Глава восьмая Весна. Думы и тревоги Первенство Среднеазиатской железной дороги по футболу. Команда мастеров

Долго, однако, зима не продлилась. Уже в начале февраля подули южные тёплые ветры, снег сошёл, пролились дожди, а затем всё чаще начало выглядывать и пригревать всепобеждающее кушкинское солнце. Очень скоро окрестные сопки покрылись сочной зелёной травой, в которой замелькали алые и жёлтые бутоны тюльпанов (жёлтые росли, в основном, за речкой), а затем и маков. Весна в Кушке быстрая и тёплая. Не успеешь оглянуться, про зиму все забыли и ходят днём в одних рубашках и теннисках, хотя по вечерам ещё натягивают лёгкие куртки и свитерки.

Казалось, всё прекрасно. Я легко учился в восьмом классе, готовился в конце года сдать экзамены, перейти в девятый, а в следующем, семьдесят третьем году, закончить школу. Мог бы и раньше, но от первоначального плана сначала хоть немного повзрослеть и окрепнуть решил не отступать. Работы впереди, как я надеялся, предстояло очень много и перегружать подростковый организм не хотелось. Да, его возможности были неизмеримо выше возможностей обычного земного подростка и, тем не менее, природу не обманешь. Одно дело уметь включать время от времени скрытые резервы и совсем другое — искусственно ускорять взросление. Первое бывает даже полезно. Второе не стоит делать категорически — плохо закончится.

Однако пока всю работу я придумывал себе сам. Начиная от тренировок и учёбы и заканчивая поглощением книг (в обеих кушкинских библиотеках всё меньше оставалось книг, которые я не прочитал). Чем жарче пригревало солнце, тем чаще я задумывался над тем, как можно ускорить процесс продвижения антиграва и стоит ли это делать.

С моей, гарадской, точки зрения всё шло слишком медленно. Это же не взросление! Какого чёрта, в конце концов? Полгода прошло с тех пор, как я оставил действующую модель антиграва вместе с его описанием, а также описанием других, фантастических для цивилизации землян, технологий одному из самых влиятельных людей Советского Союза — председателю Комитета государственной безопасности СССР Юрию Владимировичу Андропову. И что? И ничего. Ждите, вас вызовут. Или не вызовут. Нет, я всё понимаю. Убедиться, что это не ловкий фокус, косность и зависть заслуженных деятелей науки, козыри в рукаве, министерская и прочая бюрократия, подковёрные игры и всё такое прочее. Но сколько это будет ещё продолжаться? Эдак можно доиграться до весьма неприятных вещей. Потому что всё тайное обязательно рано или поздно становится явным. В особенности это касается информации, имеющей решающее значение для всей цивилизации Земли, а не только Советского Союза. Антиграв — шутка ли! Да за такую технологию ведущие разведки мира никаких денег и усилий не пожалеют. Достаточно малой утечки, пойдут слухи, а там… Понятно, что я бесконечно далёк от того, чтобы учить местные спецслужбы методам работы, но хотелось бы большей определённости. В конце концов, я не только гениальный советский подросток Серёжа Ермолов, а космический инженер-пилот Кемрар Гели. Человек из будущего. Их светлого будущего, чёрт возьми, о котором мечтают они сами в книгах и фильмах! Да, они об этом не знают и не должны знать. Достаточно, что я об этом знаю. И, если комсомолец Серёжа Ермолов (в этом году я вступил в комсомол, и теперь вместо пионерского галстука носил на груди комсомольский значок) мог и должен был ждать, когда его позовут старшие, то Кемрар Гели ждать не хотел.

Начальник особого отдела дивизии подполковник Полуботко Игорь Сергеевич жил в нашем доме, в соседнем подъезде, на первом этаже. Его дочь Ира была моей одноклассницей (ещё в прошлом году мы учились в одном классе), поэтому как-то вечером я встретил его, когда он шёл домой со службы. Как бы случайно.

— Здравствуйте, Игорь Сергеевич!

— Здравствуй, Серёжа!

Он хотел пройти мимо, но я его остановил.

— Игорь Сергеевич, можно от вас завтра или в ближайшее время сделать звонок?

— От меня?

— Ну да, от вас, из штаба дивизии. Из дома я позвонить не могу, из штаба танкового полка звонить бы не хотелось, хотя, наверное, можно, а у вас должна быть защищённая прямая связь.

— Ну допустим, — сказал Полуботко. — Кому ты собрался звонить?

