Чужак из ниоткуда 2

Глава десятая Центральное разведывательное управление Заместители директора. Побег

Мы вышли в коридор, освещённый такими же, как в комнате, люминесцентными лампами, прошли мимо нескольких одинаковых дверей, остановились возле лифта. Майкл ткнул пальцем в кнопку вызова, едва слышно загудело.

— Горе луковое, — негромко повторил Майкл. — Моя бабушка так говорила. Но я забыл, что это значит.

— Это значит фальшивое горе. Ненастоящее.

— Почему?

— От горя плачут. От лука, когда его режут, тоже. Слёзы в обоих случаях.

— Но первые искренние, от чувств, — кивнул Майкл. — Понятно. Спасибо.

— Обращайся. Кстати, какой сегодня день?

— Утро восемнадцатого апреля. Вторник.

— Спасибо. Можешь быть человеком, когда захочешь.

Вторник, значит, размышлял я. Меня похитили в воскресенье, в обед. Быстро, однако. Значит, запихнули в какой-то самолёт. Интересно, как через границу протащили. Дипломатический груз? Ладно, неважно, когда-нибудь узнаю.

Приехал лифт. Мы вошли. Мой спутник нажал кнопку с цифрой «4». После чего засветилась изнутри кнопка с цифрой «-3», и лифт двинулся вверх. Значит, мы на минус третьем этаже, сделал я вывод, разглядывая панель управления. Всего кнопок с обозначением «—» было четыре. И семь обычных. Из чего я сделал вывод, что всего этажей в здании одиннадцать: семь надземных и четыре подземных. Информацией о Центральном разведывательном управлении США я почти не располагал — только то, что было написано об этой организации в Большой Советской Энциклопедии, а также обрывки фактов, почерпнутых из советских газет. В том, что меня похитило ЦРУ, я уже почти не сомневался. Только у них хватило бы денег, возможностей и наглости на такую операцию. А главное, только ЦРУ с его разветвлённой по всему миру агентурной сетью могло выйти на мой антиграв и, как следствие, на меня самого. Другим разведкам мира такое вряд ли было под силу. Ну что ж, ответ близок, — вон уже кнопка «3» загорелась… едем… стоп, приехали.

Двери автоматически разошлись в стороны, мы вышли.

Здесь были окна. Сразу, как только мы вышли из лифта, я их заметил и тут же, замедлив шаг, впился глазами в пейзаж за ними. Взгляд успел выхватить верхнюю часть какого-то купола, дорогу и лес за дорогой, покрытый зелёной апрельской дымкой. Было солнечно. По синему небу плыли пухлые белые клочья облаков.

— Сюда, — позвал Майкл. — Не отставай.

— А то что? — спросил я.

Кабинет, в котором мы оказались через несколько минут, отличался от тех высоких кабинетов, в которых я успел побывать за свою недолгую жизнь на Земле. Но не слишком. Мебель и телефонные аппараты выглядят немного иначе, окна шире, жалюзи вместо занавесок, англоязычные корешки книг в книжном шкафу и отсутствие фотографических портретов важных персон прошлого и настоящего. Зато имелся синий круг с жёлтой окантовкой на торцевой стене. Посредине круга — белый щит с красной шестнадцатилучевой звездой. Сверху над щитом — орёл. Выше надпись белым по синему: Central Intelligence Agency. Ниже, красным на жёлтом поле: United States of America.

Эмблема ЦРУ.

Что и требовалось доказать.

За Т-образным столом в кабинете сидели двое. Оба в костюмах и галстуках. Один постарше, лет шестидесяти, с очками в чёрной пластмассовой оправе на крупном мясистом носу, с коротко стриженными чёрными кудрявыми волосами и посеребренными сединой висками. Кого-то он мне напоминал… Ба! Да это же вылитый товарищ подполковник Алиев Ильдар Хамзатович, начальник кушкинского госпиталя. Только старше лет на пятнадцать. Второй моложе, около пятидесяти, без очков, лысоватый со лба. Умные серые глаза, худощавое лицо.

