Прошли с крестным ходом вокруг храма.

«Воскресение Твое Христе Спасе, ангели поют на Небесех. И нас на земли сподоби — чистым сердцем Тебе славити!»

Лена особенно любила это тихое, проникновенное пение, которое тихо-тихо начинаясь священником в алтаре, перетекает потом в храм и вместе с певчими вырывается наружу, на улицу, где течет, вся в живых огоньках горящих свечей, с каждым годом становящаяся все полноводней, река народа.

Всю ночную службу Сергей Сергеевич со Стасом отстояли, а бабушка с Леной отсидели на лавочках.

Только то и дело они вставали и вместе со всеми на возглас священника:

— Христос воскресе!

Радостно, во весь голос, отвечали:

— Воистину воскресе!

Понимая, что всего в этих нескольких словах заключается вся суть православной веры, все торжество грядущего воскресения верующих во Христа и идущих за ним, как только что шли в крестном ходе, людей… Только вместо огоньков свечей — уже были горящие до конца Богу сердца, а также слова и дела веры!

Потом подошло 1-е мая, после которого, как уже точно считала свекровь, Елена Стефановна должна была уехать.

Но та опять осталась!

Только попросила сына срочно отправить денежный перевод своему соседу.

— Так ведь почта сегодня закрыта! — возмутилась потерявшая уже всякое терпение свекровь.

— Почему? — расстроилась бабушка.

— Потому что праздник!

— Какой еще праздник?

— Бесшабашный! — ответила Лена.

А ее свекровь с вызовом уточнила:

— Весны и труда!

— А почему же тогда никто не работает? — с хитрой улыбкой поинтересовалась Елена Сергеевна.

Мама Стаса, не зная, что и ответить на это, развела руками.

А Лена, осмелев, продолжила:

— Да-да, именно бесшабашный! То есть, шабаш бесов! Как считали наши предки, испокон веков первого мая ведьмы и всякая прочая нечисть собирались в лесах, где хвастались друг перед другом, как они напакостили людям, и, обсуждая, что бы худого сделать им еще! Большевики, как этого и следовало ожидать от богоборческой власти, сразу взяли на вооружение этот «праздник» и тоже в лесах стали организовывать свои «маёвки»!

— Что же ты предлагаешь тогда не праздновать его вообще? Я заметила, ты и на мое поздравление с 8- марта не ответила… — нахмурилась свекровь.

— А что отвечать, если 8-е марта стоит по колено в крови? — сказал вместо Лены Стас. — Этот международный женский день, установленный по предложению Клары Цеткин, как революционный праздник, приурочен к страшному событию, когда еврейка Эсфирь, будучи женой персидского царя Артаксеркса, добилась от него казни 75.000 «антисемитов» с женами и детьми. А 7-е ноября?

Стас с горечью усмехнулся:

— Это ведь уже десятки миллионов уничтоженных большевиками людей! Искалеченных судеб. Целое море крови, нашей — русской!

— Так ты, чего доброго, и до Нового года доберешься? — поинтересовалась у него явно не готовая к таким основательным — и главное, возразить против которых было трудно, — ответам мама.

— Почему? — пожал плечами Стас. — Новый год — очень даже хороший праздник. Подведение итогов. Благодарность за все сделанное. Построение, разумеется, с Богом новых планов. Но, только если этот Новый год — по старому стилю! Так называемый, Старый Новый год. Который наступает после Рождества Христова. А не в самый разгар рождественского поста, как это стало в России, опять-таки, после прихода большевистской богоборческой власти! И у 23-го февраля — тоже страшный исток. Ведь всех тех, кто отказывался идти в Красную армию, публично, дабы другим не повадно было, вешали посреди села или расстреливали! А что, если по большому счету разобраться, сделала Красная армия? Уничтожила саблями буденовцев да из «анкиных» пулеметов весь цвет нации!

— Послушать тебя, так у нас тогда вообще нет никаких праздников? — возмутилась мама Стаса.

— Зачем же так… — остановил ее он. — Я же ведь уже сказал — Новый год. 9 Мая. Но главные, конечно — Пасха, Рождество Христово, Троица, именины, которые бывают у каждого крещеного человека. А у женщин есть прекрасный «женский день» — день святых жен-мироносиц! На который, кстати, уже ты отказалась отвечать Лене в ответ на ее поздравления! Потом — Покров Пресвятой Богородицы! День, даже два в году — Николая Чудотворца! Да всех замечательных праздников — просто не счесть! Было бы только желание замечать и отмечать их!

— Кстати, — заметила слушавшая с явным удовольствием внука бабушка. — Один из них завтра — святой блаженной матушки Матроны.

И, обращаясь к Сергею Сергеевичу, попросила:

— Сынок, ты не мог бы нас утром отвезти к ее мощам? Я всю жизнь об этом мечтала!

— Да вы знаете, какие толпы народа, как говорят по телевизору, стоят к ней каждый день. А уж в такой — и подавно?! — ужаснулась мама Стаса. — Вам там не меньше десяти часов придется потерять!

Но, как говорится, сказано — сделано!

Десять — не десять… но три часа в очереди они отстояли.

Стояли бы и дольше, но благодаря тому, что Елена Стефановна была старенькая и внезапно упала в обморок Лена, в конце концов, заметивший это священник провел их без очереди.

У маленькой, всей в розах и гвоздиках, раки с мощами святой Матроны все произошло так быстро, что Лена даже разочаровалась.

Она не успела ничего почувствовать и попросить толком.

Охранники торопили, требовали не задерживаться.

Быстро прикладываться к святым мощам и проходить дальше.

И Лена лишь, поцеловав стеклянное окошечко, под которым виднелась под облачением голова святой, попросила:

— Матушка, помоги!

Ей бы, по уму, объяснить все — что да как…

Но нужно было уступать очередь Стасику.

Тому — Сергею Сергеевичу.

А уж ему — всем тем, кто пропустил их и стоял на улице.

Растянувшись плотной очередью в сотни и сотни метров…

Тысячам…

Десяткам тысяч людей.

У каждого из которых также были очень и очень серьезные просьбы и даже мольбы о помощи!

Ожидать которую больше было уже не от кого…

В распахнутых воротах Покровского монастыря — Стас чуть отстал, идя под руку с бабушкой, а Сергей Сергеевич, наоборот, прошел вперед туда, где поставил машину, к Лене неожиданно подошла юродивая.

Одетая не то чтобы в лохмотья, как это видела Лена на картинках в старинных книгах…

Но уж очень необычно — в длинном, до пят, байковом платье из разноцветных лоскутков!

— Ну что, мамаша — еще год потерпеть, а? — с абсолютно серьезными и даже грустными глазами и смеющимся ртом полюбопытствовала она.

— Почему это год? — не поняла Лена и машинально сказала: — У меня уже целых три месяца.. Значит, осталось — немного больше, чем полгода!

— А вот и нет — ровно год! Так велела передать тебе матушка! Запомни ее слова!

— Какая матушка? Почему год? И откуда она вообще узнала, что я непраздная? — принялась допытываться, рассказав все Стасу, Лена. — Неужели это уже так заметно?

— Нет, конечно! — оглядев ее, улыбнулся Стас. — Но ведь она же — юродивая, а им, если они, разумеется, не прикидываются, много открыто Богом! Тем более что все это мы легко можем проверить!

— А как?

— Очень просто!

Стас достал свой мобильный телефон и принялся нажимать на нужные кнопки.

— Сейчас я заведу специальный будильник, и ровно через год, минута в минуту, он… — Стас подумал, какую мелодию выбрать для такого случая и нашел: — … Ударит во все колокола!

2

Ахилл невольно покосился на свои руки, на золото...

Золотые ауреусы щедрым потоком лились на стол перед лицом изумленного Ахилла.

— Вот он — твой первый заработок! — довольным тоном приговаривал сенатор Мурена. — Весь в золоте! А? Ну-ну, не вороти нос! Как гласит римская пословица, сначала ищи деньги, а уж потом — добродетель! Здесь тебе хватит и на всаднический ценз, и чтобы жить на широкую ногу до следующего доноса!

— Жить? После всего этого?! И... как ты сказал — до следующего?! — поднял умоляющие глаза на сенатора Ахилл.

— А ты что — забыл?

Ахилл прикрыл глаза и покачал головой:

— Как бы я хотел уснуть и забыть о том, что было...

— А, проснувшись, опять увидеть эти золотые? — с усмешкой поинтересовался Мурена и придвинулся почти вплотную к лицу Ахилла. — Нет, мой мальчик, так не бывает! Чтобы вкусный овощ вырастить, надо и в грязи покопаться! Да! А то и в навозе! Руками!

Ахилл невольно покосился на свои руки, на золото...

— Так-то, мой мальчик! — успокаивающе похлопал его по плечу сенатор. — Для первого раза ты неплохо сыграл свою роль. Но — только для первого! И потому, что я был рядом. А дальше, особенно когда будешь работать сам, будь осторожнее. Я забыл предупредить тебя, что если кому-нибудь из обвиняемых удастся опровергнуть донос, то тогда уже не ему, а тебе не сносить головы! Хотя Нерон и разрешил верить всякому доносу, все-таки надо соблюдать какие-то меры предосторожности... А то, гляжу, развел слезные разговоры с Титом Элием! Тут надо быть жестким, без тени сентиментальности! А ты — разнюнился! Дочь, видите ли, ему нашел! Да ему теперь до следующего цезаря будет не до дочери!

— Почему?

— Потому что, не дожидаясь суда, он, согласно римскому закону, добровольно удалился в изгнание. И поверь мне, зная, что я слышал про Синопу, будет устраивать пока свои дела где-нибудь в Малой Азии или на Боспоре! Скорее всего — в Херсонесе! Со времен своей последней ссылки он был так осторожен, что все деньги вложил туда, а в Риме оставил столько, что мне его четверти и на неделю не хватит!

— Так это его... ты? — с болью в глазах посмотрел на сенатора Ахилл. — Значит, и ты тоже — доносчик?!

— Не путай меня с собой! — нетерпимым жестом отстранил себя от Ахилла Мурена. — Я делаю это в интересах Римского государства! Для укрепления уже готовой пошатнуться власти! Ибо, если она рухнет, то погребет под собой и меня! Поэтому, если ты косвенно — чтобы одни, видя муки других, прикусили языки и перестали плести заговоры — помогаешь отечеству, то я делаю это прямо!

— Ты хочешь сказать, что Тит Элий — заговорщик? — недоверчиво спросил Ахилл.

— Нет! — поморщился Мурена и нехотя признался: — Я выдал его потому, что он слышал твой разговор с сенатором и сам мог донести на нас! Жаль его, конечно... Я как раз мимо шел, так крики прощающейся с ним жены до сих пор стоят в ушах. Хорошо хоть детей у него от этого брака нет...

— А у сенатора, на которого донес я, — есть?

— Да, пятеро! Теперь им осталось только вспоминать, каким был их отец!

— Был?.. — с ужасом уточнил Ахилл. — Ты хочешь сказать, что он... его...

— Да. Казнили! — невозмутимо подтвердил его страшную догадку Мурена.

— Нет... я больше так не могу! Я не буду!!

— Будешь! Будешь, мой мальчик! И вот тебе имя следующей твоей жертвы! — Мурена прошептал на ухо Ахиллу несколько слов, подбадривающе улыбнулся, сказал, что если все пойдет по его плану, то он даже усыновит Ахилла, чтобы было удобнее продвигать его выше и выше, и удалился.

Ахилл, оставшись один, бессильно опустился на ложе и долго сидел, вспоминая выданного им сенатора, Тита Элия...

Незаметно стемнело.

Словно очнувшись, он принес ящичек и принялся ссыпать в него золото.

И странное дело — на золотых кружках он видел не портрет императора, а лица детей сенатора... его жены... самого сенатора с окровавленной шеей... Они кричали, умоляли о пощаде, пока не исчез в ящичке последний ауреус...

3

В комнате воцарилось молчание…

Через полтора месяца, буквально на следующий день, как у Лены под сердцем впервые зашевелился ребенок, Елена Стефановна уехала.

Словно дождалась своего, известного лишь одной ей срока.

После которого никакой речи об аборте уже не могло быть.

Она прощалась так долго и грустно, что все почему-то сразу поняли, хотя и не хотели в это верить — навсегда.

И в тот же вечер в святом углу замироточила Феодоровская икона Пресвятой Богородицы…

Первым это заметила свекровь.

— Лена, я сколько раз тебе говорила, чтобы ты не протирала пыль на этой полке и не трогала лампадку! — убираясь в комнате детей, проворчала она.

— Да я даже и не подходила к ней… — слегка обиженно отозвалась вставлявшая новые батарейки в диктофон Лена.

— Стасик с детства не привык работать по дому. Ты, говоришь, тоже не брала ничего! А чего же тогда у вас вся икона в масле?

Свекровь с видом явного недовольства тщательно вытерла тряпкой икону.

А вечером… икона снова покрылась маслом!

Причем, капли были такими крупными, что медленно, прямо на изумленных глазах обнаруживших это Стаса и Лены стекали вниз, на полку…

И благоухали тончайшим, не похожим ни на один из земных запахов, ароматом…

— Ленка, смотри — мироточит! — ахнул Стас и, распахивая дверь, закричал: — Мама! Папа! Скорее сюда!

— Что, с Леной опять что? — встревоженно спросила его мама.

— Сердце? — уточнил Сергей Сергеевич.

— Нет — икона… — в один голос ответили Стас с Леной.

Сергей Сергеевич подошел к святому углу.

С благоговением перекрестился.

Но приложиться к чудотворной иконе не посмел.

Свекровь же, встав на стул, осмотрела икону и так, и этак.

И с лукавой усмешкой покосилась на сына:

— Стасик, признавайся! Твоя работа?

— Да ты что?! — возмутился Стас. — Во-первых, это было бы кощунством, а, во-вторых, я ведь гуманитарий, а не химик!

