся откопать такой всесторонне везучий кадр, как я, любимая?
— Ань, — со смешком произнес Богдан. — Не отвертишься.
Аха. А то я вся такая наивная и еще до сих пор это не поняла!
Пришлось вставать и выпрямляться, с любопытством наблюдая, как брови паренька активно лезут куда-то в направлении вечно взлохмаченных русых волос.
— Нуна? — в конце концов отвисла у того челюсть. — Но ты же, ты же… Почему…
— Еще слово — и ты труп! — предупреждающе указала я на него пальцем. — Бледный, синюшный, свежий, а главное прелестно молчаливый труп!
— Нуна! — радостно завопило это чуч… чудо, конечно же, бросаясь мне на шею от переизбытка эмоций. — Это и правда ты!
Осспади… ну почему надо пригрозить сто пятой статьей любимого УК РФ, чтобы быть узнанной? Заслуженная репутация — страшная вещь, знаете ли…
— Ва-а-а, ты рыжая! — подпрыгивал на месте парень, с удовольствием тиская меня за щеки. — Клево-клево-клево!
— Эрик, пусти, — тоскливо ныла моя замученная светлость, с тоской понимая, что эта детская непосредственность на ножках и в пенсионном возрасте будет радостно скакать, получив в подарок новенькую вставную челюсть. — Ах, так?!
— Айщ! — присел тот, словив привычный, но давно забытый подзатыльник. Почесал светлую макушку… и улыбнулся во все зубы. — Ну, точно, ты! О-о-о… Погодь, я сейчас!
И усвистел обратно в дом, да так, что только шлепанцы сверкнули!
— Что б все так жили, — вздохнула я, глядя, как это лохматое загорелое недоразумение в одних только красных шортах влетело в дом, едва не снеся стеклянную дверь. Со временем любимый мой любимый сокурсник, похоже, ни капли не изменился!
Кста-а-ати о птичках…
— Так вот, как ты узнал, — повернулась я к улыбающемуся Богдану. — От него!
— Не совсем, — рассмеялся Полонский и, закинув мою кофту на свое плечо, привлек меня к себе, обнимая за талию. — Помнишь, что тебе предложила мастер в салоне, когда выстригала жвачку из волос?
— Она предложила мне перекраситься в блондинку, сказала, что мне очень пойдет, — ошарашено припомнила я тот день и посмотрела на забавляющегося парня. — И тогда ты понял?
— Именно, — улыбнулся Богдан. — Меня все время преследовало чувство, будто я где-то тебя раньше видел, но где именно, вспомнить не мог. А в салоне понял — на фотографии выпускного альбома Эрика. Приехать к нему и убедиться в своих подозрениях не отняло много времени.
Я молча смотрела на его мягкую улыбку… и уткнулась носом в его грудь, обнимая в ответ и чувствуя ни с чем несравнимое облегчение. Так он и правда, только недавно узнал…
И все-таки. Не именно ли это знание подтолкнуло его к разрыву с Со Хен, а не то, в чем он признался сегодня?
Сомнения, не смотря на обстоятельства и новую информацию, все равно неприятно разъедали душу.
— Аня, значит? — послышался вдруг сзади знакомый приятный смешок. — Солнцева, значит?
У меня аж глаза на лоб подпрыгнули!
— Сонбэ! — резко обернувшись, удивленно уставилась я на высокого парня в одних синих шортах и шлепанцах, за спиной которого подпрыгивал довольный собой Эрик. — И ты?
— И я, — меня не больно и даже не обидно щелкнули по кончику носа. Я машинально потерла его ладошкой и, переведя взгляд на улыбающегося брюнета… расплылась в приветственном оскале.
Ну офигеть, какой пассаж… И на сей раз наконец-то в самом хорошем смысле этого слова!
Увидеть своего бывшего одногруппника по языковому колледжу, где когда-то училась, было несколько… нежданчиком таким. Но иметь счастье лицезреть еще и нашего сонбэ? Это было вообще где-то за гранью реальности!
Как и то, что Полонский, оказывается, был с ними знаком…
Ладно я с Эриком, которого я нежно называла «мой американский раздолбай в кудяшках», мы скооперировались еще на первом курсе колледжа иностранных языков, понятно по какому направлению. Этот лентяй, который на самом деле был чисто русским, без всяких заграничных корней и носил «укуренную» во всех смыслах фамилию Кальянов, как-то сразу очаровал меня своей детской непосредственностью. С ним было здорово общаться… до тех моментов, когда на него нападала лень.