Полковник и Умник, определил я. Так и буду их звать про себя.

— Здравствуйте, Сергей, — поздоровался по-английски Полковник. — Добро пожаловать в США. Проходите, садитесь, разговор у нас будет долгий.

Майкл перевёл, но я всё понял и без перевода. Постоянные занятия с нашей «англичанкой» не прошли даром. Осталось приноровиться к местному «жёваному» выговору, но это быстро, не так уж он и отличается от классического английского из записей в школьной фонотеке.

— Добром гостей жалуют, — сказал я по-русски, не садясь. — А вы меня выкрали, словно тати ночные. Скандала дипломатического не боитесь? Миша, переведи. Да смотри, точно переводи, я прослежу.

— Что такое тати? — спросил переводчик.

— Разбойники, — пояснил я. — Бандиты.

— Мы не бандиты! — протестующе приподнял над столешницей руку Умник.

— Ну да, вы уважаемые люди, которые по чистому недоразумению выкрали из Советского Союза несовершеннолетнего, ребёнка. Комсомольца и сына советского офицера, между прочим. Переводи, Майкл, переводи, не стой столбом.

Майкл перевёл.

— Уверен, когда мы всё объясним, то найдём общий язык, — сказал Полковник. К слову, должен заметить, что на ребёнка вы, Сергей, не похожи. Внешне — да, подросток. Но ведёте себя и разговариваете, как взрослый уверенный в себе человек.

Я прошёл вперёд, отодвинул стул, уселся и забросил нога за ногу.

— Это потому что я нахальный, — сообщил. — Прикрываю нахальством свой страх. Психологический приём такой. Вам, как профессионалам психологического давления, должно быть знакомо.

— Знакомо, знакомо, — улыбнулся Полковник. — Так что, продолжим?

— Продолжайте, — разрешил я. — Только представьтесь для начала, пожалуйста. А то вы меня знаете, а я вас — нет.

— Справедливо, — согласился Полковник. — Меня зовут Томас Карамессинес, я заместитель директора ЦРУ. Вы ведь, как я понимаю, уже догадались, что находитесь в штаб-квартире ЦРУ?

— Трудно не догадаться, — я кивнул на стену, где висела эмблема. — Если это, конечно, не бутафория.

— Не бутафория, — заверил меня Полковник. Он же Томас. Как его? Карамессинес. Грек, что ли? Запоминай, Серёжа, запоминай, чтобы было что рассказать потом нашим, они наверняка знают, кто такой этот замдиректора.

— А вы? — я посмотрел на Умника.

— Карл Даккет, — сказал он. — Радиолюбитель.

— Карл скромничает, — усмехнулся Томас. — Он тоже заместитель директора. По науке и технике. Ваш непосредственный руководитель, Сергей, он будет курировать вашу работу.

— Мою работу? Разве я на вас уже работаю?

— Будете, — уверенно сказал Томас и приступил к охмурёжу.

В следующие полчаса я услышал много интересного. Во-первых, конечно, что зла мне никто не желает. Наоборот. Соединённые Штаты Америки являются защитниками добра и демократии по всему миру. Более того. Во времена Второй мировой войны, память о которой священна, как для американского, так и для советского народа, США и Советский Союз были союзниками и вместе победили величайшее зло на земле — фашизм.

— Не кажется ли вам, Сергей, что с союзниками нужно делиться таким важным открытием, которое сделали вы? — вопрошал Томас. — Не может одна страна, пусть даже такая могущественная как СССР, обладать подобным знанием. Это нарушает равновесие. А только равновесие, паритет, является тем фактором, который удерживает наши страны от перехода из состояния «холодной войны» в её горячую фазу.

— Вы противоречите сами себе, — сказал я. — То мы союзники, то в состоянии «холодной войны». Определитесь уже.