— Но ведь не может картон сам собой производить масло!

— Источать! — поправил Сергей Сергеевич.

— Ну, источать! — поправилась его жена.

Но при этом все же крепко сжала пальцами икону, чтобы проверить, нет ли внутри какого-нибудь хитрого приспособления.

— Осторожней! — воскликнула Лена. — Это же — чудотворная икона!

Свекровь протестующе хмыкнула.

Но икону поставила на место.

И с усмешкой сказала:

— Теперь что только не делают, чтобы обманывать доверчивых людей! Я читала в газетах и видела по телевизору, как изготавливаются всякие хитрые штучки. Например, свечи, которые сами собой гаснут и загораются…

— Ну, положим самые обычные церковные свечи, которые ДЕЙСТВИТЕЛЬНО гасли и зажигались, я видел на могилке отца Тихона! — уверенно перебил ее Стас.

— Мы видели! — подтвердила Лена.

— А что касается икон… — Стас показал пальцем на толстые книги летописей, занимавшие половину большой книжной полки. — Так они начали мироточить едва ли не с самого начала иконописания! Сведения о том есть чуть ли не в каждой летописи. Византийской и древнерусской.

— Ну, то когда было… — махнула рукой его мама. — Как говорится давно и…

— Ах, давно? — снова не дал ей договорить Стас.

Он подбежал к полке, схватил журнал, быстро нашел нужную страницу и показал маме:

— Смотри!

— Кто это? — не поняла та.

— Наш современник. Зверски убитый в 1997 году Иосиф Муньос. Чилиец испанского происхождения. В руках у него — написанная на Афоне в 1981 году и находившаяся в Монреале, откуда и дополнительное название — Монреальская — чудотворная Иверская икона Пресвятой Богородицы, хранительницей которой он являлся. Он возил ее во многие страны для укрепления в вере и помощи страждущим различными недугами. Так вот, эта икона так обильно источала миро, что к ней едва успевали подносить вату, кусочки которой люди развозили потом по всему миру, в том числе, и в Россию! Я сам, лично видел и держал в руках один из них!

Мама, как правило, безоговорочно доверявшая газетам и журналам, даже если в них печатались явные небылицы, на этом раз проявила сомнение:

— Все это, конечно, необычно и познавательно. Но, все равно — чтобы масло, да еще такое ароматное, выступало само собой на деревянной доске… — недоверчиво покачала головой она.

— Не только на дереве, старинном или новом. Но и на металле, картоне…

- Кар-р-ртоне! — встрепенулась Горбуша.

— Не перебивай! — прикрикнул на нее Стас и убежденно продолжил: — И даже самой простой, журнальной, бумаге!

Он взял другой журнал и показал маме:

— Одна женщина из Санкт-Петербурга — окно ее квартиры выходит прямо на монастырь, где под спудом покоятся мощи святого праведного Иоанна Кронштадтского, — вырезала из журнала понравившееся ей фото иконы Андрея Рублева, на которой был изображен Иисус Христос. Попросила, как положено, священника освятить ее. Повесила на стену. И она — замироточила… Вот, ее фамилия, имя — Галина, адрес. Можешь написать и сама узнать все подробности!

— И в самом этом монастыре на Карповке есть мироточивая икона Иоанна Кронштадтского, — добавил Сергей Сергеевич. — Я сам видел ее, когда был в Санкт-Петербурге на симпозиуме. Не маленькая такая икона… Красивая… Причем, что самое поразительное — некоторые струи масла текли не сверху вниз. А параллельно — вопреки всем законам всемирного тяготения!

— Кстати, а знаете, каков состав этого масла? — спросил Стас и, не дожидаясь догадок, сам же ответил: — Химики сделали анализ и точно установили, что он идентичен человеческим слезам! Представляете — это слезы Пресвятой Богородицы!

— И что же они означают? — спросила его мама.

— Ну… — слегка замялся, чтобы не напугать кого-то, Стас. — Я читал, что обычно это дается людям для укрепления в вере перед какими-нибудь предстоящими искушениями и скорбями.

В комнате воцарилось молчание.

Каждый думал — какими могли быть для них эти скорби и искушения.

Сергей Сергеевич — о своей старенькой маме.

Свекровь — что они для нее уже настали.

Стас — о Лене.

Сама же Лена, словно ей и не грозили великие трудности, совершенно спокойно вставила и свое слово:

— У нас в области живет одна пожилая женщина. Я тоже могу дать ее адрес. Так вот она почти постоянно ежедневно читает акафисты, это такие длинные-длинные молитвы, и у нее мироточит одновременно несколько десятков икон! Больше того, те люди, которые приезжают к ней, ставят рядом с ее иконами свои — и они тоже начинают мироточить! Это нам отец Михаил, который сам у нее был, во время проповеди говорил. А он ни одного лишнего, непроверенного слова никогда не скажет!

Маме уже нечего было возразить на все это.

Тем более что Стас продолжал:

— А еще бывают и кровоточивые иконы! Например, Неугасимая Лампада в соборе Андрея Первозванного города Ставрополя. Это уже не просто большая, а — огромная икона! На ней тонкие красные струи стекают со лба Пресвятой Богородицы, и одна проходит прямо по нимбу Богомладенца. Фотографию, сделанную с этой иконы прямо в соборе, с благословения настоятеля, мне подарил один знакомый паломник по святым местам. На ней даже не совсем качественный блик от освещения, то есть никакой компьютерной обработки! Она у меня давно уже лежит в отдельной папке. Хотите, тоже покажу?

Сергей Сергеевич был не против. Правда, потом, в другой раз, так как очень торопился к себе в кабинет.

Да и с мамы было уже более чем достаточно.

Она только неопределенно махнула рукой.

Пошла из комнаты детей тихая, задумчивая.

Но в дверях оглянулась и, несмотря на то, что на полке в святом углу продолжала стоять источавшая миро и разливавшая благоухание уже по всей квартире икона, упрямо сказала:

— И все равно — это надо еще доказать!

4

Лена была в восторге…

Узнав, что для лучшего развития плода и здоровья будущей матери необходимы частые, долгие прогулки на свежем воздухе, Стас, как только у него начались каникулы, с утра пораньше увозил Лену на метро в Измайловский парк и там, крепко взяв за раку, до изнеможения водил ее по тенистым аллеям.

Что было особенно кстати.

Потому что пришел июль, и люди в каменных джунглях мегаполиса просто изнывали от жары и смога.

Мама предложила детям переехать на дачу, куда с радостью отправлялась вместе с мужем на редкие выходные Сергея Сергеевича.

Но у Стаса была работа, которую он никак не мог оставить, чтобы чувствовать себя взрослым, самостоятельным человеком, способным содержать свою семью, хотя в этом и не было особой необходимости. Сергей Сергеевич по первой просьбе готов был снабдить его любой суммой денег. Но об этом непременно узнала бы мама, чего Стасу больше всего не хотелось…

А ездить от случая к случаю Лена не могла.

Тошнота первых недель беременности исчезла у нее без следа.

Но в машине почему-то появлялась снова.

Одно дело проехать несколько минут.

И другое — три часа.

Когда она, поехав однажды со всеми на дачу, просила останавливаться чуть ли не на каждом километре, наконец, уже не чаяв этого, бледная, полуживая вышла из машины.

И с ужасом два дня, вместо того, чтобы получать на природе положительные эмоции — свекровь во время строительства дачи настояла, чтобы на участке был только дом, большая лужайка, сосны с гамаком и никаких грядок и даже клумб — только и думала, что о дороге обратно!

Однажды, когда они возвращались на лифте после одной из таких прогулок — у Лены уже не было сил подниматься по ступенькам, — вместе с ними ехала молодая мама с большеглазым мальчиком, лет пяти.

Как раз в этот день прошел редкий в этом месяце дождь.

И мальчик был весь перепачкан так, что на его руках, ногах и одежде не было ни одного места без грязи.

Но самым удивительным было то, что при всем этом у него была совершенно чистая, белая панама.

— Ну, на минуту нельзя оставить тебя одного! Чушка, настоящая чушка! — отчитывала его мама.

— Неправда — у чушки есть пятачок и хвостик, а у меня их нет! — оправдывался малыш.

— Вырастут, если будешь еще валяться в грязи! Нет, ну надо же до такой степени выпачкаться! — никак не могла успокоиться мама. — Ты что, на голове, что ли ходил?

И тут мальчик, у которого, очевидно, было обостренное чувство справедливости, показывая, старательно не дотрагиваясь, пальчиком, на свою панаму, с обидой сказал:

— А вот на голове я как раз и не ходил!

Лена, когда они вышли раньше на своем этаже, была в восторге от всего увиденного и услышанного.

— До чего же умный ребенок! — только и качала головой она. — Очевидно, он предусмотрительно снял панаму перед тем, как полезть в лужу. Нет, скорее, судя по его виду, в лужи. И как тонко и точно он отвечал!

— Слушай, — открывая дверь, сказал Стас. — Я давно думал об этом… У тебя самой — прирожденный дар понимать и чувствовать каждое слово. Талант от Бога. И его надо развивать. Давай-ка и поступишь в институт. На лингвиста. Ну и что, что со зрением проблемы? Есть ведь наверняка — аудиопрограммы и учебные пособия для плохо видящих!

— Давай сначала родим и закончим твою книгу… — Лена осеклась на полуслове, поняв, что чуть было не проговорилась, и быстро поправилась: — Ну, то есть дождемся, когда ты напишешь ее. А потом уж займемся и мною!

Уводя разговор подальше от опасной темы, да и ей действительно хотелось говорить об этом, она с затаенной радостью спросила:

— Неужели и у нас будет такой же малыш?

— А как же! — уверенно отозвался Стас и добавил: — Между прочим, это тот самый, о котором рассказывала соседка, что приходила искать кота.

— Которого могло не быть на свете?! — ахнула Лена.

— Вот именно…

Лена долго молчала.

Словно подыскивая самые убедительные слова.

И наконец, вместо этого, просто сказала:

— Вот и ответ на все наши прежние вопросы и споры — живой ответ!

— Да, — согласился Стас. — Для нас-то они, слава Богу, закончились.

И вздохнул:

— А для других?..

Глава шестая

ПУСТАЯ КЛЕТКА

1

Выходные едва не закончились для Горбуши трагически…

И потянулись дни…

Побежали ночи…

С утра до вечера Лена снова ждала, не могла дождаться своего Стасика.

Отношения со свекровью, которая могла теперь только срывать зло на том, что не сделала или сделала не так Лена, обострились настолько, что Стас, однажды случайно оказавшись свидетелем этому, и поняв, почему глаза жены при его возвращениях частенько бывают на мокром месте, в конце концов, не выдержал и сказал:

— Мам, ты, конечно, прости… Но Лену нельзя сейчас волновать. Она ведь ребенка ждет. И если ты не будешь беречь ее нервы, то мы просто вынуждены будем переехать на нашу старую квартиру!

Мама Стаса, конечно же, сразу вспыхнула:

— А ты думаешь, у меня от всего этого нервы в порядке?

Но, так как это оказалось единственным ее разумным оправданием, замолчала.

И после этого весь удар сосредоточила на Горбуше.

Началось с того, что любимое лакомство вороны — икра — было объявлено вредным продуктом.

Как заявила мама, показывая за ужином очерченные красным фломастером строчки и целые абзацы в газетах и журналах, она является повышенным источником холестерина. Кроме того, ее целыми, так называемыми «левыми» партиями, которых почти невозможно отличить от настоящих, изготавливают в антисанитарийных условиях. И вообще, избыточное потребление соли вредно для организма!

— Мама, но ведь на ворон это не распространяется! — попытался было заступиться за Горбушу Стас.

Но какое там!

Мама как отрезала:

— А что, она лучше других в квартире? К тому же, наличие этого вредного продукта в холодильнике, будет, как говорите вы, православные, соблазнять всех. В первую очередь, Лену, которой он особенно противопоказан!

Дальше — больше.

На карканье вороны тоже было наложено вето.

— Делайте, что хотите, хоть завязывайте ей клюв, но чтобы я больше его не слышала! – поставила вторым условием мама Стаса.

Напрасно Лена пыталась объяснять ей, что Горбуша сбросит с себя любую повязку.

— Значит, заклейте лейкопластырем из домашней аптечки или скотчем, которого более чем достаточно у Стаса! — упрямилась свекровь.

— Но ведь она же тогда — задохнется!..

— Она, видите ли, задохнется… А я? Моя голова, давление, нервы… Обо мне вы подумали?

Кончилось все тем, что Стас просто взял с пола коврик и так как звуки, благодаря непроницаемости стен, могли просачиваться только через дверные щели, тщательно закрыл им дверь.

Тогда его мама сделала третье заявление.

Когда Лена со Стасом уходили гулять, чтобы Горбуша непременно оставалась запертой в клетке.

Чтобы не каркнула вблизи двери или — того хуже — случайно не вылетела из их комнаты.

— Да куда она без нас вылетит? Она ведь уже боится тебя! — попытался возразить на это Стас.

Но тоже безуспешно…

К счастью, свекровь продолжала ездить на выходные на дачу.

И это время было для Горбуши настоящим счастьем.

Праздником свободы.

Стас с Леной разрешали ей тогда, чтобы она смогла, как следует, размять крылья, летать по всей квартире.

Но при этом, разумеется, внимательно следили за каждым ее взмахом и посадкой.

Чтобы ворона, по своей неистребимой любви ко всему блестящему не утащила какую-нибудь мамину брошку.

И не слетело куда перышко.

Перья, после того, как уставшую от непривычной нагрузки Горбушу закрывали в клетке, искали потом вдвоем.

Стас своими зоркими глазами.

Причем, сразу находил их.

А Лена — наощупь.

И, как ни старалась, не могла найти ни одного.

