Как говорится, незнание законов не освобождает от ответственности перед ними…
Взглянув на донельзя огорченное лицо Стаса, мама Лены мягко взяла его за руку и успокаивающе улыбнулась:
— Ну что ты, Стасик! Мы вовсе тебе не отказываем! Просто обязаны предупредить…
— Поставить в известность, — почел за нужное вставить и свое родительское слово Будко-старший.
— Да, — подтвердила мама. — Лена серьезно больна. Она теперь инвалид. Причем, первой группы, когда за человеком требуется уход, и даже государство оплачивает, скажем, бесплатный проезд сопровождающему такого в поезде… А тебе ведь еще надо учиться.
— Ну и что? — возразил Стас. — Буду совмещать приятное с полезным!
— Ты думаешь, это будет так просто? — покачала головой мама Лены. — Часть времени теперь тебе придется жертвовать на то, чтобы помогать своей жене. Она ведь даже готовит и то с трудом — сколько уже раз серьезно резала себе пальцы и обжигалась у плитки… Ни читать, ни писать она уже не может. А если и читает, то потом мучается от сильнейшей головной боли… Ходить должна с тросточкой. Быть на постоянном учете у окулиста. А это значит, тебе придется часто водить ее в больницу. Есть еще и более серьезные проблемы, которые могут возникнуть, когда вы решите завести детей. Но о них я пока даже не хочу говорить, чтобы не портить вам праздника. Страшно… Да и надеюсь, что твоему папе с его связями в медицинском мире удастся хоть немного помочь ей… Хотя бы остановить прогрессирование этой болезни. Вот, собственно, то, что было нашим долгом сказать тебе.
Стас понимающе кивнул и сказал:
— Ну что ж, откровенность за откровенность! Если честно, то я не собирался так быстро жениться на Лене. Хотел сначала окончить хотя бы университет. Устроиться на настоящую работу. Но после того как она тогда позвонила мне, и я едва не потерял ее… я понял, что без нее не смогу не то чтобы учиться и работать, но даже жить! Вот поэтому я здесь и не уеду отсюда без нее. Если вы, конечно, благословите нас…
Дверь в комнату отворилась и, налетая на угол стоявшего у входа шкафа, вбежала Лена.
Со стоном потирая коленку, она подняла голову, сильно прищурилась и, увидев Стаса с родителями, беседовавшими о чем-то явно серьезном, испугалась:
— Ой, я не помешала?
— Нет, скорее, наоборот! — жестом поторопил ее заходить Будко-старший.
И, видя, что дочь этого не заметила, сам подошел к ней, взял за руку и подвел к Стасу.
А мама сказала:
— Вот, твой Стасик просит у нас отдать тебя ему в жены. И нашего родительского благословения!
— Так ведь мы же обручены! — удивилась Лена.
— Все верно, — согласилась ее мама. — Но то, так сказать, был подготовительный шаг, после которого вам было дано немалое время все хорошенько обдумать и подготовиться. А это уже окончательный и бесповоротный. Ведь Христос говорит: того, что Бог соединит, человек да не разлучает. Сама-то ты как — согласна?
— Я-а?! — с готовностью начала Лена и вдруг хитро улыбнулась: — А мне Стасик пока еще никакого предложения не делал!
— Разве?! — удивился Стас. — Вот поэты пошли!..
Он согнал с лица улыбку.
Сделался невероятно серьезным и искренним.
Встал перед Леной на одно колено и протянул правую руку:
— Предлагаю тебе свою руку и сердце. Согласна ли ты выйти за меня замуж?
— Да… — прошептала Лена, вкладывая свою шершавую от домашних работ ладошку в не по-мужски мягкую, непривычную ни к какому труду, кроме умственного, ладонь Стаса. — Да! Да!!!
— Ну вот все и решилось, — улыбнулась мама Лены. — Мы, разумеется, чем сможем, будем вам помогать! Посылочки присылать.
— Деньгами! — добавил Будко-старший.
— Зачем? — удивился Стас.
— Ну, вдруг комнату снимать придется?
— Зачем?! — повторил Стас. — У нас же есть пятикомнатная квартира!
— Ну, мало ли что в жизни бывает, — вздохнула мама Лены. — Проблема живущих совместно родителей и детей стара, как мир. Поэтому дети часто хотят жить отдельно…
— На этот случай есть наша старая двухкомнатная квартира, с холодильником, мебелью, стиральной машиной, — сказал Стас. — Она нотариально, в день моего совершеннолетия, оформлена на меня. Правда, мы ее сейчас сдаем. Но ничего, попрошу квартирантов съехать!
— А жить тогда, если вдруг отделитесь — на что? — подал голос Будко-старший.
Стас и на это ответил уверенно и спокойно:
— У меня есть работа. Консультантом в большом антикварном магазине. Плюс свой сайт, по которому я продаю античные монеты. Конечно, деньги лопатой не гребу. Но на жизнь нам с Ленкой на первых порах более чем достаточно. Надо будет больше — еще что-то придумаю!
— Видишь, мать, значит, отдаем нашу дочь серьезному и уже способному обеспечить ее человеку! Хотя мы все равно будем им помогать! Хотят они того или нет! — сказал Будко-старший.
— Да, — подтвердила мама Лены. — Сейчас мы благословляем вас…
Родители по очереди торжественно перекрестили и поцеловали детей.
— А потом, в храме, как положено, подарим икону!
— Ну а пока, можете немного отдохнуть и посекретничать перед ужином! — подмигнул дочери отец и, снова видя, что она не заметила этого, вздохнул и показал жестом жене, что теперь им лучше всего уйти.
Оставшись наедине со Стасом, Лена радостно, но не без тревоги сказала:
— Ну вот, слава Богу, с моими все решено. А что твои скажут? Без их благословения я тоже не согласна!
— Ничего, — уверенно успокоил ее Стас. — Уговорю. Да они, собственно, и не должны быть против.
— Все равно я твою маму боюсь… — поежилась Лена.
— А мы ей пока ничего и говорить не будем!
— Так она ж сразу по моим очкам все поймет!
— Не поймет. Мы с вокзала первым делом заедем в оптику и закажем тебе модные, на половину твоего лица — очки. Такие, что и разобрать будет нельзя, что они с большими диоптриями.
— А денег-то хватит? — засомневалась Лена.
— Конечно! — засмеялся Стас и принялся доставать деньги, которые лежали у него в карманах.
Вместе с ними на пол выпал и диктофон.
— А это что? — увидев его, заинтересовалась Лена.
— Да так — диктофон! — махнул на него рукой Стас. — Купил в надежде книгу на него надиктовывать. Да только ничего не вышло!
— Почему?
— Понимаешь, пока обдумываю — в голове все четко и ясно: прямо целыми главами. Половина книги уже готова. А как только его к губам подношу, так сразу все забывается. Самый лучший ведь выбирал. Теперь одна только от него может быть польза — музыку слушать. Ведь он наполовину плеер.
— А сколько он записать может? — не обращая внимания на последние слова Стаса, уточнила Лена.
— У-у, часов сорок в режиме улучшенной записи, — протянул Стас. — А если послабее поставить, то чуть ли не на все сто!
— То есть на твою книгу хватило бы? — для чего-то упорно продолжала допытываться Лена.
— На пять таких книг! А если время от времени, сведя на бумагу текст, очищать память, то и на все сто! Только толку-то от всего этого…
— А знаешь что, подари его мне! — вдруг попросила Лена.
— Зачем?
— А… музыку слушать! Церковные хоры… классику… Особенно длинными московскими вечерами, когда ты будешь пропадать в своем университете! Ты же мне поможешь все это в него закачать?
— Конечно! Бери! — обрадовался Стас. — Тем более, это очень даже символично! Ведь в день нашего знакомства ты так просила дать тебе хотя бы подержать плеер, смешно называя его «блеером», потому что он, как тебе казалось, блеял, словно коза у вашей соседки!
— Надо же, совсем не помню… — с сожалением покачала головой Лена. — Маленькая была, глупая…
— Зато вон теперь какая миленькая и умная! — ласково посмотрел на нее Стас и шутливо спросил. — А ты мне что на свадьбу подаришь?
И услышал в ответ:
— А я уже тебе и так себя подарила. Всю, без остатка! Нет — и… еще один подарок будет за мной. Только не спрашивай пока, какой… Я еще сама не уверена, что смогу сделать его, но очень, очень надеюсь на это!
5
— Леночка, пожалей Ваню! — вступилась за сына мама.
Ужин Ваня сразу назвал военно-семейным советом.
Сокращенно — ВСС.
Семейным — потому что на нем остались только одни родители и дети.
Все те, кто приходил поглядеть на Ваню и поздравить его с возвращением и… женитьбой, почти тут же деликатно удалялись, ссылаясь на срочные и неотлагательные дела.
Понимали, что отцу с матерью в первый вечер хотелось побывать наедине с сыном и, тем более, его неожиданной женой.
А военным Ваня назвал ужин, так как на нем решались стратегические задачи (СЗ) предстоящей свадьбы, от которых уже будет зависеть определение тактических задач (ТЗ).
То есть количество приглашенных.
И их поименный состав.
Что касается его с Викой — тут проблем не было.
Играй свадьбу — хоть завтра!
Другое дело — Стас с Леной.
— Докладываю! — подыгрывая другу, шутливо привстал Стас, пока Лена накладывала ему полную тарелку всяких вкусностей. — Я тут немного поискал в вашем интернете… И обнаружил, что обязательный месячный срок перед росписью в ЗАГСе сокращается в случае, если невеста, так сказать, в положении и представляет соответствующую справку…
— Это нам еще рано! — категорически заявила Лена.
— Естественно, — кивнул Стас и продолжил: — Далее. Если жених — солдат срочной службы и в краткосрочном отпуске.
— Я бы тебе дал свой военный билет, но… — неуклюже пошутил было Ваня, но осекся под уколовшим его взглядом жены.
— Одним словом, второй пункт тоже не подходит, — подытожил Стас. — Остается одно…
— Начать ужинать! — подхватила Будко-старшая. — И уже за едой продолжать разговор! Ничего крепкого, как я понимаю, пить сегодня никто не будет: папа свою жизненную норму уже выпил, Ване нельзя. Стасик…
— А Стасик чем хуже? — удивилась Лена. — Ему можно, но… не нужно!
— Тогда — приятного всем аппетита! — пожелала всем ее мама.
И гости-хозяева — с морозца да после бани — принялись воздавать честь тому, чем до отказа был заставлен стол.
— Ум-мм! — первым похвалил куриный суп Ваня. — Вкусно-то как! Одного только не хватает… Викуся, дай мне ХСМ!
— Чего? ГСМ?! — поперхнулась Лена. — Ты что — в армии бензин пить научился?!
— Да не ГСМ, а ХСМ — хлеба с маслом он просит! — с сожалением посмотрела на нее Виктория.
И протянула мужу кусок хлеба и масленку.
Лена отобрала у нее их, сама аккуратно намазала бутерброд маслом и протянула его брату.
— Ешь, Ванечка! А мне… Вика, дай, пожалуйста, ПСК, а ты, Вань, Стасику — ПСП!
— Чего-о? — в один голос уточнили Ваня с Викторией.
— Вот непонятливые! — удивилась Лена. — Я же на вашем языке прошу: дайте мне пирожок с капустой, а Стасику — с повидлом!
— А-а, — протянул Ваня. — Так бы и говорила!
А Лена не унималась.
Только и слышалось:
— Дайте ЛС…КДК… МГДС…
— Ломтик сыра… кусок докторской колбасы… маринованных грибов для Стаса, то есть для меня, — переводил мгновенно понимавший ее Стас.
— Все! Хватит! — сдаваясь, наконец, поднял обе руки Ваня. — Мне в казарме и на плацу все это надоело, что, прикажете еще и дома выслушивать?
— Да, Леночка, пожалей Ваню! — вступилась за сына мама.
— Хорошо, больше не буду, — кивнула та, но все же, не удержавшись, с хитринкой в глазах добавила: — Чи-Тэ-Дэ!
— Чего? — снова не понял Ваня.
И Лена победно объяснила:
— Что и требовалось доказать!
6
— А это не будет ложью? — насторожилась Лена.
Ужин продолжался.
Только, благодаря стараниям Лены, превратился из военного совета в обычный мирный, хотя и действительно очень важный разговор.
— Так что ты, Стасик, начал про ПТ, я хотел сказать, пункт третий говорить? — поправился, перехватив насмешливый взгляд сестры, Ваня.
— То, что еще быстро могут расписать тех, кто должен срочно ехать за границу, — ответил ему Стас и вдруг забормотал: — Постой-постой… как же я сразу не догадался… у меня как раз есть вызов на студенческую олимпиаду в Англию… открытая виза, и если мы предъявим все это в ЗАГС… ах ты, — с досадой воскликнул он. — У меня ведь загранпаспорт и вызов дома остались…
— Так пусть твои родители привезут! — сказал Ваня.
Стас отрицательно покачал головой:
— Во-первых, их нужно сначала подготовить, потом все рассказать, объяснить, пригласить.
А это — время…
— Которого у нас нет! — поддакнула Виктория.
— Викуся, к сожалению, права… — вздохнув, согласился Ваня.
— А что если к Григорию Ивановичу за помощью обратиться? — подал голос Будко-старший.
— Да чем может помочь староста храма? — безнадежно махнул рукой Стас.
— О-о! — протянула Лена. — Так ты еще самой интересной новости не знаешь! Григорий Иванович ведь уже не живет в Покровском!
— Как это? — ахнул Стас. — Он что — в райцентр переехал?
— Бери выше! — подал голос Будко-старший. — В областной. И большой человек там теперь!
— Неужели секретарем архиерея стал?
— Нет, он у нас — губернатор!
— Что?!
Лицо Стаса вытянулось.
Причем не столько удивленно.
Сколько от разочарования.