А нападала она на него в процессе учебы постоянно. Но хвала святым ежикам, кнопку воздействия на сокурсника я отыскала довольно быстро — целительный подзатыльник включал его мозги на раз!
А с Андреем мы познакомились намного позже. Обучение включало в себя обязательный выезд за границу для полного погружения в культуру, так сказать. И, кроме преподавателей, нас всегда сопровождало несколько старшекурсников, самых успевающих. И вот Андрюшка как раз-таки был одним из тех, кто за нами присматривал, единственный за все время существования традиции, кому дали шефство над «малышней» уже на втором курсе. Во время первой поездки мы были растеряны, напуганы и не понимали, что происходит… А он был вежлив, собран и абсолютно спокоен. В ранг нашего героя и всеобщего любимца его возвели мгновенно!
Что уж говорить, когда сей умопомрочительный брюнет с мягкой кошачьей улыбкой выпускался — рыдал весь колледж разом!
Кстати, после первого визита в Южную Корею к нам и прилипла привычка употреблять традиционные корейские обращения друг к другу.
Тараканы, тараканы, тараканчики… Ну вот никуда от них не деться!
Хотя, ладно мы — студенты с кафедры японского языка вообще каждый день горланили «Иттадакимас!» на всю столовую, громко чавкали и чинно раскланивались друг с другом!
— Значит, всё-таки кинул Со Хён? — обратился к Богдану Андрей, протягивая руку. И дождавшись ответа, пожал ее и хлопнул блондина по плечу. — Силен! Мои поздравления.
— Спасибо за самолет, — поблагодарил в ответ Полонский, обнимая меня сзади и уже почти привычно пристраивая голову на моем плече. Андрюшка только небрежно махнул рукой, а у меня глазки поехали в кучку…
Это ж насколько они между собой знакомы, что вот так вот самолетиками меняются?!
Ой, чую, влипла бедненькая я, ой влипла…
Не, ну про причины я не спрашиваю — понятно, что местонахождение личного транспорта семьи Полонских его глава бы легко и быстро вычислил. И все-таки. Размах подставы впечатляет!
Значит, действительно кое-кто тщательно готовился к разрыву. Однако чем больше я его узнаю, тем больше начинаю опасаться.
На мальчишку, которому вдруг захотелось взбрыкнуть против воли сурового папуса, Богдан походил все меньше и меньше, а подозрений на его счет становилось все больше и больше.
И чуяла моя мнительность, что надо срочно делать ноги…
— Не буду спрашивать, что конкретно произошло, — меня легонько и многозначительно потянули за прядь рыжих волос. — Просто скажу «добро пожаловать».
Последнюю фразу Андрей произнес на корейском. Повисла тишина… И все заулыбались.
Хрюкнув, я кинулась душить Эрика в объятиях. В ответ мою голову зажали подмышкой и потащили в дом, по дороге ероша волосы на макушке костяшками пальцев. Я верещала и отбивалась, надо мной издевались, а Богдан и Андрей шли сзади, тихо переговариваясь.
— Рамен? — хитро улыбаясь, предложила моя американская кудряшка, когда мы очутились на первом этаже, представляющим собой одно большое помещение со стеклянными стенами с одной стороны и условным разделением на зоны. Половина — огромная кухня-столовая, вторая — просторная гостиная.
— Да-а-а! — расплылась в улыбке совсем ошалевшая от счастья я.
И переглянувшись, мы наперегонки бросились громить кухню. Точнее, громил-то в основном Эрик, а я из-за незнания, где что лежит, нетерпеливо подпрыгивала рядом.
— Ань, переодеваться пойдешь? — позвал меня с улыбкой наблюдающий за мной Богдан. Я только отмахнулась — какая одежка? Тут только отвлекись, Кальянов мигом в рамен напихает всякой невкусной ерунды!
Понятливо усмехнувшись, Полонский ушел, а Андрей, повязав фартук, присоединился к готовке, зная наверняка, что если не вмешается, то мы с кудряшкой наверняка переругаемся на восемь раз, испортим все блюдо и готовить придется заново… Ну, еще раз так пять точно!
Однако, не смотря на все веселье, когда блондин поднялся наверх, я, выждав пару минут для верности, вклинилась между парнями.
