Чужак из ниоткуда 2

Глава пятнадцатая Столкновение интересов. Новый трюк Кто ты, парень? Письма и покупки. Роща

— Джимми, вставай. Вставай, милый, пора.

Я проснулся от того, что меня с нежной настойчивостью трясли за плечо. Да что ж такое, не дают поспать бедному инженеру-пилоту Кемрару Гели. Он же ученик советской школы № 31 города Кушка Сергей Ермолов. Он же Джимми Хокинс — артист американского цирка на колёсах Circus Smirkus, колесящего по всей стране и дающего представления то там, то сям. Со вчерашнего дня. А будит меня милая и сексуальная воздушная гимнастка Венди Кемпбелл, с которой мы провели замечательную ночь.

— Куда пора? — спросил я, переворачиваясь на спину.

За окном трейлера едва заметно серело. Горел ночник, и в его свете обнажённая грудь Венди смотрелась особенно соблазнительно. Я протянул руку и погладил.

— Эй, — она несильно хлопнула меня по руке. — Доступ к телу прекращён. Говорю же, тебе пора. Рассвет скоро.

— И что? На рассвете особенно сладко спится. И не только спится.

— Джимми, всё было прекрасно, но тебе нужно идти к себе. Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Слухи пойдут, разговоры. Оно нам надо?

— Слухи по любому пойдут.

— Может, и так. Однако слухи слухам рознь. Давай-давай. Ты был великолепен и всё такое, но, надеюсь, у тебя хватит ума в меня не влюбиться.

— Будь спокойна, — улыбнулся я. — Однако тоже надеюсь.

— На что?

— Что доступ к телу прекратился не навсегда.

— Всё-таки ты нахал, Джимми.

— Сказала она, затащив его в постель.

— Я тебя затащила?

— А кто? Наталья Гончарова?

— Кто такая Наталья Гончарова?

— Жена великого русского поэта Пушкина Александра Сергеевича.

— Всё-таки ты странный, Джимми, — сказала она через паузу. — Иди уже, знаток русской поэзии. Что до тела, то я подумаю, — она милостиво улыбнулась.

Я встал, быстро оделся, чмокнул Венди в щёку и тихонько вышел из трейлера. На востоке горела Венера. Воздух был холоден и чист.

Ну что, подумал я. Как тебе снова стать мужчиной, Кемрар? Пожалуй, не хуже, чем в первый раз, ответил сам себе. Этот процесс не из тех, что может надоесть.

Тёмная фигура появилась из-за соседнего трейлера и преградила мне путь.

Я всмотрелся.

Фрэнк Фостер, два «эф», силовой акробат. Стальной взгляд, волевая челюсть. Шесть футов и два дюйма и двести фунтов тренированных мышц. Мистер Америка, да и только.

— Привет, Фрэнк, — поздоровался я. — Не спится?

— Что ты здесь делаешь?

— А тебе не всё равно? Люблю, знаешь ли, прогуляться на рассвете.

— Я знаю, откуда ты идёшь!

— Вот как? И откуда?

— От Вэнди!

— Нехорошо, Фрэнк, — сказал я, сокрушённо качая головой. — Нехорошо обвинять девушку в таких вещах, не имя доказательств.

— Я ни в чём её не обвиняю! Я обвиняю тебя. Ты мелкий, наглый прыщ. Появился неизвестно откуда, один раз вышел на публику, и думаешь, что герой, всё теперь можно? Да я тебе твой нос сопливый сломаю, — он протянул руку, пытаясь ухватить меня за нос.

Шаг в сторону, захват запястья и локтя, подставить бедро… А зачем калечить? Фрэнк ткнулся носом в асфальт:

— Ф-фак!

— Да, — подтвердил я. — Иди поспи, Фрэнк. Настоятельно советую. Пока при памяти и ветер без камней.

— Да я тебя… — одним движением он вскочил на ноги.

Э, нет, шалишь. Лежать.

Я присел и резко дал подсечку. Силовой акробат обладал неплохой реакцией, но я всё равно был быстрее. Даже орно не понадобилось.

Фрэнк грохнулся на задницу.

— Дёрнешься ещё раз — выбью зубы, — пообещал я негромко, но отчётливо. — Обещаю. Что касается Венди… Она взрослая девушка и сама решает, с кем ей быть, а с кем погодить. Ферштейн?

— Почему? Ты немец, что ли?

Всё-таки он тупой. Не интересно.