Но зато наткнулась в недрах дивана на потерянную мамой во время шитья иголку…

Когда они вытащили ее плоскогубцами — Лена за это время не издала ни единого стона, только слезы так и хлестали из ее глаз, и Стас умело, как и положено сыну врача, обработал ранку, обнаружилась новая напасть.

Когда это успела сделать Горбуша, очевидно, они проследили одну из ее безопасных, на вид, посадок около телевизора, где просто нечего было стащить, но любимые мамины газеты с программами передач были изгажены…

И это — когда до возвращения родителей оставались считанные минуты!

Хорошо, что дом находился на Старом Арбате.

Где можно купить все.

Не только почти столетние буденовки, но и вчерашние газеты.

Стас быстро принес их, обвел то, что отметила мама на испорченных газетах красным цветом.

И только успел положить на их место — новые, как вернулись родители…

Следующие выходные едва не закончились для Горбуши трагически.

Как она попала в стиральную машину — Стас с Леной потом так и не смогли понять.

Очевидно, пока они буквально на мгновение отвлеклись чем-то, Горбуша проскользнула в ванную комнату.

Зубные щетки, паста и — особенно — мыло оставили ее совершенно равнодушной.

Но блестящие, словно бриллианты, пирамидки в барабане…

Их было столько, что пропажи всего одной единственной никто бы и не заметил.

И каждая так маняще сверкала, играла своими многочисленными гранями!

Пользуясь тем, что дверца в стиральную машинку была открыта, Горбуша запрыгнула в нее, попыталась отбить своим крепким, словно зубило, клювом хотя бы одну, а там, может, и две — аппетит даже для ворон приходит во время еды! – упрямую пирамидку.

И, заслышав близкие шаги, затаилась…

А это была Лена.

— Стасик, — крикнула она, — там, кажется, в машинке что-то темное нестиранное лежит!

— Ну так постирай! — отозвался Стас. — Может, это я носки и еще что-нибудь мелкое туда бросил?

Лена больше наощупь, чем глядя, положила порошок, захлопнула дверцу и привычно включила машинку, которая быстро стала наполняться водой…

Затем вернулась в комнату и огляделась:

— А где Горбуша?..

Они посмотрели тут…

Там…

Нет нигде!

Хорошо, что у Стаса в экстренных случаях был не просто быстрый, а молниеносный ум.

— Темное, говоришь? В стиральной машинке?! — переспросил он.

И со всех ног бросился в ванную комнату.

— Ой!.. — сообразив вслед за мужем, что к чему, только и ахнула Лена. — Стасик! Что же теперь будет?!

Горбушу они вытащили из кое-как остановленной стиральной машинки уже едва живой.

С радужными пузырями от порошка, выдувающимися из ее широко разинутого клюва.

Всю какую-то маленькую.

Так как она была совершенно мокрой.

Жалкую…

Еще бы минута — и поминай, как звали!

Если, конечно, можно поминать животных и птиц…

— Горбуша! Ну разве так можно? — причитала Лена, когда Стас почти как тряпку отжимал в ванну ворону.

После этого он собрал в ванне и на полу все до единого перышка.

Но в машинке, на радостях — позабыл посмотреть.

И Лена — проверить.

А зря…

Вернувшаяся с дачи мама, решив постирать, как нарочно в этот день взятое оттуда постельное белье, вошла к детям в комнату, потрясая сразу тремя большими мокрыми перьями.

Она ничего не сказала.

Но в тот же вечер позвонила той самой респектабельной соседке, у которой зять генерал-полковник.

С загадочным видом вышла из квартиры.

И вскоре вернулась.

Не одна.

А с соседкой, на руках у которой, злобно вращая блестящими глазами, сидел… огромный сиамский кот!

— Вот спасибо! Вот выручили! — только и повторяла радостно та.

И объяснила вышедшим в прихожую Стасу и Лене:

— Мне завтра на недельку уехать срочно надо, да вот беда — Василевса не с кем было оставить. Я вашей маме сегодня в лифте пожаловалась и — какая же она у вас отзывчивая! Тут же позвонила и предложила помочь!

— Да что вы, что вы! — с нарочитым равнодушием отмахнулась мама Стаса. — Уверена, что и вы не отказали бы нам, случись какая нужда!

— Конечно-конечно! — пообещала соседка и стала показывать: — Вот — поводок, на котором следует держать Василевса. Еще лучше привязывать его к ножке кровати. Как кормить и все остальные меры техники безопасности, чтобы никто не пострадал, я вашей маме уже объяснила!

Тут она вспомнила про Горбушу и сказала:

— С людьми Василевс еще считается. Понимает, что, в конце концов, они сильнее. Могут и тапком огреть. Правда, я никому не советую этого делать. Месть у него может таиться часами и даже месяцами и потом обрушивается внезапно, чаще всего, когда человек спит. А вот ворону вашу постоянно держите в клетке. Причем, запертой на все замки. Иначе от нее даже перьев не останется…

— Стасик, — испуганно спохватилась Лена. — У нас ведь Горбуша как раз на карнизе сидит…

— Сейчас посажу в клетку… — нехотя проворчал Стас.

Открыл дверь в свою комнату.

И тут, словно дожидаясь своего часа, из-под полога коврика в прихожую с криком «Кошка др-рянь! Коршка-р-раул!!!» стрелой вылетела Горбуша.

Кот, превращаясь в охотящегося льва, мгновенно спрыгнул с рук хозяйки и, высоко подпрыгнув, бросился на нее.

Но не тут-то было!

Горбуша, ловко увернувшись, спикировала на спину кота и яростно принялась долбить своим клювом его — по голове, по шее, спине…

Кот дико взвыл…

Принялся метаться по прихожей.

Пытаясь сбросить с себя птицу, стал кататься по полу, перевернулся на спину.

И Горбуша — тут как тут — оказалась сидящей у него на животе.

Оцепеневшие люди не знали, что и делать.

А Горбуша тем временем уже запрокинула голову для смертельного удара…

И тут Лена, сорвавшись с места, рискуя попасть руками под клюв, отбросила обмякшего кота в сторону и своим телом загородила его от вороны.

Стас, подбежав с другой стороны, цепко схватил Горбушу и унес ее в клетку.

Поднявшийся в этот самый момент домой после того, как поставил машину в гараж, Сергей Сергеевич пришел, как нельзя кстати. Он залил раны Василевса зеленкой. И обмотал всего бинтами так, что его, словно мумию египетского фараона, унесла на руках, ругаясь такими словами, что не в каждой деревне услышишь — куда только вся ее респектабельность делать — плачущая соседка.

Мама, извиняясь, попыталась проследовать за ней следом.

Но услышала только злобное:

— Теперь я понимаю, почему вороны живут по триста лет!

И щелчок замка с силой захлопнутой снаружи двери.

— Ну вот, — с досадой сказала она. — Только-только наладила контакт с человеком, с которым приятно и небесполезно пообщаться и вот… У, крылатое чудовище!

Она с ненавистью посмотрела на видневшуюся через приоткрытую дверь клетку, в которой сидела Горбуша, и только тут до нее дошло:

— Что? Триста лет?!

- Да нет, вороны больше ста лет обычно не живут, — попыталась заступиться за Горбушу Лена.

Но свекрови и этого было много.

— Это что же, получается, она всех нас переживет? — с ужасом прошептала она. — Ну нет…

И, словно кот Василевс, умеющий скрывать свою месть, больше не сказав ни слова, отправилась в зал — принимать лекарства.

Хотя Сергей Сергеевич и убеждал ее не делать этого, потому что, собственно, ничего такого, что могло бы причинить вред ее здоровью, не произошло…

2

— Горбуша! Горбуша! — наперебой принялись звать Стас с Леной…

— Стасик, — сказала Лена, когда они на следующий день, возвращаясь с прогулки, подходили к магазину, в котором мама обычно покупала икру. — Как ты думаешь, Горбуша заслуживает утешения после того, как ее постирали в машинке?

— Ты хочешь сказать, что теперь нужно погладить? — усмехнулся Стас.

— А после нападения на нее кота Василевса? — явно клоня к своему, продолжала Лена.

— Не знаю… — пожал плечами, как всегда думающий о чем-то своем, Стас. — Со стиральной машиной она сама виновата. Никто ее туда не затаскивал силой. Да и кот, справедливости ради, пострадал куда больше, чем она…

— Но нервный встряс у Горбуши все-таки был?

— Ты хочешь сказать — стресс?

— Стресс — это у нас людей. А ее, бедную до сих пор трясет!

— Говори прямо, чего хочешь, ты же ведь знаешь, что я тебе ни в чем не откажу. Тем более для Горбуши, — попросил Стас.

Лене только это и было нужно.

Они как раз поравнялись с магазином, и она кивнула на зазывающе разложенные на оконном прилавке рыбные деликатесы.

Стасу не требовалось объяснять чего-то два раза.

Неважно, словами или, как в этом случае, без слов.

— Понял! — кивнул он.

Они зашли в магазин и, радуясь за Горбушу наверное больше, чем когда она увидит и начнет есть то, что они принесли, вернулись домой с банкой красной икры.

Лена, хотя судя по отсутствию босоножек свекрови и отсутствию из зала телевизионных звуков, дома никого не было, тайком пронесла ее в их комнату.

Стас направился на кухню.

Вернулся с консервным ножом.

— Где банка? — с порога спросил он и услышал растерянное:

— Стасик… А ее нет!

— Кого это нет?

— Горбуши.

— Как это?

— Сама не понимаю…

Стас подошел к клетке, недоуменно потрогал открытую дверцу.

— Я точно помню, как ее закрывал, — уверенно сказал он. — И дверь в нашу комнату, когда мы пришли, была закрыта.

— Ай, да Горбуша! Не иначе, как сама каким-то образом умудрилась открыть клетку изнутри и теперь спряталась, боясь наказания.

— Горбуша!

— Горбуша! — наперебой принялись звать они.

— Выходи, тебе ничего не будет!

— Мы, наоборот, твой любимый «икар» принесли.

Ворона не отзывалась.

Нигде не было слышно ни малейшего шороха.

Стас с Леной заглянули во все углы.

Под стол.

За кресла…

Диваны…

На всякий случай обошли всю квартиру.

Проверили, нет ли ее в стиральной машинке.

Ворона словно под пол провалилась…

— Стасик, — вдруг каким-то нехорошим голосом позвала Лена и показала пальцем на открытое окно.

— Ты хочешь сказать, что она… — начал было Стас, но тут же остановил себя: — Да нет, этого не может быть! Сколько раз у нас было открыто окно, когда она не сидела в клетке, и у нее даже мысли не было улететь. Куда? Она ведь и летать толком не может! И вообще улицы как огня боится. Нет, чтобы Горбуша, сама…

— А если не сама? — чуть слышно спросила Лена.

— Мама? — вопросительно посмотрел на нее Стас.

Вместо ответа Лена только вздохнула.

Они уже научились понимать друг друга с полуслова.

— Ничего, если это даже действительно так, то покружит-покружит по двору, дождется нашего возвращения — она же у нас умная — в конце концов, проголодается и прилетит! — успокоил жену Стас. — А с мамой я обязательно поговорю. Горбушу в обиду тоже не дадим!

— Вот и хорошо! — обрадовалась Лена.

К тому же как раз щелкнул дверной замок, и вернулась свекровь, которая могла что-то знать.

Стас с Леной поспешили с прихожую.

Мама Стаса почему-то была со старой хозяйственной и при этом — совершенно пустой — сумкой.

— Мам, ты Горбушу не видела? — первым делом спросил у нее Стас.

— А что такое? — с деланным удивлением спросила та.

— Да нет ее нигде! — жалобно сказала Лена.

Свекровь вошла в их комнату, огляделась и картинно развела руками:

— Я же вас предупреждала — закрывайте клетку, когда уходите! А тут еще и окно открыто…

— Так ведь закрывали! Во всяком случае, клетку…

— Значит, плохо закрывали! Надо было проверить еще раз!

Что-то в голосе мамы и то, что говоря, она отводила глаза, насторожило Стаса.

Он незаметно выскользнул из комнаты, взял хозяйственную сумку.

И вернулся в зал, куда перешла мама, демонстративно показывая ее дно, в котором лежало… большое воронье перо.

— Ну и что? – не став даже отпираться, с вызовом спросила мама. — Да, я решила избавиться от нее! А сколько уже можно было терпеть все это?

— Вы что… ее выгнали? — с ужасом спросила Лена.

— Положим, не выгнала, а просто выпустила на свободу, на которую она, кстати, тоже имеет полное право! — уточнила свекровь.

— Где? В каком месте? — спросил Стас, в готовности немедленно броситься туда, где была наверняка просто вытряхнута из сумки Горбуша.

Но его мама тяжело опустилась на диван и, потирая висок — видно было, что у нее на самом деле поднялось давление — сказала:

— Не помню! Правда! Простите… Она меня так довела и еще раскаркалась, как никогда, когда вы ушли на прогулку, что я положила ее в сумку, села в метро… Ехала… ехала… Одно только в памяти осталось — по красной ветке. Несколько раз хотела вернуться… Но все же удержала себя и, в конце концов, поднялась наверх. Ну, не помню на какой станции… И только открыла сумку, как она сама улетела. Честно вам говорю — сама!

— Что ты наделала! — возмутился Стас. — Она же ведь совершенно не приспособлена к вольной жизни! Погибнет от голода или ее заклюют свои же. Она ведь среди них сильнее любой белой вороны отличается!

— Ну знаете, если из-за каждой вороны так расстраиваться!..

— Она не каждая! — с болью начала было Лена.

— Погоди, — остановил, взяв ее за руку, Стас.

Увел в их комнату.

Позвонил жильцам, которые снимали их старую квартиру и сказал:

— Все складывается, как нельзя лучше. Если в данной ситуации вообще можно говорить о чем-то хорошем… Словом, квартиранты уже две недели не живут там и хотели даже передать квартиру своим знакомым, но побоялись спросить о том у мамы — она ведь у нас очень щепетильно относится к подбору новых жильцов.