Помнится, бывший чиновник высокого ранга Григорий Иванович, его сосед по приобретенному родителями под дачу деревенского, а потом, когда в Покровке восстановилась церковь — сельского дома, говорил, что ни за что не променяет теперь бесценный дар обретенной веры на любую — даже президентскую власть.
И вот — пожалуйста…
Не устоял даже такой, казалось бы, уже несокрушимый никакими жизненными соблазнами человек!
— Он не хотел! — заметив, как изменился Стас, принялась заступаться за Григория Ивановича Лена. — Но народ его упросил. Наши, православные люди. Надоел сплошной беспредел. В конце концов, отец Михаил благословил его, и он согласился.
— Ну… тогда можно попросить его дать указание заведующей ЗАГСом, чтобы она приняла наше заявление, а документы мы представим в день росписи! — мгновенно сообразил Стас.
— А это не будет ложью? — насторожилась Лена.
— Да ты что — все документы настоящие, разница лишь в том, завтра мы их подадим или на три дня позже. Нас, конечно, без взятки и слушать не станут. (Но на взятку Лена не пойдет). А вот губернатору не откажут!
— Голова-а! — с уважением посмотрел на Стаса Ваня. — Наш НШ, прости, Ленка, начальник штаба — просто младший сержант по сравнению с тобою! — и, обращаясь уже к сестре, добавил: — Даже я тебе говорю: это пустая формальность!
— Ну тогда я согласна! Только, Стасик, чтобы все было по-честному, ты обязательно должен будешь съездить на эту олимпиаду и выиграть ее! — предупредила Лена.
— Во чудные! — покачала головой Виктория. — Да вы же знаете, какая дорогая Москва, с такими претензиями вы в ней и трех дней не проживете!
— Конечно, трех — не проживем. Потому что гораздо больше собираемся, правда, Стасик? — сказала Лена и, доставая телефон, спросила:
— Давай позвоним губернатору?
— Губернатору?! — во все глаза уставилась на нее Виктория.
— А что тут такого? — удивилась Лена. Попросила Стаса помочь ей найти нужное имя и нажала зеленую кнопку. — Григорий Иванович? Да я, я… Причем, не одна! Представляете, Стасик приехал! Мы с ним, наконец, распишемся и повенчаемся. И я рада, что вы рады!
Лена коротко передала Григорию Ивановичу их нужду, дала отбой и сказала:
— Попросил подождать три минуты.
Ровно через три минуты телефон Лены заиграл известную мелодию «Я тебя никогда не забуду!»
— Слава Богу, все будет сделано даже не в три, а в два дня! — выслушав Григория Ивановича, радостно сообщила она. — Завтра мы со Стасиком подаем заявление. Роспись назначена прямо на эту субботу. Значит, венчание — я думаю, уж кто-кто, а отец Михаил не откажет нам в этом — в воскресенье! И обе свадьбы, как мы и хотели, сыграем в этот же день!
7
Стас положил ладонь на вздрагивавшие плечи друга…
После того, как был определен круг гостей…
А в него вошли — родители Стаса, с которыми он пообещал договориться сегодня же вечером.
Сам Григорий Иванович.
Ник.
Рита.
Все, кто только пожелает из своих, Покровских.
И даже соседских Кругов.
Владимир Всеволодович.
И даже известный театральный режиссер и актер Молчацкий, который, узнав из звонка Стаса обо всем, сразу согласился быть тамадой на свадьбе…
Мама подала чай с тортом.
И все решили немного передохнуть от обсужденных дел.
Ваня незаметно подмигнул Стасу с сестрой.
«Мол, выручайте!»
Лена, разумеется, этого не увидела.
Тогда Стас наклонился к ее уху.
Что-то шепнул.
И она, выждав небольшую паузу, сказала:
— Стасик, ты почитал бы нам что-нибудь из своих стихов… А то ведь мы тебя только по телевизору — со сцены Кремлевского Дворца и видим!
— А Викуся вообще еще ни разу не слышала! — поддакнул Ваня.
— Как? — изумилась Виктория, невольно обращаясь к Стасу на «вы». — Вы на таком уровне выступаете? Так устройте нам поэтический вечер!
И с самым живым интересом приготовилась слушать.
Стас, несмотря на то, что все предлагали ему читать сидя, поднялся из-за стола и ровным, слегка задумчивым голосом начал:
Сея секунд семя,
Стрелка ползет по кругу,
Следом за ней — подруга.
Вот и прошёл час.
Знаешь, за это время
Можно сходить к другу,
Или предать друга,
Даже — увы! — не раз.
Сея часов семя,
Стрелки идут в дорогу.
Бесконечна дорога,
Хоть и краток завод.
Знаешь, за это время
Можно прийти к Богу,
Или забыть Бога...
Вот и прошёл год!
Сеют годов семя
Стрелки в жару-стужу,
Через моря-сушу —
Так вот пройдёт век.
Знаешь, за это время
Можно сгубить душу,
Или спасти душу
Вечную — и навек!
— Как красиво… — прошептала Виктория. — Вроде стихотворение и в то же время — словно бы — песня!
— А смысл-то какой! — подтвердила, начиная клонить к главному, Лена. — Что жизнь нам дана для того, чтобы пройдя по этой временной, как и все на ней, земле, быть потом вечно на Небесах!
— Ну, это еще как сказать! — возразила Виктория. — Ведь оттуда же никто не возвращался!
— Почему? — удивился Стас. — Тому есть множество свидетельств, начиная с Евангелия! Со слов Самого Христа! А сколько сейчас издано и переиздано книг, в которых масса рассказов очевидцев и самих возвратившихся к жизни после смерти людей, причем, подтвержденных авторитетными учеными, медиками. А главное: с деталями, которые невозможно придумать, и переданные языком всех сословий, от крестьян до князей, который, это я заявляю вам, как филолог, просто невозможно подделать!
Виктория открыто зевнула.
И заметивший это Ваня быстро попросил:
— Стасик! А почитай балладу про молоденького майора!
— Да! — сразу оживилась Виктория.
— Когда я воевал, это было самое любимое наше стихотворение!
Стас собрался выполнить просьбу друга.
Но передумал.
— Ты сам почитаешь его Вике! — сказал он. — Его без труда можно найти в интернете[7]. А я лучше почитаю то, что написал, пока ты там воевал…
И, не дожидаясь согласия друга, чуть громче и выразительней, чем предыдущее стихотворение, принялся читать:
Как трудно, встав, идти под пули,
Когда вся жизнь лишь началась,
И в Омске, Томске или Туле
Тебя невеста заждалась!
Упасть бы, долг забыв солдата,
Зарыться в землю и молчать…
Но там, куда ведут, — ребята,
Которых надо выручать.
Над головою — как обрили! —
Промчался трассера пунктир:
Война, что б там ни говорили!
А дома — выходной и… мир.
Весь город спит, хоть спать негоже,
Когда звонят колокола…
Колокола?! О, Боже, Боже!
Дай добежать мне до угла!..
Стас оглядел сидевших за столом…
Ваня, тяжело опираясь локтями о стол, крепко зажал лицо своими изуродованными ладонями.
Его мама, не с силах сдержать себя, плакала.
Отец трудно глотал слюну.
Лена застыла, словно боясь дышать.
Даже Виктория и та на миг стала сама собой — чуть отклонившись назад, она смотрела на Стаса притихшая и открытая…
А тот продолжал:
За углом — дом.
А в дому том:
Гильзы от автомата
И… распятое тело солдата.
На груди крест
Из родных мест.
Руки-ноги прибиты.
Но глаза голубые открыты.
«Потерпи, брат!»
Только солдат
Прошептал: «Не снимайте!
Так и уйти мне дайте…»
«Шок! — сказал док[8]. —
Бредит браток!
А ну, осторожно, ребята,
Давайте снимать солдата!»
А в ответ: «Нет,
Это не бред!
Мне хорошо, поверьте,
Здесь нет ни боя, ни смерти!
Я ведь с креста
Вижу Христа!»
Хотел врач укол поставить,
Но ротный сказал: «Отставить!..»
Стас сделал новую паузу.
И положил ладонь на вздрагивавшие плечи друга…
Как трудно жизнь переосмыслить
В водовороте городов:
Ведь веру цифрой не исчислить,
Не испытать рассудком слов.
От Бога, словно озаренье,
Она приходит к нам сама,
Внезапно всякое сомненье
Прогнав из сердца и ума.
Она приходит, словно милость
В болезни, скорби, тесноте,
Или, как это вдруг случилось —
С тем самым парнем на кресте.
Его друзья, вернувшись с боя,
Направились в походный храм
И вместе с ротным до отбоя
Все, как один, молились там.
— Надо же, почти как у нас… — с трудом вымолвил Ваня.
— А это и написано на основе подлинного случая, — подтвердил Стас.
После этого все долго молчали.
И, наконец, Виктория спросила:
— А вы что, читаете только свое?
— Нет, не только! – ответил Стас.
— И все — обязательно связанное с духовным? Разве нельзя без этого?
— Нет, — решительно сказал Стас. Если мы уж заговорили на поэтическом языке, то моя позиция выражена следующими словами:
Взирая на жизненную панораму,
Я прихожу к такому итогу:
Что за дорога, если она не ведет к храму?
Что за слово, если оно не ведет к Богу?..
— Ой, только не надо! — поморщилась Виктория. — Ведь договорились, что отдохнем. А сами… Можно о чем-то просто мирском и житейском? Разве мало других тем? Ну есть же что-то другое в жизни — тоже важное и насущное?
— Есть!
Стас переглянулся с Леной.
Оба они разом поняли, что больше такой возможности может уже не представиться.
Кивнули друг другу.
И Стас сказал:
— Пожалуйста. Стихотворение называется «Поздняя встреча»…
— Вот это совсем другое! Многообещающее название. Прямо как в бульварном романе! — одобрила Виктория.
— Давай! — подбадривающе погладила руку Стаса Лена.
И тот — эта баллада всегда давалась ему с немалым трудом, обычно горло то и дело перехватывало во время ее чтения — начал:
Жил-был малыш по имени — раб Божий.
Не шевелясь, не открывая век,
Еще на человека не похожий,
Но чувствуя уже, как человек.
Он слышал всё, что рядом говорится
О горестях и о своей судьбе,
И так хотел скорей пошевелиться,
Чтобы напомнить маме о себе!
А мама шла куда-то торопливо.
И он, всецело доверяясь ей,
Всё торопил ее нетерпеливо:
Скорее, мамочка, пожалуйста, скорей!
Он ждал с надеждой, что прогулка эта
Ему откроет то, как мир хорош.
Но вместо долгожданного рассвета
Увидел страшный медицинский нож…
Застигнутый, как пойманная птица,
Он закричал бы, если бы умел…
И первый раз сумел пошевелиться —
Все то, что в этой жизни он успел…
И он летел: ведь смерти нет на свете!
И утешало бедного одно:
Что с мамой на одном для всех Рассвете
Он встретится однажды все равно!
Она его с виной непоправимой
Тогда прижмёт с раскаяньем к себе…
И тут уж он расскажет ей, родимой,
О горестях и о своей судьбе…
Стас с Леной ожидали, что Виктория сейчас зарыдает или, в крайнем случае, бросится вон из комнаты.
Чтобы, по своей гордыни, сделать это так, чтобы никто не видел.
Но она словно ни в чем не бывало, правда, слегка озадаченно, дослушала до конца и с удовольствием принялась есть торт, запивая его успевшим остыть чаем.
Изредка бросая в сторону Лены косые взгляды.
Ваня тоже с недоумением посмотрел на Стаса: зачем такое стихотворение? Тем более при беременной, то есть очень ранимой женщине. Мало ли что ли у тебя других — о храме и вере?
Стас только лишь головой покачал.
Ну Ваня ладно…
Он ничего не знает.
А вот Виктория…
И, неотрывно глядя прямо на нее, он прочитал самое короткое за весь этот вечер, но, пожалуй, ничем не менее важное и большое, чем другие, стихотворение:
Как мы наивны и беспечны,
Всё кажется, что будем вечны.
Да, вечны. Но такая вечность —
Лишь наказанье за беспечность!
8
Стас вошел в свою комнату и тяжело опустился на диван.
После ужина все еще допоздна посидели, поговорили, но — пора и честь знать! — Стас в сопровождении Вани с Леной отправился к себе домой.
Виктория, которую Лена уже называла, разумеется, за глаза, чтобы не обиделась, «Викуксей», сказала, что устала и, как ни приглашал ее Ваня прогуляться перед сном на свежем воздухе, наотрез отказалась.
— А я не хочу-у! Мне это не нра-равится! — только и слышалось капризное из приоткрытой двери в Ванину комнату.
Стас вспомнил свое давнее: «А мне все равно!»
Без которого он просто не мог жить.
Подумав, что и тут история повторяется.
Так что со временем, как знать, есть все основания, что Вика изменится благодаря Ване, и еще далеко не все потеряно!
Но пока, на этот раз они пошли втроем.
Дом, который лет десять назад родители Стаса купили под дачу, был совсем рядом.
Всего две-три минуты небыстрым шагом.
Но Стас с Леной, не в силах расстаться, предложили Ване пойти вокруг села.
Тот, понимая их и в то же время стремившийся к молодой жене, немного помявшись, вынужден был согласиться.
Все-таки друг — есть друг.
Стас с Леной, не обращая внимания на то, что Ваня постоянно поторапливал их, шли, еле-еле передвигая ноги.
Иногда останавливаясь под фонарями.
Разговаривая…
Разговаривая…
Словно пытаясь наверстать упущенное.
И с каждым шагом идя все медленнее.
Но, как ни длись любая дорожка, закончилась и эта.
Трое давних друзей к великому облегчению выполнившего долг Вани, в конце концов, встали перед небольшим деревянным домом, обнесенным старым, покосившимся забором.
— Его я тебе, если не в этот приезд, то в следующий обязательно подправлю! — на радостях пообещал Ваня. — А дом — ничего! Вполне еще хороший!