— Много будешь знать, скоро состаришься. Пока Фрэнк. Береги здоровье. Без тебя шоу обеднеет, поверь мне.

Я дошёл до своего трейлера, неслышно вошёл внутрь (дверь не была закрыта на замок), разделся и лёг спать. Нет, ребята, как хотите, а пара часов ещё точно мои.

Завтрак был в девять утра. Девять AM[9], как здесь говорят и пишут. То есть с полуночи до полудня. А вот время после двенадцати часов дня обозначается цифрой и добавлением аббревиатуры PM[10]. Латынь, между прочим, понимать надо. Поначалу кажется чудно, но быстро привыкаешь.

Я встал в восемь, хорошенько размялся в кленовой рощице за трейлерной площадкой, позавтракал вместе со всеми (силовой акробат Фрэнк Фостер усиленно делал вид, что меня не замечает, а Венди, наоборот, поглядывала весьма дружелюбно и даже один раз скорчила смешную рожицу) и собрался подойти к Мэту, чтобы узнать у него о дальнейших планах, как он сам подошёл ко мне.

— Привет, Джимми.

— Привет, Мэт.

— Вчера неплохо выступил. Для дебюта очень даже неплохо.

— Спасибо, я старался.

— Ну что, ты придумал новый номер?

— А должен был?

— Я тебе разве не говорил?

— Нет.

— Старею. Эдак оглянуться не успеешь, как придётся передавать бразды правления в другие руки.

— Ты ещё крепкий старик, Розенбом!

— Не понял?

Чёрт, он же не мог видеть этот советский мультфильм, сообразил я. Да и книжку Сельмы Лагерлёф «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» наверняка тоже не читал.

— Не берите в голову, босс, — сказал я.

— Странный ты всё-таки парень, — Мэттью Раймонд окинул меня задумчивым взглядом. — Может, зря я с тобой связался, а?

— Да ладно вам, босс. Где вы найдёте такого стрелка за такие смешные деньги? К тому же, я придумал номер. Даже два.

— Рассказывай.

— Проще показать.

— Ну пошли.

Есть что-то невыразимо манящее в пустом цирке. Кажется, вчерашний праздник не ушёл, а только затаился. Если чуть прикрыть глаза, то можно снова увидеть тени восторженных зрителей и артистов, демонстрирующих своё мастерство. Впрочем, можно и не прикрывать. Как было справедливо написано: «Не все ли равно? Представленье дано, и завтра начнется опять!»[11].

— Мне потребуются мои револьверы, трапеция, на которой кувыркается Венди, стрелковый щит и наша стойка с горящими свечами. А! Можно карты ещё на щит приколоть. Точно. Сначала карты, потом свечи.

Через десять минут с револьверами на поясе я поднялся на трапеции над сценой. Мэт пришпилил к щиту карты, а я начал раскачиваться, как на качелях. Когда трапеция принялась летать над сценой из конца в конец, в самой дальней от щита точке я выхватил револьверы, повис вниз головой, зацепившись ногами за канаты, изогнулся и дважды выстрелил.

После чего рывком поднялся и сел нормально, продолжая летать над сценой.

— Попал! — воскликнул Мэт, проверив карты.

— Теперь — стойку со свечами.

Вынесли стойку, и я из того же положения вниз головой погасил все свечи.

А потом сделал то же самое с завязанными глазами.

— Я в цирке сорок лет, — покачал головой Мэт. — Признаюсь честно, не видел ничего подобного. Кто ты такой, парень?

— Люди чаще всего не умеют стрелять, — улыбнулся я со всем своим обаянием. — А ведь в этом ничего сложного нет. Секрет очень простой.

— И в чём же он состоит?

— Целиться не надо, — сказал я.

— Да, конечно, — засмеялся Мэт. — Как я сразу не догадался.

— Но это правда, — сказал я. — То, что называют словом «целиться», хорошо в спортивной стрельбе. Ещё в армии. Наверное. Военным снайперам без этого умения никак. А вот в ковбойской стрельбе из револьверов, которую я на самом деле здесь демонстрирую, целиться в привычном смысле слова не надо. Хотите научу?

— Нет уж, спасибо, Джимми. Я хоть и американец, но оружие не особо люблю. Так что давай каждый будет заниматься своим делом. Ты стрелять, а я делать из это деньги, — он захохотал.

Как я выяснил у Мэттью, сегодня вечером мы давали здесь последнее представление (зрители приезжали в Хилсборо из всех окрестных городков — Нью Маркета, Рейнсборо, Линчберга, Фейетвилла и других), после чего цирк снимался и ехал дальше.

