Чужая

Глава 9. Ева

— Так что им нужно от тебя? — интересуется Стас, усаживаясь у воды в сторонке от остальных веселящихся ребят. — Ник ничего толком не объяснил, когда понял, куда они направились.

— В смысле? — не понимаю я, усаживаясь рядом.

— Ну... Я заметил, что тебя нигде нет, спросил у него: не видел ли он тебя, а он такой: так вот куда они пошли. И сорвался в лес, позвав меня с собой.

Хм. Громов не видел, как я уходила, но увидел, как ушли эти уроды, сопоставил и помчался меня выручать. Невероятно, но факт.

Очень интересно...

Я опускаю ноги в тёплую воду и рассказываю Стасу о вчерашней стычке.

— Громов чувствует вину! — делаю я вывод в конце.

— Как вариант, — жмёт плечами приятель. — Но сейчас не о нём. В общем, я за то, чтобы ты больше никогда не оставалась в одиночестве. Предлагаю свои услуги в роли телохранителя.

— Очень смешно, — улыбаюсь я.

— Ты же видела меня в деле! — лыбится он. — Ладно, я серьёзно, Эль. С ними надо что-то делать... Может, расскажем моему крутому тёзке?

— Крутому? — поднимаю я брови. — Успел проникнуться к Эсвэ?

— Ты всем прозвища придумываешь? — улыбается он.

— Его имя пока выговоришь, — жму я плечами. — Я берегу свое время и язык.

Длину которого, кстати, кое-кто не собирается проверять.

Вот чёрт, засело же в голове!

— А у меня от тебя прозвище есть? — щурится Стас.

— Выбирай, — хмыкаю я. — Блондинчик, диджей-щегол, но Стасом тебя называть, проще, да.

Парень хохочет, обнимая меня одной рукой за плечи, а просмеявшись, спрашивает:

— Блин, откуда ты такая? Тащусь от тебя.

— Спасибо, — саркастично бросаю я, глядя вдаль.

Противоположный берег сплошь состоит из высоких вершин. Вот бы попасть туда, после того как я верну свой телефон, конечно.

И, кстати, зря я тут «очаровываю» Стаса, потому что в будущем его ожидает настоящее разочарование.

— Так что? Расскажем Эсвэ?

— Нет. Назло им не стану жаловаться, — говорю я твёрдо.

— Тогда решено. Буду возле тебя круглосуточно, — лыбится этот шутник.

— Ещё чего! — пихаю я его плечом, а затем прошу серьёзно: — Рассказывай. Как ты, чёрт возьми, связался с наркотиками?

Из Стаса тоже испаряется веселье. Он сгибает ноги в коленях и укладывает на них руки, устремляя взгляд в сторону. Молчит около минуты, затем спрашивает:

— Тебе когда-нибудь хотелось выглядеть в чьих-то глазах крутой? Ну да, — тут же усмехается он. — Ты сама по себе такая...

— Чушь, — не соглашаюсь я.

— Ага. Так вот, однажды в клубе, в котором я играл, меня свели с крутыми людьми. Они, как бы, сразу приняли меня в свою компанию... А я очень хотел тусить с ними. Дебил. Вот так и зашёл разговор, кто на что способен. Честно? Я капец как очковал, но ещё больше боялся ударить в грязь лицом перед ними, понимаешь? Строил из себя не пойми что... Первая партия была мизерной, я легко её сбыл, даже играючи. Мозги совсем отключились, походу, от эйфории. Это была проверка с их стороны, знаю. На второй, побольше, меня и поймали. Теперь мне в точности знакома фраза: упасть с небес на землю. Никогда не забуду разочарование в глазах родителей. Особенно в маминых... Полный трэш. Я на полном серьёзе собирался в тюрьму, Эль. Хотел по всей строгости закона ответить за свои проступки. Но та же мама настояла на «Золотом городке». Любит меня вопреки, как будто я заслуживаю...

— Заслуживаешь, — вновь пихаю я его плечом. — Хорошо, что ты одумался, Стас. Серьёзно.