— Да, что бы ты понимал! Это не просто хороший, а самый лучший дом на земле! — воскликнула Лена. — Правда, Стасик?!
— Еще бы! — согласился он.
Ведь благодаря этому дому они и познакомились, когда ему с Ваней было по двенадцать лет, а Лене и того меньше.
Чуть больше восьми…
Как все-таки, хоть это и банально звучит для будущего писателя — одно оправдание, пишущего на исторические темы — быстро летит время!
В доме горело одно окно.
Стас вопросительно посмотрел на Лену.
— С тех пор, как ты разрешил сделать этот дом гостиницей для паломников к могилке отца Тихона, он почти никогда не бывает пуст, — объяснила она. — И, как я ни старалась, многое в нем изменилось. Да ты сам все сейчас увидишь.
— А мы пойдем, даже входить не будем! — добавил Ваня.
— Но надо же все-таки предупредить, что хозяин приехал! — так и не в силах расстаться со Стасом, умоляюще попросила Лена.
Но терпение Вани иссякло окончательно.
— Это не КПП, в смысле, не контрольно-пропускной пункт, вход сюда всем открыт! — уже командирским голосом сказал он. — В крайнем случае, подумают, что он тоже паломник!
— Ну да, конечно, как же — Викукся заждалась! — нахмурилась Лена.
— Я, между прочим, тоже! — напомнил Ваня.
Лене только и осталось, что горько вздохнуть.
Она тоже хорошо понимала брата.
Незаметно от него она быстро поцеловала Стаса в щеку и теперь уже под руку с братом, то и дело оглядываясь, хотя, конечно, и не могла видеть своего любимого, пошла по самой короткой дороге.
Стас проводил их долгим — пока они не скрылись за поворотом — взглядом и вошел в дом.
Бросил на знакомую вешалку вязаную шапочку.
Повесил куртку.
Огляделся…
В коридоре и на кухне все оставалось почти по-прежнему.
Даже запахи были теми же.
Зато в родительской комнате…
Он даже не узнал ее, открыв туда дверь.
В ней — не иначе, как со всего села сюда собрали — стояло так, что почти не было прохода, не меньше трех диванов и пяти старых деревенских кроватей.
На одной из них сидел худощавый высокий мужчина, читавший книгу.
Увидев Стаса, он встал, вежливо поздоровался и, заметив, что тот собирается пройти дальше, сказал:
— Простите. Там — комната хозяина дома, и ее, как мне сказала девушка в очках, которая меня сюда вчера определила, разрешается занимать только, когда больше нигде нет места!
— А я и есть хозяин! — улыбнулся Стас. — Бывший, конечно.
И виновато добавил:
— Просто пошел туда по старой привычке. Да и хочется, честно говоря, взглянуть, как там…
— А, ну тогда, конечно, конечно! Я ведь не знал — простите! — еще раз извинился паломник.
— Да ничего страшного… — пробормотал Стас.
Только теперь он почувствовал, как устал…
Вошел к себе.
Не включая света, тяжело опустился на кровать.
Собрался сразу раздеться и лечь.
И…
Так и подскочил от радостного гортанного крика, идущего откуда-то со стороны окна:
«Добр-рое утр-р-ро!»
— Ой, простите! — извинился Стас.
Вернулся к выключателю.
Зажег свет.
Странно: никого.
«Добр-р-ое утр-ро!» — снова поприветствовал его тот же голос.
И только тут Стас увидел сидевшую на карнизе маленькую черную ворону.
Или большого грача.
Он не очень хорошо разбирался в орнитологии.
Но благодаря логике быстро сообразил: грачи прилетают весной.
Картина еще такая есть: грачи прилетели.
До весны еще далеко.
И значит, это — ворона.
Только какая-то странная.
И, вроде бы, как немного горбатая.
«Добр-рое утр-р-ро!» — уже словно слегка разочарованно в третий раз сказала ворона.
— Так вечер вроде уже, и даже ночь! — усмехнулся Стас. — Залетела, что ли, сюда по ошибке? Ну, давай я тебя выпущу!
Он открыл окно, в который сразу рванулся морозный воздух, но ворона и не думала воспользоваться его предложением.
Наоборот, подалась еще дальше к углу.
Стас подошел ближе и увидел, что на подоконнике лежала пустая миска и банка из-под консервов, на дне которой была вода.
— Ах, вот оно что, — понял он. — Да ты, стало быть, домашняя? Или, как правильнее будет сказать — ручная! И, наверное, хочешь есть и пить? Не беда, сейчас принесем!
Он прошел в родительскую комнату.
Спросил у паломника, нет ли здесь на кухне чего-нибудь съестного.
Нет, не для него.
А для птицы.
Да не синички — вороны!
Тот дал ему хлеба и рыбы.
Стас накрошил все это в миску.
Наполнил банку водой.
И, принеся в свою комнату, поставил на подоконник.
Ворона тут же подлетела к нему.
Еду она демонстративно обошла стороной.
Зато пила долго и жадно.
Тогда Стас сам взял кусочек рыбы и протянул ей:
— На, ешь!
Но ворона решительно отвернулась от еды и снова взлетела на карниз.
— Ишь ты какая — гордая! — покачал головой Стас. — Ну ничего, проголодаешься, сама все склюешь!
Он снова хотел выключить свет.
Но передумал и огляделся вокруг.
Да, права была Ленка: если к столу и кровати тут ничего не добавилось, то стены, действительно, благодаря усердию паломников стало не узнать.
Все они были завешаны большими и маленькими иконами, вырезками из журналов с изображением монастырей, церквей и портретами старцев…
С текстами молитв…
— Когда-то под ними, — усмехнулся Стас, — висели следы моих поисков смысла жизни.
После того, как впервые придя к ним знакомиться, бывший крупный чиновник на пенсии, ближайший сосед Григорий Иванович сказал, что главное в жизни — это власть, Стас вырезал — откуда только смог — фотографии президентов, генералов и других людей, обладающих этой властью.
Тоже стал вырабатывать ее в себе.
И, по-своему, разве что не молился на них…
Следующий гость — дядя Андрей, огромный мужчина, работавший на бойне, а затем ставший жалким инвалидом после инсульта, убедил Стаса, что нет ничего лучше, чем вкусно есть и наслаждаться всеми благами жизни. От чего его, и как впоследствии не напрасно, всячески пытался отговорить отец. Но дядя Андрей и слушать тогда не захотел, за что потом и расплатился здоровьем.
Новых вырезок беседа с ним не прибавила, но направление мысли Стаса тогда несколько изменилось.
Затем здесь побывал олигарх Игорь Игоревич — отец Ника, бывшего тогда безнадежным наркоманом, которому не смогли помочь миллионы и миллиарды отца, и которого избавил от этой смертельной зависимости своею дерзновенной к Богу молитвой и любовью отец Тихон.
После отъезда Игоря Игоревича на стене появились вырезки из газет с курсами доллара и других валют, интервью с известными бизнесменами.
А Стас решил, что все вместе: власть, деньги и развлечения с удовольствиями и составляют настоящий смысл жизни.
Все это неожиданно перечеркнул директор местной школы Юрий Цезаревич. Бывший тогда яростным атеистом — это потом, едва не погибнув жуткой смертью, он обрел веру — он уверенно заявил, что смысл жизни заключается в том, чтобы ставить после себя благодарную память потомкам.
Как, например, великие поэты, писатели, ученые, актеры…
Или — просто скромно воспитавшие детей, проложившие новую дорогу, посадившие деревце люди…
Стас тщетно пытался выведать, а каково же тогда всем им самим после смерти жить в этой памяти?
Чувствуют ли они хоть что-то?
Сам он тогда панически боялся смерти, даже затыкал себе уши, чтобы не слышать своих мыслей о ней…
Но тут, под влиянием Юрия Цезаревича, она властно напомнила о себе: и все эти только что вожделенные — власть, слава, деньги сразу потускнели, стали бессмысленными и никчемными.
Ибо всё когда-то, стань ты хоть диктатором всей земли и самым богатым человеком на свете, должна была перечеркнуть смерть.
Поэтому этот заданный вопрос был для него самым главным.
Можно сказать, последней надеждой.
И важнее его не было ничего на свете!
Но вразумительного ответа от поспешившего переменить тему разговора Юрия Цезаревича на это не последовало.
Зато, на всякий случай, на стене появились портреты Пушкина, Циолковского, маршала Жукова, Юрия Гагарина, отца медицины Гиппократа (которого он переделал из изображения скульптурного бюста какого-то римского императора) или… наоборот — уже и не вспомнить…
А, впрочем, почему это не вспомнить?
Стас согнал морщинки на лбу, напрягая память.
Да, точно — это действительно было наоборот!
Как и вообще все тогда в его жизни…
Он вырезал из отцовской научной книги портрет Гиппократа и подписал под ним: «Император Деций».
Уж кто-кто, а римский император стал для него практическим образцом смысла жизни: ведь он имел для этого все: власть над целым миром, огромные деньги и возможность полностью жить в свое удовольствие. Ну, и разумеется, полную известность как тогда, так и на все последующие века. И даже тысячелетия.
А имя Деций Стас написал — потому что, как раз в то время читал о нем.
Велевший в наказанье сидеть ему в этой комнате и думать, как жить дальше, отец разрешил из всех развлечений оставить одну большую толстую тетрадь, в которой учительским почерком была написана историческая повесть отца Тихона «Приди и виждь» [9].
Он писал ее, когда еще не был старцем-монахом, а работал учителем истории в школе.
И в ней очень живо описывалось, как императорский курьер этого самого Деция развозил на корабле по провинциям эдикт о начале кровавого гонения на христиан.
Желая спасти своего сына Криспа, который верил в Христа, он взял юношу с собой. Во время морского путешествия тот познакомился с девушкой Златой. Кстати, по легкомыслию, купленной им, вместе с ее отцом и братом и вскоре освобожденной, рабыней. Они полюбили друг друга. Но потом, увы, в отличие от них с Леной, вынуждены были расстаться навсегда.
А весь экипаж корабля и его пассажиры (к сожалению, за исключением укоренившегося во зле капитана) благодаря тому, что на нем плыл пресвитер Нектарий, стал христианским. Просвещенные светом Истины люди, боясь, погибнув, так и низвергнуться навсегда на дно ада, приняли крещение во время страшного шторма…
Та книга на многое открыла тогда глаза Стасу.
И, как знать, не с тех ли пор в нем зародилась (значительно позже проросшая, словно зерно) мысль и самому писать исторические книги?
Не просто, чтобы люди читали их для полезной любознательности или праздного любопытства, а — с духовной пользой!
Как знать…
Во всяком случае, именно тогда он начал писать стихи…
И как хорошо, что паломники навсегда заклеили на стене всё то, чем он жил и к чему стремился, по своему незнанию, раньше.
Стас невольно улыбнулся, вспомнив недавние слова Лены, и покачал головой.
Маленький был, глупый.
Плохо, когда большие и умные продолжают жить так, словно кроме этой временной земной жизни не существует Небесной Вечности!
Рвутся изо всех сил к власти, славе, большим деньгам.
Даже не думая, что все-все-все земное когда-нибудь закончится для всех — без единого исключения!
Лично у него в голове — слава Богу! — от всех тех ложных смыслов жизни и следа теперь не осталось.
Как, к счастью, и в самом сердце…
Временное уступило место Вечному.
И земное сменило Небесное.
Потому что ответ на тот вопрос, главный вопрос — как и чем жить?! — правда, не сразу, но все же был им получен.
Здесь, в Покровском, когда село еще было деревней и называлось Покровкой.
И дал ему его — отец Тихон![10]
9
— Три дня... до чего?! — только и смогла вымолвить мама.
Громкий звон колоколов — таким теперь был звонок в его телефоне — оторвал Стаса от этих мыслей.
Ворона тут же подлетела к нему, однако почему-то, сделав круг, вернулась на место.
«Не иначе как Лена позвонила — уже успела соскучиться…» — обрадовался он, но это, судя по номеру, были родители.
Причем, так поздно…
«Ах, ты! — спохватился он. — Я же ведь так и не позвонил им! Хорошо, хоть они сами догадались!»
— А вот и я! — подключившись, как можно бодрее сказал он.
И сразу услышал встревоженный голос мамы.
— Стасик, почему ты молчишь? А если и звонишь, то совсем коротко и непонятно. Мы уже тут все изволновались!
— Стасик, лично я знаю, что все у тебя отлично, — послышался голос папы, который, к явному неудовольствию мамы не преминул крикнуть это так, чтобы услышал сын. — Причем, без всяких «но»!
Стас улыбнулся.
Такая поддержка была ему сейчас как нельзя кстати.
Ведь предстояло сказать родителям самое главное.
И он, собравшись с мыслями, начал издалека:
— Мама, во-первых, давай сразу поставим все точки над «и». Лена звонила тогда только для того, чтобы избавить меня от обязанностей по отношению к ней, так как я должен учиться и еще обустроиться в жизни.
— Правильно, молодец! Умница девочка. Значит, ты приедешь один? — тут же спросила мама.
— Погоди, — приостановил ее Стас. — Есть еще второе. Благодаря твоему звонку ее маме по ночам она успела изучить все то, что сейчас прохожу я. И в университете, и в институте. Представляешь? Причем, не поверхностно, дилетантски, а очень обстоятельно и глубоко. Так, что иной раз даже меня за пояс затыкает. Поэтому мне с ней теперь скучно не будет!
— То есть, ты хочешь сказать, что ваша дружба — продолжится?! — сразу упал мамин голос.
— Не дружба — любовь! Давай называть вещи своими именами, — попросил Стас.
И услышал:
— Но я, надеюсь, ты хоть ведешь себя достаточно благоразумно и не торопишься углублять ваши отношения, прости, эту свою… любовь?
— Нет, конечно, у нас еще целых два дня!
— Два дня... до чего?! — только и смогла вымолвить мама.
— А вот это уже третье, — перешел к самому главному Стас и весь внутренне напрягся. — Завтра утром мы с Леной подаем заявление в ЗАГС. В субботу — роспись, а в воскресенье — венчание.
