Чужая сказка

Глава третья.

Нет, они не расстались.

Вернее, не расстались тогда.

Николай через несколько дней пришел к любимой и предложил «попробовать». Лера смотрела на него и думала о своем. В ее представлении «попробовать» можно было блюдо или напиток. На худой конец, можно попробовать заняться чем-то новым, интересным. Тем же пилатесом (и что за зверь этот пилатес? Лера даже не знала, как правильно пишется данное слово). Или научиться вышивать крестиком… Но как попробовать жить «вместе», когда люди находятся в разных странах? Или это как в той песенке: «Он в Москве, она в Сибири, жили врозь и дети были…»? А потом Николай уехал, обещая приезжать. Лера, смирившись с принятым решением, тоже собиралась навещать парня.

«Пять лет, не так уж и много», — думали они оба.

Мама была против. И папа был против. И даже все-все вокруг. Общее настроение превратилось в хоровое звучание песни «Не нужен мне берег турецкий», и никого не смущало, что берег был не турецкий, а шведский, и от родного Мурманска — это час на самолете. А с учетом разницы во времени и вовсе не заметишь этого часа. Но так думала только Лера.

Перелет на самолете из Мурманска в Стокгольм — приключение не для слабонервных. Во-первых, прямого рейса нет. Только через Москву-матушку или Питер-батюшку. Ладно, Лера не маленькая девочка, не потеряется. Собралась, купила билеты так, чтоб времени хватило и багаж получить, и зарегистрироваться на новый рейс.

Прилетев в Домодедово, Лера быстро получила багаж и, не обнаружив на табло начала регистрации на свой рейс, устремилась к стойке справочного. Миловидная девушка взяла билеты и тут же вернула. Улыбаясь она сообщила, что указанный в билете самолет в Стокгольм вылетает — тадам — из Шереметьева, а до него 90 километров! Леру затрясло. Она с ужасом взирала на билеты, которые и отличались лишь тем, что на них были разные аббревиатуры аэропортов. До самолета оставалось меньше трех часов. Нужно успеть.

Взмыленная, как скаковая лошадь, сбивая огромным чемоданом всех на своем пути, она подлетела к стойке регистрации в Шереметьево и трясущимися руками протянула паспорт с билетом. Молодой человек, стоящий за стойкой, с интересом смотрел на нее. Ну еще бы! От укладки за тысячу рублей остались жалкие сосульки. Макияж, на который утром ушло почти полтора часа, передислоцировался под глаза. Сейчас из зеркала на Леру смотрела невыспавшаяся панда. А по спине противно скатывались капельки пота, и на том, что было под джинсами, пролегла влажная дорожка. Но все это было неважно, ведь девушка успела на самолет: до конца регистрации оставалось несколько минут. Однако на этом приключения Леры, спешащей к любимому, не закончились. Вернее, они только начинались.

Во-вторых, Коля не смог ее встретить. На самом деле он бы и рад был, но в тот день знатно штормило (штормило — это мягко сказано), и парень застрял на одном из островов, где проводил какие-то не то исследования, не то расчеты. Лера из аэропорта Стокгольма до Гётоборга добиралась поездом. Из-за собственной невнимательности она купила билет на поезд, который преодолел пятьсот километров почти за пять часов. Это потом она узнала, что можно было купить на другой, высокоскоростной. Он бы доехал за три часа. Но Лера об этом не подозревала, пытаясь привести себя в порядок, ведь в Гётоборге ее должен встретить Коля, которого она не видела уже два месяца. Она еще не знала, что во́ды, омывающие Швецию, настолько различны. В Стокгольме светило солнце, хотя и было ветрено, но Балтийское море было ласково. Чего нельзя было сказать о проливе Каттегат. Там штормило так, что при выходе на перрон, Лера тут же затянула шнурок на капюшоне куртки, на ходу завязывая его на морской узел, чтоб шнурок не развязывался.

Сколько она не ходила по перрону, Колю так и не нашла. Пришлось идти на вокзальную площадь в поисках такси. Как апофеоз всему привокзальная площадь была пуста. Лера чуть не взвыла. Только через час она смогла добраться до общежития, где обитал ее любимый. А он там именно обитал. Так гусь обитает на озерах, а бакланы — на побережье Галапагоса. Ни больше, ни меньше. Внизу консьерж закивал, узнав Николая по фотографии, но сказать о том, когда тот появится, не мог. Лера в третий раз за день подавила в себе слезы. Мама говорила, что плакать из-за мужчины — низко. Говорила, что ни один мужчина не стоит женских слез. Девушка устроилась на диванчике в уголке холла и приготовилась ждать. Она ведь любит Николая, наверняка, у него случилось что-то очень серьезное. Не просто так задерживается.