Его рассказ, на самом деле, меня поразил до глубины души — раскаяние видно не вооружённым глазом. Мне даже стыдно стало за своё поведение.

— Извини меня, ладно? — спрашиваю я тихо. — Я не имела права тебя осуждать, не выслушав твою историю.

— Зато это лишний раз напомнило мне о том, каких я по-настоящему хочу иметь друзей, — улыбается он.

— Эй, мы знакомы третий день, притормози! — смеюсь я.

— Серьёзно, я ещё не встречал таких девчонок, как ты.

— И больше не встретишь, — прячу я за мнимой важностью жуткое смущение и киваю на воду, чтобы закончить этот тревожный разговор: — Мне кажется, или тебе пора освежиться?

— Кстати, почему я ещё не увидел тебя в купальнике?

— Я не умею плавать, — пожимаю я плечами.

— Шутишь? Чего там уметь? — не на шутку удивляется он.

— Не люблю я воду, ясно? — грубо бросаю я. — Всё. Вали.

— Окей, отстал, — поднимает он руки, сдаваясь, и встает на ноги. Сморит мне за спину и спрашивает у кого-то: — Присмотришь за ней? Я тогда пойду всё же побью твой рекорд.

Я оборачиваюсь за плечо и, к своей досаде, вижу Громова. Стоит, опираясь плечом на ствол дерева и скрестив руки на груди. Весь из себя такой крутой, что бесит. Отворачиваюсь почти мгновенно и слышу его насмешливый вопрос:

— И чем тебе не угодила вода?

Этот придурок ещё и подслушивал!

— Какая тебе разница?

— Никакой.

— Вот и чудесно.

Я отрываю травинку и кручу её в пальцах. Понимание, что Громов стоит у меня над душой тревожит и злит одновременно. Вот, что ему нужно? Серьёзно, собрался присматривать за мной по просьбе Стаса? Очень сомневаюсь.

Я поднимаюсь на ноги с намерением вернуться к Оксане с Таней, поворачиваюсь, но врезаюсь в лёд следующего вопроса от его величества:

— Так что ты делала в лесу, Еэля?

— Тебе же было плевать, — смотрю я на него.

— Мне и сейчас плевать, — дергает он одним плечом и отталкивается от дерева, чтобы направится в мою сторону. — Так, любопытно.

— За это носы отрывают, на секундочку, — криво улыбаюсь я.

— Ты хоть пробовала? — сужает он глаза, останавливаясь в метре от меня.

— Что?

— Отвечать на вопросы нормально?

— Нормальность — для слабых духом, — философствую я и снова делаю попытку уйти, но Громов ловит мою кисть и рычит:

— Куда ты опять собралась?

— Не переживай, снова меня спасать не придётся, — цежу я. — И вообще...

— И вообще, — перебивает он меня, — тебе пора завязывать нарываться! В третий раз меня может не оказаться рядом.

— А ты продолжай, — делаю я шаг ближе, чтобы прошипеть ему в лицо, — напоминать себе, что всё началось с тебя, и точно будешь где-то поблизости.

— Ты... — зло поджимает он губы.

— Неблагодарная тварь, не упавшая тебе в ноги? — Я вырываю руку из его пальцев и бросаю себе за плечо: — Я к Тане с Оксаной.

— Вали куда хочешь! — зло прилетает мне в ответ.

Чёрт, я и правда веду себя, как неблагодарная тварь. Не знаю, справилась бы я там, в лесу, одна, если бы не Он... Сомнительно, конечно. Но и Его поведение оставляет желать лучшего. Так что... Сам виноват, да.

Мы остаёмся на озере ещё полчаса, а затем возвращаемся в лагерь. По дороге Станислав Викторович узнает о нашей готовности играть в футбол и баскетбол, потому ведёт нас другим путём. Через спортивные площадки. Они не то чтобы большие, но своим видом и убранством приносят эстетическое удовольствие.

Почти все парни в восторге от футбольного поля, в том числе и я. Нам уже хочется ринуться в бой, и Эсвэ сдаётся под нашим натиском — обещает попробовать устроить первую тренировку уже сегодня после ужина.