— Ребя-я-ят… я, конечно, дико извиняюсь за устроенное представление, но сейчас я шокирую вас еще больше, — негромко произнесла и, вздохнув, спросила. — Вы можете меня отправить обратно в Россию?
Андрей молча отложил нож, которым нарезал овощи и, вытерев руки полотенцем, оперся спиной на край стола, складывая руки на груди и смотря на меня внимательным взглядом.
Эрик же наоборот, почесал затылок рукояткой и задумчиво протянул:
— Нет, это-то мы организовать можем без проблем. Только нуна, на кой черт тебе это?
— А что если я скажу… — невольно замялась, пытаясь подобрать слова, и всё-таки озвучила. — Что попала сюда не совсем добровольно?
Ребята обменялись странными взглядами.
— Все так серьезно? — только и спросил Андрей. Я просто кивнула в ответ.
Серьезнее уже не бывает!
— Ань, — подумав с минуту, неожиданно произнес сонбэ, постукивая длинными пальцами по своему предплечью. — Я не знаю, что с тобой случилось… Но могу сказать одно — Богдан привез тебя сюда не просто так. А, значит, уезжать не стоит.
— Вот-вот, — подтвердил, кивая, Эрик. — Хён ничего просто так не делает, поверь.
— А вы… давно его знаете? — невольно поразилась я такому единодушию.
— С детства, — пожал плечами брюнет. — И мне еще ни разу не приходилось разочаровываться в его поступках.
— Вот-вот, — снова встряла моя очаровательная американская кудряшка. — Ань, если Хён даже силой увез тебя из России, значит, так действительно нужно. Он о своих планах рассказывать не привык — это неприятно иногда, но не смертельно. Но у него всегда есть определенные причины. Нуна, если ты, конечно, попросишь, мы отправим тебя домой… Но есть ли в этом резон? Не проще поверить Богдану?
Ох Эрик, посмотрела бы я, как ты стал доверять тому, кто тебя шантажирует твоей самой страшной тайной…
Вообще, после слов парней, я стала невольно сомневаться. Да, умом-то я понимала, что на родину мне пока возвращаться не стоит, ибо чей-то папочка в гневе пребывать изволит. Да только и я не обычный огурец с ближайшей грядки — могу ведь заныкаться на время, а потом, связавшись-таки с моим любимым бомжиком и нырнуть под его теплое, надежное крыло!
И хотя мне жутко хотелось остаться здесь, с ними, и с самим Богданом в том числе…
Памятуя, на каких условиях я вообще стала принадлежать Полонскому, и слишком отчетливо помня ту лужу Лениной крови, которая появилась в результате больших денег ее мужа, бежать мне хотелось еще больше.
— Давай так, — видимо, рассмотрев все сомнения на моем лице, предложил вдруг Андрей. — Ты хорошо подумаешь, взвесишь все «за» и «против». Спокойно проведешь день и ночь здесь, а завтра, если не передумаешь, я лично отправлю тебя домой. Идет?
Я подумала-подумала… и кивнула.
— Идет.
— Не слышу, — иронично выгнул брови брюнет.
— Хорошо, сонбэ, я обещаю подумать! — покорно дополнила я. Меня снова щелкнули по кончику носа и вернулись к готовке:
— Вот так лучше.
— Ну, слава японским покемонам, — улыбнулся Эрик своей голливудско-русской улыбкой и, резко повернувшись, снес локтем открытую бутылку с соусом. — Ой… нуна, бъяне!
— Ты смурфик по имени Растяпа, — привычно вздохнула я, глядя на темно-коричневые пятна, расплывающиеся на любимых штанишках.
Еще в колледже Эрик носил почетное звание ходячей неприятности и, похоже, со временем уж в этом плане точно ничего не изменилось!
Отвесив смущенному парнишке привычный подзатыльник, я уточнила у улыбающегося Андрея расположение отведенной мне комнаты (конкретно подозревая, что отведена-то она нифигашечки ни в мое единоличное пользование) и поплелась наверх, переодеваться.
А мнительность тихо нашептывала на ушко, что кудряшка моя непатриотическая на сей раз-то специально крыльями своими махать изволила…
В любом случае, переодеться все-таки стоило. На Маврикии теплый тропический климат, так что после суровой Российской почти что зимы, в плотных штанах и футболке было сейчас конкретно жарко.