Лера сама не заметила, как задремала. Проснулась из-за того, что кто-то тряс ее за плечо. Подняла глаза, вскочила, испугавшись не на шутку. Огромный светловолосый детина, заросший по глаза курчавой густой бородой, разбудил ее, узнав. Как выяснилось, Асбьорн Линдхольм, как представился молодой человек, — сосед по комнате Николая. Он объяснил, что Коля из-за непогоды застрял на острове и поэтому не смог встретить Леру сам. Асбьорн проводил ее в комнату, огляделся, собрал кое-какие вещи и ушел к соседям, чтоб не смущать девушку.

Лера, оставшись одна, осмотрелась. Комната была небольшой. Два стола, две кровати, маленький холодильник, угловой шкаф, а рядом с ним какая-то непонятная штука, вроде наклоненного под углом стола с прикрепленными к нему бумагами. Видимо за ним и работал Николай (часть записей на чертеже была на русском). На большом окне жалюзи. Обычная холостяцкая берлога. Ни тебе занавесок, ни цветов в горшке. Лишь у изголовья Колиной кровати висели какие-то ленты, к которым крепились фотографии Леры. Девушка, как была в куртке, села на кровать и прилегла на подушку. Через минуту она, измученная дорогой, уже спала.

Коля смог приехать через два дня. За минувшие два месяца он так оброс, что Лера, встреть она его где-нибудь на улице, не узнала бы. Парень обрадовался и радовался целых два дня! Вернее, они радовались вместе. А потом он вновь уехал. И вернулся только спустя три дня, когда Лере пора было возвращаться домой. Николай, тиская в своих огромных ручищах тонкий девичий стан, все вздыхал, а потом усадил ее на самолет, обещая приехать. Лера плакала, хотя договорилась сама с собой, что плакать не станет. Но сердце скручивалось в узел, стоило подумать, что она еще нескоро увидит любимого.

Коля приехал на Новогодние каникулы. В это время Лерины родители отдыхали на Бали. Страсть кипела так, что обнаглевшая парочка практически не выходила из дома, большую часть времени проводя в кровати. Но все меры предосторожности были соблюдены. С детьми влюбленные спешить не хотели.

А летом Лера сама уехала к Николаю «попробовать». Место, где они жили, не тянуло даже на звание поселка. Небольшое селение, которое с трудом можно было отыскать на карте самой Швеции. Домов пятьдесят, универмаг в центре, почта, банк, микроскопическая школа и домик врача. Одним словом — захолустье. Ни тебе баров, ни ресторанов, ни знакомых, ни друзей, ни мамы с папой. Тоска. Да, природа красивая. Да, велосипедные дорожки оборудованы повсеместно, а на вершину не то сопки, не то горы можно было запросто подняться, но все это не привлекало Леру. Пока Коля был рядом, она была счастлива, но стоило ему уехать, и девушку съедала тоска. Такая тоска, что не вздохнуть! До этой поездки она не думала, что будет так скучать по дому, по русской речи. Здесь она пересматривала старые комедии и наслаждалась звучанием русских песен, даже подпевала Новосельцеву и Людмиле Прокопьевне. Но потом измученный, похудевший возвращался Николай и все становилось хорошо. Можно было дальше жить, радоваться до его очередного отъезда.

Так влюбленные мотались год. Они все так же горячо любили, страстно желали друг друга. А потом семья Леры переехала в Питер. Новая работа, новые люди, новые друзья. Новая интересная жизнь. А там Коля. Со своими мостами. Со своими дорогами. Вечное захолустье, где кроме самого Николая ничего нет. Лера перестала ездить в Швецию. У Коли проект проходил последние проверки перед запуском строительства. Им обоим стало некогда.

Нет, они созванивались. Объяснялись в любви. Сначала каждый день. Потом реже… То Лера закрутилась, то Коля был вне доступа на объекте… А потом появилась она — Обида: «Если любит пусть первый/первая позвонит! И так я каждый раз иду на уступки».

И эта обида отравляла сознание. А после Обиды пришло Недоверие: «Пока я здесь, у нее/него там уже, поди, кто-то появился…»

Звонки превратились в редкие смс, а потом и они прекратились. И трудно было сказать, кто прекратил эти отношения, горевшие, как факел на ветру, и погасшие, как факел, у которого выгорело масло. А без масла факел гореть не мог.