Чудище, или Одна сплошная рыжая беда

Эпилог

Полтора года спустя…

Фигассе домик…

Три таких скромных этажа, полукруглая застекленная мансарда, окошечки огромные, черепица на крыше зелененькая. Ворота кованые с шпилями, калитка узенькая, а за ними дорожка подъездная широкая, да самого крылечка красивого. Вокруг забор кирпичный метра так под три высотой, газончик внутри ровненький, гаражик небольшенький, значит, сбоку виднеется…

Красотень… ни скромная ни разу!

Моя чутка ошарашенная видом красивого светло-серого особняка светлость зависла на пару минут, так и замерев на выходе из машины — одна нога еще здесь, вторая уже там.

От созерцания шедевра архитектурной красоты отвлекло короткое «кха-кха».

— Таблеточку от кашля? — невозмутимо поинтересовалась я, принимая протянутую мне руку и выбираясь-таки из авто. Мне в ответ так привычно ухмыльнулись… и снова окинули взглядом весь мой внешний облик с ног до головы. Я мигом ткнула в его сторону пальцем, прищурившись. — Еще слово и ты труп. Тихий, скромный, а главное безмолвный!

Потенциальная жертва моего гнева изволила тактично промолчать. Но ухмылка стала только шире!

— У-у-у, пакость темноволосая, — привычно застонала я, не выдержав вида белоснежной зубной эмали полнейшего состава, не смотря на все мои угрозы ее активно проредить. — Никит, не нервируй. Мне итак уже трупы прятать некуда!

— А мне казалось, что ликвидировать последствия твоего дурного расположении духа — моя прямая обязанность, — иронично вскинул брови Ник, но губы дрогнули в улыбке.

Ага. Стоит такой, забавляется. Рост чуть выше среднего, обычный такой спортивный парень, судя по фигуре. Личико узкое симпатяшное, губы чувственные, нос прямой, глазищи карие, хитрющие и волосы черные, на солнышке блестящие тем самым оттенком крылышка вкусившего «Ростишки» воробья, что в чернильницу зачем-то обмакнулся и на радостях взялся пугать прохожих громким хриплым криком: «Кар-р-р!».

Знакомьтесь, сие моя неприятность на ножках, моя охрана, моя этика ходячая, она же и мораль.

— Так о твоем покое же забочусь! — коварно усмехнулась я. — Ну и экономия на валерьянке, опять же.

— Пять-четыре, — подумав немного, довольно улыбнулся парень и захлопнул дверь. Оперся на нее надежной спинкой и кивнул в сторону особняка. — Идешь?

Я почесала бровь:

— А надо?

Воу… вот это взгляд! А сколько бури возмущения, негодования, гнева!

Хихикнув, я живо направилась в сторону ворот, бросив через спину:

— Пять-пять!

Таки счет на сегодняшний день был полностью уравнен!

Однако не смотря на позитив, войти в распахнутую охраной калитку особняка оказалось очень сложно. Гораздо сложнее, чем возвращаться в Россию вообще.

Мне было… трудно первое время. Хотя нет, вру безбожно! То был писец… Такой таежный, натуральный.

Когда я проснулась в первый раз, я очутилась самолете. И первой моей мыслью было: «Где Богдан?». Но… его не оказалось рядом. Зато был Кир, мои нескрываемые слезы облегчения и невыносимо долгий перелет. А потом монотонные, серые дни потекли, неохотно сменяя друг друга.

Я не особо помнила, что было — просто не хотелось вспоминать. Я ведь тогда почти не разговаривала, лежала в своей комнате, просто пялясь в стену, почти отказываясь есть. Иногда хотелось просто спать и ничего больше. Было такое ощущение, что все мои слезы, эмоции и переживания закончились еще там, в самолете, а остатки их окончательно увяли в незнакомом аэропорту. Честно, я слабо понимала, сколько времени прошло и что со мной творится — равнодушие просто сковало изнутри. Как оказалось потом — почти два месяца… Все это время Кир был рядом, а я, как казалось все больше и больше ухожу в себя, смотря на безрадостный мир равнодушными, пустыми глазами… постоянно теребя толстую витую серебряную цепочку на шее, лишь отстраненно понимая, что она не моя.

Я не спрашивала, чья она и откуда. Я вообще ничего не спрашивала. А потом вдруг поднялась с постели. Прошлась по пустым комнатам небольшого коттеджа, отстраненно смотря по сторонам, разглядывая незнакомую обстановку. И как-то незаметно очутилась в подвале. Там-то меня и обнаружил испуганный Кирилл, который по возвращению домой не нашел меня в комнате.

А я стояла, смотрела на прохладную, голубую гладь, слабо, но неприятно пахнущего хлоркой бассейна…

И неожиданно сама для себя попросила Кира научить меня плавать.

А дальше дело уже пошло, как говорят. Да, страх был, увы, от него в первое время никуда не деться. Но еще было невесть откуда взявшееся баранье уперство, настойчивость и неистрибимое маниакальное желание во чтобы то ни стало научиться плавать. Почему-то казалось, что как только я это сделаю, вместе с боязнью воды уйдут и все остальные мои страхи. И… они ушли, да. Кирилл научил меня плавать. Но на смену боязни пришла холодная злость. Не знаю, на кого я тогда злилась: на себя, на Богдана, на отца или на весь мир разом, но я часами пропадала в бассейне, загоняя себя до полусмерти, чтобы потом просто упасть на кровать и отключиться.

А через пару месяцев Громов сказал, что так нельзя… и выпнул меня на улицу. Гулять.

Почесав нос, еще раз окинув взглядом большое, но такое уютное строение передо мной. Вздохнув украдкой, чувствуя, как спину сверлит насмешливый взгляд вездесущего Никиты (что б там ему икалось раза два!), я решительно собрала свою мнительность в охапку и вместе с ней направилась вдоль подъездной дорожки, что красивой дугой ложилась перед особняком и уходила за него — в гараж. Уже привычно шлепая родными кедами по теплому асфальту, сунув пальцы под лямки рюкзака и щурясь пол яркими лучами горячего июльского солнышка.

А ведь там было почти так же. Когда Кир просто собрал меня, сунул в руки кошелек, развернул и выставил меня из дома вместе с охраной, я малость обалдела. Вокруг оказался незнакомый мне город, незнакомые люди, похожие на привычных цыган, а с неба светило пока еще прохладное весеннее солнце. Снег уже активно таял, лужи сверкали… а я бездумно шаталась по улицам, пытаясь понять, где вообще нахожусь. И позади гоготала потихоньку охрана, которая вовсе не собиралась меня просвещать!