— Хотел бы сразу в Москву, Андропову Юрию Владимировичу. Но для начала всё-таки товарищу Бесчастнову Алексею Дмитриевичу.

— Вот так вот сразу Бесчастнову?

— Ага.

— Однако. А что случилось?

— В том-то и дело, что ничего. Ничего не случилось и не случается. А время идёт. Я бы даже сказал, утекает.

— Наверное так надо. Не думал об этом?

— Кому надо?

— Нам всем. Я насчёт тебя никаких дополнительный указаний не получал. Значит, всё должно идти так, как идёт. Не стоит беспокоить такого человека, как генерал-лейтенант Бесчастнов по пустякам.

— Понятно. Значит, не дадите позвонить?

— Не дам. Поверь мне, ты услышишь то же самое, что услышал от меня. Ждать. Всё решится в своё время.

Очень захотелось показать характер. Но я сдержался.

— Тогда хотя бы передайте товарищам Петрову и Боширову, что я начинаю беспокоиться. По своим каналам. Можете?

— Это могу. Кстати, Петров недавно получил майора, а Боширов капитана.

— Очень рад за них, — сказал я искренне. — Заодно и поздравления от меня передайте.

— Хорошо, передам, — пообещал Полуботко.

Не могу сказать, что разговор с подполковником Полуботко меня как-то утешил. Скорее, наоборот, разозлил. И этот туда же, думал я. Ждать! С вами, пожалуй, дождёшься. У моря погоды, как здесь говорят. Петров и Боширов тоже хороши. Товарищи называются. Даже о повышении в званиях не сообщили. Не говоря уже о прочем. Могли бы отцу в полк позвонить, сообщить, что всё в порядке, обо мне помнят, всё идёт своим чередом, беспокоиться не о чем. Письмо написать, в конце концов! Обычное письмо, посланное обычной почтой. Нет, тоже молчат. Кто они, спрашивается, после этого?

От беспокойных мыслей меня отвлёк начавшийся чемпионат Среднеазиатской железной дороги по футболу.

В футбол в наших краях лучше всего играть весной и осенью. Потому что летом слишком жарко. Когда градусник показывает плюс сорок пять в тени и выше, нужно сидеть-лежать за дастарханом в той же тени (желательно, раскидистой чинары) и неспешно, маленькими глоточками, пить из пиалы зелёный чай, а не гонять под палящим солнцем кожаный мяч.

А вот весной и осенью — самое то.

Чемпионат предполагал разъезды. С моей учёбой только на «отлично» не составило никакого труда договориться в школе на нужные дни. Другие школьники тоже договаривались, но таких в команде было не много: Валерка Лопатин, пришедший на смену Олегу Турычеву и Сашка Кочетуров — мой дублёр в воротах, который появился в команде совсем недавно и был ещё совсем необстрелянный. Остальные все уже работали, поэтому в крайнем случае брали отгулы, которые им легко давали, поскольку все относились с пониманием к столь ответственному и важному делу как чемпионат по футболу. В особенности, если это чемпионат Среднеазиатской железной дороги, на которой многие наши игроки трудились целыми рабочими династиями в течение десятков лет (и отцы на ней работали, и деды). Как, например, братья Юрасовы. Впрочем, календарь был составлен таким образом, что большинство матчей приходились на выходные дни, поэтому и отпрашиваться особо не пришлось.

Мы легко выиграли у Тахта-Базара на их поле, которое запомнилось мне почти полным отсутствием травы, затем победили Иолотань на своём и сыграли вничью с Байрам-Али на выезде. Следующий матч был самым трудным — с городской командой областного Мары, в которой, как мы знали, играли даже двое мастеров спорта, не говоря уже о разрядниках. Да, это были мастера уже на излёте спортивной карьеры, в возрасте, но — мастера. Как я уже понял, звание мастер спорта в СССР было заработать очень и очень непросто, и те, кто его добивался, действительно были мастерами своего дела.

Матч был назначен на одиннадцать часов утра шестнадцатого апреля. Это был воскресный день. В Мары мы приехали накануне вечером. Устроились в гостинице (номера были забронированы заранее) и даже успели провести тренировку на местном стадионе, где завтра нам предстояло играть. Футбольное поле порадовало нас неплохим качеством. Да, трава во вратарских площадках была вытоптана. Но она была вытоптана практически на всех футбольных полях Советского Союза, включая те, на которых играли команды высшей лиги. В большей или меньшей степени, но вытоптана. Зато само поле ровное, без кочек, и трава на большей его части была густой и даже постриженной.

