Глава 18. Никита

Ужин я пропускаю, как и командное собрание после него.

На душе паршиво после разговора с Жевновым. Хочу не думать о нём, не прокручивать в голове весь наш диалог снова и снова, но раз за разом ловлю себя именно на этом.

Ещё и Ева...

Что она думает о моей наглости? О том, что я сбежал как последний трус?

Прости?

Умнее ничего не мог придумать?

Баран.

Я сжимаю зубы и с силой бью кулаком о матрас. Чёртов Жевнов! Должен он был спросить, видите ли! А мне теперь, что делать с этими грёбаными вопросами?!

Нужно проветриться.

Я поднимаюсь с кровати одновременно с тем, как в комнату входит Стас.

— У тебя всё нормально? — спрашивает он. — Девчонки переживают...

— Что, даже Е... эля?

— Вслух она ничего не говорила, — усмехается Безруков, — но по глазам было видно, что и она... Вы... реально целовались?

Я сужаю на него глаза и вновь опускаюсь на кровать:

— С чего ты это взял?

Не верю, что сама Ева могла с ним поделиться таким...

Стас проходит к своей пастели и тоже садится:

— Оксана на ужине пыталась выведать у Эли, что между вами. Говорит, они с Таней видели, как вы того...

— И ты ревнуешь?

— Я? — искренне удивляется он. — Элька классная, я серьёзно тащусь от неё, но вот уже как полгода моё сердце прочно занято другой...

— Так у тебя есть девушка, — киваю я, поражаясь тому облегчению, что чувствую после его слов.

Выходит, ревновал я сам.

— А у тебя? — сдвигает Стас брови, становясь непривычно серьёзным. — Я к тому, что вы сначала не терпите друг друга, а затем целуетесь. Понятно, что и следовало ожидать что-то подобное, но Эля... Ты мне тоже нравишься, не подумай, но...

— Нет, — перебиваю я его. — У меня нет девушки.

— Но ты же не назло? — не отстаёт он. — Не для того, чтобы её обидеть?

— Она мне нравится.

— Да, это само собой, — часто кивает он. — Ты ей тоже нравишься... Короче, — вдруг подскакивает он на ноги, словно запутался в собственных мыслях и решил их оставить как есть. — Пошли, что ли, в бильярд сыграем?

Бильярд... Сейчас мне точно не до него, но выйти из комнаты хочется... Хочется найти Еву и поговорить с ней. И неважно о чём.

— А где сейчас Эля, знаешь? — тоже поднимаюсь я на ноги.

— Почитать хотела, — жмёт Стас плечами, направляясь к двери.

Я иду вслед за ним, но нас обоих останавливает механический женский голос, зазвучавший из невидимых колонок:

— Дорогие дети, просьба всех до одного собраться в общей гостиной. Сбор в общей гостиной, немедленно.

Мы со Стасом озадаченно переглядываемся и выходим в коридор.

Из других комнат тоже вываливают парни, но большая часть ребят уже и так находятся в гостиной. Там, у стены с объявлениями, стоит Лилия Александровна, следящая за порядком на этаже, несколько кураторов, в том числе и наш, и рядом с ними, что вызывает недоумение, девчонка лет шестнадцати, выглядящая одновременно и злой, и взволнованной.

Я останавливаюсь у стены напротив, скрестив руки на груди, и минут через пять гостиная заполняется людьми так, что и яблоку упасть негде. Все галдят, переговариваясь между собой, девчонки хихикают, посматривая на парней, а те в свою очередь ржут и обезьянничают.

Вскоре я нахожу взглядом Еву: она выглядит задумчивой, вцепившись пальцами в край бильярдного стола, на который опирается, и рассматривая носки своих кед.

— Все успокоились и посмотрели на Лилию Александровну! — командирует Станислав Викторович. — Тишина!

Женщина бросает на него благодарный взгляд и строго осматривает всех ребят:

— Пожалуйста, посмотрите налево и направо. Все видят своего соседа? Нет ли отсутствующих? Все здесь?.. Замечательно. Итак, сегодня случилось неприятность. Пять минут назад ко мне пришла Анжелика и сообщила... Анжелика, расскажи всем то, что сказала мне.