Город оказался интересным. Он был каким-то… домашним, негромким, и не испорченным цивилизацией, коли можно так сказать. Неожиданно я прогуляла до позднего вечера, измотав парней Кирилла почти насмерть. И уже вечером, когда начало темнеть, я вдруг зашла в магазин и неожиданно для себя купила две пачки краски для волос.

Новый город как-то невольно навеял мысли о новой жизни. Вот и показалось мне, что в первую очередь стоит что-то в себе изменить.

Да только не зря умные люди говорят, что даже если сильно захочешь, все равно фиг от себя любимой сбежишь! Так оно и оказалось.

На выходе из магазина я нечаянно на кого-то налетела и тут же получила слышала кучу извинений. Я машинально извинилась перед хрупкой девушкой в ответ… и только потом сообразила, что обе мы раскланивались на корейском!

Атас.

Я так привыкла за день к странной речи местных папуасов, что услышав знакомый язык, ответила на чистых рефлексах. И через полчаса мы, познакомившись с Мин Су, уже как-то случайно оказались в ближайшей кафешке.

Она была там с группой туристов, на днях собиралась уезжать. Как-то незаметно мы разговорились, заболтались, да интересы общие нашлись. Девчушка проболталась, что пишет фентезийные рассказы и давно бы их выложила в сеть, да только перевести их, увы, некому. Ну, я и подрядилась на сие сомнительное дело… Сама не зная, почему.

Я думала, вспоминать обо всем, что связано с Кореей и их родным языком окажется слишком больно… А вышло все совсем наоборот.

Мы расстались почти друзьями, обменявшись, контактами. Напоследок, я, смутившись, все-таки поинтересовалась, в какую часть мира мы вообще, собственно, умудрились угодить…

И через час влетала в коттедж под дикий хохот охраны, мечтая только об одном — найти Кирилла и убить!

Ибо мой любимый бомжик, мой невыносимый гадкий родственник, не придумал ничего умнее, как притащить депрессивную, безучастную меня… В Румынию, млять, страну летучих мышек и вампиров!

Хотя, коль говорить по чесноку, Громову стоило сказать большое и вполне человеческое спасибо. Вряд ли бы я так относительно спокойно все пережила, обнаружив за стенами дома какие-нибудь экзотические острова… или даже любимую Корею.

Не смотря на легкость общения с Мин Су, вспоминать ее язык было сложно. Мозг отказывался воспроизводить информацию, причиняющую болезненные воспоминания, и перевод текста шел туго. Я психовала, бросала, сминала исписанные листы, долго сидела в углу, бездушно созерцая в потолок, снова спускалась в бассейн, и начинала все заново. В те дни мне пришлось фактически ломать себя, разрываясь между желанием отпустить старую жизнь и начать чистую, новую…

Но в итоге до пачек с краской я так и не добралась.

Встряхнув головой, отгоняя настырные мыслишки, я поймала себя на том, что уже как пару минут стою перед гаражом. А спину все так же настырно сверлит взгляд Никиты…

Обернулась, заценила родимую, незабвенную пакостливую ухмылку, показала исподтишка кулак и уже куда увереннее шмыгнула внутрь.

И встретили меня, как говорится, полумрак и тишина…

Ну, во всяком случае, после яркого летнего солнышка так показалось.

Оглядев огромное пространство, я едва подавила желание присвистнуть. Да уж, сие убежище разнообразных бибик конкретно впечатляло, причем не менее чем сам особняк! «Порше», «Ролс-ройс», «Кадилак», и теперь уж ни разу не любимый «Бентли». Несколько спортивных иномарок, машинки «бизнес-класс», одна охотничья дура, несколько джипов на заказ… И все это аккуратно по периметру всех стенок. И еще один ряд прямо посреди гаража, и в центре него такая знакомая серебристая «Ауди»…

Все это время я не вспоминала Богдана. Точнее сказать — не хотела вспоминать. Боролась с собой, выгоняла из памяти, пыталась его забыть. И в тоже время хотела понять. Мне было невыносимо больно вспоминать его шантаж, но еще больнее от осознания того, что на самом деле мое место было далеко не в Румынии. А с ним рядом. Все эти полтора года безумно хотелось к нему, включая даже то время, когда я пыталась ненавидеть. Заставляла себя, уговаривала, настаивала… а по ночам просто ревела в подушку, понимая, что не могу его ни понять, ни отпустить.

Я ведь даже хотела сорвать с собственной шеи цепочку и выбросить ее. Избавиться от его вещи, как и от воспоминаний о нем. Да только как его можно было забыть? Как?

Не смогла. Не сумела. Не забыла.

И продолжала ночами страдать, днем делая вид, что я в полном порядке. Да только ведь Громова, как и себя, не обманешь….

Внезапный звон едва не заставил меня вздрогнуть. Воровато оглянувшись, встала на цыпочки и, прильнув к боку серебристой «Ауди» моя коварная светлость тихонько прокралась вперед, осторожно высунула непутевую рыжую голову из-за машины… И замерла.

У задней стены тоже приткнулись авто, но какие… Не обычные игрушки, а самые что ни на есть агрессивные и легко узнаваемые американские «мускул-кары»! Но если честно, удивили мою ни разу не впечатлительную тушку вовсе не тяжеленные машины. И даже не вполне натуральный такой подъемник, в авто сервисах активно эксплуатируемый, и не длинный рабочий стол за ним, набор ключей и инструментов, аккуратно развешанных на стенке. На опущенном подъемнике, багажником в сторону «Ауди» притаился темно-синий с белыми полосками красавец «Мустанг»…

Но сердце отчаянно забилось в груди совсем ни при его виде.

Сбоку от широко раскрытого капота, в обычных черных джинсах, кроссовках, и черной узкой футболке, заглядывая в нутро огромного автомобильного двигателя, стоял никто иной, как сам Богдан…

И все. Как когда-то давно, моя по уши влюбленная натура пропала окончательно и бесповоротно!

Затаившись за джипом, отчаянно опасаясь даже дышать, я просто стояла, цепляясь за рюкзак, боясь поверить и осознать в то, что я вижу.

Я ведь столько раз представляла этот момент. Прокручивала его в голове, раскрашивала в красках, порой ворочаясь часами в кровати, не в силах уснуть. И даже при условии, что я слишком четко помнила его лицо и те самые мягкие серебристые волосы, он все равно, как оказалось, изменился немного. Стал чуть старше. Вроде бы даже чуточку выше. Плечи совсем чуть-чуть шире, руки сильнее…

Он уже не парень, нет. Но совсем как прежде сводящий с ума молодой, привлекательный во всех смыслах мужчина…

Когда внезапно раздался звонок мобильника, я на месте чуть не подпрыгнула!