— Что-о-о?! Вы с ума сошли!!! И почему вдруг такая спешка?.. — в голосе мамы зазвучала подозрительность. — Ты что — решил покрыть ее грех?
— Какай еще грех? — не понял Стас.
— Ну как будто сам не знаешь. Девчата сейчас сплошь и рядом так делают. С одним гуляют, а за другого замуж выходят и детей ему, словно кукушка, подкидывают! Не хватало нам еще чужих внуков воспитывать! А тебе неизвестно за кого алименты всю жизнь платить!
— Мама, мама! — возмутился Стас. — Какая кукушка? Какой другой?! Ты что забыла, о ком говоришь — это же Ленка! И у нас с ней — уже все решено. Окончательно и бесповоротно!
— Сережа… я не могу… — послышался в телефонной трубке жалобный стон мамы. — Они расписываются и венчаются! Да еще так скоропостижно… Поговори с ним! Останови его! Образумь!
Стас переложил мокрую от собственного пота трубку к другому уху и услышал голос отца:
— Ну что, сынок, можно тебя поздравить?
— Не меня, а нас. А еще лучше — благословить! Родители Лены уже благословили нас на венчание.
— Ну что ж, и мы благословляем. Разумеется, пока заочно.
— А я никогда и ни за что не… — раздался приблизившийся голос мамы.
Но папа, судя по всему, зажал трубку ладонью, сказал ей что-то и продолжил:
— И она никуда не денется! Вы нас-то хоть приглашаете?
— А как же, конечно!
Стас на радостях даже про давнюю игру слов с отцом забыл.
И тот был так рад за сына, что не вспомнил.
— И когда же к вам приезжать? — только и уточнил он.
— А я уже говорил маме. Если можно, в субботу в райцентр — на роспись. А нет — то прямо в Покровское, на венчание в воскресенье.
— В субботу, пожалуй, мне будет несколько сложновато… — задумался вслух Сергей Сергеевич.
— Ну, пап, — умоляюще протянул Стас и, как нельзя кстати вспомнив про документы, воскликнул: — Ой, я же еще вот что чуть было не забыл! Тебе обязательно нужно до начала росписи подвезти или передать поездом мой загранпаспорт и приглашение на олимпиаду. Они у меня в рабочем столе. Иначе нас могут просто не расписать. Ведь все сделано под честное слово Григория Ивановича, он теперь губернатор! — для веса добавил и эту подробность Стас. — Пап, это обязатель…
— Но…
— И без всяких «но»! — вовремя вспомнил их давнюю, всегда сближавшую друг с другом игру Стас.
Это окончательно решило дело.
— Ладно, — согласился отец. — Хоть раз в жизни пусть мои заместители подменят своего главного.
И, несмотря на то, что мама говорила ему о чем-то и, кажется, даже пыталась вырвать трубку, коротко сказал:
— Ждите!
И дал отбой.
10
«Постой-постой…» — остановил себя Стас.
Чтобы не было никаких поводов для отказов и возвратов обещаний — хотя этого никогда не случалось в его отношениях с отцом, но… мама есть мама, Стас поскорее отключил телефон.
Хотелось, конечно, тут же позвонить и порадовать Лену.
Сообщить о том, что благословение на их брак получено.
Но — предосторожность превыше всего.
Тем более, в таком важном деле.
Счастье так переполняло Стаса, что он хотел хоть с кем-то поделиться им.
Ворона больше не обращала на него никакого внимания.
И он, выйдя из комнаты, с радостью увидел, что паломник еще не спал.
Они понемногу разговорились.
И тут Стас с удивлением узнал, что это был тот самый мужчина, который несколько лет назад исцелился от смертельной гангрены ноги, приложив к ней брение — то есть смесь земли с оттаявшим снегом с могилки отца Тихона.[11]
Костыли, которые он за ненадобностью оставил здесь, бывший тогда старостой храма Григорий Иванович оставил, чтобы поставить потом в церковном музее, как реликвию. И память о совершенном чуде.
— Вот теперь приехал поблагодарить батюшку. А, кроме того, взять еще земельки для своей старенькой мамы — у нее катаракта глаз. И вообще для всех, кому она вдруг может понадобиться! — сказал он, показывая до самого верха наполненную трехлитровую банку.
— А я ведь благодаря вам тогда бывшему министру, его самый высокий коттедж на краю села, тоже смазал ноги брением — он вообще ходить не мог, а после этого — встал. И пошел!
«Постой-постой… — остановил он себя. — Этот мужчина и министр исцелились от брения с могилки отца Тихона… у мамы паломника тоже болезнь глаз, как и у Ленки… Они сами, как сапожники без сапог, живут рядом и даже не подумают, что это ей может помочь. И если я… Ну да, конечно! Прямо сейчас!»
У Стаса откуда вдруг силы взялись. Ведь только что едва не падал от усталости. А тут — словно крылья выросли!
Пробежав на кухню, он схватил стоявшую на столе пустую литровую банку, затем бросился к вешалке и принялся торопливо одеваться.
— Куда вы, время первый час ночи! — удивился паломник.
— Как куда? К отцу Тихону. Тоже хочу брение взять. Для своей — невесты, — с удовольствием выговорил непривычное слово Стас и добавил: — У нас послезавтра венчание. А у нее вот тоже проблемы с глазами.
— Поздравляю! Поздравляю! В смысле, с предстоящим законным христианским браком! А глазам вашей невесты непременно поможет, не сомневайтесь! — с искренней радостью пожелал мужчина и робко сказал: — А мне с вами можно? Так хочется лишний раз побывать у батюшки…
Стас только плечами пожал:
— Да разве же о таком спрашивают?..
Они вышли из дома.
Быстрым шагом дошли до кладбища.
Порой, едва ли не на ощупь, миновали множество темных крестов и засыпанных снегом бугорков.
Скажи Стасу кто в детстве, что он без опаски будет когда-то ходить по кладбищу, да еще ночью — он бы ни за что не поверил.
Но вот, с паломником прошел.
И даже один бы не испугался!
Найдя, наконец, оградку с могилкой, они помолились у креста с фотографией отца Тихона.
Стас — с горячей, как никогда, просьбой помочь Лене вылечить ее глаза — тоже набрал полную банку и еще утрамбовал в ней холодную, в прожилках снега, землю.
История повторялась в третий раз за день.
И каждый раз немного по-разному.
Теперь они говорили и по дороге туда.
И обратно.
О чудесах.
О вере.
— У меня ведь путь сюда начался в Сергиевом Посаде! — сказал вдруг паломник.
Стас вопросительно посмотрел на него, и он объяснил:
— Приехал я однажды туда, еще до того, как случилась беда с ногой и, откровенно говоря, мало укрепившимся в вере человеком. Походил по Лавре. Приложился к мощам преподобного Сергия Радонежского. А потом мне посоветовали съездить в Черниговско-Гефсиманский скит, где находятся мощи преподобного Варнавы Гефсиманского Чудотворца. Слово «чудотворец» так заинтересовало меня, что я сел на автобус, благо это было совсем рядом, и приехал в скит.
Стас едва поспевал за паломником, который шел уверенной, пружинистой походкой здорового человека.
—Там — вот не зря же говорят, что случайностей не бывает! — продолжал тот. — Как раз в пещерный храм спускалась экскурсия. Я пристроился к ней. Постоял в гулком храме, где когда-то была знаменитая на всю Россию чудотворная Черниговско-Гефсиманская икона Пресвятой Богородицы. Походил вместе со всеми по длинным, извилистым коридорам. Подивился узким и крошечным кельям, в которых молились подвижники.
Стас слушал паломника, не спуская с него глаз и бережно прижимая к себе холодную банку с брением для Лены.
— Затем нас завели в немного пошире, но тоже небольшую Иверскую часовню, где тогда была еще открыта крипта-могила старца Варнавы. Она почти до краев была заполнена водой. И послушник, который проводил экскурсию, принялся раздавать эту воду, от которой, как мне сказали, происходят чудеса исцеления, и за которой некоторые приезжали уже далеко не в первый раз. Кто подставлял пластиковые бутыли, кто банки. Некоторым везло — вместе с водой попадались щепочки от гроба преподобного. А у одной старушки с явно больными ногами, как и у меня, ничего не было. Так она возьми, да скажи:
«А ты, сынок, налей мне водичку прямо в валенок! Сил моих больше нет от болей в ногах мучиться…»
На улице мороз больше тридцати…
Бабушке явно за восемьдесят…
Послушник с опаской подошел к ней и вылил из своего полуторалитрового ковша несколько капель.
«Лей, лей всё, до конца!» — потребовала старушка.
И когда послушник выполнил ее просьбу, подставила и вторую ногу.
«И сюда тоже!»
Так, хлюпая, и пошла по крутым ступенькам на мороз…
Паломник перехватил внимательный взгляд Стаса, как-то по-особенному светло улыбнулся ему и сказал:
— А я впервые понял, что такое настоящая крепкая вера. Что помогло мне потом, когда я сам начал терять ногу, и врачи сказали, что вряд ли поможет даже операция, помчаться прямо сюда… — закончил свой рассказ паломник.
Проходя мимо дома друзей, Стас с радостным удивлением увидел, что в комнате Лены горит свет, и попросил спутника возвращаться самому.
А он тут зайдет… на минутку!
Побежал к окну.
Постучал.
Почти тут же выглянула Лена.
Увидев его, торопливо замахала руками: мол, заходи, скорее!
Стас охотно вошел.
И увидел, что, за исключением Вани с Викторией, тут еще не спят.
— Что-то случилось? — встревоженно взглянула на Стаса Лена. — Откуда ты весь такой заснеженный?!
— Вот, — протянул ей банку Стас. — Это тебе подарок, от отца Тихона.
— Ты был на кладбище?!
— Да я хоть на край света пошел бы, чтобы только помочь тебе! А тут — совсем рядом!
Стас вкратце пересказал беседу с паломником и свои мысли.
И попросил:
— Ты только дай земельке сначала оттаять, чтобы не застудить глаза, и намажь их! Да, и еще! Я ведь своим позвонил!
— И что? — заторопила его Лена.
— Папа от имени моих родителей благословил нас…
— Слава Богу!
— И сказал, что они… ну уж он-то, во всяком случае, непременно приедет!
Лена с облегчением выдохнула и принялась торопливо шептать:
— А я Владимира Всеволодовича успела пригласить! Он так радовался за нас, так радовался! И Ник уже летит! А Григорий Иванович — тот вообще сказал, что завтра утром нас повезет в город служебная машина. Он уже дал распоряжение мэру нашего райцентра сделать все в самом лучшем виде. И, на всякий случай, даже лично позвонил заведующей ЗАГСом…
— А я, представляешь, — перебил Стас. — Вхожу в комнату, а мне полной в темноте кто-то вдруг: «Добр-рое утр-р-ро!»
— Ой, да это ж Горбуша!
— Кто?
— Да моя ворона, так сказать, подруга дней моих печальных, — с улыбкой объяснила Лена. — Я совсем забыла тебя предупредить о ней! Ой, — снова спохватилась она. — И даже впервые накормить-напоить забыла.
— Ну, положим, попить она уже попила, причем так, словно через пустыню Гоби перелетела, — успокоил ее Стас. — А вот есть отказалась!
— Так она никогда и не ест без меня, — словно о само собой разумеющемся сказала Лена. — Ну ничего, до завтра потерпит!
— А откуда она у тебя? — спросил Стас, обрадованный тем, что появилась новая тема для разговора, и значит, он еще хоть немного может побыть с Леной.
— Представляешь, — охотно принялась рассказывать она. — Убиралась я однажды в твоей комнате. Открыла окно. И вдруг в него с жалобным криком — влетела ворона. Можно сказать, почти еще вороненок. А мимо — зловещая такая тень коршуна промелькнула. Как он ее из лап упустил — до сих пор понять не могу. Прямо чудо какое-то. Подбежала я к бедняжке. А она — вся такая испуганная, жалкая, перья и голова в крови — в когтях ведь все-таки побывала. В угол подальше забилась. Глазенки сверкают. Улетела бы, да как? Крылышко-то оказалось сломанным. Мы его потом с мамой вправляли и шину, совсем как человеку, накладывали. А она, как человек, терпела. Словно все понимала. Да она и так понимает все. Иногда даже не по себе становится. Папа на нее тогда посмотрел, сказал, что ничего у нас не получится. Но мы ее выходили. Только горб остался. За что мы ее и прозвали Горбушей. И больше она уже не растет. Зато — какой способной оказалась! В туалет, прости, ходит только в одно место. На газетку. Ну и, иногда на улице, когда я ее с собой на колокольню брала — я ведь звонарем до того, как видеть плохо стала, работала. Выучилась говорить «доброе утро» и «добрый вечер». Да только вот беда — путает их постоянно!
— Так научила бы ее говорить «здравствуйте» — вот бы не было никаких ошибок! — с легким превосходством — надо же, до таких очевидных вещей не додумались! — усмехнулся Стас.
— Стасик, ты, конечно, просто гениален! — похвалила Лена и тут же с хитринкой посмотрела на него. — А как же тогда «до свиданья»? Она ведь все равно бы начала путать!
«Да, — покачал головой Стас. — Ленке теперь палец в рот не клади!»
А та продолжала:
— Между прочим, она о нас с тобой все-все знает! Мы коротали с ней, наверное, самые лучшие вечера. Я рассказывала ей о тебе. Какой ты у меня самый лучший. Самый умный. Как мы познакомились[12]. Правда, не скрыла, каким поначалу ты был злым и противным, хотя в душе совсем-совсем не таким[13]. Как мы с тобой спасали Покровку и Ваньку[14]. Как нас чуть было не разлучили[15]. А потом, когда я позвонила тебе и сказала, что у нас все навсегда кончилось, то узнала, что вороны тоже умеют плакать!..
Стас с Леной тяжело помолчали, вспоминая те безнадежно тяжелые для них дни.