Девчонка вытягивается стрункой, задирает подбородок и произносит дрожащим от гнева и слёз голосом:

— Меня обокрали! Эта брошь — фамильная ценность нашей семьи! Её мне отдала бабушка перед своей смертью! Вы обязаны её вернуть! Это не шутки!

— Тише, Анжелика, — успокаивая, притягивает к себе девчонку кураторша. — Мы обязательно выясним, кто её взял, и вернём обратно.

Ребята вновь принимаются галдеть, переглядываясь между собой.

Воровство, значит. Интересно.

— Итак, воровать в месте, которое временно невозможно покинуть — несколько глупо, да? — спрашивает Станислав Викторович. — Потому, если вы таким образом решили подшутить над Анжеликой, то шутку пора закончить. Есть желающие в этом признаться?

Желающих не находится и через пару минут тишины.

— Хорошо, — кивает наш куратор. — Вы же в курсе, что мы можем обыскать каждую комнату, каждый ящик и чемодан? Брошь в любом случае найдётся. И тому, у кого она отыщется, не поздоровится. Все это понимают?

— Можно? — еле слышно спрашивает кто-то.

— Татьяна? Да, пожалуйста, говори.

— Я... — бросает девчонка осторожный взгляд на Еву. — Прости... Я... встретила Эльвиру у нашей комнаты... Возможно, она хотела так пошутить?..

— Когда ты её там встретила? — спрашивает куратор, пока все глаза обращаются к Еве.

Ева бледнеет и смотрит на Таню широко открытыми глазами, в которых читается вопрос: почему?

— Незадолго до того, как вернулась Анжелика и обнаружила пропажу, — тихо отвечает та.

Я перевожу на неё взгляд, удивляюсь, что она отводит от меня свой, и вновь смотрю на Еву, которая теперь тоже смотрит на меня. Мёд её глаз блестит отчаяньем и паникой.

Твою мать, что происходит?

— Таня, ты уверена в своих словах? — спрашивает Лилия Александровна. — Эльвира, ты была в комнате Тани и Анжелики? Что ты там делала?

— Я... я даже не представляю, где она находится! — возмущается Ева. Вполне искренне. — Тань, зачем ты врёшь, что мы встречались?

— Ты... — шепчет та, находясь на грани обморока: бледная, как мел, губы дрожат. — Ты сказала, что искала меня...

— Не говорила я такого!

— Эльвира, — берёт слово наш куратор, озадачено поглядывая то на неё, то на Таню, — если Таня что-то путает, что не исключено, ты не будешь против, если мы проверим твои вещи? Тебе ведь нечего скрывать, верно?

— Мои... Нет! Я не брала ничьей броши!

— Ты — воровка! — ревёт пострадавшая, гневно тыча в Еву указательным пальцем. — Верни мне брошь!

— Навозница повышена до воровки, — тихо усмехается кто-то в толпе.

— Тише, Анжелика, — держит кураторша за руку девочку возле себя. — Эльвира, это простая формальность. Мы убедимся, что пропавшая брошь не у тебя, и будем искать дальше.

— Никто не хочет сознаться, чтобы Эльвира могла избежать этой неприятной необходимости? — спрашивает Станислав Викторович, оглядывая всех пронзительным взглядом.

— Я не брала брошь, — шепчет Ева. — Не надо...

Почему она так не хочет, чтобы обыскали её вещи?

Я встречаюсь с ней глазами, вижу в них растерянность и страх. Она боится того, что у неё что-то найдут. Что-то, чего у неё быть не должно.

И это не брошь.

Это телефон.

Чёрт.

— Хорошо, — продолжает наш куратор. — Оставайтесь на своих местах. Эльвира, Татьяна и Анжелика, пройдёмте в комнату Эльвиры.

— Я тоже пойду! — заявляет Оксана, схватив Еву за руку. — Это и моя комната.

Куратор одним кивком головы и соглашается с Оксаной, и приглашает их всех следовать за собой. Моя старая знакомая тут же обнимает совершенно потерянную Еву за плечи и что-то шепчет ей на ухо. Та отстранённо кивает, и, прежде чем завернуть за угол, бросает на меня затравленный взгляд, чтобы произнести одними губами: это не я.

В комнате вновь воцаряется гвалт. Стас проталкивается сквозь толпу ко мне и нервно усмехается:

— Нет, ты в это веришь?