А Богдан, в каких-то десяти метрах от меня, тщательно вытерев руки, достал из кармана телефон и принял вызов:

— Да, Игорь.

И от звуков этого голоса все тело моментально покрылось приятными мурашками, попутно наворачивая на глаза неожиданные слезы. И только сейчас до заторможенного сознания начало, наконец-то доходить, что все-таки вот он, предел моих буйных фантазий.

Уже совсем рядом.

— Да, мне звонил куратор, — спокойным, ровным тоном отозвался в трубку Полонский, закурив и опираясь спиной на бок машины. А я себя поймала на том, что по привычке вожу носом, пытаясь вдохнуть знакомый аромат. — Да, и дипломник тоже. И ректор. И еще куча народа, включая твою невесту, Алехина и Харлея.

Ну надо же… Все мои чудики родимые уже отметиться успели!

Да, сие был заговор, безжалостный, коварный, жестокий и, наверное, немножко беспощадный. И, к тому же, долго и тщательно организованный такой вот нехорошей мной!

После знаменательного события, окончательно вправившего мне мозг и прямо-таки вынудившего вернуться в Россию, первым моим желанием стало увидеть его. Да только знакомый уже аэропорт чуток вправил опухшие от перелета мозги на свое место. Вот так вот сразу, с дороги, бросаться к нему на шею было как-то не с руки…

Я ведь толком и не знала, а действительно ли он меня до сих пор ждет?

И потому моя мнительность и активно потирающая лапки паранойя на пару решили для начала все разведать и хорошенько осмотреть. И пошуршали заселяться на квартиру вместе… нет, ни с Киром. А с напрочь прилипшим ко мне охранником, тем самым, чья ухмылка не желала со временем терять ни широту, ни цвет!

И как ни странно, но два этих месяца, что уже минуло по прилету, жили мы с Авериным, тем самым, который Никита, в той самой квартирке на пятом этаже, за стенкой которой по сей день мирно дрыхнул вечно недовольный всем сосед.

Да, сначала было страшно туда ехать. Но там сделали ремонт в подъезде, да такой, что родимый домик было просто не узнать!

Как оказалось, после суда над Стасиком Зыряновым, его исключительно местами милая бабуля решила мне эту двушку подарить. Попыталась откупиться, если проще говорить. И я-то бы послала ее вместе со своим подарком, да ко всем чертям, да прямым рейсом с картой… А вот Кирилл, как оказалось, нет. Он подарок принял, правда на тюремный срок мирно гуляющего в полосатой робе живчика, того самого, который вроде давно труп, это ну никак не повлияло!

И мы туда заехали вдвоем, ибо Громов снова отчалил по работе. Мелочевку закупили, цветочки засадили, даже рыбок запустили в аквариумы! А потом пошли заселять второй этаж. Как оказалось, мой любимый Стасик, тот самый, который мелкий, кантовался теперь с вполне здоровой мамой и отцом совершенно в другом месте. И Кир выкупил их квартиру, прорубил дыру, поставил лестницу…

Короче, теперь мы с Никитой жили вроде как и вместе, но все равно на разных этажах!

Сложно было только не попасться на глаза соседу.

Да, мне было в кой-то веки стыдно и неловко. Я, в общем-то, давно уже поняла, что ребята ни в чем не виноваты, и даже совсем наоборот. Так что, прежде чем увидеться с Богданом, было принято волевое решение сполна огрести на бесстыжую головушку последствия за все свои прошлые грехи.

Начать я хотела как раз с Игоря с Аленкой, но…

И три дня не прошло после прилета, как раздался звонок в дверь, открывать пошел не весть с чего веселый Никита… И вернулся не один. С Липницким! И Аленкой.

Примирение было… бурным. Я даже слова вставить не успела, как меня обняли, сильно так сжали, гадостью любовно обозвали… короче, по итогу ревели с Лелькой мы обе. А потом пришлось мастрячить, как говорится, покаянный пир. Ибо эта гадкая, мелочная эльфийская душонка, в качестве моральной компенсации потребовала себе ничто иное, как пиццу! Ну, кто б сомневался, в принципе.

Да только к ней пришлось готовить еще пирог с мясом, самсу, сосиски в тесте… К концу вечера мы с Авериным уже активно делали ставки, кто раньше скочевряжится: запасы продовольствия на нашей кухне, аль сам Игорек от банального обжорства?

Кстати, сытый, а значит, раздобревший Липницкий, идею про мое аккуратное и красивое возвращение-то и подкинул. Как будто мало ему было однажды полуголым своим телом в качестве расплаты на барной стойке дрыгать, вот ей-богу!

Однако идея его, должна признать, была довольно неплоха и даже имела-таки здравый смысл. А потому следующей моей целью стал знакомый клуб. Но на сей раз с угрозой Аверину, что если он снова растреплет о моем приезде, то жить он будет не внизу, а в аквариуме, у зубатки!

Никиту проняло.

А с событиями прошлых лет все было уже намного проще. Как оказалось всем, кому нужно было это знать, давным-давно рассказал все сам Богдан…

— Нет, Игорь, — хмыкнул тем временем Полонский в трубку. — Я уже тебе говорил, что я занят. Отец просил помочь, у него снова проблема на проблеме.

Ага. Проблемы у него. Одна единственная у него проблема, рыжая такая, вредная и моим скромным именем гордо зовущаяся! Которая, собственно и позвонила миллиардеру с невинной просьбой занять его дорогого, единственного сына, дабы тот не узнал раньше времени о моем внезапном возвращении.

И думаете, он обалдел и отказался? Нифигашечки, он порадовался, явно потер ручки и сразу согласился!

Правда, похоже, перестарался чутка.

Но в «Максимус» я действительно попала без проблем и лишних слухов. Успела пошептаться с обрадовавшимся мне Максимом на фейсконтроле, тот незаметно направил меня в мой же бывший кабинет… И вот тут-то я была готова к хорошей такой моральной трепке, после которой явно бы поняла, что Эльза все-таки имеет приличные знания о БДСМ. Не, физически-то, может, не накажет… А вот приморозит лет на двести — факт!

Деваться было некуда, позади меня болел весь службы безопасности отряд, а потому я поднялась по лестнице, вдохнула, открыла дверцу… И поняла, что меня явно глючит.