И ночи.
Пока Стас не сказал:
— Ничего, теперь она у нас смеяться научиться!
— Ой, Стасик, — вдруг жалобно сказала Лена. — А как же я без нее поеду? И, что еще страшнее — как она останется здесь одна. У меня там хоть ты будешь. А она тут умрет ведь от голода и тоски…
— А мы ее с собою возьмем!
— Правда!? — обрадовалась Лена. — А… как?
— Пока еще сам не знаю. Но обещаю тебе что-нибудь придумать!
Стас вспомнил маму, представил ее реакцию при виде Горбуши в квартире, где, как говорил папа, чище, чем в его операционном кабинете, поежился и прямо на ходу стал решать эту проблему:
— Тут, понимаешь, Горбушу нужно будет обязательно привезти в клетке. Можно, конечно, купить ее в зоомагазине. Но, во-первых, самая большая будет маленькая даже для такой вороны, как Горбуша. А, во-вторых, беда в том, что в магазинах — нет красивых, тем более, изящных клеток… А вот изящество как раз и могло бы привлечь маму. Она так любит прекрасные и оригинальные вещи для квартиры!
— А если дядю Андрея попросить? — задумчиво предложила Лена.
— Что? — не поверил Стас, вспомнив, каким стал после болезни дядя Андрей. Он даже удивился, что тот еще жив.
И уже изумился от того, что узнал дальше.
Оказывается, по молитвам своего друга детства — отца Тихона дядя Андрей стал понемногу поправляться, начал ходить в храм, чуть ли не по два раза в неделю причащаться. И в итоге не просто выздоровел, но работает теперь в кузнице!
— Где?!
— В кузнице! Кузнецом! — подтвердила Лена. — И такие ажурные вещи делает: розы из чугуна и бронзы, с листьями, колючками и даже капельками росы, что первые места на Всероссийских и даже международных соревнованиях получает. Бизнесмены за них огромные деньги платят. И для храма он сколько сделал! Новый металлический забор, чугунные перила перед солеей, бронзовые подсвечники перед всеми иконами, под старину такие — лампады, просто ювелирные по качеству, цепочки к ним. Попросим его — все равно он подарок для нас готовить будет! Так пусть лучше любой розы — я все равно только живые цветы люблю — это будет клетка для Горбуши. Причем, такая, чтобы твоя мама просто бы ахнула!
— Ну, то, что она ахнет, в этом у меня и так нет никаких сомнений… — почесал голову Стас. — Но твоя идея с клеткой дает нам надежду, что это будет — от неожиданной радости!
— А еще Горбуша ни с того ни сего начинает кричать, — вспомнила Лена. — Знаешь, как когда вороны свои базары на деревьях устраивают…. Раньше я думала, что это они разговаривают. А потом из интернета узнала, что, оказывается, кричат от боли при перепаде атмосферного давления. Вдруг Горбуша закричит, и у твоей мамы давление, только человеческое, поднимется?!
— Не поднимется! — заверил Стас. — В нашем новом доме такая звукоизоляция, что совершенно не слышно, что делается в соседней комнате!
— Ну, ты меня совершенно успокоил! — с благодарностью посмотрела на него Лена и пожаловалась: — Ведь я очень боюсь твою маму.…
— А что ее бояться? — удивился Стас. — Она хорошая. Добрая. Только, если, конечно, дело не касается моей учебы, папиной работы и ее любимых вещей и… покоя. Понимаешь, такие цельные и сильные натуры обязательно должны реализовать себя в жизни. Становятся известными врачами, писательницами, скульпторами, политиками. У нее это не получилось. Но, если разобраться, разве не реализовалась она в моем отце? Ведь то, что он академик, медицинское светило, да еще и авторитет для всего мира — это наполовину, если не на две трети — ее заслуга. Да и то, что я был так воспитан, что сразу два образования могу осилить — не ее рук дело? К тому же, до того, как выйти замуж за папу, она работала в библиотеке, где, кстати, они и познакомились. С тех пор у нее просто святое отношение к писателям. И самая большая мечта ее жизни — чтобы я стал настоящим большим писателем. Для этого она делает все, что только в ее силах. Ходит на цыпочках, когда я работаю. Все время покупает мне удобные авторучки, дорогие блокноты…
— Ой, как же и я хочу помогать тебе, Стасик…
— Думаешь, я не хочу? И не только чтоб ты, но и я помогал тебе…
Они бы говорили еще…
Еще…
Но тут вышла мама Лены и с ласковой строгостью сказала:
— Эй, полуночники! Вы не боитесь завтра проспать? А ну-ка все по домам! Успеете еще в жизни наговориться!
Глава третья
Друзья и родственники
1
Все проблемы решались здесь без проблем!
Поехали Стас с Леной подавать заявление, как жених и невеста.
А возвратились домой…
Мужем и женой!
Произошло это так.
Напуганная звонком из области, да еще лично губернатора — сама строгость и недоступность со всеми остальными, разумеется, кроме знакомых, и умеющих хорошо отблагодарить ее за перенесение сроков — заведующая ЗАГСом, не знала, как и угодить Стасу с Леной.
Ко всему прочему, приехавшим еще и на машине с мигалкой!
Она сама, стоя над ними, продиктовала, как правильно заполнить все многочисленные графы.
А на робкий вопрос Стаса — это ничего, что его загранпаспорт и вызов за границу на олимпиаду привезут завтра, только-только отказавшая в приеме заявлений двум парам в связи с совершенно незначительными непорядками в их документах, лишь замахала руками:
— Ой, да хоть через месяц привозите. Это же ведь пустая формальность. А то и вообще можете по почте прислать! Адрес вот, на моей визитке. Вас завтра на какое время лучше поставить?
— Чем раньше, тем лучше! – в один голос выпалили Стас с Леной.
Заведующая ЗАГСом понимающе взглянула на них и улыбнулась:
— Да если бы вы только захотели, я прямо сегодня, сейчас вас и расписала!
Стас с Леной переглянулись.
И, не сговариваясь, один за другим согласно кивнули:
— А что…
— Хотим!
— Как… — никак не ожидавшая от них такой прыти, растерялась заведующая. — Без строгого костюма жениха и свадебного платья невесты?
— А все это будет! — пообещал Стас.
— Потом, на венчании! — подтвердила Лена. — Для нас ведь — оно самое главное!
— Ну тогда, — развела руками заведующая ЗАГСом, и насколько это было возможно, приняла официальный вид. — Прошу выйти в коридор, а когда я вас приглашу, то проходить в актовый зал!
— А свидетели? — уточнил Стас.
Ведь Ваня с Викторией, хоть с вечера и договорились с ними, остались дома. Вика так и не смогла окончательно пробудиться рана утром. Начала ссылаться на то, что ее и без машины мутит. Одним словом, закапризничала. Пришлось Ване остаться — успокаивать ее.
Но и эта проблема решилась здесь без проблем.
— Сейчас найдем! — успокоила Стаса с Леной заведующая.
Она быстро сходила в комнатку, где заполняли заявление скромные и, судя по одежде, малоимущие — скорее всего приехавшие на каникулы — студенты. Без лишних слов приняла от них все бумаги, хотя тоже поначалу возвращала их. И, приведя их с собой, сказала:
— А вот и ваши свидетели! Можете передать Григорию Ивановичу, как мы оперативно умеем работать!
— Обязательно передадим! — пообещал Стас.
И Лена добавила:
— Прямо на свадьбе!
В коридоре, где было множество зеркал, они разговорились со своими случайными свидетелями.
Действительно, это были студенты.
Причем из таких, которым не в состоянии были помогать родители.
Возможно, из семей, которые принято называть неблагополучными.
Оба удивительно воспитанные и умные.
Как оказалось – учились в Москве.
На литературных переводчиков.
Просто родом были из этих мест.
Да и неудобно было перед знакомыми расписываться в самой простой одежде.
И не отмечая это событие, как их более зажиточные сокурсники.
Они даже не знали, где будет жить после свадьбы.
Квартиру снимать просто недоступно.
Разве что — пока нет детей, и повезет — снимут комнату.
Но скорее всего, год-два каждый так и будет в своем студенческом общежитии.
— Стасик! — шепнула Лена. — А ведь мне после венчания и свадебного вечера платье будет ни к чему…
— Точно! — кивнул Стас. — И мой костюм тоже как раз на этого парня. А мне Ник новый привезет. Или этот ему отдам — какой больше понравится!
— А знаете что… — тут же наперебой стали приглашать они.
— Приезжайте к нам в воскресенье на свадьбу!
— Завтра у нас просто вечеринка. А вот после венчания, это приблизительно в час дня — все будет по-настоящему!
— Вот адрес! — Лена взяла у Стаса всегда бывший при нем блокнот, написала пару строк и протянула девушке вырванную страничку.
— А это вам на такси!
Стас незаметно передал парню деньги.
— Предупреждаем сразу – подарков не надо!
— Вы и так нас выручили, это и будет подарком!
— Ой, спасибо, да мы и на автобусе или на поезде доберемся… — смутились студенты.
— Это не вы, а мы благодарить вас должны! — остановил их Стас и уже строго сказал: — Запомните, как свидетели — вы просто обязаны к нам приехать!
— Да приедем, приедем! — успокоил его парень.
— Спаси Господи! — как всегда — давно уже нигде не была вне храма — поблагодарила его Лена.
Хотела тут же поправиться, сказать привычное и понятное большинству людей: «Спасибо».
Но вдруг услышала:
— Во славу Божию!
— Так вы… наши?! — обрадовалась она.
— А как же? — подтвердил парень. — Православные. В храм ходим. Не часто, правда. Но почти каждое воскресенье стараемся исповедоваться, причащаться… Без Господа ведь пропали бы уже давным-давно. Съела бы нас столица. А если с Богом — разве можно пропасть? И сейчас тоже, хотя, вроде, ну, не на что создавать семью… но не можем мы друг без друга — вот и предали все в Божью волю!
— Со временем и мы обязательно повенчаемся, — мечтательно добавила девушка.
— Почему это со временем? — даже расстроилась — такие ведь хорошие и свои, православные, ребята — Лена.
— Ну, так ведь это же денег каких-то, наверное, стоит. И немалых! — виновато объяснил парень.
— Особенно в Москве…
— А вы вот что, вы у нас в Покровском после росписи повенчайтесь! — решила Лена. — Бесплатно. С отцом Михаилом мы договоримся!
— А я поговорю с заведующей ЗАГСом, чтобы она и вас расписала побыстрее, так что успеете все это сделать до конца каникул! — заявил Стас.
— Вот спасибо! — обрадовались студенты.
— Да разве же за это благодарят? — остановила их Лена. – Как невенчанными жить-то? Ведь роспись и штамп в паспорте, конечно, нужное дело, но еще…
В актовом зале, наверное, как никогда здесь громко, грянул марш Мендельсона.
И она, кивнув на торжественно открываемую перед ними дверь, едва успела докончить:
— …не самое главное!
2
Голос отца мгновенно ожил и набрал силу.
Зная маму, Стас не зря отключал свой телефон.
Когда, после росписи, он подключил его, Сергей Сергеевич виноватым голосом — отец терпеть не мог лжи, словно выполняя тяжелую повинность, сказал:
— Стасик, вы не могли бы с Леной отложить вашу свадьбу, скажем…
— На год! – послышался издалека требовательный голос мамы.
— Хотя бы до следующих каникул… — сократил этот, вымученный из него за прошедшую ночь срок, Сергей Сергеевич.
— А в чем, собственно, дело? — подмигивая Лене, мол, как же хорошо, что все так быстро сложилось, уточнил Стас.
— Да все-таки сейчас зима… Снег… Мороз… Маме ехать тяжеловато… — сам с трудом принялся перечислять отец. — Ты же ведь хорошо знаешь, что у нее давление… Одышка. А так будет уже весна! Вот — она подсказывает — легкое пальто, туфли…
— Но ведь весной у мамы — сезонное недомогание! — резонно напомнил Стас. — И вообще уже поздно...
— Как это? — не понял Сергей Сергеевич.
— Очень просто. Мы с Леной теперь муж и жена — Тепловы!
— Но ведь вы же, насколько мне известно, только заявление поехали подавать!
— Да, это правда, — подтвердил Стас. — Но так уж получилось. Приехали. Написали заявление. Заведующая ЗАГСом пошла нам навстречу. Не отказываться же было? Заодно и расписались!
— Ну, тогда поздравляю! Поздравляю, конечно!!!
Голос отца мгновенно ожил и набрал силу.
«Все, мать, — услышал Стас где-то вдалеке. — Наш сын теперь, как говорится, отрезанный ломоть. Законный муж своей жены!»
— Я так и чувствовала… так и знала!.. — начала причитающим голосом мама.
Но папин голос заглушил ее.
Сергей Сергеевич явно не хотел портить радость молодоженам.
— Тогда мое решение остается в силе! — сказал он. — Завтра не завтра, коль срочность в доставке документов теперь отпала, но в воскресенье обещаю быть непремен…
— … и без всяких «но»! — подхватил Стас.
— Поеду вместе с Владимиром Всеволодовичем. Он тоже, оказывается, приглашен. Ну, а уж мама… — Сергей Сергеевич крепко зажал трубку ладонью и после долгого молчания, судя по всему, он изо всех сил уговаривал ее и надеялся хоть в последний момент сделать это, наконец, сказал: — По состоянию здоровья!
3
Разве от водителя губернатора может хоть что-то укрыться?
Водитель с интересом посматривал в зеркальце на молодую пару, сидевшую, крепко взявшись за руки, на заднем сидении.
Судя по кольцам на правых руках, по счастливо-ошеломленным глазам, да и вообще потому, что он возил их в ЗАГС, они только что стали мужем и женой.
«Кто же они такие, что сам губернатор так печется о них?» — пытался угадать водитель.
Его близкие родственники?
Возможно.
Хоть внешне непохожи, но какое-то неуловимое, скорее всего, внутреннее сходство есть.