Искомая комната обнаружилась в конце коридора. Такая… немаленькая! Просторная, светлая, с минимумом отделки в виде белых стен, серого камня и ярких деревянных балок под потолком. Справа от входной двери дверь в ванную, следом зеркальные дверцы до самого потолка, ведущие, как я поняла, в гардеробную. Прямо напротив огромное до пола окно, справа от него в углу большая кровать с тремя ступеньками. Слева от входа стенка, возле которого стоят два глубоких уютных креслица с журнальным столиком меж ними, а на три метра впереди большой диван посреди комнаты. Электрический камин напротив него, да огромная плазма над ним на стенке.
А, ну и почти в углу между креслами стеклянная дверь, ведущая на огромный балкон.
Красотень!
Моя кофта висела на спинке дивана, а Богдан…
Удивленно вскинув брови, я подошла к кровати. Ну, что я могу сказать? Не выдержала душа поэта. Мой похититель сладко спать изволил, в то время как несогласная я вовсю замышляла коварные планы о побеге!
И только сейчас, взглянув на спящего блондина, я поняла, насколько в самом деле ему тяжело дались последние деньки. На лбу пролегли морщинки, лицо слегка осунулась, под глазами тени…
Вряд ли ему удалось поспать в ту ночь, когда он разорвал помолвку. А у меня дома если и вздремнул, то всего пару часов — вряд ли больше. Да плюс еще немного в самолете. Плюс нервы, перелет, акклиматизация, да и до этого мы, помнится, еще и активно плюшками баловались…
Не удивительно, что его вырубило напрочь прямо в одежде — он даже кеды не снял! Странно, как вообще еще держался, а главное, даже вида не подавал.
Вздохнув, я протянула руку, убрала с его щеки прядь мягких серебристых волос… и окончательно решила остаться.
Но сначала точно нужно переодеться и сбегать вниз — дай Эрику волю, и он опять яйцо в рамен затолкает!
***
Богдан проснулся, резко открыв глаза. Несколько секунд ушло на осознание того, где он находится, но еще столько же ушло, чтобы понять — за окном уже почти село солнце и комната была погружена в мягкий полумрак.
Значит, уже вечер… Сколько же он проспал? Прилег ведь всего на минуту, переводя дух и пытаясь стереть с лица глупую улыбку, которая заползала на лицо каждый раз, стоило только вспомнить реакцию Аньки, когда она на самом деле осознала, к кому он ее привез.
И видимо, уставший организм не выдержал.
А ведь за это время Аня, уговорив своих друзей помочь, вполне могла сбежать и вернуться обратно в Россию… Черт!
Едва не выругавшись вслух, Богдан резко сел, разворачиваясь.
— Кошмарики? — невозмутимо прокомментировали с другого конца комнаты.
Не сбежала.
— Ты здесь, — не сумев сдержать удивления, произнес парень, щурясь, глядя на неяркий свет бра, висевшего над креслами.
— Неа, — откликнулась сидящая в одном из кресел Солнцева, не отрываясь, впрочем, от книги, которую читала. — Это не я. Это твой похмельный глюк.
Богдан беззвучно хмыкнул, разглядывая Аню, забравшуюся с ногами в кресло. С взлохмаченными рыжими волосами, в пижаме, с книгой…
Значит, чемодан с ее вещами она все-таки нашла. Признаться честно, когда он отдавал список того, что нужно забрать из магазина, заранее заказанного, его управляющий с трудом сдерживал собственное удивление. И Богдан его вполне понимал.
Аня разительно отличалась от всех девушек, с кем ему приходилось иметь дело раньше. Но за это он ее и любил. Именно такую — взъерошенную, в смешной пижаме, вечно ехидную и… неуловимо родную.
— Почему? — только и спросил он, скидывая ноги и садясь на краю кровати.
Вздохнув, Аня отложила книгу и поднялась. Богдан молча смотрел, как она подходит, шлепая босыми ногами и подтягивая на коленках длинноватые ей бежевые клетчатые штаны. На коварную искусительницу она походила меньше всего, и все равно, при виде нее сердце непроизвольно начинало биться чаще.
Поднявшись по ступенькам, его личная беда замерла напротив, не сводя с него непривычного задумчивого взгляда…
— Ты не уехала, — спокойно констатировал блондин, смотря на нее снизу вверх.
— Не уехала, — эхом откликнулась Аня и… неожиданно ее пальцы скользнули в его волосы. Богдан замер на секунду и, помедлив, все же притянул ее к себе.