И честно, глядя на целующиеся на диване плотно сплетенные тела, я ляпнула чисто машинально:

— Ну охренеть, какой пассаж… Я, конечно, дико извиняюсь, но вы тут рабочим процессом так увлеклись, или наглядно изображаете сто тридцать третью статью любимого УК РФ? И если второе, то, собственно, кто кого конкретно домогаться изволит?»

Не, честно, я ожидала любой реакции. Ну, там, нагло улыбающийся начальник охраны, невозмутимо одергивающая жилетку Эльза, ее ровный взгляд, холодный тон…

Но дикий гогот грохнувшегося с дивана и сходу узнавшего меня Верещагина «чудище вернулось!», и алые щеки севшей Фроз стали для меня полной неожиданностью. От слов вообще и абсолютно!

Да, Эльза. Да, смутилась. Да, вроде даже как покраснела… Да я до сих пор в шоке!

В общем, после данного представления ни о каком стыде и неловкости и речи быть не могло. И на вопрос, как же все-таки отвязному рокеру удалось-таки растопить ледяное сердце неприступного администратора, улыбающийся Олег утащил меня в угол и гордо и со всей серьезностью представил мне, как он выразился, «виновника торжества, всеобщего любимца, местного купидона и жуткого сводника».

И им оказался ни кто иной, как огромный кактус, скромно стоящий в кадке в уголке. Кактус, который эти гении, мать их, назвали просто Федей!

Я едва не хрюкнула при воспоминании об этой счастливой парочке и их колючем друге, но вовремя зажала рот ладошкой, услышав чуточку усталый тон Богдана:

— Нет, Игорь, я уже сказал, что не пойду на выпускной. Нет, можешь не уговаривать. Всё. До связи.

А вот тут моя светлость крепко обидеться изволила.

Я значит, пока он тут диплом защищал и отцу помогал, ему и его группе выпускной в клубе готовила, почти два месяца язык свесив на бок бегала, достала всех, кого позволили и кого очень не рекомендовали, и все ради того, чтобы там ему показаться на глаза, в романтишной так сказать, обстановке…

А он туда идти отказывается?!

Вот… вот… вот кто он после этого, а?

Собственно, в этом и заключался план коварного Эльфенка. Нет, он мне понравился, был всем народом одобрен, правда, изначально меня просто собирались притащить на праздник наконец-то отмучившихся, веселых уже не студиозов.

В организацию сие сомнительного действа я с размаха вляпалась, как только оказалась в клубе «Максимус», а точнее, предстала перед ясными очами его непосредственного начальства, причем перед обоими номерами сразу! Олег сообщил мне тайком, что они на меня не злились, и на данный момент вовлечены в ответственный процесс дегустации новой партии любимого вискарика. И радостная я, после встречи с Фроз и кактусом, ввалилась в бильярдную с громким воплем: «Ну, что, бухаем, братцы-кролики?».

Эх… ну каково же зрелище, когда Харлею попадает драгоценный напиток ни в ту глотку… Ну кто бы только видел! Глаза по семь копеек, стаканчик с треском на пол, брызги в стену… Красота!

Потом меня, правда, долго и упорно тискали в медвежьих объятиях, едва не переломав все косточки разом, и оглушили зычным басом: «Зачуля! Зайчулечка! Зайчунок мой, зайчучулек мой! Жива-здорова, ты, сама!».

Ну, после его объятий с термином «жива», я б, конечно, поспорила…

А после того, как меня перебросили через коленку и не больно, но обидно выпороли, я еще не согласилась с озвученным определением «здорова»!

Благо хмурной Лександрыч отреагировал иначе. Он встал, покурил, окинул меня своим коронным недовольным взглядом… а потом раскинул руки и заявил с гаденькой улыбкой: «Ну, наконец, здравствуй, мой дорогой второй администратор!».

Вот всегда знала, что соседушка мой плюшка сонная. Но, что он вредность редкостная, убедилась, пожалуй, впервые!

Пришлось соглашаться на сие внеплановое «приглашение» на работу. Так, собственно, я и ввязалась в подготовку выпускного. Нет, ну а чего? Кириллу, значит, кое с кем коварные планы за моей спиной строить можно, а я тут оставайся в стороне?

Фигушки вам, господа хорошие! Мы люди, может и не гордые, но крайне зловредные и жутко мстительные. Местами.

Правда, увы, такими же мозгами явно обделенные — нам и в голову не могло прийти, что Богдан откажется идти на выпускной, который, к слову, уже завтра!

И да, я все равно до него не дотерпела. Просто вчера я получила приглашение на день варения одной очаровательной улыбчивой кудряшки, которое состоится всего через неделю… На острове, в коттедже.

И поняла, что если я и полечу на Маврикии… То только с Богданом.

И потому я, собственно, сейчас здесь, прячусь как мышка за «Ауди» и чувствую, как начинает тускнуть вчерашняя, так скажем, одержимость. И, покуда она не успела окончательно и некрасиво сделать ноги, моя коварность выступила из-за машины. Неслышно подкралась к «мустангу», под капотом которого, где-то в самой глубине, скрылся закончивший разговор блондин, и негромко протянула укоризненным, замогильным голоском.

— Грешно не пойти на выпускной… — и меньше всего я ожидала, что от этой, в общем-то банальной фразы он дернется, стукнется макушкой, а телефон, которым подсвечивал движок, с громким бряком улетит на днище! И я ляпнула быстрей, чем сообразила. — Упс… Оппа, бъяне!

Твою ж сойку-пересмещницу, да весь ее голодающий дистрикт разом… Не надо было мне вчера болтать с Эриком до трех часов ночи, ох, не надо!

— Аня? — и столько искреннего удивления в голосе, во взгляде…

— Нет, это не я, — как можно милее улыбнулась я, едва сдержавшись чтобы не шаркнуть по полу ножкой. Попробуй тут поулыбайся, когда при виде него, стоящего так близко, предательски задрожал не только голос — весь организм! — Это твой похмельный глюк.

Ну давай же, ты должен вспомнить, где ты уже это слышал, ты не мог так просто забыть!

Или же…

Не вспомнил. Удивление быстро пропало, лицо расслабилось, а взгляд как-то даже немного похолодел.

И почему вдруг моя печень чует всеми клетками, что лично здесь мне нифига ни рады?