У главного знания нас распускают каждого по своим делам. У меня и ещё у пары-тройки ребят это первый сеанс у психолога.

Мы со Стасом поднимаемся на второй этаж и расходимся каждый к своему кабинету.

Я пару раз стучу в дверь, вхожу внутрь и замираю на пороге. Потому что, кажется, спутала нужный мне кабинет с кабинетом директора.

— Всё в порядке, Эльвира, — улыбается Игорь Олегович, поднимаясь из-за стола. — Проходи, присаживайся.

— Вы... вы мой психолог? — глупо спрашиваю я.

— Всё верно.

Я сглатываю ком и, опустив глаза в пол, семеню к креслу, на которое указывает мужчина. Сам же он обходит свой рабочий стол, прислоняется к нему задом и опирается на столешницу ладонями:

— Сегодня мы не будем поднимать сложные темы, а просто познакомимся поближе, хорошо?

Я киваю, стараясь не подавать вида, что нахожусь на грани паники.

Обманщица и директор-психолог — убойное сочетание. Лучше не придумаешь, чёрт!

— Расскажи, Эльвира, как тебе здесь?

— Хорошо, — осторожно отвечаю я.

— То есть тебя всё-всё устраивает?

Кажется, это вопрос с подвохом. Вряд ли настоящую Эльвиру здесь всё устраивало бы.

Та-а-ак, нужно хорошенько подумать, прежде чем отвечать.

Я — девочка из богатой семьи, которую не удивить здешним сервисом и развлечениями. Итак...

— Почти всё. Мне не нравится, что я вынуждена убираться в курятнике. Не нравится жить по расписанию, особенно ранние подъёмы. Раздражает отсутствие телефона и интернета. И походы на зарядку. Отбой в одиннадцать, словно мне пять лет! Ещё я скучаю по друзьям. По аквааэробике. По свободе действий, наконец!

Директор хмыкает и кивает:

— Так-то лучше. А теперь о работе в курятнике. Скажи, Эльвира, тебя чему-нибудь учит эта необходимость?

— Т-труду?

— Здесь нет правильных ответов, — улыбается он. — Не пытайся угадывать, говори, как есть.

— Как есть... — втягиваю я в себя воздух, а затем выдыхаю: — Эта необходимость научила меня тому, что нельзя позволять другим указывать тебе, что делать. Плохо отражается на репутации, — жму я плечами в конце.

— Хороший вывод. Не о репутации, а об указаниях. Расскажешь о том, что тебе указали делать и почему ты согласилась?

Потому что я здесь не под своим именем и испугалась взгляда Громова.

— Я ответственная за уборку помёта, — поджимаю я губы. — И не нравлюсь тому, кто сам себя назначил главным в нашей команде.

— То есть ты согласилась, чтобы ему понравиться?

— Нет! — округляю я глаза, а затем ворчу: — Он вынудил меня согласиться.

— Понятно... И что ты чувствуешь?

— К нему? Ничего я к нему не чувствую! Если только раздражение...

— А к ситуации в целом? — явно сдерживает мужчина снисходительную улыбку.

Чёрт. Громов мне и здесь покоя не даёт. Одни проблемы от него!

Я заставляю себя успокоиться и говорю ровно:

— Я ведь сюда не отдыхать приехала, а исправляться. Вот и исправляюсь.

— Смирилась, выходит?

— Да.

— Понял. А теперь расскажи о своей семье?

Это предложение мне нравится гораздо больше, чем говорить о своих чувствах.

Про родителей Эльвиры я выучила всё назубок, как то единственное стихотворение в девятом классе.

Я вас любил, любовь ещё, быть может... и так далее.

Я расслабляюсь и рассказываю, рассказываю. Игорь Олегович иногда задаёт мне вопросы, часто соглашается с «моим» мнением, слушает внимательно и как будто с интересом. Так и проходит время.

— Что ж, хорошо, — говорит мужчина, когда я, кажется, рассказываю всё, что могла. — Закончим на сегодня. Был очень рад пообщаться с тобой, Эльвира.