Я ничего не отвечаю, продолжая напряжённо всматриваться в коридор женской половины этажа.

— Я не верю, — продолжает Стас. — Нафига Эльке чья-то древняя брошь? Но и зачем Таньке врать, тоже не понимаю.

И я.

Стас замолкает и откидывается спиной на стену рядом со мной, копируя мою позу.

Минуты тянутся, как резина. Вынуждают злиться на своё медленное течение и задумываться о том, о чём задумываться не хотелось бы. Нет, она не могла взять брошь, но что будет, когда у неё найдут телефон? Очередное наказание? Её же не отправят за это домой? Мы... мы не можем расстаться вот так. После единственного поцелуя, который я забрал у неё силой...

Я должен извиниться. Поговорить с ней. Обсудить то, что ни с кем другим обсудить не могу. Да и не хочу.

Она нужна мне.

Нужна.

В гостиную возвращается Лилия Александровна. Одна.

— Ребят, расходитесь по своим комнатам. Мы всё выяснили.

— Так это она? — спрашивает кто-то. — Она взяла брошь?

— Нам что теперь нужно прятать все свои драгоценности?

— Эльвира уверяет нас, что не причастна к этой неприятности, — вынужденно отвечает кураторша. — Дальше будет разбираться директор. А кто переживает за свои драгоценности, может сдать их в камеру хранения. Будет меньше прецедентов.

— Я не понял, брошь нашли у Эли, Таня не врала? — широко открыв глаза и рот, недоумевает Стас.

— Да, — на мгновение закрываю я глаза, с досадой ударяя кулаком о стену. — Только это ещё ни о чём не говорит.

Я срываюсь с места, добираюсь до женского коридора, в котором застаю кураторшу и Таню.

— Что теперь с ней будет? — тихо спрашивает последняя.

— Это решит директор, Татьяна, — трогает женщина её за плечо. — Но скорее всего, её отправят домой и пустят в работу то обвинение, из-за которого она сюда попала. Здесь она не справилась, а отвечать за свои поступки необходимо. Ты же это понимаешь?

— Конечно, — кивает та, опуская взгляд, в котором что-то промелькнуло.

Досада? Страх? Или злорадство?

Лилия Александровна идёт дальше, а Таня поднимается глаза, видит меня, чуть вздрагивает, а затем бежит ко мне:

— Никита, представляешь, брошь нашли у Эльвиры! Под подушкой! Зачем она ей понадобилась? Она же такая хорошая и приятная девочка...

— Ага, — бросаю я и иду дальше.

Дверь в комнату Евы и Оксаны закрыта, и у неё стоит наш куратор, к которому и шла Лилия Александровна:

— Она готова?

Куратор видит меня и предупреждает:

— Никита, не нужно...

— Две минуты, — прошу я.

Он всматривается в моё лицо пару секунд, а затем поджимает губы и коротко кивает.

Я открываю дверь и прохожу вглубь комнаты, вслушиваясь в гневное рычание Евы:

— Я не настолько глупая, чтобы воровать и оставлять украденное под подушкой!

— Приходилось уже? — беззлобно хмыкает Оксана.

— Не то чтобы... — теряется Ева и резко оборачивается, когда Оксана видит меня и замечает:

— А вот и причина.

На лице Евы одно за другим меняются выражения: облегчение, страх, сожаление, смущение и досада. Ещё одно короткое мгновение, и в медовых глазах горит вызов. Наслаждаюсь им секунду, а затем быстро сокращаю расстояние между нами и крепко её обнимаю.

— Ты мне веришь, — едва слышно выдыхает она, расслабляясь в моих руках.

Ничего не отвечаю, обнимая её ещё крепче.

— Эльвира, пора, — звучит у меня за спиной. — Директор нас уже ждёт.

Ева неловко выбирается из моих рук, смотрит на меня секунду со смесью смущения и благодарности во взгляде, встряхивается, словно новорождённый феникс, от пепла и, гордо подняв подбородок, идёт вон из комнаты.

Её не сломить ни лживыми обвинениями, ни чем бы то ни было.

Невероятная.

Ну а мне... Мне остаётся лишь выяснить правду. Я не могу потерять её, когда только-только нашёл.

Поворачиваюсь к Оксане и спрашиваю:

— Причина?

Загрузка...