— Куда, если не секрет? — спросил я.

— Никаких секретов. Сначала в Кентукки, потом Миссури и дальше на запад. Думаю, через Оклахому с заездом в Техас, но там решим. Доедем до Калифорнии и потом, уже летом, обратно через Орегон, Айдахо, Вайоминг… Обычный маршрут. А что?

— Ничего, просто хочу знать. В Сан-Франциско будем заезжать? Всегда мечтал увидеть.

— Не пожалеешь, обещаю. Сам люблю этот город. Да и кто не любит!

— А когда?

— Что — когда?

— Когда будем в Сан-Франциско?

— Ну, точно я не скажу…

— Меня устроит приблизительно.

— Устроит его… Сейчас, погоди, — Мэт достал из нагрудного кармана потрёпанный блокнот, полистал. — Где-то во второй половине июня. Возможно, ближе к середине. Нормально?

— Более чем. Спасибо, Мэт.

— Всегда пожалуйста. Всё, иди, гуляй до вечера, некогда мне.

Пользуясь несколькими свободными часами, я зашёл сначала в писчебумажный магазинчик в Хилсборо, где приобрёл карту США, отдельно карту Сан-Франциско, пару блокнотов (один для рисования, другой для письма), простые карандаши разной степени твёрдости, ластик и две шариковые ручки. Потом нашёл почту, купил там два конверта, сел в уголке и написал два коротких письма.

Первое — Толяну Краснову в Алмалык. В нём я просил своего товарища как можно скорее отправить второе письмо в Кушку из Алмалыка в обычном советском конверте. Поначалу чуть было не попросил его также позвонить по известному мне телефону капитану — отставить! — уже майору Петрову, но передумал. Нечего товарища втягивать в эти игры. Пусть Контора сама разбирается со своими косяками. Обосрался — обтекай, как говорят в Советской армии.

Второе — родителям. В нём я сообщил, что меня выкрало из страны Центральное разведывательное управление США и описал, как это было. Однако просил особо не беспокоиться, поскольку сбежал и теперь инкогнито путешествую по стране. «Мама, — писал я, — прости, что без подробностей, но у меня правда всё хорошо, — я сыт, одет, обут и у меня есть деньги. США — красивая страна. Папа, свяжись с подполковником Полуботко и передай ему эти сведения. Скажи, что с двадцатого по тридцатое июня, каждый день в десять утра в центре парка Золотые Ворота города Сан-Франциско я буду ждать Петрова или Боширова. Или обоих. Только их, больше никого. Если явится кто-то другой, хоть сам Андропов, я не подойду и буду искать способ вернуться домой самостоятельно. Убедись, что Полуботко всё понял. Это не мальчишеский каприз. Только Петров с Бошировым, больше я никому не доверяю. Ленка, будь хорошей девочкой и позаботься о маме и папе, пока меня нет. Я по тебе скучаю. Я по всем очень скучаю. Надеюсь, скоро увидимся. Ваш сын и брат Серёжа. P. S. Сообщите, пожалуйста, Наташе, что у меня всё в порядке и что я по ней тоже скучаю».

Когда писал постскриптум, ощутил слабый укол совести. Слегка покопавшись в себе, понял, что всё из-за сегодняшней ночи. Да, у меня с Наташей ничего серьёзного не было и ещё неизвестно, будет ли. Но всё-таки она считалась моей девушкой… Нет, не так. Я сам считал её своей девушкой, вот что главное. Точнее, надеялся, что когда-нибудь она таковой станет. А тут — на тебе. Воздушная гимнастка. Мало того, что по сравнению с Наташей практически старуха, так ещё и американка. То есть женщина из страны идеологического противника. Нехорошо.

Как же нехорошо, если было хорошо, сказал внутренний голос. А ну-ка быстро прекратил рефлексировать.

Вздохнув, я вложил письмо родителям в пустой конверт, его вместе с письмом Толяну — в другой, написал печатными буквами по-английски адрес доставки. Подумал. Достал письмо Толяну и дописал, чтобы он не удивлялся обратному адресу — это для конспирации. Затем вписал обратный адрес: США, Чикаго, Уокиган, Север-Парк авеню, дом тридцать четыре для Сэмюэля Кушнира.

Прости, Сэм, так надо. Я компенсирую, если до тебя докопаются люди из ЦРУ, обещаю.

Заклеил письмо, пошёл к стойке отправки и приёма корреспонденции, за которой в ожидании клиентов читала книжку молодая негритянка в очках.