— И что все это значит? — недоуменно взглянула на Стаса Лена.

— Как что? — не понял он. — Только одно: давай собирать вещи!

3

Поистине коса нашла на камень…

— Ну! И чего это вы удумали?

Мама Стаса стояла на пороге детской комнаты, одновременно — растерянно и с негодованием — глядя, как собираются в дорогу Лена и Стас.

— Мы? — приподнял голову Стас. — Ничего!

— Я вижу! И как же вы собираетесь жить одни?

— Очень просто, как многие начинающие семьи!

Разговор шел только между матерью и сыном.

Лена не решалась вмешаться в него.

Да и что ей было сказать?..

— Ты вас с другими не сравнивай, — говорила мать. — Лена ведь ни приготовить, ни убраться не может.

— А я на что? — с вызовом отвечал сын.

— Ты? Да ты сам ничего не умеешь. Потому что привык, что за тебя все всегда делает мама! И потом у тебя столько учебы, столько внутренней работы, чтобы стать, наконец, писателем!

— Между прочим, — заметил Стас, — великий Чехов работал земским врачом — а это ведь приемы больных и постоянные вызовы на дом — и писал. Народный поэт Кольцов был купцом, у которого постоянно была очень ответственная — попробуй обсчитайся хоть на одну денежку — так назывались в его время полкопейки, работа. Гончаров, написавший «Обломова» и другие романы, занимал ответственейшую должность главного цензора Российской Империи. О Генри писал рассказы, которыми ты умиляешься, видя их на телеэкране, между прочим, сидя в тюрьме. Гениальный Достоевский до того, как стать писателем, и вовсе все на каторге делал! Лермонтов был офицером, причем, в действующей армии!

— А Пушкин?

— Что Пушкин? Его… тоже на саранчу посылали!

— Ты меня своими авторитетами в сторону не уводи, — потребовала мама. — Лучше скажи — что вы там есть будете?

— Что-что? То, что приготовим! — беззаботно отозвался Стас, бережно кладя на самый верх уложенных в сумку вещей тщательно завернутую Леной в пакет мироточившую икону Пресвятой Богородицы.

— Как — приготовим? — простонала мама.

И услыхала в ответ:

— Вдвоем!

Стас посмотрел на окончательную сбитую с толку мать и пояснил:

— Лена теоретически — например, будет подсказывать мне, как готовить макароны. А я практически — то есть, их жарить!

— Стасик, — шепнула Лена. — Макароны не жарят. Их — варят!

— Вот, — словно дождавшись своего, торжествующе подняла указательный палец мама. — Что и требовалось доказать!

— Читэдэ… — чуть слышно прошептала Стасу Лена, отходя в сторону, чтобы пропустить вошедшую, явно для обличительного разговора, в комнату свекровь.

Та прошла к дивану, села на него и с вызовом начала:

— Ты что, хочешь сказать, что я одна во всем виновата? А вы, стало быть, ни при чем?

— Почему? — удивленно пожал плечами Стас. — Никогда не бывает стопроцентно правых людей! Доля вины каждого, пусть даже самая ничтожная, есть в любом споре, иначе его просто бы не было! Но если мы сейчас отвлечемся и забудем что-нибудь очень важное, то тогда действительно виновата будешь только ты!

Видя, что сын — невестку она не брала в расчет — настроен как никогда решительно, мама сбавила тон.

— У тебя ведь здесь библиотека, столько учебников, конспектов… — не скрывая своего огорчения, сказала она. — Наконец, компьютер, без которого ты просто не можешь…

— Вся моя библиотека и учебники давно уже умещаются вот здесь, — Стас показал электронную книгу в изящной обложке. — Конспекты и все остальное, что нужно для учебы и работы, папа привезет. А компьютер…

Он с сожалением погладил свой большой компьютер и стал укладывать в портфель старенький ноубтук, с которым еще в ранней юности ездил в Покровское:

— Поработаю пока с ним!

— Пока — это насколько? — с надеждой получить хоть малую определенность, на какое время уезжают дети, уточнила его мама.

Но услышала неуступчивое:

— Пока новый себе не куплю!

Поистине коса нашла на камень, кося под яблоней, от которой, как всем известно, недалеко падают яблоки…

— Стасик, — одернула мужа Лена. — Не смей так грубо разговаривать со своей матерью!

— А чего же она… — обиженно начал Стас, но Лена строго поправила:

— Не она — а мама!

Свекровь взглянула на Лену так, словно только сейчас, впервые увидела ее.

Привстала было, чтобы шагнуть к ней, почувствовав в невестке единственную, пока нет Сергея Сергеевича, поддержку.

Но уже не могла совладать с собой.

— Стасик, учти, эта дверь закрывается только с одной стороны!

— Прекрасно! — отозвался Стас. — Вот сегодня мы её и закроем – с внешней! А ты когда-нибудь нам сама откроешь. Разумеется, когда будешь готова к этому. Да и мы тоже…

— Нет, с тобой совершенно невозможно разговаривать! — вспылила мама.

И — не оглядываясь, вышла из комнаты.

В зале громко взревел телевизор.

Сначала это был звук пикирующего самолета, которого яростно обстреливали зенитки.

Затем какая-то дикая музыка с абракадабрным набором слов…

— Жалко, что все так получилось… — вздохнула Лена.

— Ну, а что мы можем с тобой сделать? — развел руками Стас. — У меня папа — хирург. И поэтому я, наверное, генетически не стал применять терапевтических методов и всяких там помогающих лишь временно таблеток и примочек. Раз — и все! Тем более что это единственный выход, чтобы сберечь ее нервы и чтобы ты родила здорового, крепкого малыша! Пойми, я ведь теперь отвечаю и за тебя, и за него!

— Да все я прекрасно понимаю…

— А раз так, то давай заканчивать наши сборы! Иначе мама может прийти опять и все это может затянуться надолго…

За окном начался дождь.

Вскоре он перешел в настоящий ливень.

Дождевые струи падали косым потоком.

Сверкнула молния.

Прямо над крышей, так, что показалось, присел даже дом, грохнул гром.

— Бедная Горбуша! — ужаснулась Лена. — Ее же сейчас вымочит больше, чем в любой стиральной машине!

— Ничего! Зато без порошка! — успокоил ее Стас.

— Да у вас тут в дожде — вся таблица Менделеева!

— Но, с другой стороны, в Москве много карнизов и крыш, — резонно возразил Стас. — Найдет, где укрыться!

— Ты совсем забыл, что она ведь у нас домашняя — ничего не умеет! — упрекнула его Лена.

— Зато — умная! Посмотрит, как это делают другие вороны и быстро научится.

— А если они не примут ее в свою стаю? Или вообще заклюют ее?

— Не успеют! — уверенно сказал Стас.

— Откуда ты это знаешь? Успокаиваешь меня, да? — через слезы взглянула на него Лена.

Стас привлек ее к себе и объяснил:

— Не успеют — потому что с завтрашнего же дня мы начнем искать ее. Надо будет — пройдем по всем станциям метро, благо, нам известно, по какой линии ехала мама. Красная ветка не такая уж и большая. И быстро найдем нашу Горбушу! А учитывая то, что она сама, зная нашу любовь к ней, будет высматривать нас, то это только удваивает наши шансы на быстрый успех!

Он деловито осмотрел застегнутые на молнии сумки.

Вызвал по телефону такси.

Сообщил, что оно будет у подъезда через пять минут.

И скомандовал:

— Ну, а теперь — присели, как водится, на дорожку!

— К чему все эти языческие приметы? — присаживаясь, однако, на краешек дивана, нахмурилась Лена.

— Да вовсе это не приметы! И, тем более, не языческие! — улыбнулся ей Стас и пояснил: — Это всего-навсего традиция наших предков. Их жизненный опыт. Они всегда присаживались перед дорогой, чтобы, хотя бы в последний момент, вспомнить, не забыли ли чего взять с собой?

4

— Точно! Как же я сразу не догадался? — удивился Стас.

Старую квартиру, конечно, никак нельзя было сравнить с той, что осталась в доме на Старом Арбате.

Прихожая — куда меньше.

Две комнаты смежные, темные, тесные.

Прежняя комната была в полтора раза крупнее их, вместе взятых.

И раз в десять светлее.

Кухня — та и вовсе была совсем крошечная.

Со старой газовой плитой.

Низким окном, с маленькой, к тому же плохо закрывающейся форточкой.

И, тем не менее, Лена была просто счастлива.

— Стасик! — оглядевшись, радостно воскликнула она. — Неужели мы, наконец, одни? И больше никто-никто не будет мешать нам жить?

Не успела она договорить, как над дверью настойчиво затрезвонил звонок.

— Вот те раз… — с досадой посмотрел на него Стас. — Папе еще рано… Мама тоже вряд ли бы помчалась за нами… Кто бы мог это быть?..

— Кто бы ни был, все равно открывать надо, может, помощь нужно кому оказать… — развела руками Лена.

Стас открыл дверь и тут же попятился под натиском наступавшей на него женщины, примерно маминых лет, только толстой и низкой.

Это была их соседка по этажу Ангелина Витальевна — как представил ее Лене Стас.

— С приездом! Ну, и как расположились в старом семейном гнездышке? Ой, Стасик, как же ты повзрослел! Каким представительным стал! И жена у тебя какая красивая! — елейным голосом зачастила она, при этом запечатлевая все, что видела своими зоркими глазами, точно фотоаппарат. — Надолго сюда? В центре Москвы-то для молодых людей ведь намного интересней и престижнее! А одна только радость — парк под боком. Но ведь это для пенсионеров!

Не дослушав до конца ни одного — даже самых кратких! — ответов Стаса, она вышла так же стремительно, как и вошла.

— Вот он — мир, живущий без Бога, — хмуро кивнул ей вслед Стас. — В сердце одно. Все, что угодно: любопытство, зависть, злоба, ненависть, похоть, месть. А на лице — совершенно другое!

— Ну зачем ты так сразу о ней? — попыталась заступиться за соседку Лена.

Но Стас был неумолим.

— Затем, что она, выведав все, что хотела, помчалась теперь докладывать маме, как мы и что у нас на уме! — усмехнулся, кивая ей вслед, Стас.

— Ты так думаешь? — недоверчиво взглянула на него Лена.

— А откуда же она тогда могла сразу узнать, что мы здесь появились? Окна у нее выходят на противоположную от подъезда сторону. Кстати, будь осторожна, — предупредил он, — ни одного громкого слова в маленькой комнате, которая граничит с ее коридором. И тем более в подъезде!

— Думаешь, будет подслушивать?

— Еще бы! Ничего предосудительного, разумеется, она не услышит. Да только чашек ее жалко!

— А при чем тут чашки? — не поняла Лена.

— Ну ты прямо, как детский сад! — покачал головой Стас и объяснил: — Лучше всего подслушивать через стенку, прикладывая к ней чашку. А они, к сожалению, когда стоишь в неудобной позе, согнувшись, да и, если еще услышишь что-то неожиданное, имеют одну удивительную способность — часто биться!

— От других это узнал, или сам таким методом пользовался? — с насмешкой уточнила Лена.

— И узнал, и пользовался! — не стал отпираться Стас. — Детство оно ведь не только любознательно, но и любопытно! Особенно, если хочешь знать, какое тебя ждет наказание…

Он, категорически запрещая Лене помогать ему, сам занес сумки в комнаты.

Распределил:

— Это — спальня, это рабочий кабинет!

В первую очередь — они поставили на полку иконы.

Затеплили перед ними лампадку.

Помолились — по молитвослову и своими словами, чтобы Господь благословил их на пребывание в этом жилище.

И, растегнув сумки, перешучиваясь, принялись распаковывать вещи и раскладывать их на новых местах, каждый раз радостно поражаясь тому, что у них совершенно одинаковые вкусы.

Дойдя до карты схемы с коллекцией монет, Стас озадаченно поскреб пальцами затылок:

— Д-да… А стекло-то на стол мы забыли взять!

— Ты все-таки думаешь, Горбуша еще найдется? — с благодарной надеждой посмотрела на него Лена.

— А куда она денется? — уверенно отозвался Стас и, продолжая думать о своем, пробормотал: — Хотя оно никак не уместилось бы в такси. Но все равно — можно было отрезать от него небольшой кусок. Оргстекло легко пилится… Впрочем, и этот вариант не подошел бы — ведь твоя карта-схема намного больше!

— Так я могла ее перерисовать в меньшем масштабе!

— Точно! Как же я сразу не догадался? — удивился Стас и с нарочитой серьезностью сказал: — Тогда это — явный непорядок в доме!

— Это еще почему? — опешила Лена.

Стас, любуясь, посмотрел на нее и, продолжая скрывать улыбку, ответил:

— А потому что в семье обязательно один должен быть красивым, как, например, ты, а другой — умным. Как я…

— Да, от скромности ты явно не умрешь! — с удивлением глядя на мужа, который в сложнейших ситуациях творил просто чудеса сообразительности, а в некоторых простых случаях просто не видел самого очевидного ответа. И добавила: — Это ты тоже где-то услышал?

— Нет, сам придумал!

— Ну и красивым же ты тогда был, Стасик! — словно в детстве, с легкой ехидцей заметила Лена.

— А?.. Что?.. — отрываясь от своих мыслей, переспросил Стас.

На этот раз тут же все понял.

И расхохотался так, что к нему, тоже как в детстве, правда, тогда вместе с ними был еще Ваня, присоединилась и сама Лена…

5

— А в чем, собственно причина? — не понял Стас.

Вечером приехал Сергей Сергеевич.

Не один.

Вместе с Владимиром Всеволодовичем.

Стас с Леной поначалу подумали, что отец попросил друга помочь перенести их вещи, которых оказалось не так уж и мало.

Но оказалось, что не только.