— Всё?

— Да, можешь идти.

Я задерживаюсь в коридоре на пару минут, чтобы проанализировать разговор с директором и понять, не накосячила ли с ответами. Кажется, всё прошло нормально. Растерялась, конечно, вначале, но затем взяла себя в руки. Короче, можно выдыхать.

Я улыбаюсь самой себе и направляюсь к лестнице. Интересно, а со Стасом тоже уже закончили или нет?

Заворачиваю за угол и снова цепляюсь взглядом за пианино, которое видно в открытую дверь кабинета. Только на этот раз на нём кто-то играет. Очень неплохо, кстати. Мелодия экспрессивная и завораживающая. Всегда поражалась людям, которые умеют что-то подобное.

Подхожу ближе, чтобы посмотреть на музыканта, да так и открываю рот...

Громов.

Никита Громов — пианист. Музыкант. Талантливый и увлечённый.

С ума сойти!

Я как заворожённая наблюдаю за его пальцами, порхающими по клавишам; за напряжёнными, сильными руками; за играющими на спине мышцами.

Невероятно.

Он — невероятный.

А я... Я перестаю понимать что-либо...

Впрочем, сейчас мне это и не нужно. Сейчас я просто хочу наслаждаться музыкой и тем, что вижу. Потому что... это цепляет. Очень сильно. Так, что нереально отвести глаз. Так, что внутри меня что-то неуловимо меняется.

А следом меняется и мелодия...

По телу прокатывается тревожная волна узнавания.

«In The End»... Linkin Park... Её невозможно не узнать!

Боже, потрясающая песня, и слышать её на пианино... Полный восторг. Как взлететь к звёздам, не меньше.

Что этот парень со мной творит?..

Ближе к куплету мне невыносимо сильно хочется слов, я даже открываю рот, чтобы пропеть их безмолвно, но тут начинает петь сам Громов... Честно? Я едва не съезжаю по стене вниз от нахлынувшего изумления и чувств, что рождает во мне его голос.

— Да ты издеваешься, — выдыхаю я едва слышно.

Но у кого-то слишком чуткий слух. Музыкант же...

Громов резко замолкает, обрывая и мелодию и, нахмурившись, смотрит себе за плечо.

— Дверь была открыта! — спишу я оправдаться. — Прости, что помешала. Я не назло.

— Что-то новенькое, — отвернувшись, глухо бросает он и закрывает крышку пианино.

— Нет-нет! — быстро прохожу я к инструменту и открываю крышку. — Продолжай играть. Я уйду.

— Спасибо, — хмыкнув, снова опускает он крышку. — Наигрался.

Никита поднимается с места и разворачивается к выходу. На лице при этом маска полного равнодушия. Но в красивых глазах промелькнуло подобие огня. Наверное, я последняя из тех, кем он предпочёл бы быть застигнутым врасплох.

— Ник...

Я не представляю, что хочу сказать... Не представляю, что со мной происходит... Но оставлять между нами всё как есть не хочется. Вот как, прикажете, мне на него злиться после того, что я сейчас увидела и испытала?

Внутренние изменения требуют и внешних.

Никита останавливается и медленно разворачивается обратно. Поднимает брови и ждёт. Я закусываю нижнюю губу, делаю шаг ближе к нему, но смотрю при этом куда угодно, только не в его глаза.

— Я хотела... хотела извиниться... И сказать... сказать спасибо. За лес. Вот.

Никита молчит. Как по мне, слишком долго. Я не выдерживаю и поднимаю на него глаза. Он хмурится, словно решает какую-то задачку, а затем тоже делает резкий шаг ко мне. Сужает глаза и спрашивает тихо:

— Ты правда думаешь, что я не узнал твои веснушки или глаза? Не узнал твой голос или смех? Правда наивно полагаешь, что за эти дни я не постарался узнать побольше о Эльвире Королёвой? Если так, то зря. Поэтому, пожалуй, уточню. — Пока я нахожусь в состоянии шока, он склоняется ещё ближе и выдыхает у моего лица: — Кто. Ты. Такая?

Вот чёрт.