Земляки?
Это уже теплее.
Девушку он не раз видел поющей в церковном хоре, когда он привозил Григория Ивановича в Покровское.
И тот первым делом велел везти себя в храм.
Больше того — он, присмотревшись, даже хотел познакомиться с ней.
Причем, надолго, всерьез.
Но та — так обожгла его взглядом, что отпала всякая охота дальнейшего общения…
Ничего не скажешь — повезло этому парню!
Таких верных жен теперь днем с огнем не сыскать…
«А может, причина поездки в нем? — изучающе посмотрев на Стаса, подумал он. — И этот парень — из министерских сынков?»
По виду, не иначе как из Москвы.
И одет соответственно…
Впрочем, этого нового губернатора не просчитаешь!
Для него — что из столицы человек, что из последней деревни…
В отличие от предыдущего, державшего себя, как недоступная позолоченная статуя, он, к великому недовольству охраны, то и дело велит останавливаться в людных местах, чтобы поговорить с народом.
А то вдруг увидит выходящего из магазина жалкого старика с половинкой черного хлеба в руке — на пакет и то не хватило! — и сразу:
«Стоп!»
Зайдет вместе с ним в магазин, выйдут — у того уже полные пакеты в руках.
Попрощается с ним, словно равный, за руку.
Вернется в машину.
И:
«Поехали дальше!»
Только надолго ли?
Ведь столько людей сейчас, сразу видно, еле-еле сводящих концы с концами...
Ну, а когда на трассе — тут и вовсе…
То и дело какую-нибудь старушку, идущую от деревни к деревне, словно его машина — простая попутка, подвезет.
Причем, непременно до самого дома.
Тоже поговорит.
Стараясь это сделать незаметно для него — да только разве может что укрыться от водителя губернатора? — поможет деньгами.
Одно слово: верующий человек.
Не такой, как это частенько в газетах или по телевизору можно теперь видеть.
Мол, раз президент с премьером в храм ходят и крестятся, то и я тоже такой.
У тех это лишь на словах, для показа.
А у него — от души и на деле.
Что кому-кому, а уж ему это было прекрасно известно!
Благодаря примеру губернатора он и сам недавно стал постоянно ходить в храм.
Вот и эта пара — чего зря гадать? — может, тоже самые что ни на есть обычные люди, которым он тоже решил помочь!
4
Стас с хитрой улыбкой чуть подался вперед и сказал…
— Даже не верится, что мы теперь муж и жена!
— Ага! Мне тоже…
— Несколько лет ждал!
— А я еще дольше. Считай, с самого детства!
Стас потянулся к Лене, чтобы поцеловать ее.
Но та, увидев в зеркальце перед лобовым стеклом любопытные глаза водителя, испуганно отстранилась и прошептала:
— Нельзя! Рано еще!
— Как это рано? — удивился Стас. — Мы же ведь в законном браке.
— Перед людьми и государством! А перед Богом? Потерпи, родной, немного еще. Вот повенчаемся, и тогда нам будет можно все!
Лена прижалась к Стасу и доверчиво положила голову ему на плечо.
— Наконец-то я поменяла свою фамилию. Терпеть не могла ее с детства!
— Почему? — удивился Стас.
— А все меня из-за нее в школе «будкой» звали!
— Зря! Я называл бы тебя — «незабудкой»!
— Ну не все же такие поэты, как ты! И фамилия у тебя теплая.
— У нас, — поправил Стас.
— Да, — охотно согласилась Лена. — Мне теперь привыкать и привыкать, что все у нас общее и вообще мы одно целое. Тепловы… Знаешь, — вдруг оживилась она, а я ведь еще года два-три назад училась расписываться по-новому.
— И как — получилось?
— Увидишь, у меня это почти в каждой школьной тетрадке осталось. Понравится — так и буду расписываться! Ну что он все смотрит и смотрит! — снова поймав в зеркальце взгляд водителя, возмутилась она.
— А может, ему холодно в жизни? Вот и решил немного погреться хоть у костра чужого счастья! — заступился за водителя Стас.
— Да нет, он, когда с Григорием Ивановичем к нам приезжал, все хотел со мной познакомиться! Знаешь, как приставал?
— А ты?
Лена приподняла голову, посмотрела прямо в глаза Стаса и просто сказала:
— А ты возьми, да и сам у него спроси!
— А что — и спрошу!
Стас с хитрой улыбкой чуть подался вперед и сказал:
— Молодой человек, простите…
Лена не напряглась.
Как сидела, так и осталась спокойно сидеть.
Впрочем, Стас и не удивился этому.
Он был совершенно уверен в ней.
Просто на радостях захотелось немного пошутить.
К тому же и Лена любит шутки.
Выждав небольшую паузу, он сказал:
— Не забудьте, пожалуйста, предупредить Григория Ивановича, что мы очень ждем его в воскресенье на венчание!
— А он обещал? — уточнил водитель.
— Да, конечно!
— Ну тогда, значит, будет. На моей памяти он никогда еще не нарушал данного слова! – сказал водитель и, переводя взгляд на Лену, спросил: - Скажите, а у вас такой же, как вы, только – свободной - сестренки нет?
— Нет, только брат! — с легким удивлением ответила Лена.
— Жаль, — вздохнул водитель. — А то может быть, хоть ее удалось бы уговорить связать свою жизнь со мной. Ведь таких, как вы, теперь уже не бывает. Разве что в сказках про красивых и верных невест. Ох, и повезло вам, молодой человек! — глядя уже на Стаса с нескрываемой завистью, добавил он. — От всего сердца… от всей души поздравляю вас с такой женой!
«Да, поистине нет в этом мире ничего такого тайного, что не стало бы явным!»
Стас обнял Лену и крепко-крепко прижал ее к себе.
— Что, доверяй, но проверяй? — строго спросила она и демонстративно отстранилась от него.
— Да ты что — я же ведь только в шутку! — испугался, что так неудачно решил повеселиться, Стас.
— Ну тогда и я тоже пошутила! — сразу потеплела голосом Лена, еще крепче прижимаясь к нему.
И Стас, выдохнув с облегчением, подытожил:
— Значит, 1:1 в нашу пользу!
5
― Только вот, кто будет петь? ― озадачился отец Михаил.
Стасу с Леной было так хорошо, что они готовы были ехать по этой дороге, в этой машине — хоть на край света!
Но водитель до обидного быстро домчал их до Покровского.
Первым делом они попросили его — впрочем, он и сам уже повернул в сторону видневшейся колокольни — завезти их в храм.
Здесь они, встав на колени перед иконостасом, поблагодарили Бога, Пресвятую Богородицу, своих Небесных покровителей, Ангелов-Хранителей и всех святых, которые помогли им, не смотря на все сложности и препятствия.
Поставили самую большую свечу.
Затем разыскали в церковном домике отца Михаила.
И — даже уговаривать не пришлось — тот сразу согласился обвенчать их в воскресенье.
Сразу же после службы.
А потом, разумеется, придет и на свадьбу.
Хотя, если честно, признался он, у него были совершенно иные планы на вечер этого дня.
И вообще, как монах, он старается избегать увеселительных мероприятий.
Но для Стаса и Лены…
Тем более что в основном там будут все свои, прихожане.
— Только вот кто будет петь? — озадачился он. — Тебе-то ведь на этот раз будет не до этого!
— А я наших бабушек попрошу! — предложила Лена.
— Ну что ж, — одобрил священник. — Они тебя так любят, что даже те, кто уже полгода с постелей не встают — сбегутся! Конечно, деревенский хор — это не городской, сказали бы мне раньше, я благочинного попросил бы своих соборных певчих прислать. Хотя… в воскресенье он вряд ли бы смог кого выделить! Ну да ладно, все равно так будет немного торжественней.
Он с удовольствием оглядел Стаса, Лену и сказал:
— Значит, не зря я тогда вас все-таки обручил? Ты-то еще ладно, — по-свойски махнул он рукой на Стаса. — А вот Ленка, можно сказать, едва-едва до этого возрастом подходила!
— Ну что вы! Конечно, не зря! — принялись заверять отца Михаила счастливые молодожены. — Спасибо вам за то огромное!
— Это вам спасибо! Не подвели батюшку! Мне же ведь за каждого из вас перед Богом ответ держать! — похвалил священник, и голос его сделался еще строже. — И дальше чтобы продолжали в том же духе: жили в любви, согласии, не ради удобств и наслаждений, как теперь многие… Детей чтоб побольше было! Чтобы их тоже вслед за собой к Богу вели! Чтобы, как говорит святой апостол Павел, друг друга тяготы носили и тако исполнили закон Христов!
После храма Стас и Лена попросили водителя вернуться немного назад, к въезду в село и повернуть на дорогу, ведущую на кладбище.
— К отцу Тихону? — уточнил тот.
— Так вы его знаете?!
— Еще бы! Григорий Иванович каждый раз, когда сюда приезжает, к нему как к живому в гости заходит…
— Так он и есть живой, — удивилась Лена.
— У Бога все живы! — подтвердил Стас.
— Идемте с нами!
— Мы его сначала поблагодарим, а потом все вместе помолимся, чтобы он и вам семейное счастье у Господа вымолил!
Так они все и сделали.
А потом водитель, у которого давно уже, наверное, не было столь хорошего настроения, не выдержав, метров за сто до дома дал такой длинный, беспрерывный гудок, что из калитки выскочил встревоженный Ваня.
—Я думал, авария или случилось что, — крикнул он и накинулся на Стаса с сестрой. — Чего это вы, как будто уже после росписи едете?
— А почему это как? — с насмешкой спросил Стас, обнимая Лену.
И Лена, подыгрывая Стасу, вновь положила ему голову на плечо и улыбнулась с хитринкой:
— Ты ведь, Ваня, у нас разведчик?
— Ну да…
— Значит, должен все-все замечать?
— Конечно!
— И вообще — благоразумный человек!
— А то! — приосанился Ваня.
— Да, раз умный, а два — глупый-глупый! — притворно вздохнула Лена и спросила: — Разве не видишь, что мы в обнимку приехали?
— Ну и что?
— Ой, Ванечка, — с сожалением покачала головой Лена. — Прости, я ошиблась не два, а все три раза!
И только тут до Вани дошло…
— Так вы что… уже? — во все глаза глядя на сестру с другом, не поверил он.
— Так точно! — чтобы Ване было совсем понятно, внятно и по-военному ответил ему Стас. — Разрешите идти?
— Иди… те!!!
Машинально ответил Ваня.
И, опережая молодоженов, чтобы первому сообщить такую сногсшибательную новость, ринулся обратно в дом…
6
— Да… задал нам ваш Ник задачку, — покачала головой мама.
— Поздравляем!
— Поздравляем!
— Совет вам да любовь!
— Счастья, здоровья!
Отец и мама Лены без конца обнимали и целовали молодоженов.
Но больше всех, как оказалось, обрадовалась Вика.
— Вот молодцы, что так оперативно все сделали! — похвалила она. — Теперь нам с Ваней не нужно целый день даром терять! Завтра же давайте сыграем две свадьбы, и мы тут же уедем домой!
— Как это завтра? — нахмурился Ваня. — Ты что — я на росписи сестры и друга, по твоей милости, не был, так еще и их венчание пропустить? Ну, не-ет!
— Для нас главная свадьба — после венчания! И гости завтра только еще съезжаться начнут! — напомнила Лена. — Ник, правда, может уже сегодня нагрянуть. А папа Стасика и Владимир Всеволодович — те только в воскресенье утром будут. И Григорий Иванович тоже!
Разочарованная Виктория ушла в комнату Вани.
А тот, только махнув ей вслед рукой, стал допытываться:
— И как вам только удалось одним ударом решить всю боевую задачу?
— Да это все Божья помощь, авторитет Григория Ивановича, а еще сообразительность Стасика, — принялась объяснять Лена.
— Ну, положим, и твоя тоже! — не преминул вставить Стас.
— Ладно, оба постарались! — согласилась Лена. — И вообще — все было, как нож сквозь масло!
— Кстати, о масле, ножах и прочих продуктах и посуде, — подала, наконец, свой голос и мама. — И зачем только Нику нужно было арендовать целый коттедж! Да еще самый большой… Разве нашего дома мало? Тогда собралось бы, как у всех нормальных людей, человек 30-40. А так ведь все село и окрестности сбегутся. Мало того что на свадьбу, так еще и, как в коттеджах живут, поглядеть! А чем их прикажете кормить-поить? И из чего?
— Ну, мяса, положим, хватит, — вставил свое слово отец. — Я как раз сегодня браконьеров поймал. Кабана центнера на три без лицензии завалили. Шкуру сняли, разделали. Словно бы специально для нас. И я еще его сдать не успел. Так что выкуплю, может, по дружбе даже со скидкой, а мясо возьмем себе.
— Уже легче… — похвалила его мама и продолжила: — Картошка, лук, морковь и свекла на салаты и для гарниров у нас тоже есть. Кур и яйца — по селу пройдем, соберем, у своих так, у чужих — купим, — продолжала мама. То же самое касается всяких соленостей. Торт закажем на хлебокомбинате. Лимонад купим в магазине. А спиртное? Его же прорва нужна будет!
— Водки будет мало! В основном шампанское и легкое вино! — решительно заявила Лена. — Нечего превращать свадьбу в попойку!
— Так не поймут ведь, — вздохнул отец.
— А когда напьются что – больше понимать что ли будут? — усмехнулся Стас.
— Нет, но вспоминать, что мы пожадничали — да! Причем до тех пор, пока стоит Покровское!
— Теперь — рыба, — вспомнила мама.
— Это я тоже беру на себя, — предупредил Будко-старший. — Можно было бы, конечно, и самому разок спромышлять. Той же сетью… Но тут дело святое — не хочется. В рыбхозяйстве хороших карпов куплю.
— Вот видишь, и тут надо платить… Все равно наших денег не хватит. Придется занимать.
— Ну и что? Раз в жизни детей женим!