Как только последний ящик с конспектами Стаса оказался в старой квартире, Сергей Сергеевич с Владимиром Всеволодовичем не стали говорить, что им пора, так как срочно нужно возвращаться по домам.

Наоборот, они с удовольствием приняли приглашение Лены передохнуть и попить чаю.

Стас, опережая жену, чтобы та не поднимала даже чайник, быстро наполнил его водой, поставил на зажженную газовую плиту.

И Лене осталось только заварить чай, добавив к обычному черному — сушеные листья смородины, земляники и черники, которые она привезла из дома.

Поставить в комнате-кабинете чашки.

И разлить его.

Конфетами, достав из портфеля большую красивую коробку, гостей и хозяев обеспечил Сергей Сергеевич.

То есть, как понимающе переглянулись Стас с Леной, это чаепитие было запланировано заранее.

И они не ошиблись.

Когда гости выпили по первой чашке чая, от которого Владимир Всеволодович был просто в восторге, и Лена налила им по второй, Стас осторожно спросил у отца:

— Ну как там? Смягчилась?

— Какое там! — удрученно махнул рукой Сергей Сергеевич. — Скорее, наоборот! Я еще никогда не видел ее такой. Чтобы она и видеть тебя не хотела – этого и в самом страшном сне мне бы не привиделось!

Он, собираясь с мыслями, помолчал, вздохнул и сказал:

— Нехорошо все, конечно, получилось. Но будем надеяться на лучшее.

— Что вся эта мУка перемелется — и мукА будет! — добавил Владимир Всеволодович.

Как ни напряжен был момент ожидания того, каким будет дальнейший разговор, Лена даже захлопала, приветствуя такую игру слов.

— Собственно, — продолжил Сергей Сергеевич, — я убежденный сторонник, чтобы дети жили отдельно от родителей, и в свое время сам поступил именно так же. Но только все это происходило в полном согласии с моей мамой и по общему пониманию с ней и любви!

— А разве с ней можно иначе? — поразилась Лена.

— Нет, конечно. Потому что она — человек верующий. А тут — особый случай. Требующий самого деликатного отношения, — с нескрываемой болью в голосе сказал Сергей Сергеевич и с упреком посмотрел на сына: - Ну ладно отъезд. Но зачем тебе нужно было еще и грубить матери?

— Да я и не грубил вовсе! — начал было тот, но Лена остановила его:

— Грубил-грубил! Забыл, что ли, как я тебя то и дело одергивала?

— Ну было, — огрызнулся Стас. — А зачем она тогда Горбушу выгнала? Вот и передай ей, чтоб оставила себе вместо нас клетку — под говорящего попугая!

— Ну вот видишь? Ты опять за свое! — с упреком покачал головой Сергей Сергеевич. — Не буду я ей этого передавать. Она и так переживает. Только поделать с собой ничего не может. Потому что живет — без Бога! И, как говорится в Святом Писании, сама не ведает, что творит. Но мы-то ведь ведаем!

— А в чем, собственно причина, что она не верит? — не понял Стас. — Ну ладно, во время вашего детства и молодости вера была под запретом и страхом наказания. Но теперь-то? Храмы открыты. Духовной литературы более чем достаточно! Хотя бы у меня в комнате. Только бери да читай! Кто ей виноват?

— Мы! — ответил Сергей Сергеевич и, глядя, как изумленно вытягивается лицо сына, убежденно повторил: — Именно мы!

— Да разве же и ты, и я — мало говорили ей о Боге и вере? Насколько я помню, только это постоянно и делали!

— Говорить мало, — ответил за Сергея Сергеевича Владимир Всеволодович. — Слова назидания и наставления в православной вере, конечно, нужны. И даже необходимы. Потому что за долгие десятилетия богоборческой власти целые поколения были лишены всякой информации об Истине, наоборот, отравлены тлетворным душком — я даже не хочу называть его духом — атеизма, обмануты наглой бесстыдной ложью и в итоге многие теперь не верят только из-за полной духовной безграмотности. Как говорил великий английский мыслитель Бэкон — неверие в Бога происходит исключительно от незнания людей о Нем…

— Так что говорить можно, и даже необходимо, — подхватил Сергей Сергеевич. — Но если при этом, мы учим, что главное для православного человека жить по закону Любви, а сами не соблюдаем его: грешим, гордимся, грубим, мстим, гневаемся, раздражаемся, то получаем прямо противоположный результат: ответное озлобление и, что самое страшное, не желание того, кого мы пытаемся обратить в веру, сделать даже первый шаг. Да что там шаг — шажок к Богу! Который уже не оставит такого человека! Ибо сказал — грядущего ко мне не изжену вон![25]

— Иными словами, — снова взял нить разговора в свои руки Владимир Всеволодович. — Ты ведь, как будущий историк и писатель книг на духовные темы, должен знать, чем больше всего притягивали к вере в Христа язычников первые христиане. Великими подвигами и терпением с Божьей помощью нечеловеческих мук, когда их предавали на казни и пытки по приказам римских императоров? Да. Разумеется. Но не меньше — личным примером. Образом своей жизни. Язычники так поражались их святостью и неукоснительным соблюдением на деле всего, чему они учили других, что затем верили самим словам и становились христианами. Мы, собственно говоря, и приехали, чтобы поговорить с тобой об этом. Помочь тебе непредвзято задуматься над всем, что произошло, и облегчить дальнейшее общение с мамой.

— Но она ведь, как ты говоришь, даже не хочет теперь разговаривать со мной сейчас! — заметил отцу Стас.

— Сейчас — да, вы ведь во многом с ней схожи, — согласился Сергей Сергеевич. – Тут, что ни говори, коса всерьез нашла на камень. Но, если ты, ради Христа, проявишь терпение, понимание и сострадание, как знать, не явится ли это для нее, прекрасно знающей твой вспыльчивый и не так легко прощающий характер, толчком для того, чтобы всерьез, наконец, задуматься о вере? Кстати, после того, как у вас замироточила икона, она тайком брала у меня духовные книги и, чтобы я не видел, изучала их. Я так обрадовался этому! Ведь столько лет терпеливо ждал, что она когда-то, да потянется к самому главному, что только может быть в этой жизни — к духовному. И вот этот конфликт… Нет, я вовсе не одобряю того, что она сделала с Горбушей. И как до этого вела себя с Леной. Но сейчас ей нужно… помочь. И поэтому мы приехали вместе с Владимиром Всеволодовичем, чтобы поговорить с тобой и, прости, Леночка, если в этой беседе что-то касается тебя, то и с тобой тоже…

Лена согласно кивнула.

А Стас, слушавший до этого с низко опущенной, как провинившийся школьник, головой, поднял глаза на отца.

Затем перевел их на Владимира Всеволодовича.

И глухо спросил:

— И что же теперь нам делать?

— А ничего! — в один голос воскликнули Сергей Сергеевич и Владимир Всеволодович.

И по очереди ответили:

— Живите, коль уж перебрались, здесь, потому что переезд обратно и правда пока нежелателен.

— Если мама будет звонить, отвечайте, как и положено любящим, заботливым и благодарным детям.

— А если не будет?

— Ну, тогда, как и все в нашей жизни, предайте в волю Божию и это, ибо Он управит всем в самом лучшем виде!

— И главное — молитесь о ней. Это самое большее, что вы сейчас для нее можете сделать!

— Ну — вот и поговорили, — поднявшись из-за стола, улыбнулся, наконец, как всегда Сергей Сергеевич и заметил сыну: — Между прочим, под этим столом, как говорится, ты когда-то пешком ходил!

— Спасибо за чай, конфеты, — деликатно поблагодарил Владимир Всеволодович.

И тут уже, сказав, что им давным-давно пора по домам, два известных всему миру академика быстро ушли.

Оставшись наедине с Леной, Стас вздохнул и признался:

— Да, серьезным был разговор!

— Так ведь и дело-то не шуточное! — отозвалась она. — Мы ведь до него думали все о себе, да о себе. Только о своих обидах и целях. Тоже мне — православные христиане… А надо было в первую очередь заботиться о других. Я имею в виду — твою маму. О самом главном… ее вечном спасении!

6

— Как же тогда быть? — задумался вслух Стас.

Третий день Лена со Стасом искали Горбушу.

Хотя Измайловский парк находился теперь совсем рядом, они, наоборот, с раннего утра — благо у Стаса начались летние каникулы — садились в метро и все больше и больше удалялись от него.

Переходя на красную ветку, они поднимались на каждой станции и старательно обходили все места, где только могли быть вороны.

В основном это были помойки, маленькие скверики да тыльные стороны столовых и продовольственных магазинов.

Особенно с рыбными и мясными отделами.

Непросто это было делать им, молодым, прилично одетым, да еще и с интеллигентными манерами.

Ведь не расскажешь всякому встречному, поглядывающему на них с легким недоумением, какая благая у них цель!

Стас искал среди ворон Горбушу глазами.

А Лена полагалась только на свой слух.

И на то, что Горбуша, узнав ее, сама бросится к ним.

Когда все ближайшие — со своими слабыми крыльями Горбуша просто не могла далеко улететь! — окрестности станций красной ветки, да не по одному разу, были обследованы.

И когда, вернувшись в очередной раз ни с чем домой, Лена поняла, что пора признаться себе, что ничего у них не вышло, Стас неожиданно сказал:

— Слушай, а ведь мы не там ее ищем!

— Как это? — не поняла Лена.

— Все очень просто, — ответил Стас и принялся объяснять: — Я не раз читал в газетах и журналах, да и по телевизору показывали, как кошки и собаки, украденные или случайно оказавшиеся вдали за сотни и даже тысячи километров, находили свои дома. Очевидно, в голове у них есть какой-то неизвестный науке компас, который помогает им вернуться в родное место!

— Я тоже об этом слышала, и больше того… — начала было Лена, но Стас, не дослушав, перебил ее:

— Поэтому Горбушу — разве она глупее каких-то собак или кошек — нужно искать там, откуда ее увезли! На Старом Арбате! Точнее — около нашего дома!

— Правда! — обрадовалась Лена и тут же замялась: — А… если нас вдруг увидит твоя мама?

— Да, об этом я как-то и не подумал, — почесал висок Стас. – Разговора тогда не избежать. А пока ни она, ни я не готовы к нему.

— Как же тогда быть?

— Как-как…

Стас наморщил лоб.

И, наверное, таким же голосом, как когда-то кричал, бегая по Сиракузам: «Эврика», Архимед, воскликнул:

— Элия!

— Что? — не поняла Лена.

— Нам просто надо переодеться, как она, отправляясь на поиски Юния. — Тебе — в юношу, а мне — в молодую женщину. Тогда мама даже не обратит на нас никакого внимания!

— Ты с ума сошел! — остановила мужа Лена. — В Библии же сказано — проклят всяк, носящий одежду противоположного пола. Нет, я не хочу попасть под проклятье самого Бога! Представляешь — Бога!!! И так со страхом смотрю на женщин, которые постоянно ходят в брюках… А потом удивляются, почему у них все в жизни не так…

— Как же тогда быть? — задумался вслух Стас. — Можно, конечно, взять из чулана и надеть на себя то, что носили мамины родители, разрисовать лица гуашью или сделать грим, купив макияжный набор. Но все это будет сразу заметно… Ведь мы же — не профессиональные актеры.

И тут осенило уже Лену.

- Молчацкий! – коротко сказала она.

- Стас как-то странно посмотрел на нее.

Разом все сразу понял.

Обнял, поцеловал Лену.

Не теряя времени, набрал по телефону нужный номер...

И на следующий день они вышли через черный ход театра, в котором работал актером и режиссером их давний враг, а потом большой друг Молчацкий - стариком и старушкой…

Самое трудное было не запутаться в непривычной одежде, а — удержаться от смеха.

Особенно, если они вдруг посматривали друг на друга.

И когда в метро все уступали им место.

Но только веселье оказалось недолгим.

Нигде возле дома, откуда они переехали, Горбуши тоже не оказалось.

Как ни всматривался повсюду Стас.

И не напрягала слух Лена.

Больше того…

Перед мусоросборником, около большого восточного ресторана, куда Стас всегда выносил мусор, они действительно встретили маму…

Она даже не обратила внимания на замерших у чахлого городского дерева «старика» со «старушкой».

Зато те во все глаза смотрели, как она, выбросив в контейнер один пакет, сунула руку в другой и с грустным видом стала кормить ворон кусками, видно что специально купленного для этого, хлеба и колбасы…

Вороны летали, прыгали вокруг нее.

Но подойти вплотную, несмотря на то, что перед ними было такое лакомство, не решались.

И это еще больше огорчало ее.

Стасу чуть ли не до слез стало жалко такую маму.

Он даже сделал шаг к ней.

Но Лена удержала его за руку…

Потом они снова зашли к Молчацкому.

Чтобы – эх, если бы такое возможно было в жизни! – за пять минут снова стать красивыми и молодыми.

Но того почему-то в театре не оказалось.

И пришлось им возвращаться домой во всем этом гриме.

Не успел Стас достать из неудобного кармана ключ, как дверь слева распахнулась, и из нее, словно нацеленный для удара биллиардный шар, выкатилась толстая соседка.

— А вы это что тут делаете, «молодые люди»? - грозно спросила она.

Лена с испугом – неужели узнала?! – спряталась за Стаса.

Но тот, мгновенно уловив иронию в тоне соседки, не растерялся:

- Да вот, - шамкающим голосом, произнес он. – По объявленьицу пришли… Да! В интернете!

- В каком еще интернете? По какому объявлению? – накатываясь на них, принялась допытываться соседка.

- О том, что молодой интеллигентной семье, ожидающей ребенка, требуются помощники по хозяйству. Вот мы и пришли… помогать!

- Да вас самих кто б только обслужил и в гроб положил! – усмехнулась соседка и скомандовала: - А ну-ка! Быстро отсюда, пока я участкового не вызвала! И чтобы я вас больше здесь никогда не видела!