— Никакого противоречия. В отношениях между государствами это обычное дело. Союзники становятся противниками и наоборот. Главное, сохранять хотя бы видимость мира. А залог этого, повторю, — равновесие. В том числе и научно-техническое.

— И вы решили, что лучший способ такого равновесия достичь — это выкрасть автора изобретения. Хотя, подождите, о каком изобретении мы говорим? У меня их несколько.

Томас и Карл переглянулись. При этом Томас поправил указательным пальцем очки.

Ага, подумал я. Не знают про остальное. Только про антиграв. Уже хорошо, не так уж они всемогущи. Хватанули по верхам… Но про антиграв знают совершенно точно. Иначе, не стали бы рисковать. Узнали, тут же испугались чуть не до обморока и решили выкрасть автора. Радикально решить вопрос, так сказать. О чём это нам говорит? Об испуге и говорит. Тот же научно-технический отдел, который возглавляет Умник, он же Карл Даккет, сел, прикинул перспективы, составил докладную записку и положил на стол начальству. Начальство прочитало и покрылось холодным потом. И я его понимаю. Случись война, и страна, у которой есть антиграв, разделает страну, у которой антиграва нет, как бог черепаху. При прочих равных. Да и без войны разделает, чисто экономически. Одно резкое удешевление электроэнергии и всего промышленного производства чего стоит. А продовольствие? Накрой антигравитационным куполом пшеничное поле, только засеянное, и поставь хотя бы на трёхкратное уменьшение силы тяжести. Сколько соберёшь на выходе? Я не агроном, но, думаю, двукратно по сравнению с нынешними средними значениями. То бишь, сорок центнеров с гектара, как минимум. А на самом деле гораздо больше. И это без всяких дополнительных удобрений, и только пшеница. Вот и обосрались от ужаса. О чём это ещё нам говорит? Скорее всего они не знают, что изобретение лежит «под сукном». Думают, небось, что уже готова техническая документация, созданная в строжайшей секретности; где-нибудь в сибирской тайге построен завод, который пропустили их спутники; и вот-вот начнётся массовое производство антигравов. Для начала ими оснастят танки, самолёты и баллистические ракеты, что увеличит мощь советской армии в разы, а потом русские вплотную примутся за промышленность, сельское хозяйство и освоение космоса. И вот тогда-то останется только поднять лапки кверху, признав своё поражение. Потому что тот, кто контролирует космос, контролирует и всё, что находится на земле. Это, как говорится, ясно даже и ежу. Мне сверху видно всё, ты так и знай, как поётся в старой хорошей советской песне.

— Гравитационный генератор, — сказал, наконец, заветное слово Карл. — Или антиграв, как ты его называешь. Прибор, нейтрализующий гравитационное поле.

В английском языке нет специального обращения на «вы», как в русском или французском. Но по интонации я понял, что Умник-Радиолюбитель обращается ко мне именно на «ты». В отличие от Полковника-Грека. Интересно. Игра в «доброго» и «злого» следователя? Ладно, неважно, всё равно вам, ребятки, меня не переиграть.

— А! — воскликнул я. — Антиграв! Так бы сразу и сказали. И вообще, стоило ради этого огород городить?

— Огород городить? — Майкл умоляюще посмотрел на меня.

— Это идиома, — пояснил я. — Означает «прилагать много ненужных усилий». Учи русский, Майкл, а то останешься без работы. Таких не берут в космонавты. Шутка.

— Так мы договорились? — удивлённо приподнял брови Томас.

— Конечно, — сказал я. — Попросили бы нормально, я бы согласился. Равновесие, действительно, великая вещь, сам так думаю. И знаете, что ещё… Я тут посидел у вас, подумал, остыл слегка и понял, что даже вам благодарен.

— Вот как? — теперь удивился Умник-Радиолюбитель.