— И замуж выдаем! — уточнила Лена.
— Отец мой наверняка что-то еще привезет, — добавил, чувствуя себя слегка неловко, Стас.
— Да… задал нам ваш Ник задачку, — покачала головой мама. — Ну да ничего, с Божьей помощью как-нибудь, глядишь, и управимся…
Не успела она договорить это, как послышался звук подъезжавшей к дому тяжелой машины.
Такой, что даже рюмочки в буфете зазвенели.
— Не понял, это что еще за «вводная» на учениях? — выглянув в окно, пробормотал Ваня. — Фура. И — к нам!
Он вышел и вскоре вернулся с двумя одетыми в одинаковые фирменные куртки мужчинами.
— Вот, — самым довольным тоном сказал Ваня. — Как говорится, своевременная огневая поддержка погибающей пехоте — от Ника!
— От Никиты Игоревича! — с уважением поправил мужчина постарше и протянул несколько листов бумаги.
— Что это? — не понял Будко-старший.
— Как что? Список продуктов на две свадьбы!
Мама ребят с недоумением взяла листы и принялась читать вслух:
— Мяса — тонна… Говядина и свинина. Точнее, по тонне и той, и другой! Он что, с ума сошел — куда столько? Сыра пять сортов по — двести пятьдесят килограммов каждый. Колбаса — сырокопченая, сервелат, докторская — полтонны… Икра черная астраханская… икра красная сахалинская… Господи, да тут же на миллионы рублей! И еще — рыба: балык из осетрины… угорь копченный, семга свежая… семга соленая… форель – тоже соленая и свежая… Оливки и маслины гигантские, с косточками и без косточек… Масло сливочное, высший сорт — центнер. Масло подсолнечное, масло оливковое — по полтонны… Майонез — сто упаковок… Столько же кетчупа… Теперь горячительные напитки… Коньяка — Лена, он словно твои мысли прочитал! — всего одна упаковка. Водки и того меньше: три бутылки. Остального тоже понемногу, но зато смотрите какое! Шампанское советское… вино красное, белое, розовое, «Бордо», «Каберне», «Совеньон»… а это я даже и разобрать не могу…
— «Шардоне»… — посмотрев в список, подсказал Стас.
— Надо же! — покачала головой мама и взяла очередной листок. — А это что? Ой! Теперь он будто меня подслушал: вилки, ножи, ложки большие и маленькие, тарелки столовые, десертные, мелкие, чашки, блюдца, салфетки — всего на тысячу персон… Куда столько? А тут еще кофе, чай, жидкий шоколад, сливки, сметана… фрукты… овощи… ананасы… печенья… конфеты… торты…
— Торты будут изготовлены на месте, — уточнил мужчина помладше – Как, впрочем, и все остальное!
— Когда? Кем?! — простонала, не зная радоваться ей или хвататься от всего этого за голову, мама.
— Сегодня приедут три повара из лучших ресторанов Москвы!
— Но где же мы найдем столько холодильников для всего этого?!
— Ничего страшного: на улице — мороз! — напомнил Будко-старший.
— И к тому же — у нас рефрижератор! — предупредил младший и хотел что-то добавить.
Но его остановил старший.
— Остальное вам Никита Игоревич сам все скажет. Тем более что они, кажется, уже подъезжают…
7
— А что тут такого? — пожал плечами Ник.
За окнами, и правда, послышался на этот раз едва различимый, шипящий по снегу, подъезд нескольких легковых машин.
Мягкое захлопывание дверцей.
Раздались требовательные гудки.
И первым на свадьбу прибыл тот, кто, казалось бы, по своей занятости и отдаленности, должен был приехать последним.
Ник долго обнимал и тряс крепкими, волевыми пальцами руки Вани Стаса.
Подмигнул Лене.
Поклонился родителям-Будко.
Затем сразу стал каким-то чужим и холодным.
Подчеркнуто-деловым.
После него к выбежавшим из дома навстречу гостям подошла Рита.
Она стала совсем взрослой женщиной — сразу отметил Стас.
Очень хорошо одетой, ухоженной ни чуть не меньше, чем остававшаяся в доме Виктория.
Но была чем-то очень озабоченная.
Или даже расстроенная.
Позади гостей стояли четыре машины.
Дальше всех — маленькая красная иномарка — дамская.
Судя по всему, принадлежавшая Рите
И перед самым домом — три роскошные черные.
«Мерседес» с тремя престижными «ААА» на номере, как сразу определил, подошедший к нему Ваня, с бронированным корпусом.
И два совершенно одинаковых «Лексуса».
— Ник, — деловым тоном спросил Ваня, кивая на «Мерседес» — а его гранатомет возьмет?
— Не знаю, к счастью, не пробовал. Когда покупал, сказали, любые пули, осколки и даже радиацию выдержит, и, если даже из подствольного гранатомета пальнут, то люди останутся целы, а машине конец.
— А если из станкового?
— Ну тогда… — Ник развел руками и выразительно посмотрел на небо. — Собственно, эту машину я взял совсем недавно, поэтому мало что могу еще сказать о ней…
— А прежнюю куда дел? — поинтересовался Ваня.
— Сыно-ок… — укоризненно одернула его мама.
Но Ник даже не обратил внимания на не совсем деликатный вопрос друга и только улыбнулся:
— А по этому поводу знаешь, какой анекдот про нас есть?
— Какой?
Услышав слово «анекдот», Лена юркнула за Стаса.
— Ленка, не закрывай уши — он приличный! — предупредил ее Ник. — Значит, так. Приходит новый русский в автосалон и просит продать ему машину. Только точно такую, какую покупал неделю назад. «А с прежней что? — спрашивают у него. — Разбилась?» «Да нет!» — говорит. «Просто сломалась?» — «Тоже — нет!» — «Тогда в чем же дело?» — «Да пепельница полностью окурками наполнилась!»
Все, кроме задумчиво рисовавшей острым носиком сапога какие-то фигурки на снегу Риты, посмеялись.
И Стас с удовольствием отметил:
— Как хорошо, что все течет и все изменяется. Раньше ты совсем другие анекдоты рассказывал!
— Да, и какие? — заинтересовался Ник.
— А такие, что сам же и сочинял!
Стас слегка наморщил лоб, припоминая — ведь слышал это лишь раз и так много лет назад — и сказал:
«Ты кто?»
«Я смерть твоя»
«Ну и что?
«Ну и все!»
— Д-да… Скверный анекдот. Хуже всякого неприличного! — нахмурившись, протянул Ник, и вдруг лицо его просветлело. — Мы тут до вас к отцу Тихону заехали. Помолились, конечно… Я, в который раз, поблагодарил его за все. Ведь если бы не он, то… Нет, ребята, — зябко передернув плечами, оборвал он себя. — Все-таки надо жить! И так, чтобы было потом что сказать на Страшном Суде Богу… Если не в свое оправдание, то хотя бы, чтобы иметь право просить о помиловании! И неважно, бедный ты или богатый, сделать для этого за время жизни — всё!
Все согласно помолчали.
— А папа твой как? — вспоминая правила приличия, спросил Будко-старший.
Ник вздохнул:
— Плохо. Лежит.
— Как это? — не понял Стас. — Он же у тебя такой молодой, здоровый…
— Был, — нехотя ответил Ник. — Да купался однажды во время шторма, уж не помню в каком море или океане, и его огромным булыжником — прямо по спине. Перелом позвоночника. Хорошо, что охранник даже в воде его сопровождал, чему отец всегда противился. И, как оказалось, совершенно напрасно. Вынес тот его. И с тех пор — полная парализация. Только глазами говорить теперь может. В смысле, «да», когда закрывает веки, и «нет», если открывает их в ответ на вопрос…
— А ты брением с могилки отца Тихона пробовал ему спину смазывать? — перебил Ника Стас. — Знаешь, как оно многим помогло!
— Конечно! Между прочим, бывший министр Соколов, который благодаря этому брению на ноги встал, подсказал, — с горечью усмехнулся Ник: — Все, что только возможно и невозможно, перепробовали. Но, видно, почему-то оно не всем помогает, и просто у отца такой крест. Как говорится, от тюрьмы да от сумы и вот от внезапных болезней — не зарекаются… Так что теперь я полностью за него… Поэтому, простите, очень долго пробыть здесь не смогу. В воскресенье после свадьбы — сразу назад. Да, — вдруг вспомнил он: — Ленка, все что тебе там надо для свадьбы — фата, платье с этим, как его — шлейфом, как у английской королевы, туфли — это все тебе принесут. Если что вдруг не так, то вместе с поварами приехал портной. Не русский, но тоже ничего. Его модели часто по телевизору показывают. Что касается твоего костюма, Стас, так — то же самое.
Ник повернулся к Рите, чтобы заговорить с ней, судя по всему, об очень серьезном. Но вдруг что-то вспомнив, сунул руку в карман простенького с виду — и не скажешь, что перед тобой олигарх — пальто.
Достав из него два ключа с брелоками, он протянул их Ване и Стасу:
— Да, а это вам! Чтобы потом не забыть…
— Что это? — не поняли они.
— Как что? — удивился Ник. — У вас ведь, если не ошибаюсь, свадьба?
— Да! — в один голос ответили Ваня, Лена и Стас.
— Так вот вам подарки. Эти два «Лексуса!» А для тебя, Ленка, у меня кое-что особое есть! — шепнул Ник и уже громче добавил: — И для твоей жены, Вань, тоже!
— Ну ты даешь!... — едва не теряя дар речи, пролепетал Ваня.
— А что тут такого? — пожал плечами Ник. — У тебя права, я знаю, есть. Стас выучится. Я для этого ему водителя-инструктора на год арендовал. Вон он, в машине сидит.
— Ну и ну… — только и смог повторить Ваня. — Конечно, я всегда мечтал о машине, но чтобы так сразу и еще такой, что не всякий маршал себе может позволить…
— Да будет тебе! — остановил его Ник. — Как будущему священнику тебе просто необходим хороший внедорожник. А как отцу большого семейства — у матушек ведь всегда много детей — еще и вместительный!
— Ты только при Вике этого не скажи! — испугавшись, сказал Ваня.
Но Ник, уже не слыша его, на этот раз окончательно повернулся к Рите и о чем-то заговорил с ней, то и дело кивая в сторону закрытого соседними домами коттеджного поселка…
8
— Да это же… — начала было Лена.
Проблема Риты заключалась в следующем.
Ник не понижал голоса и особо не скрывал сути разговора.
Так что Стас, который в отличие от Вани, бросившегося опробовать потрясающий подарок, остался здесь вместе с Леной и ее родителями, сразу все понял.
У Риты были какие-то финансовые сложности.
Кто-то давил на нее, держал в состоянии страха и даже паники перед ним.
И она, чтобы отвязаться от этого человека — отец ничем не мог помочь ей, так как сам давно уже скрывался в Англии — вынуждена продать ему коттедж, доставшийся ей в наследство от деда.
Почти в полцены.
А Ник, случайно узнав о том, не хочет допускать такого, по его словам, мародерства.
Вот он и взял Риту с собой на место продажи и теперь допытывался:
— Кто это человек?
— Не скажу! — отчаянно затрясла головой Рита. — Он сказал, если узнает, что я хоть кому-то назвала его имя, то… убьет меня. И я знаю, что он так и сделает!
— Допустим, — спокойно согласился Ник. — И сколько же он «просит» за твой коттедж?
— Ровно столько, сколько я неосторожно у него заняла, чтобы вложить в очень выгодное и беспроигрышное, по его заверению, дело, и как теперь понимаю, не без его же «помощи», прогорела…
— Знакомая история… А скажи — если ты отдашь ему не сам коттедж, а только эту сумму, он отстанет от тебя?
— Да, он так сказал, потому что уверен, что мне ни за что и ни у кого не набрать ее за три дня — ровно такой срок назвал он.
— Гм-мм… Ему что — так нравятся эти места?
— Не знаю, Ник. По-моему, наоборот.
— Перестань говорить загадками, если хочешь, чтобы я помог тебе! — нахмурился Ник.
Рита жалобно посмотрела на него:
— Да я и сама ничего толком не знаю! Просто поняла из его слов, когда он был сильно пьян…
— Пьян? Ты что, была настолько близко знакома с ним?
— Ник!..
— Хорошо-хорошо, не буду, в конце концов это твоя личная жизнь, и такие люди-пауки идут на все, чтобы оплести сетью свою жертву. Продолжай!
— Ну словом, он дал понять, что тут же продаст коттедж за настоящую цену, а на разницу скупит все земельные участки вокруг Покровского и организует на их месте такие предприятия, чтобы людям невозможно стало жить.
— Да это же… — начала было Лена.
Но Стас приложил палец к губам и показал глазами на Риту: молчи, если не хочешь ее погубить.
— То-то здесь ходят недобрые слухи, что кто-то опять хочет то ли затопить нас, то ли выкурить отсюда и предлагает продать участки, которые принадлежат нам после развала совхоза и которых мы в глаза-то не видели, — задумчиво проговорил Будко-старший.
— Но из-за безденежья разве не продашь? — вздохнула мама ребят.
— Да вы что — Григорий Иванович все равно не отдаст Покровку! — выкрикнула Лена.
— Ты еще здесь? — заметив ее, удивился Ник. — Иди скорее свое платье в порядок приводить!
— Ладно! Иду, — засмеялась Лена. — Только схожу сначала Горбушу покормлю… Стасик, ты со мной?
Стас, разумеется, собрался было последовать вместе с Леной.
Но то, что услышал дальше, заставило его отказаться от этого намерения.
— Он сказал, — продолжала Рита, — что это только поможет тем людям, которым Григорий Иванович стоит как кость поперек горла, быстрее свалить его. А дом требует продать вместе со всем, что в нем есть. И особенно почему-то настаивал на коллекции монет деда. Причем, пообещал за них отдельную сумму. Дал их фотографии, предупредив, что будет принимать монеты согласно им. Как еще ухмылялся при этом: доверяй, но проверяй. А я даже не знаю, как ее оценить…
— Ты иди, — сказал Стас Лене. — Мне кажется, я тоже хоть немного могу помочь в этой беде Рите.