— Почему? — повторил вопрос, пробираясь ладонями под ее футболку, на теплую кожу спины, ненавязчиво пододвигая ее к себе еще ближе. Он понимал — даже если она и ответит, все равно не скажет правды. Не признается.
Так и получилось. В ответ девушка безразлично пожала плечами.
Да только Богдану ответ и не требовался. Он догадывался, что она попытается удрать при первом же удобном случае — уж слишком Анька была своевольной и свободолюбивой. И он знал, что от подобного безрассудства ее не отговорят даже Эрик с Андреем. Захочет сбежать — сбежит.
С Солнцевой всегда было сложно, хваленый самоконтроль Полонского периодически трещал по всем швам. Его рыжее чудище умело трепать нервы так, как никто другой.
Но без нее было еще сложнее. Почти невыносимо.
Пожалуй, невыносимее было только осознавать, что на самом деле она его любит… И отчаянно боится одновременно. Не доверяет.
И на это были веские причины.
Однако… поступить по-другому Богдан не мог. И дело даже не в его отце, который, несомненно, еще попытается сделать ответный шаг. Если так нужно будет для ее безопасности, блондин пойдет не только на шантаж, но и запрет Солнцеву где-нибудь на еще более далеком острове. И пусть она его возненавидит еще сильнее, зато будет жива и невредима!
Но сегодня она сбежать не захотела. И, пожалуй, ее поведение говорило о самом главном громче всяких других слов.
— Я уже говорил, что люблю тебя? — негромко произнес Богдан, не отрывая взгляда от ее кошачьих глаз с легкой хитринкой, в которых умудрился утонуть давным-давно, даже сам того не осознавая.
— Нет, — неожиданно улыбнулась Аня, а ее пальчики ловко перебрались на тыльную сторону его шеи, ласково поглаживая. — Как-то сию ценную информацию ты умудрился утаить, ограничившись только шантажом, угрозами и легким домогательством…
И парень привычно прекратил поток ехидства, заставив замолчать свою любимую ершистую девушку наиболее приятным из способов — то есть поцелуем.
Да, пускай она ерничала, да, откровенно ругалась, да издевалась над его нервной системой… но все равно сходила по нему с ума.
Как бы она не пыталась свои чувства скрыть.
И это радовало более всего.
***
— О, это же то! — подпрыгнула моя светлость, едва услышав знакомый мотив, послышавшийся из динамиков, стоящих на террасе. — Оно самое!
— Точно, «Trouble Maker»! — подскочил валяющийся на соседнем лежаке Эрик, узнав характерный свист композиции корейского дуэта, под который мы с кудряшкой когда-то нехило отжигали на концерте. — Нуна, помнишь?
— Такое забудешь! — невольно прыснула, вспоминая себя в коротеньком платьице и парнишку в офигенном костюме, при галстуке и шляпе. — Нас же тогда сонбэ заставил выступать в качестве наказания за прогул английского.
— Агась, — согласно кивнул мой русско-американский друг и вдруг хитро прищурился. — Нуна, спляшем?
— Прям тут? — удивилась я, оглядывая бассейн, возле которого мы валялись на солнышке, и перевела взгляд на собственную одежку, состоящую неприлично коротких красных шортиков и ни разу не целомудренного верха от купальника. Все это было расписано под американский флаг, а сверху накинута свободно болтающаяся полупрозрачная белая майка. — Прям так?
— Да и ладно, — ухмыльнулся друг, щеголяющий только «гавайскими» шортами на крепком, хоть и невысоком загорелом теле. — Пойдем!
— А, фиг с тобой, золотая рыбка! — поддалась я внезапному азарту и, схватившись за протянутую мне ладошку, сама потащила Эрика на травку неподалеку от террасы.
Один из вариантов перевода этой песенки был «ходячая катастрофа», так что нам с кудряшкой она нравилась безумно. Так что оторвались мы что тогда, что сейчас, прямо от всей души и сразу!
И пофиг, что там танец… ну, так, неприличный чуток.
Зато нам было весело!