— Конечно. У нас же из Союза хрен выедешь, вы в курсе. Железный занавес и всё такое. А я всегда мечтал путешествовать. И в вашей стране тоже мечтал побывать. Вот мечта и сбылась. Вы же покажете мне страну, правда?

— Конечно, — улыбнулся Томас. — Статую Свободы, Великий Каньон, мост Золотые Ворота в Сан-Франциско. Всё, что захотите.

— Захочу, — сказал я. — Обязательно захочу.

— Можете даже остаться насовсем, — сделал щедрое предложение Томас. — Думаю, с получением гражданства проблем не возникнет.

— Я подумаю, — пообещал я. — Хотя это вряд ли. Предателей никто не любит, не мне вам рассказывать. Как союзникам в борьбе с фашизмом.

— Что ж, похвально, — одобрил Томас. — Но что-то вы же хотите за сотрудничество с нами?

— Наверняка хочу. Но точно пока не решил.

— Деньги?

— Чтобы пользоваться вашими деньгами, нужно жить у вас, а я этого не хочу. О, знаю. Только скажите сначала, как вы собираетесь меня возвращать домой?

— Хм. Будет идеально, если вы подпишете бумагу, что согласились с нами сотрудничать добровольно.

— Два завода, — сказал я.

— Что?

— Нет, передумал. Три завода. Вы построите нам за свои деньги три завода с нуля. Станкостроительный, радиоэлектроники и машиностроительный. Это моя цена за антиграв. Детали по заводам уточним позже.

Томас и Карл засмеялись — искренне, от души.

Я даже не улыбнулся. Сидел, покачивал ногой, разглядывал их спокойно и прикидывал, в какой момент лучше уйти. Прямо сейчас? А что, хороший момент. Камер здесь нет. Охраны тоже. Секретарша в «предбаннике»? Отдохнёт вместе с ними. Думаю, полчаса-сорок минут мне хватит, чтобы выбраться с территории Лэнгли. А там — ищи ветра в поле.

Фактор неожиданности срабатывает всегда.

Полковник и Умник ещё смеялись (Томас даже очки снял, вытирая слёзы), когда я перешёл в орно и начал двигаться. Трое в кабинете замерли, словно под воздействием какого-то магического заклинания. На самом деле мы теперь существовали как бы в разных мирах. Мой был быстрее. Намного быстрее.

Я знал, как это выглядит со стороны. Только что на стуле перед ними сидел советский подросток по имени Серёжа, и вдруг исчез. Кажется, мелькнула какая-то размытая тень, но это не точно. Больше всех, как и следовало ожидать, растерялся переводчик Майкл. Я сразу понял, что он тот ещё тормоз. Самый молодой, а стоит посреди кабинета, раскрыв рот и вообще не шевелится. Нет, таким точно в ЦРУ делать нечего, реакция на нуле. А вот Полковник хорош, — уже тянется к тревожной кнопке под столом. Врёшь, дорогуша, не успеешь.

Три удара по нервным точкам, и заместитель директора Центрального разведывательного управления США Томас Карамессинес обмяк в кресле. Час примерно будет в отрубе, этого более чем достаточно.

Теперь вы, господин заместитель по науке и технике. Умник, который считает себя умником. Н-на.

Три удара, и Карл Даккет отправляется в отруб вслед за коллегой.

Извини, Майкл, и ты отдохни.

Укладываю переводчика на пол. Обыскиваю всех троих, забирая наличку из бумажников. Самым богатым оказывается Даккет — от него ко мне в карман переходят триста двадцать пять долларов. За ним бумажник Томаса Карамессинеса пополняет сумму до пятисот семидесяти баксов. Наконец, у Майкла я забираю пятьдесят долларов вместе с бумажником, пропуск с фотографией и ключи от машины. Быстро стаскиваю его костюм и рубашку, переодеваюсь, цепляю галстук. Мы примерно одного роста, так что костюм сидит более-менее нормально. На первое время сойдёт. Туфли тоже подходят. Чуть великоваты, но с ноги не спадают. Ничего, мне их долго не таскать. Свою одежду бросаю здесь же, на полу, она мне больше не понадобится. Служебные собаки? Ну да, возможно, но к тому времени, когда им дадут её обнюхать, я надеюсь быть далеко отсюда.