Напор совсем недавно казавшейся доброй и приветливой женщины был таков, что Лена со Стасом, забыв про свой «возраст», выскочили из подъезда.

И уже без смеха взглянули друг на друга…

- Как же нам теперь домой-то попасть? – растерянно спросила Лена.

- Как-как… Очень просто! Пока она сейчас звонит маме и докладывает ей обо всем, мы сделаем вот что…

С этими словами Стас взял с мокрой после недавнего полива клумбы кусок грязи.

Предварительно чистой рукой достал из кармана ключ.

Затем поманил за собой пальцем Лену.

Как можно тише открыл входную дверь и чуть не летя по воздуху — Лена в точности повторяла его походку — бесшумно поднялся по ступенькам.

На этаже он мигом замазал грязью глазок на соседской двери, затем то же самое сделал со своей.

Быстро открыл ее, впустил первой Лену, прошмыгнул следом за ней сам и выдохнул:

— Ну вот и все!

— Здорово у тебя получилось! — восхищенно сказала Лена и уточнила: — Только зачем ты замазал наш глазок?

Не успел Стас ответить, как яростно затрезвонил звонок.

Помня, что они еще не успели переодеться, Стас приник губами к дверной щели и спросил:

— Кто там?

— Открывайте скорей! - послышался снаружи голос соседки.

— Не можем! Мы — заняты! – подмигивая Лене, отозвался Стас. – А что, собственно говоря, случилось?

— Да тут какие-то авантюристы-старики сначала к вам пытались пролезть, потом мне глаз, то есть дверной глазок, заклеили!

- Да и нам, кажется, тоже! – крикнул Стас. – Я вас совсем не вижу!

- Вот-вот, и я о том же! Вы уж там будьте поосторожнее… Да и я лишний раз пока из квартиры не буду выходить!

Стас взглянул на Лену и с усмешкой кивнул на дверной глазок:

- Теперь поняла, зачем? Чтобы у нее не было к нам никаких лишних вопросов!

— Стасик! — восхищенно покачала головой та. - А ведь на поиски Градова нужно было отправлять не самого лучшего сыщика, — а тебя! Ты бы его сразу нашел!

- Да я, если хочешь знать… начал было Стас и осекся, видя, как внезапно изменилось лицо заглянувшей в комнату Лены.

- Что с тобой? Тебе плохо? – встревожился он.

- Нет… я или сошла с ума или это действительно так, - прошептала она и показала дрожащим пальцем на окно: - Смотри… Горбуша!

Глава седьмая

БЕЛАЯ ВОРОНА

1

Стас, сдвигая брови, продолжил свою игру…

- Горбуша?!

- Ты?!!

Стас в мгновение ока оказался в спальне и рванул на себя оконную раму.

Лена тут же выглянула у него из-за спины.

Увидев двух незнакомых стариков, ворона испуганно отпрянула.

Отлетела.

Села на ветку ближайшего дерева.

Перепорхнула еще дальше…

— Горбушечка, ты куда? – умоляюще протягивая к ней руки, закричала Лена.

— Иди к нам скорее! – позвал Стас.

Ворона обрадованно каркнула.

Очевидно, ее маленькое, верное сердце подсказало, а знакомые голоса окончательно убедили в том, что перед ней действительно самые родные и близкие существа на земле.

И она уже уверенно влетела прямо в окно.

И чуть ли не упала на нетерпеливо подставленные ладони Лены.

Все тельце вороны дрожало от полного изнеможения.

- Горбуша, Горбуша! – гладила ее Лена, роняя на запыленные черные перья частые слезы.

- Вернулась! – счастливо вторил Стас.

И тут его обычный здравый рассудок возобладал над чувствами:

- Но как она могла найти нас? Не умея летать, преодолеть весь этот огромный город?!

— Не умничай! Потом разберемся, — отмахнулась от мужа Лена. — Она ведь голодная, холодная. Что же ты пила? Чем питалась без нас, Горбуша? Стасик, где там у нас красная икра?

— Икар-р… Икар-р-р… — жалостливым голосом прокаркала Горбуша.

- Вот видишь!

- Да она, собственно, и неголодная никогда от нее не отказывалась. И пить у нее все время было что под клювом — дожди шли!

Стас сбегал на кухню, принес ту самую банку, которую они покупали для Горбуши.

Открыл ее.

И они, снова как прежде, принялись по очереди кормить свою любимицу прямо из рук.

— Ну что, Горбуша, красота? — видя, что та понемногу приходит в себя, спросила Лена.

— Кар-рсота! Каркретно! Кур-роды! — охотно подтвердила Горбуша.

— Что-что?! – заморгала Лена. – Горбуша, где ты нахваталась таких слов?

— Скорее всего, она обитала это время где-нибудь около школы, – предположил Стас.

— Точней, около детского сада, иначе бы мы с тобой и не такое еще услышали! — резонно поправила его Лена.

— И все-таки я не могу понять, как она оказалась здесь? — снова принялся за свое Стас. — Ну ладно, у нее нашлись силы, чтобы пролететь с передышками в сквериках детсадов несколько десятков километров. Но она ведь никогда не была здесь! И поэтому в том самом указывающем направление к дому компасе, о котором я говорил, не было, да и быть не могло никаких конечных точек!

— Значит, были! — остановила его Лена. — Я тогда не договорила… Точнее, ты не дал досказать… Одна моя одноклассница с родителями переехала их Покровского в Сибирь. В большой город, причем, ехали туда сами в первый раз! Как там получилось — сама она после рыдала. А кота с собой не взяли! Думали, в машине, а он деликатный у них такой, захотел, наверное, по нужде перед дальней дорогой отбежать. И что бы ты думал. Года через два получаю от нее письмо. Кот вернулся! А чем наша Горбуша хуже кота? Господь им все открывает, за их любовь к нам, а мы об этом даже и не думаем!

— А знаешь, у папы однажды один загадочный случай был. Точнее — таинственный, — задумался вслух Стас. — Он потерял связку своих ключей. Причем, с большим таким - от сейфа, в котором лежали важные и срочные документы.

- Я видела эту связку, - кивнула Лена.

- Как? Где? Сам не помнил. А был в тот день во многих местах. Подъехал к клинике – нет ключей! Пришлось садиться в машину и ехать в обратном направлении, заезжая в магазины. На рынок, где что-то просила купить его мама. И, по его словам, – всю дорогу молился. Господу, Пресвятой Богородице, Архангелу Михаилу, Николаю Чудотворцу и Иоанну воину. Просил их о помощи, как никогда горячо в жизни. Ладно, служебные неприятности из-за взламывания сейфа. Всякие там объяснительные, расследования, выговоры… Человек мог погибнуть — так срочно нужны эти документы. Вот что было самое главное. Так проехал он через весь город. Да! Что еще важно сказать — ливень тогда был. Такой, что всю дорогу «дворники» безостановочно работали! Вернулся он к клинике. Остановил машину. Выскочил, чтобы быстрей слесаря вызывать. Смотрит и глазам своим не верит — под дворниками, на лобовом стекле, лежит связка его ключей.

Стас со значением посмотрел на внимавшую каждому его слову Лену и подытожил:

— Так то ведь бездушные предметы. А тут — живые существа! Конечно, и случай с нашей Горбушей, надо рассматривать в прямой связи с Богом!

— Как и все остальное в нашей жизни!

— Кар-р-рвильно! Кар-р-реально! Кур-роды!

— Ой, — спохватилась Лена. — Мы же с тобой до сих пор в незнакомом ей виде!

Они едва успели переодеться и смыть с себя грим, чтобы и внешне быть узнаваемыми вороной.

Как в прихожей вновь затрезвонил звонок.

— Опять эта соседка! — заглянув в почему-то уже чистый глазок, сообщил Стас и зашептал. — Опять шпионить пришла. Ну, нет, с этим надо как-то кончать! Надо ее отвадить отсюда раз и навсегда!

— Каким образом? — безнадежным тоном спросила Лена.

— Сейчас что-нибудь придумаю! — пообещал Стас.

И с самым радушным видом впустил соседку.

Та вкатилась в прихожую колобком и — Стас оказался прав — маленькими глазами цепко огляделась вокруг.

От нее сильно пахло сердечным лекарством.

Скорее всего, корвалолом или валокордином.

По ней было заметно, что больше всего на свете ей хотелось бы сейчас полежать, но, видать, мама Стаса сумела-таки настоять немедленно сходить и проверить, что делают ее дети.

— Никого больше на этаже из подозрительных не было! — шепотом сообщила она и похвалилась: — Я отмыла у себя и на вашей двери глазки.

— Не следовало этого делать так скоропостижно! — с нарочитой строгостью заметил Стас.

— Он хотел сказать, скоропоспешно! — укоризненным тоном поправила Лена из спальни.

— Но почему?

Стас, сдвигая брови, продолжал свою игру:

— Там могли сохраниться отпечатки пальцев!

— А-а! – понимающе закивала соседка. — Хорошо, в следующий раз учту.

- Кар-рашо! – подтвердила Горбуша.

- Ой, что это у вас? – испугалась соседка и, просеменив по прихожей, заглянула в спальню: - Ворона?! Да еще и говорящая?..

- Тс-сс! – прижал палец к губам Стас. – Не говорите при ней и тем более не думайте про себя ничего лишнего! Это не простая ворона!

- Вы – шутите?

- Какие там шутки! Еще в далекой древности голубей использовали в качестве гонцов на дальние расстояния. А сейчас, вы только посмотрите внимательней, за окном — 21-й век! Новые технологии! Неслыханные возможности!

Соседка, следуя за настоятельным голосом, машинально посмотрела в окно…

Ничего не увидев там, недоуменно взглянула на Стаса.

А тот, как ни в чем не бывало, понизив голос, продолжал:

— Таких ворон с помощью нанотехнологий вывели, разумеется, это строго между нами, соседями, в секретном отделе разведки Генерального Штаба. Просто она бракованная — видите, с горбом, и мне удалось выпросить ее. У меня все-таки друг, ее брат, — кивнул он на Лену, которая закрылась Горбушей, чтобы не было видно ее смеющегося лица, — Герой России, знаменитый разведчик!

Такие детали и обилие знакомых, которые она часто слышала по телевизору, слов не могли не повлиять на соседку.

А горб на спине Горбуши помог ей окончательно поверить во всю ту ерунду, которую плел Стас.

Одно только смущало ее.

- Ну говорить, это я еще могу понять, ладно. Она может сообщить потом это нашим. Но думать почему нельзя?

— А потому… — Стас сделал многозначительную паузу и сказал то, ради чего он, собственно, все это затеял: — Что она умеет читать мысли! Особенно коварные, злые, одним словом — тайные! Эдакий военно-стратегический мыслефон! А еще знать, что только сделали или еще собираются сделать люди!

— Да ну! — махнула рукой соседка.

— Не верите, давайте проверим все это на деле! – с готовностью предложил Стас.

- Да-да, это будет очень интересно! – с любопытством посмотрела на него соседка.

- Ну-ка, Горбуша, - беря ворону из рук тут же отвернувшейся к окну Лены, потребовал Стас. – Скажи нам, что приняла наша уважаемая гостья перед тем, как зайти к нам? Валидол или валокордин?

— Валокар-р-рдин! — встрепенулась, услышав в одном из слов любимое буквосочетание «кар», Горбуша.

— Не может быть… Не слышала бы собственными ушами — ни за что б не поверила! — прошептала соседка.

— А что ты больше предпочитаешь для этой беседы — комнату или коридор?

— Кар-р-ридор!

— Да это просто какая-то фантастика!!!

Изумлению соседки не было границ.

Стас торжествовал.

Задумка явно удавалась.

— А теперь давайте пойдем дальше, — повысил он голос. — Узнаем, зачем вы пришли к нам! Хорошо, Горбуша!

— Кар-р-рашо!

— Ой! — разом покраснев, вдруг засуетилась соседка. — У меня же ведь суп на плите! В другой раз! Вечером! Завтра! Потом… Вы только, смотрите, без меня ее ни о чем не спрашивайте!

С этими словами она выкатилась из прихожей.

— Зачем ты это сделал? — с трудом отдышавшись, упрекнула Стаса Лена. — Ей ведь и так нехорошо!

— Тем более, не будет лишний раз подвергать себя риску ходить к нам. И тебя не будет ежечасно беспокоить. Да и меня тоже, если… начну все же писать книгу…

— Но ведь она сейчас позвонит твоей маме и сразу поймет, что ты ее обманул, - напомнила Лена.

— Тогда тем более не станет приходить! — убежденно сказал Стас. — Это ведь человек — мира. И значит, ему, в отличие тех, кто стремится к покаянию и духовной жизни, очень трудно переступить через свою гордыню. А тут сама подумай — какой-то мальчишка обвел вокруг пальца! Стыдно!

— Этому мальчишке сам Бендер разве что в подмастерья годится! — покачала головой Лена и добавила: — Помнишь, отец Тихон сказал твоему папе, что из тебя вырастет или великий преступник или великий человек?

— Да, — опустил голову Стас.

— Что да? — напустилась на него Лена. — Не надо нам, православным, ничего великого. А давай-ка, употребляй данные тебе Богом таланты и становись конкретно и реально писателем!

— Каркретно! Кар-реально! — подтвердила Горбуша.

И, вспомнив о ней, Лена со Стасом вновь принялись одновременно гладить ее…

2

— А что я такого сказал? — уточнил Стас.

С появлением в доме Горбуши немедленно возникла проблема.

Как теперь быть с монетами?

Прятать в ящик стола не хотелось, так как Стас уже привык то и дело поглядывать на них.

Оставлять же на столе было опасно: Горбуша и так не могла дождаться момента, чтобы остаться с ними наедине.

Решили оставить все, как было на прежней квартире, но за неимением возможностей, в уменьшенных размерах.

Пользуясь тем, что было лето, Стас принялся немедленно выставлять одно стекло из простых рам.