— Да, — высказался Король, разминаясь, — на таком поле играть одно удовольствие.

— Что нам мешает сделать не хуже? — спросил я.

— Каким образом?

— У нас в Кушке что, трактора нет с бульдозерным ножом? Договориться, пригнать трактор, срезать кочки и неровности. Там работы часа на два, не больше. Скинуться деньгами, если надо.

— Самый богатый, что ли? — буркнул Сашка Кочетуров. — Он в прошлом году закончил восемь классов, никуда не поступил и устроился чернорабочим на стройке гостиницы неподалёку от нашей школы на улице Октябрьской. Стройка эта тянулась уже не первый год, и конца ей было не видно. Много на такой не заработаешь.

— Дело абсолютно добровольное, Саш, — сказал я. — Да и дела-то ещё нет. Так, разговариваем.

— А трава? — поинтересовался Сарпек Джанмухаммедов.

— И траву можно посеять. Но для начала хотя бы выровнять — уже легче будет.

— Разве этим не город должен заниматься? — спросил Валерка Лопатин.

— Наверное. Но, как видишь, не занимается. Ты готов искать концы? Я — нет. По-моему, проще самим всё сделать.

— Мысль интересная, — положил конец дискуссии наш играющий тренер Юра Юрасов. — Я знаю, где найти трактор.

— Я тоже, — сказал Сарпек.

— Отлично, дома всё решим, а сейчас — работать, пока не стемнело. Серый — в ворота, будем штрафные и угловые отрабатывать. Кочетуров, ты — на вторые ворота, Лопатин и Ковальджи, постучите ему…

После тренировки поужинали, посмотрели в гостиничном холле телевизор и легли спать.

Утро выдалось солнечным, но не жарким. Градусов двадцать в тени — идеально для футбола. Народу на трибунах было мало. Оно и понятно, команда из Кушки никому не интересна. Вот если бы приехал ашхабадский «Строитель»…

Команда города Мары называлась «Кара-Кум» — по названию знаменитой пустыни, занимающей три четверти Туркменистана. «Чёрный песок» в переводе на русский. До недавнего времени они даже выступали в чемпионате СССР в классе «Б». Чемпионат Среднеазиатской железной дороги был для них малозначащим турниром, в котором они рассчитывали без труда победить и вплотную заняться играми на первенство Туркменской ССР.

На поле марыйцы вышли вразвалочку, словно нехотя. Ещё бы. Какая-то несчастная сборная Кушки. Кто это такие вообще? Они что, в футбол играть умеют? Детский сад, честное слово.

Я словно прочитал эти мысли во взглядах игроков соперника. Как выяснилось буквально через несколько минут, правильно прочитал. Капитан «Кара-Кум» — плотный черноволосый мужик годами под сорок с кривоватыми ногами профессионального футболиста громко спросил у судьи, кивая на меня:

— У них что, ребёнок в воротах, товарищ судья? Зашибём ведь ненароком. Отвечай потом.

— Ему четырнадцать, — буркнул судья. — Правилами разрешено.

— Это мы ещё поглядим, кто кого зашибёт, — сказал я тоже в голос и широко улыбнулся.

— Ну-ну, — буркнул плотный, метнув на меня острый взгляд тёмных глаз.

Готовься, подумал я. Кажется, ты его слегка разозлил.

Разозлил или не разозлил, но с первых минут игры нас прочно прижали к воротам. Сказывалась разница в классе и физической подготовке. Мы просто не успевали. Тотальный футбол хорош, когда ты с соперником примерно на одном уровне. В этом случае он проигрывает тактически, потому что в каждый игровой момент на важном участке поля твоих игроков больше, и они играют на опережение.

Но как играть на опережение, если соперник быстрее тебя, техничнее, и отлично умеет импровизировать или использовать наработанные схемы, которые ничем от импровизации не отличаются, поскольку тебе не знакомы?

Особенно был опасен тот самый плотный и черноволосый мужик, капитан команды, который выразил сомнение в правомерности моего места в воротах. На спине его жёлтой футболки красовалась цифра «10» — номер, под которым играет единственный и неповторимый король футбола — Пеле.

Игру Пеле я не видел, а вот эта «десятка», доставляла мне немало проблем. За первые пятнадцать минут матча десятый номер умудрился дважды точно пробить по моим воротам и трижды отдать опаснейшие передачи.