— Ты… вернулась? — слегка, едва заметно выгнутая бровь и этот ровный тон, а вопросе даже не заминка, так, пауза чутка. Расслабленное тело, невозмутимое, даже какое-то отстраненное выражение лица…

И поневоле напрашивается тот самый интересный вопрос: а на кой я вообще сюда приперлась?

— Ну, что-то вроде того, — машинально пожала плечами, стараясь выглядеть как можно более беззаботно. Уцепилась за лямки рюкзака, улыбнулась немножко, все-таки шаркнула ногой…

Он даже взгляд не опустил. А я, между прочим, в кой-то веки не в джинсах, в юбке! И джинсовой жилетке, в тех самых, что была на посвящении в клубе.

Да только, судя по всему, над внешним видом можно было голову особо не ломать.

Не так я представляла нашу встречу, ох не так!

И тишина. Стоим. Не знаю, как ему, а мне неловко.

Нет, я четко знаю, почему, а главное, зачем здесь. Я, может быть, это как-то даже объяснила! Но после столь… прохладного приема, я даже теперь и не знаю толком, с чего вообще можно начать. И внутри постепенно скапливается разочарование, какая-то почти обида, и уже самый настоящий, отчетливый страх.

Страх, что на самом деле Богдан видеть меня не очень хочет…

И не знаю, как его, но эту гадкую черноволосую свиристелку у ворот, что сейчас привычно насвистывает мелодию из фильма Тарантино, я сейчас точно прибью, и на сей раз окончательно и безвозвратно!

Собственно, свистела моя вечно ухмыляющаяся охранялка.

Впервые этот раздражающий звук я имела сомнительную честь услышать еще полгодика назад, в Румынии.

Как-то утром меня разбудил настойчивый стук в дверь. Поминая буйного дятла, засевшего на первом этаже непечатным русским словом, сонная и отчаянно зевающая я, спустилась вниз, сшибая по дороге косяки и недоумевая, куда все вдруг запропастились. Дошла до входа нифига ни в добром здравии и с диким желанием сеять добро в массы. Распахнула дверь, оглядела стоящего на пороге ухмыляющегося парня с ног до головы… и захлопнула ее обратно, не обратив внимания на раздавшийся по ту сторону характерный «шмяк». И отправилась наверх, банально досыпать, посчитав личного охранника одного миллиардера привидевшимся с утра кошмаром.

Наивная… Как ползающий омарчик в ресторане перед кастрюлей с кипятком!

Стук повторился вновь. Пошла открывать снова. Распахнула дверь, оглядела очередного гостя, потерла слипшиеся глазки… и поняла, что вляпалась, как никогда. Ибо на нашем с Киром любимом крылечке теперь красовался не только хмурной Никита с чуток подбитым носом, но и незабываемый, сиятельный аж жуть, сам господин Полонский-старший…

Разговаривали мы с ним долго. Он уговаривал вернуться, я, хоть и хотела, шла в категорический отказ. Потом приехал Кир, говорили уже они, я сбежала на прогулку. А через три дня миллиардер, наконец, уехал, прекратив все уговоры и давление на мою совесть и бедный, вспухший мозг. Правда, оставил подарок на прощание.

И этот «подарок» вскоре обнаружился на кухне, невозмутимо потягивающий кофе и весело насвистывая тот самый раздражающий мотив.

Пожалуй, Максиму Леонидовичу стоило все-таки сказать спасибо. Своими разговорами он зародил во мне нужные сомнения, задал направление мысли, всколыхнул вроде бы забытые чувства… а моя активно капающая на мозги, круглосуточная ухмыляющаяся охрана вернула мне когда-то давно и, казалось бы, безвозвратно утраченный незабвенный позитив.

Ей-богу, я после его появления в нашем доме, стала больше ехидничать раз эдак в пять!

И нет, со временем против Никиты я уже ничего не имела, но этот его свист… особенно сейчас!

— Я одолжу на минутку? — улыбнувшись Богдану, я прихватила с двигателя первый попавшийся ключ, отошла в сторонку, смерила расстояние до ворот, ориентируясь на громкий и гаденький свист… Даже замахнулась! Но вдруг мою руку мягко так перехватили. И у меня от прикосновения к запястью таких знакомых теплых пальцев внутри все дрогнуло, да только…

Инструмент аккуратно забрали, руку отпустили и, пока пристраивали его на стене, поинтересовались все тем же спокойным тоном:

— Зачем ты здесь?

И вот после этой фразы мне уже захотелось банально сбежать… Просто развернуться, рвануть из гаража, что есть духу, уцепить по дороге Аверина, стараясь не дать обидным слезам вырваться из глаз.

Стало вдруг очень больно.

Впрочем, наверное, этого и стоило ожидать. Столько времени прошло, я не объявлялась, да и вообще… Червяк сомнения на последней стадии ожирения потирал свои лапки и усики еще с того момента, как я села в машину, чтобы поехать сюда. Теперь вон, сидит в моей душе, того и гляди лопнет от счастья, скотина моя обожравшаяся.

Так, ладно! Чему быть, тому не миновать. Отступать некуда, позади полтора года в стране вампиров, цыган и медведей, а где-то за воротами погано ухмыляющийся гавн… галантный мой телохранитель, конечно же. Мать его итить!

— А, сейчас, — фыркнула я и, не глядя на Богдана, полезла в маленький лакированный рюкзак. А там у меня, помнится, завалялся самый крайний вариант. Ну, грубо говоря, отмазка! — Вот!

Выгнув брови, блондин взял протянутую ему красивую рельефную открытку с тиснеными золотыми буквами и медленно, каким-то сухим голосом прочитал:

— Приглашение на свадьбу. Вот даже, как…

Так, не, стоп. Он что сейчас подумал? Что я и… приглашение… Что я его на свою свадьбу приехала позвать?!

Вот же ядрешки-макарошки, ядрен батон, да та самая всемирная ядрена вошь!

Что-то у нас разговор не клеится от слова вовсе!

Нет, я, в принципе, согласна позвать его на свою свадьбу… Но если только женихом. И лет так через пять!

— Ты открой, — прыснула я, вытащив сигарету и пристроив рюкзак на стол рядом с инструментами. Закурила… А Богдан, наконец, открыл приглашение, вчитался. И брови его удивленно полезли вверх:

— Сизова Аполинария и… Добрынин Илья?

— В миру известные, как Харлей и Неаполь, — просто улыбнулась я, действительно счастливая за эту парочку родимых колоритных персонажей. — Через два месяца у них свадьба. Просили передать приглашение… на двоих.

— Понятно, — только и ответил блондин, к моему одному сплошному разочарованию. И, скользнув равнодушным взглядом по мне и рюкзаку, поставил открытку на стол. Оперся на машину и просто закурил.