Лена согласно кивнула и пошла в дом — собирать обед вороне.
А Стас сказал:
— Я могу посмотреть эту коллекцию?
И в ответ на упрекающий взгляд Ника — мол, хоть здесь ты можешь забыть свое увлечение старинными вещами — добавил:
— Я работаю консультантом по античным монетам в крупном антикварном магазине на Старом Арбате в Москве. И мог бы профессионально произвести оценку. Как положено, с легко проверяемыми — росписью и печатью.
— Что же ты до сих пор молчал? — возмутился Ник, словно Стас был виноват во всех неприятностях Риты, и сказал: — Поехали в коттедж и решим все на месте. Во-первых, нужно определиться, как проводить там свадьбу, завезти продукты, начать готовку. А, во-вторых, у меня нет привычки покупать кота в мешке!
9
— Стас! — словно очнувшись, нетерпеливо показал на часы Ник.
Без Лены Стасу сразу стало скучно и одиноко.
Своя машина — даже «Лексус», вокруг которого сбилась стайка восхищенной местной детворы, парней и взрослых мужчин, которые видели такое только по телевизору, — его особо не интересовала.
Он вообще был равнодушен к машинам.
Поэтому, пока Ник о чем-то еще беседовал с Будко-родителями, забрался в «Мерседес».
И… сразу же узнал его водителя.
Судя по тонкому ремешку от кобуры с пистолетом под распахнутым пальто — по совместительству и — охранника.
Это был тот самый Саша, как говорил когда-то о нем Игорь Игоревич, олимпийский чемпион по чему-то, и которого по его, Стаса, наущению однажды чуть ли не до смерти избил бывший кик-боксер Макс, уже потом ставший отцом Михаилом…
Но ничего — выжил Саша.
По виду еще крепче стал.
Только седина запорошила всю голову.
Стас поздоровался с ним.
И спросил:
— Что, так и не удалось воплотить в жизни свою мечту?
— О чем это вы? — не понял водитель.
— Ну, лет десять назад вы говорили мне на этом самом месте, что хотите собрать первоначальный капитал и завести свое собственное дело!
— А… это ты… вы? — припоминающе сощурившись, узнал в свою очередь Стаса — и Саша. — Надо же, как изменились…
И ответил:
— Да нет, зачем? Насмотрелся я на этих бизнесменов и понял: разве это жизнь? Ни выходных, ни проходных. Огромная ответственность, нечеловеческое напряжение и сплошные нервы. То ли дело моя работа. Сиди себе за баранкой. Ходи вслед за шефом или впереди него да внимательно смотри вокруг. Опыт есть. Пистолет пристрелян. Глаз наметан. Никакого риска.
— Это заслонять его своим телом, если вдруг что — никого риска? — не поверил Стас. — А в живого человека стрелять?
Саша-водитель пожал плечами:
— Первое — что было, то было. И не раз. Но ничего, привыкаешь, как и к любой другой работе. А вот в человека, слава Богу, ни разу не доводилось стрелять. И, дай Бог, чтоб никогда не пришлось!
Тут в машину сел Ник.
Следом за ним Будко-мама.
И — рядом со Стасом — Рита.
Решившая поехать на машине Ника, — с ее красной иномаркой что-то случилось, и над ней хлопотал водитель-инструктор — она машинально кивнула ему, и вдруг глаза ее изменились.
Они дрогнули.
И в них появилось что-то едва уловимо радостное, светлое.
«Тоже узнала», — понял Стас.
Но почему-то Рита не стала говорить ничего…
— На коттеджи! — коротко приказал Ник.
Они без единого слова доехали до красно-кирпичного поселка, окруженного такой же каменной высокой стеной.
Раньше здесь был шлагбаум с большим замком, и в застекленной будке-сторожке днем и ночью находился охранник.
Теперь от этого не осталось ни следа.
Заезжай — не хочу!
Войдя следом за Ритой, отключившей сигнализацию и затем неумело открывшей замки дверей, они оказались в огромном зале.
Здесь все было так, как в то время, когда Стас был в гостях у бывшего министра Соколова.
И лечил ему ноги.
Камин.
Массивные столы и кресла под старину.
На стенах — охотничьи трофеи.
Оскаленные морды медведей…
Рогатых оленей.
Клыкастых кабанов…
Ник быстро прошелся по всему, напоминавшему рыцарский замок, коттеджу.
Отдал распоряжение водителям разгружать продукты и посуду.
А поварам — начать готовить.
Казалось, больше всего его интересует, как будет проходить здесь свадьба.
За каким столом будут сидеть обе пары молодоженов.
Куда его лучше поставить.
Где будет сцена.
Как разместить столы для остальных гостей.
В три ряда или отдельными столиками на 8-10 человек.
На всех, конечно, мебели не хватит, поэтому он попросил Риму обойти соседей и попросить на время недостающие лавки, столы, стулья…
Все расходы, разумеется, он берет на себя.
— Да зачем так много? — попыталась остановить Ника мама ребят. — Из Покровского сюда придут человек двести, самое большее, триста!
— А из Кругов? Других соседних деревень? — напомнил Ник. — Кстати, нужно будет написать большое красочное объявление и повесить его на магазине! К тому же, еще и городские приедут.
— А они-то откуда узнают?!
— Уже оповещены. Я поговорил с Григорием Ивановичем и еще кое с кем. Приедут коллективы художественной самодеятельности. Профессиональные артисты, в том числе и всероссийские знаменитости. Разумеется, никакого рока и попсы — все только наше, пристойное. Так что вы, Валентина Андреевна, беспокойтесь лучше не о том, что много места останется, а что может его не хватить.
Все внимание Ника поглощали хозяйственные заботы, в каждую из которых он вникал с необычайным тщанием.
Однако, при этом не забыл он и о проблеме Риты.
— И сколько же ты должна Градову? — проходя мимо нее, словно между делом, спросил он.
Рита с ужасом взглянула на Ника.
Но тот только рукой махнул:
— Да ладно, не темни, здесь все свои, не выдадут. Так сколько?
— Много, Ник…
— Я не понимаю такого слова, когда речь идет о финансах Денег не может быть много, их может быть только мало! И предпочитаю, когда мне называют конкретные цифры!
— Миллион, — вздохнула Рима. — Долларов, разумеется…
— Ну и жук! — покрутил головой Ник. — Этот дом с участком стоит по меньшей мере вдвое больше.
— А монеты? — вдруг вспомнила Рита. — Вдруг они дороже, чем весь этот коттедж? Дедушка ведь не зря так любил и ценил их.
— А это мы сейчас узнаем, неси их скорее сюда! — распорядился Ник.
Рита сходила в другую комнату и принесла красивый ларец.
Стас сразу узнал его.
— Ник, — тихо сказал он. — Эти монеты собирал для Соколова отец Тихон.
— Понял, — коротко ответил Ник.
— Вот, — объявила Рита, ставя ларец на стол. — К счастью, я предпочла хранить их здесь, в сейфе, чем где-то в другом месте.
— И правильно сделала! — одобрил Ник. — А то нарвалась бы на какого-нибудь хитрого антиквара. А так у нас самый что ни на есть — свой. Ну, Станислав Сергеевич, — что скажете?
Стас щелкнул позолоченной защелкой и достал из ларца бархатные планшеты, в ячейках которых находились монеты.
Рита положила рядом с ним листы с их фотографиями.
Трепетное чувство охватило Стаса при виде больших и маленьких золотых, серебряных и медных кружочков.
Еще бы!
Ведь все эти монеты, так или иначе, были связаны с историей христианства.
Их, будучи еще совершенно неверующим учителем истории, собирал для подарка Соколову на юбилей отец Тихон, тогда просто Василий Иванович Голубев.
И пока собирал их с помощью верного друга Владимира Всеволодовича, да описывал, внимательно и беспристрастно изучая первоисточники — сам уверовал во Христа.
Да так, что потом стал монахом.
И даже Старцем!
— Ну? — нетерпеливо спросил Ник.
— Не торопи… — попросил его Стас.
Он взял из ячейки овальную толстую серебряную монету и показал ее всем:
— Вот — это статер греческого острова Эгины, одна из первых монет на Земле. На ней как вы видите, изображена морская черепаха. Земную стали изображать позднее, но не это сейчас важно, — для большей авторитетности добавил он. — Панцирь надежно защищал такую черепаху почти от всех встречных на суше врагов. Но даже он не мог спасти от орла, который поднимал ее высоко в поднебесье и сбрасывал на острые скалы, чтобы разбить о них панцирь и полакомиться нежным черепашьим мясом… У людей тоже — словно панцирь у черепахи — были: надежные крепости, спасающие от дождя дома, укрывающая от ветра и холода одежда, наконец, острое оружие и крепкие воинские доспехи. Но никто и ничто не могло защитить и их от губительного воздействия невидимых злых сил.
Ник, с интересом хмыкнув, потянулся рукой к монете.
Стас отдал ее ему.
Тот — дальше.
— И вот что интересно! — продолжал Стас. — Безвестный резчик словно олицетворил в этой черепахе изгнанное из рая человечество, которое вынуждено было теперь год за годом, век за веком ползти по земле, в поте и труде добывая себе на насущный хлеб. Болея, скорбя и, наконец, умирая… Так как с первородным грехом в мир вошла — смерть… И сколько еще предстояло идти людям, чтобы пришел, наконец, на помощь к ним Тот, Кто мог бы спасти их (и спас!), словно беспомощную черепаху от безжалостного, парившего над землей орла… Господь обещал стереть главу соблазнившего Адама змия, и то, что придет Спаситель. Даже назвал срок, когда это будет. Об этом нам говорит другая монета с изображением персидского царя Дария, так называемый сикль, — Стас достал из планшета монетку поменьше, — при дворе которого жил пророк Даниил. Именно он за пять с лишним веков назвал время прихода Христа, причем, буквально до года. Это возглашенное им время древние иудеи так и называли Данииловы седьмины. Ждали его больше, чем манны небесной! Однако…
Стас вздохнул и указал на совсем крошечную, в зеленой патине, медную монетку, тем не менее, в виду своей особенной значимости, занимавшую отдельную ячейку.
— … когда Спаситель пришел к ним, они не узнали его. И больше того — распяли на Голгофском Кресте. При Понтии Пилате. Именно в этом году, когда ходила в Иерусалиме эта монета. Видите дату в венке и буквы LIZ, то есть 17 — год правления императора Тиберия. Наверняка ее держали в руках те, кто кричал Пилату «Распни Его, распни» и те, которые слушали Христовы проповеди, исцелялись от множества болезней и потом в итоге последовали за ним до конца…
— Стас! — словно очнувшись, нетерпеливо показал на часы Ник.
Но тот словно не слышал его.
Стараясь даже не притрагиваться к крупной серебряной монете с изображением богатырского профиля, он с упоением продолжал:
— А это — образец одного из тех самых тридцати сребреников, которым могли расплатиться за предательство с Иудой. Тетрадрахма финикийского города Тира. На лицевой стороне аналог Геракла — Мелькарт. На оборотной — орел. Если быть совершенно точным, то их могло быть четыре разных вида. Но этот ученые считают наиболее вероятным. Очевидно, хозяин этой коллекции держал его у себя, чтобы она своим блеском жгла его взгляд…
Давила своею серебряной тяжестью…
Колола своими острыми зазубринами и трещинами, сделанными во время ручной чеканки…
Уязвляла следами ударов и царапинами, которые появились на ней за время хождения по многим городам и странам…
Будила совесть…
Звала к покаянию…
И постоянно напоминала, что, совершая любой грех, мы тоже предаем Христа, а значит, получаем свои сребреники.
Правда, не монетами, как Иуда, а в виде удовольствия или различных земных благ.
Иными словами — современные сребреники Иуды…
Стас немного помолчал, прижав ладонь к груди, пообещал Нику, что будет теперь предельно краток.
Хотя тот уже, задумавшись, и не торопил его.
И стал показывать:
— Вот это — лепта Ирода Великого. Главное ее достоинство в том, что она ходила в Иудее, когда родился Христос. Это — монета римского императора Клавдия, во время которого началась апостольская проповедь. Самое интересное, что она отчеканена в Антиохии, где именно в это время христиан впервые стали называть христианами.
Стас готов был говорить без конца.[16]
И даже Ник уже слушать его, не перебивая.
Но тут не выдержала Рита.
— А где же — денарий Тиберия? — дождавшись очередной паузы, спросила она, все время по ходу рассказа сверявшая образцы монет с их копиями на фотографиях. – Я что-то нигде не вижу его… Вот тут он должен лежать, — показала она на единственную пустую ячейку, — но его почему-то нет…
— А его и не может быть здесь! — усмехнулся Стас.
— Почему? — в один голос спросили Рита и Ник.
— А потому….
Стас опустил руку в нагрудный карман пиджака, достал крепкий прозрачный пакетик, в котором была бумажка, развернул ее и театральным жестом показал небольшую серебряную монету.
— … что он — вот!
— И правда — он самый! — сверившись с листом, так и ахнула Рита. — Но… почему он у тебя? Откуда?!
— Отсюда! — кивнул на ларец Стас и, наконец, объяснил: — Все дело в том, что мне подарил его твой… простите, ваш дед. Ну, в тот вечер, когда он встал с коляски.
— Точно. Он что-то рассказывал мне об этом, но я не придала значения… — сказала Рита и вопросительно посмотрела на Ника:
«Мол, что же теперь делать? Ведь Градов поставил обязательным условием, чтобы этот денарий был в коллекции! А коллекция, в свою очередь, вошла во все то, что отойдет ему с этим домом».
— Стас! — уже деловым тоном сказал Ник. — Во сколько можно оценить эту коллекцию? Я понимаю, что это дело не одной минуты и даже часа. Но — хотя бы приблизительно. Плюс-минус тысяча долларов.