Шел второй день моего пребывания на Маврикии. Вчера был приятный вечер с очередным признанием Богдана, нежными поцелуями и спокойным, сладким сном на его плече. А вот утром…
Меня домогались. Откровенно и у с упорством! Впору было присваивать кому-то пожизненное звание маньяка-извращенца, ибо его не смущал ни мой помятый вид, ни пижамка, им же купленная, ни вопли Эрика под дверью, зовущего нас завтракать…
Потом мы с кудряшкой чуть не разнесли кухню за завтраком, получили нагоняй от сонбэ и, как итог, отгребли наказание в виде чистки и нарезки капусты. Однакось, сообразив, что это будет, мы буквально взвыли от восторга!
Кстати, никогда не думала, что Богдан умеет готовить кимчхи… Да еще и в подобной атмосфере безудержного смеха и откровенного веселья! Совсем как тогда, когда мы громили набережную.
И тогда я поняла, что на самом-то деле я в Полонском нифига-то не ошибалась… В хорошем смысле.
— Какое занятное зрелище, — вдруг раздался саркастичный голос, когда мы с Эриком закончили вдохновенно отплясывать. Я резко обернулась — с дорожки, огибающей бассейн, из-под тени пальм шагнул рослый шатен с характерной фигурой олимпийского пловца, подчеркнутой светлой безрукавкой и темными шортами. — Но помнится, ты раньше не переваривал рыжих.
— Что б меня переварить, ему сначала придется меня сожрать, — машинально откликнулась я, оглядывая новое действующее лицо. Как там было-то? Суров, силен, могуч и в меру волосат. Вполне даже ничего, но эта пошловатая улыбка на наглой морде… Я ухмыльнулась и добавила. — Подавится.
— Забавно, — усмехнулся шатен, сделав последний шаг, и встал напротив. — Твоя?
— Своя собственная, — хмыкнула я, чуя, что попала под внимание очередного отпрыска кого-то из высшего эшелона власти. Борзотой и самоуверенностью от данного индивида так и перло!
— Приехал? — спросил Эрик и на миг на его хорошенькой мордяшке промелькнуло раздражение. Которое, впрочем, тут же сменилось привычной лыбой во все тридцать два белейших зуба. — Один?
— Нет, — отозвался парень, не сводя с меня оценивающего взгляда. И махнул рукой себе за спину. Я машинально глянула туда же — вдоль дома пробирался народ с чемоданами. Радостно вскрикнув, явно кого-то узнав, кудряшка поскакала навстречу, а я собралась было вернуться к лежакам. Не дали! — Ничья, значит?
— Ага, — насмешливо откликнулась, сунув пальцы за пояс шорт. — Приблудная, как кошка!
— А как на счет того, что б завести хозяина? — вдруг спросил шатен с многозначительной улыбкой и, потянув лапу, уцепил меня пальцами за подбородок. Я обалдела!
— А руки мыл? — удивленно вскинула я брови и треснула по наглой лапище, освобождаясь от хватки. Нет, я абсолютно не возражала, когда так делал Богдан, мне это даже нравилось и очень… Но этот-то куда своими грязными руками, да к нашим барским телесам?
Нахмурился. Задумался… и сжав мое запястье, ухватился за мой подбородок снова, да так, что на нем теперь явно будут синяки!
— Не дерзи, — ровным тоном приказал, глядя на меня сверху вниз, отчетливо напоминая, что силы не равны. — Я твое мнение не особо спрашиваю. Захочу — и без твоего согласия возьму.
— Ларуш, руки убери, — неожиданно послышался спокойный голос со стороны террасы. Я дернулась, но подбородок снова не пустили, так что пришлось скосить глаза. На выходе в нескольких метрах от нас стояли Богдан с Андреем. И если сонбэ просто хмурился, то блондин казался равнодушным, сунув руки в карманы свободных синих бриджей. Пепельные волосы ерошил теплый ветер… а он просто смотрел на моего оппонента, на его пальцы, по-прежнему до боли сжимающие мой подбородок.
И я поняла — сломает. Если меня сейчас не отпустят, то кому-то его руку просто сломают.
Этот взгляд я очень хорошо помнила. Думаю, байкер из кафе его тоже не скоро забудет…
Шатен, кстати, оказался далеко не идиотом. А потому, вняв предупреждению, меня все-таки пустил и усмехнулся:
— Полонский. Неожиданная встреча. Значит, из-за нее ты разорвал помолвку?
— А тебя это как-то волнует? — тем же тоном спросил Богдан, спускаясь со ступенек, не отрывая взгляда от того, кого назвал Ларушем.