А я… я уже планировала делать ноги. Я не верила своим глазам, разочарованному сердцу и болезненно разрывающейся душе.

Он не заметил. Черт побери его святые крокодилы Нила, он действительно не заметил…

Бордового плюшевого мишку, висевшего на моем рюкзаке.

Я не знаю, как эта игрушка оказалась у меня дома. Нет, это сейчас я понимаю, откуда ноги растут, но чуть больше двух месяцев назад, увидев на своем столе знакомую до боли игрушку, я впала в натуральный ступор. И понеслась на кухню, выяснять у любимого родственника, откуда, собственно, взялся сей предмет. Кир невозмутимо пожал плечами, сказал, что увидел в супермаркете и мне решил купить… Да только крохотная подпалинка на правой лапе свела на нет все его попытки невозмутимо увильнуть. Я ее узнала. Спустя все это время я ее узнала… И умершие, казалось бы чувства, всколыхнулись вновь.

В тот вечер я долго сидела на полу своей комнате, рассеяно касаясь пальцами шипов на плюшевом пузе… А ближе к ночи ворвалась в кабинет Кирилла, с твердым заявлением и криком, что хочу назад вернуться.

Чесслово, впервые увидела, как Громов с размаха уселся мимо стула…

— Кто бы мог подумать, — неожиданно усмехнулся Богдан, слегка улыбаясь. — Харлей и Неаполь?

И вдруг моя светлость, твердо решившая уйти, только из-за его одного намека на улыбку, захотела вдруг остаться.

В то, что всё вот так закончилось, мне хотелось верить меньше всего.

А потому… затушив сигарету в пепельнице и достав телефон, я нашла нужное фото и протянула мобильник блондину, стараясь сделать так, чтобы наши руки не коснулись. Нифига.

От случайного прикосновения его пальцев все равно прошила дрожь.

— Она изменилась, — рассмотрев фотку, выдал вердикт Полонский, явно оценив симпатичную мордашку чуток отъевшийся Неаполь, ее ровные белые зубки, отсутствие пирсинга и длинные бирюзовые волосы. Ну и теперь активно и ежедневно бреющегося Харлея с ней в обнимку. — Ты тоже.

Я аж дымом поперхнулась!

— Эм-м-м, — с трудом откашлялась и, наткнувшись на его неожиданно насмешливый взгляд, вдруг почему-то призналась. — Ну, есть чуток.

И чего-то мну сейчас не понимает… Но кто-то надо мной поиздеваться решил, да?

— Давно вернулась? — уже куда более приветливо спросил блондин, а я, плюнув на все и сразу, пристроилась рядом с ним, опираясь на высокий бампер машины, едва сдерживаясь, чтобы не пихнуть его локтем в бок.

Он не издевался. Он мне мстить за непонятки с приглашением изволил, гад такой!

— Пару… месяцев, — смущенно кашлянула я, шаркая подошвой кед по полу.

— Теперь понятно, почему Липницкий ходит с довольным видом сытого кота и активно заманивает меня на выпускной, — усмехнулся вдруг Богдан. И констатировал спокойно. — Ты уже их всех видела.

— Ну, так получилось, — смущенно кашлянула я. — Но, да, всех. Кроме тебя…

Признание, если честно, далось с трудом так. И я снова почувствовала себя дурой. Ну вот во имя какого святого огородного овоща и чьих-то эльфийских ушек надо было строить коварные планы? Лучше бы я сразу приехала к нему, сюда.

И может быть встреча вышла в итоге не такой уж… нелепой.

— И твоего отца, — спокойно добавил вдруг Богдан.

А я даже не вздрогнула.

Да, я знала, что случилось с ним и с Исаевым в итоге, как и почему. Точнее благодаря кому. Подслушала невольно разговор ребят Кирилла, играющих в бильярд. И да, отец пытался со мной связаться, пока я жила, как и он теперь, заграницей. Не напрямую связывался конечно же, аккуратно через Кира. Но, естественно, получил прямой посыл катиться ко всем чертям как можно дальше и надолго.

Воспоминания об этом уже не причиняли беспокойства. Они просто были навсегда вычеркнуты в ту ночь, когда я в последний раз ревела за дверью бильярдной.

— Есть вещи, которые можно понять, — спокойно хмыкнула я, машинально смотря в сторону своего же рюкзака. — Их даже можно простить, наверное. Но забыть… никогда.

— Как, например, шантаж? — последовал вдруг ровный, спокойный вопрос. Даже слишком… спокойный.

И тут до меня, как говорит Неаполь, «наконец, вконец доперло».

Так вот чего у нас тут льдинки в глазах промелькивают-то… Он ведь боится! Во имя любимой сковородки Ариши и их счастливого с Михеем совместного быта, Богдан сейчас просто напросто боится!

Он думает, что я вернулась просто так, и что я до сих пор его не поняла и не простила…

— «Делай что хочешь, но не отходи от нее ни на шаг. Возможно, придется увезти ее из города», — дословно процитировала я в ответ сообщение с телефона Кирилла, отправленное им Богдану в то самое утро, после разрыва чьей-то помолвки. Сложила руки на груди и усмехнулась, но уже совсем беззлобно. — Конспираторы хреновы. Сразу сказать было нельзя?

— И как бы ты отреагировала? — спокойно посмотрел на меня Богдан, но уже не отрешенно, а так… мягко.

— М-м-м… — задумчиво отозвалась я. — Истерикой. Паникой. Попыткой спрятаться куда-нибудь в угол или еще более глупой попыткой банально сделать ноги. Я понимаю, Дан. Теперь я все прекрасно понимаю…

Сложно было не понять. Одно дело услышать это сейчас, или в тот день от Кирилла, когда я обнаружила дома плюшевого мишку, другое дело попытаться понять тогда.

Как бы я отреагировала, узнав, что на месте Лены должна была оказаться я? И что не забреди тогда на мой балкон Стасик, мы бы были в аэропорту или самолете и я бы вообще ни о чем не узнала и никто бы не пострадал?

Не конкуренты Майкла тогда напали на его жену в подъезде, а папочки драгоценного моего. Консьержка услышала о пропаже ребенка, видела мужчину и машину, и представление о ситуации сложилось само собой, а сознание добавило несуществующую деталь в виде детского кресла в автомобиле.