— Привет!

— Привет, милый.

— Сколько стоит отправить письмо в Советский Союз?

— Советский Союз большой, куда именно?

Надо же, подумал я с уважением, знает географию.

— Узбекистан.

— Сейчас посмотрим, — она полистала какой-то талмуд. — До одной унции — четыре доллара двадцать центов. Доставка от недели до десяти дней.

— Окей, — сказал я. — Отправляем.

Заплатил нужную сумму, она наклеила марки на конверт, я бросил письмо в почтовый ящик, расположенный здесь же и вышел на улицу.

Я говорил, что все маленькие города США похожи друг на друга до зевоты? Позже, объехав изрядную часть страны, я убедился в этом окончательно. Но и сейчас уже начинал понимать, что Ильф и Петров в своей «Одноэтажной Америке» написали правду. Не для туристов эти городки. Впрочем, я и не турист. Я беглец. А беглецу требуется что? Правильно, хорошая спортивная обувь. Вот её и поищем. Благо, что-то нужное купить здесь не проблема — были бы деньги.

Не мудрствуя лукаво, я прогулялся по Хай-стрит — центральной улице Хилсборо — и довольно быстро нашёл магазин спортивных товаров, одежды и обуви.

Вошёл (зазвенел дверной колокольчик) и тут же увидел вчерашнего зрителя, активно принимавшего участие в моём номере, — Чака Дэвиса. Сегодня он был гладко выбрит, причёсан, одет в чистые новые джинсы, рубашку и пуловер. Пахло от него не пивом, а крепким мужским одеколоном и мятной жвачкой, которую он жевал с самым жизнерадостным видом.

— Кого я вижу! — воскликнул он. — Сам Джимми Хокинс собственной персоной. Звезда Circus Smirkus. Привет, Джимми!

— Привет, Чак, — поздоровался я. — Как тесен мир.

— Не знаю насчёт мира, а наш город точно невелик. Чем могу помочь, Джимми?

— Мне нужна хорошая спортивная обувь и спортивный костюм.

— Хорошая и недорогая, как обычно?

— Главное — хорошая. Цена тоже имеет значение, но не на первом месте.

— Тогда бери Adidas, не пожалеешь. И костюм, и кроссовки. Пошли покажу, можешь примерить здесь же.

Я взял предложенный Чаком синий с белым костюм и черные замшевые с тремя белыми полосками кроссовки Adidas Gazelle. Переоделся в кабинке, посмотрел в зеркало. Попрыгал. Отлично, просто отлично. После тяжелых ботинок на ногах словно появились крылышки, как у древнегреческого бога Гермеса, а костюм плотно и мягко облегал тело. В таком заниматься спортом — одно удовольствие. Переоделся обратно, вышел из кабинки.

— Беру, — сказал Чаку. — Сколько?

— Костюм — тридцать пять баксов. Кроссовки — тридцать два.

Я быстро прикинул. После всех трат у меня оставалось пятьсот двадцать пять долларов с мелочью. Нормальная сумма. С учётом, что Мэт обещал аванс, — совсем хорошо. Но показывать, что мне так уж по фигу цена было нельзя.

— Ого, — почесал я в затылке. — Кусается.

— А что не кусается? Зато износу им не будет.

— Как насчёт скидки?

— Это уже со скидкой, Джимми. Опять же, — он подмигнул, — ты выиграл у меня вчера пять баксов. Теперь есть, куда потратить.

Я засмеялся:

— Окей, уговорил. Заверните, сэр.

Вечером мы дали прощальное представление (я показал новый трюк с трапецией, — зрители оценили, судя по аплодисментам). Потом был ужин, и все разошлись по трейлерам — готовиться ко сну и завтрашнему дню, на который были запланированы сборы и отъезд.

Перед сном я пошёл прогуляться в ту самую рощицу на окраине города, за цирком и трейлерной площадкой, где утром делал разминку. Это была даже не рощица, а, скорее, высунувшийся к самому городу и до сих пор не отрубленный людьми язык леса, который обступал город в полумиле отсюда.

Я как раз сидел на поваленном дереве на опушке и любовался яркой Венерой, клонящейся к западу в зелёно-оранжевый закат, когда услышал сзади осторожные шаги.

Шли двое.

Шли не быстро и в полной уверенности, что двигаются бесшумно. Вот пусть в этой уверенности и остаются.

Я сел спиной к Венере, вошёл в орно и пропал для наблюдателей.