А Лена на белом листке машинописного формата — рисовать новую карту схему.

— Карандай! — попросила она Стаса, когда тот проходил мимо нее с плоскогубцами и молотком, взятыми в чулане из старого посылочного ящика от бабушки, еще в молодости приспособленного Сергеем Сергеевичем для хранения хозяйственных инструментов.

— Что? — не понял он.

— Вот непонятливый, карандаш дай! – объяснила та.

И Горбуша, уловив в ее тоне укоризненные нотки, подкаркнула:

- Кар-р-рандай! Кур-р-роды!

- Горбуша! – выполнив просьбу жены, вплотную подошел к вороне Стас и недвусмысленно показал сначала плоскогубцы, а потом молоток. – Если ты еще раз скажешь что-то типа того, что сейчас, я тебе такой кошкараул устрою, что мало не покажется!

— Кар-р! – огрызнулась Горбуша и обиженно отвернулась.

- Правильно Горбуша, - поддержала Лена и с упреком сказала: – Птице, на которую последствия вредных слов в отличие от нас, людей, не распространяются, угрожаешь. А сам что говоришь?

— А что я такого сказал? – недоуменно уточнил Стас.

— «Мало не покажется»… «Типа того»… А недавно, я даже ушам своим не поверила — «в принципе» и что еще страшнее — «прикинь»!!

— Да ты что? – изумился Стас.

- Я-то ничего, а вот ты что? Ты же — будущий писатель.

Не отрываясь от своей работы, Лена терпеливо принялась объяснять

- Тебе, наоборот, своим творчеством надо приучать людей к правильной речи. Да какое там! Скорее, уже отучать от всего того, чем так старательно забивают наши бедные головы и засоряют речь.

Поняв, что,неожиданно для самой себя, начав с критики, она завела разговор об очень серьезном, Лена подняла голову.

И поправив упрямую прядь волос, как только могла — ну, наболело уже давно это у нее, для которой любое такое слово все равно, что гвоздем по стеклу! — принялась убеждать:

— Стасик, я и в Покровском об этом догадывалась, а в Москве – в метро, автобусах и на улицах, лишний раз убедилась в этом… Не хочу впадать в грех, осуждать кого-то… Бог им судья! Но против нас идет настоящая культурная, точнее бескультурная война! Делается все, чтобы загубить великий русский язык. А ведь это — родник нации! Его прошлое и настоящее! Все эти со специальными упрощениями слов и преднамеренными ошибками интернетные и смс-переписки, рэпп, бульварные, низкосортные, пошлые словечки и так называемые слова-паразиты уже так основательно замутили, засорили его, что тебе предстоит работа не меньшая, чем Гераклу, очистившему Авгиевы конюшни!

Встав из-за стола, Лена подошла к Стасу, обняла его и, поправляя теперь его, более сговорчивые волосы, проговорила:

— Прости, родной, но кто тебе это скажет, кроме меня? Тебе же ведь еще и интервью придется давать! Представляешь, что будет, если ты сейчас не освободишься от всего этого? И скажешь перед телекамерой на всю Россию, а то и на весь мир: сейчас я реально скажу, типа того, что, всем вам, в принципе, мало не покажется!

Стас засмеялся.

Но затем подумал-подумал.

И со свойственной ему решимостью сказал:

— Все! С этой самой минуты слежу за своим языком! И эту работу мы начинаем прямо сейчас!

Стас захотел прямо по ходу выемки стекла, продолжить рассказывать то, что собирается написать в своем будущем романе.

Но Лена умоляюще отказалась, ссылаясь на то, что не может слушать под визг вытаскиваемых гвоздей, и к тому же это может отвлечь ее от правильного написания городов и царств.

Не считая того, что нужно разложить строго по нужным местам целую гору монет…

На самом деле ей, как всегда, необходимо было незаметно включить диктофон и, подсев как можно ближе к Стасу, чтобы потом Олегу с Ириной легче было сводить текст, производить запись.

Она даже не заметила, что Стас выслушал это с хитрой усмешкой.

То есть явно о чем-то уже догадался.

И только лишний раз убедился в этом…

3

Стас обнаружил слежку совершенно случайно...

Шло время.

Стас каждый день после прогулок по Измайловскому парку — куда они каждый раз брали с собой боявшуюся отлетать далеко от них Горбушу — увлеченно рассказывал Лене об Ахилле, Юнии с Элией.

Книга росла, росла.

Давно уже перешла свою половину…

Ахилла по-прежнему, в известных ему одному целях, все дальше и дальше продвигал сенатор Мурена. Он усыновил его. На время определил в армию. Там Ахилла буквально возненавидел его сосед по строю — Постум, который и так нигде не мог найти справедливости. А тут еще совсем рядом с ним появился простой легионер — любимчик самого легата, которому было дозволено почти все. К счастью, срок службы Постума вышел. И он, так и не найдя в мире справедливости, в конце концов, нашел ее, присоединившись… к апостолу!

Дома у Стаса с Леной тоже произошли приятные изменения.

Горбуша, чему бы поучиться многим из людей, почти сразу отказалась от всех недостойных для человеческого языка, слов.

Соседка, к счастью, и правда больше не тревожила их.

Как и предполагал Стас, его мама объяснила ей, что к чему.

И после этого она стыдилась заходить к ним.

А может, просто обиделась.

Но слежка, тем не менее, не прекращалась.

Очевидно, чтобы ей было хоть что-то докладывать о том, как тут дела.

Стас обнаружил это совершенно случайно.

Когда однажды поздно вечером, когда в квартире соседки горел свет, выносил мусор.

Возвращаясь, по внезапному затемнению в дверном глазке он понял, что она внимательно подсматривает за ним.

Ну смотрит, так смотрит!

Он даже не стал говорить об этом Лене.

Тем более что, как это обычно бывает, ушла одна проблема — пришла другая.

Стас не умел, да и не любил готовить.

А Лене — у нее начался и поздний токсикоз — все труднее было находиться в и без того душной июльской кухне.

Он старательно пользовался ее советами.

Но почему-то все всегда выходило не так…

Выручала приправа — вегетта.

Она придавала вкус пище, и благодаря этому ее можно было есть.

Правда, Лена была категорически против этой приправы, называя ее «вегетта сосудистой дистонией».

Позвонила своей маме с просьбой прислать посылку настоящих — с их огорода! — сушеных приправ.

И пообещала, что как только они ее получат, немедленно очистить квартиру даже от запаха любых искусственных приправ!

Но вот как бывает — иногда одна проблема не только порождает другую, но, наоборот, устраняет ее.

Пока шла посылка, Стас свозил через весь город Лену на консультацию в ту самую, первую, по месту ее регистрации, поликлинику.

И медсестра, узнав их нужду, обещала свою помощь.

Причем, как это выяснилось в тот же день, не только на словах, как это частенько бывает в миру.

Но по-православному.

Ради Христа — во благо ближнего.

То есть на деле…

4

Медсестра одновременно и убирала в комнате, и готовила, и стирала…

Медсестра только вошла — и сразу вся квартира наполнилась каким-то особенным светом, радостью и весельем.

— Забавная у вас соседка! — поздоровавшись еще раз и, несмотря на разницу в возрасте, попросив называть ее просто Зоей, задорно рассмеялась она. — И все-то ей про всех обязательно нужно знать!

— И что — вы ей сказали: кто вы, зачем и откуда? — встревоженно переглянулись Лена со Стасом.

— Да, а что тут такого? — с недоумением посмотрела на них медсестра.

- Ничего, но как бы это не отразилось на вашей основной работе… — осторожно заметил Стас.

Но медсестра на это лишь рукой махнула:

— Ой, да мне столько раз угрожали, столько жаловались, что, честное слово — уже не страшно. Самое главное — что никто и никогда меня не уволит. Была бы врачом, еще было бы чего опасаться. Но в случае со мной — жалобщиков и недовольных хоть пруд пруди, а медсестер тем более с таким стажем, как у меня, не хватает! Уволь — сразу некому станет работать!

Стас вдруг вспомнил соседку в прежнем доме, чей муж был влиятельным человеком в Кремле. К ней мама вряд ли пошла бы без всякого повода. А так, может, после сообщения о приходе на помощь к ним медсестры, к которой у нее и без того имелись свои счеты, уже помчалась, чтобы рассказать, как наказала обидчицу ее Василевса и попросить о маленьком пустячке. Припомнил, как представительно выглядела его мама в больницах, называясь супругой самого академика Теплова, без труда открывая любые двери.

И как-то неспокойно сделалось на душе…

Но он ничего не сказал вслух.

Толку-то?

Все равно — ничего не изменишь…

К тому же, может все это и не так, как он представлял?

Говорил ведь отец, что мама потихоньку читает книги на духовные темы.

Значит, сеет Господь спасительные зерна в ее душе.

Вдруг какое-нибудь уже дало свой первый росток?

И он только с удивлением наблюдал, как все ловко и быстро выходит в руках медсестры.

Она и убирала в комнате, и готовила, и стирала…

Было такое ощущение, что ее одновременно можно было видеть в самых разных местах квартиры!

Сделав все дела за каких-нибудь полтора часа, она хотела сразу уйти, потому что ее где-то на противоположном конце города ждали другие люди.

Но Стас с Леной уговорили ее хотя бы пообедать вместе с ними.

Тем, что она сама приготовила!

Молитвы перед едой медсестра читала по-монашески, на одной ноте.

Крестясь чинно, не спешно.

Ну — прямо монахиня и только!

И все у нее было необычайно вкусно даже без вегетты!

— И как это все так споро у вас получается? — изумилась Лена.

— Да, и вкусно! — налегая на суп, подтвердил Стас. — Вы что, где-нибудь в монастыре научились так готовить?

— Как-нибудь расскажу! — с улыбкой пообещала медсестра. — А сейчас, простите, действительно, тороплюсь.

Жестом попросив Лену со Стасом продолжать обедать, она встала из-за стола, перекрестилась на иконы.

Поклонилась сначала образам, потом — молодым супругам…

— Спаси Господи! — уже, как свою, в один голос поблагодарили они.

И услышали то, что обычно отвечают на это в монастырях и домах, где живут верующие люди, делающие всегда, все и везде ради Христа:

— Во славу Божию!

5

Странным был мамин звонок…

Стас опять оказался прав.

Но только наделялся на лучшее он пока еще рановато…

Соседка, действительно не мешкая, сообщила его маме о появившейся у детей добровольной помощнице.

И та тоже, не откладывая в долгий ящик, позвонила сыну.

Странным был этот звонок…

«Может, вернетесь?» — с робкой надеждой спросила мама у Стаса и тут же поставила жесткое условие — чтобы Лена уезжала в свою Покровку.

Пусть, конечно, приезжает рожать в Москву.

Но после — сразу снова обратно!

Зачем же тогда было говорить приезжайте — во множественном числе?

Видно, сама уже запуталась вконец.

Хорошо, что отец там рядом.

В любой момент может прийти на помощь, поддержать.

Разъяснить, в чем она права, а в чем нет.

Его авторитет для нее еще кое-что значит…

Да и духовные книги на многое могли дать ответ.

Это только кажется, что они случайно оказываются рядом.

Словно специально попадаются под руку, когда перебираешь на полке другие книги…

Ни с того ни с сего дарятся другими людьми…

Находятся, оставленные кем-то на сидении городского транспорта…

Разумеется, не те, сектантские, а с грифом, удостоверяющим, что они разрешены для прочтения Русской Православной Церковью.

И значит, не опасны для мало сведущего в вопросах веры человека, а наоборот — душеполезны.

Или статья на духовную тему оказывается в очень интересной для тебя светской газете…

И ты просто не можешь не прочитать ее…

А то и просто в автобусе или магазине вдруг слышишь удивительный рассказ одного человека другому о чуде, которое произошло с ним…

Нет, Стас даже по собственному опыту знал, что ни одно слово Божие не приходит к нам — так просто!

И благо — если человеку удается удержать его в себе!

Лене он ничего не стал говорить о своем коротком разговоре с мамой.

Зачем лишний раз огорчать ее?

До родов-то осталось: конец лета да начало осени.

И так ей непросто…

К счастью, ее в этот момент не было в комнате.

Она упросила Стаса сама помыть посуду.

И, кажется, делала это на сей раз без единой разбитой тарелки.

А потом и вовсе пришли Олег с Ириной…

6

— Какая еще журналистка? — рассеянно переспросила Лена.

С приходом студентов все было, как всегда.

Ирина начала расспрашивать Стаса о монетах.

А Олег, тем временем, — незаметно переносить звуковую информацию с диктофона на ноутбук.

Только на этот раз его жена чуть было все не испортила.

Лена ужаснулась, когда вдруг услышала:

— У вас все так интересно и увлекательно про Ахилла, Элию и Юния… Одно только жаль.

— Что именно? — сразу нахмурился Стас.

Лена отчаянными знаками стала показывать, чтобы Ирина замолчала и перевела разговор в другое русло.

Но та, не понимая ее, как ни в чем не бывало продолжала:

А то, что все это — придумано!

К счастью, Стас, когда речь заходила о его работе, не замечал лишних подробностей.

Ему бы спросить, а откуда Ирина, собственно, все это знает — но он даже не подумал о том.

И вместо этого стал горячо доказывать, что если у него в книге все не правдоподобно, то подобно правде.

- Вот смотри, - взял он с карты-схемы небольшую монету в зеленоватой патине с красноватыми портретами – римского императора и царя Боспора. – На этом ассарии с одной стороны мало кому известный Аспург, а на другой – упомянутый в Евангелии Тиберий. Время, когда жил, проповедовал, творил чудеса, исцелял, был распят и воскрес Христос! И эта монета вполне могла ходить в те времена, когда в этом самом городе, где она была отчеканена, спустя двадцать пять лет, согласно некоторым источникам, проповедовал апостол Андрей Первозванный. Ну, а кто сопровождал его: Юний, Элия или другие люди — это уже детали! Нерон тоже существовал, и таких, как Ахилл, были десятки и даже тысячи! Главное здесь — в безукоризненной точности соблюсти все то, что сказано в Священном Писании и Предании, на которых основывается вся наша вера!