Не было его там, Кир лично видел. Его люди задержали того, кто напал на соседку, но даже без этого сомнений все равно не оставалось. Лену ранили в правую сторону груди и лишь потому она выжила. А вот я, не будь со мной Богдана, на сей раз получила бы пулю уже в сердце…

И нет, мне не сложно об этом говорить и вспоминать. Уже не сложно.

Они с Кириллом сумели уберечь меня тогда, смогут в случае необходимости и снова. Да, гаврики противные, тайком спелись за моей спиной, но гаврики любимые, причем горячо и много.

И если с Громовым нас и так было черта лысого разлить святой водичкой, то кое с кем другим, кажется, наладить отношения теперь будет очень сложно.

Да взять хоть сейчас — я ведь с ума схожу, всего лишь сидя с ним вот так рядом. А чувства проявить не могу, такое сложилось впечатление, что мы снова стали… друзьями.

— В таком случае, думаю, твой приезд стоит все-таки отметить, — как-то… хитро улыбнулся Богдан.

А мне вдруг стало как-то совершено не до шуток. Оттолкнувшись от машины, не смотря на блондина, я оперлась руками на верхний край бампера, машинально наклоняясь и разглядывая мощный, огромный двигатель «Мустанга». Уязвленное самолюбие, горечь от разлуки и вполне такая ощутимая боль от несбывшихся надежд вырвались язвительным ответом:

— Если только не мартини!

И вдруг…

На талию скользнула рука, ладонь легла на живот и резко прижала меня спиной к сильному, мужскому телу, напрочь сбив всю дыхалку разом. Сердце мгновенно зашлось в бешеном стуке, а шеи тем временем таким знакомым жестом коснулись горячие губы, негромко прошептав, целуя:

— Не мартини…

И, собственно, и все… Я задрожала вся и сразу!

Он помнил, мамочка моя… Он действительно все помнил! Тот день у меня дома, ни разу не трезвая я, мое настойчивое приглашение, его отказ — сейчас почти все повторилось!

— Или ты за рулем? — негромкий вопрос обжигал шею не хуже поцелуя, я даже зажмурила глаза, чувствуя, как натурально подгибаются колени… но ровно до тех пор, пока не сообразила, собственно, о чем вопрос.

И вот тут уже воспоминанье полоснуло болью по сердцу, невольно заставив замереть.

И он понял. Он как всегда всё понял!

— Анют? — меня тут же развернули, аккуратно обхватили лицо ладонями, пальцами поглаживая щеки. Так нежно, так привычно и знакомо, что по сердцу мгновенно разлилось долгожданное тепло. Да только…

— Меня привез Никита, — смотря ему прямо в глаза, такие яркие и голубые, которые все время помнила и так по ним скучала, все равно как-то невесело улыбнулась я. И нехотя призналась. — Я так и не смогла больше сесть за руль.

— А я-то все гадал, почему его не видно его у отца, — понимающе хмыкнул Богдан и, вдруг взял меня за руку. — Иди сюда.

Душа от этих слов дрогнула, я думала, что меня наконец сейчас обнимут… нифига! Меня зачем-то повели в обход машины. Недоумевая, собственно, что ему пришло в голову и на кой черт было портить такой момент, я молча дотопала следом за ним до угла.

Во имя всех мадгаскарских тараканов, что вообще происходит и на кой он стаскивает с темного силуэта в самом углу огромную белую тряпку?

Нет, я понимаю, что это защитный чехол — тут в гараже многие стояли под такими. И естественно, я догадывалась, что под ним окажется машина, какая-нибудь необычная и жутко дорогая.

И даже с легким любопытством подошла ближе… и не поверила своим глазам, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Вот так просто стояла, тупила, моргала, сжимала кулаки так, что побелели пальцы, боясь поверить и осознать.

Но я видела… Видела!

Хищная морда, характерные фары, широкий капот с воздухозаборником, низкая крыша, узкие зеркала и поблескивающая в свете ярких ламп краска того самого цвета черный металлик…

— Но… как?

Вопрос вырвался сам собой… а я все еще стояла, не в силах поверить. И даже не поняла, в какой момент подошел Богдан и обнял меня сзади, пристраивая свой подбородок на моем плече.

— Сгорел лишь внедорожник, — послышался негромкий ответ. — Твоя машина от огня почти не пострадала. Ее смяло, но… постепенно удалось восстановить. Мне хватило года.

А я молчала. Молчала, чувствовала дикий шок и ступор… И все-таки не могла в это поверить. Даже когда меня легонько подтолкнули в спину.

И я не знаю, почему, но я пошла.

Дрожащими руками коснулась такого знакомого прохладного металла на крыле, провела пальцами по нему, по узким зеркалам. Обошла кругом, медленно осматривая, подмечая малейшие, такие знакомые детали. Габариты на капоте, молдинги и то самое литье с резиной. Значок на багажнике между «стопарями», тот самый с крылышками летучей мыши. Взяла торчащие в двери ключи и, помедлив села внутрь.

Я не верила. Не верила в то, что я вижу. Никак!

Я просто не могла. Но… рука так привычно легла на большой руль с плетеной кожаной оплеткой, вторая коснулась панели пластика, велюра на сиденьях… и как-то совсем незаметно повернула ключ в замке. В ответ раздалось такое узнаваемое урчание сытого мотора. С теми же нотками, с теми же переливами. Нога нащупала педаль, двигатель взревел послушно и охотно… И я вдруг поняла, что это он.

Мой малыш. Моя машина…

Не другая. Не похожая. Не новая. Моя. Та самая единственная и неповторимая. С ее легким сладковатым запахом в салоне, паучком на зеркале над головой и даже той же магнитолой. Не знаю зачем, я на автомате полезла в бардачок… и обнаружила там документы. Маленькая черная кожаная папочка, а в ней техпаспорт и права. На мое имя.

Но апофеозом моей полной неадекватности стала найденная там же пачка тонких, легких сигарет… С ментолом!

Я не помню, как я вылетела из салона. Как встала на ноги, как бежала. Я просто влетела с размаха в него, обхватывая его за шею, чувствуя, как по щекам стекают не сдерживаемые слезы.

И уже плевать там было на холодность и нелепость встречи, долгое ожидание и разлуку, непонимание, неловкость… сейчас далеким лесом пошло всё и абсолютно!

Для меня существовал только он, Богдан. Такой понимающий, заботливый, любимый. Он знал меня, он понимал, как для меня это важно, он отпустил меня, когда это было нужно. Он ждал меня все это время, помнил, не забыл… И более того, преподнес такой подарок, на который я не рассчитывала никогда в жизни!