— Ты кинул отца, — пожал тот плечами и усмехнулся. — За это я тебе уважаю. И не скажу, что ты здесь.
— Я должен прыгать от восторга? — снова спросил блондин, останавливаясь напротив парня и не глядя на меня. Я оглянулась. Стоящий на том же месте Андрей поманил меня пальцем.
Ну что ж… ничего не имею против!
Слинять мне на сей раз дали. Я вскочила на ступеньки и, встав рядом с брюнетом, поинтересовалась, глядя, как шатен и Богдан не сводят друг с друга спокойных взглядов и негромко о чем-то переговариваются. Вроде бы все тихо и мирно… Но нависшей угрозы не заметил бы только слепой.
— Сонбэ, а это кто? — тихо поинтересовалась я, чувствую с одной стороны неприязнь от того, что со мной тут обращаться изволили, как с живым товаром, а с другой внутренне балдея от реакции на это Полонского.
Святая инквизиция и их великие костры… да он же реально на мне двинулся!
— Илларион Звягинцев, — послышался ответ. — Он…
— Дальше можешь не продолжать, — разочарованно застонала я и, войдя на террасу, забралась прямо на стол. Мельком оглядела ворох бумаг и документов, лежащих тут (да-да, эти двое еще тут и работать изволили!), выудила из-под них свои сигареты и пепельницу, закурила и тоскливо вздохнула. — Сын французского миллионера и русской бизнес-вумен. Пловец французской олимпийской сборной, умен, неприлично богат, знаменит, хорош собой и дикий бабник. Я ничего не забыла?
— Ань, он скотина, — откликнулся Андрей, подпирая плечом темно-коричневый столбик террасы. — Держись от него подальше.
Можно подумать, что у меня инстинкт самосохранения вдруг в отказ пошел…
Кстати, в том, что Ларуш на самом деле скотина, я еще успела убедиться. Приехал он не один, а с друзями-товарищами. Ну, как всегда, золотая молодежь предпочитала сбиваться в стаи. И если братья-близнецы-блондинчики еще были ничего, то француз оказался тварью полной.
Все, естественно, прибыли с красотками модельных фигурок и симпатичных мордашек… и полным отсутствием самоуважения.
Гоняли их красавчики так, что я тихо косела в сторонке! Больше всех свирепствовал шатен, явно издеваясь над своей якобы девушкой по имени Ольга. Это подай, это принеси, это унеси, это поменяй, давай поживей шевели колготками… И знаете, а ведь она бегала! Быстро и безропотно, с улыбкой на лице и исполняла все его капризульки!
Это смотрелось мерзко. Морщился даже вечно улыбчивый Эрик, но только разводил руками, а после тихо признался, что пригласить сюда этого придурка с замашками падишаха и повелителя его вынудили родители. Ничего против он сделать не смог.
Апофеоз этого цирка наступил вечером, когда половина народа остались на террасе, а половина жарила зефир на костерочке рядом. Солнце уже село, становилось чуток прохладно, из колонок доносилась музыка, в саду пели цикады… Красота!
— Не замерзла? — меня привычно обняли сзади. Я невольно улыбнулась, откидывая голову ему на плечо и улыбаясь:
— Неа. Я ж возле костра.
— Ольга, — вдруг послышался голос сидящего по ту сторону огня Ларуша. — Я не понял, а ты чё, растолстела, что ли?
У меня брови вверх подпрыгнули. Чувство такта? Не, видимо, не слышали!
Да и потом, где там он лишний вес-то на нее немощных телесах рассмотреть-то умудрился? Я тощая, но Ольга по сравнению со мной один сплошной скелет в купальнике!
— Ларуш, прости, я… — заметно стушевалась брюнетка.
— Иди ка ты дорогая, в тренажерку, — лениво посоветовал лениво улыбающийся шатен, развалившийся на лежаке неподалеку. — Сгони жирок!
И… она ушла!
— А если я вдруг потолстею, — тихо спросила вконец обалдевшая я. — Ты тоже так сделаешь?
Руки на моей талии окаменели… а затем ухо обжег горячий многозначительный шепот:
— Я найду более… приятный способ.
Я покраснела вмиг!
Вот же… маньяк ненасытный!
Но радует одно — мне ясно дали понять, что обращаться так, как зарвавшийся француз со своей девушкой, со мной никогда не будут. Не взирая даже на мое положение — если бы Богдан хотел, он уже давно рассказал бы всем правду.