Не успела Лена с облегчением выдохнуть, видя, что Стас так толком и не понял, что к чему, как Олег принялся рассказывать ей, что журналистка, являясь первой читательницей рукописи, настолько потрясена материалом, что уже отказалась писать в свою газету статьи против Церкви!

— Какая еще журналистка? — рассеянно переспросила Лена.

- Ну, редактор и корректор книги! – напомнил Олег.

- Кар-р-ректор! – тут же подхватила, услыхав незнакомое слово ворона.

- Час от часа не легче! Горбушечка, миленькая, помолчи! – умоляюще попросила ее Лена. – Я тебе лучше завтра твою икар куплю!

- Икар-р-р! Икар-р-р! - охотно согласилась Горбуша.

Это слово было ей намного вкусней и приятней.

Студенты еще немного поговорили с хозяевами.

К радости Лены — уже только о своих делах.

Предстоящей учебе, заботах…

О том, что отправили еще одну посылку для Ника.

И получили от него письмо.

Ник сообщал в нем, что впал было поначалу в страшное уныние, и если бы не храм, в котором он бывает каждую свободную минуту и где уже помогает алтарником, то неизвестно, чем бы все это кончилось…

Когда они ушли, Стас, продолжая держать в руках монету Пантикапея, который в угоду Августу был переименован в Кесарию, сказал:

- А знаешь, эта Ирина, сама того не подозревая, подсказала мне великолепный ход совмещения художественного с духовным, по сути дела, целую главу! Вот, слушай!..

- Стасик, погоди! – как всегда спохватилась Лена.

Стас отвернулся к окну, чтобы не мешать ей.

Но зрению у Лены в последние недели упало настолько, что ей трудно было даже поменять батарейки в диктофоне.

В конце концов, не выдержав, он подошел к ней, сам сменил батарейки и включил диктофон.

- Как! – ахнула, изменяясь в лице, Лена. – Ты что - все знал?..

- Ну, скажем, так – догадывался! – успокоил ее Стас и самодовольно улыбнулся: - Ведь ты давно уже делаешь это для того, чтобы наш малыш, когда вырастет, знал, чем занимались, ожидая его появления на свет, родители? Ну и, чтобы я не забыл, некоторые очень даже интересные подробности, которые могут пригодиться, когда я, наконец, сяду за эту книгу…

И принялся рассказывать о том, что Элия, наконец, встретила уже крестившегося Юния. Она думала, что тот не узнает ее. Но все оказалось наоборот. Он-то сразу узнал. А вот она никак не могла признать в просветленном, чистом и добром юноше того самого ветреного парня, которого и полюбила-то только за то, что он был единственным из всех мужчин, который предложил ей выйти за него замуж!

Услышав от апостола рассказ, как Христос не осудил женщину, взятую в прелюбодеянии, она долго билась на земле в рыданиях. Каялась. Тоже крестилась. Дала клятву никогда больше не нарушать телесной чистоты. И несмотря на то, что ее пытался соблазнить большими деньгами Маний… а затем — Постум, по солдатской привычке силой хотевший овладеть ею —– да не дали Юний и подоспевший к нему на помощь Янус — она сумела сохранить себя.

И вместе с Юнием не поверила собственным ушам, когда апостол благословил их на брак, после которого они стали ждать ребенка…

Около Колхиды, до последнего защищая апостола от разбойников, которых с тайным умыслом навел на безоружных людей Янус, погиб Харон.

Затем апостол с учениками, ставя всюду большие Кресты, дошли до Боспора, где в Херсонесе Элия совершенно случайно встретилась со своим отцом.

Тит Элий готов был осыпать свою единственную дочь золотом.

Соглашался принять в семью даже Юния.

Купил им дом.

Потребовав лишь одного: чтобы они отказались от Христа.

После чего они сразу сбежали.

Вновь присоединились к апостолу.

И тогда, опять-таки не без вмешательства Януса, опальный всадник отправил вслед Элии с ее мужем своих верных людей — шпионов с приказом сделать все, чтобы погубить Юния и вернуть ему дочь…

7

— Юний? — изумленно качая головой, только и смог вымолвить Ахилл.

… В Неаполе Скифском Юний, наконец-то нашел своего отца.

Изнеможденный непосильным трудом в подвалах терм Лакон мечтал уже только лишь об одном.

Хотя бы минуту побыть наверху, на свежем воздухе и взглянуть на солнце, которого не видел столько лет…

Едва взглянув в чистые, светлые глаза Юния, он без всяких сомнений открыл ему тайну, где спрятал сокровища.

И умолял его только об одном: спешить как можно скорее, так как он может не дожить до счастливого дня своего освобождения…

Потрясенный Юний, видя, что отец уже и правда может не прожить столько времени, немедленно бросился к его хозяину и стал просить за неимением выкупа взять в рабство взамен Лакона… самого себя!

Тут же они составили договор, скрепили его подписями свидетелей.

И старика Лакона, к величайшему его счастью и небывалому наслаждению, вывели наверх, где он впервые за несколько лет вдохнул глоток свежего воздуха и увидел свет.

Тем временем Юний, отпросившись ненадолго у своего господина, сообщил обо всем жене.

Он успокоил Элию тем, что у него есть надежный план.

Янус съездит за сокровищами в Синопу и быстро выкупит его из неволи.

Как нарочно, Янус куда-то запропастился, и хозяин, боясь, что Юний исчезнет теперь уже навсегда, едва дождавшись его, сразу повел на рынок и… выставил на камень продажи рабов.

Маний и бывший воин Постум, узнав, в чем дело, твердо пообещали плачущей Элии выкупить ее мужа.

Маний был уверен, что не только на одного, но даже на десяток хороших рабов у него достаточно золотых монет.

— Я тоже сохранил все деньги, которые получил за все время службы и, если у него вдруг не хватит, выкуплю твоего мужа! — как можно мягче своим обычным грубым голосом добавил Постум. – Но только с одним условием!

- Каким ?…- с тревогой вскинула на него глаза Элия.

- Ты должна успокоиться! Чтобы ваш с Юнием ребенок родился здоровым и крепким!

Элия подошла к Постуму и поцеловала его:

- Спасибо тебе, брат!

По щеке бывшего воина покатилась слеза.

- Что с тобой ? – забеспокоилась Элия.

— Ничего, – отвернувшись, глухо проронил Постум. – просто меня первый раз в жизни сама поцеловала женщина. Причем та, которую я… люблю!..

…А торг уже был в самом разгаре.

Глашатай кричал, на все лады расхваливая Юния.

— Даю две тысячи драхм! – начали предлагать покупатели.

— Две сто!..

— Две пятьсот…

— Три тысячи! – прерывая их, с победным видом помахал над собой тяжелым кожаным кошелем Маний.

Как всегда быстро соображающий Юний был почему-то не спокоен.

Он повсюду искал глазами Януса.

И все больше тревожился, слыша возбужденные голоса то Мания, то Постума:

Три триста!

Три пятьсот!

А тут еще новая напасть…

Неожиданно в торг вступил капитан заморской триеры, которому чем-то приглянулся Юний:

Четыре тысячи! – сложив ладони рупором, зычно прокричал он.

Четыре сто пятьдесят пять! – лихорадочно пересчитав все свои деньги, выкрикнул Постум.

Четыре пятьсот! – не сдавался, очевидно, пошедший уже на принцип, капитан.

Эй! Сложимся? – крикнул Постуму Маний и, получив в ответ радостный кивок, затряс рукой, призывая внимание глашатая: - Пять тысяч! Шесть! Семь!..

Капитан, разводя руками, мол, это какое-то безумие, огорченно отошел в сторону.

И тут вдруг раздался насмешливый голос Януса.

Эй вы! Двадцать пять тысяч! Я покупаю его!..

Гул изумления пронесся по толпе.

Это было не слыханно.

Такое на этой агоре видели первый раз.

Все стали с недоумением оглядываться на появившегося в сопровождении шпионов Тита Элия Януса.

А тот, как ни в чем не бывало, протянул торговцу рабами… золотой слиток.

— Этот раб… твой! — осмотрев слиток и попробовав его на зуб, толкнул Юния к Янусу торговец.

— Слава Богу, что ты успел!.. — с облегчением выдохнул Юний. – Я боялся, что меня выкупит кто-нибудь другой, особенно этот капитан или давно уже домогающиеся Элии Маний с Постумом. И тогда бы мне действительно пришлось бы срочно посылать тебя в Синопу за сокровищами отца…

— Что? Лакон уже сказал тебе, где они? — облизнув губы, быстро спросил Янус.

— Да… — с недоумением посмотрел на него Юний.

— И… где же?! Ну?! Что ты молчишь? Говори, раб!

— Янус, перестань шутить. Не смешно! — попросил Юний друга.

Но с тем словно что-то случилось.

Януса внезапно как подменили.

— А я вовсе не шучу! – с лихорадочным огнем в глазах, говорил он. - Может быть, первый раз за время нашего знакомства! Ты теперь мой раб, и я заставлю тебя сказать, где они!

— Так ты… и правда, серьезно? — разом все поняв, нахмурился Юний. - Так вот оно что… вот ты, значит, зачем… Мало того, что украл у меня слиток… Хотя я до последнего не мог поверить в это. Ибо настоящая любовь не верит даже в самое худшее! А коли так… Ну нет! Ничего у тебя не получится! Ты не учел одного: то, что ты купил римского гражданина! А за это, по римским законам, полагается — смерть! Слушайте все! — снова взбегая на камень продажи, закричал он. — Здесь произошло беззаконие! Только что, на ваших глазах, этот, — он указал пальцем на побледневшего Януса, — купил римского гражданина! То есть — меня! Это вам может доказать без труда совет Синопы, откуда я родом!

—Зачем так далеко ехать — я хоть под пыткой смогу подтвердить это! — заявил Маний.

— И я — ветеран римского цезаря! — протиснувшись сквозь плотные ряды покупателей и зевак, встал рядом с ним Постум.

А вслед за этим, словно слабое дуновение ветра, послышался голос добредшего сюда, узнав, какой ценой сын даровал ему счастье вдохнуть воздух свободы, Лакона:

— И я — его родной отец…

К Янусу тут же подскочили рыночные стражники и связали его.

Но и он, в свою очередь, тоже решил не оставаться в долгу.

— Ах, так? – извиваясь, завопил Янус, с ненавистью глядя на Юния. — Ну так ты тоже не учел главного! Знайте же все, я купил не просто римлянина, а — христианина!

И тут шпионы Тита Элия, дождавшись, наконец, своего часа, громко объявили, что все христиане объявлены преступниками и подлежат немедленной отправке в Рим к самому цезарю

И тогда стражники связали и Юния…

***

… Яркие звезды.

Дорога.

Телега с двумя связанными в ней людьми.

Возница, погоняющий лошадей.

Вооруженные всадники по бокам.

Слышны голоса Юния и Януса.

— Не понимаю, на что ты надеялся?

— Когда, сейчас?

— Нет – с самого начала!

— А что тут понимать? Мой план был прост, как Кносский лабиринт! И роль Ариадны выполнил в нем — капитан Сизиф!

— Капитан Сизиф? Разве ты хорошо знал его?

— О! Так ведь это он был послан к вам от отца! И когда я узнал, что Лакон открыл вам лишь тайник со слитком, а все сокровища спрятал в другом месте, я понял… Да! Я сразу смекнул, что должен с одним из вас добраться до него, выкрасть на месте слиток, и так как тогда не будет на что выкупать Лакона, он отправит сына в Синопу, сказав на этот раз, где все остальное… А уж я выпытал бы это у него любым способом, будь уверен! Так оно, собственно и вышло, да я в самый момент на радостях не утерпел, потерял осторожность – глупец! - поторопился и… погубил все!

— Да… ловкий план!

— Еще бы! Для этого я не открыл вам, в каком именно Неаполе находится ваш отец. Для этого отправил в Рим Ахилла. Для этого пошел с тобой… Поначалу, когда ты стал слушаться учителя, я даже обрадовался, думал, такого теленочка, каким ты стал, я поведу за собой, как на поводке. Но не тут-то было! Учение твоего апостола оказалось сильней меня. Честно говоря, был момент, когда я хотел бросить все. Но после того, как я стал обладателем золотого слитка и особенно после встречи Элии с ее отцом во мне созрел новый план.

Звёзды…

Телега…

Долгое молчание…

И наконец голос Юния:

— Не понимаю… Зачем ты говоришь мне всё это?

— А я и сам не знаю! Рассказываю, и как-то легче становится. Словно камни с души сбрасываю. Тоже, наверное, чему-то научился у апостола! И потом, — кряхтя и ворочаясь, с усмешкой добавил Янус. — Я знаю, что ты никуда не сбежишь и унесёшь мою тайну в могилу. А я…

— Что ты? — после нового долгого молчания спросил Юний, повернулся и с изумлением увидел, что лежал в телеге один!

Янус исчез.

И теперь рядом были — только сонные всадники, клюющий носом возница, тающие звёзды и багровый рассвет, встающего в конце дороги солнца…

***

… Окрасило багровое зарево и окна во дворце Ахилла.

— Неужели я так засиделся, что уже светает? — удивился он, отодвигая лист папируса с очередным недоконченным письмом к Ириде.

Но это был не рассвет.

На улице слышались отчаянные крики и сигналы пожарной тревоги.

Ахилл несколько раз дёрнул шнурок звонка для вызова слуг.

— Где-то пожар? — лениво поинтересовался он у вбежавшего раба. Тот в ужасе ответил:

— Не где-то, господин, а — везде! Горит весь город!

Ахилл выбежал из дворца.

Загрузка...