И я еще в нем сомневалась, Господи… да как же я могла?

А потом меня поцеловали. Обнимая одной рукой за талию, вторая уверенно легла на затылок под волосами… Совсем как тогда. Нежно, бережно и аккуратно. С ноткой уверенности, власти, давая понять, что не причинят вреда. А я стояла, таяла в его руках, ощущая наконец-то самый желанный во всем мире поцелуй с привкусом крепкого дорогого табака и нотками все той же пряной вишни…

— Я скучал, Анют, — едва меня отпустили, я получила долгожданное признание. И улыбку. Такую знакомую, настоящую улыбку! И не смогла не улыбнуться в ответ:

— Я тоже…

— Богдан Максимович, — вдруг раздалось негромкое покашливание где-то сзади. — Прошу прощения, что отвлекаю… но там курьер ждет. Надо в документах расписаться.

У кого-то после этих робких слов на лице проступило явное желание убивать, а я, хихикнув, обнимая его за талию, уткнулась в его грудь носом.

Нет, ребятушки… Разговоры по душам, это, увы, с Богданом явно не наше!

Блондину пришлось меня неохотно отпустить, а я, украдкой шмыгнув носом, отошла к своей (своей!!) бибике. Достала из нее пачку сигарет и зажигалку, закурила, заглушила двигатель, украдкой вытирая слезы… Не преставая при этом откровенно улыбаться, как полный, но счастливый до безобразия дурак!

Однако мое счастье померкло чуть-чуть, когда Богдан вернулся к машине. И ладно, документы, но мое внимание привлек конверт в его руке, очень уж характерный для авиабилета.

И вот честное пионерское, я сама не поняла, как мои ловкие кровожадные лапки завладели насторожившей меня бумажкой — скорое всего блондин просто от меня такой наглости не ожидал.

Но и спорить не стал, с усмешкой наблюдая, как я, опираясь на бампер пятой точкой, открываю не приглянувшийся мне почему-то конверт.

Просто вдруг как-то… неприятно стало, что Богдан собрался куда-то уезжать.

— Так-так-так, — разворачивая бумажку, притворно-ехидно пропела я, вчитываясь в печатные строки. — И куда же навострил лыжи сам господин Полонский? Вылет такого-то, угу…

И тут я замолчала, чувствуя, как глаза активно попрыгали на лоб. Перечитала еще раз, увидела знакомую дату, подумала… И перевела обалдевший взгляд на откровенно усмехающегося Богдана:

— Порт-Луи? Маврикий?!

Он просто кивнул. А, я… я даже не нашлась что сказать, вот так вот сразу!

— Ты, — я резко выдохнула, сворачивая билет. Убрала его подальше к лобовому стеклу, затушила кедой сигарету и попыталась выразить свой гнев, сложив руки на груди. — Ты… ты все это время знал, да? Тебя тоже пригласил Эрик и ты знал, что я там буду?!

А этот… как бы его так назвать, чтоб не обидеть, небрежно бросил конверт с документами на соседнее авто, молча и спокойно подошел поближе…

И как-то вдруг моя пылающая праведным гневом личность оказалась прямо на капоте лежащей! А надо мной нависли сверху, прижали руки к прохладному металлу над головой и усмехнулись так… чертовски обаятельно:

— Я предупреждал, что я не железный, Анют. Помнишь?

И что-то у меня в груди застыло от восторга. Я посмотрела в его потемневшие глаза, машинально облизнула пересохшие губы… И все. В них тут же впились жадным, быстрым поцелуем!

Просунув руку под спину, заставляя прогнуться в пояснице, прильнуть к нему всем телом, прижать к себе, обхватив за шею, целуя в ответ так же жадно и сильно. Невыносимо крепко, быстро, страстно…

Крыша сразу сказала «пока» и, вздохнув, поплелась паковать чемоданы.

Да только и это безумие не продлилось слишком долго. Всего лишь несколько слишком быстрых минут, от которых желание в венах загорелось огнем, заставляя сердце судорожно биться. А затем, чья-то настырная ладонь, скользнувшая по бедру под мою юбку, вдруг дрогнула… и замерла, остановившись.

— Анют… — на меня посмотрели с такой смесью улыбки с укоризной, что сдержаться просто не хватило сил. — Чулки?..

Моя ни разу не раскаивающаяся в содеянном светлость принялась с открытым любопытством рассматривать гаражный потолок.

Застонав, мой любимый и неповторимый во всех смыслах мужчина уткнулся носом в мою шею, обреченно признавая:

— Нет, ты не оторва, Анют. И даже не чудище. Ты одна сплошная рыжая беда!

Не выдержав, я расхохоталась.

Ну да, тут прав… Золушки из меня не вышло! Сама вся до сих пор в работе, принц на самом деле оказалось тем еще конем, место злой мачехи занял алчный папуля, а доброго родного отца с лихвой заменил мне найденный когда-то бомжик. Вместо злых сестриц так и остались привычные рокеры, а старое авто вместо кареты восстановила моя любимая фея-крестная. А что до туфелек… там мне всегда было удобнее в обычных кедах.

Ну, собственно, как я когда-то и говорила — ну всю сказку испоганили, ироды!

— Анют, — чуть позже, когда я отсмеялась и поднявшись, осталась сидеть на капоте своего малыша, крепко прижимая меня к себе, вдруг позвал Богдан. — Я уже говорил, что люблю тебя?

— М-м-м, — я весьма неохотно оторвала свою голову от его груди, на которой тихо балдела, вдыхая такой знакомый, ни с чем несравнимый запах одеколона, табака и вишни. И вдруг улыбнулась. — Нет. Как-то сию ценную информацию ты умудрился утаить, ограничившись всего лишь френдзоной, шантажом, похищением, разборками со всеми подряд, отсутствием целых полтора года, а потом…

А потом мне заткнули весьма традиционным и действенным способом. То есть поцелуем. Крепким, сладким, глубоким и одновременно нежным — таким, что всерьез закружилась голова. И когда меня, наконец, отпустили, связно мыслить получилось далеко и не сразу!

— Так нечестно, — тихо прошептала, когда мое лицо обхватили ладонями, пальцами поглаживая щеки и с смотря с такой любовью, в которую и поверить было сложно. Но я смотрела в эти почти синие глаза, терялась в них, тонула… и понимала, что вполне возможно.

Да еще как!

И меня поцеловали снова. Нежно-нежно. Да так, что слезы навернулись на глаза.

А следом ухо обжег громкий шепот, как прежде одним словом доводящий до умопомрачения:

— Моя…