Бил он не только точно, но и сильно, так что я в очередной раз порадовался своим самодельным перчаткам — они отлично выручали, и я даже на расстоянии сотни метров чувствовал заинтересованный и где-то даже завистливый взгляд чужого голкипера, который играл с голыми руками.

В середине первого тайма «Кара-Кум» заработала штрафной в опасной близости от наших ворот. Наши встали в «стенку». Я подвинул её вправо на метр, перекрывая угол ворот, сам сместился левее, готовый перехватить мяч в левом углу. Классика.

Била всё та же «десятка». Я заметил, что он уже не так быстр, как в начале матча, но понимал, что сил у этого нападающего ещё много. А посему был предельно собран. Как оказалось, не зря. Капитан соперников и впрямь был мастером. Он пробил в правый верхний от меня угол, обводя стенку сложнейшим кручёным ударом. Такой и у ведущих мировых мастеров не всегда получается.

У этого мастера спорта СССР получился.

Мяч перелетел через «стенку» и, словно живой, нырнул ниже, устремившись точно в «девятку».

Хорошо, что я заранее держал в голове возможность именно такого удара.

Быстрый шаг вправо. Толчок левой ногой. Бросок с вытянутой правой рукой. Красиво, как по телевизору.

Мяч касается моих пальцев и уходит на угловой.

Взял!

Падаю, мгновенно перекатываюсь через плечо и снова оказываюсь на ногах. Краем глаза вижу, как «десятка» подзывает троих своих товарищей по команде, показывая рукой на нашу штрафную. На мгновение встречаюсь с «десяткой» глазами. А взгляд-то злой у человека. Ну ясное дело, с чего бы ему быть добрым, не в первый раз кайф обламываю…

Подача углового. Подаёт всё та же «десятка».

Чуть подкрученный мяч навесом летит точно в центр штрафной. Я уже вижу, что легко перехватываю его в нужной точке. Выбегаю с линии ворот, прыгаю вверх, вытянув руки. Хватаю мяч. Есть!

В футболе и цвинте это называется «коробочка». Когда игрока с двух сторон зажимают игроки соперника. Хуже всего, если на лету, как в моём случае. Считается грубым нарушением правил. Вот они и нарушили. Грубо. Когда ты в воздухе, всё внимание на мяч, а с двух сторон в тебя врезаются двое взрослых здоровенных дядек, ничего приятного не жди.

— Хех… — воздух толчком вылетел из лёгких.

Я просто-таки услышал, как хрустнуло ребро внизу и слева, а острая боль подтвердила, что это не просто ушиб. Вот же суки…

Падаю, прижимая мяч к груди. Судья свистит. Братья Юрасовы кидаются в драку. Крики, мат. Отползаю в сторонку, не выпуская мяч. Больно, чёрт. Сажусь, пытаясь унять боль. Судья гасит драку в зародыше, сразу удаляя с поля двоих — одного нашего и одного каракумца. И ещё четверым — жёлтые карточки. Но мы теряем больше, потому что играть со сломанным ребром я не могу.

Врача в команде у нас нет. Меня отводят на скамейку запасных, аккуратно усаживают.

— Кочетуров, — в ворота, — командует Юра Юрасов, смотрит на меня. — Ты как? Давай, ребята в травму тебя отвезут?

— Всё нормально, — уверяю я. — Просто надо немного прийти в себя. Дай мне минут тридцать-сорок.

Играющий тренер с сомнением смотрит на меня. Я его понимаю, на нём ответственность. Но в травмпункт я не хочу — не вижу смысла. Да и ребро, как я уже понимаю, не сломано. Треснуло, да. Но не сломалось. Заращу.

— Саня, десятому — особое внимание, — говорю я нашему второму вратарю. — Он самый опасный. Юра, это всех касается, — обращаюсь к Юрасову. — Нейтрализуйте «десятку», пусть двое его держат постоянно. И не давайте им играть. Они техничнее, а вы не давайте.

Юрасов только вздыхает. Он видит, что команда и так делает всё, что может, и на большее вряд ли способна.

На перерыв мы уходим, проигрывая ноль-один. «Десятка» всё-таки забивает нам свой мяч, и Сашка Кочетуров ничего не может сделать. Слабоват он всё-таки, Сашка, рано ему на поле выходить в таком матче. Но деваться некуда — вышел.

Вышел, и в начале второго тайма пропустил второй. А потом, сразу, и третий.

Загрузка...