Выхожу из кабинета. Секретарша (лет сорок пять ягодка опять, крашеная блондинка с зависшими над пишущей машинкой пальцами и замершими в одной точке светло-карими глазами.

Catrin Claeson, читаю я на бейджике, лежащем на высокой груди.

Извини, Катя, так надо.

Три удара, и секретарша отправляется туда, где её ждут остальные трое.

Женщин мы не грабим. На самом деле мы никого не грабим, а то, что я освободил от денег бумажники господ цэрэушников, — не грабёж, а честная экспроприация. По-нашему, по-пролетарски. К тому же не фиг похищать людей. Взяли моду. Обнаглели в край. Придётся платить, господа хорошие, и платить по полной. Это только начало, хе-хе, обещаю. Но женщин мы всё равно не грабим. Так что радуйся, Катя, в сумочку твою я не полезу.

Нашёл в верхнем ящике стола ключи и здесь же обнаружил очень правильную белую табличку с красной надписью: «DO NOT DISTURB!»[5], вышел из кабинета, запер его на ключ, повесил табличку на дверную ручку и пошёл к выходу, размышляя о свободе нравов в ЦРУ.

Мы не были похожи с временно утратившим связь с реальностью переводчиком Майклом. Разве что цветом волос. Но я и не собирался до поры до времени выдавать себя за него. Просто, не выходя из орни, быстро спустился вниз и без всяких препятствий покинул здание, окунувшись в тёплое солнечное утро штата Вирджиния. Выскочил на крыльцо, огляделся, увидел справа громадную автостоянку и направился к ней, обгоняя, словно стоящих на месте, людей.

Вот и стоянка. Да, воистину США — страна автомобилей. Здесь их было, вероятно, несколько сотен. Десятки марок и моделей. Чёрные, белые, красные… Где же твоя, Миша, на чём ты ездишь? Надо было спросить, потом вырубать. А теперь что делать? Хотя…

Я вышел из орни и принялся наблюдать. Тут же заметил несколько сотрудников в таких же, как у меня, чёрных костюмах, которые, подходя к стоянке, доставали ключи и жали на кнопки, расположенные на брелоках от ключей. В ответ на это то тут, то там, машины издавали характерные сигналы и мигали фарами — мол, тут мы[6].

Ага, догадался я, сигнализация. Очень удобно.

Снова вошёл в орно, прошвырнулся по рядам, нажимая на кнопку. С третьего раза неподалёку отозвался, мигнув фарами, салатового цвета с белой полосой на боку автомобиль. Я подошёл.

Чем-то машина напоминала наш ГАЗ-21 Волгу. Однако явно больше размером. Хромированная решётка радиатора местами покрыта ржавыми пятнами, правый бок слегка помят. Сзади, у багажника, характерные «крылья». Пятидесятых годов машина.

DESOTO, — прочёл я надпись хромированными буквами над радиаторной решёткой. Не знаю такой марки. Впрочем, неважно. Десото так десото.

Переключатель передач был у неё под рулём, справа. Так. На себя и вверх — первая, вниз — вторая. Снова вверх — третья и снова вниз — четвёртая. От себя и вниз — пятая. Проще простого.

Я завёл двигатель (он заурчал низко и утробно), нацепил на нос солнечные очки Майкла, которые обнаружил над приборной панелью, включил первую передачу, тронулся, перешёл на вторую и медленно выехал со стоянки. На повороте у шоссе притормозил, пропуская машины слева и справа, включил левый поворотник и через секунду-другую уже катил по шоссе прочь от здания ЦРУ.